Первый тампль

                из серии: Художественные апокрифы Вильяма Бруя


                Глава первая - Тампль

                Но-но!

Пришло время рассказать вам про Тампль. Но как описать его словами? Над этой задачей бились величайшие умы человечества - божьи головы. Ну вроде тех, что пытались вселенскую мудрость изложить на бумаге. Их было множество разбросано по всей Земле: пророков, мудрецов, магов, сказителей и творцов. Вы про них наверняка читали или слышали. А если не слышали, то не беда, ведь в ваши жилы, в жилы каждого из простых смертных вкраплены молекулы их крови, запечатлевшие неутоленную жажду познания жизни и смерти, законов мироздания, притягивающую всех людей к источнику Истины. Вы справедливо спросите, не эти ли молекулы отражают энергию космических лучей? И я вам отвечу: даже более того, именно космическими лучами они приводятся в движение. Как это происходит? А вот так. Все божьи головы ударены солнцем. Увлеченные лицезрением светила они перестали считать время и незаметно припеклись, да так, что им в головы ударило, и кровь возмутило словно бурный океан. Если бы вы только знали, как трудно им приходилось уживаться с таким океаном внутри. Потом молекулы крови, запущенные когда-то божьими головами, получившими солнечный удар, проникли в ваши жилы и также потянулись к своему бесконечно яркому источнику. И поэтому каждому когда-нибудь да придет в голову мысль про Тампль. Его образ, не всегда вербальный, не всегда даже зрительный, осязаемый, иногда вкусовой, звуковой или обонятельный, тревожит людскую кровь. Ведь он в ней брезжит.

Тампль, прекрасный небесный Храм, вечный город двух светил. Чертог, где солнце рождалось и умирало в предвечный час. Там день встречается с ночью. Там луна, верная супруга своего могущественного старшего брата, скрывает лик под покрывалом млечного пути, обнадеживая сладкими объятиями и удаляясь от всякого, возжелавшего вкусить ее прохлады. Там чаша отрицания преисполняется вином бесконечного согласия, союза природы, вселенского разума и божественной воли. Там начало и конец творения. Там вершится суд над каждым, кому суждено быть рожденным. А судьи - сошедшие с античных фресок герои мифов, исполненные любви и плодородия девы и смелые, безупречно сложенные атлеты.

Про Тампль слагали трактаты поэты иудейской, христианской, магометанской и многих других вер, представляя его на свой лад. Кто воображает, а кто и видит, во сне и наяву. Художники рисуют его далеким и желанным, в сиянии солнечного огня или в сумраке ночи, открывающимся с разных сторон, с разных входов. Кому суждено войти с парадной двери, а кому – с потаенной. 

«Но-но!», - останавливает меня Вильям, чтобы не опережать события. Я уступлю ему место, пусть он расскажет о своем пути к Тамплю.


                Ленинград

В истории Вильяма «все» оказалось необычайно невероятным. И совсем не очевидным. «Все» - это, конечно, Тампль и сопутствующие его поискам обстоятельства.

Дело было в Ленинграде. Эдак в годы 60-е двадцатого века. Теперь уже города с таким именем не существует, как и властей, политического строя и даже общепринятых ценностей. Все в том городе перевернулось вверх ногами, а новые поколения смутно себе представляют, кем были их бабушки и дедушки, от кого и как защищали город, и какими силами строили светлое будущее.

Когда-то жители города прятали крошки хлеба под подушкой, скатывая в мякиши, чтобы дольше сохранить. Мякиши служили единственным средством пропитания и самой большой драгоценностью, за которую дни и ночи напролет трудились в холодном поту. В этом городе каждая семья кого-то да потеряла от ран или голода. Каждый дом помнит героев, чьи далекие голоса бывают слышны во время дождя. Их силуэты иногда выступают на каменных фасадах в поздние часы в июньскую ночь, когда солнце не садится, и светло, как за полярным кругом. В этом городе родился и вырос Вильям Бруй. В этом городе его назвали в честь великого английского поэта и драматурга Шекспира. А когда он дорос лет до двадцати, начал создавать свои первые супрематические эксперименты на бумаге – и первые рисунки Тампля.

Как-то раз увидел юный Вильям чудесный сон. Будто в ясный теплый день он гуляет на безлюдной площади в громадной широкополой шляпе с необычным рисунком в виде ярких концентрических колец. Площадь со всех сторон окружали двухэтажные белокаменные павильоны со светлыми окнами и глубокими арками. Как ни пробовал Вильям стучаться в двери, ни одну не отворили. А в самом центре площади возвышался храм с небольшим цокольным этажом и портиком с колоннами. Дверь в храм была открыта, и Вильям вошел внутрь. Оказавшись в просторной светлой зале, он огляделся по сторонам, но никого не нашел. Посреди залы стоял жертвенник с зажженным огнем и букетом горьких степных трав, слегка обгоревшим от пламени. Аромат, исходивший от курильницы, запомнился ему на всю жизнь, потому что то был запах Тампля.
 
Рядом с жертвенником на каменном аналое лежала открытая рукопись с текстом на разных древних языках, без картинок. Вильям пролистал несколько страниц, но не смог прочесть ничего, кроме слова «Тампль», повторявшегося по нескольку раз на всех страницах в форме витиеватых медальонов, выполненных золотыми буквами. Именно это слово он разобрал, хотя и не владел алфавитами. Как это произошло, он не так и не порнял. Эхом повторяясь, «Тампль» со свистом пронеслось по всем углам храма, на галерее, в оконных проемах, в щелях между напольными каменными плитами.   


                Ребе Толик

Проснувшись, Вильям решил первым делом пойти в синагогу, к мудрому ребе, чтобы растолковать ночное видение.

Ребе Толику было, как минимум, девяносто лет. Поговаривали даже, что ему давно перевалило за сотню. Но держался он бодро, спину не сгибал, руки у него не тряслись, а разум был ясен и цепок. Такой форме мог позавидовать любой самый резвый юнец. Ребе Толик не просто считался мудрым и опытным старцем, он еще и знал много древних языков, именно поэтому Вильям решил ему довериться.

