В белом халате..

I

Впервые я об этом задумался, столкнувшись с нею лицом к лицу. Нет, я был по другую сторону баррикады, я тот самый тип в белом халате, тщетно надеявшийся показать даме с косой фигу, со словами: «Мы победили!» Однако, как часто бывает, проиграв десяток битв враг разбивает последнюю, решающую и судьбоносную. Когда я ее увидел, такую красивую, улыбчивую, полною надежд, да к тому же машущей перед родственниками своими новыми париками, для так называемого послеоперационного периода, я подумал: «Чёрт, неужели эта особа не осознает, что может и не надеть их?" Но конечно, мало кто понимает, ложась на операционный стол то, что может не встать с него. А зря... Их предупреждали, они не верили. Если бы верили, наверно, не согласились бы. Женщина - это эстетическое создание во всех смыслах. Мало какой человек (особенно женщина) захочет уйти из жизни в столь унизительном состоянии: голым, разрезанным, вывернутым наизнанку, купающимся в своей крови, словно туша на столе мясника. Когда человек ложится на хирургический стол, он надеется и ждет благополучного исхода, редко даже прощается с близкими на всякий случай, потому что уверен, что выйдет из больницы сам и еще успеет сказать родным предсмертные слова. Но правда не могу сказать что лучше, умереть так, борясь из последнего дыхания, либо во сне, спокойно без лишних мыслей ложась в любимую кровать с планами на будущее, нет, наверное, в этом случае смерть будет более унизительной. Однако, дай бог никому не испытать подобного, и главное не преступить баррикады моей стороны.

II
Это был обычный день, сейчас даже не вспомню июнь или июль... Помню лишь только удушающую жару, разгар сезона, ведь как раз в такие промежутки наше отделение заполнено сполна. Одни только шашлыки на природе, да прыжки с тарзанки в опустевшую реку чего стоят. Я был на износе. Сутки дежурства и опять в бой, забыл, что такое нормальная чашечка кофе, все заправлял себя растворимым пойлом из автомата. Ее звали Ева. Господи, насколько символичны бывают имена, тогда я и не подумал об этом. Ее привезли к обеду, корчащуюся и задыхающуюся от боли. На тот момент она боролась изо всех сил. Год химиотерапии, множество сомнительных препаратов и экспериментальное лечение, но все тщетно. И вот сейчас она в свои тридцать с небольшим надеется на меня. Я поступил как обычно, убедился, что опухоль позволит ей остаться в живых, и удостоверился что ее состояние выдержит всех метаморфоз. На тот момент я был уверен, что рак легких это уже привычное для меня дело, которое приелось и сравнилось по значимости с варкой вермишели. Помню, что смог выудить для себя пару минут передохнуть. Их я потратил, сидя в курилке и вдыхая аромат гари и желчи. Пока я настраивался и собирал свою голову к предстоящему сражению мои ассистенты готовили новоиспеченную пациентку к предстоящему операционному процессу. Обычное дело, честно говоря. Взяв себя в руки, я отправился к Еве. Она, как и большинство больных перед предстоящей операцией была подавлена. Тогда-то я и увидел в ее глазах страх. Конечно, в последние мгновения человек начинает осознавать весь риск сполна, а ведь он велик, особенно учитывая размеры ее опухоли и разраставшихся метастазов. Последние минуты длятся для них словно вечность, агония страха разносится по телу и на протяжении последних минут они испытывают настоящее сражение. Сражение между страхом, отчаянием и надеждой. Но, как правило, последнее побеждает. Когда человек испытывают удушающую боль, боль при дыхании, движении и даже сне, они уже думают не столько о последствиях, сколько об избавлении. Именно такими словами я и утешил ее, конечно, по-иному сформулированными.  