Проказница

               
   Полгода со дня потери супруги, наполненные скорбью и переживанием, для Фёдора Геннадьевича пролетели быстро. Притупилась боль от утраты. Он снова почувствовал, как среди угрюмой замшелости ежедневных однообразных будней пробился к свету бойкий родничок жизни.
   Нежданное вдовство наложило на Фёдора Геннадьевича свой отпечаток. Позабылись скоро старые привычки и прижились незаметно новые. Сами по себе удалились, как он считал прежде, лучшие, не разлей вода, друзья и знакомые. Вокруг него временно образовался вакуум, который он не спешил заполнить. То, что в сердце для нового яркого чувства нет места, он решил категорически, так как считал, вполне обоснованно, что в его годы менять привычки и привязанности, как коней на переправе, нецелесообразно.
   Появившееся в большом количестве свободное время нужно было чем-то заполнить. Решение пришло спонтанно, когда он вечером возвращался с работы. 
   Оптимально короткий путь домой пролегает возле одного из крупных городских парков.

                ***
  Маршрутка остановилась напротив большой площади перед парковыми воротами, густо усеянной людьми по случаю дня города. Ворота украшали красочные флаги и цветные воздушные шары. Издалека слышалась праздничная музыка, он лилась из укреплённых на высоких фонарных столбах крупных репродукторов.
   Увлекаемый пассажирами, Фёдор Геннадьевич вышел из душного салона маршрутки, расплатившись с кондуктором, и, не покидая праздничного фарватера весело гомонящей молодёжи, направился вместе с ними в парк.

                ***
    С того памятного дня прошло почти два месяца. Лето промелькнуло в заботах, и осень внезапно набросила на деревья платья нового фасона. От внезапной перемены свежими красками  заиграла природа.
   Фёдору Геннадьевичу полюбились вечерние по будням и дневные по выходным дням прогулки в парке.
   Излюбленным местом непроизвольно оказалась дальняя, практически заброшенная часть парка, куда с трудом долетали звуки музыки и людского шума. Где изредка на узеньких, вьющихся между деревьев тропинках можно было встретить любителей бега и адептов скандинавской ходьбы. Но эти редкие группы увлечённых хобби людей не доставляли хлопот излишней докучливостью и почти не обращали внимания на одинокого мужчину, созерцающего красоты осени в медитативной мечтательности. Осенним вихрем мелькали они среди берёз и сосен, часто за ними стлался шлейф из опавшей листвы и хвои. Смолкала мгновенно суета, и восстанавливалась естественная тишина, нарушаемая шумом ветра в кронах деревьев, встревоженным шёпотом ветвей и прерванными сплетнями кустарников боярышника и жимолости.
   Эти прогулки или как Фёдор Геннадьевич называл – моцион, отвлекали его от, нет-нет, да нахлынувших неожиданно горьких дум. В эти минуты ему становилось до неприличия, жаль себя. Он корил себя, говорил, что нельзя так легко поддаваться эмоциям, что не он один такой.
   Именно природа, её первобытная чистота настраивала струны его восприимчивой души и внутренней лиры на мажорный лад.
   Как бы то ни было, жизнь возвращалась в прежнее русло. И регулярные моционы были верным признаком выздоровления внутреннего мира.
   Фёдору Геннадьевичу доставляло неисчерпаемое удовольствие бродить по заброшенным аллейкам, тропкам, приминая стопой, плотный пружинящий слой осыпавшейся блёкло-рыжих ёлочных иголок. Он с наслаждением дышал хвойным ароматом. Иногда замирал на месте. И тогда ему казалось, что он связан невидимыми нитями с окружающей природой: звонким пением птиц, солнечным светом, сухим треском сучка под его ногой, дуновением ветра.
   Но в этот субботний день что-то вышло из строя проверенной системы координат, произошёл внутренний сбой, переместилось в другую плоскость измерения.
   Виною тому, чувствовал он, была ночь. Ночь, проведённая без сна. Измученный бессонницей, с беспокойно бьющимся в груди сердцем Фёдор Геннадьевич уснул почти под самое утро. Смятенное сознание зафиксировало цифры на электронном табло будильника – четыре тридцать.

