Исповедь

               

Место действия:   два дня караванного  пути к восходу от великого хребта.
Время действия:    одиннадцатая смена от создания нового миропорядка по новейшему календарю.


По окончании лекции, студенты торопились покинуть аудиторию.  К столу ректора подошел Иванченков, которого уже неоднократно собирались отчислить за частые пропуски занятий.  В моей голове тут же мелькнула мысль, что он снова будет просить, чтобы я замолвил за него слово.  Все его пропуски были связаны с отъездами в различные экспедиции. Парень причислял себя к так называемым «черным копателям».  Часто привозил из своих поездок много интересных вещей.  Анатолий знал, что я интересуюсь историей.  Конечно не самой древней, но тем складом и образом жизни наших предков, которые жили непосредственно перед катастрофой.  И вот он иногда привозил и показывал мне довольно любопытные вещички,  которые помогали мне в изучении быта наших предшественников.  Так я стал его негласным попечителем. Учился Иванченков неплохо,  поэтому мне удавалось убедить совет, чтобы ему дали возможность «подтянуть  хвосты».  Что он, в свою очередь,  исправно выполнял.

- Юрий Александрович.  На прошлой неделе мы ездили в евразийскую пустошь, нашли небольшое поселение в нижнем районе.

Я снял очки и с интересом взглянул на собеседника.  Обычно,  Анатолий с восхищением повествовал мне  о своих поездках, но сейчас он стоял  с растерянным выражением на лице и словно сомневался, рассказывать ли мне о своем приключении.  Толя продолжил:

-  Начали раскопки. Первым же строением оказался такой молебный дом, знаете, с крестом на крыше.  Внутри я нашел это. – Анатолий выложил на стол старую тетрадь. – Думаю, Вам будет интересно. 

Я аккуратно придвинул к себе  тетрадку в коричневой обложке.  Полагаясь на известные источники, я визуально определил, что данный экземпляр относится именно к интересующей меня эпохе.  В то время  подобные тетради выпускались массово.  Сорок восемь листов. Листы двойные, скрепленные металлической скрепкой. Обложка уплотненная, клееная.  Легонько перелистнув первую страницу, обнаружил  записи, выполненные карандашом.  Ровный, вполне разборчивый подчерк.  С одного края листы немного пожелтели, но в целом тетрадь очень хорошо сохранилась.  Я поднял глаза.  Студента рядом уже не было.  Кафедра пуста. 

Занятия на сегодня уже закончились.  Торопиться мне было некуда. Поэтому решил безотлагательно ознакомиться с предоставленным мне историческим документом.


                Дневник древнего


«Господи!  Никогда в тебя не верил. Да, пожалуй, и теперь не очень. Однако мне больше не с кем поговорить.  Что ж, буду говорить с тобой.  Возможно, через какое-то время мы поверим друг в друга. И может,  даже,  станем друзьями.  Во как!  Я все еще могу шутить.  Это ли не чудо?


Я остался один.  Конечно не совсем один. Скорее всего, где-нибудь есть еще живые люди. Но я не знаю где их искать. Да и это самое «скорее всего»  лишь предположение.  Давай, Господи, я тебе расскажу, как я остался один.  Смешно, да? Ты ведь Господь, ты всеведущ, а я собираюсь тебе рассказывать о том, что ты и так знаешь.  Однако не забывай, что я в тебя пока еще не очень верю.  Может, я схожу с ума?  Определить  мое сумасшествие некому.  Как бы то ни было, я поделюсь с тобой откровением.

Жили мы неплохо.  Не могу сказать, что богато, но стабильно.  Что еще нужно для счастья?  Ах, да!  Хлеба и зрелищ.  Обуты, одеты, сыты.  Развлечениями тоже не обделены.  В политику я не лез принципиально.  Там хватало и без меня самодуров.  Жил  в дачном поселке.  Однажды по соседству  поселился один отставной генерал с семьей.  Отошел от военной службы и купил дачу рядом с моим участком.  Отношения у нас были чисто шапочные. Утром – здравствуйте.  Вечером – до свидания.   Вместе самогон не пили, на рыбалку не ходили.  Но и не ругались, повода друг другу не давали. 

Вот как-то жарким августовским днем подъехали к генералу два автомобиля. Сразу было видно, что правительственные. Их  отличишь всегда. Строгие линии, классический черный цвет. Вроде и не броские, но выделяются.  Прошли в дом к соседу моему строем.  В делегации той и военные и люди в гражданском.  Минут через сорок все уехали, а генерал ко мне зашел.  Первый раз на порог мой ступил.

