Майор Никонов

               
   Знакомство наше началось с обычного семинара военруков школ города. Была ещё такая должность до развала Союза, и многие пятидесятилетние это помнят. Более поздним поколениям объясню: в школе был предмет: «Начальная военная подготовка», военным руководителем мог работать офицер запаса Советской Армии. Кроме того, он был заместителем директора школы по патриотическому и физическому воспитанию (!). Я, будучи военруком, располагал стрелковым тиром, оружейной комнатой с малокалиберным оружием, патронами к нему (у меня было 10 винтовок и более 1000 патронов), пятью автоматами Калашникова, но не боевыми, а с пропиленными стволами, учебными гранатами различных систем. Оружейная комната, где хранился весь арсенал, была глухим помещением без окон, с множеством замков – запоров, с выходом на охранную сигнализацию.
   Военный руководитель носил офицерскую форму, знаки различия соответствовали его воинскому званию, указанному в военном билете.
   В подвале школы, где находился стрелковый тир, у меня был «тактический командный пункт»: две комнаты с макетами оружия и формой для юнармейцев и класс с десятком парт и столов.
   Формой и макетами распоряжался старшина из числа учащихся 10-х классов.
   На стенах – плакаты со схемами оружия в разрезе, комплекты по тактике, гражданской обороне, политподготовке, прочая наглядность, документация.
   Там, где сейчас соорудили детскую игровую площадку, был учебный военный городок: перекладины, лабиринты, окопы, сектор для метания гранат, штурм – полоса.
   Старшеклассники охотно занимались военным делом. Военно – спортивный комплекс прекрасно дополнял существовавший тогда комплекс «Готов к труду и обороне!», возрождающийся сейчас. И вправду, многие, кто служил в армии после выпуска из школы, где НВП преподавалась достаточно хорошо, говорили, что им пришлось на службе намного легче, чем другим. И уровень физподготовки был у них выше. Были парни, поступившие в военные училища, - врождённая или обретённая военная косточка.
   Потом, в 90-е, в правительство пришли пацифисты, развалившие армию и распродавшие её имущество вкупе с секретами вооружения: эдакие Иудушки от власти, которых оказалось «тьмы и тьмы», с глазами завидущими и руками загребущими.
   Но это было потом. А пока…
   У майора Никонова мы присутствовали на уроке, где демонстрировались строевые приёмы с оружием. Я восхищался сноровкой и навыками его парней: чувствовалось, что майор поработал с ними на славу. Уровню их подготовки позавидовал бы командир штатного комендантского взвода. Майор это знал и гордился своим успехом. И ребята его свои возможности знали, в себя уверовали и не ошибались: автоматы летали вдоль строя из рук в руки, ни один не выпал, не стукнул, не лязгнул, не отклонился от своей траектории.
   Здорово, ничего не скажешь.
   Не старый ещё подполковник проворчал было:
- Он ничем, кроме строевой, не занимается…
Но умолк, не получив поддержки, наоборот:
- Тебе кто мешает?
   Обычно «принимающий» военрук накрывает стол коллегам. Майор Никитин не стал исключением, хотя поговаривали о его прижимистости. Он был, как и во время урока, на высоте: стол был, по мужским меркам, изобильным, хозяин сыпал тостами и прибаутками, что на него вовсе не было похоже: по жизни он слыл человеком скорее мрачным, на слово небогатым, а тут…
   Под занавес обеда он и вправду скис: взгляды из-под бровей, ядовитые ухмылки. Хорошо знавшие его военные потихоньку ретировались.
   Майор остался в своём подвале – убрать последствия пиршества, слегка протрезветь. Оказалось, что он там и уснул, а утром выбрался из «бункера» не совсем свежим и с запахом неприятным.
   Я бывал у него дома: опытному военруку было лестно мне, новичку, что-то подсказать и показать, особенно в части ведения документации. Плата одна, русская – бутылка да закуска. Что греха таить, было. Сиживали с нами и его друзья – товарищи, - иных уж нет…
  Минут через двадцать после начала посиделок Александр Никитич становился задиристым и хвастливым. Его коронный номер – вскочить, уцепиться, подпрыгнув, за перекладину, закреплённую в дверном проёме кухни, и выполнять подъёмы переворотом и выходы силой, прочие упражнения армейской гимнастики. С повышением градуса он требовал от гостей повторить увиденные трюки. Конечно, гости мялись и отказывались:
- Да что ты, Никитич, не время сейчас, не резон…
- А, слабо! Вот я – мне за 50, а я могу. А ты... – и далее сыпался перечень нелицеприятных эпитетов в адрес хмельных сотрапезников.
   Жена его смотрела на выходки супруга сквозь пальцы: она любила весёлые компании, глаза после рюмки начинали блестеть, она оживала, становилась как бы выше ростом, иногда негромко и грустно запевала:
- Ой, цветёт калина…- но дальше первого куплета песня не шла: компания то ли не любила петь, то ли слов не знала.
   В ранние 90-е, когда спиртное продавалось по талонам, майор умудрялся добывать у коллег в школе вожделенные бумажки, в основном у безмужних учительниц:
- Предлагаю в обмен талон на мясо!
  Имел успех в этом начинании: мясо едят все. Водку пьют реже, чем кушают мясные блюда.
  В критических ситуациях пил спиртовую эссенцию «Тархун», разбавленную холодным чаем.
   Умерла его жена. Кажется, после отита.
   Майора уволили с работы: «пацифисты» похерили должность военного руководителя в учебных заведениях. «Обежиста» (преподавателя «основ безопасности жизнедеятельности» - клона америкосовской системы безопасности!) из него не получилось.
   Некоторое время Александр Никитич подвизался на кондукторском поприще в автобусном парке, потерял дневную выручку, авторитет и доверие.
   Он позвонил мне через пару лет, когда попал в больницу с тяжёлой болезнью.
   В палате возле его койки сидела моложавая женщина лет под 50.
   Меня он встретил радостным воплем:
- О! Хорошо, что пришёл! Давно не виделись!
  Настороженно наблюдал, как я разгружаю пакет:
- Эх, жаль, что не взял…
  Женщина смущённо улыбнулась.
  Понятно, что я забыл. Но – умышленно.
  После выписки майор исчез.  В его квартире жили незнакомые мне люди.
  Странно. И никаких следов.
   Вспомнилась история, случившаяся с мужчиной, знакомым мне по стройке одного офиса, предназначавшегося для немецко – российского совместного предприятия. Он был водителем грузовика. Ходил – дело было летом, - в офицерской рубашке цвета хаки, выглядел респектабельно, носил пышные усы. Мы не сдружились, но познакомились довольно близко: я бывал у него дома, в однокомнатной квартире нового дома, и однажды с удивлением случайно увидел в шкафу парадную военную форму с погонами полковника, с орденами и медалями!
   Я спросил:
- Василий Петрович, форма-то, извините – Ваша?
- Конечно, - засмущался он. – А ты чего удивляешься? Что я на ЗИЛе гоняю? От скуки это. Дома одному тошно сидеть. Я, чтобы среди людей крутиться, в автопарк пошёл.
   Тут прорезался советский офицер, «батяня полкан»:
-А ты с немцами особо не вошкайся, не унижайся. Я их на дух не переношу! И не пей с ними за их счёт – лучше сам проставься.
  Честь, гордость, достоинство русского офицерства…
    Как-то я позвонил ему. К телефону подошла женщина, судя по голосу – не старая. На мой вопрос – где, мол, полковник Симуков, ответила:
- Нет его, и никогда не будет. Нет, не живёт… Нет, не знаю…
  Странно. Никаких следов…

13 – 14.10. 2015