Музей провинциальной эротики

-Слушай, как у тебя та яблоня на даче называется? – Эдуард налил себе и мне по второй рюмке киновского коньяка. Я не сразу сообразил, о чем он. Вопрос никак не был связан с темой предыдущей нашей беседы. Только что мой сосед и собутыльник доказывал мне, что японские подводные лодки во времена первой мировой войны по водоизмещению и огневой мощи намного превосходили субмарины флота её королевского величества. И вдруг -  яблоня! Впрочем, я давно уже должен был бы привыкнуть к манере Эдика. Врач-нарколог, кандидат наук, он был, кроме прочего ходячей энциклопедией. Правда все сведения в его голове располагались не по алфавиту и даже не по тематическим разделам, а в каком-то непонятном беспорядке. 
С трудом переключившись с японских подлодок, на садоводство я спросил Эдуарда, о какой яблоне речь.
-Ну, старая такая…
-Старая у меня антоновка. А что?
-Да нет! Антоновку я знаю. А та, что повыше?
-Повыше? Хм! Штрифель что ли?
-Нет, не штрифель, - Эдик начинал нервничать, видно было, что вопрос носит принципиальный характер, - штрифель у тебя за хозблоком растет. А я имею в виду ту яблоню, которая у забора. В нее еще молния в прошлом году попала. Черт, на языке вертится, а сказать не могу!
-Ах, у забора! Так это - уэлси.
-Вот, точно! Уэлси! Так вот, я вчера, наконец, Таньку уговорил!
-Какую Таньку? – снова опешил я от неожиданного поворота беседы.
-Ну, пациентку мою! Помнишь, я тебе рассказывал? Симпатичная такая алкашка лет сорока пяти. Я уже давно ее обхаживал, а она все - ни в какую. И вот, вчера, наконец, - Эдуард опрокинул рюмку, закусил маслиной и мечтательно закатил глаза.
-Свершилось? Поздравляю! Ну и как?
-Ничего, ничего, - как-то нерешительно промямлил он.
-Что значит «ничего»? Ей-то понравилось?
-Вот этого я не знаю. Она же под капельницей была…
-Ай-ай-ай! Как не стыдно! Используя беспомощное состояние…
-Что значит беспомощное? – взмутился старый донжуан, - медицинскую помощь она от меня получила да плюс ещё кое-что, чего она не получала уже лет десять, с тех пор, как овдовела.
-Нет, все-таки это как-то.… И, потом, прости, как это все происходило под капельницей? Прямо-таки, камасутра какая-то!
-Знаешь, - спрашивает он, - какая моя самая большая мечта?
На этот раз я вовремя почувствовал смену темы и поэтому ответил без запинки:
-Конечно, знаю! Доехать от Москвы до Комсомольска на Амуре на задней площадке товарного вагона.
Эдуард делает квадратные глаза, теряясь в догадках, откуда мне известны столь сокровенные его желания.
- Элементарно Ватсон! Ты же сам рассказывал мне об этом раз сто, как минимум. Последний раз, кажется, позавчера.
Как и все пожилые люди, Эдуард страдает дальнозоркостью памяти. Он в деталях может рассказать, сколько бутылок водки и каких марок было выпито у костра во время похода  с однокурсниками в ночь с пятнадцатого (день его рождения) на шестнадцатое июля 1963 года, но с трудом помнит, о чем говорил или , что делал вчера.
- Да, ты прав, ты прав, - вздыхает он, - но эта мечта теперь уже неосуществима.
- Понятное дело! Здоровье уже не то…
- Здоровье не причем, - возражает Эдик, - поднимая кверху вилку с кусочком семги собственного посола, - здоровье не причем. Просто товарных вагонов с задней площадкой сейчас уже нет. Не выпускают. Я сейчас мечтаю съездить в Питер бесплатно.
-Это как же, автостопом что ли?
- Нет. На электричках. У меня же, как у ветерана труда, проезд бесплатный. Вот я и хочу доехать электричкой до Твери, потом от Твери до Бологова и от Бологова до Питера.  Правда, не знаю, есть ли от Бологова  до Питера электрички. Надо выяснить.
