Свободу свободе слова!

(эссе)

1.ЗАПОВЕДНАЯ   СКАЗКА               

Внук, недавний школьник Никита Васильев, однажды поведал мне, что совершил первое в жизни путешествие, побывав в чудесном уголке российском.
И впечатлений там набрался  -  выше головы.
В свое время и я посетил лесную сказку.
У меня приключилось такое… воспоминания будоражат душу, хоть уже на исходе жизнь.
Однако прежде, чем вести повествование о былом, пусть внук скажет свое молодое слово.
Он, желаю подсказать, не раз публиковался в газете и журнале. Просьба моя не застала Никиту врасплох.
Как он собирал материал, его дело.
Вся фактура  -  на его совести.
Вот рассказ, который был предоставлен мне, он  лишь немного мною стилистически подправленный.


«Близ Серпухова, у деревни Данки, расположен Приокско-террасный заповедник, куда ездили мы всем классом. Он основан в 1945 году, его площадь  -  пятьдесят квадратных километров.
Вроде бы небольшой, да? Однако если посмотреть на местную карту, выглядит он огромным.
Гости посещают чаще всего зубрарий. Именно там живут великолепные животные  -  бизоны и зубры. Срок пребывания на земле великанам отмерян по нашим представлениям скромный.  Всего лет двадцать.
Но в этом доме о них хорошо заботятся, и некоторые самки прибавляют к сроку лет пять. Для природы таких животных  -  достижение замечательное.
Здесь я впервые узнал: лохматые гиганты подмосковного леса не любят купаться в воде. Они предпочитают мыться в песке. С удовольствием принимают песочные ванны.
Если рядом стоят зубр и бизон, заметишь сразу, что первый больше по размерам. Разница в весе взрослых одногодков солидная  -  килограммов триста. Первый способен набрать тонну и еще двести килограммов. Значит, второй? Правильно  -  девятьсот.
Между прочим, вес у новорожденных зубрят также солидный. Около 24 килограммов.
У здешних лохматых мамаш молоко очень жирное. Поэтому их детенышей не так просто выкормить. Заболеет какая  -  это самое настоящее несчастье. Ни коза, ни буренка не в состоянии поделиться с новорожденным молоком, чтобы спасти ему жизнь.
Нет, с коровьим молоком у служителей заповедника, может, и не будет проблем, но только малышу подавай
мамино  -  очень жирное, исключительно питательное. А иначе его и ноги-то не станут держать. Сами теперь понимаете, как важно, чтобы зубрихи тут были всегда здоровыми.
Так что хлопот ученым хватает, им всё время приходится быть начеку.
Могу подсказать тем, кто поедет на Оку в гости к лесным великанам: как остановитесь у вольера, главным делом поглядите на спину животного. Без чужой помощи узнаете, где возле вас бизон, где зубр.
У первого есть горб. Тянется он по всей спине аж до самого хвоста.
А у второго спина  -  вопросительным знаком изогута. Лежачим таким, однако вполне узнаваемым.
В здешнем заповеднике великаны гуляют в больших вольерах. Которые так далеко тянутся, что не видно конца заборам. Поэтому вот так, просто-напросто, ходить по лесу нет смысла. Служители заповедника подскажут, где лучше встать, чтобы оказаться к животным поближе и получше их рассмотреть.
Кстати, знаете, чем питаются гиганты в своих загородках?
Чаще всего  -  морковью и картошкой. Заедают овощи молоденькими, больше похожими на кустики, деревцами.
Бизоны, правда, предпочитают траву. Для них приходится заготавливать много сена.
Теперь видите  -  много дел у подмосковных ученых, что живут и работают на Оке с редкими животными.
А ведь я рассказал не обо всех заботах. Да и не смогу перечислить всего того, чем в заповеднике заняты. Хочется только заметить: ребята узнали много полезного, и не зря они ехали сюда из Москвы на автобусе.
Сама по себе дорога очень интересная. Березовые рощи, сосновые боры, зеленые луга.
Когда приехали в заповедник, поразились  -  здесь удивительных растений сверх меры! На каком-нибудь квадратном метре столько всего произрастает!
Потом нам объяснили: это не случайно. Всяческой зелени позволено тут беспрепятственно расти. Хозяйственные рубки в зарослях запрещены. Ходить где хочешь не рекомендуется. Полная свобода растениям развиваться нормально и плодоносить.
Называется всё коротко, двумя словами  -  сохранением генофонда.
Известно, что Венерин башмачок  растет в российских лесах лучше всего на склонах оврагов. А тут он есть? Нам сказали: можно и его заметить. Здесь есть и склоны, и башмачки.
Повезет увидеть цветение  - поймешь, почему вспомнили Венеру, когда одной из наших орхидей дали такое название. Очень красивы крупные желтые цветы. Среди нижних лепестков приметишь сразу один. Необыкновенный. Его еще называют губой. Он тем отличается от других, что наглядно вздут.
Так можно было бы надуть… к примеру, детский шарик. Или резиновую камеру велосипеда. Напоминает лепесток именно женскую туфельку. Изящную туфельку, а не что-нибудь иное.
Не знали мы раньше, что семечко этого удивительного растения прорастает  лишь при заражении грибом.
Появится росток, и  -  что же? А то: первые три года он живет исключительно за счет гриба. Здорово, да? Неплохо устроился, но все-таки жизнь такая ему не в сахар. Зацветает растение лишь на пятнадцатый год.
Ока  -  река длинная. До причудливости извилистая, и тут насчитаешь множество поселений по берегам.
Однако же хватает места не только городам, большим и малым. За каждым речным поворотом  -  теплый плес. В прибрежных березняках и сосняках таятся лесные озера.
Воды в этом краю, как говорится, в избытке. И с середины июля до холодных сентябрьских туманов красуются в обширных заводях кувшинки.
Они словно из белого мрамора изваянные. Будто искусным мастером, Данилой-резчиком, представленные всем нам для восхищения. Водолюбивые цветы  -  местная достопримечательность. Южного Подмосковья краса и гордость.
В заповеднике белоснежным кувшинкам, ясное дело, полное раздолье. Цветы у растения крупные на диво и взгляд привлекают так, что поневоле ахнешь.
На поверхность воды выбрасываются они как-то очень неожиданно и на довольно короткое время. Надо им хорошенько постараться, чтобы опыление прошло в срок. Может быть, именно поэтому они и большие такие, и приметно красивые.
Думается всё же,  одного их старания маловато  -  с каждым годом, отмечают ученые, становится растений всё меньше и меньше.
Помогать необходимо семейству кувшинковых. Чтоб не покинуло оно тихие прибрежные водоемы, не вымерло.
Вот заповедник и помогает. А то ведь Ока загрязняется промышленными предприятиями всё сильней год от года.
Ненужные химикаты появляются даже в укромных лесных озерах. То ли по воздуху они переносятся вместе с пылью, то ли гуляют по огромной речной пойме, используя подземные водные сообщения.
Кроме того, тут повсюду хватает любителей беспощадно рвать чудесные белые цветы. Можно встретить даже рьяных заготовителей.
Да, да! Некоторые умельцы приспособились делать солидные заготовки для использования редкого водного растения в парфюмерии.
Так что работникам заповедника только поворачивайся, чтобы сохранить, сберечь для будущих годов замечательную флору Южного Подмосковья. Без них давно бы обнищали зеленые приокские террасы.
Если удастся вам, постарайтесь посетить здешние места весной. Тут в мае на сосновые и березовые поляны высыпают золотые цветы европейской купальницы.
Тому, кто не знает, что за диво такое, скажу: это  -  невысокий зеленокудрый многолетник. Стебель у него длиной около полуметра. И довольно крепкий, прямой. А в завершении его один увидите вы, всего один цветок. Крупный. Похожий на солнечный шар.
Цветок, если дотронешься до него, жестковато-упругий, а шарообразный он по той простой причине, что лепестки исключительно плотно прилегают один к другому.
Словно в строгой тайне держат они середку золотого шара  -  тычинки и пестики.
Скандинавы  -  они обожают истории  о всяких троллях  -  считают купальницу цветком сказочных духов. Кстати, ее охраняют почти во всех странах Западной Европы. У нас о ней заботятся не только в Приокско-террасном заповеднике.
И правильно делают. Отменно  красивы эти огненные шары. А как рано купальницы зацветают, как спешат порадовать наш взгляд.
Мне, да и многим другим, они очень нравятся. Лишь снег сошел, а  -  пожалуйста!  -  растения уже солнечно полыхают. Жаль, что в наших средних широтах встреча с ними для путешествующих любителей природы скорее необычна, чем привычна.
Я уже говорил: в заповеднике стараются, чтобы всяческая зелень пребывала в естественных условиях. Здесь никто не боится ни замшелых поваленных деревьев, ни колючего сушняка. Свобода зеленокудрому боровому народу! Наши ребята и не ждали, что им покажут ухоженный городской парк.
У естественного леса должна быть своя прелесть. Ее надо ощутить, понять, и тогда скромный сосновый бор  -  настоящий! не выглаженный!  -  каждому явится чудом природы».


Внук Никита собрал факты и рассказал -  как смог - о летнем  облике заповедного места.
Впечатления у него соответствующе-облиственные, такие, когда шум леса и синь неба сопрягаются в зеленую лесную сказку.
А я помню этот чудесный уголок иным  -  заснеженным и морозно трескучим.
Однако же не менее прекрасным: способным разбередить душу путнику, знай себе измеряющему длинные сугробные километры
               
*      *      *

-  Ну что? Кончилась осень-то?  -  вопрошает на добрую сотню голосов воронья стая, сидя на облетевших рябинах.
И сама себе оглушительно отвечает:
-  Кончилась! Крышка ей! Крышка! Ур-ра!
Много праздничного гвалта среди рубиновых гроздьев, налитых морозной сладковатой горечью.
То - гам несерьезного вороньего молодняка, впервые увидевшего, как декабрь позволяет снегам ровнять приокские овраги.
И, пока серые горластые гости ведут разговоры в деревенских огородах, я лопатой чищу себе потихоньку тропу от крыльца к калитке.
Глубоки молочно-белые заструги, и мне, уставшему, приходится время от времени отдыхать, опираясь на отполированный березовый черенок.
В этом есть свое удовольствие  -  стоять не напрягаясь, поглядывать из-под меховой шапки на сизые столбы печных дымов, вспоминать, как уходила трава под первый снег.
Сильных морозов тогда еще не было, и она уходила не поникшая  -  гордая, с острыми бирюзовыми пиками. 
Вызывающе торчали крепкие стебельки над сверкающей лилейно-белой гладью, а горластые первогодки с любопытством хватали их железными крючками-клювами.
Поля, что окружали Приокско-террасный заповедник  «принакрылись снегом, словно серебром».
В окрестных селах гадали: надолго укутались озимые в пуховый плат, сотканный из нежных серебряных снежинок?
Были ведуны, уверявшие, что первая пороша истает бесследно.
Она лесными ручейками скатится в черные озера и стылые притоки потемневшей Оки.
Поверив  -  они видали виды, досконально спознали народные приметы,  -  я спрашивал: как догадаться о таковском непременном таянии?
Смех звучал искренний.
Он был с нотками довольства, которые говорили об особом единении с природой, о ведении тех тайн, что хранила широкая окская пойма.
-  Не надо и догадываться! Зазимки трех дней не стоят.
И ведь правда: не раз еще пороша сходила покорными ручьями в овраги.
Лишь недавно установился прочный метровый покров. Такой, чтоб пролег надежный санный путь от села к селу.
Расчистив себе тропку, вышел я на улицу, по которой вдосталь погуляли сугробно-матовые волны.
А вот уже и  -  ветреная окраина, все избы теперь за спиной, не мешает остановиться.
Стою и слушаю, о чём щумит подступающий к огородам лес, про что гудит дорога, выбегающая из-за холма.
Поскрипывают полозья, прорезая наст.
Упитанная лошадь тянет ровно и сильно: не глядит по сторонам досуже, минует меня ходко, широким шагом.
Возчик, обратив внимание на зрителя в  полушубке и высокой  -  набекрень  -  шапке, вдруг возгордился, покрепче ухватился за кнутик: а не добавить ли тебе, коняшка, толечку бодрости?
Она взмахнула длинным хвостом, поглядела на приближающиеся деревья сосновой гривы. Что за вопрос,  сей момент там будем!
Пусть впереди более укатанная дорога и там полным-полно грузовых машин, в также тракторов-тарахтелок. Не помешают они санному поезду.
Вовремя будут доставлены в закрома элеватора остатки осеннего урожая.
Ой, сейчас и я загоржусь  -  пройдусь сколько осилю вперед, вслед за санями! Посмотрю, каково сегодня в светлых мельхиоровых полях.
Иду себе, неторопко пошагиваю. 
Тетерева на опушке леса ныряют в сугробы, завидев меня.
А это кто поодаль показывается из-за дерева?
Вот так штука, никак остроухий лис украдкой поглядывает на уходящий санный поезд!
Небось, к тетеревам торопится.
Сверху  -  на большую дорогу с ее быстрыми автомобилями, на бодрых лошадей и веселых возчиков, на березовый колок и остроухого лиса  -  задумчиво глядит холодное декабрьское солнце, подернутое реющей снежной пылью.
И хотя оно слабо греет, на душе все равно тепло.
Оттого-то хорошо, в полную грудь, дышится в просторном поле, которое вдоль и поперек просвистано ветром.
Послушал я, как гудят тупоносые  -  то синие, то зеленые  -  грузовики, обгоняя лошадей.
Постоял, послушал и направил ноги назад, к дому.
Не знал еще, что путь мой протянется подале, чем здешняя окраина с ее серовато-черными, а то и белесо-сизыми печными дымами: подале, чем сегодняшняя теплая изба, где я очистил от снега крылечко.
О чём речь веду?
О том как раз, что  на следующий день обозначились вдруг дела.
Надобно споро шагать в другую деревню.
Она располагалась неблизко.
Хотя, если идти необходно  -  а через Приокский заповедник,  -  то не так, чтобы очень и далеко.
Двину, пожалуй, напрямик.
Или что, нам по сугробной целине шагать привыкать?!  Ничуть не бывало!
Пеший ход имеет то преимущество, что не требует особых для себя удобств  -  гладкого асфальта, выравненного тяжелым катком, и прочных бетонных плит, уложенных передвижным краном.
Даже о тележной колее не наблюдается никакой досужей мечты.
А потому пешеходство позволяет путешественнику торить тропку хоть куда.
Надо тебе покорить густой лес и волнистые поляны, испещренные заячьими петлями,  -  пожалуйста, старайся. Знай переставляй ноги.
Минут двадцать мне хорошо, задорно шагалось.
Не пугали бодрого ходока шесть километров белых чащоб.
Только в понижениях снегу намело в рост человека, а если держаться более-менее открытого пространства, то не утонешь. 
Ведь в течение недели ветер усердно сдувал излишки рыхлого покрова.
К тому же я надеялся, что на полянах снег слежался и наст достаточно крепкий.
Мороз стоял отменный.
Из тех, что прозываются ядреными.
Замерли, боясь пошевелиться, молоденькие елочки.
Их колючие ветви были оторочены мягкими ватными опушками  -  дед Мороз не поскупился на украшения.
Он был хозяином и творил что хотел: понавесил гирлянд на поникшие березы, понастроил сказочных теремов в можжевеловых кустах.
Развлекаясь, он потрескивал в глубине леса и постреливал, пугая зайчишек.
Он нагнал на них такого страху, что один русачок порскнул мимо шагающего меня  -  хоть хватай косого за уши.
Поначалу я шел, не страшась скрытых колдобин.
То и дело окунался по грудь в белокипенные волны, поднятые недавним бураном да так и закоченевшие на сильном холоде.
Скоро я начерпал полные голенища.
Умаялся лазать по сугробам.
Что и говорить, занятие не из легких!
Решил поуменьшить прыть, сбавил ход.
Потом и вовсе остановился, сел на пень, смахнув с него снежную шапку.
Та легко поддалась, тотчас рассыпалась в серебристый прах. Отдыхаю, блаженствую.
Дед Мороз тут как тут: подкрался со спины, забрался под овчинный полушубок и давай меня пощипывать.
Я выгнулся дугой, постучал себя по спине, по бокам, затем стряхнул с воротника иней.
Невзначай дотронулся до собственного затылка и поразился  -  волосы за какие-то пять минут, что сидел на пеньке, покрылись ледяной коркой.
Ай, да шутник дед Мороз!
Никак он гонит меня в путь-дорожку?! 
Ну, раз не велит хозяин засиживаться в гостях, пойду потихоньку дальше.
Деда Мороза, что разгуливал по декабрьским заповедным полянам, я запомнил навсегда. 
А всё-таки о своем путешествии не жалею.
Вдоволь насмотрелся сказочных теремов.
Сумел досыта налюбовался дивно украшенными елочками.
От души порадовался, глядючи на бесконечные праздничные гирлянды, развешенные по березам.
Какое приключение выпало мне, счастливчику пешему!
Разве забудешь сказку зимнего заповедника?
Ближе к ночи, прогрев косточки животворным печным духом и выпив не один стакан горячего чая, вспомнил: путешественники тоже люди и могут прилечь, поспать.
Однако усталось моя оказалась особого свойства.
Лежать нисколько не хотелось, все жилочки трепетали и требовали отнюдь не смирного покоя, а  -  движения, движения.
Походил я по избе, потоптался возле хозяйской печки, обмазанной кирпичного цвета глиной.
Покрутился возле квадратного стола, накрытого потертой клеенкой.
Чувствую: сна  -  хоть что делай!  -  ни в одном глазу.
Душа рвется на волю, и надобно мне выйти немедленно из дому. Неплохо будет глотнуть свежего морозного воздуха.
И вот дышу себе, прислонившись к почерневшим от времени огородным балясинам.
Надо мной, рядом, повсюду  -  шептанье, шуршанье какое-то.
То ли это шорох крыльев, исходящий от невидимо пролетавших птиц.
То ли говорок осыпающегося  -  и скользящего по веткам сада  -  инея.
А может, это ветер, примчавшись из оврагов окских, пошумливает между изб?
Надо признаться, нет ничего приятнее, чем в зимний сумрак выйти из дому и походить по свежевыпавшему снегу, слушая мягкое и податливое похрустыванье пороши.
Первозданная чистота, белизна сотканного из снежинок ковра тем ярче, чем сильнее бьет электрический свет из близких окон.
Мороз ослаб, он отпел уже дневную трескучую песню, что довелось мне слушать в соснах заповедных не так давно.
Теперь ему не остается ничего иного, как, смягчившись, пощипывать щеки бодрствующему народу.
Хороша погодка! 
И снежок декабрьский на вид куда как приятен!
Но, пожалуй, именно тот, который я видел за день до своего путешествия, больше всего по душе ходоку, ногами своими год за годом измеряющему дороги российские.
Кое-кто возьмет и спросит: что же такого примечательно удивительного наблюдал я накануне?
Помнится, снег с неба летел величаво.
Вкруг торжественные стояли деревья.
Слипшиеся хлопья висели комьями ваты на угольно-черных ветках.
Толстая теплая шуба легла на озимое поле, надежно укрыв пшеничные ростки до весеннего пробуждения.
Отчего взялись эти угластые, неравнобокие и очень большие хлопья?
Оттого, что влажный воздух с Атлантики встретился на российских просторах с холодным воздухом, спустившимся с высоких широт.
Если б северный воздух преобладал в этом вихревом смешении, то снег был бы иной.
Не иначе таковский  -  мелкий, пылевидный.
Не хлопья сыпались бы сверху, а крошечные блестки, ледяные искры.
И не закрывали бы небесный окоём белесые тучи, неизвестно откуда взявшиеся вдруг среди ясного дня.
Когда насыщенный морскими испарениями теплый воздушный поток с запада оказывается посильнее струйки из морозного Заполярья, что выпадает на крыши домов в подарок?
Уже не блестки.
И даже не хлопья  -  ледяная крупа с дождем пополам.
Потому и  любим всеми добротворно мягкий снег, что лыжнику он  -  надежда в соревновании, путнику  -  вера в счастливый конец путешествия.
Если взять школьников, им  -  игра в снежки. 
А уж начинающим скульпторам детсадовского возраста как правило  -  Снеговик с морковным носом.
В народе говорят: не тот снег, что метет, а тот, который с неба идет.
Для подобного разговора есть весомая причина.
С неба идет  -  это ведь что?
Он, этот снег, влаги на поля добавляет.
С нею урожаю подспорье.
Метель же не всегда землепашцам во благо.
Покров, сметаемый ветром с полей, буранной тучей проносится над селами, огородами, пахотными угодьями и оседает в лесных буераках.
Сей снежок, ветрено обильный,  для хлебороба пропащий.
Так пусть порадует нас зима широким, обязательным мягким белым пуховым покровом и легкой небесной метелицой.
Я стоял и слушал, как где-то вдали, за деревенской околицей, нарастал железный гром.
Пришла догадка  -  дорога поблизости, не иначе.
По ней жмёт колонна грузовиков со всей своей моторной скоростью.
Везет мне однако на дороги!
Только что с одной ушел -  с той, где санные поезда ходили на элеватор.
А уже прибился ко второй.
Куда она ведет, не знаю.
Но если кто ведает, то человек поопытнее меня касательно способных путей.
И кто же именно?
Ну, к примеру, ходок:  тех трасс ходок, что протянулись на многие толково долгие километры.
Эй, шофер - путешественник многоопытный, хозяин стального коня!
Как сегодня жизнь: она похожа на историю, которую мне рассказывает зимняя ночь окских просторов?

*      *      *

Был Анатолий человеком веселым, а то, что ездил Тоха  -  так прозывался друзьями  -  на грузовой машине иногда сутками напролет, так это само собой разумелось у шоферов.
Дороги ему доставались все больше проселочные. С ямами, с лужами.  Ухабистые, одним словом. Однако он надеялся: поможет в трудную минуту сосед по кабине, чучелок.
Заковыристый талисман, меховой этот чертик, был себе на уме. Он, может, предпочитал, чтобы прозываться поинтересней. И  выглядеть в глазах случайно прибившегося пассажира поприличней.
Чучело, оно завсегда в огороде трудится. Но он-то, чучелок Тохин, обретается как-никак при водительской кабине. Работа у него зрячая, вполне солидная.
Чучелок считал: право непреложное имел на собственную долю неприкрытого уважения.
Быть сверх Тохиной меры приличным мешало одно: талисманы, они где в привычности? В австралийской пустыне. У племен, которые всё больше пешком ходят. Там не мешает крепко поберечься от песчаных бурь. А меховушка оберегает Тоху и грузовик.
Какие в кабине племенные талисманы? Ладно еще, шофер зовет тебя иногда меховушкой. Не очень-то ласково звучит, и всё же оно приятней, чем какой-то непонятный талисман. Или не шибко солидный чучелок.
Здесь, на разбитых проселках, в громыхающей грузовой машине с деревянными бортами, под носом у веселого Тохи, место именно меховому чертику с медными копытцами.
Так что держись, чучелок! У тебя ведь хвост мормышкой. Совсем нет живота и  ноги тонкие  -  из красноватой блестящей проволоки. Не стучать тебе копытцами по асфальту, и ты не похож на басовитого начальника с толстыми ногами, круглым животом.
Всё верно, но если считаешь себя в шоферской братии своим парнем, дозволяется тебе важничать. Помалкивать, когда машину трясет на каменистых буграх. Подпрыгивать на прочной резинке и стучать медными копытцами по ветровому стеклу.
Значит, старался меховушка?
Что случалось, то случалось. Важничал.
Правда, происходило это до той поры, пока Тоха не соскучился по дорожному разговору. Однажды он взял и сказал чертику:
-  Болтун ты, парень. Просто-таки до неприличия.
Чучелок  -  машина как раз въехала в глубокую промоину  -  дернулся. Развернулся и медными копытцами впечатался в крышу кабины.
-  Как бы не так. Я молчу, как полагается. А некоторые знай себе лихачат на проселках. Ездят, не уважая колдобин. Так гоняют, что из тебя всю душу вытряхивает.
Тоха подумал, посоображал упрямо, сдвинул брови:
- Ты болтун. И болтаешься на резинке, словно заводной. Тут никакой ошибки быть не может.
Меховушка в свою очередь поразмышлял и догадался: длинная дорога на сей раз выпала насмешнику Тохе. Поэтому в кабине стала командовать скука. Откровенно, громко, вовсе не по чину.
Тогда дернул чертик тонкой ножкой. Покачался на резинке и согласился:
-  Раз уж болтаюсь, то правда твоя, шофер.
-  Ну вот, нынче правильно высказываешься. А душу твою не я трясу. Колдобины, будь им неладно. Что касаемо водителя, ему предназначено быстренько доставить бочку с соляркой сельским механизаторам. Согласно путевому листу. Поэтому желательно ему всяких болтунов укоротить.
-  А ты, а ты,  -  не стерпел досужей насмешки чучелок,  -  ты просто начальник автобазы в валенках. С толстыми-толстыми ногами.
-  Попрошу не выражаться.
Тоха гнал машину по ухабам. Время поджимало. Надо было обернуться засветло.
Чертик, ясное дело, болтался перед ветровым стеклом. Может быть, даже сильнее дергался, чем прежде. Однако стойко молчал. Этого насмешника Тоху разве переговоришь?!
Обиделся чучелок?
Не без того. Важничал так долго, что шофер думать забыл, какие веселые разговоры можно разговаривать в долгой дороге.
Шли чередой просмоленные телеграфные столбы. Когда возвращался водитель домой по шоссейке, знаки всякие помигивали отраженным светом  -  насчет того, как проехать способней. Но уж больше чучелок с тех пор не откликался на Тохины улыбочки. Никогда.
Порой водителю буксовать приходилось в какой-нибудь глинистой промоине. Он заводит, заводит разговор с меховушкой, но тот помалкивает себе усердно.
Чертик, правда, не отказывался дергаться, подпрыгивать на резинке.
Он продолжал исправно подкидывать медные копытца. При этом строго посматривал на шофера, вперед и по сторонам. Поглядывал, куда хотел, и не откликался на речи веселого Тохи.
Если случались на проселке ухабы покруче и рытвины поглубже, он плясал. Со всей наивозможной молчаливой серьезностью.
И такие меховушка выкидывал коленца, выделывал кренделя! Когда у шофера от сильной тряски испортится настроение, взглянет он на плясуна, отчаянно усердного и вконец неразговорчивого, рассмеется и скажет:
-  Что, лохматый? Выкаблучиваешь? Ну, пляши, пляши, рессора тебя забери.
Того упрашивать нет надобности. Резина-то упругая, и на каждый встречный камень или бугорок у чертика, как было заведено издавна,  -  резвый прыжок.
Иной раз копытца взлетают выше черных бусинок-глаз и хохолка на голове.
В цирке чучелкин крендель назвали бы каким-нибудь сильно приличным словом. Сальто-мортале, например. Но коли грузовик Тохин вам не Италия, то и меховушка не клоун заморский, а непременный водительский чертик.
Случилось по весне  -  целый день мотался шофер по отдаленным деревням. Потом еще одни сутки прихватил: сев начался, и каждому хозяйству вынь да положь транспорт.
То бочки с соляркой подкинь, то  -  семена.
Если удобрений, оказалось, не хватает, то что следовало подбросить? Подвези скорее то, чем способнее удобрять поля, ждущие сей момент агрономической заботы.
Идут грузы на железнодорожную станцию. Состав подкатывает за составом, и гудки оповещают округу: прохлаждаться нынче недосуг. Тоха прилежно ездил на автомобиле, со станции  -  в одну деревню, потом  -  в другую, а там  -  в третью.
Он рулил день-деньской, старался исправно. От зари до зари.
Однако же на станции громкие гудки не прекращались. Тепловозы неумолчно требовали, чтобы составы разгружались быстрей и вагоны уходили за новыми грузами.
Автомобилям  -  знай поторапливайся!
Известно, дороги за городом не сахар. Не к каждому селу протянуто асфальтовое шоссе. По такой поре легче легкого  -  устать до невозможности даже опытному шоферу. И тут стали у Тохи слипаться глаза.
Между тем чучелок так напрыгался, что резинка оборвалась, рессора ее приголубь! Меховушка на ухабистые проселки не жаловался, поскольку свой парень, а вот поди ж ты  -  и он утомился!
Водитель положил его на сиденье, обитое коричневой кожей: отдыхай, лохмушка, пока что. Как приедем домой, так приделаю тебе новую резинку.
Трет Тоха глаза, раз уж им слипаться не дозволено. Вздыхает, по-доброму глядит на притихшего чертика. Не обессудь, нет запасной резинки.
Где ее здесь взять, посреди поля?
Одни грачи летают над пашней. У них просить бесполезно. Червячком еще могут поделиться, а чем другим  -  лучше и  не гоняйся за ними.
«Если мне теперь не соснуть полчасика,  -  подумал,  -  то лишь до первого телеграфного столба доеду. Врежусь. Как пить дать. А какой мне смысл врезаться? Отдохнуть малость не мешает, в этом и есть самый нужный смысл.»
У края поля был пруд. Возле низкого берега росли толстые камыши. Еще с прошлого августа стояли  тростинки  -  поматывали космами белых бород.
Когда грузовик подъехал поближе, взлетела всполошено стая диких уток.
Со свистом рассекая прохладный воздух короткими крыльями, камышницы унеслись прочь, рессора их поймай!
Опустил Тоха голову на руль, закрыл глаза.
Спать и только спать. Отдохнуть полчаса, потом снова ехать, ехать. Идет сев, ждут деревни солярку для тракторов. Нужны им семена и удобрения для полей.
Шофер не подведет, он доставит точно по назначению всё, что требуется. Но ему надо покимарить немного. Простите его. Закрыв глаза, Тоха словно провалился в зеленый деревянный кузов своего автомобиля.
Случилось то  -  неизвестно что: может, и не кузов ему попался, а  глубокий черный ящик.
Во всяком случае, ни звука не доносилось оттуда, и шофер подумал:
«Недавно я починил зеленые борта своего автомобиля, и вот откуда-то появился черный ящик. Какое безобразие! Я этого дела так не оставлю.»
Затем очень крепко заснул и уже больше ни о чём не размышлял.
Почивал бы он в кабине, возле пруда, у грачей на виду, неизвестно сколько. До никому не ведомой поры. Однако через полчаса закричали у него над ухом:
-  Стой! А то мимо проедем!
“Куда это наладился мой грузовик?  - стал медленно соображать Тоха.  -  Я себе сплю без задних ног. Тем временем мы куда-то преспокойно едем. Что еще за новости? Непорядок! Сейчас врежемся в телеграфный столб или свалимся в пруд!”
Он мотнул головой, открыл глаза.
Донеслось до проснувшегося водителя тихое кряканье  -  стайка уток вернулась, села на воду, кушает плавающую ряску. Машина давно уже не фырчит, не дергается, чего птицам бояться?
Тоха продолжает себе рассуждать:
«Значит, грузовик стоит на месте. Вокруг всё вполне благополучно. Зеленый кузов не превращался в некрасивый черный ящик. Уткам нынче сплошное удовольствие, а не жизнь. Ишь, какие! Что если б я превратился в рыжего лиса? Да подкрался  к вам? Тогда бы покрякали шибче, рессора вас напугай!»
Развеселился он, и стало ему так хорошо, что словами не передать.
-  Доброе утречко!  -  сказал неизвестно кому.
Автомобиль снова понесся по дороге.
Шофер лихо крутит рулем. Вернулись к нему сила и бодрость. Теперь он готов еще хоть целые сутки ездить на грузовике с высокими деревянными бортами, развозить по деревням бочки с соляркой. А также  -  семена и удобрения.
Чучелок сидел на кожаном сиденье, глядел на Тоху круглыми бусинками. А то, что они весело блестели, так была причина для таковского задорного кренделя:
«Не понял ты, весельчак Тоха, кто тебя разбудил. Ну, и ладно. Лишь бы дело наше с тобой, дело общее спорилось во все времена.»
               
