Экстремальные виды любви 30. Размораживание

http://www.proza.ru/2015/10/15/627

Подруги не оставляли Асю в покое, проводили втроём много времени. Вечером вытаскивали Асю из дому, увозили куда–нибудь поближе к природе в безлюдные места, что поменьше встречалось людей. Они гуляли или усаживались где–нибудь на берегу озера, или на поляне, или на какой–нибудь старой скамейке и ели вкусные Элькины бутерброды. Они разговаривали с Асей, не обращая внимания на то, что поначалу она и десяток слов едва ли говорила. Они радовались уже осмысленному выражению её глаз, тому, что она следит за разговором. Они по капельке отвоёвывали подругу, хоть на час, другой разрывали маниакальную карусель прилипчивых мыслей.

Прошло достаточно времени для того, чтобы начать заново учиться жить. Может быть, Лёлька и Эль угадали или почувствовали, что подошло время возвращать Асю к реалиям жизни. Как бы то ни было, они этот момент не пропустили. Ася по чуть–чуть, почти незаметно для окружающих, всё–таки начала размораживаться.

Потихоньку опёка подруг переставала быть жизненно необходима. Лёлька уступила просьбам Аси оставить, наконец, её одну.

– Только дай честное–пречестное слово, что будешь жить нормально, варить обед, выходить на улицу. Чтоб в квартире был порядок и никаких берлог.
– Честное–пречестное… Всё будет нормально.

Они по–прежнему приходили к ней почти каждый день, не позволяли ей превратить свой дом в застенок, заставили даже старый диван из гостиной выкинуть и купить новый. Подруги вытаскивали Асю ужинать в Элькино кафе, увозили на какие–то дачи, на пляж… Беспокоило же их то, что, несмотря на все их усилия и ухищрения, Ася как будто потеряла способность увлекаться, наслаждаться чем–либо, будь то изысканный обед или прекрасный пляж в жаркий день. Да, она говорила: "вкусно", или "как хорошо"… Но уж слишком спокойно это у неё выходило, бесстрастно.

В то время она начала курить. Это случилось как–то само собой, когда она едва не пристрастилась к алкоголю. Эту беду от неё что–то отвело – однажды вдруг сама собой открылась нижняя дверца кухонного шкафа и из неё посыпались на пол, раскатились, засунутые как попало пустые бутылки. Грохот перепугал Асю… Потом она долго сидела и смотрела на эти раскатившиеся винные бутылки. У неё не к вину была тяга, но сам процесс – держать в руках бокал, отпивать глоток, доливать, когда опустеет… Из этих действий возникало ощущение какой–то заполненности, занятости. Вместо тупого сидения с опущенными руками… Но в следующий раз, когда Ася отправилась в магазин за продуктами, она прошла мимо винного отдела, зато купила пачку первых попавшихся сигарет. С того дня она начала курить. Курила как–то автоматически, не понимая вкуса сигарет, только по утрам во рту было гадостно, и вообще, постоянно чувствовалась неприятная горечь, как у старого пива. Ещё ведро мусорное чаще выносить приходилось, потому что из него противно воняло. Лёлька с Элькой ругались, разглядывая сигаретные пачки:

– Что это за дрянь? Уж если куришь, кури что–то приличное.
В конце концов Элька принесла ей блок японских сигарет "Лючия":
– Вот. Эти почти без запаха. И пальцы потом не воняют табаком.

С тех пор Ася курила только эти сигареты. Они были лёгкие, с мягким вкусом, со слабо выраженными табачными нотками, зато чувствовался аромат апельсинов. Чуть позже компанию ей неожиданно начала составлять Лёлька.

– Мне нравится, как ты куришь. Я тоже так хочу!

Ася научилась разбираться в сигаретах, но не пристрастилась к ним. Курение, по–прежнему имело для неё некий психотерапевтический эффект. Неспешные, медленные затяжки прогоняли суету, упорядочивали мысли – с сигаретой хорошо думалось. Она же выручала при общении, когда с человеком не о чём было говорить, но можно было покурить.

После того, как подруги уговорили Асю пойти работать в библиотеку, они перестали бояться за неё: и делом занята, и всё время на глазах у Лёльки. Да, Асина жизнь потихоньку начала налаживаться. Только прежняя боль взрывалась в сердце, когда Ася видела на улице мам с малышами Илюшкиного возраста.

А однажды Ася шла по улице, занятая своими мыслями, и вдруг из окна дома, мимо которого она проходила, раздался заливистый мальчишечий смех. Ася почувствовала, как отливает кровь от лица. В сердце впилась игла и так осталась. Ася прислонилась к шершавой стене. А счастливый малыш смеялся и смеялся…

– Сердце? – участливо заглянула ей в лицо незнакомая женщина и торопливо полезла в сумку: – Вот, милая, возьми. Я без нитроглицерина не хожу.

Она никому об этом не рассказывала. Как и о том случае, когда произошло что–то вроде помрачения сознания. Ася очнулась и обнаружила, что держит в руках плюшевого мишку. Она не помнила, как вошла в магазин, почему и зачем стала выбирать игрушку.

Не рассказывала Ася подругам, как мучает её вина перед Артёмом. Она кусала себе руки от осознания, какую боль причинила ему, как заставляла страдать; и от мысли, что потеряла его тоже. Илюшу отнял рок, но любимого, единственного своего мужчину, она выбросила из жизни сама. Иногда он ей снился. В снах она была так счастлива, что просыпалась. И, обнаруживая, что это только сон, кусала руки, чтобы не закричать в голос. Ночь насмехалась, дарила ей любимого по бисеру… и отбирала до одури, до смерти.

Оставшись одна, мужчин она не замечала ни через год, ни через два. Они ей были не интересны. Иногда стараниями Лёльки и Эльки в компании оказывался очередной «экспериментальный экземпляр» мужского полу, по их мнению вполне достойный внимания. Но когда потом они спрашивали мнение Аси о нём, им оставалось только переглядываться: выяснялось, что Ася не нашла в нём ни одной положительной чёрточки и выдавала короткие, но ёмкие характеристики, такие, что обзавидовалась бы любая мужененавистница.

Именно поэтому появление в Асиной жизни Евгения Дакоты вселило надежду в сердца подруг.

http://www.proza.ru/2015/10/15/711