Для меня - как для человека, знающего свое дело, моральное состояние больного так же важно, как и физическое. Ева на удивление быстро сосредоточилась и успокоилась. В уголке ее утонченных едва розоватых губ показалась улыбка. Она дала отмашку к началу. Все шло гладко, так во всяком случае казалось мне. Быстро справились с основным удалением. Опухоль Евы находилась в центральной части легкого и начала прорастать в бронхи, поэтому мне оставался единственный верный вариант- резекция рукава. Я отделил верхнюю долю и приступал к бронхам. Мой верный соратник- анестезиолог по имени Роман, которого в шутку мы называли Ромка, тщательно следил за ее сном, ничего не смысля в хирургическом процессе, он то и дело оглядывался по сторонам, явно заскучав от всей этой суматохи. Ряды операционных скрепок надежно перекрывали сосуды, не давая кровотечению заполонить разрезаемое пространство. Кардиомонитор звенел ровно и разносился по полупустой комнате, то и дело врезаясь мне в голову и гудя в ушах. Мне оставалось сделать еще пару надрезов и удалить последнюю метастазу, как звон разносившегося аппарата участился, линия ритма ее сердечного биения изогнулась и резко оборвалась.  Зазвенел протяженный писк. Я оцепенел. Все годы обучения, пятнадцатилетняя практика, сотни успешно спасённых жизней пронеслись в туже минуту и канули в пропасть. Мои мысли перемешались и мной овладела паника. Я словно стажер новобранец, растерялся и не мог оценить происходящее. Я будто бы оказался во сне, самом кошмарном сне, из тех, о которых мы не рассказываем даже близким, в самом утаенном кошмаре. Сейчас я даже не могу вспомнить что происходило дальше. Все оборвалось в один миг. Обыденность сровнялась с горечью. Я ранее никогда не испытывал подобного, неоднократно подбадривал других коллег, столкнувшихся с болью утраты. Для врачей, особенно для таких высоких шишек как я, это равносильно клейму. Однако, я всегда советовал продолжать делать свою работу:
-Жизнь всегда на грани смерти, такая работа."-говорил я.
-Нам не удастся спасти всех, кто-то будет умирать,- повторял я вдогонку.
Но понимал ли я сам тогда, о чем говорю? Думаю, нет. Нам всегда кажутся проблемы другого человека достаточно простыми, однако столкнувшись с ними, мы теряемся и только тогда по-настоящему осознаем всю их сложность. Так случилось и со мной.

III
–Это не твоя вина, сердце не выдержало, такое случается-не вини себя,- слышал я неоднократно.
Сначала коллеги, потом близкие и знакомые, даже соседка по лестничной площадке, вычитав в местной газетёнке о случившемся поспешила высказать все свои предположения и конечно же, воздвигла на свои плечи правую миссию утешителя. Все гудели без остановки, тщетно надеявшиеся меня вывести из горького сна. Но безрезультатно.  Я загонял себя все дальше в бездну.  Не мог спать, есть и даже пить. Дни стали короче, а недели проскальзывали с невероятной скоростью. Работа из любимого детища всей моей жизни превратилась в знойную яму. Я не мог там находиться, по крайне мере больше точно не мог. Меня устрашала даже сама мысль о повторении подобного. Я брал в руки скальпель и трясся как первоклассник у порога школы. Поэтому первым делом я с ней покончил. Вот так бывает, десятилетиями учишься, работаешь и трудишься, чтобы хоть на лишнюю ступеньку приподняться выше- а вот слетаешь с нее мигом, даже глазом моргнуть не успеваешь. И никто не скажет тебе: "Нажми на паузу, возьми тайм-аут". Не нажмешь эскейп и не сохранишь пройденный этап. Вылетаешь- безвозмездно. Но выхода всего два: либо свыкнуться и продолжать жить, либо как я- уходить все дальше и глубже в безысходность и в самоутешение. Следующие несколько лет сровнялись с одним днем, они пролетали словно мимолетное видение, сейчас я даже и не в силах вспомнить ни один из них, за исключение своих потаенных кошмаров, преследуемых меня в облике Евы.

IV
-Ало, Марк, это ты? - раздался хрипловатый женский голос из телефонной трубки.
-Да, это я.- ответил я без всякого должного интереса и удивления.
За эти несколько лет телефонные звонки иссякли. Когда-то бесчисленные и надоедливые гудения трезвонили изо дня в день, а иногда и с десяток раз на дню. Звонили все: друзья, коллеги, близкие. Всех интересовал не столько я, сколько мои планы на эту жизнь.
–Чем планируешь заниматься? - Этому вопросу я мог бы дать 10 баллов из 10 по надоедливости.
