Дочь короля Артура. Глава 4. Суд над ведьмой

                Со дня возвращения магии в Камелот прошло два месяца.

                Как ни странно, обычные люди приняли эту новость довольно спокойно, но вот сами маги и волшебники… Многие из них считали, что всё должно было стать так, как было прежде, задолго до начала Великой Чистки. Иными словами, они хотели обрести полную свободу в своём колдовстве.

                Но Особый пункт королевского указа о возвращении магии в Камелот ясно утверждал: «Магия может использоваться только во благо и на пользу королевства и его жителей. Волшебники, которые нарушат этот указ и злоупотребят силой, чтобы нанести с её помощью вред здоровью или убить, будут считаться преступниками и подлежат смертной казни.

                Те из них, кто направит магию против королевства в целом и членов королевской семьи, будут обвинены в государственной измене и также казнены». (К тому же теперь люди были обязаны докладывать об обнаруженных колдунах и ведьмах в Камелот, а не вершить над ними самосуд, как часто бывало в прежние времена).

                На этом пункте твёрдо настоял королевский советник и придворный маг Камелота — Мерлин. Гвиневра была с ним полностью согласна. В своё время именно бесконтрольное использование колдовства принесло в это королевство хаос и раздор. И когда король Утер Пендрагон объявил о начале войны с магами, большинство подданных были с ним согласны.

                — Понимаешь, Гвен, в чём дело, — говорил Мерлин своей королеве. — Если хорошо подумать, то корень зла и источник всех бед заключался совсем не в Утере. Волшебники сами навлекли этот кошмар на свой род. Своей гордыней и высокомерием они отпугивали и отталкивали от себя обычных людей, они посеяли в их сердцах страх. А Утер лишь умело взрастил эти посевы, превратив страх в ненависть, а ненависть в лютую, испепеляющую всё на своём пути ярость, которая по сей день сжигает сердца и души людей, не владеющих магией…

                Мои братья и сестры должны забыть о своём превосходстве над смертными. Мы, волшебники, — всего лишь слуги для всех людей, когда-либо живших на этой земле, не более и не менее. Наша Сила была дана нам для их защиты и помощи. И каждый маг и чародей обязан знать и помнить об этом!

                — Не думаю, что Моргана и её последователи согласились бы с тобой, — сказала на это Гвен. — Ведь они считали, что Магия должна править этим миром, а не прислуживать ему.

                Мерлин усмехнулся:
      
                — Гвен, ты как никто понимаешь разницу между «прислуживать» и «служить». Хороший слуга всегда исполнит приказ своего господина, сделает то, что ему было велено. Но он никогда не станет рисковать своей жизнью ради него без приказа. В конце концов, нового хозяина можно всегда найти, знатных вельмож в этом мире полно.

                Но если для слуги господин стал дорогим и близким человеком, лучшим другом, ради которого он рискнет жизнью, то начинает служить по-настоящему, а не прислуживать, пресмыкаясь, стоя на коленях.

                Гвен, вспомни, сколько раз ты рисковала жизнью ради Морганы, хотя она и не приказывала тебе этого? А всё потому, что она была когда-то лучшей подругой, а не просто твоей госпожой.

                Бывшая служанка погибшей ведьмы тяжело вздохнула:

                — И кто же мог знать, что моя госпожа и лучший друг когда-нибудь будет жаждать моей смерти только за то, что я заняла её место. Ты ведь знаешь, как никто другой, что я никогда не стремилась к трону и короне. Я полюбила Артура, несмотря на то, что он был принцем. И не питала напрасных надежд, что когда-нибудь стану его королевой. Но так видно было угодно судьбе и богам, а кто мы такие, чтобы оспаривать их волю...

                А как я боялась не угодить Моргане, когда впервые попала к ней в услужение. Я считала, что она, как подопечная короля, избалована и капризна и будет ко мне очень требовательна. Но с первого же дня она была добра и ласкова.

                Ты ведь помнишь, какой была Моргана, правда, Мерлин? Более отзывчивого и всегда готового прийти на помощь другому человека я не встречала в своей жизни. Трудно поверить, что сейчас люди при одном упоминании её имени начинают плеваться и испуганно перешептываться. Она навсегда останется в их памяти, как злобная и тёмная ведьма, сеявшая вокруг себя только хаос и разрушения.

                На сей раз тяжело вздохнул Мерлин:

                — Да, к несчастью, Моргана оставила после себя дурную славу, и эта слава пагубно отразилась на всём колдовском народе. Едва ли она когда-нибудь полностью изгладится из людской памяти.

                — Искренне тебе сочувствую, Мерлин. На твои плечи легла воистину тяжкая ноша — ты несёшь ответственность за дальнейшее отношение обычных людей ко всем остальным магам и волшебникам.

                Теперь лишь от тебя одного зависит, примут ли люди твоих собратьев, или же отвернутся и возненавидят их окончательно.

                — Я знаю это, ваше величество, — Мерлин перешёл на официальный тон, — и я докажу, что Магия способна не только разрушать и губить всё на своём пути, но также лечить болезни, приносить хороший урожай и многое-многое другое, и всё это — только ради блага и процветания королевства и всех его жителей!

               
                *

                Этот памятный разговор состоялся более двух месяцев назад, вскоре после разрешения использовать магию в Камелоте и создания ограничений для тёмных колдунов и ведьм…

                Королева Гвиневра сочувствующе посмотрела на своего советника и придворного мага. Выглядел Мерлин, мягко говоря, неважно: бледнее обычного, от постоянного недосыпа у него под глазами образовались тёмные круги. Со вступлением в новую должность на его плечи легло вдвое больше обязанностей. Придворного мага у Камелота не было вот уже более полувека, и никто точно не мог сказать, какие обязанности он исполнял раньше.

                Но первой задачей, которую поставил перед собой Мерлин, было завоевать доверие людей, для начала — внутри королевства. Он начал с Нижнего города и стремился показать, что и будучи волшебником он остаётся таким же человеком, как и все остальные. Что его не надо бояться и в испуге шарахаться каждый раз, как только он пройдёт мимо.

                Больше всего Мерлина угнетало, что родители стали прятать от него своих детей. Волшебник любил находиться рядом с детьми, это приносило ему успокоение и облегчение, он чувствовал, будто заряжается от них положительной энергией.

                Детей почему-то называют «цветами жизни», но, по мнению Мерлина, им бы больше подошло название «земного солнца», потому что каждый ребёнок несёт в себе маленький лучик тепла и света. Но не каждому удаётся сохранить его, став взрослым, однажды горе и невзгоды навсегда гасят этот лучик… Артуру удалось сберечь в себе это детское волшебство, хотя оно и пряталось глубоко-глубоко внутри. А вот сам Мерлин всегда щедро делился теплом и светом с людьми, пряча под ними свою боль и отчаяние.

                Детство мага нельзя было назвать радостным и безоблачным. Мерлин родился в маленькой бедной деревушке под названием Эалдор, что за Белыми горами. Внезапная беременность Хунит, тихой и добродетельной девушки, стала для всех полной неожиданностью. Она была не из тех, кто позволит себе близость с мужчиной до свадьбы, это было прекрасно известно всем парням в деревне. Многие из них были бы счастливы привести такую хозяйственную, работящую девушку в свой дом.

                И тут такой позор! Разумеется, отцом ребёнка не мог быть кто-то из местных. Но никто и никогда не видел рядом с Хунит чужака. Толки и пересуды начали преследовать Мерлина ещё до появления на свет.

                Сверстники не желали принимать его в свой круг. Конечно, они не знали о Даре Мерлина, но, может быть, в глубине души чувствовали, что он не такой как они. Дети часто способны ощущать то, что взрослым не под силу. Но чем старше становился Мерлин, тем больше его сторонились взрослые, и наоборот льнули малыши. В Камелоте он иногда присматривал за чужими детьми, придумывал разные игры и забавы…

                Но это было до того, как люди узнали о сущности Мерлина. Теперь они держали своих детей подальше от него, запрещая им даже смотреть на колдуна, опасаясь «дурного глаза».