- Ну что, сынок, с чем пожаловал, неужто жениться надумал? – с порога поприветствовал старец. 
- Нет, ребе Толик. Сон нужно растолковать.
- Я про то и говорю, раз поспели сны, значит, самое время жениться, урожай собирать.
- Да нет, сон вовсе не романтический.
- А какой же, Вильям, сын Бруя?
- Эсхатологический.
- Какой, какой? – ребе Толик почесал правое ухо и прищурился.
- Вселенского масштаба.
- Да ты что? Неужто тебе сам Мессия приснился? Ну-ка, пойдем скорее, расскажешь. Я всегда знал, что тебе на роду написано стать раввином.

Ребе Толик проводил Вильяма в свою маленькую каморку, заваленную библейскими свитками, словарями и толковниками. Сдунул пыль с кожаного пуфика и усадил на него Вильяма, а сам зажег свечу, произнес благословение и уселся на скрипучем табурете напротив, внимательно разглядывая взбудораженного юношу.

- Слушаю твой сон, – таинственно изрек ребе Толик, и в глазах его мелькнули искры, напомнившие Вильяму жертвенный огонь из его эсхатологического сна.
Пока Вильям рассказывал, ребе что-то чертил на клочке бумаги. 
- Все ясно. Тебе приснился Тампль, это однозначно! О чудечный день! Благодарю Создателя, что не дал мне умереть, прежде чем ты пришел ко мне с этой благой вестью! – воскликнул ребе Толик.
- Что это значит, ребе? – поинтересовался Вильям.
- А то, что сама Великая Книга выбрала тебя, сама Тайная Скрижаль, Книга Судеб или Скрижаль Завета.
- Как вы сказали?
- Великая Книга! Это начало пути. Ты все узнаешь в свое время. Но путь твой начнется с Тампля, который ты должен разыскать.
- Разыскать Тампль? Да что это такое?
- Прости, сынок, не могу тебе ответить. Ты сам должен это постичь, так написано в Книге Судеб.
- Я ведь к вам, ребе, именно за тем и пришел, чтобы растолковать сон, узнать про Тампль. А вы говорите, ищи. Что искать, где, как, почему, если я в полном смятении?
- Как бы тебе, Вильям, объяснить, Тампль..., - это нечто непостижимое, вечное, самое желанное, самое искомое, это чертог, понимаешь?
- Нет, вы меня еще больше запутали.
- А ты распутайся и внимательно слушай. Надо иметь терпение, оно тебе ой как пригодится, – осадил Вильяма ребе Толик. - Тампль - то, к чему каждый из нас стремится. Место такое. Вроде как Рай, а не совсем. Вроде как Земля, да не эта. Тампль – сон и бдение, вечность и предел, юг и север, альфа и омега. И туда направляются праведники.
- Пока для меня это все красивые слова: сердцем ощущаю, но умом не постигаю. И уж совсем не могу понять, с чего мне начать поиски Тампля, куда идти-то?
- Не знаю, Вильям. Стоило прочесть это в Книге Судеб, которая открылась перед тобой в том прекрасном храме.
- Легко сказать. Я же не читаю на древних языках!
- И то верно, – ребе покачал головой. - Жаль, меня с тобой в том сне рядом не было. Я бы прочел.
- В следующий раз, ребе Толик, когда буду собираться в тот храм, обязательно вас с собой позову.
- Да, звони мне ночью в любое время. Сплю я плохо, мне не составит труда отправиться на прогулку в твой сон, – сострил ребе Толик и продолжил уже серьезным тоном, – шутки шутками, а надо сперва помолиться, молитва нам даст ответ.

Ребе закрыл глаза и на несколько минут углубился в молитву, бесшумно шевеля губами. Внимательно наблюдая, Вильям терпеливо ждал. Перед его глазами проносились картины из того сна. Как он пытался стучаться в двери, как поднимался по широким гладким каменным ступеням, как, войдя в молитвенный зал, поразился простору и тишине.

И тут ребе Толик воскликнул:
- Ясно вижу! Господь послал ответ! Велик он и славен! О, чудный день и час!
- Что вы видите, ребе? – заерзал Вильям.
- Да будет благословен твой сон, Вильям, ибо он был послан тебе из самого Тампля. Тампль зовет тебя в свои служители!
- И что?
- Не перебивай, а слушай: иди в библиотеку Эрмитажа на Дворцовую набережную и разыщи там средневековые рукописи с рисунками Тампля. В этих рисунках должен быть ответ на твой сон.    
- В библиотеке Эрмитажа? Странное дело. Неужели до сих пор никто из сотрудников музея не обратил на них внимание?
- Ученые ничего не понимают в магических текстах.
- Чем же они там занимаются?
- Они просто читают, делают замеры, описывают состав чернил и всякую такую ерунду, не имеющую никакого отношения к сути вещей. Наверняка эти рисунки они приняли за каракули древнего каллиграфа. И только ты сможешь их по достоинству оценить.
- А как меня туда пропустят?
- Не волнуйся, в этом суетном мире связи решают все. В библиотеке рукописями занимается сын моего друга детства Платона Никифоровича Батько – Миша Платонович Батько. Он-то тебе и поможет.   

И так, с поисков Тампля, начались первые приключения Вильяма Бруя. Приключения, которым нет конца да сегодняшнего дня.


                Глава вторая - Каббалистический салон

                Знакомство

А теперь вы узнаете про Храм Соломона, о котором рассказывается в Библии, а также - про Храм Зоровавеля и Ирода. Эти храмы – причина всех распрей на Земле, как сказал бы ребе Толик. О них целый год Вильям читал в библиотеке Эрмитажа, тщетно пытаясь разыскать рисованные планы Тампля в бессмертных трактатах по архитектуре, археологии, истории, географии и магии. Вильям так увлекся чтением, что начал было забывать, зачем записался в библиотеку. Каждая книга открывала новые бесконечные миры, в которые Вильям жадно рвался в поисках несметных сокровищ. Он видел, как во времена Ноя вся земля погрузилась под воду, и как на сушу из небытия пробился первый зеленый росток. Был рядом с Каином и Авелем, затеявшими спор не на жизнь, а на смерть, но Вильям так и не смог решить, на чьей он стороне. Он наслаждался любовной дремой в объятиях прекрасной Клеопатры и чудом остался в живых, ускользнув от укуса змеи. Он спустился в Аид вместе со сладкопевцем Орфеем и увидел вечные муки осужденных за страх и предательство. Был на Голгофе в толпе и с толпой, раздирая ризы, не в силах противостоять стадному чувству. И тогда Вильям решил, во что бы то ни стало, отправиться в долгие странствия, чтобы постичь настоящую жизнь, докопаться, откуда она произошла и как оказалась запечатленной такой яркой и увлекательной в трактатах. 

