Глава 3. Дама с гиеной

     Напоенный волшебным снадобьем, что приготовила Клариса, Данте проспал двое суток. Ему снились то Эстелла, то раскидистые деревья и бескрайние пампасы, по которым он скакал на Алмазе, а Янгус парила в вышине, иногда касаясь когтями его волос. Во снах мы видим свои мечты и треволнения, неосознанные фантазии и нереализованные идеи. Сон уводит от реальности, являясь утешением для человека среди тысяч его бед. Во сне Данте не осознавал, что ни Алмаза, ни Янгус нет с ним больше, не знал провалов в памяти, страхов, боли и злости.

      Когда он проснулся, за окном сияло солнце. Первое, что увидел, — поднос с едой. Желудок тотчас потребовал, чтобы его накормили. Схватив поднос, Данте с аппетитом стал уминать поджаренный бекон, ароматные булочки с повидлом, сок из киви и манго и гроздья винограда. Сейчас он готов был проглотить живого быка. Покончив с трапезой, юноша встал на ноги. Его качало и шатало — последствия длительного сна. Глянув в зеркало, он ужаснулся: щёки ввалились, под глазами синяки, волосы похожи на мочалку.

      Обойдя номер (тот самый 412 — их с Эстеллой любовное гнёздышко), Данте не обнаружил никого.

      — Эсте! Эсте, ты где? — позвал он.

      Заглянул в ванную; выйдя на балкон, полюбовался роскошными дубами на аллее Лос Роблес; высунул нос в коридор, но Эстелла как в воду канула. Где Клариса Данте тоже не знал. Последний раз он видел её, когда та напоила его зельем, горьким и противным, похожим на отвар полыни. Снадобье усыпило Данте намертво, но это пошло на пользу — он обрёл умиротворение и покой.

      Одевшись, Данте спустился вниз. За полгода внутренний распорядок «Маски», её хозяина и постояльцев ни на йоту не изменился. Сеньор Нестор сидел за столом, читая газеты или играя сам с собой в домино. Увидев Данте, он заулыбался.

      — Наконец-то я вижу вас в добром здравии, а то вы были странный, бледный, как покойник.

      — Я просто устал. Мне надо было отдохнуть, — сердце Данте ликовало. Он снова здесь и разговаривает с консьержем! Он жив и не сошёл с ума! Он свободен и может идти куда угодно!

      — А где Эстелла, сеньор Нестор?

      — Она ушла. Сказала, что ненадолго. К торговцам небось, — усмехнулся хозяин и, обслюнявив палец, перелистнул газетную страницу. — Женщины обожают делать покупки, их сластями не корми, дай поглазеть на ткани да побрякушки.

      — А та, другая, где? Такая, с хвостом на голове.

      — Так она это, вчера уже уехала. С вещами. Странная дамочка, нелюдимая. Я ещё удивился, как она умудрилась подружиться с вашей женой.

      Данте кивнул, рассеянно взглянув на руку. Волшебный перстень сиял на пальце. Клариса его не взяла, хотя могла украсть, пока Данте спал. Значит, не наврала, охотилась не за перстнем, а за самим Данте.

      Юноша вышел на улицу, испытывая восторг и вместе с ним грусть — ему ужасно не хватало Янгус. Встав посреди тротуара, Данте вскинул голову. Солнце било в глаза. Он прищурился, вглядываясь в небо — синее-синее, без единого облачка. От удовольствия по щекам его разлился румянец.

      — Янгус… Где же ты, Янгус? — позвал он шёпотом.

      Естественно, птица не откликнулась, хотя Данте и понадеялся, что произойдёт чудо и она прилетит на зов.

      Долго ещё он бродил по окрестностям, подставляя лицо тёплому ветру, разглядывая людей, экипажи, дома и палисадники. Горожане отчего-то не узнавали в нём колдуна, «казнённого» на Пласа де Пьедрас полгода назад, но в душе Данте скребли кошки, словно он забыл сделать что-то важное.