                Но постепенно всё стало меняться. Немаловажную роль в этом сыграло исцеление дочери лорда Грифина. В тот знаменательный вечер в покоях умирающей девочки, помимо самого Грифина, присутствовала вся его прислуга, и люди моментально разнесли весть о чудесном выздоровлении леди Мелани. Неожиданной удачей обернулась привычка сплетников сильно преувеличивать происходящее.

                По словам челяди лорда, Мерлин не просто излечил девочку от смертельного недуга, а вернул её с того света, поскольку та была уже мертва. Опровергать слухи было бесполезно.

                Отношения лорда Грифина и Мерлина кардинально  изменились в лучшую сторону. Отныне и до конца своих дней в любое время маг был самым желанным гостем в его замке, а в лице Грифина Мерлин приобрёл влиятельного союзника и покровителя. Он стал наставником чародея в политических и дипломатических делах королевства. И Мерлин осваивал новые науки достаточно быстро и довольно успешно.

                — Вы весьма способный и талантливый ученик, господин Мерлин, — говорил Грифин. Теперь он обращался к магу исключительно на вы.

                — Это полностью ваша заслуга, милорд. Я не встречал ещё в своей жизни более терпеливого наставника. А чтобы вложить в мою голову хоть крупицу знания, требуются поистине титанические усилия! Спросите у Гаюса. Когда-то он мечтал вырастить из меня достойную замену, но быстро понял, что это пустая трата времени.

                Мерлин был безмерно благодарен лорду Грифину за то, что тот стал его наставником в политике королевства. Маг обладал прирождённой интуицией и чутьём, но у него не было твердости, а главное — опыта, которым в полной мере владел Грифин.

                Королева Гвиневра возложила на плечи Мерлина слишком большую ответственность, сделав его своей правой рукой в столь тяжкие и для неё, и для Камелота времена. И эта рука должна была быть тверда и сильна как никогда прежде.

                Мерлин больше не имел права на ошибку, он не мог оступиться, потому что любая ошибка грозила привести к гибели не только мага, но и целого королевства, чья золотая эпоха лишь зарождалась, когда на трон взошёл король Артур…


                *

                — Ты хотела меня видеть, Гвен?

                Они были в покоях Гвиневры и могли спокойно пообщаться как старые друзья, а не как королева со своим советником.

                Мерлин, конечно, заметил сочувствующий взгляд Гвен, но он не собирался жаловаться. Да, после того, как Магия вернулась в Камелот, было тяжело. Очень нелегко, когда правда о тебе открывается сразу всем. Но ещё тяжелее, когда от тебя отворачиваются люди, ещё вчера пожимавшие твою руку…

                Мерлин не винил их за это. Страх перед неведомым колдовством лишь окреп за долгие годы Великой Чистки. И Мерлин знал, что вернуть людское доверие к волшебникам и магам будет весьма непросто, но он, полжизни мечтавший об этом дне, с радостью положит вторую половину своей жизни, чтобы это осуществить!

                — Как твои дела в Нижнем городе? — спросила Гвен. — Я слышала, что ты поставил на ноги парня, упавшего с лошади. Говорят, что у него была сломана спина, и он был парализован.
      
                — Людская молва склонна всё преувеличивать.

                — Хватит скромности, Мерлин. Времена, когда за твои заслуги награду получали другие, безвозвратно ушли в небытие. Пора выйти из тени! — сказала Гвен и тут же добавила: — Впрочем, я позвала тебя вовсе не за тем, чтобы петь хвалебные оды. В деревне Хварис, что находится на самой границе наших Северных земель, была обнаружена колдунья.

                — Она постоянно живёт в этой деревне?

                — Да. По словам старосты, колдунья родилась и выросла там.

                — Это странно, — задумчиво произнёс Мерлин. — Зачем так раскрываться и вредить деревне, где она спокойно жила долгие годы? И что она сделала?

                — Гедрик, деревенский староста, говорит, что она приворожила его сына.

                — И это всё? — насмешливо спросил Мерлин. — Для того, чтобы привлечь внимание мужчин, необязательно прибегать к колдовским чарам. Для этого достаточно и простых женских.

                —  Я согласна с тобой, — кивнула Гвиневра, — но это не единственное, в чём её обвиняет Гедрик. В деревне стали пропадать люди: мужчины, женщины, дети.

                — А вот это уже серьёзно. И староста считает, что если казнить ведьму, то пропавшие найдутся?

                — Видимо, да.

                — Гвен, поверь тому, кто действительно разбирается в магии, это полный абсурд! Чары колдуна далеко не всегда можно развеять с его смертью, иногда они лишь укрепляются благодаря этому. К тому же ведьма — единственная, кто знает, куда исчезли пропавшие.

                — Если она, конечно, причастна к этому. Я вообще не уверена, что эта несчастная девушка — колдунья.

                — Почему? — удивился Мерлин.

                — Понимаешь, ты не видел Гедрика, — попыталась объяснить свои ощущения Гвен, — а я с ним говорила. И каждый раз, когда он произносил имя этой девушки, в его взгляде вспыхивала лютая ненависть, но помимо неё там было ещё какое-то чувство. Но вот какое, я так и не смогла понять. Мне кажется, что Гедрик как-то замешан во всём этом деле.

                И ещё меня очень тревожат пропавшие без вести люди. Человек всё-таки не иголка в стогу сена. Что если здесь и в самом деле замешана тёмная магия?

                — Ты хочешь, чтобы я отправился в Хварис, и всё выяснил?

                — Приятно иметь советника, который понимает тебя с полуслова, — улыбнулась королева. — И, Мерлин, в этой поездке тебя будут сопровождать сэр Леон, сэр Персиваль, а также сэр Валон и сэр Кэнтис.

                — Я могу за себя постоять.

                — Знаю, что можешь. Но ты теперь моя правая рука, моя главная опора и поддержка, и слишком многие захотят лишить меня её. А я не могу так рисковать, — сказала Гвен и добавила. — К тому же ты теперь являешься самым влиятельным человеком в королевстве — после меня, разумеется, — и тебе по статусу положен эскорт из рыцарей, когда ты собираешься куда-то выехать за пределы Камелота.

                — Ну, положен, так положен, — вздохнул Мерлин и улыбнулся. — Отпустите меня, королева, пора собираться в дорогу.
    
                Гвиневра осталась одна и задумалась. Она совсем не зря назначила именно Леона и Персиваля сопровождать Мерлина. Королева хотела, чтобы рыцари, наконец, приняли его таким, какой он есть, увидели его настоящего, перестали бояться и презирать.

                Гвен точно знала, что это путешествие принесёт свои плоды.


                *

                Мерлин ещё никогда в своей жизни не чувствовал себя настолько внутренне напряженно и скованно.

                Поездка длилась уже более двух часов, но никто за это время не проронил ни слова. Леон и Персиваль ехали по бокам от мага, а сэр Валон и сэр Кэнтис позади, замыкая процессию. От самого Камелота рыцари хранили полное молчание.

                Мерлин прекрасно их понимал. Какие бы чувства они не питали к нему, все рыцари дали клятву верности королеве Гвиневре, а Мерлин сейчас — королевский советник, и они отвечают за его жизнь.

                — Привал, — объявил Мерлин. Всё-таки в новом статусе есть свои преимущества. Если бы, будучи слугой, во время похода он попробовал заикнуться о привале, в лучшем случае, все бы только посмеялись, а Артур вдобавок бы отвесил ему подзатыльник. Но сейчас рыцари покорно остановились в указанном месте и спешились с коней.

                — Значит, ты — волшебник, — сказал Персиваль. Это произошло, когда маг и рыцари развели костёр и присели возле него, чтобы немного отдохнуть.