- Андрей Константинович, у меня к тебе разговор есть. Сугубо конфиденциальный.  -  сухо так сказал, тихо.

Серьезные разговоры на улице не говорят. В дом его пропустил.  Сели за стол.  Слушаю его молча, не перебиваю. Кто я? Садовод – пчеловод. А он генерал!  А дядька, сразу видно, что военный, говорил коротко по существу, но очень доходчиво и понятно.  Я  в политике вообще ни сном, ни духом, ни  внешней, ни  внутренней.  Так от соседа  узнал картину происходящего.  Перескажу  вкратце,  как он мне  поведал.

Полезли американцы в мире свои порядки устанавливать.  Бомбили различные страны, всех и вся под свои интересы подминали. Стали нашу страну прощупывать. Других на нас натравливать.  Всему предел есть.  У наших терпение закончилось, и заявили о своих требованиях. Но пендосы  неразумные в конец обнаглели.  Пришлось немножко оружием побряцать.  Согнали всю их армию обратно в штаты и обложили блокпостами.  Попытались янки НАТО  призвать на помощь. Кто-то даже пытался силушкой с Россией померятся. Да только быстренько поутихли, когда поняли, что коль американцев как  тараканов в угол загнали, то их и вовсе как клопов раздавят. Сидели тихо, рот не разевали.  Осталось дело за малым.  Необходимо уничтожить  ядерный потенциал противника, чтобы больше хвост свой не поднимали.  Для этих целей и потребовался  отставной генерал.  Вызывают его пред ясны очи царя нашего батюшки, чтобы сосед мой выполнил сию миссию столь ответственно.

- Сколько времени понадобится, сказать трудно. Потому хочу просить тебя, Андрей Константинович,  пока меня не будет, чтобы присмотрел за моими домочадцами. Мотаться буду по всей Европе.  С собой их брать не хочу, пускай на природе от городской суеты отдыхают.   Они люди взрослые, но всю жизнь жили в квартире благоустроенной.  Дачная жизнь для них, можно сказать, в новинку,  вдруг какие вопросы возникнут.  Ты уж  помоги им, если что,  не делом, так словом. 

А я что? Мне не сложно. Советы давать – не гвозди вколачивать.  Если обратятся за помощью, то помогу по соседству.  Однако, как и сказал генерал, люди взрослые. Жена его – мне ровесница.  Дочь с зятем, им лет по тридцать.  Да внук,  годков десять или одиннадцать.  Уж, как лопату в землю воткнуть, сами разобрались.  Так что особо меня не тревожили. 


Катался генерал по Европе, ракеты вражеские уничтожая,  чуть больше года.  Все бы получилось, да у пендосов нервы сдали.  Почуяли псы, что им огрызаться теперь нечем будет, поскольку последних  клыков лишаются.  Какие  ракеты остались не разоруженные, те американцы и выпустили разом.  Конечно, ответ не заставил себя ждать,  получили и они ядерный удар по самой цитадели.  К худу или к добру, тебе виднее, Господи, но попадали боеголовки на мегаполисы.  Мы достаточно далеко от города крупного, но все равно ощутили, как земля содрогнулась.  Зачем ты допустил это?  Как верить в тебя после такого?  Или за неверие кара сия? 


Первые дни мы никаких изменений не заметили.   Но уже недели через две стали люди чужие появляться. Кто-то селился в окрестностях,  а иные проходили мимо.  Народу  двигалось по дорогам огромное количество. Настоящее паломничество.  К мощам сына твоего, Господи, меньше людей приходило. 

Довелось и нам с Виктором, зятем генеральским, прогуляться.  Что на даче растет?  Лук да редиска, да астры с георгинами. А нам картошка нужна, мясо с творогом.  В город поехали, в магазины. 
Посмотрели мы на суету городка провинциального.  Порядка нет, нет закона.  Все оборванные и злые,  друг на друга волком смотрят.  Магазинов тоже нет, витрины побиты.  Видимо, с уничтожением  крупных городов, а равно и ключевых объектов, рухнула вся система взаимосвязи.  Прекратились поставки.  Голод еще не наступил, но дефицит продовольствия на лицо.   Сообразили по деревням проехаться. В сельской местности с запасами еды всегда лучше дела обстояли.  Однако,  минувшие события сказались и на отношении крестьян.  Деревенские мужики зажимисты стали.  Кое-как раздобыли мы три мешка картошки, десяток вилков капустных, да по мелочи всякой немного, пару кур, яиц малость, солений различных.  Одним словом, провизии месяца на два.  И это за счастье сочли. Деньги ведь обесценились. Ими разве что огонь разжигать в костре.