      Очнулся от фантазий он, когда стемнело. Заторопился обратно в «Маску». Наверное, Эстелла уже потеряла его и волнуется. Он загулялся, так соскучился по свободе, что не заметил, как время пролетело. Но в гостинице Данте ждало новое потрясение.

      — А супруги вашей ещё нет, — объявил сеньор Нестор. — Я думал, вы встретились и где-то вместе. Она ж ведь ненадолго уходила. Может, случилось чего?

      — Как это её нет? — Данте просто обалдел — часы в холле показывали без четверти полночь.

      Сердце юноши колотилось от тревоги, едва не выскакивало, но Эстелла не явилась ни через час, ни через два. Данте слонялся по комнате, стоял на балконе, выходил на улицу и ждал девушку у дверей «Маски» — тщетно. Когда пробило три часа ночи, Данте, в отчаянии ломая руки, понял: с Эстеллой что-то случилось.

-----------------------------
      Замок, мрачный и каменный, с башенками и остроконечной крышей, расположился прямо по центру улицы Святого Фернандо, соседствуя с домом четы Дельгадо и вычурным дворцом короля золотых слитков Хосе Луиса Парра Медина-старшего. Замок утопал в кустах диких роз и жасмина, а раскидистые грушевые деревья так лезли ветвями в окна, что в комнаты не проникал свет.

      Дом был окружён глухим забором с торчащими по его верху железными штырями. На табличке у калитки красовался гепард, выпускающий из ушей пламя — фамильный герб семейства Рейес Прието. Чёрный испанский бульдог сидел на цепи у входной двери. Он грыз кость размером с человеческую ногу и исходил слюнями, забрызгивая ими траву вокруг.

      По тропинке, что петляла в глубинах сада, шествовала дама. Красивое, надменное лицо с аристократичными чертами обрамляли тёмно-каштановые локоны. Затянутая в фиолетовое платье с корсетом, прикрываясь прозрачным зонтиком, она вела на поводке полосатую гиену. Та шла, понурив голову и нюхая землю. Коричневатая шерсть на спине стояла дыбом.

      — Лота, не отставайте, будьте любезны, — велела хозяйка.

      Глянув исподлобья, гиена поковыляла за женщиной. Кривые тонкие лапы, всклокоченная шерсть на позвоночнике и покатая спина создавали впечатление комическо-отталкивающее. И ещё более резким был контраст между уродливостью гиены и красотой её хозяйки.

      Дама и гиена, обойдя дом, остановились под широким балконом. Женщина вскинула голову. Карие глаза её вмиг превратились в две узкие щёлки, лицо перекосилось, потеряв всю привлекательность, и она грубо рявкнула:

      — Вам кто разрешил выходить из комнаты? Вы забыли, что вам запрещено даже нос высовывать оттуда? Вы наказаны! Ну-ка сейчас же уйдите с глаз долой!

      Зашуршали юбки и балконная дверь яростно захлопнулась. Лицо дамы выразило глубочайшее презрение. Раздувая ноздри, она взглянула на гиену, что нашла где-то дохлую мышь и теперь с аппетитом пожирала её.

      — Фи-и, Лота, как можно подбирать всякую дрянь в саду? Пойдёмте. Я велю Чоле наловить для вас свежих крыс в подвале.

      Дама потянула поводок и зашла вместе со своей питомицей в парадную. Бульдог посторонился, впуская обеих, но лязгнул зубами вслед Лоте, поджавшей от страха хвост.

----------------------------
      Эстелла свирепо захлопнула балконную дверь, еле удержавшись от желания сбросить Матильде Рейес (а дамой с гиеной была она) что-нибудь на голову. А когда-то давно, на балу в доме Сантаны, где Эстелла и познакомилась с Маурисио, его сестра произвела на неё приятное впечатление. Теперь, узнав эту с виду милейшую женщину получше, она поняла, почему та в свои тридцать ещё ходит в девках. Да кто в здравом уме на ней женится?

      Все местные кумушки, включая Роксану и Беренисе Дельгадо с её чопорными приятельницами, Матильде обожали, признавая в ней чудеснейшее создание. Матильде дружила со всеми дамами света, кроме Амарилис. Та сестру Маурисио недолюбливала, уверяя, что у сеньориты Рейес «термиты в мозгу», и намеренно избегала встреч с ней. Эстелле хватило и пары часов, чтобы понять: тётка Сантаны права.