*      *      

Ну вот, побывали вы на Оке, в лесах заповедных.
Прознали мысли автора и внука его.
Небось, в соединенных усилиях рассказчиков приметили особую тягу русских людей к деланью дела общими усилиями.
Увидели  вы не что иное  -  стремление к единению, и оно издревле вело разробленные княжества в одно государство, сельских пахарей -  в общинное землевладение, а затем уже угнетенные народности российской империи  -  в правовое, экономическое, культурное равноправие социалистической страны.
Думается, и в нынешнем федеративном существовании, когда идет непотребное одичанье людей,  не исчерпали мы всех благ взаимовыгодных общих дел.
История, которую поведали вам дед и внук не настолько необыкновенная, чтобы считать ее выдумкой.
Она и метод ее изложения  -  хотелось бы надеяться  -  не пройдут мимо вашего пристального внимания.
Насколько многозначительны усилия повествователей, судить читателям.
Но всё же нелишне будет подсказать: сей эмоциональный рассказ  -  с моей стороны  -  имеет отношение к доброму волшебству русской земли.
Волшебство сие живет в веках, и мы, потомки русичей,  -  что бы ни происходило!  -  всё равно остаемся во власти его очарования.
Это южное окраинное  местечко Подмосковья не может не затронуть воображения, и потому назвал автор сию двусторонную историю заповедной сказкой.
Доброе волшебство… есть ли другое?


2. БИТВА С НАРОДОМ

Мои воспоминания…
Нелишне  -  представляется мне  -  высказать более подробные соображения теперь.


По всей бесцельной стране бурливый праздник   -   весна
демократии.
Кое-кто суемудро уверяет, что на дворе уже полноценно жаркое лето.
Оно такое щедрое, разрешительно неуемное: знай греби лопатой сладости жизни, блага чистой цивилизации.
Бесталанность ли наших литераторов тому причиной
или что другое, но также талдычат наперебой  -  как хорошо! у нас нынче свобода слова!
Прям-таки слово может быть само по себе, у человека
не в узде  -  не под присмотром его просвещения, каждодневного его разумения, хоть своекорыстно хитрого, а хоть и любвеобильного в многообразности.
Толкуют беспошлинную обманную лабуду.
Как будто есть у политических намерений всевозможные средства достижения цели, но слово уж никак не относится к арсеналу вожделеющих бойцов.
Договорилиссь до того, что именно  -  и только лишь! -
-  социалистические идеи и советское государство непременные враги творческому отображению жизни.
Выходит, российская нынешняя демократия  -  конфетка, вершинное осуществление мечтаний художнического толка.
Утверждают ныне: даже царизм был много лучше советских времен.
Кое-кто готов утверждать: императорская власть позволяла тому же Пушкину публиковать вольнолюбивую лирику и нелицеприятно высказываться  о разнокалиберных вождях монархии.
Однако лукавят средства массовой информации, литературные журналы, вернисажи, монументальная пропаганда.
Идет, идет оно  -  бесстыжее затыкание ртов.
Никуда не пропало умение политики приводить в движение рычаги.
Неужели напрочь неизвестны инструменты?
Те самые, которыми пошевеливают и направляют, созидают и разрушают российское в веках бессчастное общество?
Обо всех рычагах  -  ржаво рычащих и смазанно бесшумных  -  вести речь не ринусь.
Поскольку сам из цеха литераторов, позвольте молвить
слово о волшебстве русской земли.
Имею большое желание рассказать о «добром» царе-батюшке.
И заодно высказаться предстоит о великом, зело многомудром товарище, о верном кремлевском друге писателя Шолохова.
Иудины дела  -  грустная тема для разговора.
И всё-таки…
Аутодафе, иезуитское сожжение, началось для Пушкина после того, как царь…
Нет, но до чего же гадостная история!
Простите, если станет она вам не в радость.
Завариваю кашу и думаю: самодержец как приступал к делу?
Небось, так себе полагал:
«Что, знаменитый брат Пушкин? Наслышан я, будто почитаешь природу и любишь осень года. Вот по сентябрю и почну с тобой разговаривать разговоры. Именно что по-русски, по-простому, по-народному. Точно так, как любишь. И будет смеяться тот, кто смеется последним».
Конечно, стихотворец наш был не равнодушен к природе.
Почитая свою героиню, свою милую Татьяну  -  помните?  -  он говорил:
«Татьяна русскою душою, сама не зная почему, с ее холодною красою любила русскую зиму».
Да, скоро придут вьюги, повалит снег.
А сейчас как раз сентябрь 1826 года.
В сопровождении фельдъегеря Александр Сергеевич прибыл из ссылки.
Как сообщают кое-какие источники, он сразу был представлен российскому   императору  -  несравненному самодержцу, тому повелителю чинов, состояний, наград, что имел свободу самовластья.
Однако нет нужды верить: поэт спасовал перед той ослепительно сияющей вершиной общества, которая была превыше всего сущего.
Он высказывался довольно смело, и великолепный самодержец…
Началось аутодафе.
Николай 1 сказал еще не последнее в этой связи, но уже первое слово.
Оно оказалось весьма примечательным.
Царь  -  было объявлено  -  станет личным цензором
вольнолюбивого, исключительно искреннего в своих чувствах человека, сделавшего литературу своей профессией.
Обозначилась первая метка на пути «умнеющего» в государстве россиянина  -  вершителя поэтических дум, парнасского героя, которого приняла страна из рук тихой няни Арины Родионовны. Была она женщиной простой, не шибко грамотной.
Уж что есть  -  то есть: никогда не воевала за свободу слова.
Не было такого, чтоб себе  -  орать во всё горло, невозбранно, а другому  -  закройся, падла!
И  ведь по причине простонародного происхождения не могла не знать характерных, присущих нам  -  в особенности  пошло публичным демократам Путина -  выражений.
Экивок в сторону сегодняшних хозяев, мнится мне, вовсе не лишний.
У Хозяина и хозяйчиков, как говорится, выше головы  сквернословной приблатненности.
Однако не стоит отвлекаться автору очерка.
И тем более, что история продолжалась, и предшественник всех  этих «своих в доску героев», самодержец Николай 1, ни в коем случае не собирался увиливать от задуманного.
Вскоре последовала вторая метка.
Она себя не позволила долго ждать: царь был поражен величием духа русского поэта.
Он ведь предстал при аудиенции не просто вам творцом вольных слов.
Нисколько не случайно оказался правды и свободы самодержцем, позволившим себе сказать жестокому Государю: я был бы вместе со своими друзьями, восставшими против Тебя.
На следующий день вот что произошло.
После памятной - вышло, что для всей страны – встречи царь сказал одному из своих лизоблюдов: вчера я разговаривал с умнеющим человеком России.
Фраза жутчайшая.
Да только не враз россиян вразумляющая.
Что ж, давайте хоть сейчас, при нынешних умниках-демократах, пораскинем мозгами.
В конце концов Хозяева «опускают» русапетов классно, можно и задуматься над вопросами исторической преемственности.
Баить нечего: верноподданный господинчик был повергнут в изумление.
О чём говорит царь?
Кто был этот умник?
Разве не император всегда самый-самый?
Те, кто обитают вблизи монархов, имеют привычку соображать хорошо.
Да только нацелены превыше всего чтить личную выгоду.
Дела иного рода интересуют их в меньшей степени.
Поэтому господинчик, как и все прочие, всю глубину
многозначности не оценил, не промерил до дна мудрость
самодержавия.
Фраза действительно многозначительная.
Чтобы понять ее сокрытый смысл, надо быть творцом ИСТОРИИ.
Царь именно что усмехался.
Подите, приближенные, догадайтесь, о чём речь. Лизоблюдам такое не под силу.
Да и не нужно им всего знать.
Что крылось в словах Николая 1?
Кое-кто из нынешних россиян постарается по распорядку высокой политики заткнуть мне рот.
Прославлять свободу слова можно, однако лучше русапетам помалкивать.
Эти дураки еще тут начнут, при демократии, думать.
Зашибайте деньгу, и все дела!
Нечего распространяться о тайнах истории?
Тогда разрешите предложить  -  не надо голосовать за Ельциных, за Путиных.
Их глубокомысленная ложь нам ни к чему.
Многое надо осмыслить.
Поэтому продолжаю.
Особозначительной фраза царя предстанет лишь тогда,
когда мы рассмотрим ее в исторической перспективе.
Несомненная правда здесь одна  -  из двух накануне беседовавших только один числился умнеющим. Второй мог значиться просто умным. 
Вот и получается, что брошено в бой… русское слово, превосходная степень прилагательного.
И слово это настолько лукавое  -  не сразу увидишь за его своеобычностью как раз ... Его Превосходительство.
К примеру, превосходство тайного советника над статским  - над штафиркой, что по мысли самодержца, этого высшего чиновника государства, должно присутствовать непременно.
Да, Пушкину оказана кое-какая честь, но насчет вершин
мудрости…
Итак, последовала вторая метка.
Точка в споре умов не поставлена?
Правильно, потому что превосходство Его Превосходительства будет явлено не просто так, а - в исторической перспективе этого тайного соперничества.
Ну как же, разве можно поверить, чтобы Государь оказался не самым мудрым?!
Он, творец дальнейших событий, хоть явных, хоть сокрытых, не должен быть просто умным  -  умнеющим обязан быть.
Пожалуйста, графы-лизоблюды, русские  поэтические знаменитости, умники всех мастей, думайте, что пожелаете.         
Но последнее слово останется за тем, кто улыбнется и скажет   его последним.
Оно останется за истинным Величием.
Повелитель страны, он и был настоящим властителем слов -  Хозяином всесторонне богатой русской речи.
Не литературе тягаться с имперской властью.   
Значит, должна в тайном споре последовать некая точка?
Действительно объявилась третья метка.
Монархия иезуитски усмехнулась, когда без открытой улыбки было явлено людям Нечто. 
Математически выверенный круг замкнулся, задуманное свершилось.
Что же произошло?
После смерти Пушкина царь произнес сакраментальное:
мы насилу заставили его умереть по-людски.
О подстроенной дуэли догадывались многие.
Да вот скабрезную ухмылку царя-батюшки свободолюбивые литераторы наших дней не очень-то стараются приметить, поскольку возле кремлевской более-менее сытной кормушки живется им неплохо, чтобы попристальней вглядываться в прошлое.
Прославляют они свободу куцую.
И вещают слово только Хозяйское при всём многообразии устных и печатных речей.
Самодержец, ясное дело, именно себя считал «умнеющим», так как сотворял не одно лишь явное, а в большей степени  -  тайное, которое мы, дураки-русапеты, хлебаем с помощью путинско-ельцинских демократов по сию пору.
А то, что истинно вольнолюбивую российскую демократию Пушкиных, Лермонтовых нынешняя власть исподтишка лягает своим железным копытом, говорить не принято.
Есть, есть у нас она, традиция помалкивать.
Не зря говорят умники хоть сталинской закалки, хоть путинским костоломьем подготовленные для проживания «в этой стране»: не трогай лихо, пока оно тихо!
Мне довелось много раз слышать это присловье в разных конторах.
Однако же затронем всех  господ, начиная с «умнеющего» самодержца.
Не в явную явь Николаем 1 была продемонстрирована громадная мощь имперской политики.
Приближенным, всей стране, он показал Нечто.
Пусть не до всего дойдут подданные в силу обычного их
скудоумия, малой причастности к делам Охранного Отделения.
Но узреют хотя бы краешек великого мастерства, присущего самодержавию. 
Настоящий великий человек, гордый Хозяин, сказал свое слово.
Как раз - последнее, и улыбающийся лик императора отныне явлен хоть современникам, а хоть и потомкам, жующим глупую жвачку о свободе слова.
Найдутся литераторы, деятели культуры  -  те, которые втихаря лягают на радио, на телевидении, в печати истинную демократию гениальных русских словотворцев  -  они, если не оспорят автора очерка, то обязательно огрызнутся: ну, жуем жвачку! жить-то хочется! и жить  -  хорошо!
Их заработки, надо заметить, ни одному человеку не в радость.
Да ведь их это не волнует, вот в чём беда.
Если вас, дорогие читатели, поразила мощь государственной политики, математика всяческих подавлений, то не оставите вы без внимания мое исследование касательно явных и неявных убийств, традиционно присущих российской власти.
Они введенны самодержцами в культуру и не отмененены даже коммунистами (сталинского толка).
Не взирая на свои переломанные кости, продолжу разговор об инженерах человеческих душ.
И давайте держать  в памяти это мастерство управления обществом.
Ни в малой степени вы не ошибались, умные русские человеки прошедших веков, когда говорили: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».
Ох, не проходит острый спазм, не стихает сердечная боль за рабов, за тех русапетов, что по сей день не противятся, когда их  -  при всех честных достоинствах  - упекают в довременные могилы.
Нет уже давно «умнеющего» царя, но его повелительные зубы усмотришь, если не на сто процентов принужденный слепец.
Глянешь и приметишь ухмылку эту  -  улыбку чеширского кота. Не пропадают давешние клыки во времени времен.
Являются нам исправно и кусаются отменно.
Кровь льется рекой.
И как управляются с этим делом повелительные зубы… о том  будет речь.
А Пушкинская история еще не закончена.
Слышится в громкой лукавости сегодняшних демократов новая… императорская старина:
«Что, вольнолюбивый брат Пушкин? Любишь природу и русского человека? По-нашему, по-царски если,то дурак ты и никакой не герой! УМНЕЮЩИЙ НЕ СЫГРАЕТ В ЯЩИК НАПЕРЕД УМНОГО!»
От всей души ржут путинцы  -  я их называю путейцами  - над истинной российской демократией, имеющей глубочайшие культурные, человеколюбивые традиции.
И все их разговоры  -  эта страна, не эта страна  -   никого не обманывают.   
Ситуация такая: одни зарабатывают, а другие умно, по-царски,  помалкивают даже тогда, когда говорят.
Говорящие  -  зюгановцы, что ли?
И они тоже, потому что традиции сталинизма живучие и там всяческого вранья выше головы. О самодержцах коммунистического пошиба придется еще сказать, куда же денешься, раз  крови слишком много в днях нашей жизни?
Вспоминаю Пушкина.
Думаю о слюнявых литераторах, умиляющихся на умного Александра Сергеевича.
Отмыть бы его от поцелуйчиков глупости и лизоблюдской подлости.
В конце исторических концов не мешает кое-что бросить в сторону «доброй старины».
Да ведь мои проклятья не будут столь эмоциональны, как требуется по ситуации.
Если что бросить  -  именно что «стих, облитый горечью
и злостью». 
Крепче, пожалуй, и лучше не выразишься.
Позор нынешних дней вам, господа этой страны и не этой страны, «не смыть всей вашей черной кровью».
Были в отечественной истории люди, которые поспешили заступиться за поруганного Парнасского гения.
Сейчас его «опускают», как и всех нас. Как – оптом и в розницу -  простаков. 
Поэтому имеем право сказать: громогласно праздновать победу  свободы, лживой свободы русского слова, ведь это что?
Не что иное, как второй раз убить Пушкина, певца воли, правды, любви.
Не пристыдить нам властных лжецов.
Не для того они забрались на самодержавные вершины, чтобы там представать перед народом кисейными барышнями.
Но мы должны Пушкину за то, что помог нам познать самих себя  -  понять, ощутить в себе русскость душ.
Он положил жизнь на алтарь поэтической музы, и не грех сказать: мир праху твоему! не дадим тебя в обиду!
И вот теперь пойдет речь о культе личности, о казарменном социализме, о Михаиле Шолохове, друге Иосифа Джугашвили?
Не пришел час.
Потому что мудрость царская пока что нами не исчерпана, и будет Николай 1 потешаться над  дураками-русапетами по заведенному распорядку.    
Надо бы поубавить самодержцам радости.
Ее и без того очень много у последователей императорской мудрости, у путейцев.   
Дело вот в чём: поступки и слова личного Пушкинского цензора взаимосвязаны.
Иезуитское сожжение в своей сути, в основе каверзного предприятия, имеет потаенное Нечто, о котором уже говорил автор этих строк.
Попытаюсь дать углубленное толкование череде несчастных событий  -  печальных как для поднадзорной музы поэта, так и для отечественной словесности в целом.
Из Государевых речей, из вероломных подвалов многозначительности, вырастает не одно лишь: дураки вы,
ха-ха, сплошные дураки.
Виднеется то, что я бы назвал волшебством русской земли  -  той самой земли, что  поднадзорна величию  наших царей.
С подобным злым волшебством-колдовством встретится потом и Шолохов.
Стараясь быть убедительным, насколько возможно в ситуации путинского шумоподавления  -  тайного и явного костоломья спецслужб  -  порываюсь показать, как неслучайны высказывания власти.
Какие двойные донышки  есть в словах  умнеющих самодержцев?
Применительно к Николаю 1 если, то слова «личного цензора»  имели гибельное отношение к судьбе Александра Сергеевича.
Надобно поведать вам кое-что об осеннем явлении фельдъегеря к опальному ссыльному в деревню.
Да, это была осень 1826 года, и, кажется нам: что тут может объявиться особенного  -  в факте царского посыльного, представшего перед взором вдохновенного пиита?
Но у факта имелась зловещая подоплека.
И сейчас вы увидите, сколь мало ценило Истинное Величие бумагомарательную «вдохновенность»  никакого не тайного советника /метафорически выражаясь/, а советника обыкновенно-статского, то есть заведомо по своему положению человека более низкого.
Вы поймете, что знаком могильным стала Парнасскому гению российская осень, то время года, когда сошлись пути-дороги этих двух неординарных личностей.
Что ж, самовластное коварство было безграничным.
Один  –  с распахнутой душой  -  любил всё, что любил: в открытую, без вероломных затей.
Чувство к родной стране, к ее людям, у которых благородство не исчерпывалось благородным происхождением, а заслуги перед отечеством зачастую превышали значимость орденов, это чувство, нет,  потомок арапа не  скрывал и не подделывал.
По всей сути, он действительно до  последней капли крови истинно честный россиянин.
Уважал хоть простых людей, хоть скромную нашу природу.
Особенно любил осень.
Что сентябрь, что октябрь, что ноябрь  -   уж как хороши, когда покоряются прохладе и оделяют нас заветной бодростью в преддверии зимних метелей!
Другой взял бесхитростные чувства поэта на заметку и явил  -  почти и не в явь  -  карательное волшебство поднадзорной русской земли.
Он исподтишка показал ту злую волю, пакостное волшебство-колдовство, которому верховная власть тако же -  надсмотрщик.
Однако верховным  цензором нашей земли стоит ли нам признавать его, царя Николая 1? 
Его  -  с показной добротой,  хищной хитростью, сомнительной
святостью, жестокостью тайного палача?
Думается, здесь есть над чем поразмышлять.
Вот и предлагаю думать сообща.
Придем, надеюсь, к полному пониманию тех несправедливостей, что выпали и на долю другой знаменитости, великого Шолохова.
Очень уж навязчиво нам предлагают именно его считать другом товарища Иосифа и фаворитом социалистического реализма.
Значит, речь зайдет опять о зубах?
Именно так. О клыках.
               
*      *      *

Пока что вернемся к зловещему явлению фельдъегеря.
Надо сказать, никто из современников Николая 1, никто не намекнул о злодейском волшебстве-колдовстве, хотя пересудов всяческих о Пушкинской мудрости со временем не только не убавилось, но даже прибавилось.
Старалась официальная критика, лезли из кожи друзья.
И оставалась в веках незыблемой царская ухмылка.
А ведь были они, те, которые тоже посмеивались втихаря. 
Намекали кое-о-чем  и  у нас в стране, и за рубежами, где в открытую поговаривали: русский гений … просто вторичен.   
Нас, конечно, не убудет от этого «недопонимания»,
поскольку сердцем чуем Пушкинскую любовь и правду.
От нас убудет, если станем оставаться в блаженненьких дурачках   по прихоти царей, самодержавных генсеков, шибко
умных президентов, загоняющих простаков в религиозные стойла и подсовывающих моральные ценности миллионеров.
Вы скажете: на властном Олимпе ведь не одна компашка.
Если вы о том, что на вершине кто-то не видит, кто-то не слышит, кто-то не понимает, то, бог вам судья, как говорят путейцы.
Я ведь толкую о том, что компашка не желает понимать. Не хочет, и всё!
Надо согласиться, современники Александра Сергеевича кое-что понимали касательно исхода трагической дуэли.               
И кое-кто из политической обслуги царя-батюшки имел счастье  посмеиваться в лад самодержавию.
Согласившись, мы поднимаемся на первую ступеньку осознания истины.
Меньше становится туманного флёра в фельдъегерском таинственном знаке.
С последующими поколениями имперского общества вопрос  сложнее.
Да, вряд ли кто - громкозвучно, гласно – пытался войти в подсознание Верховного властителя, в его молчаливый ор: тебя убьет твоя любовь! слово, которому ты служишь! я так решил!мое слово крепче, выше, больше, умнее!
Но были всё же некоторые подвижки, и о них не лишне поведать читателю.
Мне представляется, что нужно разобъяснить «соображающую» позицию тех, которые внимали самодержцам, посиживая аккурат возле трона.
Самые верноподданные мудрость царскую воспринимали  беспрекословно.
Ни о чём  -  насчет всяких Пушкиных, Лермонтовых  -  не расспрашивали, а лишь старались угадать настроение Хозяина.
Иные  -  довольно высокопоставленные  (Салтыков-Щедрин, как известно, был  близок губернаторскому  сословию)   -  иные касательно важного начальства смели иметь собственное суждение.
Именно их соображения позволяют нам взглянуть  пристальней на этого человека /на предшественника хоть генералиссимуса Джугашвили,хоть пана-спортсмена Пути/ - на Верховного властителя Николая Первого.
И затем уже можно внимательней поглядеть на царя Николая Второго, который однажды сказал: я хозяин земли русской!
Теперь, по прошествии тьмы годов, нам не грех догадаться: сказав так, обронив слово о Хозяине, Его Величество  Николай Второй /насквозь Кровавый/ сел в поганую лужу, пускай она и выглядит до предела аристократической.
Имея отношение к войнам  двадцатого века, он  -  тысячу раз верно!  -  действительно был кровавым политиком.
Поможет нам понять тандем  самодержцев /Николай 1 и Николай 2/ не кто иной, как литератор и одновременно личность губернаторского сословия.
Неужто Салтыков-Щедрин?
Правильно, потому что он, хоть и был служителем порядочным, не отказывал себе в литераторском царапании пером, при всем том не имел он привычки ходить в словотворных слепцах.   
Значит, вместе с ним в российском самосознании сдвинулось кое-что?
Относительно коронованного Большого хозяина… относительно некоронованных хозяйчиков…
Судите и рядите, однако  же не обессудьте: мое понимание Салтыкова-Щедрина подкрепите своим.
И не откажитесь увидеть правду.
Вспомним очерк писателя из цикла «Мелочи жизни».               
Первая зацепка  -  заглавие произведения:  «Хозяйственный мужичок»!
Неплохо нынче звучит, очень интересно, верно?
Конечно, это еще не Хозяин, не самый великий человек, не первый во всех мыслимых ипостасях героический сын гор  Джугашвили.
Но уже проглядывается тот генезис, который поспособствует обычному человеку, взобравшись на кремлевский Олимп, стать большим Хозяином, капризным и жестоким. 
Кажется, я перескочил ступеньку  -  выскочил сразу на гениального вождя всех времен и народов /заодно и на прочих «кремлевских»», не шибко сегодня уважаемых, героев/.
Поэтому возвращаюсь к лицу губернаторского сословия, к его «Мелочам жизни».
Пишет знаменитый сатирик, живописует новое явление  в российской жизни.
Вот  -  пожалуйста вам!  -  довел этот  мужичок свой дом до «полной чаши».
И задается очеркист вопросом: пашет себе хозяйчик и пашет, с непременным и  явно неубывающим усердием, а дальше-то что?
«Спрашивается, с какой стороны подойти к этому разумному  мужику? Каким образом уверить его, что не о хлебе едином жив бывает человек?»
Вот здесь и догадает нас с вами:  большой Хозяин земли русской, он ведь всё того же рода-племени хозяйчик, где самоуверенность и неразумное упрямство, нежелание совершенствоваться и мелочная гордость.
А также имеется у героя непонимание того, что в жизни есть место не только явным отличиям, приобретенным вместе с достатком.
Есть всегда в жизни  другое  -   не совсем явное, не имеющее  отношения к золотому сундуку горделивости, к чинам и наградам.
Поцеловала поэтическая муза юного Пушкина, и тем самым она
отличила его по самую что ни есть могильную плиту, несмотря на дворцовую возню аристократов.
И да не смущает вас знание о закулисной подлости царей.
Упокоение народному любимцу спроворил Хозяин, один из Верховных правителей русской земли, и все-таки поцелуй музы остался в веках.
Он убеждает нас поныне: выше самой высокой власти может быть власть человеческого духа.
Неполноценность хозяйчика, а также хилость его большуще огромной ипостаси ( включая все достоинства деятелей спорта, засевших в Кремле) мыслится мне бесспорной.
И уж как благодарен я представителю отечественной словесности, сатирику Салтыкову-Щедрину, что и выразить невозможно.
Ведь скорее он и Александр Сергеевич подлинные
властители русского слова  -  речи, богатой и на краткие
прилагательные, и на превосходную их степень.
Золотая  народная речь и литературный язык, где высота духа не сопрягалась с иезуитскими намерениями подлых убийц, нет, не убивали Пушкина.
Убил  хитрый законспирированный язык самодержавного Превосходительства.
Унизить народность словотворчества  -  это позволяли себе думать и делать все узурпаторы, тираны разных мастей.
Но вот сказал о себе Николай 2: я Хозяин земли русской...  что вслед за тем приключилось?            
Вскоре она, земля русская, приняла социалистическую идею, и нет колдуна-волшебника.
Вы можете сказать: злое колдовство не испарилось при Сталине.
Об особенностях сего явления речь еще последует.
А пока что должен сказать: не иначе,  в  новинку вам кажутся хитрые манипуляции касательно тайных знаков природы.
Но факт есть факт, осеннее появление фельдъегеря для Пушкина не предвещало благостного милосердия, осень использовалась как грязная бирка на шикарном подарке.
Небось, вы готовы заявить: откуда мог ведать Николай 1 о мыслях, чувствах Пушкина, о его душевных предпочтениях, о всех склонностях и любовях?
Верно, стал царь личным цензором поэта через год, почитай, после коронации.
Раньше были у престолонаследника  -  точнее, одного из них  -  скорее всего другие заботы.
Но тогда у него к личности вольнолюбца  -  какой особый интерес?               
И стихами его  -  что за нужда зачитываться досконально?
Может, оно и так.
Однако долгое время был Пушкин под опекой охранного  Отделения.
Глава его, граф Бенкендорф, этот дворцовый -  исключительно верный самодержавию -  вельможа  приглядывал за опальными, надо полагать, достаточно пристально.
Вот вам и достоверный источник информации для неподражаемой царской мудрости  -  вовсе не глупая охранка.

