Женские мечты о дальних странах. Глава X

2008 год, июнь.

Аэропорт Шереметьево гудел привычной суетой, жил приветственными и прощальными поцелуями-объятиями, объявлениями о прибытии и вылетах. Среди тех, кто встречал пассажиров рейса Сидней - Москва, нетерпеливо переминался с ноги на ногу смазливый, модно навороченный парень с листом бумаги в руках. Надпись на листе привлекала внимание большими жирными, с претензией на готику буквами - «Nina Lu». Среди тех, кто приземлился и теперь ждал своей очереди на паспортный контроль, волновалась светловолосая девушка двадцати четырех лет, невысокая, с милым лицом, одетая не броско, но со вкусом. Пограничник изучил ее австралийский паспорт, она коротко взглянула в глубину аэропорта: «Что там меня ждет?» Получив назад документы, вышла из терминала в зал, среди суетливых встречающих увидела красавчика с листом бумаги, но тот смотрел поверх нее, поправлял свою стильную стрижку - готовился произвести неотразимое впечатление. Нина с легкой усмешкой в глазах - «надо же какого петуха за мной прислали» - прошла мимо, к месту получения багажа. В ожидании чемоданов она изредка поглядывала на красавчика - парень принимал то одну выразительную позу, то другую, сигналил листом с надписью молодым респектабельным дамам, очаровательно им улыбался - «не вас ли я тут жду». Но этих дам встречали другие, и наконец на лице парня появилась озабоченность: поток пассажиров рейса Сидней - Москва истончился в струйку и окончательно иссяк. Последней тяжелой каплей выкатился подвыпивший толстяк с мятой рожей и в жеваной рубашке навыпуск. Красавчик растерянно огляделся, направился к транспортерной карусели, начал заново изучать женщин - но опять же показательно респектабельных. Нина с легкой усмешкой отвернулась, а когда заметила свои чемоданы, достала паспорт и в развернутом виде сунула его под нос красавчику. Парень оторопел, потом опустил глаза на Нину, изменился в лице, изобразив дежурную радость.
— O! Fine! Good afternoon! Welcome to Russia!
Нина убрала паспорт, заговорила безо всякого энтузиазма:
— Спасибо, но лучше по-русски. Вас прислала Наталья Григорьевна?
Красавчик не унимался:
— Yes! Nataly Grygorevna is my boss. But it was a pleasure for me. Let me introduce myself, — он протянул в приветствии руку. — Dan.
Нина уклонилась от рукопожатия.
— Я же сказала, что лучше по-русски. Вот мои чемоданы.
Парень несколько смутился холодностью девушки - он ведь приготовил целую речь, на автостоянке загрузил ее багаж в новый «Фольксваген», попробовал поухаживать, но Нина уже села на заднее сиденье.

Через десять минут пути Дэн снова пошел на штурм:
— А я думал, вы будете постарше.
— Вы думали, я буду в золотых побрякушках, стразах и фальшивом Дольче Габбана. Я видела дамочек, на которых вы бросались. В свою очередь я ожидала, что за моими чемоданами пришлют кого покрепче.
— Это правда - я не лошадь. Вы первый раз в Москве?
— Да.
— А можно узнать, вы из какой волны?
Нина скосилась на него.
— Что это значит?
— Ну, вот была после революции первая волна русской эмиграции, после войны - вторая, в семидесятых - третья, после перестройки - четвертая.
— Про Миклухо-Маклая слышали?
— Который изучал аборигенов?
— Да. Это мой прапрадедушка. Я затрудняюсь сказать, на какой волне он причалил к берегам Австралии.

Дэн несколько раз с сомнением посмотрел на Нину в зеркало заднего вида - она оставалась совершенно серьезной, потом хмыкнул.
— Реально классная шутка. Просто - top. А еще можно говорить, что ваш дедушка Джеймс Кук. Только жалко, что его съели - даже некуда на могилку сходить.
Он посмеялся и взялся за старое.
— А может, все-таки... поболтаем на английском. Люблю практиковаться.
— Вам Наталья Григорьевна хорошо платит?
— Всегда хочется большего, но я не жалуюсь.
— Если хорошо платит, значит, наймите себе репетитора. С ним и поболтаете.

Этим замечанием она добила его, и Денис наконец обиженно замолчал. Ехали по Москве, обновленной столице обновленного государства; впрочем, каким этот город был прежде, в середине девяностых, Проша знала только понаслышке да по картинкам в телевизоре, поскольку и в самом деле прилетела сюда впервые. Но теперь Москва казалась очевидной антитезой ко всем помойкам, которые с детских лет остались в памяти — от России, от ее депрессивных, выстуженных, заляпанных грязным снегом городов.

Избавившись от назойливого внимания, Проша смотрела по сторонам, и в ее легкой улыбке, в светлых глазах пульсировали надежда и мечта... до той секунды, пока Денис не включил магнитолу. Парень явно не выносил тишины, Нина не любила рэп, но не стала затевать новую ссору с красавчиком — достал.

*

Кабинет Натальи Григорьевны мог запросто сойти за какой-нибудь мини-музей попсового российского туризма. Экспозиция была составлена несколько эклектично, но не без вкуса. Особенно в той части, что касалась цвета и фактуры материалов — глиняные, медные, бронзовые, покрытые патиной безделушки из арабских стран, Турции и Греции уравновешивала деревянная, костяная африканская, индийская пластика. А над ними парили сочные, яркие шелка и бумага Юго-Восточной Азии. Хозяйка кабинета, еще вполне себе аппетитная штучка лет сорока, сидела в своем рабочем кресле. Напротив, нога на ногу, устроился импозантный облысевший господин с творческой щетиной и порочным лицом — Жора. Они пили кофе, курили, Жора острил по поводу последних событий:
— В самом деле стоит разработать специальный тур - по местам боевой славы Аль-Каиды, цунами и прочей гадости. Причем сразу - как только где рвануло или накатило, ты тут же комплектуешь группы туристов-мародеров... в сопровождении специалистов по секонд-хэнду.
Наталья ответила без намека на веселость:
— Смешно. Но если в самом деле... желающих будет хоть отбавляй.
Дверь приоткрылась, в кабинет заглянула секретарша.
— Наталья Григорьевна, вы просили сразу доложить: они приехали.
Наталья поднялась из кресла.
— Очень хорошо, где там моя дорогая девочка?

В дверях появилась Нина, сзади нее маячил мрачный красавчик Дэн. Нина и Наталья обнялись, как старые приятельницы. Жора встал, Наталья представила ему Нину:
— Вот, Жора, знакомься: это и есть моя Нина, женщина двадцать первого века — прекрасное образование, трудоголик, несмотря на юный возраст, хозяйка сельских отелей по всему зеленому континенту и ближайшим островам. Как-нибудь возьму тебя с собой — поедем к ней дразнить своим мясом каннибалов, акул и прочих хищников. Настоящий экстрим.
Жора улыбнулся:
— Австралия? Новая Гвинея? Заманчиво.
Наталья представила его Нине:
— А это - Жора. Давным-давно миллионер и вот уже два месяца мой бойфренд. Не слишком староват?

Он засмеялся, галантно поцеловал Нине руку, не торопился ее отпускать. Нина ответила на вопрос подруги:
— Для аборигенов, пожалуй, староват - у них теперь проблемы с кариесом и пародонтозом. А вот для акул - самое то. Эти просто обожают, когда хрящик на зубах хрустит... когда мясо пожестче, печень побольше, волос поменьше...
Жора расцвел в улыбке.
— O! My God! Если это женщины двадцать первого века, значит, в двадцать втором мужчин не останется - съедят. Ладно, девочки, до вечера. — Он снова поцеловал Нине руку. — Скажу вам по секрету: печень у меня почти в норме, несмотря на разные дурные привычки. — И тут же добавил интригующе: — Имейте в виду, я от них до сих пор не отказался.

