У страха тысячи лиц круг шестой

Круг шестой
       Это был шумный осенний учебный день. Солнечные лучи, отскакивая от пестрой осенней листвы проникали в класс. Ребята нежились в этих лучах, и слова учителя пролетали мимо ушей. Последний урок литературы был особенно приятный потому что, каким- то чудесным образом превратился в классный час. Ребята увлеченно обменивались эмоциями о прошедшем лете. Внезапно в дверь класса постучали, и учительница вышла. Когда она вернулась от былой легкости не осталось и следа – маска горечи застыла на ее лице. Нам сообщили, что наш одноклассник погиб. Это событие никак не могло вписаться в желтолистную улыбчивую картину этого дня. Это событие –оно врубилось в сознание ребят, разделив этот день на до и после. Тоскливая мертвая тишина, пугающая тишина повисла в классе. Так много странных и страшных мыслей возникло в наших головах:
«А ведь на его месте мог бы быть и я!»
«Никто не знает, что будет завтра. И я не знаю, что меня ждет!»
«Почему так жестока судьба!?»
«Жизнь так скоротечна и непредсказуема…»
Это событие врезалось в память учеников разделив не только день, но жизнь на до и после. Мы все как будто стали взрослее за один короткий урок.
     Наступил день прощания.  Был холодный хмурый день. Ветер, казалось, пытался выдуть не только листья, но и души прохожих, кутающихся в шарфы и плащи. Мы всем классом собрались вместе в школе. И каждый из нас знал – сегодня уроков в школе для нас не будет. Сегодня у нас будет другой более важный урок – урок жизни и смерти. Объединенные одними тревожными мыслями, мы шли молча, не спеша, как будто пытались оттянуть момент встречи. Чем ближе мы подходили, тем сильнее нарастала тревога и страх. Страх смерти, страх неизведанного и непостижимого. Когда мы подходили к подъезду меня начала бить мелкая дрожь, ноги не слушались, и я спотыкалась на каждом шагу. Дверь открыли. Нас обдало тяжелым удушающим запахом сырости, свечей, запахом горя. Это было похоже на дыхание самой Смерти. Мы все оцепенели. Каждому хотелось выйти – выйти скорее пусть даже на ледяной ветер, главное подальше отсюда. Безмолвно, мы двигались механистически, как стадо, друг за другом не замечая ничего вокруг пока не увидели гроб. В гробу лежал мальчик. Он вовсе не был похож на того, которого мы все так хорошо знали, с кем здоровались и прощались каждый день, с кем играли и ругались, у кого списывали… Это был как будто не он. Мальчик в гробу был не просто худой он был высохший: нос заострился, глаза провалились, линию губ было практически не разобрать, серая восковая кожа его обтягивала торчащие скулы и проваливалась там, где должны были быть щеки. Мы смотрели на него как завороженные не в силах оторвать глаз. Из оцепенения нас выдернул крик матери: «Ну что же вы молчите?! Он же был вашим другом! Почему Вы ничего ему не скажете?!» Убитая горем, вдова, раздавленная смертью еще и единственного сына, она была похожа на тень, тень очень маленького почти незаметного человека. Смерть сына ее не просто подкосила, горе раздавило, уничтожило и растоптало эту бедную женщину.  Но как бы ей ни хотелось никто из нас не смог произнести ни слова. Спасла нас какая-то пожилая женщина со светлой грустью на лице сказав, что каждый из нас сказал самые важные слова в своих сердцах.
        Мы вышли. На улице накрапывал мелкий моросящий дождь.  Вороны, неизвестно откуда взявшиеся, летали и каркали, будто ждали чего-то…
       Какими бы страшными ни были картины, которые подкидывает нам   иной раз жизнь, самое страшное рисует нам наше воображение, наши Страхи…
        Я шла домой в глубокой задумчивости, не разбирая дороги, не замечая никого вокруг. Мысли мои были высоко над землей, выше свинцового хмурого неба, висящего над головой, а ноги- они сами знали путь домой. Из состояния грустной задумчивости меня вывел оклик очень старой незнакомой бабушки: «Девочка, а не подскажешь, сколько время?» Ее слова были похожи на скрежет ржавого железа, на нечто чуждое человеческому. Она была одета во все черное. В этот момент я скорее почувствовала, чем увидела, что рядом на улице никого нет, и время как будто остановилось.
     «Она спрашивает у меня время! Неужели и мое время вышло?!» - пронеслось в моей голове. Отвернувшись, дрожащими руками я достала телефон из сумки, чтоб посмотреть время. Я боялась даже взглянуть на нее, не говоря о том, чтоб посмотреть в ее глаза. Мне казалось, что это лицо самой Смерти. Пробормотав, что-то о времени я все так же не поднимая глаз пошла дальше, домой. Снова не известно откуда появились злобно каркающие вороны. Они кружили рядом и как будто говорили: «Твое время пришло! Ты же понимаешь?» Отойдя на несколько метров я обернулась, но на лавочке уже никого не было. Вот тут мне по-настоящему стало жутко.

         Страх снова хладнокровно напомнил Лэйзе о своем существовании, заставив ее сердце трепетать разгоняя ужас по венам. Сегодня он был очень доволен собой. Он примерял на себя новое лицо и чувствовал, что Лэйзе некуда спрятаться от этого изматывающего чувства. Он будет упиваться ее эмоциями и слезами. Ей не спрятаться ни во сне ни наяву.
         В животе похолодело, в висках стучало. На ватных ногах я кое-как добрела до дома. Опять скрип старой двери и затхлость старого подъезда, безликие двери, которые могут открыться в любой момент, завывающий ветер сквозь открытые форточки… Знакомая тревожная картина, правда сегодня густо приправленная грустью и одиночеством. Снова слышу свое частое дыхание. От стен гулко отражаются звуки шагов. Захожу домой. В зеркале напротив двери отражается очень бледное лицо девочки  с провалившимися глазами, в которых отражается Страх. Как же страшно поднять глаза, - а вдруг он стоит за мной и заглядывает через плечо в зеркало. Страх? Перед глазами вновь всплывает высохшее лицо мертвого мальчика. Нет сил больше стоять возле зеркала – жутко. Слезы катятся по щекам, горло свело – не могу издать ни звука. Мне нужно очень нужно почувствовать сейчас тепло живого человека. Почувствовать, что я жива, что все будет хорошо.  Не в силах больше трястись от страха и подпрыгивать от каждого звука ложусь на пол рядом с своей большой собакой. Она слизывает слезы с моего лица, как будто мама успокаивает меня. Чувствую тепло и запах псины, такой приятный, домашний и безопасный. Слышу биение ее сердца, ровное, спокойное, умиротворяющее и проваливаюсь в такой необходимый спасительный сон. Тепло. Хорошо. Живая. А из темных глазниц окон на нас смотрят сумерки... и Страхи.