*      *      *

Осень, осень, мы тебя просим: пусть живут стихи о тебе сегодня и завтра, всегда.
Пускай сентябрь (даже тогда, когда проливается дождями) вселяет в русских людей бодрость, дает силу их дорогой земле.
Самодержец со своей охранкой посмеялись над любовью  поэта к природе, к русской осени.
А мы, дураки-русапеты, видим эту любовь вечно живой.
Ей сочувствуем, ее  уважаем, а не подлое умельство мастеров тайных дел.
Продолжатели умельства,  чемпионы-путейцы,  нас   «опускают».
Ну, так стоит ли их уважать, важных кремлевских олимпийцев?
Тем более, что Салтыков-Щедрин так уверенно снял маску хоть с хозяйчика, хоть с Хозяина?
И если к кому-то сегодня прибывает фельдъегерь
от  путейцев
с обещаниями благ и милостей, то не стоит шибко радоваться.
Учтите: там очень желают порадоваться особые умники.               
Они знают толк в многостороннем волшебстве-колдовстве властителей русской земли, не сомневайтесь.
Шолоховский «Тихий Дон», где есть трагедийность, но есть также и полный  поэзии поклон родной земле, ты ведь как высмеян на московском Олимпе!
Гнусно, предательски!
Пришел час сказать и о тебе.
Что меня поражает в эпическом романе… нет, не громада событий исторического плана.
Не озадачивает внезапностью глубина проникновения в неординарные характеры героев.
Не удивляет круговращение неожиданного - чуть ли не бездонного  -  сюжета. 
Это по отдельности или в совокупности  встречается  в художественной литературе не часто если, то  -  будь счастлив, читатель!  -  иногда.               
И, конечно, всё это являет нам картины до высокой степени зримые, очень художнически весомые.         
Есть у меня определенная уверенность: сие встречается в литературе нашей, отечественной, а хоть и в английской либо французской.
В мировом изящном словотворчестве вершины есть куда какие высокие.
Поразителен у Шолохова масштаб художнического отображения, где донская земля с ее пыльными былками и волнующими запахами  -  тоже главный герой.
Он, этот герой,  и любит русских людей бескорыстно, и стонет от боли непритворно, и предвещает не в угоду временщикам…
Несчастья, что претерпевает малая родина писателя, становятся знаком  большой  беды, и горькие испытания…  да, их может  себе позволить наша неразумность в некоторых обстоятельствах.
Не говорится вслух, однако произносится в той форме, где всё, что подразумевается  - явственно видно тому, у кого болит сердце за родину и  малую, и большую.    
А невзгоды в жизни  как раз вскоре пришли после Гражданской войны.
Не остановили их ни мировой разум, ни гениальность социалистического вождя, товарища Иосифа Джугашвили.
Накатила на планету Вторая мировая война.
Было, было  об этой беде шолоховское предвещание всем нам, у кого неравнодушия мало, а  большое сердце вмещало хоть родину малую, хоть большую.
Сегодня опять смута на Руси, и читателям еще понимать и понимать, о чем поведал людям «Тихий Дон» в года не столь давние.
Скажу для начала: разве закончились беды Григория Мелехова, когда бросил винтовку и пошел  домой, на родной баз?
Очень скоро понадобятся людям снова ружья и пушки. 
Польется человеческая кровушка обильнее прежнего.
Спрошу: в наши дни у кого закончились метания души и разума?
Кто  ждет спокойной жизни и необманного благополучия?
В свое время о счастье толковал народу великий вождь Сталин.
Не успели оглянуться, как покатились головы с плеч.               
То хлебните нарушений социалистической законности, то откушайте оккупационной расистской мудрости Гитлера.             
Сейчас путейцы обещают золотые горы.
Нет у кого  желания возразить: когда б имел златые горы…?
Появится  оно, потому что путейцы себе на уме, ничуть  - не дурнее сталинистов.
А мы всё те же дураки-русапеты, над которыми любят посмеяться самодержцы.
Чтобы поосновательней разобраться с чемпионами-путейцами, надо все-таки присмотреться к Иосифу, другу казачка  Мишки из станицы Вешенская.
Без бюрократического чинодральства, без тайного советника и советника, к примеру, обычно-статского, видится мне, дело не обошлось.
Только этих тайных советников, Их Превосходительств для народа-простака, оказалось что-то слишком много.
Но обо всём  -  по доказательному порядку, здесь не должно быть и намека на пустословие.
Что сказал почитатель эпического произведения Сталин, когда местные донские власти вознамерились провести
операцию против будущего Нобелевского лауреата?
Он пригласил чекистов в Москву и заявил: Шолохова мы вам не отдадим.
То есть  было произнесено достаточно понятно: расправы над ним не будет.
А что намечалось сотворить?
Правильным вопросом вы, уважаемый читатель, задались, если задались на деле.
Только ответа лучше ждать не от шолоховского друга Иосифа, а от тех явных и скрытых последователей революционера Кобы, что перенимут эстафету его «дружбы» с казачком Мишкой.
Ох, не простую вещь сказал, выдал на-гора великий вождь!
Потому как не прост он был, чтобы вот так взять нам и восхититься, как советуют кремлевские лизоблюды-литераторы.               
Да пусть и сам, выяснится,  Шолохов высоко оценит Сталинскую защиту, однако всё равно не спешите приходить в восторг.
История бедствий народных  -  единственный критерий, что позволяет судить, куда вели простаков.
Поскольку большая политика использует ухватки торговцев, всегда  -  какие бы ни подсовывали разъяснения  -  сможете знать, что   беды наши были и будут реальны.
В любом случае они предусматривались и предусматриваются.
Оправдания могут касаться только размеров запланированных несчастий.
Всегда в этих объяснениях может быть сколько угодно лжи. 
И тогда что же выходит?
Мало им, дуракам-русапетам, Великой Отечественной войны, надо им еще кое-что подсунуть?
Всевластие есть именно что коварное всевластие, и насчет вольнолюбцев если, то нет таких самодержцев, которые не желали бы дать своему народу крепкого леща.
У истории  не грех поучиться, потому что в русской жизни пролитой кровушки отечества столько…
Шло время с пертурбациями всяческих пристальных рассмотрений и выводов критического характера.
Я, не стану отнекиваться,  очаровывался последовательно.               
Но после того, как малость приоткрылась деятельность Иосифа, этого  непростого  шолоховского друга, уже задумывался.
Шире в дальнейшем раскидывал мозгами: вновь и вновь принимался размышлять.
С каждым годом уширял и уширял глаза: лезли они, простите, иногда прям-таки на лоб.
Одновременно с переосмыслением событий сталинского периода что происходило?
Давала эпоха верный повод политиканам от литературы нападать на писателя, что вел себя тихо-мирно.               
Он не вот вам торопился влезать в драки толпящихся возле Кремля борзописцев.
Создатель эпоса о Гражданской войне, он что  -  переписывал историю? менял судьбы рубаки Григория, несчастной Аксиньи? былки донских бугров переставали пылить и начинали приятственно кланяться вначале одному генсеку, затем другому, третьему?
Как-то И.Тургенев иронически сказал об неком не шибко уклюжем переводчике: «Перепер он нам Шекспира на язык родных осин».
Вильям не Вильям, но казачок Мишка из станицы Вешенская, не виляя, с годами приобрел уже   имя солидное.
И не бросил он его под ноги великим мира сего - не утерял в усердии лизоблюдства.
У Шолохова были свои  -  постоянные, а не временные -  родные осины, и он, истинный чудотворец слова, оставался верным их языку.
Тем часом вырастала ненависть к нему.
Речь, конечно, пойдет о ее завуалированной форме.
Злоба достигла своего апогея когда?
Как раз тогда, когда от приглушенных разговоров о несостоятельности вешенского проживателя, о невозможности для периферийного парнишки дорасти, добраться до мировых  вершин писательского мастерства… когда от намеков перешли к задуманному предприятию.
Объявилось,  рявкнуло Брежневским рыком  «тихое» время, и пошло, поехало:  автор «Тихого Дона» не вот вам бесспорный автор!
Вспомните свой вопрос (А что будет?), тогда именно и приключится  понимание:  речь ведь идет о большой политике, а там не бывает случайностей.
Просчитываются благоприятные ходы, и значит, случилось предвиденное, должное.
Бесспорно -  брежневская компашка взобраласьна Олимп.
И  дорогой  Леонид  Ильич   -   пусть не явный сталинист, а скрытый  -  дал добро на акцию.
Пошла инспирированная, принужденная катавасия обсуждений.
Была поставлена под сомнение история Григория и его любушки Аксиньи, поскольку кто-то другой ее написал.               
Сам стиль повествования у казачка Мишки, якобы, не  равнозначен, не одинаков в разных частях книги.
И так далее… так далее…
Развернулось всё мерзкое и гнусное, что есть в  так называемой критике объективно честной, многознающей,  беспристрастной – как раз то, что наблюдается в насаждаемых по приказу обсуждениях, в рассуждениях временщиков от литературы.
«Полоскать» выдающееся произведение помогала заграница.
Кто кому подливал   маслица в огонь, мне знать неинтересно.
Со времен Пушкина сидят за бугром «проницательные» критиканы-литераторы, и они далеко не дураки.
Если путейцы свалились нынче на головы русапетам, то, ясное дело, не с Луны.
Есть кому поучать, помогать нам в строительстве хоть культового сталинского общества, хоть господской демократии.
Уж эта литераторская кремлевская олимпийская ржачка!
Ее тайные пружины приметишь не сразу.
Трудно  все-таки сразу уяснить, что стало ее истинной причиной.
А суесловие все-таки бросается в глаза, и вызывает оно вначале недоумение, потом раздражение.
У кого как, а у меня приключилось в итоге  -  полное  неприятие политических умников.
Не  знал  я  до  поры,  кто  автор  всей  газетно-журнальной кампании и кому первейшему пришло в голову так лихо, с таким  гениальным размахом посмеяться над «Тихим Доном, а затем…
И догадала же меня жизнь перейти из ведомственной  газеты в одну из центральных!
Там натрудился до чертиков - до страшной усталости.
Вижу: не вздохнуть, не выдохнуть, и  башка разламывается.   
Взял однажды по весне  отпуск и поехал к родственникам, проживавшим  невдалеке  от станицы Вешенская на хуторе.
Расстояние в три десятка километров до шолоховских мест - не тысяча, что нужно преодолевать на пассажирском  поезде.
Кое-что интересное потом, на хуторе, удалось приметить
Не враз, наверное, согласиться вам с моими дальнейшими размышлениями.
Поэтому постараюсь быть в доскональности убедительным и показать без прикрас, как родилось у меня  понимание… природа волго-донского междуречья просветила насчет надругательства, свершенного над советским писателем, над всеми людьми нашей страны.
Есть теперь неумолчная необходимость рассказать,
как  приехал я на станцию Филоново, и пошел на автобусную остановку,
ан не увидел там никаких путешествующих машин.

*     *      *               

Не стану тешить себя иллюзиями: верить путнику  никто не обязан, однако действительно отправился туда, не знаю куда.
О чудесах тамошней природы ведал столь мало, что уперся в почти непреодолимые препоны.
Сейчас сам на себя удивляюсь: как выкрутился? 
Не во всякое время года здесь раздолье.
Так что пришлось покрутиться, но и немало узнал примечательного.               
Довелось узнать такого, о чем впоследствии не пожалел нисколько, даже  был благодарен судьбе  -  просветила меня дальняя дорога: край донских казаков хранит много тайн. 
Если  вам открою кое-какие, то это не означает, что будут исчерпаны клады истории, приметы будущего.
Пока что исчерпаю преамбулу.
Нелегкая взяла и понесла меня поперек Приволжской возвышенности.
И как раз не по воле уважаемого начальства случилось сие, а по собственной заполошно приезжей неуклюжести.
Чтобы ее поуменьшить, потом понадобилось забраться в документы, применить логику познания, подкрепить свои наблюдения кое-какими научными источниками  - всё как полагается.
Иначе с этими кладами запутаешься.
Насчет выводов если  -  не разберешься, откуда и куда, отчего и с какой целью.      
Вы уже знаете: поезд не споткнулся. доставил гостя в  Филоново.
Место сие находится невдалеке от Волги.
Расположение, на первый ызгляд, скромно малозаметное - на правом берегу, на холмистом поднятии.
Чем оно знаменито?             
Ну, конечно же, крутоярами, поскольку в нашем северном полушарии есть такая примечательность, что все реки с размаху поджимаются именно вправо.               
Устремляясь на юг по тектоническому разлому - по желобу, проще говоря  -  Волга нам не утекла далеко на запад.
Она уперлась в возвышенность, в мощное поднятие песков и глины  -   в бугры, где по-степному лысые, где лесистые.
Спросите, наверное: читателю необходимо знать о Приволжской возвышенности?
Объясняю: не помешает, будет полезно, меньше впоследствии              возникнет вопросов.
Итак, озвучена особенность, которую мне предстояло                прочувствовать, шагая пешим ходом свои двадцать с  лишним  километров от волжского правобережья да Хопру -  по направлению к донскому левобережью.


Вот говорят, что лжец  -  человек, который не сумел вас обмануть.
Если я нагло солгал или напротив хитро обманул вас,  то, пожалуйста, проверьте мои прочувствованные километры  по другим источникам.
Автор  повествования  пошагает дальше в том темпе,   в каком и происходило дело.
Да уж, не знал я, безрассудный пешеход, о небывалом весеннем  разливе  местной речушки, притоке Хопра.
Он в свою очередь впадал в Дон, но до желанного донского притока еще предстояло мне идти, долго идти, не стесняться, шагать и шагать. 
Не ведал я также о том, что полая вода разрушила мост возле станицы Алексеевская, остановила автобусное движение и напрочь отрезала Филоново от моего целеустремленного междуречья.
Нет, слезшего с поезда пассажира просветил местный  житель, однако не в полную достоверность: откуда ему, не путешественнику, было знать, что половодье не только мостушку снесло?
Там такое приключилось  -  залило всю округу с полями  и лугами.
Не подступиться к станице ни с какой стороны!
Всюду ледяная вода и она одна лишь.
Приезжий пешеход шагал, торил свою дорожку  -  аккурат к хутору, где появился на свет родитель и где проживал отцов брат.
Но туда и вовсе немыслимо было добраться.
Предстояло обязательно зайти в станицу Алексеевская, поискать какой-нибудь транспорт, способный доехать до отцовых родных мест.
О том, что станица находилась в окружении широкого разлива, кто мне докладывал?
Никто, вот и топаю вперед, не сумняшеся.   
Никому не советую попадать в подобные переделки.               
Лучше проявить осмотрительность, нежели отмерять долгие километры ногами, к тому же впустую шагать  -  куда как обидно.
Иду, начинаю кое о чём догадываться, поскольку по сторонам никакой благодати.
Сбоку дороги лужи, а земля  настолько пропитана водой, что не наступить ногой, лучше  и не сходить туда с твердого полотна.  Отступать однако не собираюсь.
Возвращаться если, то ведь придется уезжать в Москву: нечего мне делать в Филоново.
Множатся упрямые думки.
Упористо смотрю вперед и думаю, что когда-никогда предстоит мне шлепать в ботинках по раскисшему чернозему, по сырой глине.
Ан и не очень-то я испугался!
Была у меня закалка с детства насчет дальних километров.
Прорвусь и здесь.
Дойду, куда вознамерился!
Всё-таки довольно солидный отрезок пути преодолел уже пешим образом.
Потихоньку приближаюсь к станице.
Пока что не  доходит до меня: там вокруг на какое поле не сунься, на какой лужок не взойди - везде слой воды.
Он нынче солидный, как раз в полметра-метр, а то и больше. 
Прошествуешь, выходит, уйму километров в направлении к хутору, однако возвращайся обманутым назад.   
Да, не обойти средоточие апрельской развеселой гульбы, не перешагать размах весенней стихии.
Саму станицу, к счастью, не затопило.
Ей повезло с толковыми основателями.
В давней стародавности приметили казаки высоченное куполообразное поднятие, которому любая стихийность здешних водотоков завсегда не в укор, и тут они, сообразив насчет способного проживания, угнездились.
Здешние обитатели со временем распознали и начали всяко уважать междуреченские  огромные бугры.
По соседству с хутором, где обитал мой родственник, располагалась  -  ближе к Дону  -  еще одна станица.               
Имела она по грейдеру прямую связь с Вешенской  - той самой, Шолоховской станицей.
Запомните хуторскую соседку получше: прозывается Усть-Бузулукской по сей день.
Она забирается на верхотуру  столь солидную  -  всё устье как на ладони: и Хопер, куда  впадает речушка, и заливные луга, и грейдерная дорога, уходящая вдаль, к станции Филоново.
Если б не эти вершины казачьего Верхнего Дона, не миновать бы мне обратного как раз пешедрала.
Направление  было хорошо известно: но разве обрадовало бы продвижение туда, к тектоническому желобу Волги?
Междуречье  -  вот она, обязательная цель!
Чудесная в неожиданной обычности произошла история.
Где-то по прошествии упрямого пешеходного часа вижу могучую машину.
Догоняет меня грузовик вездеходного типа.
Честно признаюсь: не равнодушен к таковским автомобилям.               
Они ведь где угодно пройдут, что надобно доставят  в насущной потребности и при всём при том на диво надежные.
Не вот тебе враз сломаются на колдобинах бездорожья.
Никогда не почнут они  чихать в капризности  -  а подать сюда высокооктановый бензинчик наперед простой солярки!               
Готов, короче говоря, в любую минуту снять шляпу, чтобы поприветствовать безотказного высокопроходимого труженика.
Этот  честный  работяга  и  повез  меня  по  холодом дышащим лугам, по бескрайним полям, всклень налитым ледяной водой.
Ехали буровики по своим неотложным делам, я к ним  досуже присоседился.
И протянулась наша совместная дорожка аж до главной улицы достославной станицы Алексеевская  -  до верхушки, значит, огромного степного  купола.
На здешних хитрых поднятиях поисковики творили  свое работанье.
Глубины они прощуповали на предмет возможного клада, залежей черного золота.
Ишь, думаю, какие хитрые!
Мало им того, что прошагали бурами всю Прикаспийскую низменность.
Добрались теперь до местных вершин, до лысых бугров.
А и правду сказать  -  для такого предприятия резон есть, когда начнешь прикидывать насчет кладовок природных, всяких куполовидных структур.
Уже лет сто, почитай, качают нефть на реке Эмба.               
Качество углеродного сырья отменное:  знатоки облизывают пальчики!
Очень им по нраву холмы и поднятия, протянувшиеся от Эмбы вдоль всего Восточного Предкавказья.             
Немалые богатства сосредоточились в этих кладовых с незапамятных времен.
Нефти и газа  -  только успевай прокладывать под землей                стальные магистрали для перекачки.
Но и вековечных загадок осталось немало.
Имеются они в достатке, если иметь в виду постоянные поисковые работы.
По сию пору геологи ломают головы: что за тайна сокрыта в длинных грядах между прикаспийской Эмбой и северо-кавказской Кумой?
Эти песчаные и  глинистые поднятия  -  так называемые «бэровские бугры»  -  давние следы, не иначе.
Похоже всё на работу  древних рек.
И не исключено, что постарался здесь  прибой незапамятного моря.
Есть неглупое вовсе подозрение: приключился когда-то гигантский труд мощных вод  -  тех самых, что, журча и могутно ревя, пересотворяли рельеф добиблейской земли.
Спору нет, во многом человек нынче командует природой, однако и она вот уже миллионы лет не устает вершить сотворение мира.
Где сойдутся в невоенном противостоянии эти две тенденции  -  чтобы не сгинуть на планете всему живому  -  поди и  догадайся.
Спрашиваю водителя грузовика:
- Нашли нефть у казаков?
И был ответ:
- Ищем.
Ничего больше не доложу о буровиках, поскольку спрыгнул  из кабины в уличную пыль на станичном бугре.
Пахло здесь цветущей акацией, ивою, шолоховскими былками травянистых обочин.
А если о чём стояла у меня во лбу  мысль, то…  с заветным успехом как бы двинуть дальше? чтоб не по здешней (ставшей в одночасье судоходной) низменности, а по твердому проселку какого-нибудь бугра?
В Алексеевской просветили меня со всей возможной скоростью.
Проехать можно, если чуточку подождать, когда подсохнет                бугристый проселок.
Потом и попутчики отыскались, и грузовая машина, пусть не вездеходного класса  -  во всяком случае продолжилась моя дорога на  хутор.
Не подвел пронырный путь насчет надежной колеи, не  застряли мы в колдобах и не утонули в бочагах.
Трехтонка была куда меньше первой машины, и тем не  менее скакала она по кочкам еще как борзо.
Неустанно прыгала она по водяным ямам и бугоркам вдоль загулявшей речки  -  по высокому ее правобережью, тако же, небось, богатому на подземные кладовые.
Десяток километров пролетел в незадержавшемся мгновении. 
Очутился я возле дома, где ждал меня отцов брат.               
Он услышал натужный вой ретивого двигателя, вышел на крыльцо.
Однако вниз по ступенькам не поспешил: где ему, калеке, радостно резвиться?!
Не мог, хотя бы тут и гости прибыли в кои веки  -  переставлять ноги трудно.
Дом стоял на краю хутора, по соседству с какой-то развалюхой.
Вокруг  -  через майдан, и далее в центре, и на выходе из верхнего конца поселения  -  зияли пустыми окнами    другие развалюхи.   
Хутор зримо умирал.
Тут в целости оставались если десятка два подворьев.
Хозяйственная деятельность затихала в лад торжествующей  разрухе.
Маленькая ферма, где обихаживали немногочисленное поголовье коров, неприкрыто загибалась.
Незастекленные оконные проемы, огромные дыры в крыше и стенах, полуоторванные ворота.
Набор  полный, если  иметь в виду приметы упадка.
Одиноко бегал среди загородок малосильный тракторишко.               
Не видать было в отгороженной площадке ни бычков, ни телочек  -  ни единой животины.
А если что происходило,   то скучал широкопрофильный удалец-механизатор.
От нечего делать взял и покинул загородку.
Начал развлекаться: возжелалось ему гонять двух или трех мальцов, визжавших в гордости непослушания и неуклонно прыгающих вокруг  бочки с соляркой. 
Отцов брат водки не пил по причине подорванной еще на фронте нервной системы.
Потому праздничного застолья  у нас не было.
Да и зелья никакого не привез я с собой.
Передал родичу сумку с немногочисленными съедобными подареньями.
Попили чайку  -  это случилось.
Какую особенную поклажу притащишь, когда у московского заезжего, у самого также  не очень-то лезло в горло градусное питие?
И сверх того  -  семья, дети, всегдашний недостаток средств?
Нет, негусто было подарков, но отцов брат и  не претендовал ни на что особенное.
Прошлись мы по дому, вспомнил я, как много лет назад бегал тут с голоштанной командой.
Горница стояла непротопленной, а комнатка возле русской печи, та полнилась  горячим духом из грубочки возле пола.
Здесь у окошка  присели на лавку, погуторили.
Потом много всего переговорили.
Инвалиду  хотелось  рассказать,  как  гнал  ворогов  на 4 Украинском фронте за  границу страны, как бился в Румынии.
Приключилось такое дело, что пошло в прорыв передовое  подразделение, а противник взял и рубанул под основание  наступательного удара.
Отрезали фашисты  -  в отчаянности сопротивления  -  бойцов, загнали их, имея  численное превосходство, не куда-нибудь, а  в обширное  болото, жуткую мокреть.
Что ж, отбивались, суток трое  -  не меньше.
И всё же  выстояли наперекор маневру фашистов: связали им руки своим упрямым сопротивлением, а после того, с подходом новых  сил, погнали врагов дальше.
В результате этих боев  порушилась у моего родственника нервная система.
От захолоделого снеготаянья весны поумирали -  как их?  -  нейроны, и ноги отнялись напрочь.
Припоминаю сейчас свою поездку, перед глазами картина дальнего казачьего хутора…бедность…нищета.
Какой развитый социализм был у обитателей бугров?
Ничего там  у них не наблюдалось хорошего.
Давно уже смерть взяла моего отца, тоже фронтовика, трижды тяжело раненого, имевшего свыше десятка правительственных  наград.
Ушел в небытие вслед за ним и боевой его брат, который до конца не сдавался.
Он сам себя кормил - держал в своем скромном хозяйстве личную коровенку.               
На зиму сено ей заготавливал в займищном лугу, издававшем по июню волнующий запах степных просторов.
Как, обезножив, умудрялся косить?
Были у него самодельные подпорки.
Он переставит ногу с помощью деревяшки, суковатого карагача, размахнется инструментом  -  раз справа налево.
Затем приглашает подвинуться подпорку.
Переступит, и  снова косой  -  вжик.
За несколько недель ухитрялся заготовить буренке уемистый стожок.
Имела она у него верный запасец на все ветреные холода,                гуляющие по степу.
А то, что бился он каждый год средь духмяных трава не просто вам так  -  именно с ратным пылом, насмерть, так у многих фронтовиков жизнь после войны была далеко не сахар.
Нет нынче этих красных казаков.
Никто из моих родственников, обитавших на хуторе, не уцелел в жерновах длинных годов.
Не ведаю даже, что там на полпути между станицами  Алексеевская и
Усть-Бузулукская осталось на сегодняшний  день.
Если только сохранился этот след… Шолоховского бегства от беды неминучей след…

