Дождливый вечер из зарубежной пьесы

 Холл небольшого отеля тонул в мягком свете абажура. За окном шел стрекучий дождь. Смит задымил неплохой гавайской сигарой, судорожным движением потушил спичку и сказал:
 - Погодка радует, да? Вспоминаю лето восемьдесят третьего, тогда выдалось такое же лето- тропики, ей богу.
 - Вся погода- гадкая.- меланхолично произнес Шелдон.- я был в Сибири, так у них по полгода лежат снега. Вот это жизнь.
 - В сибири? Я, представьте, тоже там бывал. В юности я много ездил с геологическими экспедициями, получал стажировку… Даже, ненароком, женился.
 - Что вы говорите?
 - Да- важно протянул Смит, выпуская клубы пахучего дыма.- ну, представьте себе- ледяная, прозрачная как воздух река, на берегу- непролазные леса, горы, русские деревеньки- он махал кончиком своей сигары, показывая,- ну, знаете, небольшие домики из обтесанных стволов, дорог вообще никаких. У них дорога- это место где ездят чаще, и оттого там колеи в грязи. Вообразите себе Техас.
 Шелдон буркнул что-то неразборчивое.
 - Вот! Представьте себе, участок тайги такой же площади. А в центре- небольшой захудалый городишко, где наша партия покупала консервы и водку. Я тогда, кстати, немало проникся… как бы это сказать…
 - Русским духом.
 - Да!
 - Немудрено. В Сибири он особенно плотен. Дышать тяжело из-за него.
 - Ну. Зря вы так. Это нам, свободным людям. Им-то он слаще, чем мне- дым моей сигары!- и он крепко затянулся.- И вот, пошли мы как-то раз на дискотеку. Боже упаси вас увидать что то такое. Какой там техас! Пьяные мужики с татарскими рожами, музыка гремит, обшарпанные стены, этим самым русским духом отовсюду пахнет. Мои коллеги, геологи, как не странно, очень со всеми подружились. Правда, прошли через странный ритуал- танцевали с местными девушками, о потом головой одного из них разбили умывальник в туалете.
 - Русские.- умудренно сказал Шелдон.
 - Да. Но потом было не отличить. Я, естественно, стоял в сторонке. Потом, правда, выяснили что я там есть. Говно, как вы знаете, случается. Обступила меня толпа этих страшных рож, давай разглядывать, щупать мою одежду, смеяться.  Не очень то я им понравился. Угрожали мне водородной бомбой.  Но потом они заставили меня выпить стакан водки- один сказал, что она из опилок, научили паре ругательств- одного от смеха вырвало, и как то стал я своим. Ходил, смотрел. Стоило мне выругаться по-русски, меня всюду принимали и заставляли пить водку. Под конец я порядочно окосел. Вообщем, вечер удался, только один парень в кепке ходил за мной, и доказывал,  что это россия победила во второй мировой войне. Ну, я гость, не спорил.- Смит усмехнулся.- учебников по истории они не читают, что ли.
 - Нет, не читают- уверенно сказал Шелдон.- у них пропаганда. Хотя, справедливости ради, нужно заметить, что некоторые русские знают кучу ненужных вещей. Макробиотика- проговорил он по слогам,- Трансцедентальный.
 - Что это,- возмущенно  спросил Смит.
 - По видимому, просто слова,- улыбнулся Шелдон.
 Тут Смит заметил, что пока он рассказывал о Сибири, его сигара совсем погасла. Он достал спички и тщательно раскурил ее. За окном стучал дождь.
 - Вот,- продолжил он, помахав рукой и затушив спичку,- и тут я встретил ее- произнес он заговорщицки.- наткнулся в толпе, но, знаете, я думаю, она сама меня нашла. Я пьяный, шальной. А она смотрит. Странно так смотрит, ну, русские вообще странные. Одета бедновато- простое платье, платок. Ручная работа какая-то. Но в платье! Какая красавица! Такие только в фильмах про калифорнию бывают, да и то на платных каналах. И смотрит. Ну, я оробел сначала- представьте, среди всего этого срама и коммунистического ужаса, можно сказать, гулаг на выгуле, она! И смотрит. И говорит- откуда вы. Английский неплохой, но выговор,- Смит шутливо закрыл ладонью лицо.- Вэра ю фром. Ну, я ответил- нью-йорк, мэм. А она говорит- миссис. Я огляделся- вокруг шум, гам, танцы, бьют кого-то. На меня никто не смотрит. Я пригласил ее потанцевать. Но рукам воли не даю, естественно- на нас, клянусь, тут же не меньше двадцати пар глаз уставились. А она. Танцует, прямо скажу неважно. Грация есть, но танец- не знаю, с чем сравнить. Будто мы с разных сторон какой-то столб обнимаем. А я загляделся на нее- ну, согласитесь, как странно! А она тоже смотрит и думает. И спрашивает- всякую чушь. Сколько у нас масло сливочное стоит. На каком этаже я живу. Все по английски. Видел ли я знаменитостей. Что я слушаю- битлз или роллинг стоунз? И тут взяла ворот моего пиджака погладила и… заплакала. Я спрашиваю-что, что случилось? Я на ногу наступил вам? Ну, думаю, влип- сейчас поколотят. Она: нет, нет, говорит, это я так. И спрашивает- как вам у нас. Улыбается, слезы текут, а сама отворот пиджака в руке мнет. Я говорю- мне очень нравиться, прекрасный воздух, замечательные люди, богатая земля. А она снова в слезы. Мне, знаете, не по себе стало.
 - Ну, русские, они вообще много плачут. Как Итальянцы.
 - Не знаю. Итальянцы-они скорей крикливые. Вспомните фильмы с Челентано!
 - А Моника Белуччи! Или- Бандерас.
 - Бандерас- испанец. И разве он много плачет?
 Шелдон зевнул и махнул рукой. Смит положил окурок в треть сигары в пепельницу и спросил:
 - А не выпить ли нам?
 Шелдон покосился на бутыль с кукурузным виски и неопределенно махнул рукой. Смит разлил по одному пальцу, разбавил водой из сифона, передал Шелдону. Шелдон приветственно поднял стакан, отхлебнул. Смит выпил половину и продолжил. Щеки его порозовели.
 - Ну, представьте. Несмотря на весь ужас окружавшей меня русской действительности, я все таки познакомился с девушкой. С красивой девушкой! А она- плачет и плачет! И говорит- нет, нет, вы не обращайте внимания, я так. И рассказывает, как они урожай убирали, что у нее папа комбайнер, медаль получил. А мама на ферме работает. А она сама у них молодец, учиться в институте животноводческом. И опять плачет. А танец какой-то бесконечный. А она рассказывает, как Енисей разливается, и что весенний закат, словно сибирский борщ, обмывает небо. И какие белки у них в лесу. И как отец у нее волка убил на охоте. И начала она было какую-то историю из школы рассказывать, как подходит к нам какой-то парень, по рабочему одетый, и чувствительно меня так, знаете, толкает плечом. Ну, я, понимаете, в гостях, не стал, а были бы мы у нас, в Луисвилле, я бы показал ему свой коронный левый.
 - Вы боксируете?- спросил Шелдон.
 - Так- отмахнулся Смит,- самую малость в Колледже.
 Он отхлебнул виски.