Вернулись домой.  Теща Виктора слезами умывается. Вся растрепанная, в пальцах клоки волос, что из головы вырвала, а лицо черное и опухшее, словно пчелы покусали.  Пока мы отсутствовали,  мародеры по кооперативу дачному прошлись.  Золото искали.  Витину жену прямо в доме изнасиловали. Сын заступаться кинулся, его ножом пырнули.  Схоронили прямо на участке, в саду под вишнею.  Страшно стало выезжать за ворота. Дома ведь и стены помогают,  хоть и сберечь не могут.   Ты, Господи,  коль прибрал мальчонку, так заботься о нем. Он ведь и греха не совершил еще, чист перед тобой.


Дальше все страшнее становилось.  Информационный голод, хуже беззакония.  Ни телевизора, ни радио. Связи тоже нет.  Телефоны мобильные даже заряжать прекратили, ни к чему они стали, раз сигнал отсутствует.  За последний месяц мародеры еще дважды наведывались.  От одной группы отбились.  Три человека драться с нами не стали. А когда другая группа пришла, то мы спрятались от греха.  Восемь подростков в домах двери выбивали.  Все крепкие, хоть и юные. Брали все, и еду и вещи теплые. Похолодало сильно, не смотря, что начало октября, снег уже выпал.   Мой дом спалили, развлечения ради.  Мы с супругой перешли к семье генеральской.  Поняли, что больше оставаться здесь нельзя, нужно уходить. Но Витина теща воспротивилась.  Ждали, что генерал вернется.  Виктор уехал  осмотреть окрестности. Нужно было знать, что кругом творится, чтобы хоть какой-то план действий наметить.


Виктор вернулся  через неделю.  То, что он нам поведал, звучало угнетающе.  Вокруг нас, в радиусе трехсот километров жизни не было, осталось одно существование.  На дорогах  теперь  стали появляться  вооруженные банды.  Часто на машинах и в количестве,  значительно превышающем те малочисленные группы, которые  по началу  занимались мародерством.  Становилось  все яснее, что дальше  пребывать на этом месте невозможно.  Однако генерал так и не объявился.  С трудом нам удалось убедить его жену  отправиться  в путь.  Вопрос только: куда?  Решили попытаться добраться до крупного города.  С собой взяли только самое ценное.  В теперешнем положении ценным являлось совсем не золото, а одежда,  оружие,  медикаменты, еда и особенно вода.  Вообще-то вода никуда не пропала, но водоемы лучше обходить стороной.  Умоешься  возле пруда, и шкура облезет. Светиться, конечно, не станешь, но волосы с головы слетят, будто всю жизнь парик носил. 


Опасаясь  встретиться с какой-нибудь  шайкой беспредельщиков,  мы двигались  по дорогам  лишь рано утром  или вечером  в сумерках, чтобы свет фар заметить издали и спрятаться.  На ночь углублялись в лес. Там же отсиживались и днем.  Сколько времени мы шли, теперь сказать  трудно,  счет дням я потерял уже очень давно.  Голодные, уставшие и злые, однажды  встретили таких же бедолаг, как и мы.  Они первые набросились на нас.  Четверо против пяти.  В той потасовке  Вера, жена Виктора,  пробила булыжником голову  женщине, одной из нападавших.  Виктор до смерти  запинал  ногами  мужика, моего ровесника.  Да и я сам отметился в книге грехов.  Выручил меня нож,  двоих зарезал, сам не помню как.  Я наверное должен вымаливать у тебя прощения за тот грех?  Так ли это, Господи?  Нет, не буду я ничего просить и тем более вымаливать.  Ведь нет тебя!  Если бы ты был, то не допустил бы этого.


Как только все закончилось,  едва мы пришли в себя от потасовки, единогласно приняли решение забрать себе весь имеющийся багаж нападавших.  Нам их вещи не нужны, но зато можно обменять на питание, которого у нас нет.  Стянув с мертвых тел обувку и боле менее приличную одежду, мы направились к ближайшей деревне.  Однако, едва приблизились, как с чердака крайней избы раздался выстрел. Жена генерала вскрикнула и повалилась на землю.  Было ясно, что нам не рады.  Отступив обратно  под защиту леса, мы принялись обрабатывать рану.  Стреляли картечью  метров с пятидесяти.  Дробь вошла кучно.  Уже через два часа  Зинаида Артемовна отошла к тебе, Господи.  Надеюсь, ты дал распоряжение Петру пропустить ее в рай.  Если таковой вообще  существует.