*      *      *               

Земля донских казаков, судьба которых так волновала  с молодых лет вешенского литератора, она  -  по мысли, положенной в основу эпического произведения  -  сама горевала, обильными и в кровь едкими слезами оплакивала  своих детей, во множестве уходивших в могилы.
О величине трагедии, положенной в основу «Тихого Дона», мы не сможем судить без понимания всей «крутой горы»  бед.
Ведь здесь нам явлено и несчастье любимой писателем земли, и неизбывная печаль автора, убедительно обрисовавшего
судьбы романных героев, и тот рок, что преследовал  Шолохова при жизни и после. 
Приволжская возвышенность с поднятиями-куполами, с высокими буграми!
Постепенно  приближаюсь к твоей кровавой тайне.
Так ли уж непонятен нам, обитателям  двадцать первого века, ужасный рок? самодержавный фатум?
Догадываюсь, что для нас  -  вешенского словотворца, его читателей, для всей страны  -  донская земля и есть наиглавнейший герой эпического произведения.
Если в  молчаливом оре самодержавного фатума кроется: я убью вас, вольнолюбцы,  -  то в открытую оплакивает донская земля   своих детей со всеми их любовями.
Не могут нам не вспомниться неотступные могильные дорожки Аксиньи, Натальи и близкой Мелеховскому семейству Дарьи.
Не забыть казаков с их любовями… ой, да со всеми вчистую порушенными упористыми жизнями  -  взять хоть Григория с братом, а хоть и Подтелкова  с товарищами.            
И не предчувствовали разве степные дали, что вскоре придется всему обществу насмерть Сражаться За Родину?               
Не виделась донской земле собственная горькая судьба, та, которую сварганит  им сталинизм?
Мы имеем право видеть то рабское, безвольное существование, которое Коба  и его скрытые последователи варганят по нынешний надрывно-болезненный день.
Будете вы спорить: не мог донской литератор держать кирпич запазухой против своего друга Иосифа.
И я, скорее всего, не кинусь в заполошности возражать. 
Однако и то соображу: в наличии естественного своего  пребывания земля казаков  -  в целом и вся страна  -  не  только устами писателя говорит.
Эта речь, поскольку наиглавнейший  герой не вот вам  выдуманный, речь эта шире  по масштабу, многозначительней романной задумки, самой  что ни есть эпической.
Донская земля в романе столь многозначительна, что по сегодня полнится вполне реальным содержанием, позволяет себе намекнуть на смертельное круговращение рока, на повелительные клыки.
И значит  -  коль создатель «Тихого Дона» вознамерился бежать от расстрельной чекистской стенки именно в Филоново  -  будет тут дополнительный сказ от моих казаков, от несчастий междуречья, от гор Приволжской возвышенности.
Бедный-бедный, нищий-нищий, умирающий столь хутор, что именно досказываешь ты в лад «Тихому Дону»?
О чём не в явную явь гуторишь  -  со всеми своими искалеченными фронтовиками и глупо веселящимися удальцами?               
Неуж то самое: неискоренимо, последовательно идет беда неминучая всей нашей земле  -  всей вольнолюбивой российской демократии, талантливой хоть в поэтическом слове, а хоть и в ленинских предвидениях?      
Если заметили, что вызываю вас на спор, то пусть так оно и случится.
Не возражаю, коли нахмуритесь и твердо заявите протест: не надо каких-то домыслов!
И в действительности дружили Сталин и Шолохов!
И в Приволжской возвышенности не кроется кладов ИСТОРИИ!
И не предвещает «Тихий Дон» ничего!
Что мне ответить  -  в смысле чинов и орденов потрафлять                поочередно самодержцам… в этом случае от Героя социалистического труда нисколько не длинен шаг до Героя России.
Ничего не стоит перескочить из кресла члена Политбюро в украшенный золотом тронный зал олигархического Президента.
Можно даже помечтать об ордене Андрея Первозванного и усердно поспособствовать, чтобы трон отъехал малость подальше, в глубь истории: есть президент  -  пусть дале в Кремле будет посиживать император.
Но если болит душа за судьбу народную, за честную социалистическую мысль, в тронные залы ведь не поскачешь, верно?
Знаю: найдутся политические умники, что спорить не бросятся, а станут подмигивать в подсказывательном усердии.
О них уже говорил: длинные, очень большие у них уши и прекрасно они слышат всё, о чём баит заграница.
Да ведь она баит по распорядку еще Николая1.
В компании с прошлыми и новейшими самодержцами о дураках-русапетах ведет речь втихаря, но многим она понятна.
Не убеждают меня намеки самодержцев сталинского разлива с их спецслужбами и заграничными друзьями  -  нисколько!
И вот когда, уважаемые читатели, вы мне поверите хоть на волос, то обязательно задумаетесь: Шолохов в глухую ночь кинулся утекать из Вешенской в Филоново, факт бесспорный, а кто его туда усердно гнал, на Приволжскую возвышенность?
Никто вроде бы, но тогда и кладов ИСТОРИИ там не должно быть  никаких.
Оно, конечно, так, да не в доскональности.
Не грех нам с вами, заинтересованным в правде людям, размышлять вдвойне уверенней, вдвойне доказательней.   
Жизнь моя прошла  -  по воле сталинистов  -  непросвщенной   по большей части.
Когда заговорили о преступлениях против партии и народа, то вскоре вновь перестали нас  всех просвещать  -  дали простакам краешек правды,  и теперь хватит!
Глянь, объявились путейцы и давай праздновать праздник свободного костоломья и наглой лжи.
Поневоле призадумаешься над перепитиями нашего с  вами несчастного бытия.
Вот почему позволяю себе в непросвещенности  шевелить мозгами.
Итак, Николай 1 исправно зубы показывал в неумолимой  императорской красе, а кто же во времена Сталина показывал клыки Шолохову и вместе с ним всем российским простакам, кто досказывал Нечто?
Кремневой, железной  выделки чекисты, что ли, позволяли себе поехидничать?
Операция против словотворца, конечно, предусматривалась,  об этом есть не одни лишь разговоры, но  -  факты.
Да ведь там что произошло?
Шолохов их, ретивых, опередил, куда-то исчез.
А потом Сталин  всю разгульную группу   -  и главу районную, и областную верхушку  -  порубал, словно он им настоящий казак.
Он распотрошил  насмерть, всех до единого репрессировал, вымел с донской земли на  манер мусора.
Так вот получается!
Однако его действия  -  хоть для ближайшего будущего, хоть для более отдаленного  -   как ни крути, а выглядят все-таки малодейственными. 
«Тихий Дон» со своим предвещанием представляется мне в величии русского словотворчества неколебимым, исключительно правдивым.
Не исчезают во времени времен «крутые горы» Приволжской возвышенности, как не уходят из памяти народной жуткие преступления фашизма.
Не пропадают у россиян вопросы: что же  на деле творят кремлевские  «олимпийцы»?
Самодержавный фатум всё равно виден.
И не лишено  резона мне и вам взглянуть попристальней в сторону Хопра,  на бугристое междуречье, где скрылся от чекистов уже признанный писатель, впоследствии получивший наивысшие литературные премии, ставший бесспорным фаворитом социалистического реализма.
Почему гордость нашей культуры искал спасения именно в этом направлении?
И отчего оно оказалось не в состоянии уберечь его от самодержавного рока, от подлых ухмылок кремлевских «олимпийцев»?
Давайте взглянем в лицо прошлой здешней опасности.               
Может, приметим окрашенные кровью клыки наших будущих несчастий.
Честным-то гражданам чего бояться, почему не посмотреть, откуда и куда шагаем? 
Не против я, чтобы смотреть всем нам вместе.
А пока  позвольте еще разок вернуться в мое памятное путешествие.               
И еще разок, если потребуется отмести сомнения.
Потому как… что за исключительная стать нам загибаться в поклонах неверному кремлевскому Олимпу?
Ох, жестоко предвещаешь «Тихий Дон»!
С прошедших давних дней полнятся и полнятся твои облитые народной кровушкой страницы!   
Мало нам, соплеменникам, поведал Шолохов о том, что думал, когда уезжал из Вешенской.
Неизвестно, какой дорогой утекал  -  ближним путем или кружным.
Ночь, полная тревоги, не могла не подсказать: возможна погоня, и тогда могут кончить тебя, раз кинулся в непременности спасаться.
И  -  кончить прямо здесь, в ночной степи.
Дорога  -  уж очень важная деталь в этом торопливом  отъезде, и мы с вами, уважаемый читатель, не имеем права пропустить ночь бегства без внимания.
Не знаю, как вы читаете мои строки  -  в спокойствии  или в ярости на автора,  -  а вот скажу, что вижу.
Страницы  «Тихого Дона» полнятся также и кровью создателя эпопеи.
Странное видение у меня?
Как раз такое  -  много лет назад она лилась из обиженного несправедливостью, израненного сердца гениального художника слова.
Лилась эта кровушка тогда, когда   ненависть недругов гнала его из Вешенской да в Усть-Бузулукскую станицу: только тут был свободный проезд в Филоново, поскольку имелась мостушка через Хопер. 
По весне, в половодье, переправу сносило регулярно, но каждый год казаки упрямо восстанавливали уничтоженное.               
Кровь израненного Шолоховского сердца, не ты ли  объявилась мне, когда увидел я умирающий хутор и поразился  неналичию развитого социализма?
Вполне могла и объявиться.
Писатель при определенных обстоятельствах должен был завернуть в этот уголок междуречья.
Перебравшись через Хопер, вешенский литератор и  его приятель, секретарь районной парторганизации, имели перед собой два лишь варианта дальнейшего движения.               
Были две тропки для продолжения бегства от чекистов на станцию Филоново, а потом в Москву.
Друзья точно знали: местные дельцы карательного ведомства  -  глазастого в хитрой вездесущности  -  сфабриковали  исключительно весомую фальшивку.
Ее отличала такая серьезность, что арестуй донского художника слова и, пожалуйста, получай возможность сничтожить его напрочь.
Факты вредительства будут неопровержимые, Москва не успеет и моргнуть, как не станет в Вешенской возмутителя спокойствия.
Надобно было бежать споро.
И  -  как раз гнать  машину, чтоб перемахнуть через хоперскую мостушку, а дальше мчаться по грейдеру, вдоль займищных лугов.
По весне вся здешняя местность чуть ли  не судоходна.
Потопу случиться  -  пустячный пустяк.
Однако во время бегства не наблюдалось неудержимых разливов, какой-либо особой непогоды.
Когда торопишься  кто в Филоново  -  знай газуй на легковушке прямиком до  ровных стальных путей.
Они будут те самые, что без околичностей ведут в Москву.
Погнали Шолохов и Луговой ?
Я уже говорил: мне как читателю мало что объясняют  скудные упоминания о ночном исходе из Вешенской.
Не шибко в последствии вдарялись тот и другой в в письменные и устные подробности касательно смертельно опасного предприятия.
Подозреваю, всерьез опасались они своих недругов, и   водитель жал на газ, не стесняясь.
Машина продвигалась без задержек в степи, шла она, как говорится, ходко.
Кроме того,  была у шофера возможность оставить с носом  преследователей  -  кинься те в незамедлительную погоню.
Ему от Вешенской знай рули, а потом, возле Хопра, сверни  за мостом налево.
Рванешь через хутор  -  там как раз   побывал автор этих строк в брежневские времена  -  и  поднимешься на крутое правобережье местной речонки.
Поедет легковушка по тем высоким куполам, где много лет позже везла меня подпрыгивающая скорая трехтонка.
С тамошних бугров имелся, как известно, съезд на грейдер, упиравшийся затем в привокзальную площадь, в заветную   станцию железной дороги.
Запутает шофер погоню, никак не иначе.
Она по грейдеру промчится, и возвращайся ей назад несолоно хлебавши.
Продолжай шарить вокруг Вешенской, обсматривай широкую донскую степь, а железная дорога свое дело сделает, повезет пассажиров куда потребно.
Шолохов знал свой родной край очень хорошо, ведомы ему были хоть степные просторы, хоть тропы между хуторами, да  ведь  и  грейдеры  -  тако  же.
Не посоветовал ли  он выбрать кружную дорогу?
Молчание мне ответом, почти уже вековое.
Но если прозвучало в кабине легковушки  писательское слово… мне было дано видеть затем на хуторе и реки крови  красных казаков, и раненое кровоточащее сердце художника, создателя «Тихого Дона», и упадок социалистических идей во всей торжествующей наглядности.
Не в явь показали явную радость самодержавного Хозяина.
Не шибко доказательное соображение, но оно стало одним из доказательств хитрой возни.
Неуж сподобился узреть каменную руку хозяина земли русской, царя Николая 2, Его Превосходительства, тайного советника, усмехнувшегося потугам нижестоящего лица?
Показавшего, насколько  он  глуп, этот бумагомарака Мишка  из  станицы Вешенская,  и   вместе с ним все простаки, вся страна?
Я бы не возражал, чтобы ярость моих возможных оппонентов поутишилась.
Все-таки не пустые резоны толкую.               
И беды нисколь не выдуманные обозначаю по ходу Шолоховской жизни, вдоль по нищенскому проживанию междуречья,  вглубь своей души, в которой  -  касательно свобод хоть социалистических сталинских, хоть новоявленных демократических  -  одна лишь горечь.
Горько мне, однако толкую разговор честный.
Не угождаю высокой   политике торгашей-коммунистов сталинского пошиба и последующих торгашей-путейцев,
поскольку вижу в их хитростях самодержавную ухмылку,  явную антинародность.
Потому вот вам  -  мои сомнения относительно объявившихся мыслей.
Прямо легковушка ехала, свернула ли на хуторскую  в пыль избитую улицу  -  не исчезают у меня два
равнозначных варианта: короткий путь, длинный…
Ни один из  них нельзя предпочесть, раз уж взялся рассуждать  обстоятельно.
О сомнениях говорю, поскольку не желаю гордиться самоуверенностью самодержавного всезнания.
Да, от сталинизма помогли мне отойти, а  кланяться кремлевским неверным «олимпийцам», зигзагам их политики, гоняться за путейскими чинами, орденами, сундуками в ущерб   родной земле, родному народу…
У меня  -  Арина Родионовна в свою очередь велит крепко выразиться!
Кесарю кесарево с болтовней о свободе слова.
Слесарю слесарево с переломанными костями  -  сварганят, не боись.
Имею, как и большинство россиян, полный покой и порядочек насчет подаренных Кремлем лживых свобод.
Умирающий хутор  -  верный повод. чтоб мне со всей  в ответ яростью обрушиться на подлецов-иезуитов, самодержцев  всех мастей.
Обязательно припомнить надо царя Николая 2, этого кровавого Хозяина земли русской.
И не  упустить бы еще какую лукавую личность, которая «своя  в доску» и  очень умная в  приложении ко всем народам бывшего Советского Союза.
Никого не обделила она своими  -  в   потаенной  радости разрушения! -  «милостями».
Когда-никогда социалистической идее (ленинской, а не самодержавно сталинской!)  дано утвердиться.
Не вечно торжествовать на планете хищникам в человеческом обличье.
Разум сплотит людей, в это верю, но зачем  закрывать глаза на всесильную по наши дни, каменную руку Хозяина?               
Наша слепота на пользу лишь скрытым сталинистам и верным продолжателя их самости  -  путейцам.
Мы не возьмем властную руку в оборот?
Армия, спецслужбы, органы внутренних дел при самодержавном, при хозяйском деле? 
Обслуживают путейскую демократию?
Народу служат лишь  на словах, исправно выполняя волю Хозяина? 
Что видно, то видно.
Я понимаю, что мы, наученные сталинистами помалкивать, не имеем свободы слова, у многих нет ни желания, ни твердой воли противостоять преступлениям.
Философы, подсказывая дуракам-русапетам  «свежие» мысли,               
водят нас всех за нос, а медики еще в родильных домах зомбируют наших детей  -  применяют, так называемое, психотропное и психотронное оружие спецслужб, призванное контролировать эмоции людей и даже их поведение.
Остается нам одно  -  прорываться к правде.
Мы все по мере  сил и также наши потомки должны призадуматься над хитросплетениями исторических событий и постараться ограничить тенденции самовластья.
Для начала необходимо разграничить ленинизм и сталинизм: это не одно и то же.
Преступная практика революционера Кобы  -  не творческое развитие идей большевизма. 
В путействе можно, если постараться, приметить двойное  дно.
Там, простите мне милицейский жаргон, «лёжка»  самовлюбленно-кровавого Хозяина.
У разнокалиберных коммунистов, у всех них, кто  хоть как-то, с минимумом удовольствия,  устроился неплохо  жить-поживать в нынешней российской действительности, за разговорами о нуждах народных  -  словоблудие… и как следствие  - сытая  усмешка Хозяина.
Где они железным копытом лягают основателя социалистического народовластия, там видно, как они подпевают путейцам, их «забугорным» друзьям.
Во все времена были так называемые реалисты.
Думать о будущем им представлялось делом не спешным.  «Урываться» на работе они отказывались, а от  жизненных удовольствий  -  никогда.
Поступательно продвигается технический прогресс, идет он, этот умнеющий процесс, который подминает под себя все и вся. 
«Пошел», как радостно выражался один наш генсек.
И теперь, когда у самовластья сила всевластья, «урываться», чтобы преступников, как и всех умников хапать неположенное, было меньше? 
Нереальное дело, считают нынешние умники.
Есть такое знание у реалистов, что скрывать.
Но ведь кое-кому тоже не желается скрывать сомнений касательно чисто техногенной демократии -  думается и  думается.
Многажды размышляется насчет того, чтобы меньше на земле было преступников: малых в своей злобной живоглотности, а также больших  -  до масштабов общественного катаклизма.
Им, этим Большим умникам, -  в радость насчастья людские.
Потаенно приветствуют они беды народа хоть русского, хоть узбекского, хоть осетинского… и у меня, кстати  есть подобные сведения не только по народам бывшего Советского Союза.
Методу мою вы знаете: критерий истины в таком вопросе - беды народные.
Станете задаваться этим вовсе не глупым вопросом?
Полезное занятие, но помните, что никакие господа вам не помощники: и сталинского пошиба хозяйчики, и путейского происхождения демократическая аристократия не откажут себе в удовольствии покуражиться над слесарями.
Потому как только кесарю кесарево  -  свобода слова, свобода мысли, свобода на деле противодействовать… к примеру, новейшим шовинистическим действиям.
Интересно получается: касательно будущего у меня все-таки больше понятия, чем о прошлом.
Две тропки для Шолоховского бегства я вижу, но к какой прислониться -  в несомнительности рассуждения  -  и не ведаю.
К тому же очень мне желается распознать, кто же  именно заставил писателя рвануть на машине из Вешенской.   
Не видать пока этого человека.
Если не увиливать в сторону, то надо признать: чекистов… подбили на выступление против земляка, уже тогда знаменитого.
История послереволюционная многообразна в тех знаках,  что несла казакам.
И уж так мне странно  -  вот кинулись два коммуниста в Филоново, по сути в бывший Хоперский округ Войска Донского, который во времена царя Николая 2 если чем и выделялся, то нескончаемой бедностью.
Случайно вышло так у них или что?
Хоперцы в Гражданскую войну были настроены крепко  против самодержавия.
Они дрались с царскими опричниками не хуже выходцев из нищих губерний России.
Если беглецов-коммунистов, Шолохова и его друга, погнали специально сюда…
Кто-то  повел дело таким образом: вот тебе, знаменитый словотворец, твой будущий донской край! спасешься тут, да? как было раньше, так и станет при социализме! ваше литераторское нищебродство не возрадуется!
Случилось со мной: дошел до этой мысли и замер  в порядке ошеломляющих вещей.
Не казачья ли верхушка, до которой не добрались  чекисты,  -  тайная сила, сполвигнувшая охранителей сталинского  режима  рубануть  в  наивном  усердии  по совести донской, по народному писателю?
Перехитрила их ушедшая в подполье царская охранка, и все дела.
Уж что-что, а у хозяев земли русской спецслужбы  всегда были на высоте.
Вспомнить хоть Пушкина с его чередой несчастий и подстроенной дуэлью.
Николай 2   своему предшественнику, императору-тезке, небось, не  уступит в желании попраздновать, посмеяться над простофилями, явить им не в явь свою необыкновенную мощь волшебника  - надсмотрщика.
Кажется, опять занесло у меня умирающий хоперский хутор в жуткую круговерть неизбывной беды, и мои  соплеменники вновь обязаны при всех временах в исправности  горевать.
И никто не в состоянии убрать отсюда знак возмездия Хозяина.
Не уйти от сокрушительной кровавой мести красным казакам!
Ну, ведь разламывается голова.
Как быть с двумя вариантами бегства?
Не ведаю, однако уже не вернуться мне  в  старину прежних рассуждений.
Всё не просто с донскими чекистами.
А казачья верхушка… как ни крути, Сталин  все-таки в первую очередь порубал представителей местных  органов советской власти.
Нет, не дано мне оставаться в новой несомневающейся уверенности насчет врагов Шолохова.
Извините за въедливые рассуждения, раздумываю вширь и вглубь по-прежнему, не отказываюсь от намерения докопаться до вдохновителя Вешенских событий.
Как было бы просто  -  донские чекисты и не собирались                гнаться за писателем.
Специально взяли и направили машину-легковушку как раз сюда, в нищету -  в бедованье бывшего, настроенного революционно казачьего  округа.
Они, видимо, специально  направили  беглецов  сюда  -  на северо-восток стародавнего Войска Донского, чье несомненное историческое значение по сей  день не оспаривает никто.
Насчет местной власти  -  нет, не убедительно.
Вот если б Сталин вместе с ней прихватил каких царских генералов, крупных помещиков-землевладельцев, великих  князей или графьев, еще куда ни шло.
Когда нет графьев, тогда надобно нам раскинуть свою снасть-ловушку  пошире. 
Ведь не в одиночестве бросился Шолохов к Сталину в Москву, а вместе с партийцем Луговым.
Именно вешенский приятель и не советовал ехать  - как в обычности делали все  желающие, все уважающие быстрый железнодорожный транспорт  -  через Миллерово.
Объяснение было простое: там чекисты имели возможность перехватить беглецов,  устроив засаду.
Касательно умно построенной фальшивки сомнений  -   никаких, поэтому  пассажирам легковушки приходилось действовать решительно.
Но вряд ли преследуемому литератору под силу было просчитать ходы целеустремленных властолюбцев.
Он поверил другу, секретарю районной партийной организации, более осведомленному в том, что могли себе позволить здешние карательные органы.
Значит, направление к Хопру, на Филоново, было задано Луговым?
Как известно, он высказал свои резоны, а Шолохов не стал спорить.
Картина вырисовывается не в пользу Лугового.
Однако и он не тот человек, чтоб враз оказаться вдохновителем, организатором жесточайшей ведомственной лжи и последующего бегства в хоперское нищебродство.
Секретаря  райкома партии также прижали бы на всю катушку.
Не пожалели бы за тесную дружбу с опальными станичниками.
Он  тоже был  в  конфликте с  властными карателями, не иначе,  а ретивых чекистов  поддерживала область всей своей мощью.