Он вышел. Наталья хотела закрыть дверь, но наткнулась взглядом на Дэна. Тот только этого и ждал.
— Наталья Григорьевна, я вам нужен?
Она посмотрела на Нину, которая не выказала никакой заинтересованности, потом разочарованно глянула на подчиненного.
— Похоже, что нет. Занимайся страховками.
Закрыла дверь, снова обняла, поцеловала Нину.
— Я сказала Денису, что ты к нам надолго. Хотела, чтобы он развлек тебя в первую неделю, показал в Москве все самое главное... обещала освободить от работы, если он тебе понравится.
— Он старался.
Наталья прошла к бару, полному бутылок.
— Не любишь сладкого?
— Я бы сказала, приторного. И вообще, не люблю, когда вкус слишком очевиден. Должен быть букет, в котором интересно разбираться... и загадочное послевкусие.
— Ну, загадочных я у себя в агентстве не держу, в бизнесе от загадочных одни проблемы. Поищем в другом месте...
— Не надо, я сама.

Наталья хмыкнула, разлила по бокалам ликер, подняла бокал.
— По глотку. С приездом! Наконец-то, а то все я к тебе, — выпили. — Слушай, что-то мы все вокруг да около еды... поедем обедать!
— Сначала на квартиру.
— Не терпится посмотреть?
Нина кивнула.
— Тогда я сама тебя отвезу...

Они опять ехали на «Фольксвагене». Только теперь рулила Наталья.
— Ты мне так и не рассказала о своих планах в России. Неужели на целое лето?
— Буду путешествовать по родине предков.
— Я не замечала в тебе раньше ностальгии.
— Ностальгия - роскошь. Чтобы заработать на такое развлечение, пришлось пахать три года без отпуска и почти без выходных... Ради одного лета в России. Но ты не переживай: я там все отладила, везде надежные люди, так что все наши договоренности и договоры будут исполнены точно и в срок.
— А если у меня возрастет поток желающих?
— Значит, получим больший доход. Кенгуру и моря хватит на всех, и спальных мест тоже. У нас ведь сельский туризм. Поставим новые бунгало, накроем бамбуковыми листьями, постелем циновки, зажжем костры...
Наталья усмехнулась.
— А вот и твоё пристанище — каменное, красивое, под надежной крышей.

Они забрали из багажника чемоданы, прикатили их в квартиру. Нина с восторгом огляделась, прогулялась по комнатам, задерживаясь возле окон, из которых с высоты одиннадцатого этажа открывались виды на центральные московские красоты. Распахнула створки, сладостно вдохнула. Наталья подошла к ней.
— Здорово?
— Да.
— Но и ты меня встречала не хуже.
Нина - в благодарность - обняла подругу, та протянула ей ключи от квартиры.
— Веселись. Хозяева вернутся только в сентябре. Мои друзья. Так что можно разбить пару тарелок, но желательно не затопить соседей снизу. Там на десяти этажах — евроремонта на пару миллионов «зелени». Дом элитный - живут только великие, ужасные и сказочно богатые. Ну что, в ресторан?
— Может, завтра?
— Я так и думала: не терпится остаться одной? У тебя в России кто-то есть?
— Пока не знаю.
Наталья с любопытством посмотрела на Нину.
— Ох, подруга… темнишь. Будь осторожна, у нас тут такие каннибалы - не чета вашим, проглотят, не подавятся… Если что - сразу ко мне!
— Ладно.
— Через час Денис вернет тебе эту машину, документы на нее и московскую SIM-карту. Там будет мой номер. Звони, не пропадай! — Она прошла к двери, обернулась. — Надеюсь, ты меня с ним познакомишь.

*

По карте Москвы от дома, где ее поселила Наталья, до Пятницкой было совсем недалеко, но получилось долго. Первый опыт вождения по улицам мегаполиса дался непросто, не раз возникало предательское желание сбежать от пробок и нервозности в метро, но устояла: нельзя начинать с проигрыша, когда впереди столько планов и без автомобиля - никак.

Вообще, ездить за рулем Нина любила, но одно дело колесить по малозаселенным районам Австралии, мотаться между своими сельскими гостиницами, наслаждаться просторами, другое - мерить дистанцию сантиметрами. Еще не хватало вляпаться в ДТП, помять новенький «Фольксваген» или чужой бок.

Добравшись до места, она с трудом нашла, где запарковать машину. В кафе осмотрелась, заметила того, кто в точности соответствовал описанию, - мужчина под пятьдесят, с усами, курил трубку. Сидел один возле окна, пил кофе. Направилась к нему, заняла свободный стул. Он кивнул ей приветственно.
— Здравствуйте. Нина?
— А вы - Лосев.
— Ничего, что я предложил встретиться в кафе? Вообще-то, наше агентство в двух шагах отсюда, но обыкновенно мы приглашаем туда клиентов, когда приходит время подписывать бумаги...
Нина ответила с нескрываемой иронией:
— Это ничего, меня устраивает. А ваша трубка - чтобы походить на Шерлока Холмса? Увидит клиент трубку и сразу поймет: вот он - настоящий сыщик.
Лосев не обиделся, улыбнулся по-доброму.
— Трубка помогает при первой встрече. Я вам сказал: одинокий мужчина с трубкой. Вы зашли и сразу меня увидели.
— Но еще есть варианты с журналами в руке, с яркими пиджаками или галстуками...
— Есть много разных вариантов. Знаете, Нина... это ведь вы мне позвонили. Еще не факт, что я возьмусь за вашу работу. А если вам и дальше будет казаться, что я комический персонаж, мы легко расстанемся. Первый аванс я беру небольшой, ваши потери будут невелики. Но прежде чем речь зайдет об авансе, я готов вас выслушать.

Эта фраза понравилась Нине больше, чем все предыдущее. Она достала из сумочки маленькую фотографию и положила ее перед Лосевым. Это был снимок Чебакова - точно такой, как в его паспорте на имя Гаврилова - в девяносто шестом году.
— Я хочу, чтобы вы нашли этого человека.
Взяла ручку, салфетку, написала на ней: «Гаврилов Василий Сергеевич, рост 1 м 79 см. Зеленые глаза. Примерный возраст - 37 лет. Образование высшее, экономическое. Владеет испанским, английским. Особая примета - очень умный».
Она передвинула салфетку к Лосеву, тот прочитал, улыбнулся, взглянул на Нину.
— Гаврилов Василий Сергеевич?
— Да уж, это не Арчибальд Юнусович Редкофамильный. Любая поисковая система в Интернете выдаст многих Гавриловых. Но среди них не будет того самого - проверено.
— Это настоящее имя?
— Приблизительно.
— Какой-нибудь криминал?
— Может быть. Но без насилия, бандитизма и грабежа... что-нибудь в области финансов.

Лосев взял исписанную салфетку в руки.
— Есть что добавить?
— Четырнадцать лет назад жил в Москве и работал, вероятно, в какой-то крупной частной фирме на ответственной должности.
— Еще что-нибудь?
— Пока нет.
Лосев убрал салфетку и фотографию в карман, взамен протянул Нине свою визитку.
— Жду вас в агентстве послезавтра в десять утра. Я дам вам свой ответ.
Он поднялся, положил на стол купюру - за выпитый кофе - и вышел на улицу. Нина повернулась к официанту:
— Эспрессо.

Сквозь затемненные стекла кафе она глянула на уютную московскую улочку. «Ну вот и началось то, о чем долго думала, о чем мечтала, как то еще все обернется?» Сколько раз Проша вспоминала печальную картинку и плакала от тоски - «неужели больше никогда его не увижу?»

