Женские мечты о дальних странах. Глава IX

1996, июнь

В судьбе Павла Павловича этот вечер был особенным. Всю зиму и весну, приезжая во Владимир к дочери, он вел переговоры с бывшей женой о том, чтобы на лето взять Машу к себе в посёлок. Поначалу Люся была категорически против, в марте стала соглашаться на неделю, в апреле неожиданно присоединилась к ним во время прогулки по городскому саду, а перед расставанием посмотрела на Пашу с тоской. Цепким взглядом корыстной бабы она подмечала все перемены в облике Рокотова, но при этом, сохраняя в себе частицу романтичной девушки, видела, что, становясь обеспеченным и успешным, он не делался чванливым, как большинство ее нынешних знакомых, не терял своей мужской прямоты и крепости — в глазах была ясность, под хорошими рубашками бугрились стальные мышцы. И ей все чаще хотелось отдаться в его руки. Особенно после невнятных постельных потуг рыхлого Бори, который поднялся в бизнесе исключительно за счет хитрости и умения даже не выкручиваться из всякой затруднительной ситуации, а выскальзывать из неё, не неся практически никаких потерь. Таким же скользким он оставался и на супружеском, как говорится, ложе — ухватиться было не за что. И теперь она вспоминала не последние годы совместной жизни с Пашей - бедность, неустроенность, а их медовые дни, когда он не выпускал ее из объятий. В общем, в мае Люся как-то легко сказала «да» - с условием, что разочек навестит Машу в Комсомольском, «а там увидим, что из этого получится» - может, и останется ребенок с отцом до конца августа. Ей очень хотелось понять, не завел ли себе Рокотов какую женщину и как его мать отнесется к появлению бывшей невестки.

Ожидая внучку, Екатерина Александровна целый день возилась по дому, обустраивала отдельную комнатку, наполняла ее игрушками, заправляла кроватку то одним, то другим комплектом яркого постельного белья, договаривалась с обладателями коров по поводу молока и творога, волновалась. Вечерами к этим приготовлениям плюсовал свои усилия и Пал Палыч. Кода он привез Машу, бабушка не отходила от нее ни на минуту. Ужин был праздничным, долгим. Девочка жарила шашлык вместе с отцом, обсуждали, как пойдут на рыбалку и в лес. Но когда Маша уснула, Екатерина Александровна потускнела. К вечеру слухи об утренних арестах в Березняках докатились до поселка, и соседки стали поглядывать в сторону Рокотовых с опаской - «как бы через них и нам не хватить беды». Она закончила мыть-вытирать посуду, обеспокоенно посмотрела на сына.
— Паша... даже думать об этом тяжело... но, может, лучше отправить Машу во Владимир? Объяснишь Люсе... а недели через две снова ее привезешь. Пока все уляжется.
— Мам, а что, собственно, произошло?
Екатерина Александровна помолчала, не зная, как начать  разговор.
— Наверное, не всех дружков этого Щегла посадили...
— Наверное, не всех.
— За внучку боюсь. И за тебя боюсь.
— Не бойся. Нет им никакого резона нападать на меня. Я не самый главный свидетель.
— Но если бы не ты, их бы не арестовали... А вдруг захотят отомстить.
— Мам, ты случайно не думаешь, что было бы лучше, если б они сожгли завод?
— Конечно, не думаю.
— Тогда давай прекратим этот разговор. Я тоже не один, у меня тоже есть друзья. В общем, на этом свете я не самый безобидный человек.
— Паша...
— Мам, докладываю: во Владимире Маша не перестает быть моей дочерью, но там мне сложнее ее защитить.
Екатерина Александровна затихла на минуту.
— Хотя бы будь осторожнее…

*

Майору Устинову не спалось - то ворочался в кровати, кряхтел, то смотрел в потолок, то косился на жену, которая сладко посапывала, улегшись пухлой щекой на пухлые ручки. Но вот она наконец откликнулась на очередной его переворот - пробурчала:
— Да спи ты уже! Завтра мне ни свет ни заря вставать.
Он тяжело вздохнул. Жена повернулась к нему.
— Ну чего ты маешься, Алексеич? Думаешь, Щегол не простит тебе ареста? А ты-то при чем? Через пару дней вся область будет знать, что его взяли благодаря Паше Рокотову... а тебя только перед фактом поставили.
Майор с удивлением взглянул на жену.
— Как это все узнают? Откуда?
— Да я и расскажу. По секрету... хотя бы вон Райке-продавщице... а уж она до вечера по всей округе разнесет. Не надо, чтобы на нас кто зло держал. Нам тут еще жить. Так что спи, не мучайся.
Устинов принял оскорбленный вид.
— Да за кого ты меня держишь? Думаешь, переживаю оттого, что банду в тюрьму посадил?
— А то нет. Знаю я: Щегол к тебе в кабинет запросто ходил.
— Дура! Не болтай лишнего!
Он замолчал, жена выдержала паузу, приласкалась к нему.
— Чего ж тебе не спится? Может, чего хочешь? Так я не против — поди, законная жена, чего стесняться.

Майор хмыкнул, головой покачал — одно, мол, у тебя на уме, а у меня тут проблемы. Посмотрел на нее - стоит советоваться или нет, решился.
— Такое дело, — посерьезнел он и подался ближе, — только вот об этом - никому! Понятно? Есть возможность хорошие деньги заработать... можно будет на нашем участке вместо деревянного дома выстроить кирпичный, с бетонным погребом, в два этажа.
— И кто ж нам такие деньги даст?
Он отвалился на подушку.
— Один парень, думаю, даст... жить захочет. Только надо будет кинуть другого, который мне второй год мелочь подбрасывает.
Жена сощурилась, глянула с подозрением.
— Ты не Витьку ли москвича хочешь кинуть? Неужто нашел, кого он ищет?
Устинов скосился на нее, промолчал. И она заговорила совсем иным, начальственным тоном:
— Ты знаешь что? Ты даже не думай! Я не хочу к тебе ни в тюрьму ездить, ни на могилку ходить. Щиплешь понемногу, вот и щипай дальше. Слава богу, нам хватает. Мне одной на старости куковать ни к чему. — Она повернулась к нему спиной, но не успокоилась. — Даже не думай! Выброси из головы! Обещал? Деньги брал? Выполняй, что обещал! И не хрен тут маяться, спи!
Майор вздохнул.
— Да… невысокого ты полёта птичка.
— Ага! Клавка, за которой ты до меня бегал, была высокого… Жалко, улетела от тебя на север за длинным рублём… И на что она вернулась похожая? Харя пропитая, только что не бомжиха! Она бы тебя с радостью поддержала. Однако ты с ней теперь даже не здороваешься, – и добавила язвительно. - А уж какая была любовь! Короче, как сказала – так и делай! Иначе я тебе устрою, тетерев!

*

А тот, о ком вздыхал майор Устинов, — Василий Сергеевич Гаврилов, он же Вадим Николаевич Чебаков, он же Леонид Михайлович Егоров, он же Гоша, — сидел в эти минуты дома у печки и сжигал в ней документы, связанные с поиском Юли и Кирилла. Сделать это хотел давно, поскольку их содержимое знал наизусть и боялся, что, попади они в чужие руки, кто-то другой окажется у цели раньше. В общем, «Джавдет - мой. Встретишь, не трогай его!» В необходимости самостоятельно восстановить справедливость Вадим видел теперь если не смысл жизни, то главное ее испытание. Справишься, значит, и все прочее будет по силам. Экзамен. Тест на право оставаться мужчиной и действовать.