А что же Миша Платонович Батько, думаете, никогда не мечтал о таких странствиях? Еще как мечтал, иначе он не отважился бы посвятить всю свою молодость древним эрмитажным рукописям. Но, будучи по натуре боязливым и осторожным, он со временем загасил пыл и стал довольствоваться книгами, давшими ему новую и новую почву для мечтаний. Заметив в Вильяме родственную душу, Миша Платонович решил предостеречь юношу от хорошо знакомой и привычной болезни – инерции и мечтания, и даже попытаться предотвратить ее переход в хроническую стадию. В один морозный зимний вечер он пригласил Вильяма в каббалистический салон.    

Салон собирался тайно в подвале Эрмитажа. Туда были вхожи видные деятели культуры и искусства, имена которых не разглашались. Они приходили погадать на кофейной гуще, на руке, на камнях и на змеиной коже, поговорить о космических материях и просто приятно провести время в окружении единомышленников. Миша Платонович Батько был председателем салона, главным хранителем и главным предсказателем. Многие из числа постоянных членов салона считали его мелким шарлатаном, однако это не мешало им играть в общую игру, делая вид, что они готовы доверить ему свои судьбы.

Как только Вильям переступил порог салона, он понял, что попал в подземное царство магов. Все без исключения гости имели очень странный вид: у кого росли бородавки на самых видных местах, у кого волосы кучерявились от макушки до пят, кто вращал зрачками, умудряясь делать по десять оборотов в секунду. Но при этом все были чрезвычайно любезны и даже притягательны, за ними хотелось наблюдать; их общество манило необычностью, атмосферой всеобщей расслабленности и доброжелательности. Были среди них и гигант по кличке Тарзан небывалой силы и отваги, работавший в Эрмитаже такелажником, и карлик Джонни-донни, прозванный так из-за шуры-мурчиков с юными хранительницами европейского и русского искусства, свежими выпускницами искусствоведческого факультета. В тот вечер Джонни-донни пришел с одной такой наивной красоткой Милочкой, которая то и дело откидывала свои золотые кудри за спину, оголяя декольтированную грудь.
- Так-так, вот вам и Тампль, – подумал Вильям.
- Добро пожаловать в каббалистический салон. Друзья, прошу приветствовать нашего гостя – Вильяма, обладателя дара провидчества и невероятно тонкой сенсорики, – громогласно отрапортовал Миша Платонович.
- Что вы говорите, Миша Платонович, это не про меня, – от подобного представления Вильям почувствовал неловкость.
- Про вас, про вас, не прибедняйтесь. Все в нашем салоне наделены каким-то даром, простые люди сюда не попадают. Это своего рода ритуал инициации, мы можем не знать фамилий, но обязаны распознавать друг друга по дарам. Вот, например, Джонни-донни наделен бездонным сердцем, не правда ли Милочка?
- Да, да, еще каким бездонным, я в нем утопаю! – залепетала юная кривляка и повисла на шее карлика, важно задравшего нос.
- А, например, Эмма Кировна, - старейшая сотрудница Восточного отдела, хранит византийские монеты, в прошлом - секретарь партийной организации, а теперь еще и чародейница, великолепно гадает на кофейной гуще.

В углу комнаты показалась фигура пожилой, довольно грузной дамы, с буклями и при помаде. Колыхая бедрами, Эмма Кировна выплыла на середину комнаты и, загадочно подмигнув Вильяму, села во главу стола.

- А Зиновий – совершенно особенный человек, - Миша Платонович кивнул мужчине в сером свитере, заставив его приподняться. - Он отвечает за эрмитажных кошек и пророчествует по цвету и рисунку кошачьих глаз.

С виду Зиновий походил, скорее, на программиста, нежели на мага: худощавый, высокий, седеющий аутист в очках для слабовидящих.

- Основная деятельность Зиновия связана с гомеопатией. Он также искусно играет в шахматы, - продолжил Миша Платонович.

В комнату стали заходить новые люди, и Миша Платонович не успевал присесть, стараясь как можно полнее представить каждого гостя салона, немало преувеличивая их способности.
 
- Певица Анна Аркадьевна Потапова приходит в салон, чтобы вызвать дух своего мужа. Голос у Анны Аркадьевны превосходный! Конечно же, покойный скучает в ином мире, поэтому она удостаивает всех нас небольшими концертами в его память.

Пышущая здоровьем особа лет сорока пяти совсем не производила впечатления горемычной вдовы, а наоборот, казалось, что ее основной задачей было составить себе новую удачную партию. Вскоре Вильям убедился, что и дух покойного мужа певице вовсе не удавалось вызвать, но Миша Платонович успешно ей подыгрывал, как и все остальные гости.
- А вот и наш почтенный Рыжий Феликс, великий советский драматург. – Этот товарищ Вильяму сразу не понравился своим гонором. Специализировался Феликс, в основном, на либретто для водевилей. Может быть, он и написал за свою творческую карьеру пару-тройку удачных трагедий, но, по мнению Вильяма, это никак не давало ему права гоношить в окружении столь почтенных особ. «Вспыльчивый и самовлюбленный нахал», – так охарактеризовал бы его Вильям, доведись ему когда-нибудь попредседательствовать в салоне.

В тот вечер Вильям застал весь свет. Среди гостей были многие яркие личности андеграунда. Фарцовщик Няма – невысокий, упитанный бакинский еврей, торгующий ювелиркой и блестяще подделывающий украшения, заменяя эрмитажные подлинники на изысканную фальшивку. Был и мультипликатор Димитар Любенов родом из Болгарии, по виду заговорщик - безмолвный и со шрамом на все лицо, словно он не движущиеся картинки рисует, а готовит покушение на власть. Почтила своим присутствием и заведующая иностранным отделом Эрмитажа - Виолетта Марковна Бронина, обладательница ядовитого глаза, насылающего порчу на всех, кто попадется ей на пути. Как оказалось, у Брони были волосатые щеки и лысая голова, которые она тщательно замаскировывала бритвой, гримом и париком.

