Человеческое тепло

Иногда нам достаточно тоненькой ниточки участия, протянутой кем то от всей души, чтобы выбраться из бездны отчаянья и погребального пепла...



Своим уходом она разом захлопнула  за собой все двери, оставив его в полнейшей темноте, забрав на прощанье все краски, которыми разукрашивала долгие годы его жизнь, захватив все привычные ему звуки, вытаскивая их из него по тоненькой ниточке, с дикой болью, разрывающей все изнутри, но забыла оборвать ту единственную, главную нить, которая связывала их любящие души.
Боль уходила медленно, словно издеваясь, то подбегая, то удаляясь, на прощанье забирая с собой всю сладость жизни, все мечты и надежды, оставляя после себя лишь пугающую темноту и шлейф воспоминаний. Иногда ему казалось, что боль гораздо предпочтительнее того, что осталось после нее - пепелище всей его счастливой жизни, сжимающая со всех сторон пустота, с каждым днем оставляющая ему все меньше и меньше пространства и кислорода.
Теперь вся его жизнь заключалась в маленьком могильном холмике, оставшемся после нее, только здесь он все еще чувствовал, что жив, только здесь ему казалось, что она рядом. Проходили дни, недели, месяцы, а он отчаянно взывал к ней, не понимая да и не желая понимать, как она могла оставить его одного, как могла уйти, забрав с собой смысл всей его жизни. Три месяца в обнимку с могилой слились для него в бесконечную череду дней мольбы и воспоминаний, к полному осознанию масштабов своей потери.
Без нее все потеряло смысл, ничто больше не радовало и не удивляло, и, как только рассеялась тьма и осел пепел, а вокруг показались серые контуры нового, но такого чужого теперь мира, смерть стала его единственным желанием. Теперь он казался сам себе неким инородным телом на этой чуждой земле, заброшенным сюда  кем то свыше по нелепой ошибке и все отчаяннее искал выход из создавшегося положения. А выход ему виделся лишь один - найти ту же дверь, в которую ушла она, чтобы снова быть вместе, пусть и на том свете.
Сколько лет это длилось? Четыре года? Пять лет? С ее уходом и это стало совсем неважным, время было теперь ему лишь нежеланным попутчиком, а что то очень значимое исчезло навсегда, из за чего он перестал чувствовать вкус...вкус жизни, вкус счастья и радости, даже улыбка, казалось, навеки покинула его лицо, превратив в некую застывшую маску, по которой невозможно было ничего  определить, ни чувств, если они там и были, ни эмоций. Холод сковал каждую мышцу его тела, лишив чувствительности, но тем самым и защитив от любой возможной боли извне.
Неизвестно, сколько бы это безумство еще продолжалось, если бы в его жизнь в один прекрасный момент не ворвалось некое маленькое чудо, которое все тянуло и тянуло ему свою теплую ладошку, пока у него не появилось желание дотронуться до нее и хотя бы просто подержать в своих руках. Кем она была ему послана и за что - он так и не узнал, но в груди уже зародилось крохотное желание выбраться из своей погребальной ямы и осмотреться, разглядеть этот яркий источник тепла и проверить, так ли он горяч, как ему показалось. А оно появилось далеко не сразу! Поначалу он долго сопротивлялся своему желанию, но ее улыбающееся и светящееся пониманием личико, равно как и  протянутая ладошка, тянули его к себе как магнитом.
Человеческое тепло...это было самое обычное человеческое тепло и участие, которых ему вполне хватило, чтобы внутри что то сначала дрогнуло, сошло с места, а потом с бешеной скоростью понеслось по крови, постепенно согревая как тело, так и застывшую душу, рождая в груди новые и давно забытые старые желания.

Атир Ла Перлина