                — Персиваль, — предостерегающе произнёс Леон, пытаясь остановить товарища.

                — Всё в порядке, Леон. У него есть право знать обо мне всю правду, как и у вас всех, — Мерлин окинул взглядом окружавших его рыцарей. — Я знаю, что у каждого из вас ко мне есть множество вопросов, и я готов дать на них честные ответы. Спрашивайте, не стесняйтесь.

                — Где ты стал изучать магию?

                — Чем тебя так привлекло колдовское ремесло?

                — Это напоминает мне разговор с Гаюсом десять лет назад, когда я впервые пришёл в Камелот, — сказал Мерлин. — Его тоже очень сильно интересовало, где я научился колдовать. Но дело в том, что я нигде этому не учился и никто меня не учил. Я родился магом, волшебником, чародеем, колдуном! Называйте, как хотите. Я не выбирал это «ремесло», Персиваль, оно само выбрало меня! Магия выбрала меня, не спрашивая моего согласия, задолго до моего появления на свет.

                — А разве такое возможно — родиться волшебником?

                Мерлин собирался ответить, но неожиданно его опередил Леон:

                — Я слышал о детях, наделённых Магией при рождении. Раньше, до Великой Чистки, это считалось благословением богов. Такое дитя уважали и чтили ещё в колыбели и до самой глубокой старости. Но после Указа Утера появление на свет ребёнка-мага не сулило его семье ничего, кроме смерти. Король не щадил никого, поэтому ребёнка часто убивали сами родители, пока слухи о нём не дошли до правителя.

                — Жестоко, — произнёс Персиваль.
      
                — Это лучше, чем ждать долгие годы, когда внезапно откроется дверь, и войдёт королевская стража, чтобы отвести твоё дитя на костёр, — добавил Мерлин.— Намного милосерднее убить его во младенчестве, чем потом смотреть на его муки. Я удивляюсь, как моей матери удалось не сойти с ума, пока я рос. В детстве я был слишком беспечен. Думал, что все могут делать то же самое, что и я. Например, свалить дерево взглядом или нарубить дров, ни разу не коснувшись топора руками.

                Но, постепенно взрослея, я понимал, что я не такой, как другие люди, и что я могу то, чего не могут они. А потом пришёл страх… нет, не страх быть казнённым, он появился позднее, а страх перед самим собой…

                — Ты боялся самого себя? — спросил Леон.

                — Да, боялся, — спокойно ответил Мерлин. — Когда все вокруг с детства тебе твердят, что магия — это зло, сеющее только хаос и разрушения, а люди, владеющее ею, кровожадные монстры. Когда видишь в отражении воды, как твои собственные глаза меняют цвет, начинаешь невольно ощущать себя каким-то чудовищем из древних легенд и сказаний. Но со временем устаёшь бояться, и тогда твой страх превращается в ненависть. Сейчас-то я прекрасно понимаю, как это было глупо, отвергать свою неотъемлемую часть себя, но тогда… Я пытался подавить рвущееся наружу волшебство: не колдовал месяцами.

                Помню страшную ночь, когда мне было пятнадцать. Я тогда собой очень гордился: как же, ведь я не использовал магию уже полгода! Я тогда закрыл глаза, собираясь уснуть, но тут почувствовал, как будто по моим жилам заструился жидкий огонь. Это пламя выжигало меня изнутри… Потом мама рассказывала, что проснулась от тихих всхлипываний, у меня не было сил, даже чтобы кричать от боли. Меня всего трясло, но самое ужасное, что вместе со мной сотрясался в этой лихорадке и наш дом. Благо, всё, обошлось и никто ничего не заметил. Пытка длилась всю ночь до самого рассвета… И всё это время мама не сомкнула глаз и не отходила от меня ни на шаг, крепко сжимая мою руку в своей…

                — А как же ты справился со всем этим? — спросил сочувствующе Персиваль.

                — Просто наконец примирился с самим собой, — сказал Мерлин. — Открыл глаза как-то однажды утром и вдруг подумал: да, я — волшебник, ну, и что с того? Какой смысл карать и мучить за это не только себя, но и дорого близкого человека? Палачи всегда найдутся… Может быть, та сила, что живёт во мне, вовсе не проклятье богов, а, наоборот, их дар. И когда-нибудь благодаря ему я смогу найти свой путь в жизни, своё предназначение…

                — И что, нашёл?

                — Нашёл, Персиваль, нашёл. И самый необычный путь в жизни, и величайшее из предназначений, когда-либо выпадавших на долю человека и мага! — сказал Мерлин и, оглядевшись, добавил: — Впрочем, я продолжу свой рассказ по дороге в Хварис, иначе мы просто не успеем прибыть туда до темноты.

                И когда они продолжили своё путешествие, маг неспеша поведал рыцарям о своей дальнейшей судьбе: о том, как в Эалдоре его лучший друг Уилл узнал о том, что он волшебник, о том, как Хунит, испугавшись, что однажды Уилл кому-нибудь об этом расскажет, отправила сына в Камелот к Гаюсу, придворному лекарю и старому другу их семьи, в надежде, что тот направит её мальчика на путь истинный. Мерлин рассказал, как в свой первый же день в Камелоте умудрился поссориться и даже попытался подраться с самим наследным принцем, за что и был, заключён в темницу на целую ночь, а там впервые услышал голос последнего Великого Дракона, настойчиво звавшего его из глубин королевских подземелий…


                *

                — …вот так я спас Артуру жизнь, и в «награду» стал его личным слугой, — закончил Мерлин рассказ о старухе-ведьме, принявшей обличье известной певицы леди Хелен, чтобы проникнуть в замок и на пиру убить принца, таким образом отомстив королю за казнь своего сына. Мерлин хотел ещё что-то добавить, но вдруг так и застыл в седле, напряженно глядя в даль.

                Всадники уже добрались до деревни Хварис и сейчас стояли у её подножия. Издали можно было разглядеть ветхие крестьянские домишки. Но внимание Мерлина привлекли совсем не они, а дым, поднимавшийся в самом центре деревни, где наверняка находилась главная площадь.

                «Не может быть!» — промелькнуло у него в голове, и чтобы убедиться в правильности своей догадки, он призвал на помощь магический взор, позволяющий «видеть» происходящее даже за сотни и тысячи миль от него. Мерлин «увидел» толпу народа на деревенской площади, окружившую плотным кольцом высокий деревянный столб, к которому была привязана девушка. У неё в ногах лежала большая вязанка хвороста, с каждой секундой разгоравшаяся всё больше и больше…

                Ближе всех к костру стоял высокий рябой мужчина с горящим факелом в правой руке.

                «Должно быть, это и есть Гедрик», — это было последней мыслью Мерлина, а в следующее мгновение он что было сил пришпорил лошадь, давая знак рыцарям следовать за ним…


                *

                …Послышались испуганные вскрики и возгласы, когда на площади в клубах пыли внезапно появилось пятеро всадников, прискакавших сюда галопом. Четверо из них, судя по алым плащам с золотым драконом на спинах, являлись рыцарями Камелота. Но кем же был пятый всадник, одетый в богатые одежды и находившийся впереди всех?

                Внезапно он вытянул вперёд правую руку и направил её на пылавший костёр, его глаза при этом ярко вспыхнули колдовским золотом, и люди вдруг услышали чёткий и властный голос:

                — Alloc behjne wymv ass!

                Костёр потух. По знаку колдуна двое из рыцарей подошли к ведьме и стали отвязывать её от столба.

                Народ же стал приходить в себя от изумления, послышался возмущённый ропот. Вперед выступил староста деревни. Он без страха подошёл к колдуну и спросил:

                — Кто ты такой?

                — Меня зовут Мерлин, и я — придворный маг Камелота! Прибыл в вашу деревню по приказу королевы Гвиневры, чтобы согласно новому закону справедливо судить эту девушку!