Со временем они становились реже из двух в день перешли в несколько в неделю, а потом и вовсе затихли. Я не расстроился, а даже напротив-обрадовался. Зачем мне очередные напутствия и причитания, мнимых себя друзьями людей, которые инспектируют лишь для галочки в своем списке добродетелей.  По правде говоря, никому и дела не было до меня. Не у кого и мысли не возникло о надвигающей угрозе, нет, суицидальные мысли меня не посещали, но вероятность и склонность к ним имелась.  Единственная из многочисленных а-ля друзей – Мари, она понимала меня и волновалась. Живя на другом конце земного шара, она умудрялась меня изрядно доставать своими приездами. Пусть и не чаще пару раз в месяц, но мне этого было даже больше, чем достаточно. Конечно не для утешения, а больше для осмотра моего состояния. Этакий личный доктор-психотерапевт. Ей то я и не врал, в отличие от остальных, говорил, как есть. Да и не получилось бы ей соврать даже при необходимости - она меня знала от и до. Но вот этот голос, раздававшийся из телефонной трубки, явно принадлежал не Мари, в этом я был уверен и поэтому особого интереса к диалогу не испытывал.
-Как твои дела Марк?
-Хорошо, как и всегда, - с усмешкой ответил я.
- Это замечательно,- послышалось в ответ. 
Незнакомый голос будто бы обрадовался и мне показалось что звонившая особа даже заинтересовалась такому ответу.
-Ты, наверное, не узнал меня, конечно, прости не было возможности позвонить раньше, сам понимаешь дела - вся в работе. - Собеседница заметила мое безразличие и ответила на интересующий меня вопрос даже не дождавшись его.
-Алиса, отделение хирургии, поликлиника № 7.
 - Могла бы и не продолжать,- подумал я.
По имени я понял с кем имею честь разговаривать и тем более о каком медицинском центре идет речь.
-Вот, ты, наверное, думаешь, зачем это она звонит, я права Марк? – Растерянно спросила Алиса.
Господи, Алиса, та самая Алиса о которой я тщетно мечтал еще, будучи в рядах интернов. Надежда отечественной медицины, так ее окрестили еще в колледже. Лучшая на факультете, да что греха таить на всем курсе. Да и угораздило ее еще попасть со мной в одну клинику. Я бегал за ней десяток лет. Но она пошла выше, пока я оббивал ряды лучших хирургов столицы она оказалась умней и метнулась в кресло главврача.
-Нет, я рад твоему звонку. –Ответил я на удивление честно.
Я и вправду обрадовался. Наверное, слепая надежда затащить ее в свою койку еще не угасла. Но сейчас это уже не имело никакого смысла, меня интересовала больше причина ее звонка. Она не из тех женщин которую будут волновать судьбы посторонних хоть и знакомых ей людей. Алиса никогда не отличалась чувствами жалости и милосердия. Не даром ее за глазами называли мигерой. Она и была мигерой, пусть и с утонченной обворожительной фигурой и достаточно милым и располагающим лицом, но гадюка еще та.
-Замечательно,- ответила она с приподнятой уверенностью. - Я собственно, звоню по делу.
-Как и следовало ожидать,- подумал я, но вымолвил лишь- я слушаю.

- Говорят ты все еще прибываешь в депрессии, не выходишь на связь с близкими и все так же сидишь взаперти в своей берлоге. Думаю, пора бы тебе уже прийти в себя. Тем более учитывая, что мы начинали вместе, не могу не предложить тебе вернуться в медицину. Не знаю захочешь ли ты сам, но я была бы рада увидеть тебя в наших рядах.
-Вернуться обратно? - подумал я. -Нет. Медицина уже в прошлом. Столько лет я тщетно лез в эту гору, но оступившись слетел мимолетно. За плечами кроме тысячных рабочих будней нет ничего. Ни семьи, ни детей, я ничего не видел, уткнувшись в свои амбиции и тщеславие.
-Спасибо Алиса. Но я не думаю, что это хорошая идея. Я уже работаю, если тебе интересно, достаточно давно. Думаю, я нашел свое место. – Получилось достаточно неуверенно. Хотя конечно, я никогда не любил врать, там более лгать о том, в чем я сам сомневался. Но выбора не было, ударить в грязь лицом перед выскочкой, постоянно утирающей мне нос, нет, не в этот раз.
