Еврейская больница

                Толе Сингалевичу.
                Сапожнику по профессии.
                Санитару по призванию.               

«Еврейская больница»
Если бы Куприн не побывал бы в Одессе и не зашел в пивнушку под названием «Гамбринус», кто бы сегодня помнил бы о Сашке музыканте. Хотя, если честно, сегодня не каждый знает, что был такой великий русский писатель Александр Куприн, и не все одесситы знают, что на Дерибасовской улице есть пивная под названием «Гамбринус». Так как из простого питейного заведения, в прошлом, сегодня, он превратился в элитную забегаловку, а Дерибасовская улица, в харчевню, под названием «ташниловка». В каждом городе есть свои городские «сумасшедшие», но учитывая специфику города Одессы, у нас их больше и их сильнее любят. Сегодня никто не вспомнит «Пушкина», с Пушкинской улицы. На углу улиц Пушкинской и Чкалова находился винный подвальчик, в котором постоянным клиентом был здоровенный детина, по прозвищу Пушкин. Это была настолько колоритная фигура, что на него ходили посмотреть и послушать, не только Одесситы, но и огромные толпы приезжего народа. Поверьте мне, было, что послушать и посмотреть. В питейное заведение, благодаря нему, стояла огромная очередь. Заведение просто расцветало. После антиалкогольной компании «Пушкин» пропал, а театр умер. Хорошо, если зашёл бы, в своё время, в «Еврейскую больницу», какой-нибудь классик, тогда бы мне не пришлось бы браться за перо. Но, как известно, история не терпит сослагательного наклонения.
К счастью лавры Куприна меня не терзают, просто хочется вспомнить ещё одного представителя нашего славного города. В своё время, о нём знали, если не все одесситы, то добрая половина, уж точно, а кто побывал в «Еврейской больнице», в качестве больного или простого посетителя, были с ним лично знакомы.
В семидесятых годах двадцатого столетия «Еврейская больница» называлась больницей скорой медицинской помощи, кратко БСМП. Толя в ней появился совершенно случайно. Как и всех, в больницу приводит недуг. С женой и дочерью, Толя попал в автомобильную аварию. На нём ни царапинки, а вот женщины его пострадали серьёзно. Ухаживал он за ними отчаянно. Из больницы  почти не отлучался. Постепенно стал своим, с пищеблока возил еду, из приёмного отделения развозил больных. К великому сожалению от полученных травм его жена скончалась, а сильно искалеченную дочку он забрал домой. Больницу он уже до конца своей жизни не бросил, устроился санитаром в приёмный покой. Днём он работал в своей сапожной будке, которая находилась возле «Привоза», а по ночам работал по медицинской части, как он любил выражаться. С этого момента «Еврейская больница» стала жить совершенно новой жизнью, Толя стал выпивать. В еврейской семье пьяница большая редкость, а вот «Еврейская больница» приобрела в Толином лице очередную легендарную личность. С этого момента никто, ни медперсонал, ни больные не могли чувствовать себя в безопасности.
Как доктор Авербух стал Авертрахом.
Всё раннее утро Толя провёл в мучительных мыслях, где бы раздобыть огненной жидкости, под латинским название spiritus vini rectificati, в приёмном покое ему уже давно не наливали и он решил попытать счастье в операционной. Понимая, что шансы его почти равны нулю, он даже не взял с собой, полагающейся для этой цели, тару. По дороге в операционную он придумал железную легенду, якобы болеет соседка воспалением лёгких и ей срочно нужно поставить банки. Как ни странно к его просьбе отнеслись благосклонно, о чём в скором времени очень сильно пожалели. Начал он издалека, но сразу, же было сказано.
- Толя не морочь голову, неси бутылку, куда налить.
Толя заметался по предоперационной. На глаза ему попалась бутылочка с эфиром. Толя стремглав помчался в туалет, вылил эфир в унитаз и побежал обратно.
А в это время доктор Авербух в прекрасном настроении, мурлыча себе под нос песенку, направлялся в туалет. Выглядел он, как ему казалось прекрасно. Среднего роста, средних лет, хорошо располневший, с круглым брюшком, лысеющий мужчина. Белоснежный халат почти до пят, запахивающийся назад с завязками на животе придавал ему вид румяного колобка. Туалет находился в конце операционного блока и представлял из себя, уже советское изобретение, угол коридора, обнесённый деревянно-фанерной конструкцией. Интересно, куда ходили доктора в туалет до революции, так как подобного заведения на этом этаже больше не существовало. Очень важно, а Вы поймёте это чуть позже, двери этой конструкции открывались вовнутрь. Проходя выше названного места, доктор Авербух, ничего, не подозревая, решил «облегчить душу». Для справки. Эфир для наркоза в жидком состоянии горит, а в газообразном состоянии в смеси с воздухом взрывается. В момент данных событий было лето, и эфир понемногу стал испаряться. Обыкновенный человек сразу бы обратил внимание на такой посторонний запах, а анестезиологи к нему привыкли и считают его родным и не обращают внимание. Сев на толчок, для ускорения процесса и совмещения приятного с полезным доктор решил закурить. Первая затяжка была прекрасной, а зажженную спичку, кидая в воду находящуюся в унитазе нет необходимости тушить. Это оказалось плохой идеей, о чём он тут же пожалел. Правила противопожарной безопасности нужно неукоснительно соблюдать всегда. Раздался взрыв, я не пиротехник и не могу сказать, сколько это было в тротиловом эквиваленте, но всё что он выдал в унитаз, оказалось на нём и на потолке высотой в пять метров. Дверь он открыл головой, вперед, хотя открывалась она, совершенно в другую сторону и так пролетел, метров пять, после чего вся деревянно-фанерная конструкция завалилась. Сначала все оторопели от происшедшего, но видя, что доктор Авербух, с опущенными штанами, вышел, правда, не очень сухим, но достаточно здоровым из создавшейся ситуации начали смеяться. Злые языки тут же нашли что сказать.