Звучат объявления о прилетах и вылетах. Гоша целует ее в лоб, встает с корточек, направляется к выходу из аэропорта. Она смотрит ему вслед мокрыми глазами, поднимается из кресла, мимо матери идёт к окну... и сквозь слезы наблюдает за тем, как он спускается с пандуса аэропорта... и скоро теряется - за ранними сумерками, за крупными хлопьями снега.

Грустила она и об отце, но это было по-другому. Отца жалела, а когда вспоминала Гошу, жалела себя. Так и жила с чувством, что ее бросил родной человек. Но его не винила - понимала, что все очень сложно и за всем кроется настоящая тайна.

*

На провинциальном русском кладбище — оградки, православные кресты и советские звезды. Березки, ели, рябины, сирень, цветочки, венки. Вороны, сороки и птахи поменьше. Кое-где в траве каплями алеет земляника. Тишина. Бутылка дорогой текилы и лайм смотрятся нездешним натюрмортом. Подарок деду - из Латинской Америки, где уже двенадцать лет трудится внук.

Лицо Чебакова стало суше, жестче, появилась седина на висках. Льняной костюм серого цвета, белоснежная рубашка, светлые кожаные туфли.

Глядел на могильные камни, на родные имена, хотел заплакать, но не получалось. «Чебакова Вера Игнатовна, 1946–1975». «Нестеров Игнат Мокеевич, 1926–1999». «Нестерова Анна Павловна, 1927–2003». На могилах мамы и бабушки большие букеты свежих роз.

В кармане пиджака зазвучала мелодия. Вадим не спешил отвечать — встал со скамьи, коснулся пальцами мрамора, вышел из оградки. Он прикрыл калитку, медленно побрел по кладбищу, достал мобильный, глянул на дисплей, ответил на испанском языке.
— Diga, senor Miguel!

Доложил своему чилийскому боссу, что сегодня он еще в Москве, а завтра улетит в Иркутск, где состоится вполне прозрачный аукцион, и у компании есть все шансы его выиграть. Рассказал, что в России можно и нужно вести дела, и в этом он убедился вчера на встрече инвесторов с вице-премьером.

У ворот Вадима дожидались новый джип и водитель-телохранитель. Прежде чем сесть в машину, обернулся на кладбище — хотел вспомнить свою грусть, которую спугнул телефонный звонок. Мама, бабушка, дед... простите. Открыл заднюю дверцу.
— Заедем в Зарайск.

Но и дом, где жили его старики, не вызвал душевного трепета - ни окна их квартиры, ни двери парадного, ни скамейка, ни дворик, в котором он рос. «Что же это, - мучился Чебаков, - так долго мечтал здесь оказаться, а теперь поражаюсь тому, как убого все это выглядит, и никаких других ощущений? Неужели не осталось во мне ничего живого?» Однако дорога до Москвы неблизкая, и на полпути, задумавшись о чем-то постороннем, далеком, вдруг почувствовал, что глаза полны слез.

*

Лосев предложил Нине стул, сам сел по другую сторону стола в кожаное кресло. Она с любопытством оглядела небольшое уютное помещение, обставленное под старину вековой давности. В антикварных шкафах — толстые книги с потертыми кожаными переплетами.
— Теперь я вижу, что трубка для вас - нечто вполне органичное. Признаю, что была не права, принимая вас за актера. И, кажется, понимаю, почему вы не спешите приглашать сюда клиентов - боитесь, частые гости устроят сквозняк и ваша атмосфера улетучится...
— В общем, да... Прежде чем мы подпишем наш договор, я хочу кое-что уточнить. Вы написали на салфетке, что Василий Сергеевич Гаврилов владеет испанским и английским...
— Да.
— Какой была степень владения этими языками?
— Думаю, он был близок к совершенству. А с годами я поняла, что дело не только в трудолюбии и талантах... у него была хорошая база.
Лосев улыбнулся.
— Вот договор. Если вас устроят общая сумма и сумма аванса, можем покончить со всеми формальностями прямо сейчас.
Нина сосредоточенно и быстро прочитала текст.
— Я со всем согласна.
Решительно поставила подписи в нужных местах и внесла необходимые паспортные данные. Лосев спокойно отреагировал на ее австралийское гражданство, только спросил:
— Не скажете, кто вам рекомендовал мое агентство?
— Я нашла вас в Интернете. Были у меня на примете и другие конторы... но сегодня я поняла, что сделала правильный выбор.
— Спасибо. Мне остается выразить надежду, что поиск господина Гаврилова не связан с каким-нибудь кровавым ритуалом вроде вендетты...
— А как вы думаете?
— Рискну предположить, что Василий Сергеевич был вашей первой любовью, самой нежной, платонической. И все это - на фоне каких-то чрезвычайно интересных обстоятельств.
Нина улыбнулась, достала из сумки деньги, положила их на стол, встала. Лосев взглянул на купюры.
— Я напишу расписку, что получил аванс.
— Я вам верю, сэр. И жду звонка.

*

В зале собралось небольшое количество прессы, несколько областных чиновников и пятеро участников торга — у каждого табличка с номером. Чебакову досталась цифра «4», еще трое соискателей были малоприметными людьми, а вот цифру «2» вертел в руках Малхаз Михайлович, бывший компаньон Плетнева Олега Васильевича. В июне девяносто четвертого года Вадим встречался с ним перед роковой поездкой в Сочи. В кейсе, что украли тогда у Чебакова, были и деньги Малхаза. Правда, свои потери он по праву и в полной мере востребовал с «Нового Ампира». Стоя на сцене за кафедрой, аукционист объявил очередную сумму, пытаясь простертой в зал рукой, громким и резким голосом придать действу дополнительный драматизм:
— Восемьсот тысяч, участник номер три. Кто больше? Восемьсот тысяч раз! — отреагировал на движение таблички. — Восемьсот пятьдесят тысяч, участник номер два. Восемьсот пятьдесят тысяч раз. Девятьсот тысяч, участник номер пять. Девятьсот пятьдесят тысяч, участник номер два. Девятьсот пятьдесят тысяч раз... Миллион, участник номер четыре!

По залу прошел шелест — преодолели психологический барьер. Все скосились на Чебакова, который и решился сделать этот шаг. Участники номер пять и три отложили свои таблички — для них торг закончился. Аукционист продолжил:
— Итак, миллион условных единиц за 52-процентный пакет акций Черемховского электромеханического завода предложил участник под номером четыре. Миллион раз, миллион два...
Малхаз Михайлович поднял табличку.
— Миллион пятьдесят тысяч, участник под номером два. Миллион сто тысяч, участник под номером один. Миллион сто тысяч раз...

Малхаз утер платком взмокший лоб, стрельнул глазами в сторону Чебакова. Вадим торговался без эмоций и выглядел немного вялым. Малхаз поднял табличку.
— Миллион сто пятьдесят тысяч, участник под номером два. Миллион сто пятьдесят тысяч раз, миллион сто пятьдесят тысяч два...
В повисшей паузе, участник под номером один с досадой отложил табличку.
— Миллион сто пятьдесят тысяч...
Чебаков повел рукой.
— Миллион двести тысяч — участник под номером четыре. Миллион двести тысяч раз, миллион двести тысяч два...
Малхаз Михайлович покачал головой, с осуждающим видом посмотрел на соперника. Тот ответил ему спокойным взглядом, полным решимости выиграть противостояние.
— Миллион двести тысяч три! — удар молотка. — Продано! Пятьдесят два процента акций Черемховского электромеханического завода уходят участнику под номером четыре.