- Мне кажется, нет. К тому же, зачем такая экзотика? У тебя же есть машина. Поедем куда-нибудь поближе – в Ярославль или в Кукушкин.
- Я там был,- вдыхает Эдуард, наливая себе очередную рюмку, - ты будешь?
- Половиночку! Все, все, спасибо! Ты там был. А был ли ты в «Музее провинциальной эротики»?
- Где это? – оживился Эдуард.
- Где, где! А вот в этом самом Кукушкине.
Вопрос был решен. На следующее утро мы уже ехали на старенькой мятой четверке по Ярославке. Машина Эдика и манера его вождения – это особый разговор. Кто пользовался изделиями отечественного автопрома, поймет. Рычаги и педали, которые на нормальных машинах выжимаются и переключаются плавно и без особых усилий, на «газах» и «ладах» требуют от водителя долгой тренировки. Звуки, издаваемые при переключении сцепления, у каждой машины разные. В машине Эдика вначале раздается противный скрип, будто кто-то водит по дну тарелки грязной лопатой, затем скрежет, который переходит в истошное рычание водителя «…твввою  ма-а-а-ать». И так - каждый раз при переходе с первой передачи, на вторую и т.д. То же самое происходит при попытке выйти . Замок изнутри не работает. Нужно опустить стекло и, высунув руку, открыть дверь снаружи. Стеклоподъемник, так же как и коробка передач, навевает на Эдика воспоминания о матери. Надо ли говорить, как устает  он от этих воспоминаний? Да и мне , по правде, нелегко наблюдать мучения друга.
Немного успокоившись, он спрашивает:
- Какой у тебя самый любимый художник?
- Мясоедов.
- А почему? - удивляется Эдик.
- Почему, почему! Мяса хочу! – нервничаю я, вдыхая пролетающий мимо дымок с мангала, - надо бы перекусить. Ты как?
- Да, да! Сейчас проедем этот городок, найдем полянку… У меня с собой бутерброды. Есть крупы разные. Разведем костерок, я сварю суп кондей. Ты ел когда-нибудь суп кондей?
Четверка Эдика, видимо, обладает свойствами машины времени. На дворе ХХI век, кругом кафешки, бистро, мангалы дымятся, а Эдуард ищет полянку и кустики. Как в старые добрые времена, когда доступные столовки народ называл «рыгаловками», а в хорошие кафе было не попасть – очереди. Я с трудом уговариваю его остановиться возле Макдональдса.
Народу немного. Я ставлю перед Эдиком красный поднос с гамбургерами и стаканчиками кофе под пластиковыми крышками.
- Ты подожди, я помою руки, а потом   ты пойдешь, - говорю я и удаляюсь в туалет.
Возвратившись, вижу совершенно жуткую картину упадка и разорения.
- Я хотел его открыть, - оправдывается Эдик, имея в виду упавший на пол картонный стакан. Вместе с ним в аппетитной кофейной луже весело плавают  наши гамбугргеры. Эдику тоже досталось -  от очков до брюк он покрыт пятнами ароматного кофе. Мысленно я пожалел, что пропустил момент открытия стакана. Самсон, разрывающий пасть льва в Петергофе, был явно посрамлен. Во всяком случае, там из пасти льва бьет простая вода, а тут – кофе с молоком!
Нет, все-таки, в какое прекрасное время мы живем. Если бы это произошло лет 30 назад в кафетерии на Волоколамке, где сотрудники нашего НИИ любили перекусывать, Эдику крепко бы досталось от придурковатой бабы-уборщицы с мокрой грязной тряпкой на швабре: мол, шастают тут разные, хулиганют! Кофий надо дома пить! Нечто подобное мы ожидали и сейчас. Однако, вместо этого, юная особа в фирменной шапочке попросила нас не волноваться. Нас пересадили за соседний столик и, более того, нам принесли заново, все, что было уничтожено Эдиком в неравной схватке со стаканом. Я стал показывать ему, как правильно нужно открывать. Он как-то рассеянно кивал, а потом не совсем по теме заметил:
- Ты видел, какая у нее аппетитная попка?