Печной огонь охотно принимал бумагу, и в трубу уходили дымом бессонные ночи, мучительные попытки вспомнить все до мельчайших деталей, рискованные поступки, в том числе Надины, бессчетные версии того, как оно могло происходить, куда они могли податься и где еще можно обнаружить следы. Горели вырезки с криминальной хроникой, горели адреса, имена, названия, которые собирал с таким тщанием. Последним сгорел самый заветный листок, совершенно истрепавшийся, — тот, что Вадим завел в первые недели после нежданной высадки в Богучаре. «А хорошо бы сохранить для краеведческого музея». Жег. Жег, потому что почувствовал, как теряет контроль над ситуацией. Он - на виду у всех, без бороды, под козырьком бейсболки больше не укрыться. «Как пристально смотрел сегодня на меня начальник милиции».

Остались у Чебакова только портреты Юли и Кирилла. И он долго смотрел на них…

*

С утра, глядя в записную книжку, майор Устинов набрал номер.
— Алло? Доброе утро. Мне нужен Виктор Прохоров. Да. Жду...
Ждал, а по лицу его продолжали бродить ночные сомнения — какому из покупателей предложить имеющийся товар?
— Да... Понял. Передайте Виктору, что звонил Устинов из Березняков. Пусть свяжется со мной. Это в его интересах.
Положил трубку, тяжело вздохнул, сказал самому себе, с досадой:
— А вот бы ва-банк... кто-то ведь умеет, рискует. — Поразмыслил, вздохнул: — Правда, их потом находят... и хрен его знает, что с ними бывает...

*

Посреди безлюдного пляжа, в пластиковом кресле, лицом к морю, сидел Кирилл, курил сигару, тянул виски - наслаждался вкусом, наслаждался видом, - глядя в даль, щурился. От бунгало к нему подошла заспанная Юля. По пути она подхватила другое кресло, села рядом с любовником, одним глотком опустошила его стакан, прижалась к его плечу. Несколько секунд молчали — шумели волны, бриз шуршал в кронах высоких пальм. Юля взяла у Кирилла сигару, выпустила изо рта облачко дыма.
— Милый... когда поедем смотреть наш домик?
— Еще пару дней... привыкнем к этому новому миру.
— Я уже привыкла. Кажется, что вернулась на родину.
Ее голос прозвучал фальшиво. Он глянул на нее с насмешкой в глазах.
— Это хорошо.

Отвернулись в разные стороны. Она мучилась, пыталась преодолеть отчуждение, поверить в его искренность. Ей казалось, что он уже точно решил, как жить и действовать дальше, и только чуть маскирует свои недобрые намерения. Снова приласкалась к нему.
— Наши дети будут рождаться у этого моря?
— У этого моря. Мы даже зачнем их на этом берегу.
Юля попыталась быть романтичной:
— У этого моря нас когда-нибудь и похоронят.
— Через сто лет.
— Две одинокие могилы под пальмой.
— Почему одинокие? Разве нас не будут навещать дикие обезьяны? Они будут лазать на пальму и ронять на могильные плиты связки бананов? А если это будет кокосовая пальма, то индейцы будут бить о черный мрамор орехи. А может, ты хочешь, чтобы это был не мрамор, а гранит? Пожалуй, гранит лучше. На нем будут не так видны кокосовые ошметки.

Юля посмотрела на него с подозрением, отлепилась от его плеча, вернула ему сигару, в ее голосе появилось напряжение.
— Про черный мрамор звучит не очень романтично.
Теперь Кирилл выпустил облако дыма.
— Правда? Жаль. А я подумал, эта метафора в духе твоих литературных предпочтений. Как в дамском романе: белый песок, голубая волна, черный мрамор, кокосовые ошметки... От такой печальной картины... вдребезги любое женское сердце. — Он вздохнул. — Если надежда умирает последней, то первой, видимо, подыхает романтика. У тебя нет ощущения пустоты?
Юля проговорила потерянным голосом, ища спасения:
— Это пройдет. Это обязательно пройдет. Просто мы устали.

*

Телефонный звонок прозвучал в кабинете майора ближе к обеду. Устинов взял трубку.
— Да, Витя, здорово!.. Да я не про землю. Земля стоит — ждет, когда начнешь оформлять документы... Тут... в общем, я по другому вопросу. Помнишь, зачем ты вообще в Березняки-то приехал?.. Ну, так вот... Полной уверенности нет, но есть некоторые соображения. Когда приедешь? ... Хорошо, жду.

*

События последних дней нарушили привычный ход жизни, словно резкий порыв ветра распахнул все форточки и двери и в укрытии стало совсем неуютно. Сквозняки разметали, унесли чувство безопасности и внятные представления о том, что может быть завтра. Примерно такое ощущение испытывал Чебаков, невольно превратившись в публичную фигуру. И еще его напрягали слова Нади об охраннике Викторе, который постоянно пасется в Березняках. А это означает, что здесь у Прохорова есть некто вроде осведомителя. Или осведомителей. И эти люди наверняка слышали, читали про кирпичный завод и про все остальное. Вполне вероятно, Чебаков уже пересекался с ними или его видели издали... И теперь главным для него стала тревога — как состояние души, как сигнал о близкой угрозе, как команда к действию.
Дверцы сейфа были раскрыты. По столу Вадим разложил множество бумаг, напряженно считал, читал, думал... Как жалко! Как жалко, что не хватило времени довести до конца все задуманное. Как жалко, что придется оставить производство, на котором почти все отстроено, где трудятся обученные, дисциплинированные рабочие. Ведь еще недавно казалось, что самое трудное позади.

*

Виктор Прохоров прилетел на джипе спустя два часа после телефонного разговора с Устиновым. И вот они уже вышли из ОВД с намерением отправиться в поселок Комсомольский. У майора в руке сипела рация. Виктор непременно хотел понять главное:
— Ты мне скажи: это он или нет?
Прохоров был возбужден, говорил громко, не обращая никакого внимания на окружающих, а потому Устинов призвал его к спокойствию - взял под руку, увлек к стоянке автомобилей.
— Ты не горячись, Витек. Посмотришь, сам поймешь: он - не он. Люди с годами меняются. Когда-то я был таким вот красивым амбалом, вроде тебя. А совсем скоро ты станешь уставшим толстяком, вроде меня.
Прохоров направился к своему джипу, но майор остановил его.
— Куда ты? Распугаешь своей бандитской машиной мирных граждан, разбегутся - не соберем.
Он повел его к неприметным «Жигулям».
— Подъедем потихоньку, посмотришь...

Сел за руль, рядом втиснулся Виктор. Устинов вставил ключ в замок зажигания.
— Ты сам-то его раньше видел... так, чтобы вблизи?
— Видел.
Зажигание барахлило, майор рычал стартером.
— Хорошо. А то я... десяток раз издали... и мимо... этого парня... А он бородатый был... и хоть бы что у меня внутри шевельнулось.
Наконец поехали.
— А тут встретился с ним глаза в глаза... А он как раз побрился. Еще раз потом посмотрел на фотографии - вроде похож. Но для уверенности всегда надо знать, как человек ходит... вообще, как двигается... психофизику, понимаешь...
Виктор не скрывал нетерпение.
— Он здесь? Он не сбежал?
— Да здесь. Так осел, что не сковырнуть. Одни пытались - не получилось. Такая заваруха у меня была... чистый героизм. Может, подполковника получу...

Майор испытующе глянул на Прохорова, тот весь сосредоточился на предстоящей встрече с похожим на Чебакова парнем.
— Витя, а вдруг это он? Хорошо бы мне премию выдать. Как думаешь?
Виктор очнулся от своих переживаний.
— Будет премия.
— Но чтобы по-взрослому. Такие парни дорогого стоят.
— Я тебе сколько денег за это время привез?
— Ты возил деньги... чтобы ко мне в кабинет запросто заходить. Или ты думаешь: всякий, кто из Москвы, так и дверь ногой?
Виктор набычился. Сейчас он не хотел и не мог думать ни о чем и ни о ком - только о Чебакове, а тут - это всегдашнее мелочное ментовское вымогательство. Однако ему хватило разумения, чтобы взять себя в руки и в этот ответственный момент не испортить отношения с майором.
— Если это он... если тот, кого ищем... шеф умеет благодарить... своих друзей. И денег даст и по жизни поможет подняться. Надежные люди нужны всем. Можешь не сомневаться.
Устинов кивнул, выражая удовлетворение от услышанного, и прибавил скорость. При выезде из Березняков их попытался было остановить гаишник, но быстро разглядел того, кто за рулем, и отдал честь. Они промчались по загородному шоссе и вскоре въехали в поселок Комсомольский. Майор посмотрел на часы и принялся размышлять вслух:
— Где он теперь может быть? Давай-ка проедем сначала мимо дома, который он снимает, потом мимо завода, а потом в контору.

