Если идти по улице Золотогорской

Я бы тоже ходила по этой аллее на работу.  По аллее с дивными деревами... 
Сначала я бы долго ехала на трамвае, а потом пошла по улице Золотогорской.  И все бы мне здесь нравилось, все здесь было бы правильным и на своих местах…  Я минула бы школу, детский сад с красными рябинами и смешными деревянными человечками.  Дворника, гребущего мерцающие письма осени.  Общежитие, где на крыльце прикуривает старый вахтер.  Желтый обшарпанный магазинчик… 
Деревья одобрительно качали бы своими макушками, и шелестели на понятном мне языке:
«Работа… о, да!  Ш-ш-ш… мы знаем, что такое работа.  Работа  –  это хорошо.  Хорош-ш-о…  работа…»

А как здорово будет ходить на работу зимой.  Вставать, когда за окном еще темно.  Умываться, делать себе яичницу, кофе.  Шагать по утреннему морозцу, дышать белым воздухом.  Садиться в трамвай с замерзшими стеклами.  Идти по улице Золотогорской, скрип-скрип…  по белому снегу  –  мимо школы, детского садика, дворника в нелепой  шапке-ушанке, мимо общежития со стариком-вахтером… 
А деревья, как в сказке  –  все в белом инее…  Идти, поглядывать по сторонам,  –  я иду на работу!
И потом вечером возвращаться домой.  Уставшая, одна, по пустынной улице… 
Район незнакомый, может встретиться, кто угодно!  Стра-а-шно!.. 
Или еще хуже  –  кто-нибудь будет идти следом неотступными, глухими, нарастающими шагами… 
Где еще та остановка…

Да, так я буду ходить на работу. 
Да ведь здесь недалеко.  Вот же он, желтый магазинчик…  И вот она, моя работа. 
Я поднимаюсь на крыльцо, открываю тяжелую дверь из красного дерева… 
Все заходят, здороваются, стучат каблучками, пишут в журнал.  Нельзя опаздывать!
Я бы тоже хотела здороваться, стучать каблучками, писать что-то в журнал шариковой ручкой…
 
Но меня  –  не взяли!  Не взяли!  Не взяли на работу!!!

Я сидела на вахтенной скамеечке…  Я мерила шагами фойе…  Снова сидела, и снова мерила. 
Два часа.  Чтобы услышать «нет».  Два часа жизни  –  ради одного «нет».
 
Позвольте, но еще недавно мне казалось!..
Что  –  тебе казалось?  Что могло тебе казаться? 
Нет, ничего...
А-а-а, да это все зубы виноваты!  Ну, конечно, кто же еще?  У меня  –  плохая дикция!   
И я пошла мимо вахты, мимо журнала, где привязана шариковая ручка, мимо понимающей головы вахтера, важных людей, снующих с папочками в руках…  За моей спиной сухо клацнула массивная дверь.
 
Первым делом подошла к ближайшему дереву, и обняла его.  Видишь, как получилось?  –  сказала. 
И дерево вместе со мною плакало. 
Я подходила к другому, третьему...  обнимала их и билась головой о деревья. 
По мне бежали зеленые муравьи и древесные соки вливались в мою кровь...   
 
И вдруг!..  увидела, что нахожусь в совершенно незнакомом месте! 
Я растерянно оглянулась.  Позади все оставалось прежним, та же дверь, и крыльцо, та же таинственная аллея с красивыми красными деревами… 

Но место  –  было другим!  Это была не улица Золотогорская.  Нет, совсем не она…
Сколько я ее потом не искала, так и не нашла.  Она исчезла бесследно.  Словно никогда и не было.

И я поняла.  Я еще тогда поняла  –  после меня ничего не должно остаться на этой земле.
Ничего.  Даже памяти.

                *    *    *

Прямо с крыльца я провалилась в бездну.  В никуда.  В черную космическую пустоту.
Стала легкой, перестала чувствовать тело и все что вокруг.  Открыла рот  –  и не услышала собственного голоса.  Всюду, куда только мог достигнуть взор, простиралась холодная черная бесконечность и одиночество. 
И одиночество.
 
Лишь где-то далеко во мраке Космоса равнодушно мерцали ледяные синие звезды. 
Только синие звезды.  И ничего больше...


---------------------------------------
Иллюстрация художника Пауля Клее.