  - Толкает меня значит, этот ублюдок, и говорит- ну, нетрудно понять- убирайся, мол. Я гляжу- а вокруг так серьезно нас смотрят. Я, право, не робкого десятка, но тут и я испугался. И меня можно понять- ведь это варвары, дикари! А она! Она оттолкнула моего обидчика, и как закричит- ну, я плохо разобрал, что-то вроде- не трогай его, он тут один хороший. Тот ей давай что-то говорить, указывая на меня. А я, знаете, так дипломатично к выходу двигаюсь. А этот, смотрю, идет меня! Ох, ну и рожа, не у каждого ирландца такая бывает! Ну, тут…
 Он допил виски, огляделся, почесал нос.
 - Что?- спросил Шелдон.
 - Что.. Я убежал. По дороге меня кто-то хотел ударить, я увернулся, прополз в ногах, получил под зад, ну вообщем, долго рассказывать, выбежал на улицу, оглянулся- ого! Смотрю за мной толпа бежит. Орут, иисус-мария!
 - Вы, прямо во вьетнаме побывали.
 - Ох, не говорите! Но она! Выбежала вперед, схватила меня за руку и побежали мы с ней вместе! Вы знаете, трудно понять, но этот вечер, когда мы с ней бежали по грязным улочкам этого занюханного сибирского городишки, когда за нами гналась толпа пьяных до безумия русских с палками и бутылками, этот вечер… Я считаю одним из самых лучших в своей жизни.
 Смит даже немного всплакнул. От выпитого он совсем разрумянился. Шелдон проникся его чувством, разлил, и они снова выпили.
 - Да.- расчувствовавшись, протянул Смит.- звезды над головой, скрипят сверчки, орут сзади эти подонки… Мы бежали по дворам, пролазили сквозь дыру в каком-то заборе, продирались сквозь кусты, протоптали какой-то огород… В конце концов оторвались. Вышли на берег реки. Ох, что это за место! Река шумит, и небо такое огромное! И звезды! Сибирские звезды- это что-то! Будто кто-то кокаин рассыпал. Сели мы с ней на берегу, я расстелил свой пиджак… Она сидит рядом, дрожжит вся, платья очерчивает высокую грудь, мягко спадает с точеных ножек, а она смотрит. Смотрит, и волосы у нее… И глаза нежно блестят в непроглядной сибирской ночи… Ну..
 - Ну…- протянул Шелдон.
  Смит хлебнул виски и усмехнулся.
 - ну, вы знаете…  Джентльмены не рассказывают.
 Шелдон с улыбкой покачал головой:
 - Другому джентльмену можно.
 - Ну, раз так… Да! Все было! Ах, как она была хороша. Как гнулось ее поддатливое тело. Как стонала она, как страстно вскрикивала, какие слова шептала… Я правда не разобрал толком- ее английский… Но это тело… И знаете что странно?- наклонился к Шелдону Смит.
 - Что?
 - Она была девственицей!
  Шелдон удивленно повел губой.
 - Сколько ей было, говорите?
 - Около двадцати. Я тоже был удивлен, что на нее никто не позарился. Хотя там и мужчин настоящих то нет уже, спились все. И вот…
 Он хлебнул виски.
 - Лежим мы с ней в траве… Уже прохладно… Начинает светать… Она гладит меня по груди, ее волосы щекочут мне лицо, она уткнулась мне в шею и тихо прошептала. Я не понял сразу. Переспрашиваю. А она подняла голову, смотрит на меня- серьезно так, и спрашивает своим ломанным английским- кан ю тейк ми виз ю?
 - Что?- недовольно спросил Шелдон.
 - Можешь, спрашивает, взять меня с собой? Ну я… Расчувствовался так… Я ведь полюбил ее в ту ночь… Да, говорю, конечно, милая, медочек мой. И действительно… Так мне захотелось ее спасти… Спасти, да, из всего этого коммунистического ужаса, от запаха солярки, от пьяных импотентов, от лжи по радио, от плохо сшитой одежды, от ежедневных макарон…
 Смит покачал головой.
 - Ну, проводил я ее домой. Она обернулась на пороге. Смотрит так странно. А я чуть не забыл! Как тебя зовут? Она отвечает- Катья. Я говорю- а меня Джон. Она повторила с улыбкой- Джон. И смотрит. Я говорю- через час я у тебя. Уезжаем, собирай вещи. Она кивнула так радостно, и упорхнула. Подьезд у них- жуть. В гарлеме и то лучше. А я пошел к начальнику нашей экспедиции. А он сначала посмеялся, ах ты проказник, а потом- ну, говорит, нашли в тайге целый клад. Сьезди, посмотри, напиши паспорт месторождения, и можешь быть свободен. Стажировку мы тебе закроем. Ну… Я подумал- в самом деле… Что ж ломать карьеру? Ей же и лучше будет! Три дня всего! Я говорю: хорошо! Но мне нужно отойти на пол-часа. К ней сходить, предупредить, конечно. А он замахал руками, нет, транспорт уходит, езжай. Ну… Я поехал. Подумал- пока вещи соберет, пока с родственниками попрощается. И поехал. Сильно мы застряли тогда. Гусеница слетела. Паспорт этот, черчежи. Все пьяные…
 - А!- махнул рукой Шелдон- с этими русскими дела не сделаешь!
 - Да…- задумался Смит,- Вообщем провозился десять дней. Уже улетать надо, билет куплен. Я приезжаю, сразу к ней. Открывает противная толстая старуха в засаленном переднике. Смотрит на меня злобно. Спрашивает что-то.  Я кричу в раскрытую дверь: Катья! Катья! А старуха- представьте! Бьет меня по лицу грязным полотенцем, раз, другой, третий! Я отскочил, смотрю на нее, пытаюсь понять, что она говорит…  не разобрал… В деревню, что ли она куда уехала…
 - Ну картошку?- ввернул Шелдон.
 - Наверно- растерянно проговорил Смит,- ну… уехала… Грустно, конечно… Но что делать… А когда я спускался по лестнице, я встретил того подонка, что толкнул меня на дискотеке, а с ним его дружок. Они сразу меня узнали. Один ударил меня в печень, да так, что я почти потерял сознание. Потом он достал нож.- Шелдон присвистнул,- Но второй, по видимому, отговорил его. Но побили они меня крепко. Я, признаться пару раз вскрикнул. Открылись двери квартир, оттуда вышли старухи и старики, начали кричать, ругаться с этими мерзавцами, и я потихоньку сполз по лестнице и убежал.
 - И у этих людей есть ядерное оружие!- покачал головой Шелдон.
 - Да…- задумчиво, припоминая, сказал Смит.- Так мне противно было… Хотелось, конечно, ее забрать… Вообщем, я улетел.
 - Правильно сделали.
 - Да, наверное….- задумчиво сказал Смит.- давайте выпьем…
 Шелдон, с усмешкой поглядывая на Смита, смешал виски. Смит взял стакан. И вдруг встрепнулся:
 - А что, дождь уже кончился?
 Они прислушались. В тишине стала слышна играющая где-то музыка и ровный шум дождя. Смит взял стакан, подошел к окну, прислонил горячий лоб к холодному стеклу и уставился в промозглую тьму, в которой мелькали крупные капли. Постояв так пару секунд, он выпил, резко развернулся и заговорил:
 - Вы извините, я тут заговорился…- он смущенно хохотнул,- что-то воспоминания нахлынули.