Виктор с брезгливостью озирался по сторонам. Комсомольский ландшафт хоть и был скрашен началом лета, смотрелся убого.
— Он тут чего делает?
— Кирпичи. Помнишь, я тебе предлагал для постройки дома? Это его завод.
Медленно проехали мимо дома Чебакова. Устинов внимательно исследовал двор, окна.
— Здесь, похоже, его нет. Он на «Ниве» ездит. А вот тут живет.
— Давно живет?
Майор прикинул в уме.
— Ну... пару лет.
Виктор аж подпрыгнул от удивления.
— И все это время я сюда езжу...
В нем закипела злость на Устинова, он снова взял себя в руки. Майор понял, против кого направлено возмущение Виктора, но сдаваться не собирался - заговорил спокойно, размеренно, как дышал:
— Приехал из Актюбинска. Гаврилов Василий Сергеевич. Ты мне сказал: мелькнет, будет искать какую-то там Галю. Может, он и искал... только в контору мою не заходил. Сделал успешный бизнес. Я бы ему дал приз в номинации «человек года». В нашем деревенском масштабе, конечно.
Подъехали к кирпичному цеху. Устинов чуть притормозил, чтобы получше разглядеть - нет ли здесь Чебакова.
— На ровном практически месте создал успешное производство... Похоже это на твоего бегунка?
— Очень похоже.
— Выходит, ориентировка была неверной. Ты мне говорил про загнанного кролика... а тут - хищник. Может, не волк, но лиса, как минимум. Осталось посмотреть в конторе.
Они снова тронулись.
— А в общем, Витя, никто не виноват. Каждому овощу, как говорится, свой срок. По службе знаю... Бывает, отъявленный бандит, убийца, долгие годы в федеральном розыске... При этом каждый день топает мимо поста милиции, и ничего. А приходит день - и он попадается. Например, не купил билет в электричке, старуха-контролер вызвала наряд. А он уже верил, что неуловим. И получает лет двадцать строгого режима, по сути, за безбилетный проезд. Понимаешь?

Виктор молчал, его больше занимали переживания о том, что он скажет шефу, когда возьмет Чебакова. Майор это уразумел и пришел на помощь:
— Так что сегодня просто пришел день твоего бегунка... если это, конечно, он. Но если это он, твоему шефу можно позавидовать. Получит в награду такое предприятие. Не знаю, чего этот парень вам задолжал, но, быть может... кирпичный завод этот долг вполне перекроет. Так-то вот.
Эта мысль и в самом деле ободрила Виктора, он взглянул веселее. А между тем подъехали к конторе. Устинов оживился:
— А вот и его «Нива».
Остановились на некотором расстоянии, Виктор тут же попытался вылезти наружу, но майор его удержал.
— Сиди! Посмотри сначала, как он из конторы выйдет.

*

В «Новом Ампире» в кабинете Олега Васильевича закончилось совещание. Руководители подразделений встали из-за стола, направились к двери. Поднялся и Виталий Иванович. Но прежде чем удалиться, он поймал взгляд босса, и тот кивком показал ему на кресло рядом с собой. Шипулин закрыл дверь за ушедшими, сел. Плетнев начал разговор:
— Ну... чего ты там... про Березняки?
— Я просто хотел доложить, поскольку это дело вы держите под личным контролем. Из Березняков сегодня утром позвонил начальник милиции, Витька с ним накоротке. Вроде как мелькнул кто-то похожий на Чебакова. Но не факт.
— Этот мент... посадил похожего в обезьянник?
— Пока нет, поскольку нет уверенности... а человека сажать не за что. Но и бежать он никуда не бежит.
— То есть его держат под наблюдением?
— Да.
— Что Зарайск?
— Старики живут сиротами, на пенсию. Никого рядом не замечено. Пару раз в месяц сами позваниваем соседям.
Плетнев взял паузу, подумал.
— Мог ли Чебаков появиться в Березняках спустя два года?
— Если... только что вернулся из-за границы.
Олег Васильевич посмотрел со злой иронией на начальника своей службы безопасности.
— Он у нас уже возвращался, и даже умирал.
Шипулин смутился. Босс помолчал, принял решение:
— Если окажется, что сигнал ложный, завязывай с этими Березняками. Скорее всего, мент просто доит Витьку, вот и все.
— Понял. Тут еще... но, в общем, тоже вилами по воде...
— Что?
— Частный детектив, которого мы наняли во Франции, — Виталий Иванович раскрыл папку, положил перед Плетневым лист бумаги с текстом на французском языке, — прислал факс, что в Барселоне, в маленьком отеле по фотографии опознали молодую женщину с дочерью, с которыми Чебаков бежал с Украины.
Олег Васильевич начал читать, переводя текст с листа:
— Остановились в отеле «Camaron» под фамилией Коваль... жили ровно четырнадцать дней...
Зазвонил мобильный телефон. Плетнев пробежал глазами до конца страницы, посмотрел на Шипулина.
— После возвращения Витьки доложишь.

*

Вот уже полчаса Устинов и Виктор ждали у конторы появления Чебакова, точнее Гаврилова. Майор проводил время без особых волнений, слушая по радио песенки. Виктор томился.
— Зайду в контору! - решительно заявил он. - Чего здесь торчать? Загляну одним глазом в кабинет... если это мой, то узнаю.
— И чего дальше?
— Моя проблема.
— Только имей в виду: я не вмешиваюсь. Другое дело, если ты сегодня посмотришь, завтра я приглашу его в кабинет для дачи показаний по делу, которое у нас вчера сложилось... И там я смогу его задержать... для выяснения личности. Ты скажешь, что он не тот, за кого себя выдает... Вызовешь людей из Москвы. А еще лучше - выкрадешь его сегодня вечером из дома. У меня есть кого подозревать в этом похищении. Целая банда... Пока я буду их допрашивать, вы решите все свои дела.
Но Прохоров не мог сидеть на месте.
— Я пойду. Если это он, я его увезу.
— А я буду причастен к похищению человека, да? Тогда на эти «Жигули» не рассчитывай. Вон на его «Ниве» отправляйтесь в Березняки, там - на джип и до Москвы. Потом привезешь мою премию.

Виктор не ответил, разозлился, открыл дверцу, вылез, направился к дверям конторы. Что-то сгустилось в жарком послеполуденном июньском воздухе. С морщинистого, иссеченного трещинами асфальта ветерок поднял пыль, закрутил ее в маленький смерч, из-под ног Прохорова бросился в кусты, споткнулся, рассыпался, осел на листьях серым налетом.

Виктор шел к крыльцу конторы, и в этот момент из нее появился Вадим. Бросив короткий взгляд в сторону Прохорова, Чебаков направился к «Ниве» и тут... сбился с быстрого шага, остановился... повернулся к давнему знакомцу. Тот тоже узнал виновника своих бед, улыбнулся почти по-доброму, двигался так медленно, будто произошел какой-то сбой и время потекло иначе. Чебаков следил за ним, а что-то тягучее, липкое и тяжелое наполняло его ноги, руки, живот, грудь... и стоило больших усилий стряхнуть с себя это предательское оцепенение. И хотя все это произошло в одну секунду, длилась она бесконечно долго. Вадим сумел оценить обстановку - понял, что сесть в машину, завести ее и уехать не успеет. Бежать - от Прохорова не убежит. И он стоял. Но когда между ними остался всего десяток метров, Чебаков пошел навстречу, чем заметно удивил Виктора, уже готового догонять. Вадим тоже улыбнулся... а за три шага вдруг сделал резкое движение, подпрыгнул, сильно ударил Прохорова ногой в живот и, уже не останавливаясь ни на мгновение, продолжил наносить удары в голову, в пах, в колени, схватил за шиворот, сделал подсечку, повалил.