- Был «бух» а стал «трах».
Морду Толе не набили, но ремонт отхожего места он делал самолично с применением кирпича и цемента.  Честно скажу, новый туалет получился отличный, специально ждали смену новоиспечённого доктора Авертраха, что бы он открыл заведение. Предложили Толе.
- Позови, мол, друга на открытие.
По своей душевной простоте Толя согласился и пошёл за ним. Никогда не мог подумать, что Толя так быстро умеет бегать и что интеллигентный доктор Авербух может так ругаться. И смех и грех. Больше Толе в операционной не наливали.
Поклонники Сингалевича
Свои служебные обязанности Толя выполнял достаточно хорошо, со своей спецификой, а главное лично разработанной тактикой побочного дохода, как бы сегодня сказали «ноу-хау». В приёмном покое носилки и каталка передавались по смене санитарам, но у Толи инструментарий был свой личный, как он приобрёл это у главной медсестры больницы, знали только он и она. Всё содержалось в идеальной чистоте и в прекрасном рабочем состоянии. Как выражался Толя:
- «Кормильца надо любить».
Если поступал тяжело больной с травмами, Толя доставлял пациента в операционную быстрее, чем там появлялся хирург, в реанимацию больной доставлялся ещё быстрее, здесь претензий не было, а вот, когда пациента нужно было доставить в отделение на второй этаж, Толя применял своё личное изобретения. Благодаря этому изобретению все бедные и голодные студенты рвались работать только с ним. В то время кто ещё мог работать на такой не престижной и низкооплачиваемой работе, студенты. Между первым и вторым этажом, носилки с больным ставились на пол, и Толя делал знаменитую МХАТовскую паузу. Никогда он не требовал денег, да это и не было принято, в то время, всякие поборы были запрещены. Толя просто ждал, когда у родственников больного  лопнет терпение. Кто-то из них лез в свой карман за деньгами.  Расчёт с напарником производился тут же на месте. Толя доставал полную пригоршню мелочи, и оплата работы напарника производилась по особой таксе, понятной только ему. Ни о каком дележе пополам речи быть не могло. За рубль, он давал двадцать пять копеек медяками. За трёшку, пятьдесят копеек, но если у клиента оказывались одни пятёрки, напарник получал рубль, но всё равно мелочью. Со слов Толи, он отрывал такую сумму уже от сердца. За смену студент мог заработать до пяти рублей, при стипендии в сорок рублей, если она, ещё и была, это была баснословная сумма. О доходах Толи можно было только догадываться.
Воскрешение князя.
Эта воскресная смена запомнилась мне надолго. Я студент четвёртого курса уже проработал почти год анестезистом, но такого количества операций за одно дежурство, я себе представить не мог. Мы побили все рекорды. Одиннадцать аппендектомий, внематочная беременность, прободная язва желудка, чего-то ещё, всё не упомнишь. Работали, не покладая рук, до поздней ночи. Устали сильно. Слава Богу, выкинули Осину наследственную мебель с клопами, и можно было спокойно поспать пару часиков. Прежде, чем я перейду к портрету дежурного врача-анестезиолога, хотелось бы слегка коснуться темы мебели. Пропустить этот случай я не могу. По штатному расписанию спальная мебель для отдыха персонала не предусматривалась. Но будет ли лучше больному, если наркоз ему будут давать в ночное время уставшие люди, наверно нет. Наше руководство закрывало глаза, на то, что в комнате для отдыха персонала находились спальные принадлежности. Если для врачей был сносного вида диван, то средний медперсонал обходился старыми раскладушками, которые совершенно пришли в негодность. Осик, по кличке доцент Герштейн, решил показать всем аттракцион неслыханной щедрости. Мужчина он уже был не молодой, но холост и решил безвозмездно, а именно даром, передать в дар отделению анестезиологии и реанимации свою спальную мебель, предназначавшуюся для его первой брачной ночи, в виде повидавшего виды, старого облезлого дивана. В течение недели был искусан, неизвестными зверями весь персонал. Начались активные поиски негодяев. Буквально под увеличительной лупой, которая предназначалась для помощи в определении группы крови, был обследован каждый миллиметр поверхности дивана. Увы, все было тщетно, и только прибегнув к услуге опытной, в этих делах, санитарки бабы Мани, был поставлен точный диагноз. Она сразу, подойдя к дивану, подняла подлокотники, под которыми в огромном количестве, Вы не поверите, сидели красного цвета, округлой формы, мелкие твари, под названием клопы. Никто из нас раньше, да и позже, таких зверей не видел. Началась операция по уничтожению клопов. Их поливали эфиром и фторотаном, но днём они отсыпались, а ночью нещадно кусали всех, кто хоть на секунду присел или прилёг на этот диван. Через несколько дней терпение лопнуло, и была произведена общественная казнь дивана. Его вынесли на местную свалку и под бурные аплодисменты сожгли вместе с его многочисленными жителями. Все поняли, что на шару не выспишься, скинулись, и в комиссионке купили роскошный диван, который, впоследствии, многие годы нам