      Матильде была взбалмошна, непостоянна, хитра, чертовски умна и безжалостна. Да и наличие гиены в качестве домашнего питомца настораживало. Лоту для Матильде привезли из Азии после того, как она пожаловалась на скуку, объявив, что не прочь завести в доме экзотическое животное. Например, льва. Избегая участи быть покусанным королём зверей, Маурисио подарил сестрёнке безобидное (по его мнению) существо — гиену, и теперь все обитатели замка Рейес стонали, обходя Лоту за тысячу миль.

      Слуги (их было пятеро) Матильде боялись как огня. Горничная Чола, помимо своих прямых обязанностей вынужденная заготавливать для Лоты еду в виде дохлых крыс, мышей и игуан, уже успела рассказать Эстелле, как Матильде недавно велела содрать кожу с их конюха — тот не осмелился застрелить умирающую лошадь.

      Убежав от Маурисио, Эстелла и представить не могла, что этот кусок льда (а для общественности — сама вежливость и обаяние) имеет второе лицо, не уступая в двуличности своей сестре.

      Эстелла не догадывалась, что за ней следят. Вчера днём девушка прогуливалась по Бульвару Путешественников, разглядывая витрины и лавки. Она хотела купить Данте подарок, но, когда завернула за угол, её окружила шайка разбойников. Эстелла и пикнуть не успела: четверо мужчин, схватив её, обмотали веревками и загрузили в повозку.

      Спустя час девушку доставили в незнакомый ей дом. Эстелла жутко испугалась, подумав о похищении. Эти люди посадят её под замок и потребуют выкуп с Данте или с её семьи.

      Проведя Эстеллу сквозь гостиную, где стены были украшены резьбой, похитители втолкнули её в кабинет. За столом чёрного дерева сидел никто иной, как сам Маурисио Рейес. Он тянул виски из хрустального стакана и вид имел грозный. Эстеллу шмякнули в кресло напротив. Маурисио отдал разбойничьей шайке увесистый кошель золота, и те откланялись.

      Тут-то до Эстеллы и дошло: это Маурисио нанял головорезов. Она подумала о Данте. Неизвестно, как он себя поведёт, обнаружив её исчезновение. Порой Данте бывает невменяем. И неясно на что способен Маурисио. А если он прикажет Данте убить? Эстелла съёжилась в комочек, прячась в кресле. Но случилось то, чего она не ожидала. Маурисио, подойдя вплотную, ударил её по лицу. Раз. Другой. Третий. Десятый… Потом схватил за волосы и шваркнул об пол. Молча. Криков Эстеллы тоже никто не слышал — рот у неё был замотан тряпкой, и она не могла пошевелиться, чтобы вырваться или дать сдачи — Маурисио и не думал разматывать связывающие её верёвки. Он избивал Эстеллу, пока девушка не потеряла сознание.

      Очнулась она, когда ей плеснули в лицо ледяной водой. С трудом разомкнула глаза, ощущая, как жидкость стекает за шиворот, и увидела Матильде Рейес. Эстелла лежала в кровати, а сеньорита Рейес стояла возле, держа на поводке свою уродливую гиену.

      — Проснулись? — выдавила она сквозь зубы. — Считаю, вы получили мало. За побег из дома вы заслужили много больше. Маурисио чрезмерно лоялен и добр, я всегда корю его за это. Вашу физиономию следовало бы превратить в кровавое месиво, может, это научило бы вас уважать своего супруга. Что ж, Маурисио поручил заботу о вас мне. Вы наказаны и не смейте меня ослушаться. Вы больше не выйдете из комнаты и не заговорите ни с кем, пока я не разрешу. Приказы в этом доме отдаём я и мой брат. И вы должны благодарить нас за великодушие. Мы могли бы вернуть вас вашей семье, как неприличную женщину, и опозорить на весь город, но Маурисио к вам привязан. Однако имейте ввиду, я не такая добренькая, как он. Меня лучше не злить. Я велю Чоле рассказать вам о том, что бывает с людьми, которые мне не подчиняются, — Матильде улыбнулась, но улыбка её, несмотря на красоту зубов, напоминала оскал. Гиена тоже ощерила пасть, подражая хозяйке. Сейчас, как никогда, они были похожи друг на друга.