Разговор плавно перешел на нет, и на доброй ноте мы попрощались.
Не знаю, обрадовался ли я такому повороту или же надеялся на мольбы и уговоры. Скорее да, чем нет, ее предложение потешило мое самолюбие, но не более того. Близкие Евы не винили меня, не натравляли кучу инстанций и не писали негативные статейки в прессе. Нет, они давно уже готовились к такому повороту. И, наверное, как показалось мне, первое чувство, увиденное в их глазах было облегчение. Но, вот я себя винил.  Винил не столько в самой смерти, сколько в неудаче. Корона, восседавшая на моем затылке, свалилась и разбилась на тысячи осколков. Этого то я и не мог себе простить. На какое-то время я чувствовал себя богом. Я вытаскивал людей с того света со словами: в руках мастера и не такое под силу, и вот, первое поражение свалило меня с ног. От этого чувства мне становилось еще противнее. Тщеславный ублюдок. Получил сполна, как и заслуживал. Но Ева, заслуживала ли она? Или же всего на просто она оказалась жертвой обстоятельств: не у того доктора лечилась, не в ту клинику обратилась, не то время выбрала? Наверное, это из разряда вопросов, не имеющих ответа.
Я не скажу, что не пытался, это была бы гнусная лож. Нет, я пытался, из всех сил, скрепя зубами и сердцем я брал в руки скальпель и надевал еле пропускающую воздух повязку. Но вот сделать разрез в застывшем теле бедолаги надеявшегося на подаренное спасение, не получалось. Руки ходили ходуном, а на подступе возвращалась паника.  В итоге за мной захлопнули дверь и пожелали удачного пути на другой дороге.
По ней то я слепо и волокусь.

V
Уже пару часов спустя я и забыл о звонке из так называемого прошлого, сидел в своей напоминающей громыхающее корыто, девятке, времен этакой еще советской эпохи и наблюдал за не утихающей суматохой, разгорающейся за пределами проржавевшего метала.  За окном простирались мелькающие разными цветами, словно эмблемы в софитах, вывески пабов, ночных ларьков и рекламных щитов, загромождающих каждое свободное пространство. Толпища разнополых лиц, мелькающих то позади то спереди моей жестянки, то и дело будоражили меня своими воплями и отсутствием равновесия, задевая или обтираясь об мой капот. Серый город, захламлённый одурманивающими болванками, ночью словно наливается и отправляется в пляс.  Богемная-интеллигентщина давно передала свою эстафету в руки отрывающейся молодежи и любителей ночных приключений, а сами давно уже улеглись, укутавшись в одеяло, в кровать. Это время таких как я, ну, или подобных мне. Мир словно сбрасывает с себя дневную серость и надевает мой любимый черный цвет, на фоне которого ярко светятся огни и вывески большого города. Но работа в виде ночного бомбилы меня уже порядком выматывала. Среди таких же автомобильных бродяг в основном настоящие кретины, решившие что и без образования и грубо говоря –без мозгов, можно заработать с полна, особенно в столице. Вот и простирают ряды таксистов, сгущая стереотипы над этой работой. Я конечно чувствовал себя не в своей тарелке. В 40 лет, с заметной сединой у висков, с целым багажом знаний и десятилетней практикой в роли лучшего хирурга Москвы за плечами, превращаться в обездоленного бомбилу не приятно. Но мне так спокойнее. Не какой тебе ответственности, кроме сохранности в дороге, суматохи и нервов. Сиди и жди своего часа.
-Замечательно,- подумал я.-Жду уже целую вечность и все никого.
Я заскучал еще несколькими минутами ранее, а сейчас уже намеревался бросать бесполезную трату времени и отправляться домой, как дверь моего агрегата резко открылась. Мне было даже показалось что ее вырвали, но во всяком случае от скорости и нервозности такого открытия глухого скрипа не последовало, а это уже хорошо. В дверной проем пассажирского сиденья просунулась молодая девица. С приятным и даже обворожительным лицом. Вместе с ней загромоздили пространство налитые груди и достаточно утонченная талия. Одежда ее меня не вольно смутила. Не смотря на сырость и зной, за окном как никак октябрь, она облечена в полупрозрачную блузку, еле скрывающую ее достоинства и тонюсенькие такие же летнего фасона брюки. Честно говоря, я никогда не страдал от женского внимания, контролировать мужские позывы не составляло труда, однако такая дама невольно взбудоражила бы даже самых целомудренных святил.