Одним из обязательных правил салонного этикета являлась демонстрация даров или способностей. Походило это на шоу фокусников - каждый норовил перещеголять других в изобретательности. Только что по горящим углям не ходили и не глотали огонь, а так все было: и спиритический сеанс, и гипноз, и заряжение воды, и карты Таро, и китайский И-Цзин, и левитация, и даже материализация золотого шара. Но самыми загадочными номерами считались чтение древних текстов и гадание по кошачьему глазу.

Вильям и не заметил, что в течение нескольких часов, пока проходили демонстрации магических трюков, под столом сидел кот Феня – гигантское существо, похожее скорее на рысь, нежели на домашнее животное, пятнистый с глубокомысленным взглядом, но очень ленивый. Лень преисполняла все его существо, так что даже кончик его носа ленился унюхивать свежее мясо. Не будь он ленив, он бы загрыз всех сотрудников Эрмитажа и не лопнул, как и требовала его порода. Но именно лень была самым главным его достоинством, позволявшим Зиновию в гадательных целях делать с котом все, что взбредет в голову.

- У вас такой местный оракул что ли? – иронично спросил Вильям, когда Феню извлекли из-под стола.
- А вы не смейтесь. Этот кот – совершенное чудо, божество. Ему в Древнем Египте поклонялись. И были правы, – Зиновий оскорбился. – Если вы так не почтительны к котам, то гадание может и не сработать. Он чувствует любую интонацию, взгляд, наклон головы.
- Простите, я не хотел вас обидеть, или обидеть вашего идола. Просто удивился..., – начал оправдываться Вильям.
- Зиновий, в самом деле, вы же знаете, как реагируют на Феню новички. Меня самого чуть удар не хватил, когда я впервые увидел Феню в Эрмитаже, - заступился за Вильяма Миша Платонович.
- Ах, помню, вы оба пришли к нам в отдел. Тогда еще были живы мои канарейки, - вмешалась Броня, переведя разговор на более интересную ей тему.
- Как, кккак, кккак, ваших канареек нет в этом мире, Виолетта Марковна? – певица ахнула и схватилась за сердце.
- Уж больше года, Анна Аркадьевна. Мы их торжественно захоронили во дворе Эрмитажа, там, где сейчас выставка бюстов Розы Люксембург.
- Не может быть, как же вы без канареек, и что приключилось?
 
«Не мудрено, с Феней ни каким канарейкам не уцелеть, он наверняка прикидывается лентяем, а сам продумывает план охоты!» - подумал Вильям, но решил попридержать язык за зубами, чтобы окончательно не вывести из себя оскробленного Зиновия.
 
- Знаете что? Я могу попробовать пригласить их души сюда, в салон, прямо сейчас, и вы с ними по-человечески попрощаетесь.
- Ой, нет, ради Бога, Анна Аркадьевна, только не это, – перепугавшись, залепетала Броня. - Я не выдержу таких мучений, я слишком была к ним привязана. Пускай лучше почивают себе с миром, не стоит беспокоить их души!

Беседу продолжил Миша Платонович:
- Милые дамы, мы отклонились от важного дела. У Вильяма есть архи-серьезный вопрос, на который только Зиновий сможет дать ответ. С помощью Фени, разумеется. Но сперва мы должны обратиться к священным текстам, которые я принес с собой.

Вильям заинтриговал всех без исключения. Даже Феликса, хоть он и не подал вида. И, в особенности, Милочку, ненадолго переключившую на него свое внимание, тем самым сильно задев самолюбие Джонни-донни. Таких как Вильям импозантных и умных юношей в салоне сроду не бывало. И, к тому же, его славный облик не дополняли ни бородавки, ни шрамы, ни лысины, ни чрезмерная волосатость, что сыграло не в его пользу. Гости перешептывались: «Как-то странно, обладает даром прозорливости, представляется художником, а никаких отметин у него на теле нет, очень подозрительный тип, наверняка аферист, или шпион». 


                Рукопись

Миша Платонович с чинным видом подошел к стеллажу в самом темном углу комнаты и достал с верхней полки массивный сверток.

- Ах, что это, какая красота, вы только посмотрите! – заполновалась Анна Аркадьевна.

Не успел Миша Платонович извлечь из папиросной бумаги изысканный шелковый пакетик с золотой вышивкой, как Броня тут же сунула в него свой нос:
- Неужто это один из экспонатов Золотой кладовой? Я верно угадала?
- Нет, Виолетта Марковна. Не торопите события, – Миша Платонович немного нервничал. - Господа, прошу внимания, сегодня у нас архиважное заседание. Подозреваю, что никто из вас в глаза не видывал подлинных рукописей с изображением Иерусалимского Храма. Или, быть может, я ошибаюсь? – он вопросительно взглянул на гостей, и не услышав возражений, продолжил, – так вот, здесь сокрыты древние письмена, и, что самое главное, закодирован план Тампля - Великого Города Городов, Храма Храмов, Дома Истины и Света, и все, что вы сейчас увидите – абсолютная правда.

Все молчали в ожидании чуда. Миша Платонович начал медленно извлекать из пакетика пожелтевший и сильно потрескавшийся свиток пергамента. В сердце Вильяма закралась священная дрожь, дыхание перехватило. Неожиданно он остановил руку Миши Платоновича, бросив на него робкий взгляд просящего о пощаде невольника:
- Постойте, может быть не надо? Кто из нас достоин узнать Истину? Точно не я. Это слишком ответственно, и я не в праве…, - сбившись, Вильям потупил глаза. – Хотя, будь что будет, уже слишком поздно, – последние слова он договаривал почти шепотом.

С невозмутимым видом Миша Платонович продолжал разворачивать пергамент. Взгляды были прикованы не столько к рукописи, сколько к фигуре самого Миши Платоновича, настолько он преобразился – подобно могучему жрецу, он возвышался во главе стола, и каждое его движение было исполнено благоговейного достоинства. Он казался вершителем судеб и обладателем сокровенного знания о начале и конце всего сущего. Дойдя до середины рукописи, он пригласил всех пригнуться поближе. Текст прерывался в нескольких местах, оставленных специально для замысловатых чертежей, обрамленных рамками.