служил верой и правдой. После краткого отступления, вернёмся к нашему доктору. Ему было лет сорок пять, типичная еврейская внешность. В молодости волосы были тёмно рыжего цвета, но с возрастом, приобрели непонятный цвет с пегим оттенком. Лицо веснущатое, с небольшим количеством оспинок, не худой, но и не толстый, среднего роста. По профессиональным навыкам, крепкий середняк. Наш заведующий отделением, Сергей Алексеевич Никифоров, собирался на пенсию. Остаток своей жизни он хотел посвятить своему хобби, старинным медалям и орденам. Освобождалась вакансия. Наш доктор был честолюбив и мечтал занять её. Но было, по его мнению, одно труднопреодолимое препятствие. Даже в Еврейской больнице, но при советской власти, с фамилией Гойхман, ни теоретически, а тем более практически, занять такую должность, было не возможно. Но, как говориться, голь на выдумку сильна, а тем более одесский еврей. Недаром, в аэропорту Тель-Авива, при приезде одесских репатриантов на землю «Обетованную», висел плакат: «Не надо быть самым умным, не забывайте, куда Вы приехали, здесь все такие». План у доктора созрел, видимо, быстро. В кротчайшее время он умудрился поменять свою фамилию на фамилию жены, Медведев. В Одессе, кстати, это тоже еврейская фамилия, да не будут обижаться на меня мои российские братья. И не только изменил фамилию в паспорте, но и в дипломе об окончании мединститута и трудовой книжке. Но об этом, наш новоиспечённый доктор Медведев, пока умолчал, до лучших времён. В то время, фантастика. Во время получения зарплаты, а зарплату получала старшая медсестра на всё отделения, в бухгалтерии она наотрез отказалась брать деньги для незнакомого, как ей казалось, доктора. Из ведомости фамилия Медведев была вычеркнута и деньги не получены. Каково же было разочарование нашего доктора, когда он остался без денег, и его тайна была раскрыта. Как же нам было называть его, Гойхман, старо, Медведев, не привычно. Кому первому пришла гениальная мысль, я уже не помню, скорее всего, балагуру и весельчаку Александру Борисовичу Бондаренко. Прижилась эта фамилия моментально. Доктор Гойхман тобиш Медведев. Образование у всех было хорошее, сразу нашлись и лингвисты. Двойная фамилия, графская, значит тройная, княжеская. В нашем отделении надолго прописался князь Гойхман тобиш Медведев. Правда, он слегка «кайтавил», а после операции на щитовидной железе, когда ему задели слегка возвратный нерв, и вовсе не всегда было понятно, что он говорит. Но всё это было ничего, по сравнению с тем, как он храпел. Вообще это был не храп, а душераздирающий крик. Лёжа на спине, а на маленьком диванчике по-другому не уляжешься, он хрипел, задыхался, плевался и т.д. Конечно это не повод для шуток, но и нас можно было понять, нужно как-то было рядом с ним сосуществовать. В ту злополучную ночь, у моей напарнице Томки Цалиевой, не выдержали нервы. Красивая, крупная, но очень пропорциональная женщина. Как говорят в Одессе, всё у неё на месте, кстати, жена профессора. Наверно это и дало ей право, той ночью, после первого же сильного храпа, нашего «князя», со словами.
-  Спи, где хочешь, вытолкать Гойхмана тобишь Медведева за дверь.
 Почесав затылок, Гойхман решил лечь спать под лестницей, на каталке, не очень удобно, но отдохнуть можно. С левой стороны стояла каталка и носилки для больных, справа носилки и каталка, извините, для трупов. Хотя, слова труп и морг в операционной не произносились, «больной» отравлялся к доктору Грачёву. Не менее легендарная личность, многие годы, проработавши прозектором в БСМП. В больнице так и говорили:
- Отвезите клиента к доктору Грачёву», или: « будете плохо лечиться, станете пациентом доктора Грачёва».
Гойхман не знал, что накануне Толя уже побывал под лестницей. Он решил проявить инициативу, а вдруг утром нальют.  Операционные носилки решил отмыть от остатков крови, а каталку немного подремонтировать. Спустившись под лестницу, «князь» не нашел искомого предмета слева, уж не знаю как ему пришло в голову лечь справа, но он улёгся именно там. Заснуть не мог, так как просыпался от собственного храпа, и тут ему в голову пришла замечательная мысль, он подвязал себе нижнюю челюсть бинтом к затылку. Обычно так делают, что бы у умершего не был открыт рот, когда хоронят. Заснул моментально. Утро, проснулись. Я прибирал в комнате, Томка навела порядок в операционной. Доктора нет. Наверно переночевал в реанимации и остался там, на пятиминутке, подумали мы. Но и там его не оказалось. Все кинулись на его поиски, но и они не увенчались успехом. Тем временем Толя привез имущество на место. Что его побудило заглянуть под лестницу с другой стороны, он и сам ответить не смог, но, тем не менее, заглянул и увидел замечательную картину. Гойхман тобиш Медведев лежал на каталке, скрестив руки на груди, нижняя челюсть его была подвязана. Толя неоднократно отвозил, в таком виде, пациентов к доктору Грачёву. На быстром ходу, сначала молча, а затем, с последующим увеличением громкости, Толя начал орать:
- «Гойхман умер!».