 Шелдон товарищески улыбнулся:
 - Что вы, что вы… Очень интересно. Что же дальше с вами было?
 - В том-то и соль, что на этом наша история не заканчивается.- он вздохнул, вылил в себя виски и плюхнулся в кресло.
 Шелдон с интересом уставился на Смита.
 - Да?
 С гримасой страдания Смит покачал головой. И заговорил:
 - Через месяц я получил письмо. От нее. Она правдами и неправдами добыла адрес у начальника экспедиции. Она писала.- он сглотнул,- что от нее все отвернулись… Что ее исключили из института по анонимному доносу… Что ее подруги перестали с ней разговаривать, называя ее американкой… Что парень, который набивался ей в женихи, на улице подошел и вылил ей кружку пива на голову… Что родная мать выслала ее в деревню к бабке… Но и там ее не особо любят, кричат ей в след на улице, она убирает за свиньями и доит коров…
 - Мать твою, что за дикари!- выругался Шелдон.- это средневековье какое-то.
 - Да уж… Надеюсь, хоть сейчас, после развала союза, там что-то изменилось к лучшему.
 - Вряд ли…
 - Да…- потер лоб Смит.- И она пишет… Забери меня, пожалуйста… Мне плохо… Я..
 Он замолчал. Шелдон тоже молчал. Смит продолжил:
 - Я обсудил дело с родителями. Мама заохала и заболела. Кричала: ты отправишь меня в могилу. Тебе, кричала, рано жениться, сделай карьеру, ты же геолог, тебе столько разьезжать, куда тебе жениться. Мало, что ли, тебе здесь хороших девушек. Вон, например, Миссис Уильямс, прекрасная девушка…  И ушла. Отец вошел ко мне в комнату с бутылкой виски. Мы выпили, и он сказал. Сын, я понимаю, ты настоящий мужчина… Но… Посуди сам…
 Они помолчали.
 - И?- протянул Шелдон.
 - Но я все таки забрал ее.- поднял голову Смит.- я написал ей- приезжай в столицу штата. То есть- в областной центр… там мы наскоро поженились- только так ее отпускали. Тогда как раз была очередная оттепель… Саманта Смит, Горбачев. О нас написали в газете… Я помню, как простодушно она рассказывала все корреспонденту- такой же тоненькой, простой девочке со скуластым русским лицом. Но ни она, ни я не считали этот брак действительным… Чтоб жениться, нужно хорошо узнать друг друга… Я, по крайней мере, не считал… Так она стала- Кейт Смит.
 - А как ее звали?
 - Катьерина… Эх, не помню, русская фамилия.
 - Вы, признаться, меня заинтриговали,- сказал раскрасневшийся Шелдон.
 Смит довольно усмехнулся.
 - Помню ее лицо, когда она впервые вступила на американскую землю. Дул сильный ветер, ее волосы развевались, серый советский плащ бил по ногам. Она ступила  с трапа самолета с благоговением… А как она всему удивлялась! Когда первый раз увидела Манхаттан, спросила- тут что, сегодня демонстрация? Глазела на небоскребы, гуляла по супермаркетам, попробовала все пятьдесят шесть вкусов йогурта «Йогуртис»… а как забавно она танцевала! Ей нравилось диско…  Мы ходили в ресторанчики на брадвее, и как-то раз она увидела Брюса Уиллиса…- Смит радостно засмеялся.- наверно, если б Ленин в мавзолее встал и протрубил американский гимн, она не удивилась бы сильней. Накупила себе платьев… У нее оказался хороший вкус…
 Смит вздохнул откинулся в кресле и пригладил волосы ладонью.
 - Родители замечательно ее приняли… Она жутко засмущалась.- Смит улыбнулся- а мама заохала, бедная девочка, какая худая, как ты там? Отец сказал- поздравляю с прибытие в Соединенные штаты. Потом, конечно, был миллион дурацких вопросов: Правда ли, что медведи по улицам ходят, играют ли на балалайках, пьет ли она водку… А самое смешное, что в ее родном городе действительно как-то раз на улицы из тайги вышел медведь! Ох, я веселился от души… Но приняли ее хорошо, хорошо. Отец серьезно спрашивал, не готовятся ли коммунисты к войне, показывал ей наше бомбоубежище.
 - А она что? Про войну?- спросил Шелдон.
 - Да что? К уборке урожая, говорит, с горем пополам готовимся, какая война. Но отец не верил, конечно.
 - Она могла всего не знать…
 - Да…  Вообщем, родители ее полюбили, она была счастлива, и я-тоже. Мы взяли в ипотеку дом в пригороде. Я устроился инженером в офис горнодобывающей компании, она- машинисткой туда же. Пробить место было трудно, я растолковывал ситуацию мистеру Бернсу- ох, после этого я мог бы ходить по квартирам и продавать моющие пылесосы- говорил про судьбу, про ответственность, про шанс, про международную напряженность. Место ей дали. Она очень старалась, и английский ее немного выправился. Она перестала говорить, будто набив рот гвоздями.
 А меня коллеги спрашивают: правда, Джон, что у тебя жена русская? Я говорю- правда, а что такого. Ну и как она? Я говорю- нормально.  Да?-спрашивают. Да.- отвечаю. Ну, и к ней, конечно, интерес. А она держалась молодцом. Тихая, скромная. Очень рада, говорит, что я в америке. Ну, ее все полюбили.
 А как то раз мы ехали в такси, болтали. И таксист все озирается, смотрит. И вдруг спрашивает_ мэм, а вы не из России? По акценту, что ли понял? Ноу, сказала она и вышла.
 Смит нервно выхватил из пепельницы окурок сигары и, ломая спички, покурил его.
 - Сначала все было хорошо. Мы ездили на работу в город, приглашали на барбекю соседей, по вечерам смотрели телевизор. Она была счастлива, наводила в доме уют, заговаривала о детях. Так мы прожили год. Взяли телевизор в кредит. Обставили кухню. Завели кота.
 И тут что-то пошло не так. Я не заметил, как именно. Застал ее как то в слезах. Я спросил у нее- что, что стряслось. Она отвечала, ничего, ничего…  Утирала слезы, улыбалась, красилась. Потом начались безобразные сцены… Ох, и трудно упомнить, в чем она меня упрекала. В том, что мы по два часа в день стоим в пробках. В том, что сосед постоянно говорит о деньгах и о женщинах. В том, что я ее не люблю. В том, что на улицах Нью-Йорка пахнет помоями. В том, что на работе она занимается ерундой, перепечатывает всякий вздор. В том, что мы никуда не ходим, а ей надоело сидеть дома и смотреть магазин на диване. В том, что охранник в банке пялился на ее грудь. И ведь она страдала! Страдала, а я и не знал, чем ей помочь.  Но ссоры кончались, мы уходили в спальню. Потом ехали в какой-нибудь ресторанчик, пили вино. Она говорила- не обращай внимание, у меня «Эти дни». Или- что то я простыла, температура наверно. Или- ужасно устала на работе. Или- Стоун, начальник отдела, довел до белого каления. Я пожимал плечами, старался ее понять, говорил- с кем не бывает. Говорил- скоро отпуск, поедем на Гаваи. Говорил- я люблю тебя. Она слабо улыбалась, была мила и ласкова.