      — Еда здесь, — Матильде ткнула пальцем в комод, где стоял золотой поднос. — Через полчаса придёт Чола и унесет всё, а заодно поведает вам одну любопытную историю, — Матильде потянула Лоту за поводок, и они обе вышли.

      Позже явилась Чола — метиска лет сорока пяти с ноздреватым носом и широким плоским лицом, добродушным и некрасивым. Она шёпотом объяснила Эстелле, что сеньорите Матильде лучше не перечить — это чревато. И рассказала о конюхе, который остался без кожи.

      День клонился к вечеру, и Эстелла немного встряхнулась, хотя на лице красовались синяки да ссадины, а голова раскалывалась от боли. Она вышла на балкон, чтобы подышать воздухом, но и пяти минут там не простояла — явилась Матильде со своей гиеной и погнала её назад в комнату.

      В душе у Эстеллы не было смирения или желания подчиняться Маурисио и его сестре. Особенно теперь, когда у неё был Данте. Её любовь вернулась, и она станет бороться! Она отсюда выберется. И никакая гиена ей не помешает!

      Эстелла прошла мимо зеркала, мельком туда заглянув. Да уж, ну и вид! Под глазом синяк. Губа разбита. Маурисио оказался ещё хуже, чем она предполагала. Как он осмелился поднять на неё руку? Если бы Данте узнал об этом, он вырвал бы Маурисио кишки. Надо придумать, как осадить Маурисио и заставить его и Матильде есть у неё с рук. И тогда она вновь исчезнет. Сбежать вместе Данте в другой город, в другую страну, на другой континент, в конце концов, — это единственный выход.

      Эстелла взяла из шкафа первую попавшуюся книгу — любовный роман о похождениях Симоны, девицы, что обводила кавалеров вокруг пальца, раскручивая их на подарки. История была ужасно пошлой, и Эстелла её не оценила. Захлопнув книгу, отбросила её. Сев у зеркала, достала пудру, белила и румяна и принялась маскировать следы гнева Маурисио. Она ему ещё покажет! Этот гусь будет валяться у неё в ногах и просить пощады. Она — красивая женщина, мужчины должны носить её на руках, а не таскать за волосы. Но Эстелле пришлось постараться, чтобы скрыть синяки. Пока гримировалась, она прокляла Маурисио раз сто и раз сто вспомнила Данте. При всём сумасбродстве он никогда бы не поднял на неё руку, даже в порыве самой безудержной ярости.

      Сидение взаперти Эстелле быстро надоело, несмотря на царившую вокруг роскошь. А комната была чудесна! Розовый шёлк на стенах гармонировал с парчовыми портьерами; бархатная обивка кресел соседствовала с кружевами на наволочках, что лежали на кровати с белоснежным балдахином; дубовый гардероб-шкаф высился до потолка, как и зеркало в полный рост, золотая рама которого создавала иллюзию, что это не обычная комната, а будуар инфанты. Но Эстелла испытывала желание спалить всё, увидеть, как изящная вышивка скукоживается в огне, а фарфоровые ангелочки на углах комода рассыпаются в прах.

      В замке повернулся ключ, и Эстелла, отбросив пудреницу, торопливо плюхнулась в расписное кресло в венецианском стиле. Вошёл Маурисио.

      — Матильде мне сказала, что вы проснулись и уже успели её ослушаться, — сообщил он без предисловий. — Нехорошо. Порядочная женщина должна чтить своего мужа, подчиняться его приказам. А я велел вам не перечить Матильде. Не знаю, как с вами ещё разговаривать. Вы глупы и несносны, вопреки своей красоте.

      Эстелла молчала. Будучи взвинчена, боялась не сдержаться. Если она сейчас откроет рот, наговорит Маурисио такого, что у него уши завянут.