*      *      *               

Несколько недель просидел я у дядьки в доме, помогал по хозяйству.
Здешние погоды известно какие: по январю   мороз очнется от своей приметно южной параллели и  ударит сверх всякого ожидания  - под весомую тридцатку.               
Весна  половодьем отгуляет  -  уже и Ярило старается покрепче припекать, иногда размыслит потешиться и так вжарит,  что сверх обратных тридцати.
Завидная континентальность, однако не удивляет тебя,  пребывающего  под  боком  у  эфемеров  близких прикаспийских пустынь.
Тем временем заходили к нам соседи, посиживали на  лавке вблизи окна, вели неспешные беседы.
Помню одного сиплого казака, потерявшего чуть не в чистую голос.               
Родич сказывал, что этот гость пил крепко.
В запой если и  не бросался, то с последовательности винопития не сходил, хоть ты его режь.
Да… на погляд взять, как раз был у нас непорядок с таковскими делами.
Угоститься гостю нечем, пусть сидишь и час,два на устойчиво широкой лавке.
Но даже утратив все надежды, любопытства пьяница не утерял.
Погуторить оказался   куда какой охочий.
Искоса посматривал гость на меня, усидчиво спрашивал, как она, жисть-жестянка.
Чем доволен и какие имею  на Москве неудовольствия?
Потом другие  заходили: за солью, за спичками и со  своими интересами.
Мне им рассказывать особенного что?
Рядовой газетчик, в кармане пусто, и  дорожка по работе  -  на все стороны открытая, лишь бы редакция оплачивала поезд либо самолет.
Вскоре визиты кончились, и скучному приезжему нашлись                заботы надворные, возле плетня  -  аккурат под разгоряченным местным солнышком, что половодному наступу дало мощный толчок, а затем принялось подсушивать хоть бочаги на проселках, хоть раздольно вышедшие из берегов займищные озера.
Рубашку скинешь, спину лучам подставишь, усердно загораешь.
Бездельничать не бездельничаешь, а по силе и  способности рубишь дядьке дрова.
Творишь сухменные заготовки, чтоб достало их  на всю морозную, ветрено-метельную зиму.
Часов пять-шесть топором машешь, половиня и четвертуя всяческие дресвяные припасы.
Находил их поблизости,  да и подале:  вполне хватало тут сучков хрупко-стародавних ветл,  и веток разлапистого, дубовой крепости карагача, и желтого колера ивовой сухмени в кронах приозерных деревьев.
День за днем врубался в комья узловатых корней, в коряжистые стволы, суковатые ветки,  поскольку вознамерился сделать родственнику основательный запас топлива для печи.
Денег у меня   было не густо, чтоб осилить машину угля из райцентра, а  помочь инвалиду хотелось ответственно.
Обозначилась возле низенького заборчика большущая - что вширь, что ввысь  -  куча, уемистое дровяное возвышение.
И вот уже пора тебе, приободрившемуся на свежем воздухе москвичу, готовиться к отъезду. 
Дай, думаю, схожу к Усть-Бузулукской станице, посмотрю на  перелаз тамошний, на хоперскую стремнину.
Можно ведь  бросить прощальный взгляд на широкую пойму, где недавно журчали неоглядные потоки бурного снеготаянья.
Можно и нужно: когда еще судьба приведет тебя  -  завернет в прихотливости неожиданного зигзага  -  на отцову родину?
С моей службой шибко не загадаешь, она газетчика  за руку ведет, не ты её.
Засунул топор под свои чурки и палки, натянул рубашку  и пошагал от плетня всё дальше, дальше  -  в  синюю даль  займищных лугов.
Кроме судьбы («с наше покочуйте»), добавочная была непреодолимая сила.
И была она та самая, что подбросила в мысли вдохновение, забросила топор подале и повела меня к реке волшебной красоты.
Здесь всего километра четыре   идти, если напрямик.
И значит, не факт, что лучше никуда не ходить, лучше нехожено поберечь ноги, отказаться от удовольствия навестить   степное чудо, голубой в зелени берегов водоток.
Какой ненасытный праздник души - видеть белый песок,  обрамляющий ширь Его Хоперского Совершенства.               
И сверх того  -  слышать, как под мостушкой бьют  по столбам быстрые верткие струи, а в небе над кручами правобережья курлычат пролетающие на северные гнездовья  журавли.
Весна, ведь она столь толерантна к человеку, что всякое сердце волнует, разве не так?
Будоражит она  тебя и живительными картинами, и запахами цветущих  -  в разнообразии видов  -  прибрежных изумрудно пышных растений.
Двигаю неуклонно в направлении к переправе, но тут приключилась незадача: объявились западиночки  на лугу.
Блюдца невысохшей воды, которой трудновато было убежать по здешней плоской равнине в Хопер,  -  вот они.               
Много их: и круглые, и протягновенно овальные  - самой разной формы и неизвестно какой глубины.
Во всей сырой наглядности: то  -  перед твоим носом, то  -  в отдалении, но все они как раз поперек пути.
Их нужно  обходить всенепременно.
Поскольку резиновых сапогов не наблюдалось у путника, нагляделся он на череду займищных красот досыта.
Не четыре километра туда и четыре обратно обсмотрел.                Пожалуй что около десяти  -  учитывая обходные маневры  -  обозрел туда и столько же обратно.
Когда вернулся во свояси, то свалился дома и заснул убитым.
Прошел с той поры не один год, а все тридцать.               
Нынче, кроме неутомимого равнинного шаганья, уже мало что помню из подробностей водно-лугового пешеходства.
Осталось в дырявой голове только это  -  огромная гора, лишь перейдешь мостушку.
И на ней -  высоченное сооружение.
Довелось мне увидеть ажурную конструкцию телевизионного ретранслятора.
Может, с устатку показался бугор столь необычным:  даже не помышляй взобраться на верхотуру!
Во всяком случае подниматься наверх я не стал, а подивился немало и наладился в обратную дорогу не вскорости.               
Головокружил он меня, крутой холм станицы Усть-Бузулукская.
Не могу его забыть, стоит перед глазами.               
До сих пор представляется мне громадиной и поражает не  только неистовой своей высотой.
Врезался в мозги,  словно победительно-самодержавный факт богоявления.
Стал гулять вдоль и поперек памяти невозбранно, в полную силу могучего и вечно улыбающегося Фантомаса, на которого где мне отыскать управу?               
Я со временем стал мыслить так: мало случайного в том,  что беспокоят тебя мостушка, грейдер, станичный бугор и  ночное бегство Шолохова из Вешенской в Филоново.
Есть  у тебя причина  для настойчивых размышлений.
Дальше стану сказывать историю почти фантастическую.
Она покажется скептическому читателю невероятной.
Для политических зарабатывателей  -  эти реалисты работать не  хотят, желают лишь набивать карманы  -  мои последующие рассуждения будут естественно опасными, и кое-кто из  власть имущих обязательно постарается укоротить язык бывшему газетчику.
Имею на сей счет понятие.
Так как своих умозаключений по хоперскому поводу не скрываю, мне давно уже подают знаки, чтобы помалкивал.
«Добрые» советы и решительные действия идут неостановимо со времен Брежнева, а спортсмен Путя просто-напросто перекрыл дорожку в печатные издания.
Однако не теряю надежды докричаться если не до «олимпийцев» божественной закваски, то хотя бы до Аринушек наших.
Им «с русскою душою» всерьез  жаль талантливые русские души, которым приуготовлены тайные могилы по милости политических чемпионов.
Пишу, и пишу, и говорю: на кладбищах уже полный порядок насчет этого.
Когда высказываюсь касательно аллегории, что вот ведь слесарю слесарево (и обязательно с переломанными костями), то слова мои неизбежно имеют смысл не только переносный, а  - буквальный.
Всё же не перестаю верить: заинтересованность должен встретить позитивную.
Поэтому предлагаю отложить догадку о последующей фантастике и вникнуть в логику моих   рассуждений.
Что произошло после возвращения отпускника в Москву?         
На работе пошли всяческие неурядицы.
Они были  раньше, и вот вал их стал ощутимо расти.
От таковской головной боли не жди спасу даже на хуторе.
Но вещать о всех своих несчастьях не стану.
Без политической коньюнкуры  дело не обошлось.
Автор этих строк высказывался не в лад скрытым властолюбцам. Но продолжаю, как видите, высказываться.
Подозреваю нынче:  действия политических умников, птенцов джугашвильского гнезда, имели отношение не только к литераторам, но   -  впрямую к хоперскому нищебродству, приуготовленному стране.
Рядовой газетчик, он как может поступить, коль начали множиться передряги?
Ему дозволено уволиться из печатного органа, что с моей стороны и последовало после некоторого трепыхания.
Злиться по этому поводу ты волен, конечно, и все-таки больше взволнует тебя  -  в сегодняшний голос!  -  другое.
Вскоре вся общественная обстановка понеслась в безмыслие, в гиблость, а вот насмешничать над «Тихим Доном" -  это вылилось в полную и безусловную свободу, хоть в досужих разговорах, хоть в письменных словопрениях.
В брежневские времена отдали приказ развернуть гнусную кампанию с обсуждениями-размышлениями насчет вешенского авторства.
Было то, что было  -  не в явь явленная  усмешка Хозяина, когда трудно понять, что в действительности   происходит и как, перемывая станичному литератору косточки, их вновь и вновь ломают.
Приключилось то самое  -  посмеивались в рукав.
По  сути ржали (сейчас такое позволяют себе путейцы) над гениальным советским писателем, над талантом простого   
человека и в целом над народом, пошедшим по социалистическому направлению общественного развития.
Кому как, а мне в голову потихоньку стали укладываться                те приметы бытия, с помощью которых русской земли  Хозяин дирижировал оркестром верноподданных лизоблюдов.
И тем быстрее укладка совершалась, чем сильнее вытанцовывала  вся чертова свистопляска со свободами.
После Брежнева кто над нами возвысился в почете высшей государственной деятельности?
Не секрет, что это был Андропов.
Любимец, как говорят нынешние средства массовой  информации, всей художественной интеллигенции застойного периода.
Он слыл опорой певцов прогрессивного типа, не дураков скульптуров, ушлых литераторов и прочая, прочая…       
Мне ведь тоже давали «добрые» советы насчет того, как опираться на высоколобого деятеля, отлично, дескать, понимающего интересы народа.
Но я знал: словам записных властолюбцев лучше не доверять.
Попахивают их речи скрытым сталинизмом.
Выходило, что подсказывают мне шибчей кланяться будущему гениальному вождю всех времен.
Да, чувствовалось возрождение самодержавного духа - того самого, где культовая личность ставится превыше общественных интересов.
Не оставалось ничего иного, как по-прежнему приглядываться к хитросплетениям властолюбцев.
В том числе не отказывал себе в том, чтобы поглядывать в сторону деятелей пера, как раз тех, с которыми был уже знаком и которые  подмяли под  себя СМИ.
Смотрю: выплясывают с прежней силой журналы и газеты, а я  опять кое-чего не в силах уразуметь касательно «Тихого Дона» и художнического романного предвещания.
Ну, ведь нет никаких препонов «обсужденческим размышлениям» и лезет дуром свобода посмеяться над глупством Мишки -  вешенского бумагомарательного парнишки!
Движение умников от политических провокаций набирало силу.
Там и Горбачев вложил толику гласности в ту же  самую свободу, где вали Ванёк семь верст до небес: все равно - не дойти ходоку никуда.
Именно что не добраться никуда, окромя той помойки с нищебродством, приготовленной заранее Хозяином: кормитесь, как прежде кормились! ишь, какие они, понимаешь ли, Пушкины и Лермонтовы! вот я вам!
Читаю новое и новое о станичном словотворце.
Вижу  - торжествует наглая ржачка.
Если мне сей подтекст ясен, что  за радость мастерам от идеологии в этом шабаше?
Ведь по Шолохову маршируют вдоль именно что напористым перемывахом.               
Нет поисков истины, есть праздник костоломья, издевательства над культурой общества, где исключительно глубоки народно-демократические корни.
Если «Тихий Дон» смог  - в неизбывной боли  - предвещать  после Гражданской войны Великую Отечественную, то… не иначе, в годы вдруг обнаружившегося Президента (Советского Союза) страницы эпопеи наполнились новым предвещанием.
Когда путейцы возопят: нет нынче свежей народной кровушки на полях и в горах, нет череды несчастий, ничего такого нет - не верьте им.
А коли станут витийствовать, как хорошо всем живется год от года,  -  учтите, что нам подсовывают самодержавно  «олимпийскую» ржачку, и мы нескончаемые дураки-русапеты.
Эти хиханьки да хаханьки над Шолоховым и его гениальным  романом, все эти скрытые издевательства, что тянулись не одно десятилетие, не смыть вам, господа, всей «вашей черной кровью».
Не поможет вам самодержавное мастерство коварного Олимпа.
Страдающий народ останется с Пушкиным, Лермонтовым, Шолоховым, а ваше тайное Величие будет осуждено.
По Лермонтовскому завету вы, игроки-политики с двойным дном, получите верную дозу исторического порицания.
Надменные потомки самодержца Николая 1, а хоть и  самодержавного гения Иосифа, получите вы, обязательно получите народное возмездие.
«Свой в доску Горбачев»,  как теперь ясно видно, открыл ворота новым бедам, когда вдруг начал славить капитализм.
Если в начале его «царствования»  роман лишь предвещал общественный катаклизм, вскоре беда стала вырисовываться с грубой весомостью.
Тут и порушенные судьбы людей,  и развал промышленности.
Нынче хорошо видны и кладбищенское благоденствие с ростом могильных захоронений, и свертывание обширного сельского хозяйства, и упадок культуры с ее народно-демократическими истоками.
В газете  - ваш слуга, выпертый не в явную явь, однако достаточно наглядно  -  уже не служил.
Сотрудничал с некоторыми,  иногда печатал в журналах очерки, занимался рецензированием самотека в издательствах.
Естественно интересовался информацией, что появлялась в СМИ.
Странные общественные поползновения, уверен, не одного меня ставили в тупик.
Происходило сие постольку, поскольку от большинства  людей скрыта нынешняя  причинно-следственная взаимосвязь событий,  происходящих по воле  самодержавного кремлевского Олимпа.
Такую обнаружил тенденцию: гласность дала возможность ряду изданий подробно освещать деятельность вождей  сталинского периода.
Я имею в виду те года, когда предначертания Великого человека Иосифа исполнялись беззастенчиво и грубо, тогда как в наши дни их исполняют с застенчивой сокрытостью.
Конечно, от красивой политической метаморфозы не  перестают они быть менее преступными.
И тайного самодержавия не убавилось в кровавой последовательности  наших несчастий.
Свежими публикациями не все оценивалось, если иметь в виду исторический ракурс, однозначно.
Интересного же обнаруживалось много, и например, сведения биографического характера выскакивали как из пушки.
То Шолохову ставят в вину очередные невнятные факты.               
То начинаются внезапно разговоры о том, как сходили в могилы друзья революционера Кобы, его родственники, многочисленные родственники родственников.
То ни с того ни с сего принимаются ворошить грязное белье Лаврентия Берии, поминают заслуженного чекиста и так, и сяк,  явно желая  обелить «бедного Сосо», гения всех времен и народов.
Дескать, только характер у бедного Сосо был заполошный, а вообще-то кремлевский  хозяин  был «своим в доску».
Касательно вешенского Мишки-парнишки, я к тем  дням уже сообразил кое-что.
В его судьбе хоперское бегство было делом обеспеченным, очень неслучайным, здесь просматривалась тайная многозначность неведомой силы.
Запущенность в моем образовании: мало ведал о великих достижениях маршала Берии.
И что удалось узнать?
Его карьера удивительна.
Он так успешно защищал завоевания Октября, что будучи провинциальным чекистом смог накрепко осесть в Москве.
Между прочим обнаружилась некая снисходительность в  биографии всесильного министра, которая вряд ли кому  понятна до конца.
Официальная точка зрения существовала, однако она как была, так и осталась недостаточно разъясненной.               
Лаврентий вам по сию пору и неистовая Медея, убившая своих детей, и упористый  -  хоть в мореплавательном смысле, хоть в предпринимательски деловом  - Ясон, и двуликий Янус, мастерство которого просматривается в демократической путейщине.   
Кому как, а мне  -  он лицедействует неотступно.
С высоты занозисто-кремлевской своей карьеры сверлит русапетов очкастым взором, грозит всем маленьким людишкам, не сподобившимся взобраться на Олимп, карами за непослушание.
Спору нет, не чета он нам, поскольку сподобился   подняться на высокую  гору.
Когда-то взял и написал не шибко заслуженный чекист великому вождю.
Взял и согласился выполнять особо доверительную работу: дайте лишь возможность потрудиться, он постарается за милу душу, исполнит предначертания  гения.
А кто ему посоветовал  -  припомните последующую судьбу  чекиста  -  обозначиться перед генсеком?
Ему, который не так давно имел некие связи с иностранной разведкой, проворачивал весьма подозрительные делишки,  ему-то зачем лезть было в государственные высокие  сферы?
Он что, напрочь не понимал, с каким грязным, пакостным  грузом пойдет вверх?
И  -  что может произойти со всеми его товарищами в дальнейшем, лишь только попадет впросак, допустит неверный шаг и получит на свой счет подозрения по архиполной  программе?
Так  ведь оно и получилось: свершилась государственная опала и мало кто из подчиненных всемерно сильного человека, тайных дел маршала, оказался в чести по прошествии годов.
Кто-то очень умный обеспечил беспринципному карьеристу                поддержку, дал карт-бланш на занозистый жизненный  успех, подбодрил - если была у Лаврентия неуверенность -  дуй горой к Сталину! дуй смелей, сын гор!
И теперь вспомните  методу эту: дуй горой, друг Шолохов,                к Сталину в Москву! дуй через высокие бугры и возвышенности в нищебродный край! защищай, коммунист, российское убожество! а уж мы постараемся, чтоб сгинули россияне с лица Земли, как гунны!
У вас будет неизбежный вопрос.
Обязательно приключится  он, потому как сия авторская параллель вроде бы нелогична.
О каких   горах толкует автор очерка?
Пусть побережет свои эмоции!               
Не стоит уводить читателей в область неконтролируемых своих чувств!
И  -  подсовывать, как выражался недавний генсек, «жареные факты»! 
Что касается политических умников, они в конце концов обнаружили нелояльность по отношению к народу и дурно пахнущую всеядность.
Ухмыляющиеся они очковтиратели  ныне, а мы возле них пропащие дураки.
Так что не хочется соглашаться с собственным предположением о нелогичности параллели.
У меня Шолохов стоит вровень с Пушкиным, когда имеешь в виду роль всесильного Хозяина земли русской в их судьбах.
Поскольку тут требуются обоснования, придется разъяснять ситуацию с великим русским языком: по-настоящему, то
есть по-государственному, володеют им не столько литераторы, сколько гениальные самодержцы.
Естественно, это они так полагают, а мы, литераторы, не видим здесь истины в последней инстанции.
Если генсеки  вольны самодержавно шутействовать на кремлеваском Олимпе, то простакам, коли пришла блажь призадуматься, «жареные факты» действительно ни к чему.
Спешу доложить: старательно держу свои чувства под контролем.
Просто обращаю ваше внимание на те купола и  бугры Приволжской возвышенности, что были в бегстве донского  литератора, в хоперском его нищебродстве, где подоплека преступна без всяких шуток.
Контролируя  чувства и  ход рассуждений, автор повествования  позволяет себе  -  сверх всякой логики  -  изо всех сил сомневаться   в доводах собственного  разума.
Для пущей достоверности оно  будет верней, когда сам себя основательно помытаришь.
Странное выражение  -  «Дуй горой»!
Откуда взялось, когда появилось странное словосочетание, что сродни поговорке?
В филологические изыски вдаваться, наверное, не стоит, а заметить некую схожесть в приметах стремительного «вхождения» к Сталину в кабинет, не помешает.
Об этой методе чекистам способней судить.
У них есть  такая закалка, чтоб хоть при социалисте Джугашвили, хоть при демократе Путине вправлять мозги простакам, ломать им кости, гноить заживо.
Спецслужбы и в филологии далеко не девственники со времен Николая 1.
Умеют они приправлять русскую речь ухмылками.
Знают в сим деле самодержавный толк.
Все мы сегодня ведаем, на какие подвиги способны  тайных дел мастера.
Однако не обвинить меня в том, что тороплюсь предъявить вешенским чекистам обвинение в явном предательстве -  в злом умысле, направленном против интересов народа в целом.
Какой вопрос  -  именно они сфабриковали фальшивку.               
Но во-первых, им было дано соответствующее указание сверху.
Об этом можно судить по масштабу Сталинской над ними расправы.
А во-вторых,  не очень-то они стремились направить возмутителя  спокойствия  в  сторону  Усть-Бузулукской станицы.
Не собирались переправлять пассажиров легковушки туда  -  прямиком в Москву, либо не прямиком, а по многозначительным буграм Приволжской возвышенности, через хутор красных казаков, вдоль высокого берега местной речушки.
В ретивости вешенских гонителей, нет, не сомневаюсь.
Вот только… если не вижу несомненного организатора событий, закрученных вокруг  Мишки-парнишки, то и задаюсь вопросами.
«Дуй горой»  -  прозвучало не в явную явь, очень умно, не правда ли?
Самодержавное словотворчество всё же приметить можно.
Не противоречат эти слова подоплеке шутейства над народным писателем.   
«Дуй горой», значит?
Что ж,   вполне  стоит приписывать  выражение, похожее на поговорку, неведомой тайной силе, такому Нечто, которое безгранично любимо у волшебника-надсмотрщика.
Ох, уж эти купола, бугры, горы!...
Были они, сопровождали Шолохова вдоль дороги в Филоново, здесь сомнения нет.
Однако очень просто у меня получится: верьте, дорогие читатели, что автор очерка прав на все сто касательно филологии.
Поэтому обращаю свой взор в сторону «сына гор». 
Постараюсь иметь в виду, что его карьера была делом обеспеченным.
Очень неслучайным  -  как бегство Шолохова в Москву не через Миллерово, а через Филоново.
Запомню: в своем письме Берия упирал на личную преданность Иосифу Джугашвили, но уж никак не на верное служение заветам  Владимира Ульянова.
Воспользуюсь теми публикациями в СМИ, где говорилось  о темных местах в биографии государственного деятеля, выросшего в недрах чекистского круга.
И уж никак не дано мне забыть о той оценке, которую в итоге получил Лаврентий Павлович от родного Центрального Комитета коммунистической партии Советского Союза.
Кому не ясно: налицо гора критических разоблачений, имеющих прямое отношение к неординарной тайной деятельности заслуженного кремлевского обитателя?
Согласимся, что горы на пути Шолохова из Вешенской в Филоново существовали весьма наглядно.
Тогда Берия  здесь нисколько не лишний, он как раз очень при чем, этот сын гор с занозистой карьерой.
Можно в этом убедиться, если внимательней приглядеться к личности будущего  маршала.
Не иначе, ласковое дитя Сосо Джугашвили, что обосновался   в Кремле, сосало двух маток.
«Мохнатая рука» Хозяина земли русской вела  в Москву Лаврентия и мимоходом не приминула дать подзатыльник гению русского народа в лице вешенского Мишки-парнишки.
Не спрашивайте почему: ведь тот и лишь тот будет  бесспорным талантом, кого поддерживает  Хозяин.
Биография Лаврентия, который вскоре после письма к  Сталину дослужился до Лаврентия Павловича, дает нам право предположить: в чекистском мастерстве он оказался далеко не профаном, умел проворачивать дела.
Если есть квалифицированная, до поры мало кому понятная подмога, почему не провернуть?
Мои филологические сомнения начали не вдруг, а постепенно отступать, при всем том стали крепнуть подозрения: область, заставившая вешенских карателей сотворить фальшивку, могла иметь соответствующий  совет не обязательно от большого человека из Москвы.
Может,  область получила подсказу?
Намек  насчет солидно возможного кресла  почему напрочь невозможен?
Беспроигрышный вариант  - покрепче опереться областным властолюбцам на будущую Величину и сделать карьеру. Полезно это  -  заметить шибко «растущего» земляка Сталинского.
Тем более, что он  как раз под боком у ростовчан и своей неординарной карьерой притягивает их, как магнитом?
Не стоит забывать: прежде, чем стать маршалом спецслужб,                Лаврентий Павлович прошел солидную школу партийной работы.
Да уж, никакой он не губошлеп, чтобы недооценивать силу партийного влияния и на НКВД, и на тех же областных деятелей из донской столицы, которым не по нраву  пришелся вешенский литератор.
На ниве партийной работы этот суетившийся перед Сталиным чекист отличился заметно.
Ведь получил не вот вам ординарную должность, а стал первым человеком в Грузии.
В республике, на родине  гениального Джугашвили, занял  он пост высочайший.
Уж, наверное, проявил  себя непоколебимым партийцем, до конца преданным коммунистическим идеям.
Большой он все-таки человек.
Как не оглянуться властолюбцам на доверенное лицо, на верного соратника вождя?
На того, кто имел политический вес куда более солидный, чем   сталинский друг, романист из Вешенской?
Резоны, о которых толкую, не вот вам простые, но они бесспорны, когда понимаешь: в делах Лаврентия Павловича  было не все чисто задолго до того, как прозвучала критика в его адрес, и нам неплохо это понять.
Прежде всего уясним  себе: спец  тайных операций, этот облеченный властью партиец, знал в доскональности, как соединить деятельность ГПУ /НКВД/ с функционированием партийных органов разного масштаба.
У читателей возникнет последовательно логичное домысливание: верно, если знает тогда, когда уже сидит в высоком тбилисском кабинете.
Естественно, однако и другое не лишено смысла  -  знал задолго до того.
Учитель у Великого человека Лаврентия был хороший: волшебник-надсмотрщик поделился своим умением  с сыном гор, когда посоветовал двинуть к Сталину.
И тогда выходит: именно  такой  человек, как  Берия,  мог
неявным образом объединить события в литераторской столице Дона.
Он объединил их в одно целое, в операцию, направленную против той  же советской Москвы.
Для это надо постараться таким образом, чтобы чекисты получили свой наказ
/нанести удар по Шолохову/.
А местному районному руководству /в лице хотя бы Лугового/ партийно можно и намекнуть: в случае чего не суйся в Миллерово.
Понятно, что оба поля деятельности Лаврентию Павловичу очень хорошо знакомы.
Уж кто-кто, но он не в явную явь подставит и район, и область.
Этот авантюрист намекнет так, что всякая донская власть забегает, как борзая.
При этом власть имущие донцы станут мечтать о московской карьере,  другие, ни в чем не повинные вешенские проживатели, начнут спасать жизнь.
Что в итоге будет сотворено?               
Как раз то самое непонятное НЕЧТО, которое погонит писателя в бывший Усть-Хоперский округ Войска Донского  и    даст возможность Хозяину земли русской впредь вволю смеяться хоть над Мишкой-парнишкой, хоть и над всеми нищебродскими  дураками-русапетами.
Пусть себе катит маратель бумаги в Москву, ведь главное  - позволить волшебству русской земли в самодержавном упоении развернуться попривольней, охватить масштаб всей страны, позволившей себе осуществлять мечты вольнолюбцев, социалистические планы.
Шолохов худо-бедно уцелел, но пошли, пошли  они, эти до неистовости упористые  дела.
Покатился  громадный - до заоблачности!  - снежный                ком преступлений, где над социалистической законностью станет торжествовать  неискоренимая насмешка.
Кто не ведает, как завершились дни блистательного Лаврентия Павловича?
Вот вроде бы и заслуг у него перед Союзом Советов неподъемный  для  обычного  человека воз  -  во всяческих министрах ходил, маршальские звезды носил на погонах, но…               
Была у него надежда  -  и достаточно солидная  -  на пост генсека, и всё же не миновала «высокопроходимого» деятеля громкая опала.
Сошел на нет Берия со товарищи по специальным операциям. 
Небось, спохватились некоторые: слишком доверчивыми оказались по отношению к начальству, когда закрывали  глаза на ведомственные прегрешения.
Наверняка вы согласитесь с теми членами ЦК КПСС, которые увидели в интригах Большого Человека, в коварном его карьеризме, в наступательном авантюризме явную нелояльность.
Некоторые контакты /многими коммунистами неоднозначно воспринимаемые/ с иностранными спецслужбами дали основание партии насторожиться.
А потом и определить их как серьезную опасность для государства.
Оповестили нас, людей советских, об этом.
Можно было бы по прошествии годов и успокоиться.
Но очень и очень много по сию пору тех, кого не оставляет беспокойство.
Их что тревожит?
Они позволяют себе видеть нехорошие тенденции в общественной жизни.
Когда политики говорят одно, а происходит нечто иное…               
Нет, надо все-таки задуматься: что за Хозяин чистит нас, простаков, и чистит, нисколько не уставая?
В моем представлении  -  складывается картина такая: укрупняется злобная в своей карательности ситуация.
Опасность, наверное,  стоит определить как прежнее тайно самодержавное,
по-прежнему усмешливое Нечто.
Оно усиливалось наперекор нашим стараниям и мечтам о лучшей народной доле, нисколько оно не торопилось исчезать в череде уходящих годов.
Подозрительность меня мучает или что, судите сами.
Ничего особенного, ничего сумасшедшего я вам вроде бы не поведал  -  пытался придерживаться неоспоримых фактов  и строгой логики.
Ничего исключительного не обнаружил кроме того, что  Берия  -  не лишено вероятности  -  координатор многозначных и по сути однонаправленных действий в литераторской столице Дона.
Как обещал, еще и еще раз иду хоперской сторонкой, пытаясь заметить в своих умопостроениях прореху.
И потому… очень прошу: продолжайте озадачиваться, дайте волю скепсису.
Возражайте  -  здешние холмы, бугры и горы не приспосабливай автор очерка к своей логике!не вспоминай специфические выражения русского языка!
Ладно, извините, погожу с удобными приспособлениями.
Можете даже выразиться покрепче: нечего тебе, очеркист, восклицать  - дуй горой! лишние эти эмоции, не нужны они, поскольку уводят всех в фантазийные глубины словотворчества. 
Я вас поддержу охотно.
Можно, конечно, обойтись без филологических изысков, без литераторского накала.
Только… словотворчество не игрушка вовсе, оно у самодержцев было в ходу, осталось при деле у нынешних спецслужб.
Будем иметь русский язык в виду, хоть глядятся пословицы и поговорки  чуточку  легковесными для материала, полного сурового драматизма.
Хотелось бы побольше иметь доказательной фактологии. 
Согласен, историю странную рассказываю, поскольку раз и за другим разом вырисовывается многоступенчатая комбинация.
Получается: Николай 2, чудотворным образом являя нам Хозяина  земли русской, продвинул с помощью иностранных спецслужб  в советское правительство Лаврентия.
Тот, как только начал превращаться в Лаврентия Павловича, как только стал подниматься по карьерной лестнице, принялся исподтишка разрушать всё, что созидал народ.
Он вроде бы работал на советскую власть, но при всем том закладывал мины, которые должны были обязательно в последствии  взорваться.
Этот важный друг Иосифа так старался для народа-простака и дурацкого Цека
/ЦК КПСС/, что грянула Великая Отечественная война и сгинули десятки миллионов людей.
Предвещал «Тихий Дон» неисчислимые беды под знаком несчастного исхода вешенских глупых станичников к Сталину через БЕДУЮЩИЕ огромные бугры междуречья, разве что иное вырисовывается?
Ой, захлестывают меня эмоции!
Не иначе, обрушивал Берия страну под знаком хоперского нищебродства,  столь современного Иосифу Джугашвили… и, к сожалению, современного нашим нищебродным дням, где нет края упадку народной экономики и культуры.
Страницы Шолоховского романа полнятся российской  кровушкой, есть в них несомненное предвещание.
Неужто нет в двадцать первом веке другого нам выхода  -  как  впредь  горевать?
Что же, мы должны нынче гнуть спины, старательно молиться?
Прям-таки в обязательности вижу: мы просим у небожителей вспомоществования, покорно кланяемся - сиятельные олимпийцы, мы ваши рабы, не велите положить нам животы  на алтарь вашей бесконечной алчной потребе!
Вы, дорогие читатели, не желаете положить животы?
Желаете процветать в вечно неутоленных потребностях? 
Не по Сеньке шапка!
На то мы и дураки, чтобы гнаться в нескончаемой  погоне за умниками, которые постараются свое получить  из весьма ограниченной кошелки капиталистической цивилизации, показывая нам солидный кукиш.
А как же иначе?
Потреба гнусно-олимпийская станет расти куда быстрее объемов производства: по закону неутоленностей она  примется грабить простаков пуще прежнего.               
Вначале нас грабить станут, потом убивать, коль таким лишь способом будет возможно увеличивать доходы.
Да, нам не дано ведать тайной глубины потребностей в игре подлецов-политиков.
Когда Путины, Фрадковы, Медведевы, Ельцины и иже с ними начинают толковать о своих скромных зарплатах, то нисколько я им  не верю.
Их доходы в других валютах   -   там, где льется из века   в  век народная кровушка, и всё-таки  не водица она,  чтоб россиянам закрывать глаза на безудержные олимпийские потребности.   
Закономерно это наше нищебродство, вот в чем усматриваю пагубу нынешних дней. 
Думаю, вы не желаете погибели своему народу.
Надеюсь, вам противно лицемерие Кремля, где со времен Сталина засели мудрецы всех времен и народов, которые… бесспорные гении хоть до Великого Октября, хоть после него, а социализм  -  полная чепуха. 
Было то, что было, случилось такое:  когда-то Лаврентия Павловича попросили выйти вон.
Но получилось ведь так, что наших скорбей нисколько не убыло.
Не переставать нам горевать.
Осталось лишь молиться.
Вы, дорогие читатели,  наверняка не хотите поверить в подобную  -  до гробовой доски  -  перспективу.
Разумеется, вам желательно увидеть достойную альтернативу карьерным проискам Лаврентия Павловича, почему-то оказавшегося активно минным победителем и во времена Сталина, и во времена позднейшие.
Вам не нравится наблюдать  его в ореоле Великого героя?
Да и я тоже нисколько не хочу этого.
Уж настолько мне сие  - насчет нашего с вами нищебродства  -  собственное экономическое всезнайство противно, что стараюсь не верить сам себе и смотрю во все глаза на Приволжскую возвышенность.
Опять иду от умирающего хутора по  низменности с озерными западиночками к станице Усть-Бузулукская: в мыслях своих меряю километры хоперских луговин.
Дотошно промеряю шагами займища с их большими и малыми бочагами.
Стараюсь припомнить, как тут, в чародейной пойме, проживали казаки.
Думаю: куда она их вела, небогатая   жизнь-жестянка? 
Если Лаврентий, сын гор, тишком организовал знаменательное бегство среди многозначительных вершин междуречья, то какие вдобавок нужно мне отыскать здесь приметы его умнеющих  -  как у Николая Первого  -  побед?
Ничего в яви неявного приметить всё же не могу.
Однако что за странная гора, тамошняя Усть-Бузулукская верхотура!?
При бегстве закадычных друзей здесь не было телевизионной вышки.
Появилась она много позже.
И как раз много лет после того, как Берия хозяйничал в Тбилиси, встала  примечательная телевышка на другой вершине, на знаменитой грузинской Мтацминде.
К слову сказать, тбилисская гора поразительна красива.
Не прибавить и не убавить  -  горожане любят ее непритворно.
Поскольку не восхищаться ею нельзя, они с удовольствием  лицезреют вершину именно что ежедневно, если, конечно, позволяет погода.
Им удалось построить здесь фуникулер, чтобы свободно подниматься наверх и обозревать прекрасные виды открывающихся окрестностей.
Коли не сомневаетесь в тайной власти Лаврентия над междуречьем Приволжской возвышенности, то  понимаете: без
Усть-Бузулукской верхотуры нет хоперских бугров.
И два эти варианта бегства из Вешенской, о чем уже шла речь ранее,  -  одна и та же  «горная» дорога для Мишки-парнишки и его партийного руководителя.
Необходимо заметить, что без громадного Усть-Бузулукского бугра нет там и разнообразных куполовидных поднятий,  и застарелого хоперского нищебродства, и нет искомого  -  того тайного напора, что объединяет все ниточки, управления донской экзекуцией.
Допустим: все-таки заметите. 
Что ж, тогда незамедлительно явится вам откровение.
Укрепится у вас непреложное осознание: гора над рекой  небогатых казаков  -  знак всесильного Кавказа.
Это неординарное возвышение  -  символ подавления свободолюбивых устремлений. 
Тут наблюдается именно указующий перст, и он требует изничтожения народных мечтаний, к коим была извечно склонна казачья вольница.
Естественно, в наши дни речь может идти уже о препятствиях на пути воплощения в жизнь идей нового социалистического общества.
Получается, что более значительная по размерам Мтацминда  -  тоже кавказский знак?
Да, и он поистине велик, этот  многозначительно огромный перст, который  -  хоть Лаврентия Павловича уже нет в живых  -  направляет течение российских неутомимых бед.
Вы сможете приметить: не в явную явь являет нам бывший тбилисский хозяин  карающую власть Хозяина земли русской.
Однако управляет она, прекрасная Мтацминда, каким всё же образом?