 А как то раз я стоял на лужайке перед  домом, разговаривал  с соседом. Тут она закричала: Джон! Я забежал в дом. Она звала меня к телевизору. Диктор гордо докладывал, что прибалтийские республики вышли из состава советского союза. Она с расширившимися глазами спросила меня: Джон, что это значит. «Не знаю» ответил я. А что я мог сказать.
 А через несколько дней союз развалился.
 - Аминь!- ухмыльнулся Шелдон.
 - И она… она… Ну, я конечно могу ее понять. Все таки- родина. Мой отец устроил праздничный обед, выпил, пел гимн, говорил Кейт, что теперь народы евразии свободны от коммунистического ига. Поздравлял ее с победой. Она слабо улыбалась и все о чем-то думала.
 Думала она долго. Ссоры прекратились, но это было даже хуже. Она просто чуралась меня. Мы перестали спать вместе. Когда я пытался заговорить, она или садилась, слушала, и, смотря стеклянным взглядом в ножку кровати, отвечала односложно, либо просто затыкала уши и убегала в спальню, плакала и кричала. Она ничего потом не обьясняла, а я, оберегая ее и не спрашивал. 
 Я долго упрашивал ее пойти к психоаналитику. Наконец, она согласилась.
 - Компания оплатила страховку?
 - Да, конечно.
 - А то, знаете, бывает.
 - Бывает. Но, обошлось. Она взяла отпуск. Психоаналитик работал с ней, что то мне обьяснял, цитировал Фрейда, Юнга, долго зачитывал диагноз. Прописал какие-то лекарства. Она начала их принимать- ходила, глупо улыбаясь, часами смотрела телевизор с выключенным звуком. Потом перестала- я увидел банку с пилюлями в мусорном ведре.
 И вот отпуск подходит к концу. Я спрашиваю- дорогая, ты готова выйти на работу? А она спрашивает, тихо так, не глядя: Зачем? Я удивился, спрашиваю в ответ: Как зачем? Ну… все работают… Работать, зарабатывать деньги, платить закладную за дом, счета, ну… Она говорит- а зачем? Я чуть голос повысил даже: как зачем? Жизнь такая! Все так живут! Ну, милая, очнись… А она твердо так выговорила: Это все бессмысленно. Я спрашиваю- почему ты так говоришь? А она поднимает на меня глаза, голубые, большие и отвечает: Потому что я тебя не люблю! И срывается на крик: Не люблю, слышишь! Я тебя ненавижу! Подонок! Ничтожество! И тут она падает на диван и начинает горько плакать. Ну… я подошел… положил ей руку на плечо, а она.. она отдернула плечо, вскочила, лицо распухшее, все в слезах, кричит: «Не трогай меня! Не трогай!» и снова рыдать… Она убежала в спальню. Я долго сидел под дверью, говорил: Милая, сладенькая, ну что ты, ну давай сьездим отдохнем, все наладиться, ну, впусти меня… Ну что же ты, ну, хочешь, сьездим в Россию, по грибы? Тут дверь открылась с такой силой, что меня, признаться, неплохо приложило по голове. Она высунулась и прохрипела сорванным голосом: «Не смей говорить ничего про Россию, слышишь? Не смей!» и снова захлопнула дверь.
 Шелдон поцокал и покачал головой. Смит посмотрел на него и продолжил:
 - Я, право, и не знал, что делать. Я решил, что это какая-то болезнь. Что все это пройдет. Ей нужно побыть одной, успокоиться. Позвонил на работу, продлил ей отпуск.
 - Оплачивали?
 - Нет.
 - А по болезни оформить не пробовали?
 - Я думал об этом, но у нее был недостаточный стаж…- Смит помолчал, настраиваясь на рассказ,- Да… В ту ночь я переночевал на диване в гостиной. Днем она вышла из спальни с серым и печальным лицом. Я кинулся к ней: Дорогая! Как ты? Тебе лучше? Она странно посмотрела на меня и ушла на кухню. Я прислушался. Она готовила кофе. Я осторожно зашел и сел на стул. Она сварила кофе, встала у окна, скрестила руки и посмотрела на улицу. Я долго не знал что сказать. Совершенно не знал как подступиться. Признаться от чего-то я чувствовал вину.
 - Напрасно.- спокойно сказал Шелдон.
 - Да… И я сказал ей… Какие то глупости, просто чтоб заговорить… Сказал: «Ну, зайчик, хватит дуться, давай, одевайся, и поедем в сити, сходим в кино, в твой любимый магазин…» Она подняла на меня взгляд и я осекся… Что-то было в ее взгляде… Ох, столько чувства… я не знаю как сказать… И она горько так, со стыдом, что ли, произнесла: «Какое же ты ничтожество… что же тебе еще непонятно! Да как ты можешь после всего сказанного со мной разговаривать!!!»- сорвалась она на крик и бросила об пол чашку. Зазвенели осколки, кофе растекся по всей кухне, забрызгал ее белый махровый халат. Она заплакала, тяжело, бессильно. Я беспомощно забормотал: «Да брось, все наладиться… мало ли что кто сказал… Мы снова будем вместе… поедем к моим родителям, изжарим индюшку, ты же так ее любила…» Она все плакала…  Я встал, медленно подошел к ней. Мне оставался до нее шаг, когда она подняла голову и в упор посмотрела на меня. «Кейт! Но ведь я спас тебя! Это я привез тебя сюда! Кейт!» Ее лицо скривилось. «Уходи»- тихо сказала она. Я было открыл рот, но что-то в ее глазах не позволило сказать мне ни слова. Я отошел, бормоча про себя что-то…
 Смит тяжело вздохнул. Шелдон похлопал его по плечу, протянул ему стакан с неразбавленным и сказал:
 - Ох, и помотала вам нервы эта русская баба.
 - Да…- Смит скривился, выпил виски и быстро заговорил,- но, понимаете, а что я мог сделать? Я винил во всем себя, мне казалось, что я ужасный человек, что я совершил какую-то страшную мерзость! Но что, что я мог сделать? Как? Я дал ей самое лучшее, что у меня было! У нас была перспективная работа, прекрасный дом, превосходно обставленный, чудесные соседи, спокойный район, что еще, что?
 - Ну, ну, друг мой, успокойтесь…- миролюбиво пробормотал Шелдон.
  Смит тяжело вздохнул, опустил голову и потер шею рукой.
 - Тем же вечером она собрала вещи и уехала. Я, ошарашенный, смотрел, как она ходила по дому и собирала безделушки, белье, как она взяла из ванной свою зубную щетку. Иногда я пытался что-то ей сказать, но она просто меня игнорировала. Она надела свой легкий бежевый плащ, взяла чемоданы… Я встал перед ней у самой двери. Она жестко посмотрела на меня. «Что?». «Послушай, Кейт, я не знаю, что с тобой, но… возьми эти деньги, они тебе понадобятся». Я протянул ей все наличку, что у меня была- купюры, мелочь и чек на неплохую сумму… Она молча обошла меня и пошла на автобусную остановку.
 - Долбанутые русские.- протянул Шелдон.
 - Она уходила, твердо шагая… И никогда я не любил ее сильней… Я бы все отдал, чтоб вернуть ее в эту минуту. Волна отчаяния захлестнула меня, я едва не разрыдался. «Кейт! Вернись! Я люблю тебя!»- закричал я ей в след… Но она даже не обернулась. Я выбежал на улицу и смотрел, как подьезжает автобус. Был безоблачный осенний день. Люди зашли… Автобус уехал. Осталась пустая улица… Дома, Зеленые газоны, почтовые ящики…Я спросил себя: «Боже мой, зачем я живу?»… и совсем не знал, что ответить.