Майор Устинов с удивлением следил за происходящим из «Жигулей».
— Какой хищный кролик...
Виктор скоро пришел в себя, сначала блокировал удары Чебакова, потом стал отвечать и побеждать. Вадим бился самоотверженно, но поймал легкий нокдаун и остался сидеть на асфальте. Рассвирепевший Виктор стоял над ним, пытаясь отдышаться, снял с пояса наручники и уже склонился, чтобы защелкнуть их на запястьях Чебакова... но тут резкий скрип тормозов остановил его. За спиной Прохорова возникла иномарка Рокотова. Прежде чем Виктор успел понять, что к чему и кто за кого, Паша вылез из-за руля... и одним ударом отправил Виктора в глубокий нокаут.

Майор присвистнул, взялся за рацию:
— Это «ноль первый». Кто слышит меня, отзовись.
Ему ответили экипажи ППС:
— «Четвертый» слышит. «Восьмой». «Двадцать первый».
— Кто в районе поселка Комсомольский или поблизости?
— «Восьмой» на восемнадцатом километре. «Двадцать первый» возле механических.
— Слушай, «двадцать первый». Кузьмин, пять минут тебе, чтобы был в Комсомольском возле конторы.
— Есть! Выезжаем.

Рокотов подобрал с асфальта наручники и сцепил ими за спиной запястья Виктора. Чебаков сидел, прислонившись к «Ниве», пытался прийти в себя. Рокотов посмотрел на него.
— Это что было?
— Тот самый гвоздь... о котором ты говорил.
— И чего теперь? Бежать надо?
— Да. Только мне сначала в контору... на пару минут.
Рокотов подал ему руку, Чебаков тяжело поднялся, на дрожащих ногах заспешил к дверям конторы, Рокотов медленно направился к «Жигулям».

Сидя за рулем, Устинов поднял руки, улыбнулся - мол, со мной никаких поединков. Секунду они жестко смотрели друг на друга. Паша вернулся к «Ниве». Примчался Чебаков, на ходу засовывая документы в пластиковую папку. Он обошел лежащего на асфальте Виктора, глянул на Пашу. Обоим было понятно, что пришло время прощаться - возможно, навсегда. Рокотов привычно скомкал разговор - чтобы без сантиментов.
— А может, еще увидимся. Торопись!
Чебаков сел за руль, запустил двигатель. Паша добавил:
— Имей в виду, тебя уже ищет милиция. Домой не заезжай и лучше... выбирайся отсюда лесными дорогами.

Резко с места Чебаков помчался прочь от конторы.
Устинов снова взял рацию.
— Всем, кто меня слышит... принять меры к задержанию автомобиля «Нива», темно-синего цвета, государственный номер а963ск, тридцать третий регион. Вероятное направление движения - от поселка Комсомольский во все стороны. Как поняли?
— «Пятый» понял. «Седьмой» понял. «Одиннадцатый» понял. «Четвертый» понял. «Восьмой».
Майор продолжил:
— За рулем «Нивы» руководитель АО «Николаевский кирпич», гражданин Гаврилов Василий Сергеевич. — Он опустил руку с рацией. — Или как там тебя зовут...

Рокотов поднял с асфальта побитого Виктора. Тот начал понемногу приходить в себя. Паша бережно препроводил его до крыльца конторы, посадил на ступеньки, сам зашел внутрь. Прохорову хотелось принять классическую позу побежденного - опустить голову в ладони, упереть локти в колени, смотреть себе под ноги. Но ладони были недоступны, смотреть под ноги, держа голову на весу, было не комфортно - все кружилось, тошнило. И тогда Виктор снова лег, осторожно приткнулся лбом к пыльному бетону - жаль, что он не холодный в эту послеполуденную июньскую жару.

*

Похоже, что в противостоянии Прохорова охотника и Чебакова беглеца судьба в очередной раз на роль везунчика выбрала Вадима. Не дерзая понять запредельное, можно присмотреться к тому, что по нашу сторону бытия. Итак, что мы имели вначале? Две жертвы Богучара, причем Виктор казался менее виновным в происшедшем, чем Чебаков. Однако ситуация была не очевидна, и Вадим получил свой шанс на спасение. Как ни крути, он сумел им правильно распорядиться - не отчаялся, не опустился, напряженно работал, и при очередной контрольной проверке ему было что предъявить: цех по производству кирпича и черепицы, рабочие места в депрессивном Комсомольском поселке, налоги в местный бюджет, благотворительность, но главное - люди, которым он помог. Конечно, нехорошо обошелся с Женей! И с Олей Плужниковой! И пока непонятно, что ждет беременную Надю. Это - да! Вопросы остаются. Ну а что Прохоров? Чем ему похвалиться? Злобой и жаждой мести, которые грызут его в режиме non stop? Банными адюльтерами, взвизгами пьяных шалав? Какой зрелый человек в здравом уме рискнет поставить себе в заслугу подобные шалости? Впрочем... пока не прозвучал финальный свисток - Шопен, соната № 2, есть возможность исправиться, тем более что полученное сотрясение мозга не грозит Вите летальным исходом. Жизнь продолжается, все может перемениться.

*

Чебаков рулил, превозмогая легкую потерю ориентации, шум в голове, желание полежать, а то и поспать. Он лихорадочно озирался по сторонам, что-то заметил впереди между домами, съехал на обочину, укрылся под деревьями. Через перекресток пронесся милицейский «УАЗ». Вадим снова тронулся, развернулся, набрал скорость и выбрался из поселка грунтовыми - среди зарослей - дорогами.

У конторы затормозил милицейский «УАЗ», из него высыпали бойцы с автоматами. К крыльцу вальяжной походкой от «Жигулей» подошел майор Устинов. Подчиненные приняли стойку, ожидая его указаний, посмотрели на затихшего, скованного наручниками Прохорова.
— Этого, что ли?
— Да нет, — заговорил Устинов совершенно спокойным голосом. — В конторе найдете Пашу-майора. Вот его и берите. В обезьянник. Я скоро подъеду. Аккуратней с ним. Он любому из вас фору даст, хоть и прыгает на одной ноге.
Бойцы исчезли в конторе, Устинов посмотрел на Виктора, обратился к нему ласково:
— Сынок, где у тебя ключики от браслетов?
— В заднем кармане брюк.
Прохоров гундосил, поскольку нос ему то ли сдвинули, то ли забили густой кровавой юшкой. Глаза неподвижно застыли в одной точке.
— Ну, тогда хоть встань... как еще я их выну?
Виктор послушно поднялся, покачнулся, майор достал ключи, освободил товарища, сунул наручники в карман его куртки.
— Видишь, Витек, как бывает... Слушаться надо старших-то.