                Люди притихли: многие из них теперь с откровенным любопытством разглядывали чародея. За два месяца, что прошли со дня возвращения магии в королевство, народ в самых дальних его уголках жаждал лицезреть волшебника, которому их королева оказала столь высокую честь, сделав придворным магом, и кому она безоговорочно доверяла.

                На первый взгляд, в нём не было ничего грозного и опасного. Непримечательный мужчина, пусть и разодетый, как знатный вельможа. Но в его голосе звучала властность, это смущало людей, но не испугало Гедрика:

                — Благодарен королеве за такую заботу, но вы только впустую потратили своё драгоценное время, приехав сюда, господин придворный маг. Вина этой девчонки уже полностью доказана.

                — А вот это позвольте мне решать. Я прибыл к вам ещё и для того, чтобы найти пропавших людей, а колдунья может знать, где они. Или вас уже не волнует их участь?

                — Отчего же, господин Мерлин, я всё же староста этой деревни и уже много лет, — ответил мужчина. — Делайте то, что считаете нужным. Если потребуются мои услуги, я в полном вашем распоряжении.

                — Непременно.

                «Что ж, попробуй со мной потягаться, мальчик, — думал Гедрик, глядя на мага. — Но хватит ли у тебя силёнок?»


                *

                Мерлин не был глуп, он мгновенно прочёл во взгляде деревенского старосты скрытый вызов и принял его. Но от дальнейших размышлений Мерлина отвлёк подошедший Леон. Он тихо спросил:

                — Что делать с девушкой? Она так и не пришла в себя.

                — Отнесите её в ближайший свободный сарай. Я приведу её в чувство и допрошу.

                В сарае было полутёмно, поэтому Мерлин сотворил пару светящихся магических сфер, прежде чем приступил к осмотру. За десять лет ученичества у придворного лекаря он вдоволь насмотрелся на множество ран и увечий, но такое ему довелось видеть впервые. Казалось, кто-то умышленно и с редким терпением добивался того, чтобы изломать хрупкое тело и изуродовать до неузнаваемости когда-то миловидное личико.

                На соломе лежала девушка лет шестнадцати-семнадцати, не больше. Длинные русые волосы скрывали большую часть шрамов, но они не сумели спрятать особо безобразный рваный шрам, тянувшийся от мочки уха по всей левой щеке. Тело едва прикрывали нищенские лохмотья.

                Мерлин опустился на колени подле бесчувственной девушки, распростёр над ней руки и закрыл глаза, полностью отдаваясь во власть магии, что сейчас струилась по его жилам и несла исцеление несчастной. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она слабо застонала и, наконец, смогла открыть  глаза цвета весенней листвы, всё ещё затуманенные болью.

                — Где я? И кто… кто вы?

                — Тише, тише, не надо так волноваться, — попытался успокоить девушку Мерлин. — Ты здесь в полной безопасности. А я — Мерлин, придворный волшебник Камелота. Смотри. Ferac!

                На его раскрытой ладони появился маленький огонёк.

                Мерлин усмехнулся про себя: Гвен не ошиблась в своих догадках, эта девушка действительно не обладала магией. Ни даже малой крупицей дара. Он мог бы сказать это и без всякой проверки, поскольку владел врождённым чутьём на чужую колдовскую силу. Но захотелось убедиться во всём воочию. И испуг «ведьмы» при виде чужого колдовства говорил красноречивее любых слов.

                — Никакая ты не ведьма, — твёрдо произнёс Мерлин. — А я успел досыта на них насмотреться! Но я хочу знать, почему именно тебя Гедрик обвиняет во всех бедах? Я слышал, что ты приворожила его сына.

                — ЭТО НЕПРАВДА! — внезапно исступлённо закричала девушка. — Вы ничего не знаете!

                — Ну, так расскажи мне. Расскажи, и я клянусь, что помогу. Как тебя зовут?

                — Скидла, милорд. Но я не могу вам ничего рассказать. Про такое никому и никогда не говорят. Я… просто не могу!

                — Что ж, если не можешь рассказать, тогда просто покажи.

                — Как это? Я вас не понимаю, милорд.

                — Позволь проникнуть твои мысли при помощи магии. И я смогу увидеть твои воспоминания. Согласна?

                Скидла колебалась всего мгновение.

                — Хорошо, — решительно ответила она. — Мне уже ничего терять, кроме рассудка. Может быть, это и к лучшему, если я взойду на костёр, утратив его.

                — Ты останешься в своём уме — это я тебе обещаю, — сказал Мерлин, касаясь пальцами её висков. — Пожалуйста, сосредоточься лишь на тех воспоминаниях, которые ты хотела бы мне показать. Готова? Wegna zokss asvgh arn!


                *

                И в разум мага ворвался вихрь из чужих воспоминаний…

                — НИКОГДА! — кричал прямо в лицо старосте высокий крепкий мужчина с бородой. — Ты не погубишь Скидлу, как когда-то погубил её старшую сестру! Моих дочерей тебе больше не видать!

                Губы Гедрика искривились в насмешке:

                — Плохо же ты, однако встречаешь свою будущую родню, Дэрк. А ведь я пришёл к тебе сегодня от имени своего сына, чтобы просить для него руки твоей дочери. А то бедняга Берт совсем извёлся, места себе от любви найти не может. Скажи мне, Дэрк, а она у тебя случайно не колдунья? — в последнем вопросе звучала неприкрытая издёвка.

                — Да как ты смеешь! Единственный колдун здесь ты, Гедрик, и тебя следовало сжечь на костре ещё двадцать лет назад!

                — Осмелел, да? — прошипел он. — А что же ты не донёс на меня Утеру ещё тогда?

                — Был глупцом. К тому же мы были друзьями, и я думал, что со временем эта одержимость колдовством пройдёт. Уж лучше бы ты сгорел тогда, и мне бы не пришлось десять лет спустя хоронить сперва старшую дочь, а затем и жену!

                — Арна сама наложила на себя руки, а Мердит просто не справилась с её утратой. Я здесь не при чём.

                Дэрка затрясло от ярости:

                — А кто соблазнил Арну, оставив её беременной? КТО?! А потом бросил на потеху деревенским парням!

                — Мало ли, от кого нагуляла ребёнка твоя девка, — спокойно ответил Гедрик. — А что парни захотели с ней развлечься, так это дело обычное. Разве я мог им это запретить?

                — ТЫ! Она любила тебя, так любила, что пришла сама, по доброй воле, хотя ты и не звал её.

                — Вот именно, сама! Я мог бы тогда прогнать её прочь и выбрать любую другую на ночь, но твоя дочь так слёзно умоляла взять именно её, что я в итоге просто сжалился над бедняжкой, — на последних словах староста расхохотался.

                — Чудовище, монстр!

                — Ладно, пошутили, и хватит, — резко сказал Гедрик. — Сегодня после полуночи ты, Дэрк, приведёшь Скидлу ко мне. Берта я куда-нибудь отошлю по делам. Надо же убедиться самому, что невеста сына невинна, а не такая же блудница, какой была её сестра.

                — НЕТ! Ни за что! — закричал мужчина. — Я не сделаю этого, и завтра же отправлюсь в Камелот, к королю Артуру. Ему уже давно пора узнать о колдуне, притаившемся в нашей деревне!

                — Derra! — глаза Гедрика сверкнули золотом, и Дэрк рухнул на колени: его собственная правая рука с силой сжимала его же горло. — Забавно, ты погибнешь от своей же руки, которая больше тебе не подчиняется.

                — Будь ты проклят, — из последних сил прохрипел Дэрк. Он схватился левой рукой за правую, пытаясь разжать пальцы, ставшие чужими и державшие его за горло мёртвой хваткой.

                — Прощай, старый друг, — насмешливо произнёс Гедрик, когда через пару мгновений всё было кончено, и перед ним лежал мертвец. — А Скидла всё равно станет моей!