Поднялись со своих стульев чиновники, жидко похлопали в ладоши, проигравшие торопились покинуть зал, засуетились журналисты, спеша взять Чебакова в кольцо. Вперед выдвинулась девушка с диктофоном:
— Еженедельник «Сибирский бизнес». До сегодняшнего дня о вашей компании в России не было известно ровным счетом ничего. Вы не могли бы коротко представить победителя?
— Охотно! Тридцать лет успешно работаем на южноамериканских рынках, в Соединенных Штатах и Европе. Полагаю, что в Сибири у нас получится не хуже. Обещаю, что в самое ближайшее время мы представим самые подробные материалы о нашей компании. Вы останетесь довольны.
— Можно рассчитывать на ваше интервью?
— Мы открыты для общения. Как только решатся все формальности, я соберу пресс-конференцию. Приглашаю вас.
— Ваша должность в компании?
— Менеджер по инвестициям, возглавляю представительство компании в России.
— Представьтесь, пожалуйста!
— Вадим Николаевич Чебаков. Уверен, мы еще увидимся. Наша компания пришла в Россию надолго. Спасибо всем, до свидания!
— Постойте! Откуда ваша компания?
— Чили. Это не там, где был Пиночет, а там, где острый перец, высокие горы и хорошее море.
Шутка понравилась. Чебаков освободился от опеки журналистов и вышел в помещение, куда доступ для них был закрыт. Здесь его встретил телохранитель Егор. К ним тут же подступил молодой парень кавказской наружности, обратился с некоторым смущением к Чебакову:
— Извините, не откажите на два слова... мой босс хотел бы с вами познакомиться.
Он указал на стоящего чуть в сторонке Малхаза, тот кивнул в знак приветствия. Егор немного напрягся. Чебаков легким касанием руки дал ему понять, что переживать не о чем, сделал два шага в сторону Малхаза Михайловича, и тот двинулся навстречу, остальные отступили в стороны.
— Поздравляю.
— Спасибо.
— Немного больше, чем оно того стоит, правда?
— Правда. Немного больше. Но ведь правда и то, что сейчас не девяностые годы.
Малхаз взглянул на Чебакова с подозрением:
— У меня такое ощущение, что мы виделись раньше, а?
— Совсем недавно - на встрече вице-премьера с инвесторами.
— Это да... я вас заметил. Но мне и тогда показалось, что мы где-то виделись.
— Возможно... У вас еще был компаньон... кажется, Малхаз Михайлович?
— Нет... это я Малхаз Михайлович. Был Гоги Георгиевич. Умер недавно. Сердце. — Кивнул на молодого парня, своего помощника: — Зураб его сын. Так... где мы виделись?
Чебаков улыбнулся:
— Малхаз Михайлович, иногда хочется забыть прошлое... особенно если иметь в виду, что мы еще увидимся в будущем. Возможно, на следующем аукционе победа достанется вам, но я буду ее оспаривать. Рад был с вами поговорить. Извините, я должен идти.
И оставил Малхаза в полном недоумении. Подошел Зураб:
— Что?
Малхаз ответил с досадой:
— Точно виделись. Он знает, где... а мне не сказал. Узнай про него все, что можешь...

Егор вез Чебакова в гостиницу. Вадим сидел сзади, докладывал сеньору Мигелю о результатах аукциона. Конечная сумма оказалась даже меньше той, на которую они рассчитывали, было с чем поздравить друг друга. Чебаков сказал:
— Босс, вы теперь тоже сибиряк - на пятьдесят два процента.
Чилийцу шутка понравилась, он долго смеялся, пообещал пересказать ее всем знакомым. Прощаясь, Вадим сообщил, что пробудет в Иркутске еще неделю, пока уладит все дела, потом вернется в Москву. Отключив телефон, посмотрел на водителя:
— Поехали, Егор, обедать... куда-нибудь поближе к Байкалу.

В чилийской компании Чебаков работал последние шесть лет. И все эти годы он без суеты, но последовательно разворачивал владельцев и топ-менеджеров лицом на северо-запад, где за Тихим океаном и за Юго-Восточной Азией замерла шестая часть Земли. По мере того как за Вадимом закреплялась репутация высокопрофессионального экономиста, его слушали все внимательнее. И вот — Черемховский завод. В бизнес-планах, составленных Чебаковым, было четко прописано - как его переоборудовать и во что превратить. Дон Мигель, однако, не знал, что дело тут не только в финансовой выгоде. Еще находясь в Сантьяго, изучая список российских объектов, подлежащих приватизации, Чебаков наткнулся на сибирские названия - внутри у него екнуло. Байкал — родина отца, которого Вадим не помнил.

Николай Чебаков родился и вырос в прибрежном поселке. Пересказывая историю зятя, дед и бабушка всегда прибегали к известной метафоре: «В общем, он был, как говорится, самородком». Отслужив в армии, поступил в столичный институт на инженера-железнодорожника, встретил Веру Нестерову с отделения промышленно-гражданского строительства, поженились. К защите дипломов готовились уже с маленьким Вадиком на руках, так что его первыми сказками были мудреные мамины и папины науки. Когда сыну исполнилось полтора года, перспективным инженерам предложили отправиться на БАМ. Посомневались, но поехали — с тем чтобы, устроившись, забрать сына, а пока оставили его в Зарайске, у родителей Веры. Через три месяца пришло страшное известие об аварии, в которой кроме Чебаковых погибло еще несколько человек. Никаких подробностей никто никому не сообщил. Встал вопрос о том, где хоронить Николая и Веру. Слезы, нервы, скандал. В итоге гроб мужа отправили на родину — в Забайкалье, а гроб жены — в Подмосковье. Разлучили посмертно. Других решений не нашлось. Каждая из сторон хотела, чтобы было куда на могилку прийти.

Какое-то время родственники поддерживали связь. Вадим помнил письма своей сибирской бабушки — без заглавных букв и знаков препинания — с единственной точкой в конце. Потому и называли Колю самородком, что вышел в люди из глухого поселка, из малограмотной семьи. Эти письма долго хранились в доме, и в каждом из них таилась робкая надежда, что вот вырастет внучок и приедет когда-нибудь в гости — все-таки он и наша кровинушка. А потом все оборвалось. В Зарайске рассудили так, что Колина мать умерла, а у его братьев и сестер - своих хлопот полон рот. В общем, жизнь брала свое, но слово «БАМ» еще долго пугало Вадика. Что-то падает, обо что-то бьется — бам! «Уехали на БАМ» — в его детском восприятии означало смерть. Когда подрос и дед ему разъяснил, что скрывается за этой аббревиатурой, возненавидел все железные дороги. Ни стук колес, ни запах креозота не вызывали в нем романтических чувств, как у всех остальных. И очень похоже, что на станции Богучар железные дороги отомстили ему за жгучую ненависть — эта мысль появилась у него недавно. Он улыбнулся и решил, что хорошо бы прокатиться по этому самому БАМу от начала до конца, примириться с прошлым, понять, почему отец выбрал себе такую профессию, увидеть места, где оборвались его и мамина жизни. Но, конечно, не теперь — позже, когда будет отлажен бизнес.

*

Каким-то удивительным образом, после долгого отсутствия почти одновременно вернувшись в Россию, Проша и Вадим задались одной и той же целью — если не собрать камни, то хотя бы прикоснуться к ним руками, почувствовать их тепло.

Из аэропорта Домодедово Нина вылетала в Луганск. Запыхавшаяся от бега Наталья нашла ее в очереди на таможенный контроль. Обнялись. Наталья перевела дух.
— Слава богу, успела. Такие пробки по всему городу! Скажи, ты хоть не шпионка... зачем тебе этот Луганск? Сама понимаешь, мне никак нельзя ругаться с ФСБ и всеми прочими - останусь без хлеба.
— Буду улетать домой, расскажу сразу обо всем.
— Ох, обманешь. Ладно. — Она протянула Нине лист бумаги: — Вот тебе телефоны моих луганских приятелей... точнее, знакомых приятелей... в общем, седьмая вода на киселе. Но в нашем бизнесе все рады обрести новых друзей, тем более австралийцев. Так что они тебя уже ждут и любят - выделят машину и, если что, помогут.
— Спасибо. Я недолго, неделю или чуть больше.