С такими криками он добежал до приёмного покоя. Больница была оповещена полностью. Все мы ринулись туда. Картина была та же, что и видел Толя. Полумрак, тишина, Гойхман лежит на спине тихо, тихо. Все прекрасно понимают, что так тихо на спине он лежать не может, и поэтому, никому и в голову не пришло подойти ближе. Всех охватил шок от происшедшего, некоторые, даже сняли с головы шапочки. Сколько длилась эта панихида, точно сказать не могу. Тишину прервал чеканный шаг главврача и после его громких слов.
-  Чего Вы здесь собрались,
 Гойхман сел на каталке и с подвязанной челюстью, ничего не понимающий, уставился на нас. Слабонервные легли, остальные оцепенели. Одна Томка быстро пришла в себя и со словами:
- «Гойхман умер, Медведев воскрес», кинулась его обнимать.
 Что сказал о происшедшем воскресший, я передам. Так крепко он не спал давно, главное, он нашел способ, как нормально спать. Через несколько дней мы увидели новейшее приспособление, против храпа, состоящее из марли и куска мотоциклетной камеры. В общем, всё закончилось благополучно. Получил тройную фамилию, вылечился от храпа, правда, заведующим не стал, но остался живой, а это уже не мало. Ну, а Толя ещё долго рассказывал эту историю в своей специфической интерпретации.
Толя всё больше пил, и характер его менялся не в лучшую сторону. Совершал всевозможные шкоды, но пока они носили беззлобный характер, его не сильно трогали. Без второго слова он таскал тяжёлые баллоны с кислородом, выполнял всякие хозяйственные работы. Складывалось такое впечатление, что территорию  больницы он не покидал, от него постоянно пахло табаком и водкой, но пьяным он никогда не был, держал себя в рамках дозволенного. Где он спал и харчевался, никто не знал. Иногда он проявлял удивительную галантность. Мог угостить медсестру шоколадной конфетой, или одарить цветами. Он помнил наизусть все даты дней рождения персонала, а коллектив больницы был достаточно большой. Не везде его подпускали к кормушке, но ему хватало. Он даже не был лишён чувства юмора.
Доктор Паис.
Выглядел он, как брат близнец  доктора Авербуха, только был чуть поменьше, немного худея, слегка  сутулился. Отличительная черта, постоянно гладил себя правой рукой по голове от затылка до лба и что-то приговаривал. Как специалист, грамотный врач, но сам он считал себя уровнем, если не академика, то профессора, уж точно. Постоянно рассказывал, в основном молодым врачам и среднему медперсоналу, какой он замечательный ЛОР-хирург, как он умело пришивал откушенные носы и уши. Такое самомнение о себе вызывало ироническую улыбку у коллег. Как-то в ночное время в приёмный покой зашла растерянная молодая девушка, на её беду персонал был чем-то занят, а рядом, слонялся без дела Толя. И девушка поведала Толи о своей беде.  Гуляла она с темнокожим студентом по парку, к ним пристали хулиганы. Её не тронули, а её парню отрезали ухо и отдали ей. Скажу честно, сегодня не в каждой клинике возьмутся за такую операцию по реинплантации ушной раковины, а тогда даже никто об этом  и не подумал бы. Помазали бы рану зелёнкой и отправили бы домой. Объяснив девушке, что сейчас на смене молодой доктор, который не сможет пришить ухо её парню, а он сейчас приведёт профессора. Студента завёл к себе в подсобку, так как тот сильно стеснялся, и такое было раньше. У девушки взял два рубля на такси, хотя доктор Паис жил в пяти минутах ходьбы от больницы, и пять за услуги, помчался за доктором. Не знаю, чего он наобещал Паису, но он появился через минут десять. На обратном пути Толя умудрился объявить всем, кому мог, об операции века. Все хирурги и анестезиологи пришли посмотреть на это чудо. В приёмном покое операционная маленькая, доктор Паис, даже не осмотрел больного, пошёл мыть руки, мыл он их долго, с большим чувством достоинства. По окончании этого действия, он пригласил девушку в операционную, по-видимому, он подумал, что это девушке отрезали ухо и предложил ей показать ухо. Девушка подошла к столу и положила на стол предмет, завёрнутый в носовой платок, развернула свёрток. Описать словами происшедшее дальше не возможно. Длительная пауза, даже длиннее, чем у Толи, на лице заработали мимические мышцы до гримасы, Паис напрягся, аж лоб вспотел. Затем последовала тирада, после которой все зрители встали на четвереньки и с диким хохотом выползали из операционной. Дословно.
- Милая девушка, я профессионал очень высокого ранга и делаю великолепные операции. Таких специалистов не только в Одессе нет, но и на весь Советский Союз раз-два и обчёлся. Я готов был Вам помочь, но ухо уже почернело и пришивать его бесполезно.
 Публика зарыдала. Второй акт не получился. Как не доказывали ему, что это ухо не белого человека, а негра и предъявили истинного пострадавшего. Ничего не помогло. Доктор Паис был непреклонен, ухо почернело и не приживется. На этом спектакле, рядом со мной стоял хирург с замечательной фамилией Голубочек. После дежурства мы с ним решили попить пива, и он мне поведал свою историю. Молодым доктором он пришёл в легендарную больницу. Как-то ему доставили пациента, которому в вагоне поезда дверью прищемили указательный и средний пальцы правой руки, фактически ампутировали и висели на коже кисти.