      — Вот как, вы решили играть в молчанку? — оскорбился Маурисио. — Потрясающе! Ваша мать ничему вас не научила. Она не объяснила вам, как должна вести себя женщина после замужества. Вы испорчены, вы не имеете ни малейшего понятия о том, что такое быть хорошей женой. Но я вас научу как себя вести. Ложитесь в кровать!

      — Что-что? — Эстелла подняла голову, зловеще сверкнув глазами.

      — Вы обязаны исполнять супружеский долг по первому моему требованию, — пояснил Маурисио, сладко улыбаясь. Эстелла тут же захотела швырнуть в него кресло.

      — Нет, — выдавила она сквозь зубы, — я не лягу с вами в постель. Вы можете меня убить, но спать с вами я не буду. Я лягу спать только со своим мужем, — выпалила Эстелла с вызовом.

      — А-ха-ха-ха! Шутить изволите? Это было очень смешно! Шутка удалась, но теперь всё, хватит. Надевайте рубашку и ложитесь в кровать.

      — Вы меня не заставите!  — вздёрнула нос Эстелла. — Разве вы не в курсе, что днём этого не делают? Как же так? Неужели наш благочестивый падре Антонио не объяснил вам, что любить женщин следует ночью и желательно в полной темноте? — издевалась она, со злорадством наблюдая, как у Маурисио меняется выражение лица с возмущённого на обалдевающее. — Ах, какой ужас! Да вы настоящий дегенерат! Как можно делать это среди бела дня?

      — Но я ваш муж! Вы обязаны меня ублажать и рожать мне детей.

      — Я вам ничем не обязана. Наш брак был фарсом, обманкой, картонной декорацией, состряпанной моими родственниками. Он недействителен.

      — Что-что вы сказали? — зверски сузил глаза Маурисио. — А-ха-ха-ха! Ну довольно, Эстелла, прекратите это. Мы с вами давали клятву перед святой церковью, падре Антонио лично нас обвенчал. Наш брак абсолютно законен.

      — Вы ошибаетесь, — повела плечиком Эстелла. — Когда я выходила за вас, я уже была замужем за другим человеком. Я считала себя вдовой и по всем правилам мне следовало носить траур. Но мой муж жив. Когда мы с вами венчались, я этого не знала, теперь знаю. У женщины не бывает двух мужей одновременно. И, как вам известно, брак заключается навсегда, ведь развод — это позор. Поэтому мой брак с моим первым мужем до сих пор действителен. Увы, маркиз, но вы остались не у дел.

      Маурисио открыл рот, потом закрыл его, как рыба, выброшенная на берег.

      — И вы это говорите только сейчас? Почему там, в церкви, когда падре спросил о причинах, по которым не может быть заключён наш брак, вы промолчали?

      — Я же объяснила! — нервно выпалила Эстелла. — Я думала, что мой муж умер. Я считала себя вдовой, и мне было всё равно. Я вышла замуж за вас, потому что меня вынудили мои родственники.

      Маурисио ходил по спальне кругами. В зловещей тишине стук его каблуков звучал как набат.

      — Маркиз, Маурисио, послушайте. Вы же взрослый человек, — продолжила Эстелла мягче. — Почему вы хотите сломать жизнь мне и себе? Зачем вы меня здесь держите?

      — Может, потому что я вас люблю? И я хочу, чтобы вы были со мной, — отозвался он.

      — Но я вас не люблю. Я вам говорила об этом ещё давно. Я вас предупреждала. Вы не захотели меня услышать, считая капризной глупой девочкой, которая не знает чего хочет.

      — А разве это не так?

      — Нет, не так. Я люблю другого человека, — твёрдо сказала Эстелла. Она решила быть честной до конца. Вдруг Маурисио поймёт её? — Это не просто каприз. Это длится с детства. С двенадцати лет. Он — первая и единственная любовь в моей жизни. Он мой муж, моя судьба, моё счастье. Я отдала ему своё сердце. И ничего тут не поделаешь. Эта любовь неизлечима, понимаете? Дело не в вас. Я не могу полюбить ни вас, ни кого-то ещё. Я люблю всю жизнь только одного человека.

