Отрядом книг уставил полку. Былинка

Былинки Александра Ракова
ОТРЯДОМ КНИГ УСТАВИЛ ПОЛКУ

Я робкий. Не смейтесь, знающие меня. Я робкий писатель, если позволите себя так величать. Правда, от книжки к книжке прибивает робость, и уже не так опасаешься слиться своими мыслями с великими, известными и просто чужими.

Часто цитируют Чехова
Известное изречение,
Рекомендуя для всех его
Правилом без исключения.

Глупо играть педанта,
Стиль — это дело личное.
Краткость — сестра таланта,
Но при его наличии.

Анатолий Краснов, СПб

Мысль, выраженная на бумаге, выглядит не столь убедительной, какой казалась в голове: припечатать мысль к бумаге близко к тому, какой ты вынес её в себе, — предприятие сложное. Отсюда робость выражения на бумаге, боязнь развить эту мысль дальше. Отсюда поправки, зачёркивания и как результат — отточенный бросок в корзину. А иногда лезешь в бумажный мусор и разглаживаешь написанное.

Когда, изведав трудности ученья,
Мы начинаем складывать слова
И понимать, что есть у них значенье:
«Вода», «огонь», «старик», «олень», «трава», —

По-детски мы удивлены и рады
Тому, что буквы созданы не зря,
И первые рассказы нам награда
За первые страницы букваря.

Но часто жизнь бывает к нам сурова:
Иному век случается прожить,
А он не может значащее слово
Из пережитых горестей сложить.

Самуил Маршак, †1964

Времена для писателя райские: бумаги для марания — пруд пруди, гусиные перья точить приноравливаться не надо, и песком посыпать для просушки, и безвинну животинку не резать. А ну-ка на пергаменте запечатлеть — почитай, набело? Тут и голова с плеч…

На пергаментах тех цвела
Синева, позолота.
Тяжела, тяжела, тяжела
Работа.

Переписчик от красок хирел и слеп.
Не хватало гроша на вино и хлеб.
А барашков вели на убой, под нож,
На шашлык, на пергамент из нежных кож…

Надежда Полякова, СПб

Я, вымучивающий каждое слово, решился спросить у короля поэтов Глеба Горбовского: «Глеб Яковлевич, а вы долго рождаете стихотворение?». Ответ ошеломил: «Да минут десять». Я не поверил, но старик, больше шутки ради, чем доказательства для, сел за раздолбанную пишущую машинку времен первых паровых двигателей и скоро настучал на плохой бумаге только что сочиненный для меня стих:

ЯНВАРСКОЕ СОЛНЦЕ

Хоть солнце и холодновато,
но как лучисто в январе!
Над лесом — вспышка! Словно атом
Распался — взрывом — на заре.

Снега, пропитанные светом,
стволы деревьев, как в огне…
И в доме выпуклы предметы,
сплошь пребывавшие во сне.

Ну, а глаза — как бы прозрели,
освободясь от пелены…
И зазвучали птичьи трели
из горней спаленки Весны!

«Еще написать?» — спросил поэт, потянувшись за русским лекарством.

Машинописный листок с неразборчивой дарственной надписью я храню в домашнем архиве. Стихотворения пока нет ни в одной книжке Горбовского — сам проверял. Вывод неутешительный: можно писать-вставлять-перечёркивать; можно припрятать написанное в стол для вылёживания (будто, как в вине, прибавится крепости); а можно сесть, написать, вставить в очередную книгу, чтобы порадовать читателя. А ещё — самое лучшее — можно и вовсе не писать. И вся недолга.

Отрядом книг уставил полку,
Читал, читал, а всё без толку…

Александр Пушкин

Так и быть, раскрою вам тайну, как слагать «былинки». Сначала ты мучительно пишешь своё, без жали терзая душу. Потом к вескости прозы прицепляешь стропы поэзии — и воздушный парашют-одуванчик, званный духом попутного ветра, поднимается над землёй и неспешно парит вдаль. Потом он плавно опустится на полянку страницы, и две склонённые над книжкой головки, прочитав «былинку», в один голос скажут: «Как же вовремя она прилетела!». И прижмутся крепче, чтобы жить дальше.

ИСКУССТВО ПОЭЗИИ

Во имя доброты — и больше ни во чьё,
во имя добрых тайн и царственного лада —
а больше ничего Поэзии не надо,
а впрочем, пусть о том печётся дурачьё.

У прозы есть предел. Не глух я и не слеп
и чту её раскат и заревую залежь,
но лишь одной Душе — Поэзия одна лишь,
и лишь её дары — всего насущный хлеб.

…Прислушайся ж, мой брат, к сокрытой глубине,
пойми её напев и облеки в глаголы.
Есть в мире мастера, течения и школы,
и всё ж в них меньше чар, чем в хлебе и вине.

…Прозаик волен жить меж страхов и сует,
кумекать о добре и в рот смотреть кумиру,
а нам любовь и гнев настраивают лиру.
Всяк день казним Иисус. И брат Ему — Поэт.

Лишь избранных кресту Поэзия поит.
Так скорби не унизь до стона попрошаек
и, если мнишь, что ты беднее, чем прозаик,
отважься перечесть Тарасов «Заповiт».

Борис Чичибабин, †1992


Рецензии