- Удалить пальцы я всегда успею, промыл рану фурацилином и физ. раствором, убрал костные отломки, кое-что пришил, что мог, забинтовал и наложил лангету. На следующую мою смену он пришёл на перевязку. Пальцы тёплые, кровоток нормальный. Короче, через два месяца рана зажила и он, клянусь, принёс пол чулка денег, рублями и трёшками. Я упирался, брать не хотел, но он настоял. Через некоторое время по городу поползли слухи, что в больнице появился молодой доктор, который может пришивать руки и ноги. С этого времени я потерял покой. Если где-то, кому-то, что-то отрывало, везли к нам и искали меня. Как я не отбивался, ничего не получалось объяснить, что такого уровня операции я делать не могу. Меня главврач чуть не уволил с работы. Но, слава Богу, всё постепенно улеглось само по себе. Где-то, через год, пришёл ко мне мой пациент и упал на колени с просьбой удалить ему эти пальцы.
-Не могу , страшно мешают. Со стола ничего взять не могу, ни жену обнять, ни в носу поковыряться. Торчат и не гнуться.
- За эту ампутацию воткнул мне и вторую половину чулка. Так я стал обладателем чулка с деньгами.
Чем дольше Толя работал по медицинской части, тем, как ему казалось, он больше разбирался в медицине. Когда привозили больного и ждали дежурного врача, Толя расспрашивал пациента, ставил свой диагноз и потом долго обсуждал его с санитарками. Он даже выучил с десяток медицинских терминов и постоянно щеголял ими, вызывая восторг своих слушателей, особенно на Привозе. Мало того, он рассказывал на Привозе обо всём, что происходило в больнице и благодаря его языку огромное количество баек и анекдотов разошлось по Советскому Союзу. И вот некоторые из них.
Доктор сказал в морг, значит в морг.
Двадцать третье февраля, день Советской Армии и Военно-морского флота. Мороз больше двадцати градусов и метель. Накануне в городском вытрезвителе умерло несколько человек и милиция сильно пьяных старается разместить в медучреждениях, от греха подальше. Для этого в приёмном покое организовали, по Аркадию Райкину,  палату под названием «Греческий зал». Люди отсыпались там и уходили домой. Это было гораздо лучше, чем провести ночь в вытрезвителе. «Греческий зал» представлял из себя, комнату размерами пять на пять метров, вместо кроватей там находились деревянные топчаны, как на пляже. В тот день пациентов было трое. Двое прилично одетых мужчин, они покинули зал ещё до полуночи и один такой грязный, пардон, вонючий, который продолжал спать. Рядом, в смотровой прорвало отопление, и все кинулись убирать воду. В те времена батареи были ещё горячими, и из трубы хлестал крутой кипяток. Отопление пришлось отключить, для этого Толю отправили в подвал. Медсестра получила, ожёг руки и все, включая и доктора, занимались уборкой воды из помещения. Короче о пациенте «Греческого зала», просто, забыли. Поверьте мне, это было впервые. В наше время, такое возможно, можно пролежать в приёмном отделении сутки и если не заплатишь денег, то к тебе никто и не подойдёт. А тогда, не дай Бог, смерть в приёмном отделении, это предмет серьёзных разбирательств, и с  серьёзными оргвыводами, вплоть до увольнения. В «Греческом зале», когда работает отопление, не жарко, потому, что открыта форточка, для проветривания, а тут мороз на улице и батарея холодная. В общем, когда утром зашли, он уже не дышал, трупное окоченение, трупные пятна, всё, как и положено при смерти. Молодая терапевт очень расстроилась, увидев эту картину, но к пациенту не подошла, и так было всё ясно. Пациент был подписан зелёнкой на бедре: «Неизвестный мужчина примерно 50 лет », с такой же надписью бирка на ноге и руке. Толе был отдан наказ, отвезти тело к доктору Грачёву, на что тот сильно возразил.
-  Пока хорошо не отмоют от фекалий, я к нему не прикоснусь.
Тётя Тая положила шланг возле трупа и открыла воду, из шланга потекла горячая вода, да, да, в больницах она была, и пошла, убирать коридор. После уборки оного, вернулась к шлангу. Под струёй горячей воды, она веником провела по причинному месту, что бы смыть фекалии, пациент открыл глаза и сел. Тётя Тая с грохотом упала в обморок. Когда пациент с надписью, «Неизвестный мужчина примерно 50 лет », вышел на негнущихся ногах в коридор, со словами:
- «Сволочи, живого человека подписали».
 За тётей Таей последовал остальной женский персонал. Один Толя сохранил хладнокровие и произнёс фразу, которая стала крылатым афоризмом:
- «Доктор сказал в морг, значит в морг!!!».
В общем, выспался дядя, подписали, отогрели и помыли, разве, что, не успели побрить. Кое, как и скандал замяли, налив стопку спирта для опохмела пациенту доктора Грачёва. Но теперь возникла другая проблема, перед нами стоял совершенно голый человек. Штаны, трусы, майку, рубашку и свитер с него срезали ножницами, из целой одежды оставалось мокрое пальто, с которого текла вода и не менее мокрые башмаки и носки. Создалась патовая ситуация, вроде от него нужно быстрее избавиться, но как? Толя и тут проявил смекалку. Содрал с доктора пятьдесят рублей, со страху она бы и больше дала, но больше у неё не было, а это, была полумесячная зарплата врача, он рванул к себе домой. Через минут тридцать Петя, так звали ночного пациента, в старом спортивном костюме, в мокрых носках и ботинках держа под мышкой пальто, с которого капала вода, был посажен в такси и отправлен домой, кстати, за Толин счёт. Впоследствии он сильно возмущался по этому поводу.
