Призраки прошлых чувств

Колонна заключённых гусиным шагом двигается к обитому брезентом вагону. Конвой стоит по обе стороны от шеренги осужденных. В руках каждого конвоира – автомат. У охранника, стоящего ближе всех к вагончику, дрожат губы.

Он узнаёт одного из преступников.

Губы конвоира трясутся, из его рта брызжет слюна.



«Нельзя. Нельзя ненавидеть. Ненависть лишает нас разума. Любое чувство лишает разума. Нужно быть отстранённым. Во что бы тебе это ни стало.

Можно только стрелять, если осужденный попытается прорвать цепь конвоя.

Давай же, беги, ублюдок. И я тебя уважу. Я прострелю твою башку, и она будет похожа на арбуз, выбросившийся с десятого этажа.

Стой, брат. Нельзя. Нельзя так думать. Будь камень, будь гранит, будь холоден. Представляй.

Его здесь нет. Просто представляй, что его здесь нет.

Он всё ещё там: в квартире номер двести сорок четыре, заносит над телом твоего спящего отца саблю. Его ладони сложены как при молитве, между ними – холодная острая сталь. Он медленно опускает руки, и сабля входит в грудь будущего покойника.

Вот убийца улыбается. И звонит ноль два.

Зачем же ты это сделал? Зачем ты это сделал?»



«Твой отец застрелил мою дочь».



Автомат в руках конвоира дрожит. Охранник смотрит на зэка: заключённый не поворачивает головы и глядит прямо перед собой.



«Твой отец застрелил её случайно. Так написали в рапорте».

«Он застрелил её случайно – это правда».

«Неправда. Я знаю. Она говорила мне».

«Ты спятил. Она мертва».

«Она говорила мне, - голова зэка нехорошо смотрит на автоматчика. – Она и сейчас говорит со мной. Знаешь, о чём?»

«О чём?»

«Она говорит, что спала с тобой. Что ты натравил на неё отца. Что это ты виноват во всём».

«Неправда».

«Но просит не убивать тебя, - заключённый широко улыбается и складывает руки в молитвенном жесте, - потому что это сделают твои призраки».



Теперь охранник видит вместо мужского лица женское. То самое, которое шептало ему во мраке слова о вечной любви и совершало странные обряды, должные связать влюблённых воедино. То лицо, которое зубами вырывало из густой шевелюры автоматчика волосы и украдкой бросало их в суп. Автоматчик видел это, но молчал, считая, что у каждого есть право на странности.

И вот то лицо, которое давно уже покоится в могиле, сейчас улыбается ему, автоматчику, и шевелит губами.



- Чувства делают нас уязвимыми, - шепчет женско-мужское лицо. – Они, как призраки прошлого, живут внутри каждого из нас. Стоит дать им выход – и они убьют обладателя.



Автоматчик падает на колени, как в кино – медленно. Голова автоматчика болтается на шее как болванчик и, наконец, ударяется о мокрую гладь асфальта.



- Вот тебе и арбуз, - хохочет заключённый, но никто не понимает шутки, и ближайший конвоир бьёт зэка прикладом по голове.