- Извините, -неловко произнесла незнакомка, сгорбившись и уставившись на меня. – Сколько будет до Арбата?
Учитывая, что до центра минут 40, на дворе ночь и конкуренции в лице официалов не предвидится, я недолго думая пробубнил,- косарь, поедите?
Она несколько не смутившись прыгнула во внутрь и со всего размаху захлопнула дверь.
-Эй... эй..., холодильник так закрывать будите! – Пробормотал я и повернул ключ зажигания.
Молодая особа не обратила на меня никакого внимания, сделав вид что неловкий упрек предназначался не ей, а лишь отвернулась и уставилась за тонированное стекло.

VI
Мы мчались по полу пустым магистралям, время от времени обгоняя таких же сонных и уставших водил. Несколькими часами ранее моросил дождь, поэтому складывалось впечатление, будто бы мы скользим по льду, периодично выруливая из заноса заднего привода. Я не любил особо скорость, предпочитал не переступать грань за 100 километров в час, однако учитывая, что ночами вылезают так называемые псевдо-гонщики, то и дело пролетавшие мимо и подрезающие нас, я решил, что лучше надавить на газ. Ведь, как любил говорить один мой знакомый, еще времен университетских годов, которого я особо недолюбливал, (Женя – дурной гонщик любитель, из тех, кто тонирует до беспамятства свою девятку и опускает ее так, что любой лежащий кирпич становиться настоящей преградой), - на дороге, -любил повторять он,- два варианта, либо ты в кого-то, либо кто-то в тебя. Но в отличие от многих я мог похвастаться не только водительским стажем в двадцать лет, что безусловно неплохо, но еще и тем, что за всю жизнь, я всегда лихо умудрялся обходить все непредвиденные ситуации и ни разу не попадал не то что в аварию, и штрафа не получил. Я немного прибавил скорость и свернул в последний правый ряд, для, так называемого спокойствия.
- Пусть эти бестолочи гонят, как душе угодно, но я лучше буду держаться от них подальше. – Подумал я. – Дорога скользкая, дурак найдет свой столб, главное, чтобы другого такого же не нашел.
Фонарные столбы, пролетали мимо нас, словно светлячки, озаряющие пространство. Незнакомка продолжала сидеть, отвернувшись от меня, уткнувшись носом в свое окно. Мне даже показалось в какой-то момент, что стекло запотевает, и я подумал, что она задремала. Вот что-что, а печка в русских машинах мне всегда нравилась. Летом конечно от нее проку ноль, кондея нет, приходиться спасаться традиционными методами, но вот в холод, она словно раскаленное пламя, в такую жару, не то что спать, а выходить из нее не хочется. Мы мчались по ленинскому проспекту и направлялись вдоль шумевшей полупустой магистрали вот-вот собираясь поворачивать и уходить на садовое кольцо. Я немного сбавил обороты, и стрелка на спидометре остановилась на 40. Трасса оживилась, словно проснулись оставшиеся бесстыдники, и теперь мы уже плавно переходили на левую полосу. Девушка на какое-то время очнулась, огляделась по сторонам, наверное, пыталась сообразить где именно мы находимся и сколько еще нам предстоит преодолеть, и снова впала в дремоту. Теперь я мог сказать, что она спит с уверенностью, несмотря на вой пролетавшей полицейской сирены и галдеж моторов, в салоне слышалось легкое сопение. Мы остановились у светофора, ожидая загорания зеленой стрелки, означающей, поворот на право. И свернули на кольцо. Здесь движение явно ожило. А скорость значительно убавилась.
- Пробка ночью? –подумал я. Вот еще один минус таких городов. Людей навалом, даже больше чем слишком. –Ну вот что им не сидится дома?