 Смит помотал головой. Шелдон усмехнулся.
 - Больше я никогда ее не видел. Я вернулся в пустой дом. Походил по комнатам. Она оставила кольцо и все украшения, что я ей подарил, на прикроватном столике. В доме было жутко пусто и тихо. Я не знал, куда себя деть. Включил телевизор, выпил. Долго не мог прийти в себя.
 Смит замолчал. Шелдон откинулся в кресле.
 - Да, попортила вам крови. Ну, а сейчас вы как?
 - Слава Богу, все отлично. Я счастливо женат, имею детей. Жена знает, что когда-то я был женат на русской- поэтому считает меня эксцентричным человеком. Но о ней мы с женой совсем не разговариваем.
 - Да!- протянул Шелдон, обхватив стакан,- русские это что-то. А я ведь тоже был женат на русской!
 - Да ну?- поразился Смит.
 - Да!- уверенно сказал Шелдон,- их, знаете ли в Нью-Йорке много. Целая улица есть- Брайтон-Бич. Я, правда, с ними не связываюсь, и вам не советую- бездельники и жулики, каких поискать. Какого только сброду там нет- и князи, и шуллера, и полковники, и воры, и писатели, и торговцы оружием, и доценты естественных наук, и проститутки…
 - ну, это Нью-Йорк.
 - А после распада сунулась сюда русская мафия! А ведь, знаете, весь город поделен. А эти волки тамбовские, не считаясь не с кем… ну, впрочем, вы читали газеты.
 - Да уж.
 - Вот. Ну, я впрочем, с ними понаслышке знаком. Но достаточно, что избегать. У меня небольшой ресторанчик в джерси, совсем небольшой, но я человек не честолюбивый, хлопоты не люблю, и мне вполне хватает. Однажды я продам его и перееду в майами, буду выращивать тюльпаны да купаться на мелководье.
 - Налоги большие платите?
 Шелдон довольно усмехнулся.
 - Ой, вы знаете, такая скука эти налоги, что и рассказывать не буду. Но бухгалтер мой- ловкач, каких поискать. Да. О чем это я.
 - О Ресторане. Нет. О русской жене.
 - Да. Штат у меня небольшой, но текучка некоторая есть. Народ этот, мексикашки, прочие, ну невозможно сладить с ними, никак. То сопрут чего, то спят на работе. А белых нанимать откуда деньги? Сами знаете, в маями нынче недвижимость…
 - Ох, да если б только в Майями.
 - Ну, вам видней. Вот. И приходит ко мне Магдалина, уборщица, и говорит, что ее подруга ищет работу. А мне как раз посудомойщица нужна была. Ну что ж, говорю я ей, пусть приходит. Пришла, бедная, бежевый плащ потертый, перелатанный, но приличная. Видно, что по помойкам не роется- на помойке нашла бы одежду получше. А самое главное- белая. Ну, я и разговаривать не стал, иди, говорю, работай. Через недельку спрашиваю- как там новенькая? Хорошо, говорят, моет, не опаздывает. Вот и хорошо.
 - Вы хорошо людям платите?
 - Ну, кто хорошо работает- тем хорошо плачу. Да только где ж такие? Да и недвижимость в Майями- смотрел ОНБС… ох, лучше б не смотрел. В Ираке завязли, доллар падает, у Русских лазерное оружие на орбите!
 - Ладно лазерное! Я слышал, они могут сдвинуть ось земли, и все восточное побережье затопит!
 - ….- выругался Шелдон.- куда только пентогон смотрит.
 - Только налоги зря платим.
 Они помолчали. Потом Шелдон расслабился и заговорил:
 - Вот. А тут у меня официантка заболела. А народу- полный зал. Я не знаю, что и делать- все не довольны, сам бы вышел, да я, поглядите- он с улыбкой похлопал себя по животу,- меж столиков не пролажу. Захожу я на кухню, смотрю- она. Я ей говорю- ну-ка, быстро, бросай посуду, дуй в зал. Она пошла. Я из-за шторки смотрю, не налюбуюсь. Походка плавная, вся такая статная, ну, статуя свободы, ни дать ни взять.
 Естественно, я поставил ее в официантки. Подкинул деньжат, да и чай ей давали не плохой. Она приоделась- ох, не узнать. Конфетка. Попка что надо у нее была.
 Людям она понравилась. Появились у нее постоянные клиенты- хотели, чтоб только она их обслуживала. Ходила к нам одна семья- то ли с узбекистана, то ли с украины- вообщем, русские. Она стояла с ними, все по-русски разговаривала, смеялась. Ну, они люди состоятельные- он был художником  в союзе, переехал, взялся за ум, заработал себе состояние на торговле сантехникой. Пусть, думаю, клиентов развлекает.
 И как-то я и сам к ней привык. Сначала она грустная была, серая какая-то, а как деньжата стали водиться- и заулыбалась, и краситься начала. «Здравствуйте, мистер Шелдон!»- и улыбается. Милашка. Я знаете, человек серьезный, работаю с детства, но тут- как не улыбнуться. « Здравствуй Катарина!»
 Вы знаете, у меня взрослые дети. Я служебных романов не терплю. К работницам своим никогда не приставал- это не профессионально. Но тут.
 Шелдон задумался. Смит с интересом слушал. Шелдон выпил и заговорил:
 - Я двух жен похоронил. Во мне уже нет того пыла, но тут, знаете… Вижу я, как она легко цокает каблучками, взбегает, крутя задом, на крыльцо… Ох, зацепило меня что-то.
 Да нет… Тут не любовь… Просто, я увидел, что она человек толковый, что она может мне помочь, с ней можно дела делать. Но доверять никому нельзя. И надо было с ней сблизиться.
   Сначала разговаривал с ней о всяком- как дела, как живешь? А она отвечает-хорошо, спасибо. Где живешь? Да тут, отвечает, кварталах в пятнадцати, снимаю мебилированную комнату. Ох, знаю я эти комнаты. Клопов, спрашиваю, там немерено, наверно? Да, смеясь, отвечает, не мерила. В общем, смотрю, бабенка веселая, не унывает. 
 Ну и как-то раз я невзначай хлопнул ее по заду. Мягко, по-дружески так. А она! Развернулась, лицо злое, а я невинным прикинулся, смеюсь. А она пальцем мне в лицо тычет и говорит: «Послушайте, мистер Шелдон! Никогда! Слышали? Никогда так не делайте! Ни со мне, ни с кем другим» Развернулась и ушла. Ну, думаю, вот это да. Ну что ж. Смотрю, дуется. Вот ведь, какая. Ну я подошел, посмеиваюсь, говорю, ну что ты, Катарина, я же любя, не обижайся. Она дуется, дуется, а на меня посмотрела, я улыбаюсь, она тоже, и тут мы вместе рассмеялись, а она со смехом говорит: «вам бы уже пора посерьезней быть», а я отвечаю: «Катарина, сердце то молодое. И не только сердце»- заговорщики ей так говорю. Она с улыбкой покачала головой и пошла работать.