*      *      *   

Мне, признаюсь, не хватало  -  чтобы  распознать  тонкое хозяйское умельство, уровень многовластного личностного управления  -  как раз лукавых подвигов великого маэстро.
Земли русской Хозяин, отправив Берию на тайные подвиги, свою фигуру затушевал, если можно так выразиться.
Но фигура-то вполне активная и поныне, когда в Тбилиси  только гора осталась, а самого Лаврентия …
Ох, уж это мастерство, явленное нам  хитрыми улыбочками российского царя, столь умно опустившего Пушкина в могилу!
Ишь, как оно обозначено в веках!
До чего живучее оказалось: и неумолимый ход истории ему ни по чем, и  процветает оно, хоть тянется и тянется чехарда здешних руководителей.
Донская порка, препожалованная Шолохову, сие мудрейшее   битье, при всей своей отдаленности от 18 века  - всё тоже коварное умельство Хозяина. 
Плывет оно по волнам годов на манер непотопляемого корабля.
Нельзя все же не заметить: от Иосифа Джугашвили до Леонида Брежнева, столь долго возглавлявшего социалистическое государство, до Андропова и много позже невозбранно  измывались над народным талантом.
Пристальная вроде бы опека наблюдалась, но если разобраться,  она была писателю увесистыми пинками при жизни.
Наказанием она оказалась и долгий ряд лет  лет после смерти, когда упокоила  родная  донская земля вешенского литератора.
Не мешает уясниить себе, что секрет живучести этого корабля, наполненного хитрым умельством выше бортов, в связи истории давней и нынешней.
Преодолевая многомильные моря веков, судно идет заданным курсом, управляемое Хозяином земли русской.
Когда нам столь усердно даруют несчастья и не позволяют даже в словотворчестве прикоснуться к тайнам царственного самовластья, то почему не вернуться к урокам Октябрьской революции?
Мир хижинам, война Олимпу!
Народ имеет право «за ушко да на солнышко» вытащить подлые приемчики кремлевских олимпийцев.
Имя их победительному секрету, говоря языком компьютерщиков, системность.
Проще говоря, начинает властитель действовать и сразу подключает дружка за дружкой  факторы «опускания».
Они идут в железной последовательности, призванной подавить инакомыслие, свободолюбие  - всё, что не приемлемо для воли очередного властителя из прочной цепи самодержцев, царей и генсеков, гениальных до невозможности.
При этом сохраняется та многозначность событийных  смыслов, которая придворным лизоблюдам, да и всем непосвященным вообще, являет одну вполне определенную  картину.
В то время,  как для правителя вырисовывается другая, и он ею преспокойно управляет, пододвигая опального к краю могилы.               
Этакий бедный Гамлет-Йорик!
Вы сможете приметить эту его ухватку, поскольку он всегда не против порассуждать над превратностями бытия.
Возьмет и по-актерски потом прольет слезу, помятуя талант, почивший до сокрушительности внезапно.
В конце концов, царская власть если не порыдала над судьбой Пушкина, истинно великого национального поэта, она ведь впоследствии признала его творчество ценным  -  весомым для российской  культуры.
Лукавства своего при том не утеряла.
Однако вернемся к секретной мудрости самодержавия.               
Тайны поочередных вершителей народной судьбы достойны того, чтобы нам с вами сдернуть маски с благообразных  гениев кремлевского Олимпа.
Нестихающее лукавство позволяет им быть божественными героями, победителями битв, не в явь явленных.
Не стоит заблуждаться насчет их идеологических мотивов.
Есть у них партийные корочки или таковые отсутствуют, но величие и вседозволенность кружат головы кремлевским чинам.               
Они уж никак не могут отказать себе в удовольствии пребывать хоть чемпионами открыто соревновательных процессов, хоть самодержавными творцами жизни и смерти. Короче говоря   -  всего, что случается на бедующей  в веках, многострадальной нашей Родине.
Поскольку политические гении могут позволить себе игры заглазные, невидимые для простаков, «олимпийцы»  смело пускаются в свои кровавые предприятия.
Тот же Николай 1 разве не хитро похвастался победой над замечательным поэтом, несравненным талантом, равном которому в России не было раньше?
Ведь не постеснялся  -  похихикал над слабоумием  литераторов, всяких там рифмоплетов и повествователей  вроде словотворца Пушкина.
Земли русской Хозяин  -  он же и властитель русского  слова  - выбрал себе игру архисложную.
При этом одержал неуклонную победу, похоронив умнеющего наперед просто умного, разве не молодец вам, русский царь Николай Первый?!
Вот оно, еще одно правило Хозяина: он играет там, где у противника  есть признанные знаменитыми  -  с искрой божьей  -  достижения.
Поэтому он именно что всем молодцам  -  указующий перст, станете сомневаться?
Примем во внимание, величие многовластного человека проявляется не только  тогда, когда храбро  вступает в соревнование на поле противника и непременно выигрывает.
Ведь что он в явную кажет всем простакам страны?
Разумеется, они обязаны увидеть мрачный оскал повелительных зубов.
При сем  -  услышать могучий рык хищника.
Им не помешает также учуять кровавый запах властительного зверя, могучего повелителя страны, хозяина всех  российских лесов и гор.
Пусть знают: провинившемуся подданному не миновать испытать на своей шкуре «олимпийский» закон мести.
Но  -  как  полагается  дуракам в этом государстве  -  им придется уразуметь  при этом далеко не всё.
Итак, что я увидел у самодержцев?

----------------------------------------------
Несомненную системность организованных событий.
Многозначность соревновательных процессов.
Одновременно  -  радостные чемпионские подпрыгивания на поле противника.
И врагу  -  всегдашнюю кровавую месть.
----------------------------------------------

Что ж, каждый из нас имеет свою причину порицать судьбу.               
Вот только  -  уж эти роковые случайности!  - что взять с неподдающегося увещеваниям фатума?
Кто-то не распознает причину зигзага в своем жизненном  пути.
Не исключено, кто-то вдруг возьмет и озаботится догадками.
Но торжество публичного словоизвержения, верноподданное лизоблюдство под управлением вершинного властителя  -  это размышляющему всегда никакой не подарок.
Шевеление мозгами сопряжено у нас в стране с глубоким переживательным процессом, тут недалеко до пинков, которыми станут тебя угощать от всей души.
На таковском деле можно пройдохам заработать куда как неплохо.
Непреложно остается у вас вопрос: на сколько «истинно-умнеющее»  мастерство Хозяина отличилось в Вешенской истории, до каких вершин мудрости там оно дошло, если Шолохова  -  помытарив!  -  оставили в живых?
Немаловажно хотя бы то, что признанного русского писателя на время оторвали от сочинительства.
Пусть другие отличаются на ниве литературного  труда, то есть  - верноподданные, свои в доску! 
Погоняли  вешенского словотворца по горам Приволжской возвышенности, попортили ему нервишки, и сие  -  согласитесь!  -  тоже укладывается в прейскурант самодержавных достижений.
Как хорошо, что коммунисты вскоре после Октябрьской революции начали точить ножи на глупого Мишку-парнишку!
Чувство подлого  удовлетворения можно заметить: на всю   жизнь запомнит казачок-писака, что за друзья у него.
Да, писателя оставили в живых вместе со Сталинским режимом.
Однако иезуитское наслаждение  -  сотворить нищебродство малое и в масштабах страны большое  -  обязательно воспоследует во всем блеске.
Как раз именно  здесь самая интересная  работа для Хозяина земли русской, и он ее непременно доделает до полного свершения.
Теперь гляньте на молодцов-путейцев, причастных к развалу советского общеста.
Они еще не до конца свершили задуманное Хозяином, но  ведь постараются внести свою долю в самодержавно благородное предприятие.
Им, небось, велено  оставить на закуску кое-что для новых кремлевских олимпийцев.
Во всяком случае, наблюдается  после Горбачева и Ельцина всё та же  «умнеющая на диво» тенденция.
А «Тихий Дон»  что ж… роман рассказывал и рассказывает свое, прочувствованное.
Он предвещал советским людям их ближайшую судьбу, а также не отказывался кое-что поведать насчет судьбинушки их дальнейшей.
В России сотворилась, не задержалась Великая Отечественная война, и не в явную явь запорхали вдоль по ней хозяйские улыбочки.
Понятно, любое ратное побоище  -  не фунт изюма.
Однако  надо признать: 1941 год дал исключительно весомый, поистине великомощный повод населению, всем проживателям государства, претерпевать горе горчайшее, поскольку лихо  от фашистского нашествия превзошло все мыслимые масштабы.
Откуда вдруг эти жестокие поражения  на фронтах, когда и армия вроде бы имелась испытанная в прежних боях, и в тылу не праздновали труса, трудились на фабриках, заводах с полной отдачей сил?
Народ почему-то оказался раззявой, ему  -  недотепе  - демонстративно вложили по первое число.
Если подумать, били его по малопонятной доныне программе, шарашили так, что не оправдаться и Сталину, и его полководцам, которым дозволялось не столько размышлять, сколько в рот ему глядеть.
О причинах жутчайших поражений хилые доводы кочуют по газетам, журналам, фильмам, спектаклям, но хилость исследовательского подхода наводит на мысль о большой неправде.
Вот спросите себя не лукаво  -    какая там была особая внезапность нападения, какая приключилась необученность бойцов, коль русский солдат уже повидал и финскую войну, и бои на реке Халхин-Гол в Монголии, и маршал Тухачевский /до того, как его репрессировали/ писал, доказывал, предупреждал, советовал обратить внимание на тактику танковых боев с глубокими прорывами обороны?
Вопросов можно сообразить уйму, да все они повисают в воздухе, не имея опоры в достоверных ответах.
Нам, простакам, охотно покажут кино о героях.
И мы, конечно, поверим в отвагу бойцов, в итоге дошедших до Берлина.
Но бредут, бредут, спотыкаясь, по произведениям искусства, по историческим исследованиям неубедительные разговоры о том, как   и почему  потеряли мы столько людских жизней.
Поскольку изобильно и разноречиво сие кочевье, мало у  наших людей веры в явленную им военную правду, не оставляет их ощущение, что бесконечные они раззявы.
Насчет гитлеровского нашествия мы простаки по сию пору.
Касательно сталинской неподражаемой гениальности, а также всяческой художественной апологетики по отношению к вождю всех народов, мы по-прежнему наивны, верим в навязанную нам плакатную правду, хотя особо тайные взаимоотношения авантюриста Адольфа и бедного Сосо, как говорится, имели место быть.
Они пока что за семью замками, и это позволяет пану полковнику Путину взывать: давайте забудем о прежних делах и замиримся с фашистскими вояками, хоть на кладбищах, хоть в многополярном кругу демократических свобод. 
Слышу по-хитрому проникновенный глас:  поостерегся бы  автор очерка высказываться насчет неправедного джугашвилизма  -  ведь великое побоище всё же оставило часть русапетов в живых, и зачем ныне лезть на рожон со  своими примечаниями к военной правде, одобренной Кремлем?
Да, наш народ в жестокой схватке выжил, но ведь -  за вычетом тридцати миллионов убиенных.
А кто считал покалеченных физически?
Кому пришло в голову подвести итог, помятуя  все нравственные страдания людей, их сердечные муки, их нестихающую боль и слёзы по невосполнимым утратам?
Досконально подсчитал, небось,  он  -  Хозяин земли русской, которому знать о народных бедах всегда лишь удовольствие и  повод для хитрых улыбочек.
Не хочется кланяться ему в самодержавные ботфорты вслед за кремлевскими сегодняшними лизоблюдами.
Нет желания благосклонно воспринимать нередкие усмешки: со своим Шолоховым  вешенские станичные проживатели кругом дураки, как и всё нищебродное население России.
Кто-то, вероятно, слышит в череде годов властительный рык: революция вам, недоумкам,  понадобилась, вот и получили благоденствие по моей самодержавно отмеренной порции.               
Неравнодушным россиянам можно приметить также царственную повадку приблатненного Кремля: дураки вы, дураки! то ли еще будет!
Сегодня люди имеют возможность понять, что самозабвенные поклоны кремлевских олимпийцев прошлым дням империи, в равной мере и всякая лизоблюдская суета перед самодержцами,  -  это не случайность.
Не в явь явленная правда?
Она, конечно!
Пока, позабыв о личной  ответственности перед народом, стая продажных творцов со своими художественными произведениями  кочует вдоль и поперек войны, старательно не замечая логических исторических  нестыковок, пока торжествует полит-вранье,  нам остается одно: как раз не доверять самопровозглашенным гениям.
Мы, обычные читатели романов, обычные зрители киношных поделок,  просто  обязаны в конце концов увидеть, что в этом лицемерном кочевье творцов нет ни на грош гениальности, зато присутствует подлая усмешечка Хозяина земли русской.
Искусство, исходящее кровью народа, воспевающее кончину справедливости, совести, исконного права русских людей не торопиться вслед за гуннами в могилы  -  такое стараются всучить нам искусство.
«Тихий Дон» в таком разе нельзя не вспомнить.
Шолохов, она у тебя, донская тишина, ведь кровавая,  и  наше нынешнее существование…  выходит, сбылось предвещание  романа насчет ближайшего несчастного будущего?
Близко, далеко ли, ан времена идут, и без усердных, исключительно  умнеющих добавок дело не обходится.
После войны, дальше-то у простаков что сотворилось?
На время поутихли приметы  нищебродства, наказующего  нас, вольнолюбивых россиян.
Тем часом - точнее сказать, десятилетие за десятилетием - продолжалось надзирающее,  хитрое мореплавание по стране Советов самодержавно «истинного»  Хозяина, и было в послевоенных годах секретов выше головы.
Взять хоть проблемы «любимых» писателей и поэтов, «которые больше, чем поэты».
Вот критиками поднимается до небес «совесть народная», а вот празднует отличные гонорары «больше, чем поэт»… но, может, вы хотите поклониться «деревенской», почвенной прозе не в пример русской литературе Ивана Тургенева, Льва Толстого и других классиков?
Хитры подходы лизоблюдов касательно службы неправедным вождям, засевшим в Кремле и готовившим почву для путейщины.
Кончилась хрущевская двусмысленная оттепель, начались брежневские календы.
Соответственно объявились новые пертурбации касательно «Тихого Дона».
Писательское мастерство Шолохова вдруг стало неявным.
Завязалась полемика, где  -  как вы уже знаете  -  хватало скрытых  улыбочек.
В зарубежных подначках, как и в неискренне яростных радетелях вешенского писателя,  нельзя было не усмотреть тайной, но всё же приметной руководящей фигуры с указающим перстом.
После многих лет, размыслительно обсудительных, назойливо хихикающих, вроде бы авторство Шолохова соизволили оставить  в неприкосновенности.
Только вот никуда не делись те предвещания, которыми оделил нас гениальный  -  безо всяких недоумкам тайных кукишей  -  литературный труд русского словотворца.
Сардоническое зубоскальство, в гиблое  нищебродство сопровождавшее вешенского Мишку-парнишку вместе с донским краем,  вместе  со всей советской землей, оно, это зубоскальство, продолжает являть нам мрачные клыки и кровавый  запах.
Потому есть резон, дорогие читатели, обратиться к недавней истории, к дням нашей  -  не очень понятной самим советским проживателям  -  жизни.
Грянула, как знаете, демократическая революция.
На все сто настоящая она по уверениям пришедших к власти политиков,  подлинная именно потому, что не вот вам какой-то октябрьский переворот.
Разумеется, в пику социалистам-большевикам события  1917 года были решительно переименованы, они стали как  раз называться «переворотом».
Лизоблюды тайного Хозяина кинулись хоронить Великий   Октябрь глобально, обещая народу всяческие блага  западной цивилизации. 
Враз и навсегда обретет он счастливую капитализацию и вместе с ней свободу.
О том, что воспевается наглая свобода грабить бесправного или просто слабого, помалкивают идеологи нового в своей «правильности» миропорядка. 
Но мы с вами уже проведали: этим злато-верноподданным надо именно что пустить народу  кровь, то есть присутствует наказательная подоплека, которая торжествует отнюдь не ради какого-то излечения русапетов, исправления их гуманной культуры, улучшения знаменитого пшеничного земледелия или ракетостроения, к примеру.
Поэтому российскому народу в словесную чепуху панов полковников, захвативших верховную власть в Кремле, верить не стоит.
Нам всем необходимо твердо помнить, что несчастья народные были и будут.
Господа, так называемые демократы, они ведь и господа по той простой причине, что никакие не демократы, не приверженцы народовластия, они служат тайному Хозяину земли русской, втихаря участвуют в его многовековой игре.
Многочисленные социал-философы от грабительского нынешнего мироустройства, они артистически  - другими словами, размыслительно - льют и льют слезы над страданиями несвободных граждан бывшей страны Советов.
При всем том религиозно-гамлетовском милосердии ухитряются обязательно плевать на российских дураков, к коим они, хитромудрые, уж никак не причисляют себя высоколобых.
Плюют раз и за другим разом, правление за правлением, новый кремлевский гений за новым.
Одновременно всяческие ог социологии академики и приличествующие кремлевскому Олимпу культурологи делают не что иное -  употребляют шамовку из общественной корзины, оставляя народу лишь минимальный прожиточный мимнимум.
Если разобраться, хапают не одни только икряные бутерброды.
Попутно живоглотно употребляют себе во благо людские судьбы, но, впрочем, не гнушаются даже антропофагией, то бишь людоедством, поскольку что ни очередной вождь  -  летят явно и неявно головы с плеч.
Нынче вот  по заведенному распорядку упиваются, обжираются и празднично отплясывают на  Пискаревском кладбище, где захоронены  жертвы  блокадных лет знаменитого Ленинграда.
Метафорическая картина?
Не так, чтобы очень.
Достаточно вспомнить расфуфыренную Матвеенко, ставшую главой сенатской палаты, а прежде руководившую славным городом на Неве.
Помню телетрансляцию с кладбища, и красотка  -  та самая!  -  вылезает на первый план, а ведь сами знаете, что на кладбище не ходят для того, чтобы там сверкать, ничтоже сумняшеся.
Забыть нельзя и такую трансляцию…   орут многочисленные хоры: святый боже! триста годов Санкт-Петербургу!
Можно решить, что в жизни города за триста лет не было ничего более значительного, чем боженька и попы.
Во всю мощь гремят наследники провокатора-попа Гапона, и значит, далеко посылают они Ленинград с его Пискаревским мемориалом, по наиболее полной самодержавной программе, в могильные празднества отправляют.
Вам не известен этот двусмысленный язык?   
Когда кому-то устраивается мочилово в туалетах, тогда кто-то получает праздник самодержца, поскольку сила, выразительность языка говорят как раз о великом знатоке всего русского, о царе Николае Первом… и не дорасти до верховно-властительного знатока никогда бумагомараке Пушкину со всеми его талантами.
Ежели приглядываться не хотите, все равно услышите знаменательную речь, где императорская мощь сопрягается с громким сочным языком простого народа.
Вы догадаетесь: единственно что означает сие мощное послание  - да пошли они подальше, все эти Пушкины и Лермонтовы с их народностью!
Услышали?
Нет,  не случайно случилось резкое уменьшение населения страны: послали дураков-русапетов подальше, вот и тянется цепочка  - с поверхности Земли да в глубь.
На глазах спускается народ в общую  могилу, и до чего толста цепь  - людская цепь смертного пути!
В звеньях  ее увидите  хоть поэтов пушкинской значимости, хоть рабочих, что сродни самоотверженному горьковскому Власову, а хоть и покорителей неба, которым нравственный указ лишь мечтатели Королев и Гагарин!
Не время труженикам и скромникам.
Нынешние всяческие новые русские, которые насквозь победители, сподобившиеся банде кремлевских панов-полковников,  небось, не зря  уснащают свои телеса  особым шиком-блеском.
Чем  больше красоты-блеска-шика нам показывают, тем успешнее путейское свершается предприятие, так что ли?
Именно что сегодня так  -  ничуть не иначе.
Великолепие победительного облика с большой мошной лезет напропалую со страниц газет, с экранов телевизоров, однако у всех честных людей оно вызывает лишь отвращение.
Да,  возле кремлевской более-менее сытной кормушки  лизоблюдам удается обогащаться.
Они с энтузиазмом вопят: всё хорошо! всё будет хорошо!
Им с какой стати мучиться вопросами бытия?
Нет ведь предпосылок для того, чтобы  заниматься вопросами подлинной воли, соответственно господам не хочется знать о прорехах в  общественно-сомнительных свободах.
Ни к чему им озадачиваться проблемами невыдуманной истории.
Загадки истинно живительной жизни…  над ними пусть бьются дураки, не стремящиеся видеть благолепия, как раз такого, когда  для бандитских группировок хватает богатств в порушенной стране Советов.
Так что преступному элементу -  в кругах высоких и низких  -   почему не обряжаться на зависть простому люду?
Именно что не стоит скромничать, коли власть не стесняется разнообразно проявлять свою грабительскую умность. 
Красавцы и красоточки,  они  ведь во всю ширь лживого любомудрия философствуют: самое время посылать трудящихся  подальше.
У них, сподобившихся, свобода вовсю болтать о своей народности, над черепами людей размысливать по-шекспировски культурно  -  как говорится, не подкопаешься!
Народ имеет то, что имеет, но тогда выходит, что начались господские выверты со сталинских времен.
Не вот вам очень давно объявились нарушения социалистической законности и закончились они чем?
Получите, простаки, лукавый переворот, а вслед за ним  -   торжество преступности.
Свершился праздник наглой антинародности.
Если поразмыслить… маршал Лаврентий Павлович жив, как жил.
Он сотворяет задуманное, не в явную явь толкает страну к пропасти.
Как хотите, однако не исчезает досужая мысль: путейцы, все-таки не случайно вылезли из глубин Бериевского незабытых лет ведомства.
Есть догадка, что как раз так посчитают многие.
Автору этих строк с подобным соображением тоже согласиться нетрудно.
Имеет право замолчать, когда правда восторжествовала.
Возьмет и оставит в покое горькие думки насчет сталинского режима, того, из которого вышли последующие руководители партии, а также основатели преступно-лживой демократии… зря копья ломать с какой стати?
Да… просто возьмет… взял бы, да не получится у завзятого литератора.
Соглашайтесь те, кому есть нужда помалкивать.
У автора очерка есть резоны сомневаться.
Он, признаться надобно здесь, не может забыть о них, потому что помнит, нет, не «горний ангелов полет», но то поспешное ночное бегство Шолохова и Лугового  по горам, по огромным куполам Приволжской возвышенности. 
Все знают историю «сына гор» Лаврентия.
Пусть проныры, известного под фамилией Берия, нет в живых, однако дочь гор, прекрасная тбилисская Мтацминда, некогда поднадзорная обоим «кремлевским горцам», по сию пору смотрит на нас столь же пронзительно, как раньше, в годы не столь давние.    
«На холмах Грузии лежит ночная мгла»…
Если мглу насчет уважения самодержцев к стихотворцу Пущкину мне удалось хоть немного  развеять,  позвольте кое-что напомнить.
Некогда один русский человек сказал: Пушкин  -  это наше всё.
Мне, к примеру, поэт помог пролить свет не только на грузинские холмы во всей их многообразной прелести.
Бывшему газетчику вдруг явился новый облик тбилисской горы, красавицы Мтацминды, обновленный и очень неожиданный  -  в сокрушительно грозном величии.
С этой горной вершины, думается, не в явную явь звучат особенные слова.
Нелишние они для нашего с вами проживания в постсоветском строе,  так как живописуют Нечто.
Сейчас ее речи постараюсь озвучить для вас.
Когда приложите их к явлениям несчастной нашей действительности, прояснится, вполне возможно, картина касательно закономерности российских бед.
И поскольку вы уже знаете, как полоскали  «Тихий Дон» вплоть до начала двадцать первого века, до «удивительных» открытий, до установления авторства, прекращаю разговор о Шолоховском романе. 
О жизненной  -  с  экзекуциями  - писательской дороге, о тайнах Приволжской возвышенности нынче не потороплюсь высказываться.
Отдохнем немного  здесь, потрудимся там  -  на ниве газтных публикаций и сообщений СМИ.
Грузинская  гора,  начиная с брежневского отнюдь не  тихо-застойного застоя
(кое-кто в те годы похохотал, поулыбался, поерничал всласть),  не сходила со страниц центральных изданий.
Она фигурировала упрямо, последовательно,  ло такой степени  -  зашибись!  -  целеустремленно, что когда-никогда, а призадумаешься.
У подножия, на вершине ее, возле телевизионной вышки  и за ней творилось черт знает что, разве не так?
Ясное дело, не сразу вот вам, не вдруг, но череда перепитий приобрела по прошествии времени характер просто-таки непристойный.
Он оказался вдруг именно таким  -  насмешливым и явно скабрезным в своей трагедийной потаенности, в подтексте фактов, в ходе неумолимо кровавых событий.
Мне представляется, что в озвученной  сокровенности обрушившихся на советских людей огромных несчастий не увидите вы хаоса.   
Тамошние вершинные пертурбации обнаружат свой характер всеуслышанно, и какому любознателю не покажутся горские проделки последовательно злопакостными?
Итак, после претенциозных смешков с брежневской заносчивой отметинкой  подарили   нам особую  -  не иначе!  -   шутку юмора.
Поскольку немного знаком с тбилисскими подначками, скажу: пусть меня убьют, а потом повесят и вдобавок зарежут,  однако в свою очередь позволю себе посмеяться   -  возникни тут скептику.
В сосредоточенной последовательности происшествий можно было наблюдать чекистскую неординарность.
Вот только сомнительно, чтобы здесь обнаружиться характеру Лаврентия Павловича.
Когда в многочисленных средствах массовой информации пошла писать контора, хочешь ты или не хочешь, но заметишь, сколь много внимания стало уделяться Мтацминде, этой столичной штучке, украшавшей прекрасную кавказскую республику.
Газеты, журналы, неумолчный эфир, как водится, поклонисто выплясывали,  и выше головы нагромоздилось тогда всяческих необыкновенностей, и хватало неосведомленных читателей, телезрителй, радиослушателей, которых исправно  водили за нос.
Оставим ей очарование, тбилисской красавице Мтацминде.               
У Грузии не станем отнимать ее жаркого солнца, ее головокружительных виноградников и любимого нами чая, хоть байхово-черного, хоть зеленого.
Не грех поклониться полуденной красоте южной республики и ее теплому  -  с лета чуть не до ноября  -  морю.
Что здесь говорить, всегда готовы восславить ее витязей в тигровых шкурах, мудрых защитников народа.
Однако есть надоба положить предел неосведомленности.
Когда тебе морочат голову, озаботиться наблюдениями невредно.
Касательно предмета нашего разговора:  есть упрямое желание не пытаться,  не приписывать все гнусности  -  все до последней капли!  -  маршалу по фамилии Берия.
Кому приходилось слышать о Лаврентии Павловиче, друге бедного Сосо: да он же вечно рычащий зверь, нисколько не советский человек?
Нет о нем таких сведений, чтобы постоянно рычал и за рамки день за днем убегал.
Как в Грузии, так и в годы московского пребывания, он своим поведением иллюстрировал скорее созревший плод представительной организованности.
Чиновную ответственность выказывал сталинский выдвиженец, вовсе не бесшабашную злобу и наглость.
Сегодня Мтацминда… та  -  ох!  - звучит в громоподобном регистре,  именно столь ретиво, что не захочешь, а услышишь ее.
Одновременно бывает и другое: в некоторых случаях  ее речь оказывается невнятной и тихой.
Причина, будьте уверены,  не в недостатке ретивости, а в том, что была и есть в мтацминдовском Нечто ехидная, злая капелька иностранщины.
Сие  нисколько не удивительно, поскольку Берия  какое-то время властвовал  в Тбилиси, был тамошним чекистским и партийным наставником, так что он, этот подручный Сталина, естественно много раз демонстрировал тбилисским подчиненным, как надо шипеть змеей.
Куда ж интригану без шумоподавляющих эффектов!?   
Необходимо умело утихомирить народное возмущение, когда творишь неправедные дела. 
Авантюристу очень трудно быть законопослушным всегда, во всем и день за днем как раз без шума подниматься по карьерной лестнице.
Пусть показал себя неординарным умельцем, но в конце концов  шибко правительственный Берия канул  в Лету.
Его «ответственность» не перешла ли к тбилисской очаровательнице Мтацминде?
Мне видится такая сторона в ситуации с красавицей Мтацминдой  -  рассказывая о ней, многочисленный отряд СМИ невольно обнаруживает в делах, что имеют отношение к горе, эту самую «злую капельку иностранщины».
Да, ее тихий говор также услышишь, и все-таки характер Мтацминды  -  ее начальственных речей  -  иной, в целом напористый,  грубый.
Я поведал вам о том, что подходит под определение «общее впечатление».
Теперь перехожу к событийным деталям.
На первый взгляд ничего особенного не происходило, однако надо понимать: события вполне согласовались с умным мастерством Хозяина.
Десятилетия два-три миновало после донской провокации, самодержавный экзекутор позволил неизбежному резво подкатить, начала набирать темп  научно-техническая революция /НТР/, и вот вам первый приметный факт  -  телевизионная вышка утвердилась на пирамидальном возвышении, приподняв главу Мтацминды куда выше.
Телевышку воздвигли, нисколько не противореча ходу НТР, вот только  использование эфира не имело никакого отношения к однозначности прогресса.
Появилась со временем ажурная конструкция и на громадном Усть-Бузулукском холме.
Отметинки бытия никого не разбудили, ничью бдительность не потревожили.
Но сам факт  /конечно, применительно к тбилисской Мтацминде/  не прошел мимо внимания центральных СМИ, чего не скажешь о хоперском прибрежном возвышении:  подумаешь, поставили какой-то ретранслятор в глухом районе!
Большая река начинается с ручейка-истока, и когда наладится поток изливаться к морю, то  в обычности сила его идет по нарастающей, поэтому история с Мтацминдой тоже  - год за годом заворачивала все круче.
Громоздились события, говоря иносказательно, выше новой ее телеглавы.
Где и когда читал о тбилисской достопримечательной красавице?
Не суть важно, ведь вы и сами вспомните, как просвещали пользователей СМИ газеты и вездесущий эфир.
Честь по чести поведаю лишь о событийной стороне дела, поскольку в мтацминдовских перепитиях есть тот злой смысл, который вызывает вначале озноб страха, а затем полное отторжение подлых хитростей.
Не пустое занятие  -  взвесить на весах истории аккуратное начало бедственных фактов и нынешнюю (последнюю ли?) зарубку.
Тбилиссцы день за днем ландшафтно и строительно утруждались, старались, обихаживали городскую вершину.
На склоне ее на радость самим себе и гостям столицы протянули фуникулер.
Замечательное достижение, правда?
Средства массовой информации тут же кинулись радовать всё народонаселение страны.
События пошли множиться: появилось в газетах исключительно важное сообщение, какое?
Небось, читатели центральных изданий не преминут вспомнить:  ура! ведь вышку на Мтацминде отремонтировали!
Как хорошо, жителям Москвы, Ленинграда, всем обитателям больших и малых поселений Советского Союза!
Ирония автора очерка достаточно логична, потому как… вот телестанция получила новое, самое современное оборудование, а это ведь так завлекательно и кровь из носу интересно!
Нельзя не поведать всей стране о тбилисских приемниках и передатчиках!
Следом… было такое, что заставило заволноваться всех граждан государства от Балтики до Тихого океана: фуникулер на грузинской горе сломался.
Ух, как развернулись печатные органы  - так живописали пертурбацию, что мороз  по коже, да и только!
К счастью, не обнаружили потерпевших, убитых и покалеченных.
Не оказалось их, а всё прочее   - вселенские страхи, именно что и не иначе.
Вы скажете, что автор очерка сводит свою историю  к системным проделкам самодержавия, коли подсказывает: в  фактах наличествует скрытая ухмылка.
Меня обеспокоил поток информации, где события, не шибко важные, стали непомерно  раздуваться, приобретая ту многозначность, которая сопровождала талантливых россиян в могилы со времен Николая Первого.
Однако хочется согласиться с теми читателями очерка, которые проявят активность, начнут возражать.
Действительно, какая радость тайному Хозяину  в сломанном фуникулере?
Вы поставите вопрос ребром, а я вам отвечу другим доводом.
Стоит в конце концов учесть: умение самодержцев мстить, как показала смерть Пушкина, также и в этом  -   уничижать россиян в подверстывании «случайностей», в череде тех событийных смыслов, когда идет нагнетание роковых обстоятельств.
Вам, дорогие мои читатели, есть нужда определиться.
Коли верите в многозначность картины, что рисует  простакам Хозяин, то возьмете на заметку рядовую аварию на тбилисской горе.
Более того, отбросите всякую гадательность, а тогда
живописующее усердие СМИ сможете означить как нагнетание страстей.
В таком разе у вас получится:  большинство граждан страны под воздействием информационного накала не могло не взволноваться,  в свою очередь скрытый властитель получил в гомоне  темпераментных обстоятельств насмешливое удовольствие.
Многомудро,  по-хозяйски  он взял и помыслил: дураки вы, дураки! то ли еще будет!
Годы, годы…
Из памяти до сих пор не стирается  -  вот прокатился из края в край государства крикливый гомон.
Ну как же, ведь на тбилисской телестанции поломка, приостановлены передачи!
Кому этого мало,  кому не достает треволнений?
Не будет недостатка в информационном угаре!
Пожалуйста  -  вокруг столичного телевещания Грузии взвозились темные силы, и пусть знает страна, что обозначился самовольно-стихийный штурм!
Немедленно информаторы принялись намекать на санкционированную операцию по захвату горы с вышкой и уникальным  оборудованием.
Как говорится, читайте газеты, смотрите свои телевизоры,  и Мтацминда вас не покинет.
Надо ли было мне с самого начала вникать в тайную суть происходящего? 
Если бы я и пожелал, то вряд ли б  смог распознать, что по чём и куда полагалось идти гражданам страны.
Она ведь, информация, предназначалась мне, рядовому литератору, вовсе не однозначно.
Как бы между прочим (невинно по отношению ко всем простакам) была повернута ко мне хитро, лишь одним боком.
Только его я имел возможность лицезреть вполне свободно.
Тогда как другой бок был повернут как раз для ознакомления умникам.
Им одним, верным подданным Хозяина, становилась известна кое-какая подоплека разговорных страхов и ужасов.
Вы, конечно, понимаете, о чём толкую.
Автор этих строк прозревал постепенно, по мере уяснения для себя  -  связь царских времен с джугашвильским социализмом  может быть метафорой, а иногда и ключом к тайнам истории.
Итак, наши доблестные СМИ выплясывают и выплясывают.
По той отрепетированной программе танцуют, когда кто-то зарабатывает в кордебалете, а кое-кто зашибает деньгу, солируя.
Как там Хозяин земли русской ими всеми управляет  -  чтоб никакой свободы слова!  -  подобный  вопрос имеет право на существование, однако не ко мне он, а теперь уже к нынешним власть имущим.
Небось, демократы могут на него ответить, если не пожелают врать насчет свобод.
Чем дело закончилось с позорной грузинской телевышкой?
Последнее, что явила нам Мтацминда  -  смерть.
Середина 2006 года, и я смотрю телевизор чуть не каждый день, при всем том газеты читаю редко.
Пенсия невелика, чтобы увлекаться богатыми развалами печатной продукции.
Известия из прекрасной республики, из Тбилиси, почти всегда тревожные.
Несколько месяцев назад нас, дураков-русапетов, взяли и оповестили: в столичном республиканском граде погибли телевизионный журналист и высокий государственный деятель.
Потом пошли разнотолки, вдруг стала расти гора трупов.
То убили одного причастного к тамошним делам, то другого...
«На холмах Грузии лежит ночная мгла»…
Да, но каков исток погибельных событий?
При всей мгле  разве нет в разгуле преступности громкого гласа прославленно- телевизионной Мтацминды?!
Странную череду «случайностей»  -  скабрезную и отвратительно пахнувшую мертвечиной -  разнообразные информаторы смаковать не стали, на сей раз обошлись без крикливого живописания.
Но кое-кому из простаков  -  потребителей публичных словоизвержений  -  небось, захотелось попристальней глянуть на демократическую Грузию.
По себе сужу, поскольку поражался: все  многозначительные фигуры кровавого града под высокоглавой шумной Мтацминдой погибали при невыясненных обстоятельствах.
Значит, есть резонный вопрос  -  конец всем черным событиям
(о них предвещал «Тихий Дон»)  разве не  наша с вами смерть также?
Сама, по сути, месть нам уже не раз явлена по приказу Хозяина, самодержавно всесильного и беспощадного.
Непонятно лишь, сколько именно сегодня будет убиенных?
Наверняка последнее событие с участием Мтацминды не что иное, как продолжение ужасного кровавого отмщения гражданам страны, что некогда отправили самодержавие на слом.
Нынче мы увидели мрачный оскал повелительных зубов.
Теперь на своей шкуре испытаем прелести ужасного рока.
Как полагается по правилам самодержавной игры, свидетели погибельных событий уразумеют при всем том далеко не полностью именно тонкости усмешливой политики.
Мтацминда свой громкий глас обозначила.
Усть-Бузулукский символ  /ретранслятор с вершины холма/ в свою очередь не имеет права не отреагировать на команду.
Приказ не явно явлен по всегдашнему распорядку нашего простофильного бытия.
Согласимся, не в открытую было сказано повелительное слово, но прозвучало оно именно в широком, исключительно нищебродском смысле.
О кровавой мести не постеснялись  -  усмехаясь в сокровенности бед  -  сообщить глобально, громко, на весь белый свет.
Всей бывшей империи можно отныне  в соответствии с волей Хозяина  опускаться в более глубокую могилу.
Уверен, что многие демократы-путейцы  начали и продолжают по сей день праздновать победу убийственного предприятия.
Там есть они, в теперешних властных кругах, шибко умные кадры, заискивающие перед монополиями капитала хоть посконно российского, хоть многомудро забугорного.
Потому  и  взялся автор очерка  за свое исследование, чт двинулись мы все в глубокий провал, в могилу более глубокую, нежели та, куда опустили простаков властительные кремлевские деятели со своей «революцией».
Однако не закончен поиск истины.
Я не всё еще рассказал о «горцах».
То, о чём знаю, тоже надо подвергнуть неукоснительной проверке.
Дальше пойду от характера красавицы Мтацминды.
Надеюсь, помните, что она фуникулерно очаровательная, телевизионно притягательная, прекрасная до смертельного ужаса.
Если Бериевского в ней лишь « капелька», то от кого всё же исходит злобное управление в конкретности наших дней?
Разве оно справедливое и милосердное касательно «горной» громадности своей ненависти?