-  Мало того, что спас ему жизнь, ещё и попал на два рубля.
В журнале приёмного покоя сначала появилась запись, неизвестный мужчина, exitus letalis, 24.02. 05 часов, затем зачёркнуто и рядом, ошибочно. С Толи была взята бесполезная самая страшная клятва о его молчании. Смена была успешно сдана, на пятиминутке о ночном происшествии никто не упомянул. На следующий день, сначала весь Привоз, ну, а потом и вся Одесса смаковала подробности этого происшествия, но уже в более гипертрофированном виде. Достали даже главврача. Пошли слухи, что живых людей в морг отправляют десятками, что сказать, Одесса. Через неделю главврач проверил журнал, где обнаружил злополучную запись. После опроса свидетелей, доктор был уволен из больницы. Жалко, хотя кто бы из нас захотел бы быть на месте Петра.
Вывих головы.
Весна, девушки раздеваются. На дорогах появляются мотоциклисты и попадают в аварии. Ночью привезли мотоциклиста без сознания. Из скорой помощи его переложили на Толины носилки, и дежурный врач велел отвезти его в рентген кабинет. По дороге Толю сильно заинтересовало положение больного, что-то в его виде было не так. Парень был одет в фуфайку, а голова его была повёрнута в другую сторону. Толя сначала аккуратно, а затем, с применением более грубой физической силы, пытался вывернуть шею пациенту. Мальчику здорово повезло, он пришёл в сознание и дико заорал. Толю отогнали от носилок. Всё закончилось благополучно для больного. Но Толя продолжал говорить:
- «Посмотрите на него, у него голова повёрнута в другую сторону».
А всё оказалось банально просто, что б ни было холодно, мотоциклист надел фуфайку задом наперёд, а пуговицы на спине ему застегнули друзья. Не получился из Толи мануальный терапевт.      
Локальная управляемая гипотермия.
Врачебный персонал отделения анестезиологии и реанимации был отлично подготовлен. Среди нас не было академиков и профессоров, но средний уровень, без ложной скромности скажу, был достаточно высокий. Выделялся и сильно, впоследствии многие считали себя его учениками, Анатолий Евдокимовичи. Бухало. Большая умница, защитил кандидатскую диссертацию, будучи простым ординатором, писал научные статьи. Работал на нескольких работах, и при всём этом, любил выпить после дежурства, для снятия стресса. Когда он, только, всё это успевал делать? Работать, заниматься наукой и выпивать. Талантливый человек, во всём талантлив. В понедельник утром Евдокимовичи пришёл на работу на час раньше с дикой головной болью, и начал проводить над собой научный эксперимент. Он открыл холодильник, встал на четвереньки и всунул голову в морозильную камеру. Тут появился Толя, он доставил из приёмного покоя тяжелобольного. Пока пациента перекладывали на больничную койку, Толя с удивлением наблюдал за Евдокимовичем и на его вопрос:
- «А это ещё зачем?».
Пришлось отвлечься от процедуры и объяснить.
- После злоупотребления алкоголем накануне, утром болит голова, а для того, что бы ни опохмеляться, так как утром на работу, это новейшее и первейшее средство.
Толя почесал затылок и решил провести свой эксперимент. Голова гудела после вчерашнего, а вот холодильника не было. Голь на выдумку сильна. Под надуманным предлогом он проник в гинекологическое отделение, зашёл на пищеблок, открыл холодильник и всунул голову в морозильную камеру. Санитарка, была не образованная и в экспериментах его ничего не понимала, только подумала, что Толя совсем обнаглел и жрёт еду больных, даже не вынимая башку из холодильника. Она взяла швабру и несколько раз огрела экспериментатора по спине. Швабра разлетелась на щепки, а Толя с дикими воплями:
- «Ой-ей-ей» и сломанным ребром, вылетел из отделения.
Голова болеть перестала, но сильно болели рёбра и спина. Впоследствии, Евдокимович объяснил ему, что удары по рёбрам, это уже была отвлекающая терапия. Прошло дня два. Толя на работе не появлялся. По больнице поползли не хорошие слухи. Каждый сотрудник, проходивший через приёмное отделение, считал своим долгом спросить, куда пропал Сингалевич. Даже главврач, на общей врачебной конференции, задал тот же вопрос, хотя неоднократно, до этого пытался уволить его, но только, по настоятельной просьбе коллектива, Толя продолжал работать. Конечно Толя, это доброе зло, с ним плохо, но без него происходит утрата символа, так сказать утрата производственного стимула, без которого дальнейшая работа происходит в серых тонах. Была создана инициативная группа товарищей, которая отправилась к нему домой. Толя лежал на кровати, не брит. Его раздирал надсадный кашель. Из-за повышенной температуры тела, впалые щёки горели. Была вызвана скорая помощь, и Толя впервые оказался пациентом на своём рабочем месте. После проведенного рентген обследования, был поставлен диагноз:
- Перелом шестого ребра справа без смещения. 
Осложнение:
- Правосторонняя пневмония.