- Смотрите, это планы, – начал пояснять Миша Платонович, медленно водя пальцем по рисункам. – Вот тут явно городская стена, тут колоннада внутреннего двора, тут купальня, лестница…
- А зеленое дерево тоже должно что-то обозначать? – задумалась Эмма Кировна.
- Да, безусловно, это райский сад.
- Сад? Неужели, правда, райский? – от восторга Анна Аркадьевна и Броня одновременно схватились за сердце.
- Тот самый, где наши прародители вкусили запретный плод, не так ли? – металлическим тоном припечатал Зиновий, вопросительно взглянув на Мишу Платоновича, на что тот ему одобрительно кивнул. 
- Постойте, что означают чертежи? Я вижу сплошной символизм и никакой конкретики! Это может означать что угодно! – происшедшее пока не укладывалось в голове у Вильяма. Как эти рисунки могли помочь ему в поисках Тампля? Как расшифровать сон? Зачем он в этом странном салоне, наводненном кривыми, косыми, бородавочными персонажами, которые сами были больше похожи на экспонаты, нежели на посвященных.

Вдруг из темноты к столу вышел Рыжий Феликс. Искоса поглядывая на собравшихся и не вынимая рук из карманов тяжелых вельветовых брюк, он произнес:
- Истина не может быть конкретной! Юный Вильям, вам предстоит еще многому научиться в жизни. Мало быть посвященным и держать связку с ключами. Когда перед тобой тысяча дверей, нужна мудрость, чтобы подобрать верный ключ от одной единственной, которая приведет к цели.


                Гадание по кошачьему глазу

А теперь я расскажу вам про божьи головы. Вильям впервые их встретил в каббалистическом салоне. А знаете как именно? В глазах – кота Фени. Вот, что произошло.

Оказавшись среди целого клана единомышленников, Вильям чувствовал себя изгоем в толпе фанатичных любителей всего сверхъестественного. Как будто только ему одному было очевидно всеобщее лицемерие и шарлатанство. Он утвердился в мысли, что Рыжий Феликс – омерзительный тип. Дамы, все без исключения, оказались пустыми трещетками, готовыми падать в обморок от малейшей диковиной безделицы, коль скоро того требовал этикет. Пожалуй, только фигура Миши Платоновича навевала смертельный трепет, ведь он заварил эту кашу.

Миша Платонович пояснил, что чертежи - только начало пути. Предстоит еще расшифровать магические слова, вписанные в рамки вокруг планов Тампля. А поскольку написаны они на редчайшем древнем диалекте, на это могут уйти долгие годы. По его экспертному мнению, на данном этапе помочь Вильяму могло только гадание по кошачьему глазу. 

Феню водрузили на стол, предварительно подстелив ему зеленый бархатный коврик для удобства. Зиновий принялся долго и нежно поглаживать Феню по спине и по животу, почесывая за левым ухом. Кот балдел, прищурив глаза. Наблюдая за его движениями, Вильям поинтересовался:
- Почему вы не чешите ему шею, ведь коты это больше всего на свете обожают?
- Вот же вы любопытный! – осадил его Зиновий.
- Да, да, скажите, наконец. Мы не раз замечали, что вы и за правым ухом его не чешите, – разом подхватили гости.
- Потому что если погладить шею, он уснет, и никакого гадания не получится. А за правым ухом опасно чесать - когда-то Феню укусила собака именно в том месте, и я не хочу лишний раз вызывать у него тяжелые воспоминания. Бедняжка, очень нервничает. Теперь понятно? Могу я продолжать? Господа, мне нужна полнейшая тишина!
- Да, да, безусловно, не смеем больше беспокоить, – Миша Платонович сделал знак, чтобы все замолчали.

Погладив кота еще несколько раз, Зиновий щелкнул пальцами прямо перед его носом, вызвав крошечный электрический разряд. Феня фыркнул, широко раскрыл глаза и замер, не моргая. Зиновий что-то пробормотал, взял рукопись и развернул ее перед мордой Фени.

- О, великий кошачий сфинкс Фенияснус, просвети нас великой мудростью и дай ответ на вопрос этого благородного юноши, избранного в свои стражи самой Великой Книгой, –Зиновий засветился неоновым светом, исходившим от бархатного коврика, на котором лежал Феня.

Вильям и гости молчали, тревожно ожидая продолжения. Зиновий отстранил рукопись от Фени и пристально всмотрелся в его застывшие глаза: 
- Божьи головы должны встретить вас у Тампля. Они приведут к нужному месту, - Вильям почувствовал в его голосе испуг и торжественность, какие могут охватить человека только при встрече с привидением.
- Божьи головы, божьи головы, божьи головы, - прошелестело в комнате.
- Божьи головы? Про них мне рассказывал ребе Толик, - вслух задумался Вильям. – Хотя нет, постойте, никто мне про них не рассказывал! Откуда же я их знаю?
- Не перебивайте, дайте прочесть предсказание. А то Фенияснус не может долго удерживать картинку на своих глазах, – прервал Зиновий. – Вот, ясно вижу несколько божьих голов, одна, затем другая, третья, как минимум пять, они крутятся, кивают, как будто даже танцуют. А дальше что я вижу! Вильям попадет на волшебный остров, где…, - Зиновий замялся. – О, нет, я не могу этого произнести.
- Что же вы увидели, говорите скорее? – подхватили гости, не менее заинтересованные в разгадке видения, нежели Вильям.
- Мне кажется, я вижу Тампль. Одно ясно – вам суждено оказаться на этом острове.
- Ну и где же вы его видите? – недоверчиво поинтересовался Вильям.
- В глазах Фенияснуса горят золотые листья клена, а вокруг глубокая илистая река, она окружает остров, на котором я вижу Вильяма, входящего в Тампль.

Гости нагнулись ближе к Фене. Кошачьи глаза сияли золотым огнем, настолько ярким, что едва ли можно было рассмотреть какой-либо рисунок.

- Еще я вижу прекрасных златовласок, одну, вторую, третью, четвертую, их множество, они сливаются с золотистыми листьями.