*

В ресторане при гостинице за богатым столом Малхаз с раздражением рассказывал о своей неудаче Аслану, сорокалетнему невысокому и худощавому горцу, с которым время от времени имел общие дела.

— Мало того, что он не дал мне купить Черемхово. И я пока с этим не смирился. Он мне сказал: еще увидимся... Я думаю, намекал... Через месяц аукцион в Саратове. Знает, что мы будем участвовать... И еще намекал на приватизацию девяностых... мол, сейчас все по-другому - уже так, как раньше, не купишь... Понимаешь? Как будто он знает что-то про меня... В девяностых было всякое...
Аслан ответил тихим голосом:
— Чего боишься? Было давно. Все, кто тогда нечаянно умер, уже одни кости остались… А что касается бизнеса… президент сказал: за три года заплати налоги… а все, что раньше, — амнистия. И за намеки теперь тоже не убивают.
— Э! Аслан! Разве я сказал «убивать». Сам знаю, что не те времена. И еще - не могу понять: он сказал, что лучше иногда забыть прошлое.

В ресторане появился Зураб, прошел к их столику, сел, выпил стопку коньяка, достал из кармана лист бумаги, прочитал:
— Короткое резюме: Чебаков Вадим Николаевич. Закончил МГИМО. В девяносто шестом году уехал из России. Занимался бизнесом в Южной Америке.
— А что делал до девяносто шестого в России? Уехал сразу после института?
— Четыре года был служащим в компании «Новый Ампир».
— «Новый Ампир»?!
Еще полминуты Малхаз мучительно соображал и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу, коротко выругался по-грузински. Аслан и Зураб посмотрели на него с интересом.
— Что, вспомнил?
— Ах ты! Вадик... Конечно! Ну, конечно! Если бы я вспомнил раньше, мы могли выиграть этот аукцион.
Зураб глянул на старшего компаньона.
— А чего теперь? Я заказал билеты на самолет - завтра утром.
— Нет! Теперь у нас есть еще одно дело в Сибири. Правильно говоришь, Аслан: не обязательно стрелять в человека. Иногда информация весит больше пули.

*

Только в этих донских степях Нина и почувствовала себя как дома — едва сошла с трапа, и вольные, не чесанные северными лесами ветры задули в лицо, принялись трепать волосы и шаловливо пузырить подол платья. Вспомнилось детство. При чем тут Москва?! Конечно, было волнительно, но никакого родства с ней она не испытывала.

В Луганске ее встретили обещанные приятели. Предложили ради приличия свои услуги, но, видимо, предупрежденные Натальей, настаивать не стали. Договорились пообщаться позже, когда Нина управится со своими делами и заедет вернуть автомобиль. И вот она одна — за рулем. А слева и справа — те самые родные просторы из песен и сказок. Казалось бы, что тебе до них — после стольких лет, стольких стран, стольких красот? Но дело в том, что они наполнили твою душу еще в бессознательном возрасте вне твоих желаний и усилий и останутся с тобой навсегда. И вот приходит минута, когда ты вдруг осознаешь, что они — непременное условие для счастья, потому что здесь увидела мир, была окружена любовью и заботой... а после все становилось только хуже. Эти образы живут в тебе и действуют как система распознавания «свой - чужой». Эти взгорки и терриконы, шахтные стволы, лесополосы, овраги и балки, маленькие речушки, сплошь укрытые ивами, и большие реки с обрывистыми берегами в стрижиных гнездах. Это - мое. Примерно так думала Проша.

Добравшись до места, на краю поселка она взяла пассажира-проводника. Он сидел рядом, нервно хрустел пальцами, показывал правильную дорогу. Свернули на пыльную улочку, вдоль которой протянулся длинный забор.
— А вот это и есть наша богадельня. К зиме сюда вернусь. Зимой холодно, еды мало.
Нина остановилась возле ворот, за которыми виднелось двухэтажное облезлое здание, вылезла из машины, пассажир поспешил следом.
— Это... может, я пока пивка себе куплю?
Дала ему деньги, направилась к приюту. Врач, молодая женщина с умными и добрыми глазами, встретила Нину приветливо. Она открыла стальной шкаф, в котором рядами стояли медицинские карты, достала одну из папок, быстро пролистала, потом взглянула на гостью.
— Откровенно говоря, я и без карты знаю историю болезни Вячеслава Геннадьевича. Значит, вы родственница?
— Да.
Врач проговорила, как бы между прочим:
— Насколько мне известно, лет десять назад от Вячеслава уехала жена. Она забрала с собой и дочь, единственного ребенка...
Врач хотела получить от Нины подтверждение своей догадке, но, будучи деликатным человеком и понимая, что в этой семейной драме все могло быть совсем не просто, уклонялась от прямых вопросов.
— Вячеслав был тогда... бандитом и травму головы получил в какой-то, как говорят, разборке... Он сейчас на огороде. Мы не принуждаем постояльцев к работе, но охотно предоставляем такую возможность всем желающим. Трудотерапия. Пойдемте.
Они вышли из кабинета в коридор...
— Работа им не во вред, наоборот. Ваш... — она едва не произнесла слово «отец», но осеклась, — Вячеслав Геннадьевич среди тех, кто с радостью занимается сельским хозяйством, на земле.

На заднем дворе приюта за забор на огороды тянулась тропинка. Нина удержала врача.
— Скажите... он вменяемый?
— У нас здесь нет постояльцев с ярко выраженными психическими отклонениями. Это чаще всего алкоголики, у которых в жизни не осталось ничего, кроме дурных пристрастий и плохого здоровья.
Врач посмотрела на человека, который в полусотне метров от них, сидя на корточках, копошился на грядке. Нина поняла, что это и есть ее отец, заволновалась. Врач на секунду обняла ее за плечи и молча вернулась в приют.

Проша постояла недолго, из глаз побежали слезы... она их утерла и пошла к Славе. Тот почувствовал спиной чье-то присутствие, сначала замер, потом медленно оглянулся, сощурился. Пытаясь понять, что это за девушка, он поднялся, неловко отряхнул испачканные в земле руки. На лбу вмятина, глубокий шрам до виска. Она остановилась перед ним. Он смутился. В нем теперь не было ничего от брутального, самоуверенного братка, хозяина города. Шагнула ближе, проговорила тихим голосом:
— Здравствуй, папа.
Слава вздрогнул, глаза округлились. Он быстро осмотрел Нину, отвел взгляд, снова посмотрел на нее, закивал. Нина обняла его. Он как будто хотел сделать то же самое, но руки его повисли в воздухе и опустились.
— А я тут... сорняки вырывал...
Нина не разжимала рук.
— А что у тебя здесь растет?
— Здесь - морковка будет... а там - капуста... а редиска была плохая... ее блохи... портят. В этом году синенькие выращивать начал...
Разговор о привычном позволил Славе немного расслабиться.
— Проша...
— Да, папа, это я.
— Проша.
— Папа.
— А где твоя мама?
Нина ответила не сразу.
— С ней все в порядке.
— Хорошо.
Нина чуть-чуть отступила от Славы. В его лице не было никакой злобы или досады.
— Хочешь, я тебе помогу вырвать сорняки?
— Нет. Ты такая... красивая... земля грязная.
— Ну, тогда покажи мне, как ты здесь живешь... где гуляешь, где спишь.
— Хорошо... давай... я только руки помою... это там.
Он кивнул в сторону приюта и неловко замялся, потому что пройти туда можно только по меже, а проход закрывала дочь. Она улыбнулась ему и пошла первой.