                …Воспоминание сменилось другим. Мерлин почувствовал страх и крайнюю степень омерзения девушки, когда к ней приблизился староста. В руках она несла тяжёлую корзину с мокрым бельём.

                — Здравствуй, Скидла, очень рад тебя видеть, — улыбнулся он. — Позволишь тебе помочь? Корзина наверняка довольно тяжела.

                — Нет, что вы, — ответила та и попыталась пройти, но не тут-то было, Гедрик мгновенно преградил ей дорогу.

                — Мне кажется, или со дня смерти отца ты старательно избегаешь нашу семью? Берт говорил мне, что ты не желаешь больше бывать в нашем доме. Очень нехорошо, Скидла, очень. Ведь совсем скоро ты войдёшь туда как хозяйка. Ведь со смерти моей бедной жены Верты, это жилище более не ведало твёрдой женской руки.

                — Хватит притворяться, — перебила его Скидла. — Я была дома в ту ночь и прекрасно видела, как вы убивали моего отца. За что?

                — А не следовало мне перечить, — жёстко ответил Гедрик. — Твой отец забыл, что мои желания — это закон! Тебя ещё на свете не было, когда я начал властвовать над Хварисом. Эта деревня со всеми её жителями принадлежит лишь мне!

                — Она принадлежит королю Камелота!

                — Этому юнцу? — спросил Гедрик. — Не смеши меня! Да ему не по силам совладать даже со своей сестрой-ведьмой. Ему нет никакого дела до какой-то отдалённой деревушки на границе его земель. Как, впрочем, не было дела и Утеру. Я всегда исправно и в срок отправлял в Камелот все подати, а от слухов и сплетен король просто отмахивался. Ему было недосуг их проверить, я пользовался этим столько лет.

                — Чего вы от меня хотите? — устало спросила Скидла.

                — Вроде взрослая девушка, скоро станешь женой моего сына, должна всё понимать, — ответил староста с противной ухмылкой на лице.

                — Как… как вы можете! Он же ваш сын!

                — Я в этом не уверен. Мой сын никогда не был бы таким слабаком и тюфяком, каким оказался Берт. Скажи, чем он сумел покорить твоё сердце?

                — Вам этого никогда не понять! И вы совсем не знаете собственного сына: Берт намного сильнее, благороднее и отважнее любого самого знатного рыцаря!

                — Ах, какая вера! — с издёвкой воскликнул Гедрик. — Но твой «рыцарь» никогда не посмеет пойти против отцовской воли! Когда-то я мечтал вырастить из него достойного лидера, пастуха, способного управлять этими безмозглыми овцами, гордо именующими себя людьми. Но как же быстро я разочаровался в нём! Берт оказался такой же овцой, правда, стоит это признать, куда более послушной и покорной, чем все остальные.

                — ЛОЖЬ!

                — Это правда, моя девочка, чистейшей воды правда. Берт с самого раннего детства был зависим от моей воли, исполнял всё, чтобы я не приказал. Ему даже в голову не приходило поступить по своему, наперекор мне, своему отцу. Я мог бы овладеть тобой прямо у него на глазах, и он бы ничего не сделал, просто стоял и смотрел, если бы я велел ему это сделать! Подумай над этим, Скидла, подумай хорошо. Зачем тебе мой сын, когда я сам у твоих ног и готов исполнить любое твоё желание и малейшую прихоть! Я всё для тебя сделаю, только стань моей!

                Мерлин ощутил, как в душе девушки поднялась огромная удушливая волна ненависти.

                — Я скорее умру, чем стану принадлежать вам! Вы мне просто омерзительны! Отец был прав: вы действительно чудовище.

                — Омерзителен, да? — переспросил с угрозой Гедрик, его рябое лицо буквально перекосило от ярости. — Что ж посмотрим, как ты сама будешь выглядеть совсем скоро: даже прокажённые станут от тебя шарахаться — это я тебе обещаю!


                *

                — С вами всё в порядке, милорд? — услышал Мерлин встревоженный голос девушки, тот доносился до его слуха, как будто сквозь вату. Чародей потёр пальцами виски, голова разламывалась от дикой боли.

                И почему Маги Древности не упоминали о подобном побочном эффекте, когда писали свой трактат о Ментальной магии? Мерлин нашёл его совершенно случайно, читая с огромным интересом «Хроники Древних Магов», которые для него отыскал Джеффри Монмута на самых дальних полках королевской библиотеки. Как, оказалось, там хранилось довольно большое количество магической литературы. Некоторые фолианты были настолько древними, что рассыпались в пыль от одного прикосновения.

                Ментальная магия оказалась колдовством высшего уровня: лишь немногим удавалось овладеть её. И она была очень опасна, поскольку становилась огромным искушением для мага, который её использовал. Возможность проникать в чужой разум, видеть воспоминания и даже менять их по своему усмотрению — это лишь малая часть того, на что была способна ментальная магия в умелых руках. И лишь волшебник с сильной волей, с огромной силой духа мог войти в разум любого человека, и выйти оттуда без риска сойти с ума… По ощущению Мерлина — это было всё равно, что нырнуть в тёмный, непроглядный омут без надежды вынырнуть обратно.

                …Боль быстро уходила, и рассудок Мерлина по-прежнему оставался трезвым и ясным. Он понял, что первая попытка прошла успешно: он чувствовал всё, что чувствовала Скидла, но при этом как будто со стороны.

                И его потрясла абсолютная вседозволенность Гедрика. Староста творил в деревне такие вещи при помощи магии и никто за эти двадцать лет не донёс на него. И ведь он начинал колдовать ещё во времена Утера Пендрагона, чьи длинные руки способны были дотянуться до любого волшебника, даже если бы тот попытался скрыться в другом королевстве!

                Мерлин вспомнил слова своего отца: «У Утера не было власти над Эалдором, но он всё равно послал туда своих рыцарей, преследуя меня как дикого зверя».

                Действительно, родная деревня Мерлина, Эалдор, находилась во владениях другого короля, что не помешало Утеру объявить настоящую охоту на человека, который скрываясь от него, наконец-то обрёл свою любовь и счастье. И этот человек однажды навсегда вынужден был покинуть Эалдор, чтобы защитить свою любимую женщину и нерождённого сына, с которым встретился лишь спустя двадцать лет… Мерлин тяжело вздохнул: судьба его отца, Балинора, которого Утер считал Последним Повелителем драконов и желал уничтожить во чтобы то ни стало, лишь одна из сотен тысяч таких же судеб, сломанных и исковерканных, по воле жестокого короля-тирана Камелота.

                Но довольно скорбеть о прошлом! В руках Мерлина сейчас находится будущее этих земель, и он сделает всё, чтобы оно стало воистину Великим!

                — Да, всё хорошо, — ответил он. — А теперь, Скидла, расскажи мне всё, что знаешь о Гедрике.


                *

                — Я не знаю, когда он начал колдовать. Если верить словам отца, Гедрик увлёкся этим ещё в юности, задолго до того, как король Утер объявил войну с магией. С годами его мастерство лишь крепло вместе с влиянием в деревне. Когда я появилась на свет, он уже был нашим старостой более десяти лет. Отец говорил, что многих он подкупил, ещё больше просто запугал своим колдовством, но так или иначе народ избрал его на место деревенского старосты. За годы правления Гедрик в Хварисе создал много своих «законов» и «обычаев». Один такой «обычай» соблюдался особенно неукоснительно: каждую ночь кто-нибудь из наших девушек или женщин должны были разделить с ним ложе. И ему было глубоко безразлично замужем ли эта женщина, или невинна та девушка, которую он избрал.

                — А что же ваши парни и мужчины?

                Мерлин был удивлён: для любой деревенской девушки и женщины нет ничего дороже чести. До свадьбы её рьяно стерегут отец и многочисленные братья, а после — муж.