*      *      *

Главным мастером не сподобился ты быть, Лаврентий Павлович, хоть добрался до маршальских звезд.
Видеть одного тебя в качестве непойманного вора, или неуловимого призрака, или… как его?.. непотопляемого авианосца, или иной какой величины… нет, не могу, это выше моих сил.
Дозволь, великий  сталинский чекист,  остаться мне при своих интересах  -  чтоб сомневаться и доказательно обмозговывать «горские» умности.
А те радетели Грузии, которые именно тебя винят во всех гольтепных  оскудеваниях   советского  народа,   пусть по-настоящему любят и уважают черноморскую республику.
Им очень даже можно более способно почитать и землю ее плодородную, и каменное величие хребтов, и неподкупных витязей в тигровых шкурах, и животворное субтропическое солнце.
У вашей позиции, господа критики чекистских дел, двойное дно.
В потаенности ваших изобретательных  рассуждений кроется что?
Желается двоедушным обсужденцам замазать реальное положение вещей и вмазать дуракам-россиянам с удвоенной силой.
«Не вижу, не слышу, не понимаю, а только эта чекистская сволочь…»  -  давно дан ход подобным речам.
И в полную явь, и достаточно скрытно, однако намекательно-узнавательно звучат выводы присяжных историков, нечестных деятелей культуры, прочих прихлебателей путейщины.
Мне они знакомы с брежневских отнюдь не застойных времен, поскольку уже тогда шла подготовка к преступной игре кремлевских  «олимпийцев».
Если же среди хитрых критиков найдутся искренне заблуждающиеся, то  -  хоть отродясь не начальствовал  -  посоветую им прослыть критичными к самим себе, то есть  более разумными быть.
Ведь них в конце концов оказывается, что дорога, позволяющая осуществится народным мечтам о справдливости, должна вести к храму.
Но пастыри духовные, с их любовью к злату-;серебру, уж настолько сродни пастырям самодержавным, что бедным овечкам всегда светит лишь судьба шашлыка.
Так что, взяв грузинский след, нам с вами, уважаемые читатели, нельзя оставлять начатого дела.
Двигаясь дорогой поиска, автор этих строк станет рассуждать  -  простите! -  как умеет: с допущениями и отступлениями, с надеждой, что  выводы можно выслушать позитивно.
Последует продолжение разговора о сегодняшних демократах.
Мне, получившему по расширенной программе  знаменитое «слесарю слесарево»  -  литератору, переломанному костоломно, - мне ли, искалеченному медиками-зомбировщиками, верить путейским пастырям?
Готов каждому их слову сказать: на место, господа-шулеры! фу!
Нет доверия к искренности их СМИ, не ощущаю в себе приверженности к их художественным достижениям и критическим высказываниям. 
Не принимаю за чистую монету их честность политическую и религиозную, прошлую и будущую.
А вот правде характера грузинской Мтацминды как раз не отказываюсь внимать.
Например, она очень склонна хитрить, всегда ей в радость обвести простаков вокруг пальца.
Спешу опять обозначить время написания этих строк  -  середина 2006 года.
Несколько месяцев назад у меня был готов первый вариант очерка.
Там была прописана тема тбилисской красавицы Мтацминды и говорилось о странной смерти государственного деятеля и телевизионного журналиста.
Разве я намеревался прятать рукопись глубоко в стол? Открыто она лежала.
Спецслужбы, что «пасли» меня, ломая строптивому литератору кости,  могли с ней ознакомиться без затруднений.
Да и толстый журнал, получив рукопись, быстренько ознакомился со странными фактами и несомнительными соображениями литератора-наблюдателя.
Я всё это к тому подвожу, что вскорости начала расти гора трупов в грузинской столице.
Погибали один за другим люди, имеющие отношение к странной истории.
Во всяком случае мой телевизор исправно тарахтел насчет череды убийств.
Думаю, там «горцы» старались затушевать хитрую событийную «случайность», свойственную игре Хозяина, и выпячивали то бытовуху в группе избранных господ, то сговор в среде политиканов, рвущихся к власти.
Во всяком случае тема громкоголосой Мтацминды теперь ушла, растворилась в потоке странных случайностей, где каждое убийство само по себе Нечто, то бишь загадка,  призванная отвлечь нас, наблюдательных россиян,  от историзма,  от связи времен и самодержавных происков.
Конечно, стояла  приметная тбилисская гора на месте, хотя и наладили ее пойти на убыль в величии громкого командования.
Управленческие же функции вряд ли вчистую отменили, просто они отныне станут  осуществляться степенней, потаенней.
Естественно, движение самодержавной игры по пути кровавого отмщения народам бывшего института имперского увидеть будет трудней.
Однако удалось обнаружить ее тайную дорожку к Усть-Бузулукскому символу, и не стоит никому из нас сомневаться в целенаправленности жестокого предприятия.
Самодержавное сопротивление народной мечте  о счастье и справедливости продолжается.
Кто как, а я пошагаю по этой не в явь явленной дороге
вглубь исторических секретов, чтобы яснее впредь стала проглядываться связь времен.
Берию, что ни говорите, разоблачили.
Иностранное влияние в его ведомстве было.
Оно остается по сей день, и СМИ сего факта не собираются замазывать.
Не видно тут нам никакой промашки, исторический приговор российским простакам на все сто верен, поскольку с брежневских времен в Кремле исповедуют это самое: « Не слышу, не вижу, не понимаю и знать ничего не желаю».
Нынче промывают русапетам мозги тщательней уж некуда, именно что со знанием божественно-победительного дела.
Вчистую всё демократами схвачено: и насчет свободы слова, и касательно неискоренимых прелестей капиталистического процветания.
За бугром хватает советников, помощников разного ранга.
Они призывают вслед за ними восторженно кричать о законности: да здравствует юриспруденция и пусть провалится мир!
Таких записных крикунов полно сегодня в Кремле также.
Их голоса вдохновенно звучат во всех средствах массовой информации.
Ох, уж эти российские законники!
Сколь громкие они со своей конституцией, со своей неправедной  мошной, со своей антинародной властью.
Значит, пусть провалится мир?
Слова, к законной справедливости взывающие, нам явлены, однако же капиталистические монополии  беспардонно укрепляются,  богачами законы покупаются и продаются.
Мир стоит, он по-прежнему стоит на грабежах и насилии, проваливаемся лишь мы, дураки-русапеты.
И весьма исправно идем в довременные могилы, если учитывать неудачи, людские потери, экономические неурядицы, преступный экологический беспредел.
Со времен Сталина оскудевает генофонд народа, а сегодня уже и численность жителей страны сокращается стремительно.
Знаем мы эту царскую присказку: не беда, бабы-дуры  нарожают снова!
Не греет имперская мудрость людей, обреченных в двадцать первом веке на вымирание, слышен в ней подлый смешок.
Последовательно оскудеваем мы с юристами, вооруженными конституцией, и заявляющими: никакой критики главному закону страны, президенту, общественному строю!
Похоже,  российские демократические держиморды готовятся закручивать гайки со всё возрастающей силой.
Простакам, не любящим гоняться за копейкой, не привыкшим пускаться во все тяжкие ради наживы, придется оскудевать и дальше.
Того как раз им не желается , а хочется предрасположенно и  наперекор проклятьям в адрес Берии узнать:
кто во времена оные хозяйствовал рядом с Лаврентием? кто пофамильно готовился отправлять Россию в пучину кровавых катавасий?
Кому она обязана сегодняшнимси поражениями в сельском хозяйстве и машиностроении, в культуре и образовании?
Зачем СМИ старались и по сию пору стараются обрушивать на граждан горы вранья?
Да уж, прибавляется задумчивости у честных людей.
Гляжу издалека на Мтацминду и не отпускает меня страстное стремление добраться до истока, до этих насмешливых «случайностей», до Хозяйских живоглотных улыбочек.
Верю, что тбилисская вершина не может не быть замечательно прекрасной, только не в состоянии повторить вслед за Пушкиным: «Печаль моя светла».
До чего силен запах крови… до тошноты!
Мы, советские граждане, нарвались, как говорится.
Надавали нам по первое число.
«Горных дел кремлевские спецы» били аккуратно, сильно, метко, долго.
А сообразить за что народу, доподлинному хозяину земли  - державы, олицетворяющей устремление людей к справедливости - за что нациям и отдельным личностям перепадает столь несправедливо… сообразить ведь не позволяли ни сталинские верные партийцы, ни прошлые и нынешние чекисты, Иосифом воспитанные.
Последние  -  призванные заботиться о государственной безопасности  -  были, обратите внимание, хоть ежовского коленкора, хоть бериевской окраски, хоть какой.
Однако доныне получаем по костям очень даже увесисто, несмотря на их богатую лубянскую  палитру.
Это что же… служба службой, а дружба, пьяный междусобойчик, совмещенный с надоевшими обязанностями…
Что касается палитры, уверен, что вы  остановите меня и в обязательности скажете: маляры малярами, однако настоящие, истовые государственные работники тоже были.
Помнили они о  чаяниях простых людей.
Ладно, в свою очередь тоже выскажусь: истовые завсегда были, то есть во все времена… и не только у Хозяина земли русской.
Народные заступники  известны.
Одних  -  Пушкиных, Лермонтовых  -  вела вперед громада сопереживательных чувств.
Другие били в колокола, желая изничтожить социальную несправедливость.
Третьи шли уже в решительный бой против самодержавия.
Их-то как раз немало насчитаете среди самоотверженных горцев-революционеров.
Кто не ведает о легендарном большевике, о ленинце Камо?
Кто не знает, что Мироныч, любимый  Ленинградом завсегда свой Киров, слыл очень даже своим и на Кавказе?
Может, именно оттого они и погибли, что были  исключительно верные своему делу, в бесспорности настоящие.
Ленинцами считались по горячему сердцу, по чуткой совести и по душе, старающейся жить в лад с народной судьбиной, где лучшая доля не утопия.
Те хитрые горцы, что трудятся над тем, чтобы увеличить чугунной тяжести череду убийств на Мтацминде и вкруг нее, они службисты заматерело неплохие  -  по самодержавному распорядку, по старанию выполнить любой приказ Хозяина.
Но ведь нам всем от того не легче.
Приходит в голову мысль: твердо-металлическая очередь  -  это не сталинская ли причастность к бериевским преступлениям?
Не думаю, что нарушения социалистической законности были в обязательности неизбежны.
Лаврентий Павлович мог не в явную явь стараться  -  пожалуйста, соглашаюсь окончательно и бесповоротно.
И что в итоге, тайные устремления темных личностей оказались предпочтительней настоящей работы по строительству справедливого общества?
Нет, не верится, это не факт, то есть не вполне достоверный вывод.
Известно, что маршал Лаврентий Павлович не последним был танцором на политической сцене.
И старался выделывть «па», и  поддержку  имел солидную, а чтоб выплясывать главного мастера, представляться божественно-победительным героем  -  кишка тонка.
Поэтому есть нужда размышлять.
Раз уж достопримечательная Мтацминда продолжает являть нам Нечто, давайте возьмем и предоставим себе самостийное право касательно обдумывания фактов, хоть никакие не демократические властители-юристы, не приверженцы капиталистического беззаконья.
Возьмем и вернемся к своему пониманию «горного», неистового характера тбилисской начальственно-прекрасной горы.
Неординарный нрав ее дает нам возможность рассудительно глянуть на кремлевскую верхушку разных годов.
В довоенные времена кто был рядом с Лаврентием?
Многие ли оказались близкими по характеру очаровательной горянке Мтацминде?
Уж, наверное, не Ворошилов, хотя армия, к которой он имел самое непосредственное отношение, к войне подошла в ореоле репрессий.
Удивляет: словно никак нельзя было не сделать ей кровопускание.
После неправедно жестокой чистки пришлось войскам вступать в бой с захватчиками  без многих опытных военачальников, облыжно осужденных, а то и просто по грязным наветам уничтоженных.
Маленков? Хрущев?
Это они-то вдруг и  -  тайные недоброжелатели? неистовые громозвучные небожители, уподобляющие себя хозяину Олимпа  -  Зевсу?
При всей причастности к преступлениям сталинского периода им не хватает кровавой грозности, ошеломляющего напора, начальственной бесцеремонности.
А ведь мы теперь не можем себе представить тогдашние трагические события иными  -  вдруг без олимпийской бесцеремонности и нерассуждающего самоуверенного наступа, без божественной гениальности.
Можно и дальше называть всем известные фамилии из окружения Сталина.
Знай продолжай перечисление сверху вниз по нисходящей, пока не надоест.
Личности обнаружишь крупные, фамилии прозвучат всем известные.
Должности обозначатся очень приличные, а характеры  -  нет, не совпадут они с тем норовом, что непрошенно поныне является нам, простакам.
Ведь что провозглашает сегодня Мтацминда?
Как раз это: помирать вам, советским людям, наперед умнеющего Хозяина, хотя бы и покорители космоса, хотя бы и нобелевские лауреаты.
Вы должны погибать, и  всё тут!
В таком случае непременно   скажешь: повадки царя – кровавого царя  -  можно приметить лишь у гениального семинариста  Джугашвили с его зверским тиранством.
Он, как сейчас видно, зуб имел на каждого, кто к нему приглядывался, кто позволял себе размысливать над собственной судьбинушкой, над народными бедами.
Это у главы социалистической державы, у вождя (несостоятельного, обнаружившего свою нелояльность к товарищам, грубого и капризного, по мысли Владимира Ильича Ленина)  - уж это у грозного олимпийца не отнять.
Не переиначить повадки, хоть переломайте вольнолюбивым литераторам все руки и ноги.
Получается: он извергал громы и молнии с кремлевскмх вершин власти в прошлые годы.
И затем что ж…  громоподобный рык вождя всех времен и народов не исчезает, предшествует нынешним  погибельным смертям, что преследуют дураков, обрушиваются на них  в виде национальных драм и личных трагедий.
Вот такая вырисовывается картина.
Всё-таки здесь надобно заметить: сие умозаключение слишком категорично.
Наши обиды, слёзы, нестихающая боль не дают нам немедленного права отрицать все социалистические достижения советского общества.
Кроме того, мы в итоге должны согласиться: если увлекаться   моментами отрицательными, тогда выходит, что сам Сталин посоветовал Лаврентию сотворить эпистолярное верноподданное послание, радостно  отправить вождю, то есть в Москву Сталину.
Как и некоторые другие факты, письмо чекиста Лаврентия заставляет внимательней вглядываться в нашу недавнюю историю.
Может, кого-то устроит  умопостроение насчет сплошных провалов советского строительства, однако у меня получается маловразумительность.
Ситуация была накануне войны непростая.
Поэтому нет желания держаться за маловразумительность.
Я ведь раньше не говорил, что письмо рядового чекиста  -  всего лишь сталинская хитрость.
Не собираюсь утверждать ничего подобного в открывшихся обстоятельствах.
Если чего и хочу, то обратить ваше внимание на один факт: царская охранка  -  вспомните Бенкендорфа  -  досконально изучала своих опально поднадзорных, не выпускала их из своего внимания, когда отлучала от  благ бытия. 
Не исключено, что во времена дореволюционные нрав Иосифа, человека молодого и горячего, был всесторонне проверен.
Он мог быть выверен в  череде биографических перепитий, чтобы со временем хитро задействовать в дальнейших тайных операциях против большевиков.
Другое дело, что нет у меня оснований напрочь отделять поступки вождя («гения зла», как говорили недавние поклонники перестройки) от деяний авантюриста-чекиста, этого интригана, имя которому  -  неискоренимый «горец», владетельный хозяин Мтацминды, проходимец, иностранно-способный Берия.
Они дополняли друг друга.
Это был тандем «горцев», где каждый волшебным образом являл собой облик Хозяина земли русской.
Колдовство, а проще говоря, творимое ими зло обнаруживал в делах то один, то другой, но в обязательной  зависимости от «подставы» тайного, большого Хозяина.
Управление было невидимым, неявным, оно основывалось на характерах «горцев», на их сопричастности преступлениям и желании спихнуть деяния друг на друга.
Недаром Лаврентий собирал досье на Иосифа, а тот подсказывал окружению, что Лаврентий якшается с иностранцами не вот вам всегда по вышестоящему указанию.
По сути мы подошли к тому политическому приемчику,который  выглядит простыми «подначками». 
Он работает мягко, почти дружески и обычно при дотошном разоблачении позволяет свести всю историю к беззлобной шутке.
Не очень он серьезен?
Пусть хоть и так, но Хозяин играл не на своем поле, и все тут для него были безответственными самовлюбленными людьми, испорченными безграничной властью над полчищами варваров, этих дураков-русапетов.
Если у вас появилось желание поставить здесь точку, то я бы не советовал спешить.
Некоторые защитники сталинского режима пустили в оборот выражение «казарменный социализм», имея в виду, что в прошедшем не всё было плохо.
Не всё, конечно, выглядело никуда не годными деяниями, однако относительно вождя…
Он требовал лишь порядка, только и всего  -  намекают те, кому голос Мтацминды слышится сладко-божественным песнопением.
Вот как раз обо «всём» следует нам быть поосторожней в восприятии намеков и двусмысленных высказываний.
Мне, должен я признаться, философствования на тему воинских уставов не по сердцу.
После пережитого армией  (репрессий, обрушившихся на нее, и поражений начального периода Великой Отечественной войны) «только и всего» уже не отличишь от тайных преступлений.
Сегодня дано всем россиянам отчетливо  расслышать хихиканье самодержавного Хозяина.
Тогда что же… кто им, этим сталинским защитникам, этим оборонителям его грубой, капризной, нелояльной линии властительного управления, посоветовал закрывать глаза?
Разве правильно будет нисколько не заметить, что джугашвильская  казарма залита кровью под крышу?
Нельзя так, господа-коммунисты, позабывшие о ленинских заветах.
Иностранные видны уши у родненьких социологов-философов.
Нельзя так, господа, как раз дорвавшиеся до путейской власти в конце века двадцатого… и собирающиеся дорваться до нее в будущем, когда путейцев попросят вон, как случилось с близко-родственным по духу Лаврентием, великим и до страсти преступным.
Неужели я не прав?
Приглядитесь, уважаемые читатели, к Мтацминде.
Она требует, чтобы демократы  приподняли уши повыше.
Хотя и другое не исключено: она подсказывает, чтобы уши опустили пониже  -  нынче надобно их получше спрятать.
Как видите, есть настоятельная необходимость обмысливать ситуацию в нестихающем темпе.
И я возвращаюсь к прежнему вопросу: кто же он, этот злобный колдун-волшебник, раз Николая 2 уже нет на земле?
В явном наличии его нет, но жива идея карающего самовластья в стране варваров, дураков-русапетов.
Самодержавный клич находит отклик у непризнанных гениев, у азартных игроков от политики, у всех этих путейцев, демонстрирующих «истинную» народность и «заботу» об уровне жизни воспитанных социализмом недоумков.
Касаемо самодержавной идеи, она предпочтительно поддерживалась иностранной разведкой.
Ее осуществлял, насаждая культ своей личности, «гений зла» Иосиф Джугашвили со своим  семинаристским прошлым и преклонением перед поповским умением «пудрить» людям мозги.
Вождизм был присущ всем нашим генсекам после Сталина, который  усиленно внедрял замашки  неоспоримого  -  при всех обстоятельствах  -  лидера.
Ведь тогда, когда он отступал вроде бы, подключался верный соратник из числа деятелей Бериевского пошиба,  происходили неоднозначные события и пускались в ход кары всё более и более жестокие.
Допустим, таков был у него с молодости характер.
Однако нет сомнения, Хозяйская насмешечка наличествовала в его деяниях, а также в том, что происходило со страной все последующие годы.
Знаем мы этот феномен социологов-психологов: давайте простим Иосифу Джугашвили, бедному Сосо, все недостатки, определив их как некую чувствительность, особую болезненность, а то и просто болезнь.
Ленин, позвольте напомнить, усмотрел после Октября болезнь победительной партии еще в зародыше.
И вовсе не случайно он высказывался насчет слабого будто бы недомогания столь сильно  -  бонопартизм, то есть имперское самовозвеличивание.
Надо полагать, потому и привел довод, имеющий отношение к Наполеону, что не хотел развития событий в направлении к ослаблению партии и государства, к возрождению российской преступно-имперской самодержавности.
Потом им была определена и мера для исправления возможных недостатков: надо ввести в состав Центрального Комитета побольше социально сознательных тружеников.
Надеялся он увидеть в мозговом центре большевистской организации  не  столько  упивающихся властью бюрократов, сколько не стремящихся к шику и блеску народных представителей от станка и плуга.
Насчет Хозяина земли русской речи не было, хотя странности поведения отдельных личностей уже вызывали подозрение в нелояльности к социалистическому строительству.
Кого как, а меня очень даже устраивает ленинское предвидение: эмбрион самовластья в непременности способен выжить.
Если вспомните слова Лермонтова, имеющие отношение к смерти Пушкина, то несомненно поймете: «надменные потомки обиженных родов» будут, как в давние времена, таиться под сенью закона.
Нынешние путейцы, дурача российских недоумков, ведь тоже неплохо себя чувствуют под прикрытием конституции, узаконенной приблатненным Кремлем.
Недаром они все время вещают о своей легитимности, хотя в громких высказываниях этих новых капиталистов явственно звучит хищная бандитская «феня».
Если так наглядно возродилось умельство подличать, при всем том лицемерить и беззастенчиво  грабить трудовой люд, то чего уж нам класть поклоны «наперстникам разврата»?
Готов со всем аппетитом использовать  вместе с ленинским Центральным Комитетом  прописанное  вождем пролетариата лекарство.
Одновременно промысливаю: если простой гражданин, честный работяга, не лишен правильных соображений о жизни, разве кинется  в удовольствие унижать, всячески бить, неудержимо карать свой народ, празднуя свободу для обманов и грабежей?
Ну будь он одержим желанием удержать высокий управленческий пост, тогда он, возможно, сделает втихаря подлянку.
Кое-кто, допускаю, занервничает, поторопится ретиво счеты свести с подчиненным, знающим о нечистоплотных делишках своего начальника.
Иной карьерист даже в смертную драку полезет, не исключено.
Найдется, думаю, такой бандит-умелец, раз уж ему не дают развернуться, не позволяют скакать по служебной лестнице, перепрыгивая ступеньки.
А когда у тебя заботы иные, не связанные с явным чинодральством, за какую станешь держаться ипостась?
Честный труженик постоит за правое дело,  держаться  будет за настоящую ипостась -  за прежнюю честную работу без двойного дна,
Не нужна ему такая,  где присутствует злое хищничество.
Правильных своих соображений не забросит он подальше в страхе перед той же милицией  -  ой, не обнаружилось бы мздоимство!
Да, тут не зашатаешься, поди, даже на семи ветрах.
Почнешь хранить то, что и должен сберегать  -  справедливость, социалистический строй.
Не забудешь позаботиться о своем народе, от которого не отделен карьерными перегородками и близость к которому ощущаешь непритворно, не на словах лишь.
Станешь держать в неприкосновенности завоевания Октября, а малограмотным гражданам общества окажешь подмогу в учебе, в овладении материальной культурой, научишь их – не варваров, а просто русских людей  - ценить народность художеств и понимать, кому должны служить литература, кино, живопись.
Мне так думается: Ленин сообща с народом собирался строить новое общество.
Уж никак не намеревался он отдавать это дело на откуп ретивым администраторам, желающим лишь власти и только власти.
Не Сталина видел Владимир Ильич во главе партии.
Серьезно, вдумчиво, не с кондачка опасался основатель новой российской партии как раз такого  -  казарменного социализма с уклоном в бонопартизм.
Нет, нисколько не скрываю: не поклонник я сталинского режима, где феодализма выше головы, несмотря на социалистические преобразования.
«Тихий Дон» художническим образом показал нам особенность исторического перелома.
Хотел того Шолохов или не осознавал во всей беспощадной полноте, но подспудно был в романе разговор о слабости вождя, этого бедного Сосо, взявшегося переучивать самолично мир, и проглядевшего, куда пойдет российское в веках бессчастное общество.
Предчувствие будущих народных несчастий заметишь ты, читатель, а куда же он, неприступный отец всех времен и  народов, смотрел тогда в преддверии войны?
Что ему блазнилось в будущем?
Неуж он радовался нашим нынешним дням и лживой свободе слова?
Есть еще вопросы к Джугашвили по сию пору.
Они остаются, хотя гениальный семинарист предпочитал считать себя не просто коммунистом, но победителем.
Непростые они, эти вопросы,  и всё же непременный ответ  -  хоть верь своим своим глазам, хоть не верь  -  у  меня один.