Дождались, пока стемнеет.  Ночь  была безлунная.  Мы с Виктором крались так тихо, что нам могли бы позавидовать японские ниндзя.  Если в деревне были собаки, то нас они не учуяли, настолько мы были осторожны.   Но, когда добрались до злополучного дома, тут уже не таились.  Опасаясь, что дверь окажется достаточно крепкой, мы не стали пытаться выбить ее.  Вместо этого мы выбили рамы двух окон и проникли через  оконные проемы.  В хате  находилось два человека.  Молодой  парень  лет двадцати и женщина бальзаковского возраста, видимо его мать.  Злоба, обуявшая нас, не давала рассуждать здраво.  Мы хотели мести, и мы ее совершили.


Эту ночь спали как люди, на кроватях.  Незадолго до рассвета покинули убежище.  В деревне оставаться было нельзя, ибо односельчане убитых ночью крестьян разорвали бы нас голыми руками.  Да и цель была прежняя – дойти до мегаполиса. Нам нужно до светла пройти еще несколько километров, прежде чем вновь прятаться в лесу, словно зверям.   Один плюс из всей сложившийся ситуации, теперь у нас была еда.


Как оказалось,  по дорогам передвигалось  много народу.  Малыми и средними группами.  Встречались и одиночки.  Очень часто возникали  потасовки,  когда  кто-нибудь  решался отобрать  у нас наше добро.  К несчастью этих  слишком самонадеянных глупцов,  они недооценивали  женщин.  Наши жены  отстаивали свой скарб яростно,  колотя  дубинками по головам.  Уже дня за четыре,  мы столкнулись в рукопашной  с тремя группами.  И не заметно для себя  стали настоящими «разбойниками с большой дороги».
К тому моменту, как дошли до города,  нас  можно было зачислять в группу спецназа.  Бились  мы слажено, чувствуя друг друга.


К нашему великому удивлению  в городе кипела жизнь.  Власть удерживала очень большая группа вооруженных  людей,  состоявших из военных.  Оно и понятно. Когда наступает анархия, легче всего инициативу перехватить именно военным. У них и оружие, и склады с припасами.  К тому же, когда падали ракеты, именно военным было проще пережить этот ад.  Многие из них отсиделись в  подземных бункерах, пока простые люди корчились, умирая в муках. 


Торговля на городской площади проходит бойко.  Здесь можно купить все что угодно.  Точнее не купить, а обменять.  Однако и воровство процветает.  Чуть зазевался, и  из-под носа унесут все.  Правда, стоит отдать должное  власть имущим,  если воришку поймают, то патруль  тащит его  в отделение бывшей  полиции и там расстреливает без суда. 


Третий день нашего пребывания  в городе  был омрачен  неприятной беседой.   Мы наивно полагали, что до нас нет никому дела. Но, как выяснилось,  за всеми жителями ведется наблюдение.  Вот так, на третий день  мы были доставлены в,  так называемый, штаб  держателей власти.   Какой-то бывший замполит, ныне  благодетель и мэр города,  выставил нам условие:  праздно шатающихся в городе быть не должно,   мы обязаны либо работать,  либо убираться из города.  Из  дальнейшей беседы выяснилось, что  есть  какой-то завод, куда мы можем пойти трудиться.  Однако  труд должен оплачиваться.  На это замечание  нам ответили, что оплата производится в виде бесплатной кормежки и выдачи спецодежды.  Спецодежда является и повседневной формой.  Добровольно пойти в рабство мы с женой не согласились и обязались покинуть территорию города.  Я даже не стал интересоваться, что же такого могут производить на этом заводе.  Чуть позже  я отыскал  Виктора.  Он сказал, что ему предложили должность  смотрителя в один из цехов.  Он согласился стать надзирателем.  Веру  приняли  ни то горничной, ни то официанткой при штабе.   Мы  с женой  попрощались с нашими бывшими соседями и  следующим утром   ушли  из города. 