                ***
   Головной вагон состава обрушился следом за локомотивом в брешь в земле, образовавшуюся впереди по движению.
   Ещё минуту назад Федя (он видел себя молодым, с пепельной чёлкой, небрежно зачёсанной вправо) стоял в тамбуре последнего вагона. Курил и смотрел на гибкую змею из вагонов, круто выгнувшихся по дуге на крутом повороте. Жёлто-сизый дым из трубы (в последний раз он застал паровоз в далёком детстве) вился почти над самыми крышами, разносился встречным потоком ветра и медленно таял на отдалении. А сейчас он лежал на металлической рифлёной крыше первого вагона, вжимался в неё изо всех сил спиной, что есть мочи, упирался в выступающие части руками и ногами.
   От непривычного ощущения стремительного падения в бездну под горло подкатил сухой ком, противно засосало под ложечкой, неприятно заныло в паху. Тугие струи воздуха, смесь горького дыма, земельной пыли и неопределённого запаха страха били в лицо, проникали тонкими колючими щупальцами через ноздри и плотными комьями в рот. Лёгкие работали на износ, с трудом переваривая гремучую мешанину ароматов. 
   От напряжения свело мышцы тела, затекла спина. Холод металлического покрытия крыши проник сквозь кожу затылка в мозг и сковал ледяным панцирем мысли.
   Преодолевая сопротивление ветра, Федя наклонил голову вперёд.
   Внизу, глубоко-глубоко, на самом дне разверзшейся бездны клубился серо-пепельный дым, вспыхивали яркие всполохи огня и взметались вверх огненные языки пламени.
   Состав летел вниз.
   Протяжный гудок свистка отозвался в сердце острой болью. «Что делать? – забилась в неисчерпаемом предвкушении неизбежности раскалённая мысль, из глубин подсознания выскочив на взволнованную бурлящую поверхность сознания. – Что делать?»
   Фёдор Геннадьевич чувствовал через сон, как учащённо у него спящего заколотилось сердце, как участилось дыхание, как по телу прошёл острыми когтями нервный озноб. Он закричал во сне, мотая головой из стороны в сторону, ещё крепче упираясь босыми ступнями в разогретые пламенем из бездны металлические выступы в крыше и до белизны костяшек, цепляясь скользкими пальцами за мельчайшие выемки. Фёдору Геннадьевичу было жаль себя до слёз. Но он понимал, даже во сне, что ничего изменить ему не в силах. Страз стальными путами сковал тело. «Что делать? – фонтанировала мысль одна за другой, внося неразбериху и сумятицу. – Что делать?»
   Встречный вихревой огненно-воздушный поток прижал, почти размазал по крыше вагона тело Феди. С превеликим трудом разлепив веки, он поднял глаза вверх. Беспечная лазурь небесной выси издевательски смотрела в его измученные ужасными видениями глаза. Федя разжал пальцы, согнул ноги в коленях и резко оттолкнулся. Воздушный поток, стремящийся из глубины, подхватил тело Фёдора как пёрышко и увлёк за собой. Он летел вверх, чувствуя угнетающую тягу, увлекающую вниз невообразимым призывом; он летел вверх в темнеющую синеву неба, сквозь которую просматривались мерцающие беспечные звёзды.