VII
Мы ползли по западной стороне кольца, когда скорость начала нарастать. Наконец-то и вовсе каждый смог двигаться самостоятельно, я держал стрелку все так же на 40. Дорога начала ухудшаться, видимо до этого промежутка рабочие еще не дошли. Они предпочитают латать дыры в самом центре, ну или там, где проезжают высокопоставленные чины. Сюда, видимо, такие персонажи не съезжают.  Я сбавил скорость еще, и старался более манёвренно обходить преграды, как левое, с водительской стороны, переднее колесо умудрилось попасть в глубокую яму. Я знал, что задний привод может сыграть неприятную шутку, и в этот момент оно стало решающим фактором, нашего непредвиденного выпада и разворота на встречной полосе. Я едва успел сообразить, однако словно по льду мы продолжали скользить уже на встречу приближающемуся форду. Я топил и вдавливал сначала педаль тормоза, потом, пытаясь выскользнуть из тягучего заноса педаль газа. Я смог чудом остановить мчавшуюся громаду, как фары встречного автомобиля ослепили меня. Доля секунды разграничивала нас. Я успел только согнуть руки в локтях и прикрыть ладонями лицо. Столкновение было очевидно. Сквозь щели между пальцами и увидел приближающиеся огни. Сначала маленькие, еле заметные где-то в дали, потом больше, и уже полностью ослепляющие нас. Пару секунд, как показалось мне. Может две, а может и три. Я оцепенел и только повернул голову на пассажирку, как почувствовал оглушающий удар, затем треск метала и звон стекла.  Темнота окутала меня, оглушающая тишина и бесконечность. Я очнулся почти сразу, может чуть позже. Однако первым делом я повернулся к своей попутчице. Удар прошелся по ее стороне. Старый Форд практически подмял под себя правую часть капота и пассажирского сиденья.  Ее каким-то чудом выкинуло назад, тем самым это спасло ей жизнь. Но она была без сознания, вся в крови и зажатая захлопнувшимся креслом. Я попытался приподняться, но боль словно переломила меня и откинула на прежнее место.  Я подумал, что сломал ноги, а может и ребра, боль пронзала так, словно тысячи иголок прокалывали все мое тело. Я не мог сообразить по чему именно прошелся удар. Болело все. Ноги, голова, грудь и бедра. Ладони были в осколках стекла, ими я прикрывал лицо, однако парочка достаточно приличных осколков всё-таки добрались до моих щек. Но главное, что уцелели глаза и жизненно необходимые органы. Грудь болела, видимо по всему ремни оказались надежнее, чем я мог себе даже представить. Нос был разбит, его я сломал об руль. Но главное, что я дышу, и могу шевелиться, а это значит калекой я точно не останусь. Я попытался привстать, но боль пронзила меня снова. Меня зажало, точнее мои ноги. Придавило рулем, выдавленным из капота аккумулятором и вывернутым сидением. Сквозь жжение и тянущуюся боль, изо всех сил я попытался приподняться. Но ноги словно принадлежали не мне. Однако пальцами рук я смог дотянуться до ручки и потянуть за собой тело. Я снова обернулся, теперь я мог отчетливее рассмотреть незнакомку. Она торчала наполовину. Задняя часть ее тела пробуравила багажный отсек, а передняя, вместе с головой захлопнулась, словно книга, сиденьем.  Я пытался увидеть в каком она прибывает состоянии, но единственное что было на свободе под тисками полу пластмассового дивана - ее лицо. Оно было в крови. В багровой смеси осколков и алло-коричневой жидкости.  Где-то снаружи послышался приближающийся визг, затем он сменился на крики. Хруст стекла и тяжелые шаги. Мужчина, такой же окровавленный, но судя по всему удар задел его всего лишь стороною, тряс заднюю дверь. В его лице застыл ужас, он словно ошеломленный в порыве дикого приступа ломился к незнакомке, но так и не мог сообразить, что дверь заклинило. Я подумал, что это скорее всего водитель злополучного Форда, того самого, оказавшегося не в том месте и не в то время. Я продолжал держаться правой рукой за рукоять пластмассовой ручки, а левой пытался отворить защелку и открыть дверь. После нескольких безуспешных попыток, она поддалась мне, и словно селедка из набитой другими рыбами бочки я выплеснулся наружу. Я почувствовал облегчение и вдохнул полной грудью. Пару