                — Те, кто пытался заступиться за честь своих женщин, жестоко за это поплатились. Поверьте, смерть не самое худшее, что их ожидало…

                По словам Скидлы, люди в деревне люто ненавидели Гедрика, но сильнее ненависти был страх, который он всем внушал. Они избегали при встрече смотреть ему в глаза. Единственным человеком, кто не боялся это делать, был деревенский лесоруб — Дэрк. С детства Гедрика и Дэрка связывали крепкие узы дружбы, которые, казалось, ничто не способно было разорвать. Но Гедрик вдруг открыл для себя колдовское искусство и обнаружил талант к нему. И чем больше он постигал магию, тем сильнее им овладевала жажда власти и земных удовольствий, в которых он вскоре погряз с головой.

                Свою жену Верту староста не любил никогда. Она нужна была ему лишь для того, чтобы произвести на свет наследника, и когда родился Берт, молодая и здоровая женщина угасла прямо на глазах всего за несколько дней. Люди шептались, что колдун-таки свёл свою жену в могилу.

                И отныне никто больше не мешал Гедрику жить в своё удовольствие. Семью Дэрка он не трогал в память о былой дружбе. Но беда пришла, откуда её и не ждали: старшая из пяти дочерей лесоруба — Арна, без памяти влюбилась в колдуна. Влюбилась сама, без помощи чар или зелий и стала ходить за ним по пятам. Гедрику подобная ситуация весьма льстила и забавляла. Ещё бы: первая красавица в деревне, по которой сохли все парни, бегала как собачка за тем, кто давно стал проклятьем для всех остальных.

                — Мать умоляла Арну одуматься, — продолжала рассказывать Скидла, — стояла перед ней на коленях, говорила, что это счастье, что проклятый колдун не обращает на неё никакого внимания и не зовёт к себе, и она не должна гневить богов, прося их об обратном. В конце концов, моя сестра добилась своего.

                Староста забавлялся с ней, а она ходила гордая и счастливая, в отличие от других девушек, которых постигла та же участь. Многие из них накладывали на себя руки, не выдержав позора, но для Арны это было не позором, а настоящим счастьем, ведь любимый наконец одарил её своим вниманием.

                Всё закончилось где-то через месяц: послушная и покорная «игрушка» быстро наскучила Гедрику, и он бросил её, заменив другою. Сестра страшно убивалась, но через какое-то время вновь повеселела. Причину её радости вскоре узнали все в деревне: она носила дитя под сердцем. Его дитя, и гордилась этим! Подобного никто не понимал и стерпеть не смог.

                Все здесь люто ненавидят Гедрика, а тогда решили ему отомстить через Арну и её ребёнка, выместив на ней всю свою злобу. С десяток деревенских парней подстерегли её и жестоко над ней надругались… Сестра осталась жива, но ребёнка потеряла… А этого она снести уже не смогла, ведь для неё он был даром от любимого мужчины.

                Никогда мне не забыть безумного крика мамы однажды утром, так не мог кричать человек, только неведомый зверь! Мне было шесть, я помню, как забилась в угол и дрожала.

                Только повзрослев, я узнала все подробности того страшного утра: мама заглянула в наш сарай по какой-то надобности, и увидела, что к стропилам была привязана верёвка, а в петле висела её старшая дочь… Она пережила её всего на два месяца. А отцу пришлось поднимать меня и трёх моих старших сестёр.

                — А что было дальше? — спросил Мерлин.

                — А дальше прошло десять лет, и я как-то незаметно полюбила Берта, всем сердцем, всем душой! Он не похож на своего отца, если только внешне, а характер у него совсем-совсем другой. Такого доброго и милосердного человека не сыскать на всей земле, поверьте мне!

                — Но тем не менее, он не сумел за тебя заступиться.

                — Поймите, что Гедрик — его отец, несмотря ни на что. И так будет всегда. У Берта больше никого не осталось. И я не виню его за то, что он выбрал отца, а не меня. Кровные узы — превыше всего, так говорил мне мой отец.

                Мерлин покачал головой. Оставалось лишь восхищаться подобной самоотверженностью и силой духа: эта хрупкая девушка видела ужасную гибель отца, а затем терпела многомесячные пытки от его убийцы и при этом не сломалась…

                — Скидла, прошу, расскажи мне, что ты знаешь о пропавших людях? — вернулся маг к самому важному сейчас вопросу.

                Она покачала головой:

                — Я ничего не знаю. Люди стали пропадать всего пару месяцев назад, в полнолуние. Говорили, что они по доброй воле выходили из своих домов, отправлялись в лес и больше не возвращались.

                — В лес? Уже интересно, — пробормотал про себя Мерлин и добавил уже громко: — Скидла, обещаю тебе, что Гедрик поплатится за все свои злодеяния!


                *

                — … и это лишь малая часть преступлений Гедрика, — закончил Мерлин свой краткий пересказ истории Скидлы, опустив подробности, касающиеся несчастья её старшей сестры — это горе принадлежало лишь её семье.

                Рыцари Камелота были шокированы услышанной историей.

                — Пора положить конец его бесчинствам. Приведите ко мне сына старосты, Берта! — велел маг.

                Уже через пять минут тот стоял перед Мерлином. Берт был юношей лет восемнадцати, он был так же высок, как и Гедрик, но в остальном не походил на своего отца. Его лицо, доброе и открытое, должна была освещать улыбка. Только вот он не улыбался, а в серых глазах, казалось, навсегда застыла тоска, безысходность и покорность судьбе или отцу…

                — Вы желали меня видеть, милорд? — голос тих и бесцветен.

                — Скажи мне, Берт, что ты думаешь о ведьме, которую изобличил твой отец?

                — Ему виднее. Он уже много лет управляет нашей деревней и знает, как лучше для всех.

                — Вот как? — спросил Мерлин и добавил: — Когда твой отец был в Камелоте, в числе всех обвинений, предъявленных этой девушке, прозвучало также, что она тебя приворожила. Так ли это?

                Во время этого допроса Берт старался не встречаться с магом взглядом, а теперь и вовсе опустил голову.

                — Правда ли, что твои чувства к Скидле являются порождением её колдовства?

                — Нет, — последовал едва слышный ответ.

                — Берт, я знаю, что Скидла не ведьма, и никогда ею не была. Как впрочем, знаешь и ты, и все жители Хвариса. Вы также знаете, кто настоящий колдун, но боитесь в этом признаться.

                Парень резко поднял голову: теперь в его взгляде была неподдельная ярость, обращенная на Мерлина:

                — Только не нужно притворяться, что вам есть дело до участи Скидлы и этой жалкой деревушки! Вы такой же, как и он! Колдун, упивающийся своим могуществом и нашей беспомощностью!

                — Не суди обо всём дереве, узрев на его ветвях лишь один гнилой плод. То, что существуют злые маги, не означает, что все мы плохие. Поверь, ты ещё увидишь других волшебников.

                — Что вам нужно?

                — Мне нужна твоя помощь, Берт, без тебя я не справлюсь, не смогу найти пропавших людей.

                — Зачем вам я? Я ведь никто, пустое место, жалкий смертный, а вы, судя по слухам, очень могущественны, раз королева вернула ради вас магию в Камелот и сделала своим волшебником. Вы без труда их найдёте. Магия ведь может всё на свете — так всегда говорил он. Магия — это сила и власть, с её помощью ты всегда получишь всё, что пожелаешь и кого пожелаешь!

                Мерлин лишь покачал головой, услышав подобные слова: похоже, мнимое всемогущество помутило рассудок Гедрика.

                — Некоторые люди говорят, что я очень могущественный волшебник, кое-кто даже считает меня величайшим. Но я знаю, что магия на самом деле не так уж и всесильна. Да, с её помощью можно много достичь, но никогда не получить самого главного и ценнейшего из сокровищ с начала времён.

                — Какого? — спросил Берт с интересом.