Наконец Виктор получил возможность ощупать свой нос, спросил тихим голосом:
— Кто это был?
— Паша... бывший майор спецназа. Боевой офицер. Не чета вашему брату. Мясо в тренажерных залах не накачивал, стероиды не глотал. И свои, как говорится, навыки отрабатывал не в боях с тенью. — Устинов комично помахал руками, имитируя удары. — Ха! Ха! Ос! В девяносто пятом на Новый год Паша Грозный брал. Ранен. Без ноги. А вот теперь придется сажать его в кутузку. Из-за тебя. — И добавил Виктору на ухо, как бы по секрету: — Чтобы все, о чем договорились, сладилось. Такие вот грибочки-опяточки.
В это время бойцы вывели из конторы Рокотова со сцепленными руками. Паша обратился к Устинову:
— И за что?
Начальник милиции спросил подчиненных:
— Сопротивлялся?
— Никак нет.
— Жаль, — он глянул на Пашу. — Тогда... за причинение тяжких телесных... Это пока. А там посмотрим. Может, еще уличим тебя в каких преступных деяниях. То-то Щегол обрадуется, как сядешь ты к нему завтра на соседние нары...
Рокотов посмотрел с вызовом.
— Алексеич, а ты сейчас не много на себя берешь?
— А ты, Паша, меня не пугай. Я вчера одну банду закрыл, сегодня другую, завтра третью. Есть такая профессия — закон защищать.
Оба усмехнулись - почти по-доброму. Устинов кивнул бойцам, они посадили Рокотова в «воронок», увезли. Виктор подал голос:
— А что с моим?
— Как что? Убежал. Уже ловим.

Чебаков пробирался на «Ниве» лесными дорогами, по колдобинам и лужам, остановился перед ручьем, пересекающим путь, вылез, прошел немного вверх по течению, опустился на колени — жадно пил, умывался, окунал голову... потом сидел на камне, переводя дух... но легче не становилось, терзали невеселые мысли: «ну вот — опять началось».

*

Узким переулком внутри бульварного кольца подъехали к элитному дому. Шипулин  позвонил с мобильного телефона.
— Олег Васильевич, мы у подъезда.
Из джипа сопровождения вылезли два охранника, заняли позиции внутри и возле парадного. Появился главный босс, сел сзади. Обе машины тут же тронулись, набрали скорость, помчались по ночному городу. Виталий Иванович, сидящий рядом с водителем, развернулся вполоборота к Плетневу. Лицо Олега Васильевича выражало явное неудовольствие — не так он намеревался закончить этот вечер. Шипулин начал докладывать:
— Люди в Зарайск уже уехали. Трое. У них команда на жесткое задержание, если что...
Плетнев кивнул, давая понять, что понял. Виталий Иванович расположился поудобнее, готовясь к дальней дороге. Босс вынул из кармана плоскую серебряную фляжку, отвинтил крышку, сделал глоток, некоторое время молчал, смотрел сквозь темные стекла на сверкающую ночными огнями Москву, потом взглянул на затылок начальника службы безопасности.
— Скажи мне, Виталий Иванович, ты веришь в судьбу?
На этот раз Виталий Иванович был вынужден сильно вывернуть шею, чтобы посмотреть на большого босса. Этот вопрос, несмотря на нейтральную интонацию, с которой был задан, не просто озадачил Шипулина — напугал.
— Ну... я верю, что существует какой-то абсолют.
— Абсолют. Красивое слово. Читаешь эзотерическую литературу?
Виталий Иванович аж вспотел.
— Ну... нет. Нет времени.
— А ты веришь, что этот абсолют все предопределил заранее? То есть всегда происходит только то, что должно произойти. И значит, что бы мы ни делали, все напрасно.
Шипулин понял, к чему этот разговор, недолго помялся.
— Я думаю, мы должны были его взять.
— Это ты правильно сказал.
Плетнев замолчал. А Виталий Иванович еще оставался некоторое время с развернутой головой, смотрел, ждал продолжения. Но про него словно забыли. Олег Васильевич сосредоточился на далеких от этого места мыслях. За окном кончилась Москва, сразу стало меньше света, потянулись леса... И тогда Виталий Иванович медленно, чтобы никак не нарушить состояния, в котором пребывал босс, принял нормальное положение.

Чебаков дошел по платформе до обрешеченного киоска, в котором торговали всякой всячиной, купил сок и шоколад, засунул портмоне во внутренний карман куртки, коснулся рукой пакета с документами, который прятал за пазухой. Потом направился к небольшому зданию вокзала, но сквозь мутные стекла заметил внутри двух милиционеров. Они расталкивали заснувших бомжей, выгоняли их на улицу. Чебаков опасливо осмотрелся, двинулся дальше по платформе, спустился с нее на землю... и замер. Прямо перед ним стоял уличный туалет. Из темноты к туалету вышла пара бродяг - насквозь пропитые мужчина и женщина. Курили, оглядывались в сторону вокзала. Мужчина просипел:
— Менты поганые. Никогда поспать не дадут.
Женщина ответила ему хриплым голосом:
— А хрена ль мы вообще тут торчим? Еще в апреле надо было на юг валить, к морю.
Чебаков посмотрел на туалет, на бомжей, потом по сторонам, грустно усмехнулся: «Дежавю? Или все это было на самом деле?» И быстрым шагом пошел прочь, потерялся в темноте за деревьями.

Майор Устинов разлил по стаканам только что заваренный чай, бросил в него куски рафинада, с одним стаканом сел в свое кресло, на другой стакан кивнул Виктору.
— Только осторожно - горячий.
Прохоров - понурая голова - встал из кресла, взял стакан и, не замечая, что это кипяток, принялся пить большими глотками. Майор глянул на него с ужасом.
— Ты хоть чайную ложку возьми, сахар размешай.
В этот момент в темноте за окнами полыхнули автомобильные фары. Майор приподнялся из кресла.
— Кажись, приехали. Ты, Витька, это... не нравишься ты мне — совсем расклеился. Давай соберись. Я скажу, что бился ты героически, но против лома, как говорится...
В коридоре послышались шаги. Прохоров не отреагировал ни на слова майора, ни на короткий стук в дверь. Сначала вошли два охранника, потом Виталий Иванович, потом Олег Васильевич и еще один охранник. Майор двинулся им навстречу.
— Всем общий привет!
Ему в ответ кивнули и сосредоточились взглядами на Викторе, на его синем от гематомы лице. Но и теперь Прохоров никак не реагировал. Поддерживать разговор снова пришлось Устинову:
— Это... мужики, господа... ему бы в больницу... бился, как лев... но у нас здесь, как говорится, есть укротители... Один сбежал, другого взяли, сидит в обезьяннике... впрочем, я по телефону рассказывал.
Тут Виктор поднялся и встал по стойке смирно, глядя вперед - вот он я, жду заслуженного наказания. Плетнев оценил его выправку брезгливой ухмылкой и перевел взгляд на майора.
— Я хочу поговорить с тем, которого взяли.
Устинов указал рукой на дверь:
— Это можно. Пройдемте.
Два охранника вышли первыми, потом Олег Васильевич. Третьему охраннику Шипулин велел отвести Виктора к машине, а сам поспешил за боссом. Устинов покинул свой кабинет последним.

Рокотов лежал на скамье, смотрел в потолок. Дежурный милиционер открыл решетку. Широким жестом майор показал гостям на арестанта - вот, мол, прошу любить и жаловать.
— Паша, ты хоть поднимись. А то как-то неудобно — люди к тебе из самой Москвы.
Рокотов сел, оглядел прибывших:
— Если могу быть полезен, пожалуйста.
— Вы не проведете для меня экскурсию, - попросил Плетнёв, - по местам бытовой и трудовой славы...
Он скосился на Устинова, тот понял, что от него требуется, и добавил:
— … Гаврилова Василия Сергеевича.
Паша простецки улыбнулся:
— Проведу. Мне тут все равно не спится.