 Я очень плохо спал ту ночь. Все ворочаюсь, думаю. Способная, думаю, девчушка. Надо взять ее старшей смены. Но такую должность разве доверишь кому попало? Надо, думаю, узнать ее получше. Решил немного приударить за ней.
 Вы знаете, это сейчас я обрюзг и стал никуда не годен. А тогда я был еще хоть куда. Усы у меня были, шевелюра. Банку консервную мог руками открыть. И я пригласил ее в ресторан.
 Она была удивлена, польщена, настороженна. Но я был галантен. Сказал- побеседуем, поедим, выпьем. Она сказал, что подумает.
 Ох, и крепкая же штучка, подумал я. А может, у нее кто есть. Спросил у Магдалины. Но нет, ответила та, подруга живет одна, никого не принимает, вечерами дома сидит. Но так ведь не могло продолжаться долго? Нет, нельзя было упустить эту женщину.
 Я снова позвал ее. Она сказала, что ужасно занята. Я попросил, все-таки, выделить для меня вечерок. Она задумчиво посмотрела на меня, покусала губа. Эх, хороша она была. И согласилась.
 Я Надел свой лучший костюм, старомодный немного, но очень хороший- я, правда, едва в него влез- и заехал за ней на своем потертом плимуте- я, знаете, не люблю роскоши. Она вышла, с крыльца улыбнулась мне.
 Шелдон ошарашенно выдохнул.
 - Я будто в первый раз ее увидел- она была на каблуках, в облегающем желтом платья чуть ниже колен. Я смотрел, как она спускается с крыльца, как рельефно напрягаются ее икры, как желтый хлопок обтягивает налитые бедра. 
 Я повез ее в центр. Нашел хороший ресторан. По дороге мы немного трепались ни о чем. Я ругал поставщиков, она рассказывала смешные истории с работы.
 Давно я не общался с женщиной. Это был чудесный вечер. Мы сидели в углу, ели омара, пили белое вино. Горели свечи, зал был почти пустой. Она рассказала мне о себе.
 Оказывается, она была родом из России. А Катариной ее называла Магдалина, ну, так все и запомнили. Рассказывала, что в двадцать лет она по глупости вышла замуж за американца, и он увез в Нью-Йорк. Рассказывала про бывшего мужа- рассказывала даже нежно. Говорила что почти ненавидела его. Ей Казалось, что он обманул ее. Но, сказала она, потом она поняла, что это она сама себя обманула. Они прожили вместе около двух лет. Вначале было хорошо, необычно. Но, рассказывала она, потом она поняла, что они- совсем чужие люди. Вы не подумайте, я не сплетничаю, просто любопытна судьба.
 - Нет, нет, что вы… Действительно интересно.- сдавленно произнес Смит.
 - Она ушла от него. Думала, что все будет легко.
 - Многие так думают,- грустно сказал Смит.
 - Думала найдет работу. Она рассказывала обо всем печально, но без горечи. А ведь подумайте- это ее молодость прошла! И как? Она работала продавщицей в зоомагазине, уборщицей в гостинице, пекла блины в центральном парке, сторожила какую-то баржу. Она много всего перечисляла- вы знаете, в нью-йорке много плохой работы. Естественно, без образования, ее, эмигрантку, брали только на самую черную работу, обманывали как могли. А она все надеялась… Искала чего получше. Все эта Американская мечта. Она и у американцев-то не у всех сбываеться, что же говорить о русской девушке в этой двадцатимиллионной клоаке.
 Денег не хватало. Она с улыбкой рассказывала о квартирах в которые она снимала вскладчину с мексиканцами или с неграми. Вообразите комнатушку на окраине, а в комнате- десять мексиканцев, десять тысяч мышей и десять миллионов тараканов. И она. Я не знаю, как она жила. Она рассказывала мельком, как бы припоминая. Грязное белье, крикливые младенцы, наркоманы, стрельба на улицах.
 Горели свечи, сновали официанты, она, озаренная теплым огнем, с бокалом в руке, улыбалась и рассказывала, как она штопала свое единственное пальто, чтобы прийти ко мне работать.
 Тот вечер был чудесен. Я прагматичный человек. Если честно, я верю только в деньги. Они- это все, что есть на свете. Но тут… Что-то я опьянел, Смит, вы как?
 - Я в порядке.
 - А и плевать. Но когда я в тот вечер сидел рядом с ней, я понял- что просто счастлив. Безо всякой причины. Я будто помолодел на двадцать лет. Я давно столько не смеялся, сколько с ней тогда.
 От нее шла сила. Она была как глоток хорошего виски. Она сияла в темноте. Я слушал ее, а она говорила.
 Я спросил ее- почему ты не вернулась? Она посмотрела на меня и спросила: «Куда? Того уже ничего нет. Не нужна я там. Да… и стыдно… Стыдно возвращаться.»
 Я отвез ее до ее мебилирашек. С негодованием оглядел темную улицу, заваленную мусором урну, облупившуюся штукатурку, граффити все эти. Она посмотрела на меня светящимся взглядом, чмокнула в щёку и убежала. Я смотрел ей вслед, неспособный опомниться.
 Шелдон почесал подбородок и уставился на стакан, разглядывая, как играют на нем отблески лампы.
 - Я не стал тянуть. Мы встретились еще пару раз. А потом я сказал ей. Все сказал. Я человек уже не первой свежести. Деньги у меня есть. Мне нужна, что называется, подруга жизни, помощница по ресторану. Ну что было говорить? Все понятно.
 Она удивилась. Оно неприятно, хотя и понятно. Она задумалась. Она сказала- я подумаю. Вот скажите, Смит- ну чего здесь думать? Нет, думает.
 Я сказал- конечно, думай. Только быстрей. На работу не ходи пока.
 Ну да. Конечно, как я мог бы с ней работать после отказа? Если хочешь, приходи. Не хочешь- не приходи, только и всего.
 Я был уверен что она придет. Но все равно волновался. Самому смешно. Казалось бы- чего? Нет, все думаю, думаю. Нет, думаю придет. А почему еще не пришла?
 Долго думала. Три дня. И вот, смотрю, на работу идет. Красивая. Ну, я с места обьявляю персоналу, что Катарина теперь старшая смены.
 Вечером отвез ее домой. Она тихая, поглядывает на меня исподтишка. У подьезда я поцеловал ее. И говорю: Прямо сейчас- собирай вещи. Больше ни  единой ночи в этой конуре ты не проведешь. Она странно так посмотрела на меня. И ушла.
 Я ждал в машине. Долго ждал. Думал потом- что же у нее там, склад? Потом только понял, что она со всеми мексиканками целовалась и плакала. Влюбчивая она.
 И вышла. Один чемодан. Пальто. Волосы распущены. Хмурая. Я уложил в багажник чемодан, открыл ей дверцу. Мы тронулись. Она не смотрит. А я говорю: «Посмотри вокруг, и попрощайся со всей этой грязью. Все будет по другому, милая». И погладил ее по колену. Она посмотрела на меня. Неуверенно улыбнулась. Потом отвела взгляд, задумалась и чему то рассмеялась. И снова заплакала. Мы едем, мелькают вывески… Я остановился на обочине, посмотрел на нее. Она тихо всхлипывала. Я обнял ее. Она прижалась ко мне.
 Свадьбу сыграли очень тихо. Пара друзей, кое-кто с работы, мама пришла. Маме она очень понравилась. Она сказала- ну хоть с третьего раза ты сделал правильный выбор! Ох, какая она была хозяйка! Королева!