секунд я оставался неподвижно лежать на полу разбитом асфальте. Но вскоре, корчась от боли все же встал. Попробовал самостоятельно, не держать об искорёженную дверцу, постоять, и на удивление у меня это получилось. Ноги словно вынырнули из леденящей проруби и стали потихоньку, сквозь агонию приходить в себя. Спустя еще пару секунд, у меня осталась лишь боль в груди и бедре. Правая нога продолжала гореть, ее рвали как будто на части, однако левая отделалась испугом и небольшим послевкусием. Я оперся о полу раскуроченную крышу и направился к незнакомке. Водитель пробуравившего нас Форда после небольшой паузы смекнул что дверь так и не поддастся его усилиям и забравшись через водительское крыло он отворил ее изнутри. Девушка продолжала находиться без сознания и истекала кровью. На секунду мне показалось что крови стало больше, а кресло зажало еще сильнее, и теперь я мог увидеть лишь торчащий из железной ловушки нос. Страх и боль, бушующая в моем теле, сменилась на шоковую панику. Я словно не осознавал где я и что со мной, а впереди стояла одна лишь цель вытащить эту незнакомку.  Водитель злополучного Форда с большим усилием, но все же смог разжать тиски скукожившегося кресла, в то время как я, хромая и особо не понимая, что делаю, вытаскивал ее на асфальт. Я выдохнул и посмотрел на бедолагу. Лицо ее было в осколках, но как показалось мне, ничего серьёзного. Однако один осколок, размеров в пару пальцев пронзил горло, и кровь текла словно ручей, а она ворочалась от изнеможения легких, пытаясь судорожно вздохнуть. Водитель Форда засуетился и в порыве паники, а может быть и страха попытался вытащить торчащее стекло, но я словно вернулся на землю, после продолжительного сна, и тотчас отдернул его руку.
- Не смей, сделаешь хуже,-произнес я.
 Годы работы в хирургии дают о себе знать.  Наверное, это равносильно поездке на велосипеде. Не важно, как давно ты катался в последний раз, но навык останется на всю твою жизнь. Мимо нас продолжали пролетать огни автомобильных фар. Движение не стихало. Время от времени особые зеваки прямо-таки выпячивались из своих машин и удивленно рассматривали все происходящее. Несколько машин остановились, и водители с пару тройкой пассажиров столпились и окружили пространство вокруг нас. Толку от них не было, за исключением того, что один из таких зрителей додумался вызвать помощь.
Губы незнакомки начали синеть, она билась словно в приступе эпилепсии, и я понял, что жить ей осталось еще пару минут. Меня затрясло. Страх меня не отпускал с самой первой минуты приближающихся фар, однако в этот момент я словно нырнул обратно в прорубь.
-Нет, я не дам тебе умереть,- вскрикнул я.
Испуг сровнялся со злобой. Я кинулся к полу уцелевшему багажнику и достал свой сверток из прошлого. Мой мозг словно отключился, и я впал в транс. В этот момент пролетавшие мимо меня слайды пройденной жизни сменились на желание отомстить этой твари с косой за все.
-Нет, я не дам тебе умереть,-словно загипнотизированный я продолжал повторять. – Нет, нет, нет.
Я вынул из таких же запасов бутылочку зарытого, на крайний случай, спиртного и обдал им скальпель, вынутый из пакета с надписью «Утиль». Я поднял валявшуюся в багажном отсеке ручку и выкинул на асфальт стержень и все ее внутренности, оставив лишь пластмассовый корпус. Я ринулся к девчонке.
-Боже,- подумал я, -я не спросил даже ее имя. Кто она, от куда, куда держит путь?
 Такая молодая, а так сражается за свою жизнь с порезанным и истекающим горлом и изнемогающими приступом удушья легкими.
Ее жизнь уже была на грани смерти, пару секунд и она уже не проснется. У меня не было времени думать, я знал, что выхода нет.
Я сделал миллиметровый надрез, чуть ниже прорезанного горла, это не составило особого труда. На удивление страх прошел, я словно вернулся к привычному и родному делу. Руки окаменели, но слушались легко. С первого же раза, без особых усилий я попал прямо в гортань. В таких случаях вставляют трахеостомную трубку, но под рукой у меня нашелся лишь пластмассовый корпус давно валявшейся в багажнике шариковой ручки, которую сумел обдать лишь запрятанным спиртным.