«Точно, шарлатан! Где он головы увидел? Что за ерунда, и что за остров, какая вообще связь? Бред сумасшедшего!» - сомневался Вильям. Чтобы не терять времени зря, он снова вмешался:
- Мне не терпится узнать, зачем они меня встретят? И, самое главное, где находится Тампль? Может быть, Феня видит дорогу к нему? 
- Вы сомневаетесь в правдивости видения? Не доверяете пророчеству? Фенияснус больше не сможет ничего сказать, он засыпает, чтобы отдохнуть! – Зиновий был задет за живое. Отложив рукопись в сторону, он снова щелкнул пальцами, после чего Феня лениво закатил глаза и захрапел, рухнув головой на стол.
- Остальное вы узнаете из семи снов. Гадание окончено! – обиженно закончил Зиновий.
- И это ваше хваленое гадание? Все, что увидел кот? – Вильям был обескуражен.
- Фенияснус не увидел, он просто передал вам пророчество, ниспосланное свыше. Но вы не позволили продолжить чтение. Теперь я вынужден унести Фенияснуса.

Зиновию помогли приподнять огромную волосатую тушу и переложить на кресло. В зале чувствовалось недовольство. Гости поглядывали на Вильяма с явной брезгливостью, ведь он не оправдал возложенных на него надежд.
- Неслыханная дерзость!... Не поверить Зиновию, как так можно?... Он просто молокосос!... Его сон - наверняка фантазия!.... На избранника парень совсем не похож.

Как только Зиновий покинул салон, Миша Платонович взял инициативу в свои руки. Не раз попадая в щепетильные ситуации, он прекрасно понимал, что если не вмешаться, бытовой казус может перерасти в катастрофу, грозящую крахом андеграунда.

- Товарищи, прошу минуту внимания. Хочу подвести итоги. Садитесь, пожалуйста! – подобно дирижеру, широким уверенным взмахом рук ему удалось вернуть гостей на свои места. 

Вильям чувствовал себя не редкость неловко. Он спровоцировал смуту, и, в то же время, не мог сдерживать благое негодование. В те времена он предпочитал говорить правду в глаза сразу, недолго думая. И если уж Зиновий показался ему шарлатаном, Вильям считал своим долгом высказаться. Однако неожиданно с ним случился перелом – после того, как он оглядел еще раз всех присутствовавших, его осенило, что эти люди, может быть, действительно собрались именно для того, чтобы вместе с ним нащупать дорогу к чему-то невероятно важному, быть может, гораздо более важному, чем что-либо существующее на Земле. Что они были не случайными прохожими, а каждый играл заранее обрисованную неведомым художником роль. И даже кот Феня появился не просто так. Вильяму стало стыдно.

Миша Платонович продолжил:
- Как я уже сказал, пришло время подвести итоги. Во-первых, хочу всех вас поздравить, сегодня произошло великое событие – к нам присоединился замечательный друг, Вильям Бруй. Во-вторых, мы узнали, что на него возложена великая миссия. В-третьих, оракул Феня предсказал, что Вильяму суждено встретиться с божьими головами. И что в конце пути он неминуемо придет к Тамплю. Теперь нам придется разойтись, но только на время, до тех пор, пока Вильям не поверит в свою избранность. И так, дорогие товарищи, суждено. Каждый великий мастер должен проходить через испытания. Сомнения – первый, самый сложный этап.


                Глава третья - Сны

                Телефон

Про семь снов, которые суждено было увидеть Вильяму, я расскажу вам не сразу, потому что снились они ему на протяжении нескольких лет, словно карта за картой постепенно открывая замысел загадочного пасьянса, раскладываемого невидимой силой. Про первый сон вы уже знаете. Правильно догадались - это когда Вильям впервые попал в Тамль, а проснувшись, сразу отправился к ребе Толику за советом. Так вот, с тех самых пор, снам Вильяма не было конца. Каждую ночь ему снилось что-то странное, загадочное, подозрительное, иногда прекрасное. Но далеко не каждый из снов оказывался новой «картой». Конечно же, не обошлось в этой истории и без пророчества Фенияснуса, вернее Зиновия, потому что мы не знаем, действительно ли кошачьи глаза отражали будущее, или Зиновий все придумал, чтобы запутать молодого художника.

Один из снов был краток и ослепительно ярок. Вильям видел большой черный телефонный аппарат с квадратным циферблатом, на котором он почему-то все время набирал один и тот же числовой порядок, расположенный в три ряда. Циферблат был точь-в-точь, как на его будильнике, доставшемся ему от бабы Доры. На другом конце провода кто-то отвечал, и всякий раз тело Вильяма трепетало от счастья. Голос издавал необычайное сияние, которое наполняло всю комнату. Но как только Вильям пытался завести разговор, спросить что-то важное, звонок прерывался. И он снова набирал номер. Проснувшись, Вильям не помнил, что хотел спросить, но очень обрадовался, когда сумел воспроизвести порядок цифр: четыре – девять – два; три – пять – семь; восемь – один - шесть. Не понятно только, что это был за предмет - телефон или будильник?

В другом сне баба Яга водила Вильяма по темному бору, обещая показать дорогу к Тамплю. А он, доверчивый, клюнул на ее удочку, и в конце концов увяз в болоте. На этом страшном месте сон оборвался.

А в еще одном сне Вильям участвовал в скачках, только не в качестве наездника, а как скаковой жеребец. Во что бы то ни стало он должен был прийти первым к финишу, но пробежав несколько кругов с высунутым языком, Вильям так и не победил. Упал без сил, потерял сознание, и только сердце в груди стучало как запоздалый поезд, безнадежно пытавшийся нагнать время.   

Не прошло и трех месяцев, как Вильям окончательно запутался в непрекращающихся видениях. Ему снились кровавые детективы без развязки, триллеры про вампиров и потрошителей, где он был то шарлатаном, то невинной жертвой, то летучей мышью. Так дольше продолжаться не могло. Жизнь превратилась в сплошной кошмар. Он специально стал заваривать себе на ночь крепкий кофе, только бы не спать в темноте, и под утро сваливался в полном изнеможении. Но и это не помогало, предрассветные сны были еще краше, еще страшнее.