      — Как вы можете говорить о «всей жизни»? — поморщился Маурисио. — Вам едва ли исполнилось восемнадцать. Да и что вы знаете о любви?

      — О, поверьте, что такое любовь я знаю получше многих! — улыбнулась Эстелла. — Моя душа прикоснулась к ней, она заражена ею. Любовь приходит сама и внезапно, наплевав на возраст, социальное положение, цвет кожи и прочие глупости.

      — Это он, тот человек, привил вам такие либеральные мысли?

      — Не важно.

      — Эстелла, вы ещё ребёнок…

      — Хорошо, считайте меня ребёнком, дело ваше. Но отпустите меня. Маурисио, ну зачем я вам?

      — А если я скажу, что вы — моё счастье?

      — Это не так. Я для вас несчастье, потому что я никогда не полюблю вас. Вы можете меня избить, запереть, даже заставить лечь с вами в постель, но я не стану вашей. Обнимая меня, вы будете обнимать лишь оболочку, почти мёртвое тело, труп. Моя душа принадлежит другому, — Эстелла вновь начала злиться, поняв: Маурисио не слушает здравых доводов, он хочет подчинить её своей воле, и не важно, что оба они будут страдать.

      — И что вы мне предлагаете, Эстелла? Думаете, со мной можно играть, как с куклой?

      — Я с вами не играла. Я сказала правду, ещё когда вы приходили ко мне свататься. Вы сами полезли на рожон. Но всё исправимо. Просто отпустите меня. Позвольте мне быть счастливой.

      — Очень интересная логика у вас, — скривился Маурисио. — То есть вы предлагаете мне стать посмешищем в глазах всего города? Пожертвовать собой ради вашей якобы великой любви к какому-то прохиндею? Кстати, это ведь он, тот самый, что приходил к вам свататься, такой длинноволосый? Явился, выдал себя за виконта, надул всех. А потом убил Луиса Парра Медина-младшего прямо на его свадьбе с вашей подругой. О, я уже знаю эту историю! Его же казнили на площади по обвинению в колдовстве и убийстве.

      — Данте невиновен! — Эстелла зубами скрипнула, услышав нелестные отзывы о Данте из уст Маурисио. Она не выносила, когда про него плохо говорили. Никто не знает Данте так, как она. Никто не чувствует его так, как она. Поэтому никто не вправе обвинять его на основании домыслов. — Разве вы не знаете, маркиз, что когда приговорённый к смерти во время казни остаётся жив — это подтверждение его невиновности? Господь не хочет забирать к себе невиновного, и с такого человека должны снять обвинения.

      — Может, его ещё канонизируют в святые? — съязвил Маурисио.

      — Я бы не возражала. Кстати, а откуда вы знаете о Данте?

      — Матильде — завсегдатай салона сеньоры Беренисе. Супруга доктора Дельгадо каждый четверг устраивает обеды. Там собираются все местные кумушки. Поэтому Матильде весьма наслышана о вашем скандальном поведении. Дамы в салоне сеньоры Дельгадо вас обсуждали и осуждали. Весь город видел, как вы оплакивали того мерзавца на центральной площади. Только я один ничего не знал. Думал, что женюсь на порядочной, чистой девушке, а женился на потаскухе!

      — Меня ваши оскорбления не колышут. Я сама знаю, что я приличная женщина, и мне этого достаточно, — Эстелла разглядывала золотой маникюрный набор на комоде. Чего в нём только не было! И ножницы всевозможных форм и размеров, и щипчики, и специальные камушки для полировки ногтей, и резные палочки, лопаточки, щёточки, и баночки с припарками и притирками, чтобы женские пальцы стали мягкие, как пан-бархат. Всё это было сложено в квадратную шкатулку, покрытую позолотой и с углублением для каждого предмета.

      — Да ну? По-вашему, я совсем дурак? — Маурисио зверски оскалился. — Вы считаете, во время нашей первой брачной ночи я не понял, что вы уже испорчены?