–Ничего, и это сойдет,- подумал я, и вставил его в отверстие.
Осколок я вытащил следом, кровь хлынула словно фонтан, однако я сумел придавить рукой и немного ослабил его импульс. 
Незнакомка зашипела, облегченно дыша сквозь небольшое проделанное мною отверстие.
-Эй,- крикнул я водителю Форда, который носился в панике вокруг нас, то и дело вскрикивая от ужаса. – Иди сюда,- скомандовал я следом.
Мы надавили в четыре руки на кровоточащий разрез, и ожидали приезда помощи.
-Она выкарабкается,- подумал я и облегченно вздохнул.

VIII
Спустя минут 15 раздался оглушительный писк. Вой разносившейся сирены приближался все быстрее и быстрее. Мы с водителем Форда переглянулись.
 -Ну неужели это скорая? - Подумал я, с надеждой вслушиваясь в пронзительный звук.
 -Да, это определенно она, -улыбаясь выкрикнул я.
Пару ребят в таких же белых халатах, в которых когда-то рассекал и я, выскочили из салона, желтого специализированного реанимобиля и поспешили к нам. После молниеносного осмотра, они утрамбовали девушку на носилки и упаковали во внутрь.  Я поспешил за ней. Нет, я доверял своим так называемым коллегам, однако оставить ее одну я уже не мог. Точно не сейчас и не после того, что мы пережили. Мне оказали первую медицинскую помощь, удалили осколки с лица, продиагностировали мою травму и выдали вердикт, собственно, как я и предполагал- множественные ушибы головного мозга и ушиб тазового бедра. Шок, удивительное состояние. Не смотря на невыносимую боль, я двигался, и не просто двигался, а спас незнакомке жизнь. Я словно вновь вернулся к жизни, точнее к своему предназначению. Ну надо же, два года потребовалось мне на излечение. Душевные травмы нелегко залатать, однако впервые за эти годы я почувствовал облегчение. Из всех этих испытаний я все же вынес вердикт. Я научился не просто мириться, я научился самому главному-проигрывать.
 –Я сделал это,- повторял я, сидя в холле и ожидая, когда бедняжке поменяют пластмассовый корпус от шариковой ручки на более надежное дыхательное устройство.
Ко мне подошла медсестра в ядовито-белом халате и улыбнулась.
- Все прошло успешно,- утонченным и попискивающим голосом произнесла она. – Если пожелаете, то можете навестить ее, она уже приходит в себя.
-Если? - Подумал я и моментально вскочив с жесткого стула, ответил. –Конечно.
В палате попутчицы, помимо ее самой, находились еще двое. Одна, что лежала с задёрнутой и подвешенной ногой у окна, посмотрела на меня и что-то себе под нос пробубнила. Другая женина, граничащая с моей попутчицей по соседству, спала, разнося по небольшой комнате свой хрюкающий храп.
Моя незнакомка улыбнулась. Хотя незнакомкой язык не поворачивался ее называть, во всяком случае не после того, через что нам пришлось пройти. Я подошёл к ней, и первое что сообразил спросить так это:
- Как твое имя?
-Ева, меня зовут Ева. –Спокойным и полу шепчущим голосом произнесла она.
Я остолбенел. Если бы не травма головы, которой я и объяснил позже мое удивление, она могла бы подумать, что я испугался.
Но я испугался. Я словно перенесся в прошлое: стою в хирургическом отделении в белом халате, а передо мной улыбающаяся Ева. Такая миловидная, полная надежд. И я тщеславный ублюдок, возомнивший себя богом. Да, сейчас можно говорить, что лишний раз не обследовал не убедился в ее состоянии не проверил ее как проверял раньше других, но дело далеко не в этом, просто кто-то свыше решил мне преподать урок, а она, просто оказалась поблизости, да, наверное, так. Господи, на сколько символичны бывают имена, теперь я это знаю. Я не буду, конечно, обходить стороной всех носительниц подобного имени, но одно я могу сказать наверняка - она стала для меня чем-то большим. Она для меня словно напоминание. Напоминание о поражении и победе.
P.S. И, да, вскоре, я все же вернулся в медицину. Пусть и не на прежний уровень с которого слетел, но теперь для меня это и не главное.