                — Дружбы и любви, — просто ответил Мерлин. — Они и есть то величайшее сокровище, которого нельзя достичь никакими чарами и заклятьями. Их можно лишь заслужить! Заслужить, порою, ценою собственной жизни, и никак иначе! Потому-то твой отец так зол: впервые магия не смогла дать ему желаемое, любви Скидлы.
 
                Никто не в силах изменить своего прошлого, но только в твоих руках находится будущее! Ты сам строишь его в этот миг. И отец не властен над твоей судьбой, просто поверь в это, поверь в самого себя!

                — Я знаю, где он прячет пропавших. И я вам помогу! — в голосе парня впервые звучали сила и решительность.


                *

                — Вот это место, — сказал Берт. Он привёл Мерлина и рыцарей в самую чащу леса, что рос неподалеку от его деревни. — Как-то раз в детстве он приводил меня сюда, показывал на этот старый дуб и говорил, что в нём заключён источник его огромной власти и силы.

                Дерево, на которое указывал Берт, было до безобразия корявым и высохшим, казалось, оно лишь чудом до сих пор не рухнуло. Его голые ветки напоминали скрюченные пальцы древнего старца, готового в мгновение ока схватить любого, кто приблизится.

                — Как будто оно живое, — поёжился от неприятных ощущений сэр Кэнтис, его товарищ, сэр Валон, согласно кивнул. Они были молоды, и стали рыцарями чуть больше года назад одними из тех последних счастливцев, которых успел принять в ряды своих воинов сам король Артур.

                Мерлин пытался вспомнить, откуда ему известно это дерево. Он определённо видел его описание, только вот в какой книге…

                А Персиваль усмехнулся в ответ на слова молодого рыцаря:

                — У тебя паранойя, друг мой. За годы, что служу в Камелоте, я успел перевидать много диковинного и ужасного: и армию бессмертных воинов, и дорокко, и прочей нечисти. Но ожившие деревья — это уже слишком! Я сейчас вам докажу, что оно вполне безобидное.

                С этими словами он подошёл к дубу и хотел уже прикоснуться к нему, но тут явственно услышал сердитое змеиное шипение. И не он один…

                — ЖИВО, ВСЕ НАЗАД! — что было мочи, закричал Мерлин. — Это Змеиное Древо!

                — Какое…? — хотел спросить Персиваль, но ощутил, как неведомая сила оттаскивает его подальше от дерева. Он обернулся и увидел светящиеся золотом глаза Мерлина, а затем вновь посмотрел на то, что всего секунду назад было старым корявым дубом…

                …Оно не утратило форм и размеров дерева, но теперь от макушки и до самых корней целиком и полностью состояло из крепко переплетённых клубков змеиных тел, которые шипели и извивались…

                «Так вот почему оно Змеиное», — промелькнуло в мыслях у Персиваля.

                — Как уничтожить это? — закричал он.

                — Предоставьте это мне, — сказал Мерлин.

                — Сначала справьтесь со мной, господин придворный маг, — услышали они голос Гедрика. — Если, конечно, хватит сил.

                Все обернулись и увидели деревенского старосту. Он спокойно стоял и смотрел на произведённое им впечатление. Затем его взгляд, полный ненависти, обратился на сына:

                — Что ж, не ожидал, что у тебя хватит смелости предать меня. Я вообще не ожидал, что у тебя хватит смелости хоть на что-нибудь в этой жизни!

                — Моё будущее — только в моих в руках! — крикнул Берт, наверное, впервые за всю свою жизнь глядя  в глаза отцу прямо и без страха.

                — Это похвально, — произнёс Гедрик, а затем резко выкрикнул: — Asxeh vgjy assn!

                Никто не успел опомниться, как Змеиное Древо, утратив былую форму и размеры, стало стремительно расползаться, превращаясь в тысячу отдельных змей…

                — Убейте рыцарей! — велел староста. — И моего сына!

                Змеи, повинуясь приказу, бросились на рыцарей Камелота и Берта.

                Гедрик повернулся к Мерлину:

                — Не бойтесь, вас не ждёт медленная смерть от яда. Я сам убью вас, и постараюсь сделать это быстро!

                — Благодарю за оказанную честь! — в каждом слове Мерлина так и сквозила насмешка. — Xegt ssmo!

                Старосту отшвырнуло мощной магической волной и, ударившись об землю, он потерял сознание.

                Затем Мерлин обернулся к сражающимся со змеями. К счастью, те довольно успешно уклонялись от ядовитых клыков и ещё успевали рубить им головы. Вся земля вокруг уже была усеяна телами змей, но они продолжали прибывать.

                — Joht bdey xcve! — крикнул Мерлин. Повинуясь заклятью, оставшиеся в живых змеи стали собираться в единый клубок, вновь обретая форму и размеры дерева. Когда перед всеми снова предстало Змеиное Древо в своём омерзительном виде, Мерлин велел отойти подальше, а затем вытянул правую руку к небу.

                Все увидели, как абсолютно чистое небо в одно мгновение заволокло чёрными тучами, грянул гром, и ослепительной вспышкой сверкнула молния, ударившая в самую верхушку Змеиного Древа. Оно вспыхнуло тут же и сгорело за секунду, не оставив даже горстки пепла…

                Рыцари потрясённо смотрели на Мерлина. Наконец, Персиваль произнёс:

                — Знаешь, Мерлин, теперь я, пожалуй, дважды подумаю, прежде чем тебя злить. Вдруг меня тоже испепелишь.

                — Поверь, если я решу это сделать, ты узнаешь об этом одним из первых.

                — А почему не первым?

                — Обо всех делах в королевстве первым должен узнавать его правитель — это закон, сэр Персиваль! — наставительно произнёс Мерлин.

                — Что-то раньше вы не больно блюли сей закон, господин волшебник.

                — Не хотел расставаться со своей головой, — ответил он и добавил, поглаживая себя по ней: — Не знаю, как у вас, но у меня она самая любимая часть тела!

                — Уж кто бы в этом сомневался! — вставил Леон, а затем в глухой чаще леса разразился оглушительный смех шестерых человек…


                *

                Этим ранним утром все жители деревни вновь собрались на площади, многие из них шли под руку со своими мужьями, жёнами и детьми…

                Это были те, к кому наконец возвратились их родные и близкие.

                Они с ненавистью смотрели на некогда могущественного человека, перед которым трепетали в страхе долгие годы. Сейчас он стоял связанный, под охраной рыцарей Камелота и, если бы не это, народ давно бы растерзал ненавистного колдуна. Но тут внимание людей привлёк к себе королевский волшебник. Он вышел вперёд и заговорил. Все увидели, что он был бледным и уставшим, и знали причину, и были ему безмерно благодарны…

                Когда Мерлин уничтожил Змеиное Древо, Берт показал ему и рыцарям, вырытый по приказу Гедрика много лет туннель, в котором и находились все пропавшие: они были живы, но крепко спали, погружённые в магический сон. Мерлину потребовалась целая ночь, чтобы расколдовать всех.

                Гедрик прятал там не только людей, но и деньги, накопленные за годы бесчинств в Хварисе. Как оказалось, всё это время он собирал с несчастного народа двойную подать, часть отправляя в Камелот, а другую оставляя себе.

                — Дорогие жители Хвариса, вот и настал конец власти Гедрика! — говорил Мерлин. — Отныне вы и ваши родные будут жить спокойно и без страха. Я знаю, что многие из вас жаждут его крови, но не надо пачкать руки. Он этого недостоин! Обещаю вам, что Гедрика осудят согласно новому закону королевства Камелот! Он использовал свою магию во зло, и за это его ожидает лишь одно — смерть! Тёмному и злому колдовству нет и никогда не будет места в этих землях!