Я понял, что Эдуард еще не скоро научится открывать стаканы в Макдональдсе. Однако, его замечание вполне укладывалось в тему нашего путешествия, к которому я должен вернуться. В Кукушкин мы приехали, когда уже начало смеркаться. Первый же отель на площади, вполне европейский по дизайну, был совершенно по-советски переполнен. Нам посоветовали проехать чуть дальше в гостиницу «Волна». Там свободные номера были, но заселить в них кого-нибудь можно было только разве под конвоем. Продавленные матрацы, щербатые полы, пятнистые стены – все говорило о том, что, кроме тараканов из пищеблока на первом этаже, сюда редко кто заглядывает. Покружив еще немного по городу и даже побывав на другом берегу Волги, мы наконец нашли себе пристанище в небольшой уютной гостинице при часовом заводе «Красная стрелка». Гостиница оказалась вполне приличной с радушной хозяйкой, с прекрасной кухней. Нам достался номер люкс, состоящий из двух просторных комнат, что было весьма кстати, потому что Эдик оказался просто громоподобным храпуном. У меня есть подозрения, что и я иной раз этим  грешу. Однако, точными сведениями на этот счет я не обладаю, поскольку обычно крепко сплю.
Небольшая историческая справка. Городок Кукушкин был основан в 1345 году князем Дмитрием Головнёй в том месте, где речка Зябля впадает в Волгу. Знаменит он еще тем, что здесь в смутное время люди, якобы нанятые Шуйским, пытались убить внучатую племянницу боярина Мстиславского, боярыню Варвару. Родичи боярина заблаговременно узнали об этом. Варвару спрятали в надежном месте, а в её постель положили свинью, предварительно накормленную отрубями с брагой, чтобы спокойнее себя вела.  Злодеи, проникнув ночью в опочивальню боярыни, набросились на свою жертву с ножами. Не заметив подлога и довольные содеянным, они доложили Царю Василию, что нечестивая боярыня «орала, аки хряк». В память об этом поставлена церковь Мученицы Варвары на отрубях. В советские времена в Кукушкине начали было строить  гидроэлектростанцию, а затем передумали, перенесли эту затею в соседний городок поближе к Рыбинску. Но на память горожанам осталась недостроенная плотина, используемая поныне в качестве моста.  Потом, уже в брежневские годы первым секретарем кукушкинского  горкома КПСС был назначен небезызвестный вам Горкалов Григорий Семенович, человек недюжинной энергии и большого размаха. При нем было начато строительство часового завода «Красная стрелка». Два корпуса было построено, и в них был налажен выпуск оригинальных наручных часов с кукушкой. Первый экземпляр таких часов в золотом корпусе был даже подарен самому Леониду Ильичу, прямо скажем, в не лучшие его годы. Да и час был выбран неурочный. Вручали подарок в Большом кремлевском дворце в 1978 году десятого ноября в 15 часов 58 минут. Почему такая точность, вы сейчас поймете. Пока первый секретарь горкома, товарищ Горкалов зачитывал приветственный текст, кукушка вдруг проснулась и начала куковать.
Товарищ Леонид Ильич Брежнев, заметив растерянность товарища Горкалова, улыбнулся и начал считать «Раз, кхе, два…» и приговаривать «Ну, сколько ты мне лет накукуешь?». Кушка по честному досчитала до четырех и остановилась.
-Четыре года…- задумчиво подытожил Леонид Ильич, - шо то маловато вы мне накуковали, Григорий Семенович, -  и, заметив, как смертельно побледнел его визави, добродушно улыбнулся.
Все присутствующие, как положено, тоже засмеялись и зааплодировали. Но нашлись среди них и такие, кто незамедлительно доложил туда, куда надо и тому, кому надо. Разумеется, дело это не стоило бы и выеденного кукушкиного яйца, если бы ровно через четыре года наш дорогой Леонид Ильич не приказал долго жить. А тот, кто надо, если помните, благополучно занял его место во главе партии и государства. И вот тут… То-ли кто-то вспомнил про злосчастную кукушку, то ли еще отчего, но товарищ Горкалов был вскоре переведен на другую должность и отнюдь не с повышением. Детище его - часовой завод «Красная стрелка» - так и не заработал на полную мощность. А к моменту нашего приезда и вовсе, как сейчас говорят, лежал на боку, сдав свои корпуса в аренду под склады и офисы частным фирмам.