*      *      *               

Подлая история с насмешками над Мишкой, вешенским казачком, бумагомарателем,  -  это по сущему существу мерзопакостная улыбочка и над ленинизмом.
Объявить его, это учение,  провалившимся было как-то не ко времени, не в тон брежневско-андроповскому геройству, а вот втихаря  похихикать над марксистско-ленинской системой взглядов…  почему обязательное нет?
Господа-коммунисты джугашвильского пошиба в конце концов вполне лояльны насчет более широких взглядов, только не след орать внаглую, на площадях, что называется, однако  в доверительно-узком кругу «своих в доску»  -  пожалуйста, юморите.
Как раз в те годы стали поговаривать об умном капиталисте, умело развивающем промышленность и сельское хозяйство, а то, как мудро он заодно объегоривает своих рабочих, начали стыдливо умалчивать.
По сути наблюдалось вот что  -  спускали на тормозах относительное обнищание рабочего класса в развитых странах и абсолютную нищету в сырьевых придатках, в странах третьего мира.
Если же принимались говорить о беззастенчивом грабеже
национальных ресурсов  -  в том же, к примеру, Бахрейне или Арабских Эмиратах  -  тут же запускали в послушные газеты и журналы информацию о тамошнем высоком жизненном уровне.
Умилялись на здравоохранение, шикарные автомобили на улицах.
Словом, расширяли среди народонаселения круг «своих в доску». 
Не так уж много бесподобно удивительного в подобной самовластной  трансформации.
Система взглядов марксистского толка, приложенная большевиками к российской действительности и начавшая давать плоды после Октября, уже в годы сталинского правления потихоньку размывалась.
Как следствие, она постепенно уходила в небытие, пока не превратилась в самодержавную системность, в преступную умелость Хозяина земли русской.
Автор очерка возвращается к Николаю1?
Этот беспокойный литератор спешит к царственно компьютерным делам  и хитрому, тихому, не в явь явленному шумоподавлению?
Приходится, вот и толкую об этом процессе неумолчно. Говорю и буду говорить, поскольку Владимир Ильич для
партийных болезней видел лекарство отнюдь не в железном администрировании Иосифа Джугашвили.
Основателю -  в новинку для России!  - социалистического государства было ясно: без народных устремлений к справедливости, к лучшей доле,  большевикам можно промахнуться, завернуть не туда, куда нужно.
Да уж, кое-кто спустя полвека начал чуть ли не в от-крытую смеяться над замыслившимся единством партии и народа.
Всласть кое-кто  поулыбался в пику словотворным русским мастерам, похихикал над союзом партийности и народности в художественном творчестве.
Как бы там не возмущались брежневские андроповцы, а кто, кроме них, дал добро самодержавной идее уважать лишь себя, свою силу, которая взяла и выродилась в месть царей и попов, то есть стала народной дорожкой в небытие?
Сейчас мы обязаны понять:  сталинизм не сводится лишь к нарушениям социалистической законности и культу личности, он и жизнестоек,  и многозначен в явленных фактах,  коварен на манер самовластной идеи.
Если нам вернуться к непростой истории с письмом Лаврентия к бедному Сосо, то событийная многозначность обрисуется в наглядности.
После эпистолярной акции  пошла в гору занозистая карьера кавказского ловкого чекиста.
Разнокалиберная поддержка  -  рука земляка Иосифа и мохнатая рука Хозяина земли русской  -  не вот вам пустяки, чтобы прозябать в отдалении от кремлевского Олимпа.
Хапнул Лаврентий усиленного  пайка, стал жрать в два горла и расти, как на дрожжах.
А допрежь него разве не сотворил нечто похожее бедный Сосо?
Ведь не раз пользовался особыми ситуациями, чтобы поуменьшить свою «бедность» в партийно-государственных делах.
Как снизошло на Кобу  - поклонника ленинского, верного последователя  - такое, что с легкостью перепрыгнул он через судьбоносные препоны, давайте разберемся по мере возможностей.
Нет желания верить в двойное дно гениального семинариста, однако же после Октябрьских дней случилось как раз это  - хапнул он то, что ему не полагалось уж никак.
Значит, для Сталина подсуетился самовластно-умный доброхот?
Дельце без непознанно-темных сил не обошлось.
Получился у Сосо кульбит до странности похожий… на что, на олимпийское восхождение Берии?
Именно что вспомнишь Ленина, когда он заполошному революционеру Кобе  -  исключительно доказательное «нет», а некое всевластие явило вдруг поддержку и дало шанс занять пост руководителя партии до конца жизни.
Пусть нисколько сего не желается, однако думается и думается о Хозяине и становится тебе в обязательности муторно, до чертиков тошно от всевластного самодержавно умного доброхотства.
Тогда и выходит: на пару с обязательным Лаврентием этот обязательно бедный Сосо, разбогатевший на тайных харчах,  никуда не мог сойти с кремлевского постамента, в обязательности должен был крутить-вертеть страной.
Ситуация впоследствии лишь по-кремлевски, твердо, поистине каменно закрепилась  -  вспомните казарменный социализм с феодальным уклоном  /о нем потом поговаривали, поминая Брежнева/   - и  стала ни чем иным она, как явным зубоскальством над народными устремлениями, насмешкой над ленинизмом,
Походя брежневско-андроповский тандем лягнул и вешенского Мишку-казачка, чтоб неповадно было простакам-литераторам  добывать себе славу, минуя особую поддержку Кремля.
Хочешь или не хочешь, а приходится признать: без темных сил наша прошлая и недавняя история не факт что подлинная история.
Необходимо вытащить  -  за усы да на солнышко!  - улыбающегося Хозяина земли русской.
Тут  нам помогут судьбы достойных  людей, посмертно станут особо полезны для россиян и поэт Пушкин, и поэт Лермонтов… очень большая гадость, эта улыбка чеширского кота в приложении к стихотворцам, к подлинной совести народной!
Как примечу многозначительную усмешку Хозяина, являющую простакам умнеющую победительность, так сразу тянется рука заклеймить весь этот из века в век умнеющий круг  владык хотя бы печатным словом, достоверно громким и ничуть не лукавым.
Иностранный след в долгой истории, полной обмана и предательств, вырисовывается все более четко.
Неуж мне опять в него не поверить?
След все-таки присутствует, и ядовитая язвительность господства, на все сто умнеющего, в двадцатом и набирающем темпы двадцать первом веке налицо.
Поиздевались над приверженцами Владимира Ульянова, помытарили от души, так называемую, ленинскую гвардию.
Мне приходилось читать: почти все, с кем он дружил, создавал с нуля партию, были репрессированы.
Достаточно сказать, что из героев Гражданской войны в живых сталинисты оставили всего несколько человек.
А ведь их было свыше двух десятков, дважды награжденных орденами боевого Красного Знамени, самыми первыми орденами молодой страны.
Работала система, не ленилась, сажала людей в тюрьмы, убивала  -  трудился всем нам явленный сталинизм, где пряталась насмешливая улыбочка.
Думается мне теперь: в многозначности исторических событий, непонятных случайностей… то была Хозяйская системность, самодержавно-кровавая игра.
Разве не стоит обратить внимание на этакую работенку?
От того и заговоришь про странную  Мтацминду,
Потому и вспомнишь про тандем «горцев», что нет у тебя поклонистого приятия их самовластным характерам, их нежеланию думать побольше о товарищах и лояльней относиться к простым людям  -  то есть нет приятия их, сталинистов, характерному  страстному непрерывному стремлению обрушивать громы и разительные молнии на простаков-русапетов. 
Возьмешься за перо с какой целью?
Она в обязательности такая, чтоб самому уширить глаза, а также обратить одновременно внимание потребителей СМИ на потоки продолжающегося вранья.
Хорошо видна /и в историческом разрезе очень тревожит
неравнодушных людей/ опиумная устремленность явных и скрытых сталинистов  насчет того, чтобы не заметить Хозяйскую «поддержку», но стать  в непременности высоким начальником.
Царьки не царьки, но одного хитрого партийного авантюриста-горца удалось исчислить с тбилисских дней его хозяйствования, правильно?
О другом в свое время высказывались достаточно сильно.
Когда втихую, когда погромче, но все-таки в подобном духе выражались: «где случится на полразговорца, там припомнят кремлевского горца»  -  именно это было написано поэтом, что не стал вровень с Пушкиным, но прослыл человеком честным и талантливым.
Об истинном лице Сталина догадывались еще до Отечественной войны с фашизмом, вот ведь какая штука.
Тот, кто сегодня участливо поминает бедного Сосо, ведь не желает думать, как правило, о его неправедном «богатстве».
А напрасно, потому что он, этот мудрый умелец (самоуверенно ограниченный, мелочно упрямый, как исчислил хозяйчиков Салтыков-Щедрин), из мелкой фигуры уж  настолько  выделился -   вырос в крупную величину самодержавного мироустройства.
Пожалуй, он встал вровень с Хозяином земли русской.
Если пожелаете к нему приглядеться, этот странный типаж из больших советских руководителей был готов, как сам однажды сказал, даже представляться царем.
Замещать императора в качестве социал-наполеоновской  идеи, видимо, ему желалось, и, естественно, все настоящие ленинцы… нет, они Кобе не доверяли, помня предупреждения Владимира Ильича касательно развития социалистического общества.
Стоит запомнить, что у честных ленинцев поныне остается в союзниках правдивая ИСТОРИЯ, вовсе не соображения о необходимости войн с чудовищными жертвами: недаром большевики гордились своей Октябрьской революцией, которая была как раз малокровной.   
Руководящий Сталин без рассуждений наделил социалистический строй своим характером, недостатками образования вкупе с жаждой неограниченной власти.
Другими словами, бывший семинарист посчитал, что высший партийный пост должен принадлежать культовой фигуре.
Науке управления он противопоставил грубую силу, страх репрессий, и общество утеряло силу коллективизма, скатившись в болото личной власти.
Запал социального переустройства  -  на основе идей справедливости и братства  -  сменился разгулом фальшивомонетчиков от болтологии, что привело в конце концов к установлению насквозь лживой американоподобной демократии для богатых.
Страна больна, она идет по страшному пути самоуничтожения под тайное хихиканье Хозяина земли русской.
При сем присутствуют хитрые подмигивания кремлевских  политигроков-демократов: мы обязательно выиграем, верьте нам!   
Но те, кому вдруг довелось услышать управленческий глас, олимпийский голос кровавой Мтацминды, понимают: на самом деле плохая игра идет  -  торговля.
Преступники джугашвильского пошиба продают народ оптом и в розницу.
Когда божественный сталинский образ жив на пару с образом Лаврентия, то не этим ли богам бьют поклоны кремлевские демократы, исповедующие вранье насчет свободы слова?
Похоже, они втайне лелеют даже такую свободу  -  убивать, убивать!
Пусть они открещиваются от бешеной жажды крови, но  хорошо видно: деятели политической игры нынче втихаря и гласно откликаются на призывы карающей грузинской горы.
Не они ли, разнообразные выходцы из сталинского режима, божественные коммунисты-зюгановцы  и безбожные киллеры, призваны опустить Россию в еще более глубокую могилу? Если кто и оценит все эти усилия, то лишь тандем «горцев» да особо доверенные  -  господа наши и забугорные.
Дичиной орет Мтацминда!
И неистребим он, запах крови по всему бывшему Союзу Советов.
Да, притихли явные и неявные хитрые Шолоховские недруги -  размышленцы и обсужденцы. 
Но горы, горы… холмы, бугры, купола… кладбища российские, хоперское нищебродство… и вдобавок торжество свободы, которой на деле дырка от бублика… всё это видно, и нет нам спасения от чемпионов, играющих на поле русских социалистов!
И как никогда понятно:  пора нам  /иначе ведь  не мыслится/ вернуться от указаний тбилисской  красавицы Мтаццминды, от социал-наполеоновских указаний, нынче столь грубо явленных людям мира, вернуться, придти к истокам союза народов, к ленинизму.
Там социалистические идеалы  -   отнюдь не кремлевских карьеристов идеалы, соединившие бонопартизм с народовластием, божий дар с яичницей, самодержавие с иностранным нашествием, творчество с иезуитством.
Литератор славит те дни, когда о Сталине говорилось слово доказательное, честное?
Автору очерка по душе, что Берия тогда был всё тот же хитрец на подхвате у чужих спецслужб, не вот вам честный советский человек?
Поймите, нет речи о славословиях, есть соображение иного рода: ленинскую работу по разоблачению иудушек нельзя не продолжать.
Дорого выйдет, если станем помалкивать и послушно сходить в довременные могилы по велению особо умных, то  бишь «умнеющих»  -  вспомните, если позабыли,  тайную эту мысль Николая1.
Несправедливо карающая власть должна уйти в прошлое, к самодержцам, к пресловутому иезуиту-надсмотрщику,  Хозяину земли русской.
Волшебство этого подлеца неискоренимо постольку поскольку.
Оно  -  показывают нам политики джугашвильского корня -  устойчиво,  неистребимо. 
Что ж, оно будет крепнуть, коли наблюдается всевластие государственной главы, а к голосам социально-честных тружеников никто не собирается прислушиваться.
Нет спора, от «злого колдовства»  трудно избавиться, когда налицо интриги бесконтрольных  -  наших времен  -  спецслужб.
Помогает хихикающим  делишкам одновременно и презрение власть имущих к народным, воистину демократическим культурам… тогда, когда вокруг одни лишь панегирики эре безудержного потребления наряду с насаждением религиозного мракобесия.
Все персоны, олицетворяющие надменную злую силу  надсмотрщика-самодержца, каждая высокопоставленная личность по мере свершения преступных деяний  -  вот он, соединенный образ неудержимого кровопускателя.
Надежно работает «общак», где Хозяина если и не знают доподлинно, то ощущают всей своей кожей.
Здесь закон  - бей первым, чтобы тебя не забили.
Какого же тогда ждать добра народу, коли так усердно чтят хищников?
Потому и спешу сказать:  именно торжество «кровавой сталинской казармы», где правит бал феодальный бонопартизм,   опасно в наши дни как никогда.
Хоть водородное оружие, хоть высокоточное, а только Хозяйская насмешка над варварами всегда готова обернуться кладбищенским праздником для народа: полный «кердык» нам светит, и тем более, что царская охранка жива, старушка.
Так или иначе она вкупе с ее зарубежными покровителями пошевеливает российское общество, как раньше, при Сталине, при Берии пошевеливала.
Небось, Мтацминда неплохой толмач для тайных переговоров?
Для внутреннего потребления  у нее  -  руководящие указания, для забугорных господ  -  диалог.
Кипит жизнь среди проплывающих туч, и никак иначе!
Жаль однако, что нам обещают лишь кладбищенский упокой.
СМИ, конечно, талдычат другое.
Нагнетают газеты, журналы, телевидение казенный оптимизм.
Им почему не зашибить деньгу, коли власть дозволяет, подсказывает и крепко бьет рублем непослушных? 
У простаков-русапетов кошельки тощие, поэтому не очень-то получается от души вкушать газетные и телевизионные славословия в адрес демократических правителей.
Да и не хочется малоимущему больщинству населения тратиться на всяческую неправду, когда правда -  хоть под окнами, хоть даже в собственных домах  -  глаза режет.
Мы и так видим: путейцы слишком много себе хапают.
А трудятся  они хитренько, пашут по закону многозначности, который свойствен тому кругу владык, где без передыху командует  тандем Николая Первого и Николая Второго.
Желается владыкам нынешней России чемпионски попрыгать,  недаром  в Кремле заправляет Путя-спортсмен, а это всё та же подлость Хозяйская, и поля их политических игр пахнут так, как было в недавнем мировом побоище.
Вот к чему пришла моя  -  столь настойчиво подбирающаяся к «горцам»  -  долгая мысль. 
Идет война, явно ведь не Отечественная, нисколько не народная, она   -  с народом тайная битва.

*      *      *

По прошествии моего словоизвержения думаю: что же я вам рассказываю, уважаемые читатели?
Не иначе как  -  историю тайной войны Хозяина земли русской.
Никем милостиво не прошенный идет рассказ о побоище, которое он приуготовил собственному народу.
Увидел я  скрытую войну вначале через призму своих несчастий.
Потом, с развитием наблюдательности и усиленным шевелением недоумевающих мозгов, добрался до кладов царственной ИСТОРИИ.
Если самодержавный фатум позволяет себе поиграть с народом-дураком прежде, чем пустить ему кровь, то надо нам взглянуть туда, где Хозяин уже достаточно серьезен.
Имеется у него провозглашенная державная идея, без нее куда же? но вот вопрос: основа основ какая?
Она достаточно известная: самодержавие, православие, народность, разве не так? в историческом разрезе какие тут игры? никаких  -  полная серьезная основательность!
Нескончаемое открытое ратное столкновение с любым противником, а если возлюбленные державой россияне вдруг проявляют вольнолюбство, то вот им кровавая порка.
Историю этой порки нам дано увидеть в судьбах народных любимцев.
В долгих веках  -  от Пушкина до Шолохова  -  свистят неумолимые розги.
Коль пошатнулась триада /самодержавие, православие, народность/, коль русапеты вознамерились отойти от царственной державной идеи к более справедливому государственному устройству, миропониманию социалистическому…  короче говоря, «дураки»  имеют  сейчас то, что имеют.
Триада пала, но тандем  -  первые две ипостаси царственной державной идеи  -  держится.
В наши дни путейцы на своем иделогическом фронте усиленно заигрывают с самодержавными царями, с религией, что искони имела особое стремление шагать рука об руку с российскими неправедными властителями.
Разве тут не видно еще одного следа тайной с народом битвы? всё различимо и для понимания доступно!
Не благословил ли Хозяин земли русской кое-каких большевиков, которым честный и справедливый ленинизм не очень-то грел властолюбивую душу, не подвигнул их на действия, мягко говоря, нечистоплотные?
Ишь, как умно подогревал он все их нарушения социалистической законности!
Вон как широко развернулся, почуяв властную поддержку, тандем кавказских горцев!
Тандемность  /где персональную ответственность за преступления определить трудно/ -  прием  верный, очень хороший, коль улыбка Хозяина земли русской, этого кровавого чеширского кота, должна жить вечно.
Должна, живет и будет показывать зубы, пока не наполнится невидимая, но реальная могила для народа-дурака и дурацкого ЦК.
Разве не видна особая тандемность в связке властолюбивых гениев Брежнев-Андропов?
Прошла эта связка по Шолохову шикарным перемывахом.
Она определила наше сегодняшнее нищебродство куда как основательно.
В дали дальние нацелилась не слишком заметная, однако безостановочно работающая связка Горбачев-Путин.
Идет, идет оно, тайное народу костоломье, с неослабевающим размахом.
Спецслужбам, что меня пасут, твержу: не только русским дуракам грозят в перспективе большие несчастья.
В нынешней демократической идеологии господ есть та порочность, где хватает народов неполноценных, которых, по мысли забугорных господ, надо наказывать в мировом масштабе.
В ответ на свои высказывания имею  лишь тайный и явный мордобой.
Держусь, и вы тоже  -  держитесь, дорогие читатели.
На поклоны к тандемщикам не бегайте.
От их фельдъегерских подарков не приходите в восторг.
Требуйте свободы слова.
Пусть она сегодня до смешного глупая, куцая, но требуйте, хотя бы для того, чтобы сказать: нет нынче народу счастья, а несчастий не пересчитать.
Идеологическая триада, о которой говорилось выше, живуча.
В тайной битве против вольнолюбцев торжествует пока что ее двуединая ипостась.
Живучая она  - упористая тандемность, в основе которой никакой не фатум.
И если говорить о событийной природе, тут скрывается настойчивая /опять-таки тандемная/ царско-поповская победительность, однако разглядеть хитрую природу ее все-таки возможно.
Грядут путейско-горбачевские выдвиженцы.
Поэтому необходимо держать ушки на макушке.
Насчет царственной ИСТОРИИ нашей нельзя быть равнодушно спокойными.
Когда все эти тандемщики, все эти кремлевские «олимпийцы» старательно не замечают, как ими двигает  - хоть явно, хоть тайно  -  Хозяин земли русской, то нам, всем прочим россиянам, есть нужда примечать подвижки.
Завершая разговор о свободе слова,  надо сказать: нынешние редакции во всех средствах информации оставляют за собой право вмешиваться в суть материалов, не испрашивая разрешения авторов.
Если сие  - право сильного всегда быть правым, то  дотошливые литераторы должны были молчать о народной войне при царе-победителе, о той войне, где победу над Наполеоном одержал не высший круг, а народная масса, досточтимо широкая и могучая.



Подчеркиваю: честные литераторы должны были помалкивать при царе-освободителе  от крепостного права, когда старательно защищались интересы богачей.
При царе Николае 1 – вешателе, который жестоко расправился с дворянами, ныне известными как декабристы.
При царе Николае 2 - кровавом, когда упорно шли против самодержавия демократы всех мастей.
При  Сосо Джугашвили – преступнике, который объявлялся гением всех времен и народов.
При позорном брежневско-андроповском тандеме, где можно было заметить влияние еще не сгинувшей царско-поповской охранки и подготовку капиталистической реставрации. 
При Путине, который нынче не просто Владимир Владимирович, а Владимир Владей-Морочь, проталкивающий провокационную поповскую  гундейщину, чтобы судьба российского народа уподобилась судьбе сгинувших гуннов: патриарх Кирилл Гундеев через слово талдычит про любовь церкви, на деле культивируя  ненависть мракобесия.
Приблатненный Путя-йети, непонятный для многих Снежный человек, морочит россиян изо всех сил (и не только их одних), поскольку хватает у него царско-поповской ловкости, чтобы реанимировались масштабно  всяческие эстремисты, включая фашистов.



Автор этих строк  сколько живет  -  старается не быть равнодушным, не желает отмалчиваться.
Даете мне отставку,  уважаемый читатель?
Как бы там ни было,  остается надеяться, что нас, таких неравнодушных литераторов... "свобода нас примет радостно у входа». 
Должны придти лучшие времена, по-ленински социалистические.
Не следует забывать:  «путейцы»   – выходцы  из преступного джугашвилизма и соответственно выходцы из брежневско-андроповского тандема,  где прячутся умельцы царско-поповской охранки.
Нельзя нам быть наивными овечками.
Нас пасут ради шашлыка, и  -  только!
Если говорить о полном и безусловном доверии к системе, созданной джугашвилизмом, то не надо забывать: Ленин в свое время обнаружил причины, которые не позволяли революционеру Кобе руководить партией.
Это был первый звонок «гению всех времен и народов», он прозвенел тогда, когда было надо, и он прозвучал весомо.
Второй звонок решились дать командиры Красной армии.
В годы войны они выступили против грузин-мингрельцев в джугашвильском окружении: сыны гор вдруг почувствовали себя выше всех в стране, демонстрируя вызывающе царское пренебрежение к любому, кто прибыл  -  по долгу службы, конечно  -  к властителю Кремля.
«Гениальные сыны Кавказа» были отозваны во свояси, однако потребовался третий звонок.
Он был громче первых двух, поскольку прозвучал на съезде партии, когда был развенчан культ порочного джугашвильского вождизма, и он прозвенел исключительно требовательно.
Беда в том, что брежневско-андроповский тандем постарался ослабить волю партии и повел себя провокационно, усилив платформу, на которой была взращена «путейщина» в нынешнем ее царско-поповском блеске.
Да, блеск путейцев, где забугорная гениальность соединилась с  пройдошливостью наших внутрисоюзных провокаторов, знающих толк в двусмысленных словоизвержениях, он  - со всей своей сияющей силой  -  уже преступен в мере более значительной, чем преступления Джугашвили.
Нам предписано молиться на миллиардеров/ а может, уже на триллиардеров/.
Нас учат умиляться на мастеров где явной, где скрытой войны с российским народом, с другими народами, которые властным гениям не нужны.
Слышен в буднях российской жизни призыв: «Да здравствует  новый  -  теплый  -   климат, и пусть всё потонет в  библейском потопе, кроме гениальных горных вершин!»

*     *      *    

Поэтому… по  всем вышеназванным причинам… мы  должны твердо сказать «нет» Путину, его последователям, всем этим дворцовым полковникам-панам-провокаторам, которых кличут пан Жирик, пан Зюга… впрочем, все их знают, и в народной речи воздается им должным образом.
Что касается подлинной свободы слова, то она тогда правдива, когда стоит на правде жизни, когда в полной мере ответственно воспринимает знаки, подаваемые насущным социальным прогрессом.
Знаки подаются, нет сомнения.
Они идут нескончаемой чередой.
Если желаете лучше понять автора очерка, можно дополнительно молвить: они подаются также тем велением времени, что требует сегодня  задуматься человечеству и дать серьезный, обмысленный ответ надвигающимся природным катаклизмам Земного шара, где полно термоядерного оружия.
Свободу насущной свободе слова!
Пусть процветает для того, чтобы узаконить мысль о необходимости всеобщего разоружения,  а уж ленинский по-настоящему ответственный социализм в России не промахнется, непременным спасением станет для земной жизни, ставя сибирские реки на службу коллективизму, ведь он очень нужен для спасения жизни всем народам планеты.