 На работе ее ревновали конечно. Но, знаете, она так поставила себя… Требовала хорошей работы, но не больше… У людей это бывает, сколько раз замечал. Командовать нравиться. Не правда ли, Смит?
 - Да.- сонно ответил Смит.
 - А ей нет. Жили мы хорошо. Первые пол-года была просто сказка.
 - Оно вначале всегда сказка.- грустно промямлил Смит.
 - А потом потихоньку началось. То вилкой звякнет. То не отвечает. То плакать давай. Но я женщин знаю. Я двух жен похоронил. Пусть, думаю, поиграется.  И как то раз давай мне мне… Уж не помню что. Не позвонил я ей. Или трубку не взял. Я думал, она это переросла. И давай мне.
 Ну. Я встал, залепил ей пощечину. Она схватилась за щеку рукой, раскрыла глаза и уставилась на меня, изумленно. Я коротко обьяснил ей, что я человек не молодой, шума не люблю. Если ей что-то не нравиться, она может уходить.
 Смит покачал головой.
 - Что?- уставился на него Шелдон.
 - Как можно ударить женщину.
 - Можно. Поживете с мое, еще не то повидаете. Вот. Она, значит, сжав губы, все выслушала, развернулась и ушла к себе. Ну, у меня домик, не шикарный, конечно, но… Все хорошо. У каждого по комнате.
 - Выплатили уже?
 - Да, да… Вот, ушла к себе… Ну, я сел, телевизор смотрю. Тогда как раз президента российского передавали. Пьяный, как свинья. Ну, посмотрел. Потом фильм какой-то. Уже ужинать пора. Я подошел к ее двери. Говорю: «Катарина. Выходи, лапочка, птенчик. Хватит. Ну, вспылил, бывает. Главное же, что мы поняли друг друга, окей? Выходи, пышечка, иди к папе.» Молчит. Ладно.
 Шелдон наклонился к Смиту, ткнул в него пальцем и сказал назидательно:
 - Я двух жен похоронил. Ладно… Переоделся. Сел в машину, выехал из гаража, сигналю. Ноль эмоций. Свет в окне горит. Я включил ее любимую песню. И кричу: « Я еду в «Лагуну» А это ее любимый ресторан. «Катарина, пуговка! Без тебя все крабы стухнут от тоски!» Она выглядывает из окна и кричит: «Соседей всех разбудил уже! Выключи!» Я говорю: «Выйдешь, выключу!» Она покачала головой, закрыла окно. 
 И выходит. Независимая. Принарядилась.
 - Синяка не было?
 - Зачем?
 - Ну, от удара.
 - Милый мой, я двух жен похоронил. Что ж я, бить не умею? Вот и поехали. Она молчит. Причем молчит так. Ну, знаете… Молчит. И не слушает. Но все слышит. А я то, се. Байки травлю.
 Ну зашли в ресторан. Она позаказывала всего, сразу попросила счет, сама расплатилась. Я смотрю, улыбаюсь. Ну, выпили. Она немного оттаяла. Последний гневный взгляд. И она засмеялась. А как мы с ней славно потом… Ну, это ладно.
 - Что- потом? А?- встрепенулся Смит.
 - Вообщем жили душа в душу.- непреклонно и невозмутимо продолжил Шелдон.- но… леопард пятен не сменит. Русская. Иногда накатывало на нее. Достоевского все читала. Я посмотрел- не, не мое. Она мне что то объясняла, но я сказал ей- давай оставим каждому свое.
 Да. Как то раз ехали мы на такси с вечеринки с какой-то. И Таксист русский попался. Ругнулся, что-ли. Так она- как давай с ним верещать по-русски. И смеется, и выспрашивает. А тот и не разговаривает, бурчит что-то в ответ. Мне даже неудобно стало. Я потом спросил у нее, о чем они говорили. Она сказал, что спрашивала о родине. Таксист отвечал- пропили Россию.
 Как то раз встретили на вечеринке двух русских. Дипломата и бизнесмена. Говорили по английски. Дипломат очень оптимистично и много говорил. Хвастался, что Россия теперь часть цивилизованного мира. Торговлю наладили, голубых не сажают. Все надписи, говорит, в Москве на Английском. Хорошо. Она кисло слушала, а потом спросила: матрешки на Арбате продают?
 Сытый и довольный, правда, страшный- у нас такие по тюрьмам сидят- бизнесмен лениво ругал Россию, говорил, что там уже и украсть нечего, не то что заработать. Кто с головой, говорил, нормально живет, остальные дерьмо жуют. А сникерсы все эти- на вес золота выходят. Но мне, говорит, за державу не обидно. За что боролись, на то и напоролись. Потом он сказал ей что-то по-русски, она с негодование фыркнула и отошла.
 Печальна он была в тот вечер. Что не так? Не знаю. А я и не прислушивался. Кому что… Хочет, пусть грустит. Работала хорошо. Ну, грустит. Я ей говорю- милая, возьми двести долларов, сходи, купи занавески!
 Все шли своим чередом. Мы смотрели сериалы. Как то раз даже ходили в зоопарк.
 Она смотрела новости. Я спрашивал- кто прав? Она качала головой. Готовила еду, тихо напевала что-то по-русски.
 И вот встречаю я старого приятеля. Он мне говорит- хватит киснуть здесь, поехали в Россию. Там сейчас весь бизнес делают. Слышал, как Манхаттан за бусы купили? Та же песня.
 Я говорю- да нет, я уже старый для таких дел. Какая Россия. Мне бы до телевизора добраться.
 А он смеется. Вспомнил пару историй. А я, говорю же, не промах был в молодости.
 В России, рассказывал он, все сейчас продается. Только купи. Золото, алмазы, нефть, хоть рабов! У меня выход есть, через дипломатическую миссию, каждый может с собой до пол-кило золота вывезти! За хот-дог и банку кока-колы! Так что бери жену и поехали! Кило на двоих!
 Ну, это я мельком пересказываю. А он толково говорил. Говорил, там подлодки на металлолом сдают. Говорил, оружие на рынке продают. Страшно, конечно.
 Но он мне показал- кусок золота который он оттуда привез. В деревне какой-то купил. Обменял на часы за пятьсот долларов. Я посмотрел на свои часы. Подумал.
 Надоело мне, если честно, макаронами этими торговать. Это же столько беготни, ни минуты покоя, нервы. А тут- пару раз сьезди, и лишний этаж у домика. Лишние десять лет пенсии. Да вообще- лишние десять лет жизни.
 Я подумал. Взвесил все. А знаете, Смит, даже и приключений захотелось! Америка- страна авантюристов, а я- истинный американец!
 Прихожу домой, говорю ей. Собирайся, мы едем в сибирь. Она не поверила. Я уже чемодан набиваю, она все смотрит. «Собирайся, быстрей.» А она спрашивает- что это тебе стукнуло? Собирайся, говорю. Она удивилась. Задумалась. Я уже все собрал, захожу к ней. Она сидит, полупустой чемодан, лифчики кругом. Сидит думает. Я ей- «Голая поедешь?» Она- «Да, да.» Покидала что попало. Мы поехали.
 В самолете я ей обьяснил, за чем мы едем. Она нахмурила брови. Я сказал «И на покой». Она покачала головой.