      — Мне без разницы что вы там поняли! Данте был моим мужем. Законным. И до сих пор им остаётся. Наш с вами брак состряпала моя мать, с неё и спрос. Она знала, что я уже замужем, но наплевала на это.

      Маурисио плюхнулся в кресло. На некоторое время наступила тишина.

      — Хорошо, полагаю, наш разговор на этом окончен. Я подумаю обо всём на досуге и решу, что с вами делать, Эсте, — сказал он наконец.

      — Не смейте называть меня «Эсте»! — язык Эстеллы выкрикнул это прежде, чем мозг его затормозил.

      — Почему?

      — Не смейте и всё!

      — Ну хорошо. Я не знал, что вам не нравится.

      — Это не ваше дело, что мне нравится, а что нет! — огрызнулась Эстелла. — Кстати, а вы не желаете передо мной извиниться?

      — Извиниться? С чего вдруг?

      — С того! Поглядите что у меня на лице. Это следы от ваших лап. Вы меня избили!

      — Вы это заслужили, дорогая, не находите? Вы сбежали в первую же ночь после свадьбы. Вы мне изменили.

      — Я была со своим мужем! И если я кому и изменила, то ему с вами, но никак не наоборот.

      — Ваш муж — я!

      — Имейте ввиду, маркиз, нам это лучше решить миром, — выплюнула Эстелла, потеряв терпение от его ослиного упрямства. — Мои дядя Ламберто и дедушка Лусиано — члены Законодательного Совета при вице-короле. Они знают законы, как свои пять пальцев. Если вы будете настаивать на продолжении нашего супружества, я обращусь к ним. Мы найдём адвоката и нас разведут. Только это будет публичный скандал. И я всему городу расскажу, что вы меня бьёте. В ваших интересах этот вопрос решить полюбовно, маркиз.

      Маурисио побледнел.

      — Вы просто невоспитанная, высокомерная нахалка, считающая себя пупом земли! Вы полагаете, что вправе плевать на людей, которые вас любят? И всё ради чего? Ради кого? Ради грязного пастуха!

      — Вон отсюда, или я вас ударю! — крикнула Эстелла в ярости. — Выйдете вон!

      — Это мой дом вообще-то.

      — Но в этой комнате живу я! Вы меня тут заперли, как пленницу. Хорошо, пусть так, пусть я в тюрьме под вашим надзором, но будьте любезны покинуть мою камеру, пока я вас не стукнула.

      — Какая вы наглая, это уму непостижимо! Однажды я оторву вам язык, — пообещал Маурисио.

      Он уже собрался уходить, но его опередил стук в дверь. Маурисио широким жестом распахнул её. На пороге стояла Чола.

      — Что вам нужно? — грубо спросил он.

      — Простите, сеньор, дело в том, что тут принесли письмо, — затараторила метиска. — Для сеньоры Эстеллы.

      У Эстеллы ёкнуло сердце, и в голову пришла безумная мысль: это Данте написал ей. Может, он узнал, что её держат здесь, и решил вызволить?

      Но фантазии Эстеллы долго не продлились. Маурисио без зазрения совести выхватил у Чолы письмо и разорвал конверт.

      — Минуточку, Чола сказала, что письмо для меня! — взбеленилась Эстелла. — Вы обвиняете меня в невоспитанности, а сами вскрываете чужие письма! Это хамство!

      — Вся корреспонденция в этом доме проходит через мои руки прежде, чем попадает в руки своих адресатов. Я и корреспонденцию Матильде читаю перед тем, как отдать ей. В нашей семье так принято.

      Эстелла, возмущённо уставив руки в бока, следила за Маурисио, когда тот читал письмо. Лицо его не изменилось и даже не дрогнуло. Глянув на Эстеллу, он холодно объявил:

      — У меня плохие известия для вас: в доме ваших родных траур. Умерла ваша тётя Хорхелина. Сегодня в 17.00 похороны. Это уведомление, — он сунул письмо Эстелле в руки. — Приготовьте чёрное платье и шляпу с вуалью. Через четыре часа мы пойдём на панихиду, — и Маурисио вышел, оставив опупевшую Эстеллу наедине с письмом и Чолой.