Колонной из трех автомобилей с милицейским «УАЗом» во главе въехали в ночной затихший поселок. Олег Васильевич глянул на сидящего рядом Рокотова.
— Вы были друзьями?
Еще за решеткой Паша решил, что перед лицом неведомой опасности ему следует поиграть в обиду на Чебакова.
— Я так думал.
— А что теперь?
— Теперь я понимаю, что Вася не тот, за кого себя выдавал. Он сбежал, меня посадили. С друзьями ведь так не поступают?
— А разве не вы помогли ему бежать?
— Я. Но я помог ему не бежать, а уехать. Моя работа состоит в том, чтобы охранять завод, в том числе его руководство. Я думаю, ваши люди поведут себя гораздо жестче, если вас будет избивать какой-то здоровяк.
Плетнев согласно кивнул, но в глазах появилась злость.
— Это верно. А что Вася вам сказал перед тем, как уехать?
— Так и сказал: надо уехать. Придержи, мол, этого здоровяка, остальное объясню потом. Я в прошлом военный и не привык рассуждать о смысле жизни, когда есть ясная установка.
— Тогда почему вы оставили... здоровяка на крыльце конторы и ушли.
— Я увидел в «Жигулях» майора. Решил, что охранять преступников он умеет лучше меня.
— Все правильно. Нет желания сменить место работы? Мне как раз не хватает правильных людей.
— Я инвалид, без ноги. Если вас это не смущает, давайте вернемся к разговору завтра. Сегодня был слишком трудный день, чтобы принимать серьезные решения.
— Согласен.

Остановились у дома Чебакова, вылезли наружу. Все, кроме Виктора, который остался в машине, безучастный ко всему. Устинов спросил Пашу:
— Ну, правильно приехали?
— Правильно.
— Тогда рассказывай: здесь, мол, жил, спал, ел...
Паша встретился глазами с Плетнёвым:
— Майор прав: все так и было — жил, спал, ел.
Олег Васильевич посмотрел на Устинова.
— Замки закрыты?
Тот понял, к чему этот вопрос.
— Нужна санкция прокурора...
Но под взглядом большого босса из Москвы начальник местной милиции сломался и произнес громко, чтобы ни у кого - никаких сомнений:
— Я предвидел ситуацию... и как раз вечером общался с ним по этому поводу.
Плетнев кивнул Шипулину, тот - подчиненным. Они тут же открыли калитку, загнали в будку пса, сорвали замок с дверей дома. Один из них вошел внутрь, включил свет.

Изучая жилище Чебакова, Олег Васильевич заглянул во все углы. За ним неотступно двигался Виталий Иванович. Рокотов сел на диван, рядом опустился, но тут же отодвинулся Устинов. Появился охранник.
— Тайник нашли.
Все направились в сени. Стояли перед нишей, которую скрывала широкая доска. Ниша была забита книгами на испанском и английском. Плетнев отыскал глазами Пашу, чтобы увидеть его реакцию, обнаружил неподдельное удивление, взял один из томиков, пролистал.
— Вот интересно - вы знали, что наш друг в совершенстве говорит на двух иностранных языках?
Рокотов отрицательно мотнул головой. И тут Шипулин выудил папку, раскрыл ее. В папке - снимок Юли, ксерокопия с фотографии Кирилла и больше ничего. Олег Васильевич взял их, рассмотрел, коротко глянул на Виталия Ивановича.
— Ну... что еще наш Вася успел выяснить? Когда у меня будут ответы?
— Может... уже завтра.
— С трудом верится.
Устинов крякнул.
— Прошу прощения, господа... может, кто-то объяснит?
Плетнев пожал плечами.
— А чего тут объяснять. Сами все видите. Вот книги. Вот какие-то фотографии. — Обернулся к Шипулину: — Заканчивайте осмотр... подпол, чердак, собачья конура. — Снова посмотрел на Устинова: — Пойдемте, майор. У меня к вам разговор.
Паша подал голос:
— А как насчет меня? Я тут живу в двух шагах. Может, я домой?
Устинов быстро глянул на Олега Васильевича, а тот, в свою очередь, показал Паше на самого начальника РОВД, устраняясь от решения этого вопроса. Майор понял правильно:
— Ты, Паша, не торопись. — И скомандовал милиционеру, стоявшему на пороге дома: — Присмотри тут за ним!

Плетнев и Устинов, сопровождаемые охранником, прошли мимо рычащего в будке пса, через калитку к джипу, сели на задние сиденья. Охранник закрыл дверцу, и они остались вдвоем.
— Я правильно понял, — начал Олег Васильевич, — Витька наш с вами общался эти два года?
Майор испугался, что за таким вопросом может последовать упрек - как же, мол, так, не видели того, кто у вас под носом. Заюлил:
— Ну, как общались... Я Виктора встречал... но что у меня было - пара снимков, по которым не так легко идентифицировать... Этот Гаврилов все время носил бороду...
Плетнев перебил майора:
— Вы неправильно поняли: у меня к вам претензий нет и быть не может. Спасибо, что вообще помогали нам. А спросил я потому, что хочу знать: у вас нет оснований сомневаться в нашей деловой порядочности?
Это был намек на взятки - исправно ли их платили? - и Устинов даже невольно огляделся.
— Никаких оснований.
Олег Васильевич выразил удовлетворение:
— Тогда... на этом фундаменте... мне бы хотелось продолжить сотрудничество.
Он достал из кармана и протянул майору несколько долларовых купюр. Тот спрятал деньги и всем видом поспешил просигналить, что он «за». Московский гость продолжил:
— Вы часом не знаете, кто и каким количеством акций владеет? Я имею в виду АО «Николаевский кирпич».
— К сожалению, тут я почти ноль. Знаю, что долго среди хозяев числился некто Баранов, местный, из бывших коммунистов. Но у нас только что была заваруха, и, видимо, Гаврилов забрал его пакет.
— Забрал?
— Ну, не силой... скорее, как-то они договорились. И теперь... вроде бы... что-то есть у Паши.
Сквозь лобовое стекло Олег Васильевич посмотрел на Рокотова, который стоял у милицейского УАЗа и снова обратился к Устинову:
— Я хочу вам признаться... чтобы вы не полагали, будто мы бандиты и тому подобное. Этот... Гаврилов... украл у меня большие деньги. Я пока не видел самого завода... сейчас поедем... Но не думаю, что завод покроет мои потери. Тем более я намерен получить на него права - хоть что-то компенсировать.
Он пристально глянул на майора, чтобы оценить его реакцию на это заявление. Устинов только руками развел.
— Но это не моя епархия. Я вам тут не помощник.
— А вашего участия здесь и не нужно. Завтра я пришлю юристов, они займутся вопросом. Я - про Пашу. Пока не прояснится его роль, он должен сидеть. Витьку мы сегодня же освидетельствуем у врачей. Наверняка обнаружатся серьезные увечья... основания для инвалидности.
И Плетнев замолчал, предоставляя слово собеседнику.
— Конечно, - подхватил майор. - Будет сидеть.

*

Чебаков позвонил в банк через минуту после начала рабочего дня - с соседней улицы. Еще через полчаса все было закончено - акции проданы, документы оформлены, деньги получены. О вероятности такой сделки Вадим договаривался заранее, и его визит никого не удивил. Простились сердечно - за прошедший год у предпринимателя Василия Гаврилова и Владимирского филиала «IBC Евразия» сложились самые добрые не только деловые, но и человеческие отношения. Владелец АО «Николаевский кирпич», что называется, зарекомендовал себя с наилучшей стороны. Про него говорили - «хороший специалист», а ему стоило усилий, чтобы не показать, насколько он хороший специалист. И вот поставлена точка - поселок Комсомольский остался в прошлом. Грустить некогда - надо бежать. «Как-нибудь потом вспомню и затоскую».