                ***
       
   На землю с горних высей вернул вполне земной звук: рядом кто-то неизвестный то ли стрекотал, то ли щёлкал.
   Фёдор Геннадьевич проморгался, прогоняя липкий дурман морока, и огляделся, ища источник шума. Вокруг мерно покачивались сосны, мечтательно покачивая куполами крон, насвистывал мелодии далёких стран в сухих сучьях ветер.
   «Тир-тири, тир-тири!» Снова послышалось откуда-то. Его подхватило эхо, усилило, что создало иллюзию звучания сразу отовсюду. Фёдор Геннадьевич развернулся и, только опустив глаза, увидел в двух шагах от себя сидящую на земле белку. Серое стройное тельце, рыжая головка с острой мордашкой, чёрной пуговкой носа и чёрными бисеринками глаз; передние лапки протянуты вперёд. Зверёк неподвижен. Рыжий мохнатый хвост метёт опавшую хвою.
   «Тир-тири, тир-тири!» - прочирикала белка и крутанулась вокруг оси и посмотрела на Фёдора Геннадьевича. Тот растерялся, не зная, что от него хочет белка. Лесной зверёк в два прыжка подскочил к застывшему в изумлении человеку и постучал коготками правой лапки по ботинку. «Тир-тири! Тир-тири!» Отскочил назад и снова замер серым пушистым столбиком. «Что тебе надобно?» - спросил Фёдор Геннадьевич белку словами сказочного персонажа. Белка, как ему показалась, поняла его вопрос. Снова произнесла «тир-тири!» и протянула лапку коготками вверх. Чёрные бусинки глаз с просьбой уставились на Фёдора Геннадьевича. В её взоре он прочёл негодование, как не может понять этот человек, что ей нужно. «Что же ты хочешь? – задался вопросом Фёдор Геннадьевич и потёр кончик носа указательным пальцем. – Хоть бы подсказала, что ли». Зверёк быстро преодолел расстояние до ближайшей сосны и взобрался на нижнюю ветку. Посидел немного и бросился вверх по стволу. Едва достиг вершины, как устремился вниз, огибая ствол по спирали. И так повторил несколько раз, постоянно бросая на человека быстрый взгляд чёрных бусинок глаз. Наблюдая за резвящейся белкой, Фёдор Геннадьевич сунул руку в карман пальто, где лежал раскрытый пакетик с семенами подсолнуха, купленный накануне. Взял несколько семян и разгрыз зубами. Привлечённая шумом белка остановилась на стволе головой вниз, вывернула её почти в перпендикулярное положение к телу и посмотрела на мужчину. «Тир-тири!» - прокричала она и соскочила с дерева и подбежала к Фёдору Геннадьевичу. «Тир-тири!» - и следит за действиями человека. Он машинально бросил ей оставшиеся в ладони семена. Едва они достигли земли, как она поймала одно семя и быстро с ним расправилась, разгрызя скорлупу и вынув ароматное светло-жёлтое семя. «Тир-тири!»
   Фёдор Геннадьевич рассмеялся.
   - Ах, вот чего ты от меня ждала, лесная проказница! – высыпал оставшиеся семечки из пакета на ладонь и протянул белке. – Бери!
   Зверёк без страха приблизился к человеку, взял ещё одну семечку и разгрыз её; затем белка отскочила от мужчины и начала выделывать пируэты. Она то скакала большими прыжками, извиваясь в воздухе гибким тельцем, то крутилась юлой, подымая в воздух пыль, хвою и опавшие жухлые листья, то, взобравшись на дерево, ухватилась за ветку коготками и сделала колесо, как заправский акробат; прыгала с ветки на ветку, пока таким образом не пересекла по кругу всю поляну. Фёдор Геннадьевич следил за белкой и тихо улыбался. Под конец представления, белка спрыгнула с ветки на плечо к мужчине. Осторожно приблизилась к уху, протянула мордочку и понюхала, немного пощекотала усиками кожу. Фёдор Геннадьевич лёгонько встряхнул головой. Белочка, цепляясь коготками за ткань пальто, по спине перебралась на другое плечо и повторила все действия. Фёдор Геннадьевич осторожно повернул голову и встретился взглядом с глазами белки. Белочка выпрямилась, шевельнулись смешно кисточки на ушах. Описал рыжий круг мохнатый хвост. «Спасибо, развеселила меня. Небось, тебе скучно также как и мне? – спросил он её. – Будем дружить, что ли?» В голосе Фёдора Геннадьевича проскользнули грустные нотки. Зверёк почувствовал их и тихо-тихо прочирикал: «Тир-тири».
   Внезапно позади Фёдора Геннадьевича раздался точно такой же крик.
   Острый крик полоснул слух. Белка спрыгнула с плеча и ускакала. Фёдор Геннадьевич развернулся. Невдалеке сидела белка размерами крупнее его проказницы и недовольно корчила рожицу. Его проказница приблизилась к ней и ткнулась носиком ей в нос. «Дружок твой пришёл? – спросил он белочку. – Ну, ладно! Иди!»
   Оба зверька посмотрели на мужчину и скрылись с глаз, серо-рыжими тенями мелькая в обнажённой пустоте леса.
   - Не одна, - протянул  с сожалением Фёдор Геннадьевич, проводил зверьков долгим взглядом и поймал себя на мгновенно всплывшей в памяти мысли. – Вот же старый пень!..         

                ***
 
   Ему вспомнилась позавчерашняя сценка в магазине.
   Он помог собрать апельсины, просыпавшиеся из разорванного пакета приятной наружности шатенке. Женщина мило улыбнулась ему, сверкнули васильковые глаза и что-то спросила. Да-да-да! Фёдор Геннадьевич вспомнил, как густо покраснел, словно юноша на первом свидании. Как что-то ответил невпопад и покраснел ещё больше. Его стеснительность вызвала приятную ответную реакцию. У женщины и самой лёгкий румянец украсил ланиты. Он снова что-то сказал, чем вызвал её смех, звонкий как серебряные колокольчики. Потом они вместе вышли из магазина. Он провёл её до автобусной остановки. Они о чём-то увлечённо говорили. О чём? Этот вопрос мучил его сейчас больше всего. И какое-то приятное чувство теплом разлилось в груди. Одно огорчило, не взял её телефон. Нет… нет-нет-нет… что-то всё-таки было… Она ему диктовала, а он… А он бросился в поисках чего-то рыться в карманах… даже нашёл чек… она ему протянула ручку… Да где же этот чек?.. Неужели потерял… Теря-тетеря!..
   Руки мелко дрожали, когда Фёдор Геннадьевич набирал номер на мобильном телефоне.

                ***
   Утром выпал первый снег.
                13 октября 2015г.