                Из-за таких, как Гедрик и ему подобных, более тридцати лет назад Утер Пендрагон объявил о начале беспощадной борьбы со всем остальным родом волшебников, которую позже назовут Великой Чисткой. Но ответьте мне, разве это справедливо, когда целый народ платит своими жизнями за непомерную алчность и жажду власти отдельных его представителей? Нет! Так быть не должно, и больше никогда не будет! Я клянусь вам в этом! Обычные люди более не пострадают от рук злых колдунов и ведьм.

                Бывший староста деревни не сводил глаз с Берта и Скидлы (девушка была ещё слаба, а потому стояла, поддерживаемая своим женихом). Люди старались не смотреть на неё, но не из страха, а потому что им было стыдно перед ней за своё малодушие, за то, что никто из них не сумел за неё вступиться… Берт встретился взглядом с отцом. Губы колдуна скривились в усмешке, а затем все услышали его слова:

                — Знаешь, сынок, о чём я до сих пор сожалею? О том, что не свёл тебя в могилу вслед за матерью-потаскухой!

                Берт побелел, как полотно, а затем кинулся к отцу, но Скидла повисла на нём, пытаясь удержать.

                А Мерлин подошёл к Леону и велел дать ему свой меч. Если приказ и удивил благородного рыцаря, то он не подал вида, а спокойно отдал оружие. Затем маг направился к Гедрику, остановился напротив него и стал пристально вглядываться в его лицо. Казалось, что он пытается там что-то отыскать, может быть, следы раскаяния или сожаления о своих поступках…

                — Неужели уже передумали везти меня в Камелот? — насмешливо спросил Гедрик. — И что на это скажет королева?

                — В этой деревне у каждого жителя больше прав лишить тебя жизни, чем у меня или даже у королевы, — ответил Мерлин. — Ты сломал многим из них судьбы, превратил их в своих рабов, заставив пресмыкаться перед тобой. Но знаешь, один человек, находящейся здесь имеет на это больше права, чем все остальные. Ты лишил его матери, и ломал с колыбели, пытаясь вырастить из него своё подобие, ты пытался надругаться над его невестой! Я мог бы ещё долго продолжать, но не стану.

                Берт, подойди! Это — лишь твоё право, — сказал Мерлин, протягивая оторопевшему юноше меч рукоятью вперёд. — Но помни: сейчас его жизнь целиком и полностью находится в твоих руках!

                Мерлин посторонился, пропуская его вперед, и приказал рыцарям, охраняющим колдуна, сделать то же самое.

                Берт встал напротив отца и начал медленно поднимать меч на уровень его груди…

                — Я рад, что ошибался насчёт тебя, — сказал Гедрик. — Ты и правда мой сын, моя плоть и кровь!

                — Может быть, я и твой сын, но я никогда не стану таким же, как ты! Я — не убийца! — с этими словами Берт отступил назад и опустил меч. Затем посмотрел на всех присутствующих на площади, и его взор остановился на Скидле. Её ответный взгляд был полон любви и нежности…


                *

                — Ты ведь знал, что Берт не убьёт своего отца? — спросил Леон у Мерлина, когда они направлялись обратно в Камелот. Они с Персивалем ехали по обе стороны от придворного мага, впереди были Валон и Кэнтис, стерегущие связанного Гедрика (никто не боялся, что тот сбежит, применив магию, поскольку Мерлин связал его волшебной верёвкой, не позволяющей колдовать).

                — Ну, я не был уверен в этом до конца, — ответил Мерлин после раздумья. — Но Берт должен был пройти через это, понять, что он не убийца, но и вовсе не жалкий трус. Чтобы просто убить требуется мужество, но чтобы не убить ненавистного тебе человека, требуется особое мужество! Я знаю, что чувствовал в тот момент Берт, сам проходил через подобное.

                Рыцари поняли, о ком говорил Мерлин, о главном враге всего колдовского народа — Утере Пендрагоне. Человеке, рядом с которым он прожил в одном замке семь долгих лет. Искушение убить наверняка было безумно велико…

                Какое-то время они продолжали ехать в полном молчании, потом Персиваль спросил:

                — А где он раздобыл эту дрянь, ну, как его, Змеиное Древо?

                — В Камелоте.

                — Где?! — от изумления Персиваль едва не выпал из седла.

                — Именно там, — кивнул Мерлин. — Видишь ли, до Великой Чистки в Камелоте процветала торговля магическими артефактами. Там можно было найти почти всё: от вполне безобидных оберегов от мелких неудач до могущественных черномагических амулетов, способных наслать на целое королевство чуму.

                Гедрик наверняка и попал на такой рынок в Камелоте в далекой юности и нашёл там змеиный зуб, семя Змеиного Древа, могущественного порождения Древней Религии. На нём растут особые змеи — Видиаты, близкие родственницы Фоморро, но куда сильнее их. У них есть один недостаток: свою подлинную силу над человеческим разумом они обретают лишь во время полнолуния.

                — То есть они способны подчинять себе волю?

                — Да. Один взгляд в глаза Видиата, и ты уже послушный раб. А его укус погружает человека в глубокий магический сон.

                — Выходит, они не ядовиты?

                — Безумно ядовиты. Просто Гедрику не нужны были мертвецы. После казни Скидлы он вернул бы всех исчезнувших, а, может быть, и не всех… Ведь он похитил лишь родных тех, кто был недоволен его правлением.

                — Даже не верится, что столько лет колдун творил столь ужасные вещи с беззащитными жителями деревни, и ему это всё сходило с рук, — покачал головой Леон. — Он ведь был в Камелоте и говорил с королевой о мнимой ведьме. И как хватило наглости!

                — Наглость и самоуверенность его и сгубила, — ответил Мерлин. — Разговаривая с королевой, он позволил выйти наружу своим чувствам к Скидле, и Гвиневра это заметила. И это зародило в её душе семена сомнения. Друзья мои, если бы не её проницательность, нас бы здесь и не было, и несчастный Хварис до сих пор страдал под гнётом Гедрика! Мы можем по праву гордиться нашей королевой!

                — И нашим придворным магом, который спас целую деревню от злого колдуна! — добавил Персиваль. — Да здравствует Мерлин!

                И все рыцари дружно подхватили: «Да здравствует Мерлин!»


                *

                Королева Гвиневра наблюдала из окна своих покоев, как на площадь въехали её рыцари и придворный маг. Она впервые со дня смерти Артура увидела, как лицо Мерлина озаряла искренняя светлая улыбка. До этого дня все его улыбки были ненастоящими фальшивыми и предназначались лишь за тем, чтобы подбодрить её…

                Гвен с улыбкой отошла от окна, велев служанке позвать Мерлина, а сама села за стол в ожидании. Похоже, историю, которую поведает ей Мерлин, будет долгой…

                …Рассказ в самом деле получился довольно длинным и весьма печальным. Маг наконец замолчал и сумел перевести дух. Королева встала из-за стола и вновь подошла к окну. Воцарилось молчание.

                — Гедрика ожидает костёр? — спросил, наконец, Мерлин. Он задал этот вопрос вовсе не из жалости, колдун заслужил свою смерть. Просто медленно сгорать заживо — слишком жестокая участь даже для такого мерзавца. К тому же, вид костра на площади возвращал Мерлина в прежние времена.

                Гвен повернулась к нему и ответила:

                — Утер был весьма изобретателен, когда дело касалось казни колдунов. Хотя сожжение было его любимым. Но я — не Утер! И больше на площади не запылает ни один костёр — это я тебе обещаю. А что касается бывшего старосты деревни Хварис, то я сегодня же велю соорудить эшафот на площади, и завтра на рассвете ему отрубят голову!


                *

                На следующий день, на рассвете бывший староста деревни Хварис был обвинён в использовании тёмной магии и взошёл на эшафот, где палач отрубил ему голову.

                А спустя полгода после этих событий до Камелота дошли приятные вести из Хвариса: о том, что Берт был единодушно избран всеми жителями новым старостой деревни, а также о его свадьбе со Скидлой…



                Глава 5. Клятва Королю:
                http://www.proza.ru/2015/11/25/1337