      Спустя час он вернулся, притащив с собой две картонки: квадратную зелёную и белую, высокую и круглую, с алым бантом на крышке.

      — Я тут подумал, пожалуй, вы правы, Эстелла, я перегнул палку. Хоть вы это и заслужили, но я не должен был вас бить. И в связи с тем, что вас и вашу семью постигло несчастье, я снимаю с вас наказание. Теперь вы можете перемещаться по дому, но на улицу будете выходить только со мной или с Матильде. А чтобы загладить вину, я купил вам подарок. Думаю, неуместным будет сейчас дарить что-то яркое, ведь у вас траур, поэтому я купил чёрное платье и чёрную шляпку. Наверняка у вас нет подходящего наряда для сегодняшних похорон, — он поставил обе картонки на кровать. — Одевайтесь. Через два часа мы должны быть готовы, иначе опоздаем. Мне жаль, что с вашей тётей произошло несчастье, я приношу вам искренние соболезнования, — сейчас Маурисио говорил совсем другим тоном, но Эстелла ни капельки не верила ему.

      Однако подходящего платья у неё действительно не было (все траурные наряды остались в «Маске»). Вот приспичило эту Хорхелину отдать концы именно сейчас! Эстелла нисколько тётку не жалела, а лишняя причина видеть своё семейство её не радовала. Вскрыв обе картонки, она ощутила новый приступ досады и презрения к Маурисио. Нет, подарки были превосходны: чёрный шёлк, вычурная драпировка шнуром, агаты на корсаже, но воротник платья и шляпу украшали перья. Пучки перьев убитых райских птиц. После того, как Эстелла пожила с Данте, она прониклась его идеями, а общение с Янгус заставило её влюбиться в птиц. Пёрышки на наряде были такие мягкие, что девушка едва не взвыла. Маурисио тупица! Данте бы никогда не подарил ей платье с перьями.

      Маркиз не спешил уходить. Стоя у двери, он лукаво поглядывал на реакцию Эстеллы, ожидая свойственных женщинам охов и ахов.

      — Я это не надену! — заявила Эстелла, шмякнув платье и шляпу на кровать.

      У Маурисио челюсть отвисла.

      — Но, Эстелла, это очень элегантный наряд, и он подходит для похорон.

      — Я не надену, — повторила девушка. — На нём перья.

      — О, перья, это же красиво! Вы же теперь маркиза и не можете носить простые наряды. Да что обо мне соседи подумают? Скажут, будто у меня нет денег, чтобы купить вам дорогое платье.

      — Это перья убитых птиц, — прошипела Эстелла. — Я не ношу платья с перьями и не ношу шкурки животных. Они были живые и красивые, а их убили ради того, чтобы пришить на это платье. Ни за что не надену!

      — До чего же вы упрямы! Ну ладно, тогда возьмите ножницы и срежьте перья. Наденете сверху накидку, а на шляпку — мантилью. Только быстрее, а то мы опоздаем! Ну что за характер, в самом деле? — бормоча, Маурисио покинул комнату.

      Эстелла решила не упорствовать и послушаться последнего совета. Она обрезала с платья и шляпы перья и скоро уже сидела в экипаже с гербом семейства Рейес Прието на дверце, укутанная в чёрную кружевную шаль и мантилью, что закрывала голову целиком, доходя до колен.

      Откинув её с лица, Эстелла рассматривала мелькавшие мимо деревья, экипажи и прохожих. Думать ей не хотелось. Хотелось уснуть и проснуться в объятиях Данте. Как он там? Наверное, места себе не находит. Но она же едет домой! А там Либертад. И бабушка. И Дуду. Можно попросить их отнести Данте весточку. Тогда он будет знать, где она, и они смогут обдумать план дальнейших действий. Эта новая идея так завладела Эстеллой, что она улыбнулась. Она непременно найдёт выход! Она уже вырвала Данте из когтей смерти, и всё иное меркнет в сравнении с этим. Главное — они оба живы и готовы драться за счастье.