На следующее утро, плотно позавтракав, мы отправились осматривать  город. В храм Мученицы Варвары на отрубях и в боярские палаты мне пришлось идти одному. Эдик сказал, что уже видел все это пять лет назад. Однако, возвратившись с экскурсии, я понял, что мой друг тоже время зря не терял. Правда, насчет Музея эротики выяснить не удалось – в это время дня в центре города бродили в основном приезжие. Зато в двух шагах от храма располагался не менее интересный Музей самогоноварения на Руси.
Музей располагался в бывшем доме культуры чулочной фабрики имени Ногина, о чем гласила выцветшая табличка при входе. Как оказалось, мы были единственными посетителями. Дама за окошком продала нам билеты по 100 руб. и пригласила пройти в первый зал. Посередине зала находился банкетный стол, уставленный бутылками, стопками  и крошечными бутербродами с селедкой. Дама пояснила, что в стоимость билета входит, помимо экскурсии, стопка (40 миллилитров) самогона и бутерброд на закуску. Самогон можно было выбрать из 10 сортов: тут были представлены и классические бренды – свекольный, картофельный, «домашний» из сахара, - и загадочная «таракановка», и явные плагиаты типа «слеза комсомолки», «смерть фашистским оккупантам».
Растерявшись от такого многообразия, я посмотрел на Эдика.
- Увы, увы! – вздохнул он сокрушенно, - я же за рулем, а нам сегодня возвращаться. Так что пей за себя и за меня! Пробуй, наслаждайся! И увидев, как я махнул стопку свекольной, а затем «антифашистской», злорадно добавил:
-А я за тебя буду пробовать в музее эротики. Договорились?
Затем Эдуард обратился с вопросом к нашей сопровождающей:
- Скажите, а в музее провинциальной эротики тоже такой богатый выбор?
- Выбор чего? – засмеялась дама.
- Ну, того, что можно попробовать.
- Ну и безобразники вы! А с виду, вроде, солидные мужчины. Все! Дегустация окончена! Идите за мной.
Дама проводила нас на второй этаж, где, собственно, и располагалась экспозиция и позвала экскурсовода. Откуда-то, из глубины зала возникло розовощекое, полногрудое создание лет двадцати с небольшим по имени Лена.  Пока начальственная дама о чем-то говорила с ней вполголоса, я спросил у Эдика:
-Ты не находишь, в этой Леночке есть что-то эротическое и одновременно глубоко провинциальное?
- И не что-то, - ответил он, - а даже очень много! Особенно первого.
Леночка, немного смущаясь, указкой пригласила нас на экскурсию. Но стоило ей открыть рот, как Эдуард задал ей вопрос:
- А знаете ли вы, Леночка, сколько  видов спирта существует на свете?
Девушка ответила «Два», чем вызвала саркастическую улыбку моего эрудированного попутчика. На этом, собственно, ее рассказ был закончен, а экскурсию по музею с совершенным знанием предмета провел Эдуард. Он толково объяснил принцип действия самогонного аппарата, саму суть процесса дистилляции, различные способы самогоноварения, рассказал о происхождении бренди и русской «жженки»… Мне кажется, он сильно пополнил багаж знаний нашего прекрасного гида. Прощаясь, старый ловелас долго тряс ее ручку и спрашивал «Ну как? Вам понравилось?»
Отобедав в ближайшем кафе, мы продолжили поиски Музея эротики. Прохожие улыбались и пожимали плечами в  недоумении. Наконец, какая-то глуховатая бабка, сдвинув платок с уха, переспросила:
-Музей? Чего музей? Чего, чего? А-а-а, провинциальный! Это вон там на углу; видите деревянный дом, крыльцо? Вот этот самый!