*

Здесь торговали всем, что имеет отношение к высоким технологиям и не запрещено обычным пользователям. Десятки улыбчивых продавцов спешили на помощь сотням разновозрастных покупателей. Чебаков и Егор прошли к служебным дверям, и местный охранник даже не решился им как-то воспрепятствовать - настолько респектабельно выглядел Вадим и таким внушительным казался его телохранитель. Вадим небрежно бросил:
— Мы с Алексеем Ивановичем Маклаковым старинные друзья.
— Пожалуйста, — уже вслед им проговорил охранник.

Поднялись по лестнице, потом - длинными коридорами. Мимо них спешили продавцы, грузчики, охранники - винтики отлаженного механизма, муравейник, в котором у каждого своя задача, свое предназначение, своя судьба. Наконец оказались перед дверью с табличкой «Президент компании А. И. Маклаков». В просторной приемной им навстречу поднялась секретарша. На ее лице появилось некоторое недоумение.
— Извините, господа... я могу что-нибудь для вас сделать?
— Я к Алексею Ивановичу.
— Но он занят. Мне очень жаль, только у нас существует порядок. Вам следовало обсудить этот визит хотя бы по телефону.

Девушка строго следовала должностным инструкциям - встала на их пути грудью. Чебаков улыбнулся, достал из кармана визитницу, с затаенной в глазах усмешкой просмотрел несколько карточек - искал что-нибудь впечатляющее… протянул карточку секретарше Маклакова.
— Сообщите Алексею Ивановичу.
Девушка взяла карточку, глядя на нее озадаченно, вернулась к своему столу, обернулась к Чебакову:
— Извините, господин... Маупертуис?
Чебаков поправил:
— Мопертюи.
— Извините, господин Мопертюи.
— Ничего. Вы не первая, у кого сложности с моей французской фамилией.
Секретарша одними губами повторила это затейливое слово еще раз... нажала кнопку на аппарате:
— Алексей Иванович, прошу прощения, к вам господин Мопертюи, департамент финансовой полиции Франции.
Она взглянула на Чебакова с некоторым сомнением — правильно ли перевела. Вадим кивнул. Секретарша продолжила:
— Да, он здесь, в приемной. Хорошо. — Вадиму: — Алексей Иванович вас примет... только, пожалуйста, одну секунду.
Чебаков выказал удовлетворение:
— Tres-bien, merci.
Из двери, за которой сидел Маклаков, тут же появились два человека, заинтригованно взглянули на нежданных посетителей, удалились. Секретарша тоже блеснула французским:
— Силь ву пле.
— Вы не будете возражать, если мой сотрудник останется с вами?
Девушка показала на кресло для посетителей.
— Пожалуйста.
Егор, не подверженный никаким эмоциям, занял указанное место, Вадим прошёл в кабинет.

Алексей, сильно озадаченный визитом какого-то француза, поднялся из кресла навстречу гостю, присмотрелся к нему, развел руками.
— Вадик, ну е-мое!
Обнялись. Некоторое время трясли друг друга за плечи. Маклаков не стал скрывать кучу претензий, которые накопились у него за прошедшие годы:
— Столько лет - ни звонка, ни записки, ни e-mail’а? Ты вообще в курсе, что существует почта, мобильная связь, Интернет?
— В курсе, Леха, я в курсе. Давно слежу издалека за твоими успехами. У тебя хороший сайт.
— А номера телефонов ты на нем видел?
— Леша, не ругайся, все ждал удобного случая...
— И он тебе ни разу не представился, да? — Маклаков перешел на шепот: — Ты чего, в самом деле теперь господин Монпасье, финансовый департамент Франции? Шпионишь? Или ты агент влияния?
— Этот Мопертюи просто мой приятель. Сунул его визитку твоей секретарше для солидности. Иначе к тебе не попасть.
— А на самом деле ты теперь кто?
— Чебаков Вадим Николаевич.
Маклаков замер:
— А вся эта история, - она закончилась?
— Все расскажу - только давай не здесь. Можно тебя в ресторан пригласить?
— Нельзя. Если ты снова Чебаков, значит, за тобой не гонятся, и мы едем ко мне домой - познакомлю тебя с женой и детьми.
Вадим открыл было рот для возражений, но Маклаков сурово отрезал:
— Я сказал: едем ко мне! … Не бойся, живу мирно, больше никакой поножовщины и никаких адюльтеров. Только имей в виду: что тогда было - того не было.
— Леха, пока ты богател... я только и делал, что учился держать язык за зубами... А ты?
— Что?
— И спасибо, что позаботился о моих стариках. Я побывал на могилке.
— Пришлось им опять рассказывать, что ты выполняешь особое задание Родины. Дед очень гордился. Умер тихо, во сне, а бабушка - в больнице. Ладно, поехали. Об остальном - по дороге.

*

Малхаз Михайлович и Зураб курили, стоя возле огромного джипа, на котором приехали в колонию общего режима. Их водитель оставался за рулем. Из проходной появился старший лейтенант внутренних войск.
— Здравия желаю! Следуйте за мной!
Зураб кивнул водителю, тот подал большой пластиковый пакет с продуктами. Направились за офицером внутрь зоны. Нервно поглядывали по сторонам, чувствуя себя крайне неуютно. Пришли в кабинет начальника. За столом сидели полковник и майор. Даже не поднялись навстречу, смотрели с пренебрежением. Полковник проговорил вялым голосом:
— Что ж, господа, руководство колонии решило удовлетворить вашу просьбу о встрече с осужденным Плетневым. В нашей практике это обычное дело. — Он кивнул на майора: — Это начальник финансовой части. Он примет от вас спонсорские взносы на нужды колонии, все оформит документально. После этого старший лейтенант проводит вас в комнату для свиданий.
Полковник посмотрел на пакет в руках Зураба.
— Что в пакете?
— Продукты.
Настала очередь старлея:
— Выложить содержимое пакета на стол!
Зураб возмутился:
— Сами выкладывайте, я вам что?!
Повисла напряженная пауза. Малхазу пришлось поправить разгорячившегося компаньона:
— Покажи, что в пакете!

Под присмотром старшего лейтенанта Зураб достал все упаковки и банки. Малхаз положил перед майором конверт, тот его раскрыл, вынул деньги, пересчитал.
— Тридцать тысяч.
Полковник наблюдал за всем с бесстрастным выражением лица.
— Оформляйте!
Майор внес цифры в платежный документ и протянул его Малхазу.
— Расписывайтесь!
Малхаз нехотя, с заминкой, поставил в нужных местах подписи, внес паспортные данные. Старлей быстро и профессионально закончил осмотр продуктов, усмехнулся, глядя на Зураба.
— Можете сложить обратно в пакет!

Потом он сопроводил гостей в комнату для свиданий. У дверей стоял прапорщик. В просторном помещении, окрашенном в веселые тона и заставленном комнатными цветами, их уже ждал Олег Васильевич. От большого босса в нем мало что осталось: никакого лоска, уставший от жизни немолодой человек в лагерной робе.
— Здравствуй, Олег.
Плетнев пожал протянутую руку.
— Здорово, Малхаз.
Зураб поставил на стол пакет.
— Это вам - передача.
— Как там на свободе?
Малхаз ответил с сочувствием в голосе:
— Ничего... — И добавил громче: — Исправно платим налоги. Никакой оптимизации. Спим спокойно.
Плетнев усмехнулся:
— Ну, если бы спокойно спал, не приехал бы.
Малхаз заговорил после паузы:
— Помнишь, от тебя убежал мальчик, когда мы хотели делать бизнес в Краснодарском крае?
Олег Васильевич посмотрел испытующе на бывшего партнера.
— Неужели появился?
— Не то слово.