Толя даже не догадывался, что его так любят. Его навещали, приносили еду. Во время болезни он поправился на килограмм десять, стал круглый и холёный. Но самое страшное, никто не наливал. В больничном халате за территорию больницы его никто не выпускал. А душа, вероятно, сильно требовала.  Во время бесцельного очередного, Толиного, обхода отделения травматологии он заметил в каморке сестры-хозяйки трёх литровый бутыль с жидкостью, напоминающую домашнее вино. К вину, он относился прохладно, больше любил беленькую водку. Но на безрыбье и  рак рыба. Кастелянша открыла свою каморку, налила в гранёный стакан красноватой жидкости и залпом выпила. Так она решила вылечить расстройство желудка, но Толя об этом не знал, а заподозрил пожилую женщину в пьянстве, по-тихому. Как только хозяйка ушла, Толя подлетел к закрытой двери. Проявив не дюжею смекалку, снял навесной замок, открыл дверь. Дрожащими руками схватил бутыль  и, не нюхая, а надо было бы, содержимое влил себе в желудок, через горло, не глотая. Правда, всё содержимое не влил, но добрую половину, точно. Дальнейшие события нужно было видеть. Мозг дал команду, не вино. Толя поставил бутыль на пол и с криком:
- Отравили.
Побежал по коридору в ординаторскую. Конец рабочего дня. Назначения все выполнены, пересмена произведена. Есть свободное время. Срочно был созван консилиум из больничных хохмачей. Председатель – врач реаниматолог Александр Бондаренко, консультанты, травматолог Бутев и гинеколог Белецкий. Они уже знали, что в бутыли была жидкость, под названием, раствор перманганата калия. В простонародии, обыкновенная марганцовка. После осмотра пострадавшего и длительного спора по поводу терапии, Саня вынес вердикт. Отравление неизвестным ядом. Были проведены реанимационные мероприятия, а именно. Назначена ведёрная клизма и в вдогонку внутримышечно камфару на эфире. Для справки, кто не знает. Камфара с применением малой дозы эфира, не заслуженно забытый препарат. Масляный раствор камфары прекрасно углубляет и учащает дыхание, а малая доза эфира растворяет масло, что предупреждает, впоследствии абсцесс ягодицы, и улучшает работу сердца. Существенный недостаток данного препарата, он сильно болюч, после введения в мышцу. После введения, в прямую кишку, ведёрной клизмы, вдогонку, в ягодицу, был сделан укол мощного противоядия. Медсестра не успела иголку вынуть из мягкого места, как Толя взревел и побежал. Что было дальше, догадайтесь сами. Длинный коридор санитарка мыла, сильно ругаясь, проклиная Толю и весь состав «консилиума».
Александр Борисович Бондаренко был моим личным другом, мы дружили семьями. Его любили все. Грамотный, начитанный, с хорошим чувством юмора. Враль и балагур. Настоящий внук барона Мюнхгаузена, в лучшем смысле этого понимания. Жил он возле автовокзала в частном секторе. Люди держат собак, кошек и прочую живность. У него же, жил здоровенный петух-пьяница. Как-то шёл он домой, после работы, через «Привоз», и купил за пять копеек однодневного цыпленка. Кормил и ухаживал за ним, и тот вырос в красавца петуха. Мы часто собирались у него на веранде, иногда выпивали и так как птицу считали полноправным членом нашего общества, наливали и ему, в виде хлеба смоченного водкой. И так он, стервец, пристрастился к этому зелью, даже к соседям бегал, что бы «налили». Утро начиналось с истошного крика петуха, пока не получал заветных крошек с водкой. Потом дрался с дворовыми собаками и котами. Окончил он свою жизнь, не как положено петуху, в супе, а напился и заснул на дороге, где его и переехала машина. Был похоронен в палисаднике, с полагающимися, ему почестями.  Соседом у Бондаренко был православный поп, любивший крепко «заложить за воротник». Однажды к нему обратилась попадья.
- Помоги, Борисович, пьёт мой сильно по праздникам, а у нас-то праздник почти каждый день, боюсь, лишат сана, что делать будем, детей семь душ, мал - мала меньше.
И Саша согласился помочь. К обещанию подошёл крайне серьёзно. Было прочитано огромное количество литературы, но ничего не подходило. Но хорошее образование принесло свои плоды. В одно из воскресений, когда в больнице не было начальства, начали лечение. Заманили батюшку обманным путём в отделение реанимации и  положили на кровать, подкололись в вену, поставили капельницу. Налили батюшке пол стакана водки и после того, как он выпил, ввели внутривенно Дитиллин. Дитиллин, это курареподобный препарат краткосрочного действия, применяемый во время наркоза, для управляемой вентиляции лёгких. Короче, после выпитого напитка, поп перестал дышать. При помощи дыхательной аппаратуры, со словами:
- Будешь пить, умрешь.
Дыхание восстановили. Через несколько минут, он уже и сам мог дышать, но так ничего и не понял. Потому, что тут же задал вопрос:
- Это, что из-за водки, да быть такого не может.
Пришлось эксперимент повторить. Водка, дитиллин, отсутствие дыхания. Но на этот раз, дышать за него сразу не стали, а выдержали паузу, до слегка посиневших кожных покровов, после чего, раздышали. Третья попытка не пригодилась. Батюшка поклялся всеми святыми, что с пьянством покончено навсегда. И он сдержал своё слова, вообще при слове «ВОДКА», ему становилось плохо. Жестоко? Да. Но какой эффект. Как узнал об этом Толя, и какими словами он рассказал это на «Привозе», я не знаю, но то, что этот эксперимент обсуждали в городе, отвечаю. Понятно, дошло до главврача, Александр Борисович схлопотал выговор. Но самое главное. Через несколько лет была защищена докторская и две кандидацкие диссертации  на тему: провокационное лечение алкоголизма с применением дитиллина. К великому сожалению, в них не было ссылки на фамилию Бондаренко, как автора метода. Несправедливо.