Возле металлической двери красовалась небольшая пластиковая табличка  с надписью «Отдел культуры. Музей провинциальн..». Дальше все было замазано привычным для глаза, но непонятным уму иероглифом «граффити». Мы позвонили. Дверь открыла сгорбленная старушенция:
- Вам кого?
- Нам , собственно, в музей.
- А! Так вы не так зашли. Ну ладно, пойдемте!
Старушка повела нас по полутемному коридору. Показывая Эдику на нее, я великодушно произнес:
- Ты, кажется, хотел пробовать за меня? Что ж, уступаю!
- Нет, спасибо! Я уж лучше под капельницей.
Старушка провела нас в небольшую залу. На столе лежали билеты.
- Здесь платите. Взрослый билет триста рублей.
- То есть как? Что у вас еще и детские билеты есть?
- Ну а как же? Все, как положено.
- Однако, нравы у нас в провинции! – заметил я, - А, может, у вас скидки для пенсионеров есть?
- Для пенсионеров – двести рублей. Удостоверения покажите!
Получив билеты на руки, мы спросили насчет гидов, на что старушка ответила:
- Сами смотрите! Только не трогайте ничего! А то придут некоторые, и давай щупать все, что ни попадя…
Заинтригованные мы вошли в первый зал: старая дореволюционная мебель, сундуки, бюро, прялки. Во втором зале – столовой -  была большая русская печь с чугунками, сковородами, ухватами. На стенах вышитые рушники, лубочные картинки иконы… При в ходе в третий зал - табличка «Спальня». Ну, наконец-то оно, оно самое! Эдик с любопытством заглядывал и под кровать и за кровать – все стерильно, все до скуки прилично и благочинно.
- Слушай, - заговорил он, задыхаясь от возмущения, - надо спросить эту каргу, за что с нас деньги взяли?
- Ну что, люди добрые все посмотрели? – старушка оказалась легка на помине, - Можете еще во двор выйти. Там у нас выставка садового инвентаря XIX века.
- Какой двор? Какой еще инвентарь? – зашипел возмущенный Эдуард, - вы нам эротику покажите, а не двор.
- Чего-о-о? Какую еще вам еротику? Совсем одурели? Я сейчас милицию позову!
- Нет, это мы милицию позовем! Деньги берете за эротику, а показываете какие-то печки с лавками, да ложки с матрешками!  У вас же тут не что-нибудь, а музей провинциальной эротики!
- С ума спятила твоя башка? Какой эротики? На билет-то глянь!
Мы вытащили свои билеты. Там было написано «Музей провинциального быта».
На улице Эдик раздраженно спросил меня:
- А откуда ты вообще взял этот музей эротики, будь он неладен?
- Из Интернета, - признался я. И вдруг взгляд мой остановился на вывеске «Информация для туристов». В комнате, увешанной рекламами и афишами, сидела и курила полноватая дама средних лет с внешностью преуспевающей бизнесвумен.
- Простите, мадам, мы приехали из Москвы специально, чтобы посетить ваш Музей провинциальной эротики.
- Все ясно. Дальше можете не объяснять. К сожалению, этот музей сейчас уже закрыт. Это была задумка нашего прошлого мэра. Он был мужчина любвеобильный, за что и погорел. Да и годы были девяностые, сами понимаете, свобода, гласность и т.д. и т.п. А потом мэром у нас стала женщина, Слепцова Надежда Ивановна. Ну и конечно музей был закрыт.
- А когда это произошло?
- Да уж лет семь тому назад.
- А почему реклама на вашем сайте до сих пор висит?
- Ну, так… решили оставить для привлечения туристов.
- Но ведь музея уже нет!!!
- Ну и что? Вот вы же приехали!

На обратном пути мы молчали, пока Эдуард не решился задать мне один из своих стандартных вопросов:
- Ты знаешь, какая самая полноводная река в мире?
- Амазонка, -ответил я заученно, - но меня сейчас интересует другое. Почему в русском языке эротика и обман стоят рядом?
- Что ты имеешь в виду?
- Почему неприличный глагол, обозначающий самое эротическое действо, стоит соединить его с предлогом «на», становится синонимом «обмана»?
- Ну, ты спросил!!!
- Ну, мы съездили!!!