Сутки мы вертелись в окрестностях мегаполиса, не зная,  куда пойти.  Но уже на следующий день Виктор отыскал нас.  Из его рассказа мы узнали, что официально его жена была зачислена в штат обслуги, но неофициально это означало секс рабство.  Узнав это,  Вера мгновенно сообщила мужу и они вместе решили догнать нас.  Однако,  новое руководство  не собиралось отпускать  новоиспеченную сотрудницу.  Молодых женщин в городе было гораздо меньше, чем того хотелось.  В итоге  нашим друзьям пришлось  совершить побег, убив часового, который стоял  при входе на территорию  штаба.  К сожалению, выбраться из населенного пункта сразу не удалось.  Долго петляя по городским улицам, уходили от преследователей.  Веру настигла шальная пуля. 
Теперь нас было трое.  Мы торопились уйти как можно дальше от этого проклятого места.  Хочу спросить тебя, Господи: зачем ты оставил жить тех нелюдей?  Почему они стали избранными по воле твоей?  Что же ты молчишь?  Дай знать,  уйми мои терзания!


Поскольку деваться нам было некуда, то обосновались мы в лесу, неподалеку от того самого города.  Обустроили довольно неплохой лагерь.  Вырыли себе землянку, замаскировали надежно.  За счет чего-то нужно было выживать. А точнее – за счет кого-то.  Так, незаметно для себя, превратились в самую обычную шайку мародеров.  Сидя в кустах у обочины, поджидали одиноких путников, и просто грабили их.  Конечно не часто, но бывали случаи, что людей приходилось  убивать. Это если на них были приличные вещи,  но добром они с ними расставаться не хотели.  Награбленное,  мы с женой носили на городской рынок, и обменивали на все необходимое для жизни в лесу.  Виктор в городе больше не показывался.


В скором времени поняли  свою самую большую ошибку.  Нам вообще нельзя было приближаться к мегаполису.  Трудно сказать, что было напихано в заряд боеголовок,  которыми бомбили крупные города.  Видимо это было одно из химических оружий.  Но не прошло и месяца, как народ в городе сильно поубавился, чуть ли не на половину.  Люди вымирали  десятками ежедневно.  Наш визит тоже остался незамеченным для «таблицы Менделеева».  Моя жена, сколько могла, скрывала от меня  возникшую  болезнь.  Сознаться ей пришлось лишь когда недуг стал очевиден.  Кожа ее посинела и стала отслаиваться.  Незаживающие язвы были по всему телу.  Она гнила заживо из нутрии.  Я смирился с мыслью, что теряю ее. 


Боже милосердный!  Забери меня поскорее!  Зачем мне жить на этой проклятой земле? 


Очередной выход на «большую дорогу»  стал для Виктора последним.  Я  закопал его рядом со своей женой.  Не похоронил, а именно закопал.  Быстро.  Без всяких ритуалов и слез.   Тех двоих, что встретили на дороге,  расчленил своим неизменным ножом. 


В городе я решил больше не появляться.  Ушел  на север.  Долгий переход вымотал меня окончательно.  Три недели голода.  Одинокий путник спас меня.  Храни, Господи, его душу!
Я стал каннибалом.  Это грех?  Ха-ха!   Какой же это грех?!  Я превратился в животное, а животное не может грешить.  Я – санитар леса!  Он был слабее меня, и я просто избавил его от мучений.  Что?  Да иди ты к черту,   всемогущий!  Ты испытываешь мое терпение, глумишься надомной.  Почему не забрал меня вместе с другими?  Я нужен тебе для потехи.  Ты сам грешен, Господи!


На пути встретился маленький поселок.  Подозрительно.  Совершенно нет людей.  Хотя живые есть. Но это не люди.  Когда-то они были людьми, но теперь это какие-то монстры.  Изуродованные лица.  Их  медлительность в движениях компенсируется количеством.  Я не могу убежать, я окружен.  Что они хотят со мной сделать, я не знаю.  Но я чувствую опасность.  В их взглядах есть осмысленность, и злоба.  Они ничего не говорят, издают непонятные гортанные звуки и все плотнее сжимают кольцо.  Их слишком много.  Я укрылся в часовне, забаррикадировав дверь.  Они не рвутся во внутрь, но и не уходят.  Я просидел здесь весь день.  Уже  прошло и полночи, но они не уходят. Они ждут меня снаружи.  Мне остается одно, умереть в храме твоем, Господи, медленной смертью. 


Боже!   Ты  тоже ждешь меня?  Пускай моя жена меня встречает.  Утром я открою дверь. 

Я выхожу.  Я иду к тебе, Господи!