Вадим вышел в операционный зал, надвинул на глаза бейсболку, направился к выходу, едва не столкнулся с Плужниковой, но даже не поднял на нее глаза, не узнал - просто беременная женщина в широком платье. Ольга была ошарашена такой неожиданной встречей, тихо произнесла ему вслед:
— Эй! Ты! Егоров! — Потом громче: — Леонид! Егоров!
Вадим услышал имя... остановился, медленно обернулся. Она подошла, прошипела:
— Что, Егоров Леонид, опер владимирский, наверное, и сам не помнишь, как тебя зовут и где работаешь?
Чебаков растерялся.
— Привет. Ты чего здесь?
Плужникова продолжила все так же тихо:
— Подонок! Сунул мне дешевые хризантемы и отвалил непонятно куда. А я, как дура, переживала: что случилось с моим милым? Обзвонила все отделения милиции во Владимире. Ты вообще кто такой, а?! Кто такой, чтобы так со мной обращаться?!
Ольга сдерживала себя, не желая, чтобы на них обратили внимание, но в ее глазах полыхало такое пламя, что Чебакову стало жарко.
— Ты чего заткнулся в тряпочку, а?! Быстро отвечай, кто ты такой?!
Он перевел взгляд с ее лица на живот.
— Ты сама сказала: я - подонок.
— Что ты пялишься?! От страха со счета сбился? Не помнишь, когда расстались?
Вадим, по горло занятый собственными проблемами, попытался решить, в общем, простую арифметическую задачу... но вконец запутался, затряс головой. Плужникова помогла:
— Даже не мечтай! К этому ребенку ты не имеешь никакого отношения. И на кого ты вообще похож? Морда избитая... Замухрышка!
Она перевела дух, посмотрела на очередь у окошка, где производили операции по вкладам, улыбнулась кому-то и снова глянула на Чебакова.
— А вообще, я тебе даже благодарна. Если бы ты меня так подло не бросил, я не дала бы согласие хорошему человеку и не стала его женой.
У Вадима посветлело в глазах. Ольга погладила свой живот.
— Да, да. Это его. Москвич, трехкомнатная квартира, гараж, иномарка.
Она старалась вызвать у Чебакова зависть, потрясение, лучше — отчаяние, а он не смог удержаться от доброй улыбки.
— Оля, я так рад за тебя.
— Я знаю, кто ты. Догадалась. Ты один из тех придурков, которых трахнула и кинула моя бывшая подруга.
— Это точно.
И вдруг Плужникова изобразила радость - к ним подошёл тщедушный человек лет тридцати пяти.
— Представляешь, Котик, - сказала она мужу, - встретила еще одного приятеля детства. Вот что значит приехать на Родину. — И тут же Чебакову: — Мою маму навестили... А в этом банке у нас сбережения. Хотим купить ей подарок.
Вадим улыбнулся Котику.
— Рад за вас, хорошего дня! 
И поспешно простился.

На улице он свернул с проспекта в ближайший проулок, очень хотелось оставаться незаметным, бежать, бежать. Однако встреча с Плужниковой не потерялась тут же за другими, куда более важными делами, и легкая, грустная улыбка прорвалась через все его проблемы. Он подумал об Оле, подумал о Юле.
— Трахнула и кинула... Лучше не скажешь.

*

Заведение оказалось откровенно непристойным, спертый воздух был насыщен сигаретным дымом, алкогольными испарениями и стойким запахом пота. Юлю сразу удивила вульгарная пластика смуглых голых девиц, которые крутились на шестах и корячились на подиуме, но она решила, что Кирилл завел ее сюда просто по незнанию — они ведь только вчера приехали в этот город. Волосатые и грубые мужики — в пятнах световой иллюминации то синие, то красные, то зеленые — не отрывали маслиновых глаз от танцовщиц, истекали похотью, глотали текилу. За столиком Юля ясно почувствовала, что в их отношениях с Кириллом произошел окончательный слом. Ее нагло рассматривал бармен. Кирилл курил сигару, пил то же, что и все, смотрел туда же, куда остальные. Но вот коротко глянул на подругу.
— Я боюсь, что мы обречены... Мы встретились для великих приключений... И сейчас... если закроемся на этой вилле... мы просто протухнем. Станем ненавидеть друг друга. Ты не думаешь, что тихое мещанское счастье не для нас?
Юля вздрогнула, ей стало очень страшно, перехватило дыхание - словно оборвалось то последнее, чем она держалась за эту жизнь, и начался стремительный полет в пропасть. Судорожно попыталась взять себя в руки, сохранять спокойствие.
— Кирилл, разговоры о мещанском счастье - это пошлость. Какое мещанское счастье? Мы долго работали, чтобы изменить качество жизни.
— Чего-то я не врубаюсь... ты стала изъясняться фразами из какой-то социологии: работали, чтобы изменить качество жизни... Что за чушь?! Нам нравился сам процесс, а не то, что мы, возможно, получим или не получим в конце. А если бы нас застрелили или посадили в тюрьму? Ты бы сказала, что мы пострадали в борьбе за светлое будущее? Нет, я привык слышать от тебя другие слова: рискнем, сыграем ва-банк, сорвем большой куш, выиграем пальмы на белом песке у синего моря...
Юля ответила потухшим голосом:
— Я никогда не говорила про большой куш. Эту дешевую фразу ты услышал в каком-нибудь голливудском фильме.
— Может быть. Послушай... я думаю... Я думаю, что ты мне очень дорога.
— Я не пойму, чего ты хочешь?
— А ты?
— Я хочу, чтобы мы были вместе... Давай попробуем на вкус эту новую жизнь. Почему ты не допускаешь мысли, что нам это понравится?
— Да. И сейчас ты заговоришь о детях. Правильно?

В горле у нее стоял ком, в глазах появились слезы. В этот момент к их столику подошла полуобнаженная официантка и что-то шепнула на ухо Кириллу. Он кивнул, поднялся со стула, бросил Юле:
— Я сейчас. Это сюрприз.
И вслед за официанткой он вышел из зала. Юля позволила себе немного поплакать, потом утерла слезы, не знала, куда деть глаза — голые девушки, похотливые мужики, бармен... Она уткнулась в свой коктейль, потом тревожно глянула в ту сторону, где исчез Кирилл... и вдруг к ней подсели два мулата в золотых цепях и перстнях, в цветастых рубашках. Мулаты смотрели сальными глазами. Юля заговорила с ними по-английски:
— Извините, но здесь занято.
Один из мулатов осклабился:
— Это точно.
Она не поняла.
— Что «точно»? Сейчас придет мой парень.
— А это, по-твоему, что?
Он вынул из своего кармана, развернул и показал Юле ее паспорт.
— Я теперь твой парень. — Кивнул на приятеля: — И вот он тоже. И все, кто здесь, если я разрешу.
Заржали, отметили хорошую шутку ударами в ладоши.

Приблизилось дно пропасти - она налетела на первый скалистый выступ, отскочила от него рикошетом.
— Что?
— Я тебя купил. Это бизнес. Мне предложили, я взял. А теперь я хочу попробовать товар и понять, стоишь ты этих денег или нет. Вставай!
Юля попыталась улыбнуться, но не смогла.
— Что? Это шутка? Где Кирилл?
— Твой парень?
— Да. Где он?
— Не знаю. Может, покупает себе другую шлюху. А может, уже уехал в Мексику или на Аляску. Иди за мной.
Она вскочила, дернулась, чтобы убежать, но ее слегка придушили и унесли из зала под одобрительные возгласы смуглых, волосатых, потных, похотливых, пьяных, синих, красных, зеленых... которым очень захотелось белого, такого экзотического в этой южноамериканской терпкой глуши.

О купле-продаже Кирилл договорился накануне вечером, когда оставил Юлю в гостинице и вышел за сигарами. На горячей улице, еще не остывшей от дневного зноя и уже подогреваемой сумрачными страстями, глянул по сторонам и сразу приметил гадюшник под красным неоновым светом. У бармена узнал, кто главный, объяснил, в чем дело. Просил не очень много, но и не дешевил. Ему ответили: «Приводи завтра, посмотрим».