*

Водитель Маклакова вез друзей по загородному шоссе. На заднем сиденье они пили текилу, тут же перочинным ножом резали лайм, закусывали. Сок бежал по пальцам. Маклаков морщился.
— И ты потреблял это все последние годы?
— Это тебе сувенир — из Латинской Америки. Я и деду такой же привез. На могиле оставил.
— Ну, что я могу сказать: оригинальный сувенир… по всему видно, что ты парень с выдумкой. Всё же лучше так, чем получить в подарок острый кетчуп… Ты не обижайся, но я, как и твой дед когда-то... мы - за водку.
— Ну и ладно. В следующий раз привезу тебе в подарок живых пираний.
— Не пугай! У нас с такими зверями разговор короткий: немного завялим - и к пиву. Это, брат, Россия. Добро пожаловать домой!
Следом за ними ехал Егор.

*

Нина посадила отца на пассажирское кресло рядом с собой, проехала с ним все местные магазины, прокатились до ближайшего городка. Целый час просидели в кафе, после сытного обеда ели сласти и пили чай. Слава то глядел на нее недоверчиво, то улыбался. Проша тоже не могла разобраться в своих чувствах - боль и сострадание к беспомощному отцу сменялись вдруг холодной отчужденностью: «Да какое отношение ко мне имеет этот человек? Что я здесь делаю?»

Вернулись в приют. В кабинет врача Нина принесла большой пакет с одеждой. Врач встретила ее добродушной улыбкой.
— Садитесь, пожалуйста,  я позову сестру-хозяйку.
Приоткрыв дверь и выглянув из нее, она кого-то окликнула:
— Люся, позови ко мне Марину Сергеевну!
Села напротив Нины.
— Вы вообще надолго в наши края?
— К сожалению, нет. Но несколько дней пробуду.
— Заезжайте, мы всегда рады. Наши постояльцы - люди, как правило, брошенные. Желанные гости для них целое событие, которое врачует не хуже лекарства.
Нина ответила после короткой паузы:
— Я бы хотела передать вам деньги для нужд приюта.
Она достала из сумочки конверт и положила его на стол. Врач посмотрела на нее с достоинством.
— Ну, что ж... спасибо вам. Вы сами все видели и понимаете, как много у нас этих самых нужд.
В кабинет заглянула пожилая женщина. Врач кивнула:
— Входите, Марина Сергеевна. — Показала ей на пакет. — Это вещи для Вячеслава... положите у себя.
— Хорошо.
— И еще: наша гостья пожертвовала на приют деньги. Возьмите этот конверт и отнесите в бухгалтерию, пусть примут как положено.
— Хорошо. — Она посмотрела на Нину. — Новую одежду-то... как ему выдавать: по его желанию или по необходимости?
Нина растерялась.
— Выдавайте по необходимости.
Сестра-хозяйка кивнула, вышла. Нина снова посмотрела на врача.
— У вас есть счет, чтобы я могла переводить деньги для... отца?

*

Маклаков жил в элитном подмосковном поселке в богатом особняке, который выстроили по проекту его жены-архитектора. Подъехали на двух автомобилях. Пока Алексей открывал ворота, Вадим обернулся к своему водителю:
— Дорогу запомнил? Жду тебя через пять часов.
Егор кивнул, сел за руль, укатил. А к ним уже спешили дети Маклакова — мальчик одиннадцати лет и девочка лет пяти. Дочь повисла на руках отца, сын, с интересом поглядывая на Чебакова, помогал освобождать багажник от множества пакетов с продуктами. Алексей обратился к нему:
— Вадик, тяжелые пакеты оставь нам, бери, что полегче.
Чебаков вздрогнул. Он, конечно, помнил, как Лешка назвал своего сына, но просто впервые встретился с крестником. Маклаков вручил дочери коробку с тортом.
— Иди, Маня, отнеси маме. Только не упади.
Девочка бережно понесла торт к дому, Маклаков взглянул на друга.
— Ну, что замер? Плакать не надо. Родится у тебя мальчик, знаешь, какое имя для него выбрать. И не напрягайся. А вот и моя милая.
К ним подошла супруга Маклакова, светлая, немного полноватая, с мягким взглядом, совсем не похожая на Свету. Она поцеловала мужа, улыбнулась Чебакову. Маклаков представил их друг дружке:
— Алена, Вадим. Любимая жена и... Жаль, что вы знакомитесь только теперь. Надеюсь, впереди у нас еще очень долгая жизнь.

*

Зураб держался в сторонке. Малхаз и Олег Васильевич сидели друг против друга. Первый смотрел со злостью, второй говорил спокойно:
— Так что, Малхаз, ты не по адресу. У меня к Вадику больше никаких претензий. Мы сняли проблему. Скажу тебе больше: на последнюю часть долга... он купил мне маленький и доходный бизнес в большой Южной Америке.
— Будешь дилером у наркокартеля?
— Ничего криминального. За два месяца до ареста он позвонил, чтобы обговорить последнюю выплату. Время уже было тревожное, я предложил встретиться, прилетел в Чили, и там мы вложили мои деньги. Я вернулся, и через две недели меня приняли, но на суде я улыбался - у меня есть будущее: скоро освобожусь по условно-досрочному... отправлюсь на новую родину - отогреваться у теплого моря. А если хочешь дружеский совет: не лезь в драку, Малхаз. Уступи это право молодым волкам. Если мой Вадик сумел выбраться из такой задницы, он найдет, чем тебе ответить.
Дверь открылась, появился прапорщик.
— Время свидания истекло.
Малхаз поднялся, произнес тихим голосом:
— А может... не будет у тебя моря... Может, здесь подохнешь?
Плетнев только улыбнулся.
— Это вряд ли. Кормят хорошо, иногда вот друзья помогают передачами. По утрам зарядка. Тружусь в тайге на свежем воздухе. Так что у меня все только начинается.

*

По просторному двору, по стриженым газонам бегали, кричали дети Маклакова и его жена — играли в мяч. Алексей и Вадим сидели у беседки, нанизывали мясо на шампуры. Чебаков с легкой грустью смотрел на шалости Мани, Вадика и Алены. Маклаков попытался взбодрить его.
— Значит, с бывшим боссом закрыл все проблемы? Ну, так радуйся, чего грустный?
— Радуюсь, Леха, только эти проблемы отняли у меня десять лет... Это, конечно, не значит, что жизнь прошла мимо... но лучшие годы...
— Так и не завел семью?
— Было всякое... в остатке — только работа. Больше у меня ничего нет.
Зазвонил его мобильный телефон, Чебаков озадаченно глянул на дисплей.
— Алло?
— Добрый вечер, Вадим Николаевич!
— Олег Васильевич?
— Как живёшь?
— Нормально.
— У меня сегодня были гости? Можешь отгадать, кто именно?
Чебаков поразмыслил.
— Наверное… Малхаз Михайлович?
— Если отгадал… значит, ты в курсе, чего стоит опасаться… Ваши дела меня не интересуют, но я хочу надеяться, что через пару лет ты встретишь меня… если не у ворот, то хотя бы в Сантьяго…
Попрощались, Вадим отключил телефон, посмотрел на Маклакова.
— Долго будет жить…
— Бывший босс?
— Предупредил об опасности. Лёха, ты как ведёшь дела, чтобы никого не обидеть?
Алексей удивился:
— Уже напрягают?! Ты ведь только что приехал….   
— Приехал.
И Чебаков рассказал другу о сибирском аукционе.