Привет от шашлыка.
Молодой человек приятно проводил время у своей любовницы. Когда внезапно, как и бывает, звонок в дверь. На пороге муж. Картина Репина «Приплыли». Прыжок из окна, благо дело, было не высоко, но на пути к земле оказался кусок арматуры, торчавший из земли, на месте приземления. Так и завис. Но  нет худа, без добра. Штырь прошёл под кожей от бедра до плеча, не задев ни одного жизненно важного органа. Единственное неудобство, невозможно убежать. Так и стоял, больно, но терпеть можно. В таком положении его нашли случайно проходившие прохожие, время было позднее. Приехала скорая помощь, долго искали ручную ножовку по металлу, пилили арматуру, то же долго, зато в больницу доставили быстро. Толи в приёмном отделении не было, его попросили перевезти баллон с кислородом в операционную. Его напарнику помогли переложить больного из скорой помощи на больничные носилки. Врачи осмотрели его, сделали рентген и решили, постепенно вынимая штырь и разрезая кожу, останавливать, возможно, возникающее кровотечение. После такой операции, должен был остаться шрам во всё тело. Пока хирурги совещались, в приёмном покое появился Толя. То, что на его носилках лежал больной, это он ещё вытерпеть мог, но то, что из-под простыни, которой был накрыт больной, торчала железяка, это его возмутило до глубины души. Со словами:
- Совсем офонарели, мигом вытащил арматуру.
Сначала, его обругал больной, не совсем цензурной лексикой, затем, доктора, то же, в таком плане, но чуть дольше и подробнее, вспомнив его родственников до пятого колена. Всё обошлось. Никакого кровотечения не было. Впоследствии, Толя и Вася, так звали пострадавшего любовника, подружились. Пока Василий находился в больнице, Толя был на полном его обеспечении, в знак благодарности, за то, что вместо длиннющего шрама, на его теле было всего две точки. Входное и выходное отверстие.
Многим может показаться, что работа больницы, сплошные смешные истории. Смею Вас сильно разочаровать. Это рутинная работа, во спасение людей. В то время, совершенно бесплатно и бескорыстно. Да брали деньги, но поверьте не у всех и никогда не требовали. Все эти истории проходили в длительном промежутке времени, на протяжении многих лет.
У Толи появился новый напарник, который постоянно спаивал его. Надо было его уволить, может Толя пожил бы ещё, но случилось, что случилось.
Дубин.
Я уже окончил институт и работал реаниматологом. Ночью поступил неизвестный мужчина без сознания с черепно-мозговой травмой (ЧМТ), и алкогольным опьянением. У него был линейный перелом затылочной кости. Если по-простому, трещина в затылке. Обычно такая травма протекает очень тяжело. А здесь, дыхание, температура и давление, всё в норме. Невропатолог, поражения нервной системы не нашёл, все рефлексы в норме. Пациент был просто пьян. Утром он проснулся, рассказал паспортные данные и поведал свою историю болезни. Перелом у него старый, года два назад ударился затылком, по пьянке, долго лечился, с тех пор больше не пил. Вчера проштрафился, набрался на банкете. Лечиться он отказался и ушёл домой. Через месяц меня ночью вызвали в приёмное отделение, где, с их слов, находился неизвестный мужчина ЧМТ. Когда я пришёл, увидел знакомого Дубина, назвал его инициалы. И где это видно, спросил меня терапевт. Наш клиент, ответил я. Утром он открыл глаза и со словами:
- Опять реанимация, попросился домой.
Потом он начал поступать в отделение чаще. Однажды, в очередной раз его доставляли в отделение, пьяный Толя со своим напарником, его уронили, по дороге в реанимацию. Вместо того, что бы уложить его на носилки и отвести по месту назначения, никто ничего не видел, так как во дворе было темно, санитары начали разбираться между собой, кто из них виноват. Больной долго не поступал в отделения. Дежурный реаниматолог вышел из отделения, узнать, где пациент, и увидел такую картину.
- Это я пьяный, да ты посмотри на себя, говорили они друг другу, еле держась на ногах.
 Доктор пинками их разогнал. Позвал на помощь медсестёр, после чего больной был доставлен в отделение. На рентген снимке, перелом, уже был от уха до уха. Пришлось Дубину задержаться у нас надолго. Через месяц он был выписан в полном здравии. Больше в нашу больницу не поступал. Наверно, благодаря Толи, бросил пить. Наутро, после инцидента с больным, о происшествии было доложено главврачу, и Толя с напарником были уволены. Через два дня Толя пришёл проситься на работу. Он клялся и божился, что пить больше никогда не будет, без больницы ему не жить. Была, даже, создана инициативная группа, которая хлопотала за него. Его брали на поруки. Главный был непреклонен.
- За такой проступок, никогда.
Через несколько дней в больницу пришло печальное известие. Толя, с горя, напился, возле дома упал в подвал, свернул шею и умер. Хоронила его вся больница и пол Одессы. Ни один академик или профессор не удостоился таких похорон. Оказалось, Толя был лучшим сапожником Одессы. У него шили обувь самые богатые и знаменитые люди города. В своё время, он был богат и счастлив, но смерть жены, а затем и дочери, круто изменили его жизнь. Вот так Одесса лишилась очередного «Городского сумасшедшего».