Так, как в эту последнюю ночь перед расставанием навсегда, он ее не ласкал давно, а может, и никогда не ласкал. Она бредила от экстаза, раскачивалась на его штормовых волнах — взлетая ввысь, срываясь вниз. Знала бы, на какие скалы ее бросят эти волны. В короткие минуты затишья ей казалось, что это начало новой жизни, безмерной радости. А он непрестанно думал о том, как завтра ее будут насиловать, и заводился все больше. Отсыпались до полудня, но могли бы и дольше, если б не духота. Не ели ничего, кроме фруктов, пили только воду. Когда солнце присело, он предложил перекусить где-нибудь поблизости. Эти полсотни метров были последним отрезком их долгого совместного пути, захватывающе романтичного, откровенно преступного, веселого, печального. Обрыв. Все заканчивалось, все уходило в прошлое. «В каком краеведческом музее собрать эту историю — ее экспонаты разбросаны по всему миру?» Впереди у Юли оставался только красный неон и мулаты. Товар им сразу понравился, послали к Кириллу официантку и сторговались за несколько секунд.

*

Все чаще Надя рассеянно смотрела в окно мимо монитора, и в ее глазах легкая грусть вдруг сменялась тихой радостью. Она даже и мысли не допускала, что они с Вадимом не смогут быть вместе. Если не спешила говорить ему о своей беременности, так только потому, что не хотела усложнять новыми заботами его и без того беспокойную жизнь. Но еще какой-нибудь месяц, он появится в очередной раз - как всегда долгожданный, как всегда неожиданно - и, конечно, заметит главные перемены. «Тогда и поговорим про все сразу». Она достала из стола коробочку сока с трубочкой, принялась пить - с мыслями о будущем ребенке, ради которого уже откорректировала и привычки, и меню. В приемную заглянула и быстро зашла Вика, секретарша из службы безопасности. На работе Вику не зря ценили за умение молчать, но иногда она просто сгорала от нетерпения - так хотелось поделиться новостью. Вика наклонилась к Надиному уху.
— С ума сойти, не поверишь: сегодня ночью поймали Чебакова.
Надя побледнела и даже впала в легкий ступор. Вика расценила ее состояние как непонимание, поспешила разъяснить:
— Вадика. Начальника твоего бывшего.
Надя проговорила потерянным голосом:
— Где?
— Где-то под Владимиром. Ну ладно, побегу. Только ты больше никому, я тебе по секрету, как заинтересованному лицу.
Вика выбежала, Надя осталась сидеть, отрешенная от всего... Потом медленно посмотрела вниз и увидела, что обеими руками - рефлексивно - прикрыла живот, пытаясь его защитить.

В кабинет начальника Березняковского ОВД зашли Артем Петрович и еще несколько респектабельных разновозрастных мужчин. Им навстречу из-за стола поднялись два не менее респектабельных господина, привстал и майор Устинов. За всю свою историю эти заплесневевшие стены и эти расшатанные стулья не видели такого количества респектабельных людей одновременно. Майор проговорил неуверенным голосом:
— Добрый день. Я бы, конечно, предпочел, чтобы вы разбирались в другом месте, но если иначе никак...
Артем Петрович тут же ответил:
— И в другом месте тоже, но давайте начнем здесь.
Он повернулся к тем респектабельным, что уже сидели у майора.
— Я так понимаю, вы представляете компанию, которая почему-то претендует на АО «Николаевский кирпич»? Я, в свою очередь, представляю держателя основного пакета акций. Второй по величине пакет - у банка «IBS Евразия». Здесь его представители. А это наверняка известные вам московские адвокаты. Сразу должен сказать, господа, что все акты купли-продажи совершены в законном порядке в органах юстиции РФ, и любой суд, вне всяких сомнений, подтвердит наши права. Но если вы хотите оспорить, мы готовы ответить. Это первое. — Петрович взял паузу, но возражений не последовало. — Второе. Передаю слово господину Семенову, адвокату. Он будет защищать интересы нашего сотрудника, директора производства АО «Николаевский кирпич» Рокотова Павла Павловича...
Семенов тут же подхватил:
— Которого вы не вправе здесь удерживать.
Устинов попытался открыть рот, но не успел - Семенов не позволил.
— Я ознакомлен с материалами. Мы будем настаивать на независимом медицинском освидетельствовании пострадавшего и тщательном выяснении всех обстоятельств произошедшего. У нас есть подозрение, что краски сильно сгущены. Об остальном даже не говорю... Не имеет ли здесь места должностной подлог?
Майор тяжело сглотнул, посмотрел по сторонам, снова уставился на адвоката. Семенов проговорил голосом, не терпящим возражений:
— Я бы хотел увидеть своего клиента.

Паша зарос трехдневной щетиной. Домой его привезли на дорогом джипе с московскими номерами. Теперь, как это было прежде с «КамАЗами», поселок Комсомольский настороженно привыкал к роскошным иномаркам. Рокотов поблагодарил водителя, прошел через калитку. Навстречу выбежала Маша, повисла у отца на руках. С крыльца улыбнулась мать.

Олег Васильевич злился. По ту сторону стола перед ним стояли те двое респектабельных господ, что пытались представлять его интересы в кабинете Устинова. Кивком головы Плетнев отослал их прочь. Едва они вышли, дверь снова открылась, порог робко переступил Шипулин. Вид у него был побитый.
— Нашли «Ниву» Чебакова... под Владимиром... у станции Камешково... возле Коврова. Это все.
Олег Васильевич выдержал долгую паузу, проговорил тихо:
— Дай команду в Зарайск.
Наступила тишина. Виталий Иванович весь обратился в слух и зрение, смотрел на губы босса, пытаясь понять, что тот имел в виду. Но босс произнес только одно слово:
— Ну?
— Простите... какую команду? Всем вернуться?
— А потом и вернуться.
— Потом... После чего?
Плетнев не ответил, глянул холодными глазами. Шипулин сглотнул.
— Я правильно понял?
— Надеюсь.
Виталий Иванович помялся, проговорил неуверенно:
— Конечно... пусть Чебаков мучается, что погубил своих стариков... сам виноват...
Он продолжал смотреть пытливыми глазами на босса... но тот ни словом, ни жестом, никак иначе не подтвердил приказ на уничтожение. Начальник службы безопасности кивнул и тихо вышел из кабинета.

Продавец компьютерного магазина разобрал почту, несколько писем отнес хозяину. Алексей быстро просмотрел их, обратил внимание на конверт с надписью: «А. И. Маклакову — от Константина по поводу мониторов и всего остального». Лешка вскрыл конверт, внутри нашел открытку с видом экзотического пляжа. На обратной стороне — только два слова: «До встречи».

Надя поднялась по ступеням парадного до второго этажа, задержалась у почтового ящика, вынула газеты, среди которых нашла конверт. В волнении быстро его распечатала. Внутри - открытка с цветочком. На обратной стороне - только два слова: «До встречи».

В кабинет Олега Васильевича зашел финансовый директор компании. Он молча подошел к столу босса и положил перед ним конверт. Плетнев открыл его. Внутри обнаружил банковский чек и короткую записку.
«Олег Васильевич, вы знаете, чего я в этой жизни хотел, чего нет. Но что получилось, то получилось. Возвращаю вам проценты на всю сумму за два года и часть долга. Чебаков».
Плетнев посмотрел на чек, поднял глаза на финансиста, взглянул на часы, проговорил спокойным голосом:
— Хорошо. Скажи секретарше: начальника службы безопасности ко мне. Срочно.
Финансист послушно удалился. Олег Васильевич снял очки, устало потер ладонями глаза.
— Вадик, Вадик...

*

Чебаков стоял на белом песке, под высокими пальмами, перед бескрайним бирюзовым океаном. Тихие волны с шуршанием набегали на берег, пенились у ног, легкий бриз трепал волосы... и рядом - никого. Вадим сощурился на солнце, пошел вдоль кромки воды... Этот сказочный мир веселил его взгляд, но без щенячьего восторга, без желания бегать и кричать от счастья. То ли слишком большими казались ему потери на пути в эту чудесную страну… то ли никогда он не был романтиком, а любил то, что рядом, мечтам о несбыточном предпочитал сухую математику. Чебаков сел на мокрый песок, сгреб его в кучу и начал лепить... кирпичи.