                Зиновий
 
Собравшись с духом и серьезно все обмозговав, Вильям пришел к выводу, что помочь ему сможет только Зиновий, ведь именно он был виновником злоключений. А поскольку ни адреса, ни телефона, ни даже фамилии Зиновия Вильям не знал, пришлось договариваться через Мишу Платоновича, который словно того и ждал. Очень обрадовавшись звонку, председатель тут же пригласил Вильяма в салон, подчеркнув, что на этот раз встреча пройдет тет-а-тет, без посторонних глаз.

– Не волнуйтесь, дорогой друг, обиды Зиновия я беру на себя. Он не такой уж противный малый, как вам могло показаться при первой встрече. И с удовольствием поможет, не сомневайтесь. Приходите в среду в семь часов к служебным воротам с Миллионной улицы. Я буду ждать.

Обида на Зиновия закралась глубоко в сердце Вильяма, но его берегла природная интуиция, придерживавшая гнев. Что-то ему подсказывало - с магом-гомеопатом надо держать ухо востро, и дипломатический тон не помешает. Даже если это было не пророчество, а заклятье, только Зиновий способен был его снять. Клин клином вышибают.   

В назначенный час у ворот не оказалось охраны. Но замок был заперт. Миша Платонович пришел один, закутавшись в серый плащ и нахлобучив меховую шапку.
- Это на всякий случай. Ну, понимаете, чтобы не засветиться. Вас-то все равно никто не знает. А мне в неурочные часы лучше не появляться. Могут привлечь к ответственности за несанкционированную деятельность, - вполголоса сообщил Миша Платонович, отпер ворота и быстро повел Вильяма сперва по внутренним дворам, а потом по тайным лестницам Эрмитажа. Из осторожности он не включал свет, освещая путь крошечным фонариком. 

В салоне их ждал Зиновий, на этот раз очень любезно приветствовавший Вильяма. Его словно подменили: он расшаркивался, улыбаясь во весь рот и производя впечатление искреннего доброжелателя. Даже тембр голоса у него как-то помягчал, приобрел теплые баритональные оттенки. А был-то прокуренный тусклый и зловещий хрип.
 
- Я очень рад снова вас видеть, Вильям. Прошу меня простить за прошлый выпад. Я перегнул палку. Не должен был вас отпугнуть. Поверьте мне, я не хотел, – начал он оправдываться.
- Не стоит. Дело прошлое. Я вовсе не в обиде. Но от помощи не откажусь, – быстро нашелся Вильям.
- Да, да, очень разумно, лучше сразу перейти к делу. Миша Платонович вкратце посвятил меня в ваши проблемы. Поправьте, если я ошибусь – после пророчества Фенияснуса вас стали мучить ночные кошмары, но в их клубке вы пока не смогли ухватиться за кончик нити.
- Примерно так. Говоря проще, снов мне приснилось не семь, а гораздо больше, и ни в одном из них не было Тампля.
- Ничего страшного. Это ведь только начало! – воскликнул Зиновий, высоко запрокинув голову, будто он пытался рассмотреть на потолке муху.
- Начало? Да вы что? Три месяца мучительных снов, и это только начало? – Вильяма аж подкосило, и, схватившись за горло, он рухнул на стул.
- Что вы, что вы, ради всего святого, только не переживайте так, – подскочил к нему озабоченный Зиновий. -  Вы опять меня не так поняли. Дайте объяснить.
- Будьте любезный, милейший Зиновий, а то живым вы отсюда точно не выйдете, это я вам гарантирую! – Вильям чуть было не рассвирепел, но переведя дыхание, во время взял себя в руки, продолжив более спокойным тоном. – Рассказывайте что вам известно. Все равно, помощи мне искать негде. К кому в Советском Союзе я могу обратиться с подобной проблемой? Меня сразу в психиатрическую лечебницу упекут. Мало того, что художник, а, значит - тунеядец, еврей, зовут его в честь английского буржуазного писателя, да еще и сны красочные видит. Диагноз ясен – псих.
- Перестаньте нагнетать обстановку. Дело решаемое, – уверенно вмешался Миша Платонович. - Если вам так будет легче, я готов взять всю ответственность на себя. В конце концов, я вас сюда привел и затеял это гадание по рукописи. Зиновий, покажите, на что вы способны. Вы же чудо-лекарь! Наконец, вы можете прописать порошки и микстуры, если заклинания не помогут! Что скажете?
Зиновий волновался:
- Будут вам и порошки, и пилюли, и заклинания. Но молодому человеку для начала следует понимать, что с ним происходит, ведь так?
- Я на все согласен. Делайте же что-нибудь!

Вильям понял, что по собственной воле попал в западню. Как в том сне, где баба Яга его в болото завела. Но здесь все было по-настоящему, а значит, ему ничего большен не оставалось, как перестать возмущаться и начать вылезать на твердую почву. Сопротивление могло только глубже вогнать его в топь. Тем более, что Зиновий настойчиво желал помочь, и выглядело это вполне искренне.       
 
- Значит так: я говорил про семь пророческих видений, которые будут указывать вам дорогу к Тамплю. Это вовсе не означает, что любой яркий сон пророческий. Как правило, вместе с пророчеством вытекает целая лава всякого шлака. Понимаете, о чем я? Ну как бы объяснить получше. В магии это обычное дело. И в знахарстве. Если лекарство подобрано верно, то прежде чем оно подействует, наступает обострение. То есть та болезнь, что у вас теплилась в зачаточной форме, начинает расцветать пышным цветом. Вы даже можете испытывать сильные муки, но не стоит этого бояться! Ведь за кошмаром наступит долгожданное исцеление!
- Вот спасибо, утешили.
- Дайте мне договорить. Какой вы все-таки наивный и нетерпеливый. Юношеский максимализм вам мешает. Именно он - причина вашего нынешнего состояния. Он и обострился!
- Благодарю за характеристику, вы мне очень помогли. Если дальше будет в том же духе, то мне здесь делать нечего. Я напрасно трачу свое и ваше время, – Вильям поднялся со стула и готов был уже накинуть пальто, но Зиновий так сильно схватил его за плечо, что Вильям вскрикнул от боли.
- Вы очумели?
- Говорю же, юношеский максимализм. Сядьте, я вам только добра желаю. Если вы сейчас уйдете, то погибнете в кошмарах. Они вас задушат. И это не мой дурной глаз, не порча, как вы небось вообразили, это ваша судьба. Поймите, никто не вправе ее менять. Не противьтесь воле Тампля, ибо он вас избрал! Знаете, что бывает, если пророк отказывается от своей миссии? - эти слова заставили Вильяма покориться.
- Так вот, - продолжал Зиновий, – пока вы видели только один или два пророческих сна. И должны научиться их различать, чтобы сделать правильные выводы.
- Два сна про Тампль? Я помню только один, самый первый.
- Думаю, вы ошибаетесь. Расскажите-ка, какое видение вам более всего запомнилось. Постарайтесь припомнить.