*

Возвращаясь из тюрьмы, угрюмо молчали. Наконец Малхаз принял решение.
— У Плетнева командовал службой безопасности Виталий... Иванович. Скажи Аслану - пусть найдет его. У этого Виталия Ивановича был большой зуб на Чебакова. Из-за Чебакова его уволили. Сейчас у него охранное предприятие. Надо дать ему денег, помочь. Может, он захочет отомстить. Короче, нельзя, чтобы сопляк забрал у меня Саратовский хладокомбинат. И я хочу получить Черемхово - мне большие люди под него денег дали! И никто не должен пугать меня девяностыми годами!.. Мы с твоим отцом не боялись делать бизнес. Всякое было.
— Аслан запросит слишком много денег.
— Эти деньги мы сэкономим на Саратовском аукционе... если там не будет Чебакова. Если не будет Чебакова, чилийцы уйдут из Черемхово. Что еще тебе сказать?!
— Аслан может и отказаться. Вы представляете, какой будет шум - убили западного инвестора. Генеральная прокуратура встанет на дыбы.
— А что делать?! Я приехал в эту глушь и заплатил деньги этим шавкам, чтобы меня здесь трахнули, да? Ставь подпись, разбирай пакет, пошел на фиг! Что происходит в этой стране?
Помолчали.
— Если Аслан откажется, значит, сам найди этого Виталия.

*

На хуторе в бывшем Славином особняке за десять лет произошли большие перемены — гуще стали деревья и кустарники, новые хозяева по-иному выкрасили дом садовника. Нина шла вдоль забора, который когда-то ставил Чебаков, с грустью смотрела, как по ту сторону во дворе бегают, веселятся чужие дети. Заметили ее, прекратили все игры, замерли. В кармане Нины зазвонил мобильный телефон, она взяла трубку, направилась к дороге, где запарковала автомобиль.
— Добрый вечер, Нина. Это Лосев.  У меня для вас новости.
Она заволновалась:
— Хорошие?
— Пожалуй. Надо встретиться.
— Да. Я вам скоро позвоню. До встречи.

Теперь можно улетать в Москву. Она снова обрела свое некогда потерянное детство, своего отца. Она подышала этим воздухом, втянула в себя запахи, знакомые с первых дней жизни, увидела степи, терриконы и заросшие ивами берега. Сегодня она даже искупалась в Северском Донце. Одна. Очень ранним утром. И долго-долго лежала на маленьком песчаном пляже, слушала шорох воды, птичьи голоса в зарослях на крутых склонах горы. Она счастливо улыбалась, когда, карабкаясь вверх, натыкалась на давних знакомых - шиповник, боярышник, барбарис. Она чувствовала, как затягиваются, заполняются здоровьем ссадины и ранки в ее душе, и все ее естество, истончившееся в дальних далях, в непосильных трудах, в одиночестве, обретало силу и прочность, какая бывает у домотканого полотна из-под рук хорошей хозяйки, ему и сноса нет. И что с того, что сермяга теперь не в моде — найдем чем украсить; главное, чтобы не расползалась, как марля, не была бита молью и не гнила. Конечно, Проша не говорила себе подобные слова и не искала подобные образы, но именно таким было ее ощущение. Она лишь сказала, стоя на вершине и обозревая пространство вокруг:
—  Еще не раз вернусь.

*

Захмелевшие Маклаков и Чебаков жарили шашлыки, пустела бутылка самой дорогой водки, какую обнаружили в гипермаркете.
— Слушай, Вадик... как насчет главного: ты нашел Галю... Юлю?
— Нет.
— Значит, тайна прошлого века не раскрыта...
— Нераскрытых тайн очень много.
— Ну, да... Но ты продолжаешь искать?
Чебаков кивнул. Маклаков вдруг исподтишка поглядел в сторону дома — не услышит ли кто их разговор.
— А знаешь, в прошлом году мне как-то позвонила Света...
Вадим посмотрел на друга с подозрением, тот запротестовал:
— Даже не думай - ничего такого. Она бросила араба, у нее - новый муж, у меня на животе - старая рана. Короче, мы нашли в себе силы преодолеть эту страсть. Я не об этом.
— О чем?
— Я сам удивился ее звонку. Она спросила: «где там Чебаков?» Я говорю: не знаю.
Он неожиданно замолчал, Вадим не выдержал:
— Ну? Все?
— Я думаю, это как-то связано с Галей... а иначе что? Света говорит: «появится Чебаков, пусть пришлет мне e-mail».
Маклаков глянул по сторонам, прошел к беседке, взял на столике шариковую ручку, салфетку, что-то написал на ней, вернулся, сунул салфетку Чебакову.
— Это ее электронная почта. Может, у нее в самом деле есть что-нибудь для тебя... Убери в карман!
Он заволновался, потому что из дома появилась жена, направилась к ним.
— Скоро будет мясо?
— Еще пару минут... Выпьешь с нами?
— Чуть-чуть.
— У кого есть свежий тост?
Алена подняла руку.
— У меня. Предлагаю выпить за то, чтобы Вадим быстрее женился и мы бы могли дружить семьями.
Лешка грустно усмехнулся:
— Этому тосту уже лет десять... минимум.
— А разве он больше не актуален?
Маклаков кивнул Чебакову:
— Кстати, да. Когда? Отвечай как на духу!
— Не знаю... но выпью за это с удовольствием.

Чебаков назвал Егору адрес Надиного дома. И вот уже полчаса они стояли в ее дворе и наблюдали из машины за семейной идиллией: на детской площадке родители играют с двумя сыновьями. Надя и, вне всяких сомнений, ее муж. Наигрались, направились в парадное. Вадим проводил их взглядом, проговорил пьяным голосом:
— Слушай, Егор... по-твоему, сколько лет старшему мальчику?
— Ну... восемь.
Чебаков пробубнил себе под нос:
— Да... я тоже так думаю. Значит, она меня нисколько не ждала... Только я уехал... и все. Тут же нашла другого. И ладно. Можно снова сосредоточиться на работе. Поехали домой!..

В своей съемной московской квартире все еще пьяный Чебаков выложил содержимое из карманов брюк, разделся, чтобы лечь спать, заметил салфетку с адресом электронной почты, взял её, поразмыслил, сел за стол, раскрыл ноутбук, вышел в Интернет, напечатал короткое письмо: «Здравствуй, Света. Не уверен, что ты меня еще помнишь. Это Чебаков. Я — здесь. Может, однажды увидимся? Пока». Отправил, прошел в ванную, умылся, почистил зубы... вернулся в комнату... хотел было отключить компьютер, но обнаружил сообщение от Светы, удивился, что так быстро откликнулась: «Привет, Чебаков. Очень рада, что ты жив. Только видеться нам все одно ни к чему. Не знаю, как ты относишься к дамским романам, но мне кажется, что один из них тебе следует прочитать - «Следы на белом песке», автор Валерия Качера. Спокойной ночи!» Чебаков задумался - что бы это значило, отключил ноутбук и повалился на постель...

Утром Вадим, немного рассеянный после вчерашней выпивки, брел по книжному магазину вдоль стеллажей с дамскими романами, но никак не мог найти того, что нужно. Огляделся в поисках продавщицы. Девушка тут же поспешила на помощь.
— Будьте добры, мне нужна... Валерия Качера... «Следы на белом песке».
— Одну секунду.
Она перешла к другому стеллажу и выхватила из него книгу небольшого формата. На обложке рисунок — морской пляж, пальма.
— Пожалуйста.
Чебаков улыбнулся ей, направился к кассе, раскрыл роман, быстро пролистал, принялся читать последнюю страницу... и вдруг глаза его округлились... Он запрудил очередь, ему попытались что-то сказать, он не услышал... его стали обходить. А он стоял и читал.

«Мне и в самом деле казалось, что в прошлой жизни я была девушкой по имени Фе. Дом моих родителей, построенный в колониальном стиле, стоял на берегу мутной реки с чудесным названием Парана. Река несла свои воды в Атлантику. И меня влекло вместе с ней».

Чебаков оторвался от книги, посмотрел вокруг себя, снова уткнулся в текст, услышал голос Гали:

«Что осталось у меня после этих грез — только следы на белом песке. Они уходят к морю. Но теперь я знаю, что море бывает разным. Оно рождает, оно приносит счастье, оно калечит, оно убивает. И я невольно начинаю переживать за ту девушку, что прошла по этому пляжу, под этими пальмами».