 Прилетели. Холодно. Ветер. В гостинице как в морге. Ресторанов нет нормальных. За доллары, действительно, маму продадут. Дорог нет. Народ нищий. Все пьяные. Мусор кругом. Ну, вы бывали, все видели.
 А она то в пол смотрит, идет, не смотрит, то давай вокруг глядеть, жадно так, глаза распахнула, а потом снова- в пол и все мимо.
 Шелдон тяжело вздохнул и выпил.
 - Ну, я не буду рассказывать вам про Россию. Мне там не понравилось. Она заперлась в номере и никуда не выходила. Я начал жалеть, что взял ее с собой.
 Но потом мы поехали по деревням. Она осталась в городе.
 Деревни эти- не понимаю, как там вообще люди живут. Лачуги среди бескрайней тайги. Туалета нормального нигде нет, топят дровами, непонятно. 
 Бабки смотрят исподлобья, детей не пускают. Накупили всякого, действительно очень дешево. Но оттуда надо кораблями вывозить, а не в кармане. Ведро черной икры купил.
 Не было меня дней десять. Приезжаю. Она сидит в номере, на кровати, как туча хмурая. Ну я вида не даю, переоделся, ведро это дурацкое с икрой в холодильник поставил. Что то начал ей рассказывать, а она морщится, и вдруг говорит: «Нам нужно поговорить» Ну, надо так надо. Сел напротив на стул. Она глаза закрыла и говорит. «Мы расстаемся». Опа. Вот это да. Так. «Дома захотелось остаться?»- Шелдон вовсю играл, изобразив голосом, сделавшимся наивным и нежным,- «Да» отвечает. Ну, я думаю что? Блажь девичья! И с юмором говорю: «Нет, пупсик, мы так не договаривались. Все, очнись. Смотри, что я купил.» И достаю мешочек с камнями драгоценными. Ее аж передернуло. Она помолчала некоторое время и говорит: «Я тебе изменила»
 Шелдон замолчал. Смит напряженно, с волнением следил за его рассказом. За окном шел дождь.
 - Вы знаете, я катал на языке эти слова. «Я», «Изменила» «Тебе». Они забавно звучат, но я никак не мог сложить из них смысл, только меня будто с ног до головы кипятком обожгло. И вот я смотрю, она лицо спрятала, сидит на буром покрывале гостиничной кровати, справа от нее- распахнутое окно, занавеска играет… А в голове слово «изменила», но я не могу понять, что оно значит. И я пытаюсь понять, вспомнить, а вместо этого вижу эти стены бежевые, дурной шкаф, картина на стене висит с подсолнухами, руки у меня загорелые, с перстнями. И тут она взглянула на меня, зарыдала, как плотину прорвало, и говорит: «Прости, прости… Я не могла по другому… Я остаюсь» И тут я краем глаза заглянул в это слово…
 Тьфу…- вдруг разозлился и сплюнул Шелдон,- да зачем я вам это все рассказываю?!
 Он с досадой взглянул на Смита. А Смит поспешно сказала:
 - Я думаю, что выговориться полезно. Мне так и психоаналитик мой говорит. У вас травма, вам надо все высказать и пройдет.
 - Да?- недоверчиво буркнул Шелдон.
 Смит неопределенно повел плечами. Шелдон вздохнул, выпил, и продолжил:
 - И заглянул я на это слово. Это значит, что мою любимую попочку какая-то грязная русская рука трогала?- Шелдон скривился от боли,- значит, губки ее кто то целовал?!- он постепенно повышал тон,- значит она предала меня, меня, я ее из говна вытащил?! А?! значит она, шлюха, ноги перед кем то раздвинула?!- заорал он со всей силы и хлопнул ладонью по столику.
 От его удара перевернулся и упал на пол стакан. Смит полез вытаскивать его, а Шелдон откинулся на кресло.
 - Вообщем, я обезумел. Сначала я сидел на стуле и думал. Потом я поднял взгляд на нее и начал говорить… И не помню уже, что… Да и гадать нечего- обида, оскорбления, злоба.
 Он подпер локтем головы и задумался. Смит никак не мог зацепить пьяными пальцами кубики льда, рассыпавшиеся по ковру. Шелдон удивленно произнес:
 - Ну можно много винить ее, но, по трезвому взгляду, я виноват… Не надо было ее в Россию везти… Да и никто не виноват, что уж русская душа, разве запряжешь ее? Но,- он снова ошарашенно задумался, будто пытаясь ввинтиться мыслью в ответ- но зачем? Зачем она это сделала? Как? Как так бывает? Как это вообще возможно такое?
 Он тяжело и опустошенно вздохнул.
- Я ходил из угла в угол и говорил, говорил, говорил… Как я был разгневан, унижен. Я спросил ее- кто, кто он такой, что ты, с первым встречным легла, проститутка? Она… с состраданием посмотрела на меня и ответила… Ох… Встретила говорит своего жениха… Бывшего. А он… Запил, говорит после того, как я уехала, а сейчас говорит- только тебя люблю, себя винил что ты уехала.
 Самое глупое, самое смешное, что я простил бы ее. Да! Представляете, каков дурак? Простил бы. Я даже сказал ей: «Поехали». Но она снова, рыдая, покачала головой и сказал: «Нет» Я знал этот тон. Это значило: «Нет»
 Я не знал, куда деть себя. Я, наверное, убил бы ее. На полном серьезе! Подошел бы, обхватил бы двумя руками эту тонкую шею, нащупал бы позвонки и смолол бы их, давил бы, сколько есть сил. Но тут в дверь постучались.
 Я замолчал и обернулся. Кто? Спросил я. Постучали еще раз, сильней. Я закричал: «Убирайтесь к черту!» За дверью заорали что-то по-русски. «Не открывай»- попросила она. Но я понял, что это он.
 Я распахнул дверь. Он был небрит, одет кое-как, рубашка грязная, лицо помятое. Я с места заехал ему по роже. Он отлетел к противоположенной стене коридора, выглянул исподлобья звериным взглядом и кинулся на меня. Мы ввалились в комнату, я несколько раз хорошо двинул ему. У него лилась кровь… Мы снесли пол-номер, он тоже пару раз зацепил меня, сволочь. Она дико, истерически орала, дергала меня за рукав, пока я вколачивал этому мудаку зубы в глотку. Потом я поднял его за грудки и выкинул за дверь. У меня гудело в голове, текла кровь… Она лежала на кровати и плакала. В комнату заглядывали любопытные соседи. Я закричал: «Ну! Видишь теперь! Видишь? Шлюха! На кого ты меня променяла! Поняла?» Я тяжело дышал. В дверь растерянно заглядывал, что-то говорил какой то лысый очкастый хрен в майке и  брюках с висящими подтяжками. Я захлопнул дверь у него перед носом и подошел к ней. Она встала и посмотрела на меня. Ее лицо было опухшим и красным от слез. Она сказала: «Прости меня.» Потом подошла к шкафу, вытащила из него собранные чемодан- ну что мне было сказать, если она уже чемодан собрала?- и… у двери она остановилась, будто хотела что-то сказать… Но только взглянула на меня из-за плеча, и вышла.
 Я сел на кровать. Я не помню, что я делал.
 Она знала, когда наш самолет. Я ждал ее, все думал, что она одумается. Но она не пришла. Дура.
 - Дура- как эхо, повторил Смит.
 За окном шел дождь, но уже, судя по всему, заканчивался.