И Вильям принялся перебирать сны. О некоторых, правда, умолчал. Потому что сам он представал в них нелицеприятным, а где-то даже негодяем. Он решил, что голос его совести далеко не всем нужно знать. Зиновий слушал молча, с большим вниманием, не перебивая, иногда что-то записывая. Его особенно заинтересовала история про телефон с циферблатом от будильника.

- А вот это уже похоже на пророчество!
- Телефон? – недоумевал Вильям.
- Конечно, вы как всегда очень разумны, Зиновий. Именно, пророчество! И сейчас я вам это докажу, – обрадовался Миша Платонович и мигом поскакал к стеллажу, откуда достал тот самый заветный сверток с рисунками. – Помните рукопись? Помните загадочные слова и знаки вокруг планов Тамплей, вернее одного из планов?
- Какое это имеет отношение к моему сну? Я не видел никаких еврейских букв!

Миша Платонович ловко развернул рукопись и просиял от восторга:
– Смотрите, это магический квадрат! Тот же порядок, но выписанный не в три строки, как и должно быть, а в одну линию, что вы и видели во сне.
- Он самый, магический порядок! – воскликнул Зиновий.
- Где вы это увидели, тут же написаны буквы?
- Друг мой, неужели вы забыли, что в еврейском алфавите каждая буква имеет числовое значение? – голос Миши Платоновича зазвучал вдруг по-отечески снисходительно. – Вы учились читать Тору у самого ребе Толика! И об этом забыли?

Краска стыда залила лицо Вильяма:
- Позор, как я сам не догадался. Сон и вправду был особенный, я помню неземной свет и радость, переполнявшую мое сердце.
- Это был свет Тампля, - со знанием дела пояснил Зиновий.
- А что может означать числовой порядок, то есть магический квадрат?
- Вы многого хотите. Сперва дождитесь третьего сна, а там уж виднее будет. Подозреваю, что вам придется разгадывать этот ребус всю свою жизнь.
- Всю жизнь я не выдержу!
- Тогда идите к ребе Толику и кайтесь, что не смогли вынести возложенной на вас самим Тамплем ноши, ибо слишком тяжела.
- Знаю, это малодушие. Но мне действительно не представить себе, как можно всю жизнь ждать какие-то семь снов. Это немыслимо.
- Сейчас немыслимо, а потом привыкнете. Так интереснее жить. И еще знайте, вам предстоит много путешествовать, потому что Тампль на месте не стоит.
- Как так не стоит?
- А вот так. Тампль передвигается, а вы будете передвигаться вместе с ним. Пока я не могу вам этого объяснить. Помните пророчество – вы встретите божьи головы, которые помогут отыскать Тампль. И про остров не забудьте. Остров золотой, зарубите себе это на носу!
- Зиновий, вы меня только дальше запутываете.
- Доверьтесь Тамплю. Он сам вас выведет. Как только перестанете полагаться на себя, сразу полегчает. Повторяю, максимализм - ваша болезнь. А пока я пропишу один целебный гомеопатический порошок, изготовленный из дамских ресниц. Я его разработал тайком, пока служил такелажником в Кунсткамере, почти как наш друг Тарзан. Порошок наделяет пациента необычайной привлекательностью, в независимости от пола. Но не волнуйтесь, это свойство - побочное, а главная функция – привлекать вещие сны и отбрасывать шлак. Поняли?
- Порошок из дамских ресниц? Вы что хотите, чтобы я поменял пол, превратился в барышню? – такого поворота событий Вильям не ожидал. Тем временем Зиновий, не обращая на него внимания, достал из своей аптечки крошечный флакончик с горошинами и поставил на стол.
- Даже не сомневайтесь. У вас нет никаких шансов стать барышней. Слишком много мужской праны - бакенбарды, шерсть на груди. А какие крупные руки! Что вы, из вас барышня не выйдет при всем желании! Зато основную проблему реснички быстренько решат. Да, и еще я забыл – они помогут расслабиться. Вы сразу почувствуете прилив сил и спокойствие на сердце.
- Хорошенькое лекарство. Можете и мне прописать такой пузырек? – Миша Платонович, видимо, тоже захотел приобразиться.
- К сожалению, товарищ председатель, это дефицитный продукт, штучный. И без надобности я его не раздаю. Ресницы натуральные, французские, когда-то принадлежали особам королевского рода, гильятинированным в эпоху Французской революции.
Вильям возмутился:
- Какой ужас, что вы мне предлагаете! И потом это даже не порошок, а горошины!
- Молодой человек, вы снова горячитесь, ничего не понимая в гомеопатии. Есть разные виды разведения лекарства, разные формы. Данное лекарство лучше усваивается именно в такой микродозировке в виде горошин, но это все равно порошок, только спрессованный. Главное запомните, от вас требуется регулярность. Принимайте по три горошины через каждые три часа три раза один день раз в месяц. И так шесть лет подряд, а потом по одному дню раз в полгода всю жизнь. Этой коробочки вам должно хватить. Больше я ничем помочь не смогу. Прощайте.

С этими словами Зиновий резко встал, поклонился и молча вышел через потайную дверь в глубине комнаты, оставив строптивому пациенту пузырек полный белых горошин.

- Ни дать ни взять, принц на горошине! – засмеялся Миша Платонович. – Осталось найти принцессу, которая готова будет вас расколдовать.

Той же ночью Вильяму приснился кот Феня, глаза которого превратились в два будильника с набором цифр магического квадрата. Проснувшись в поту, Вильям понял, что по ошибке завел будильник на пять утра, это и стало причиной его ночного кошмара.


                Глава четвертая – Ресницы революционерок

                «Океан»

На следующий день Вильям решил испробовать действие волшебных ресниц обезглавленных революционерок. Он ненадолго поверил, что юношеский максимализм – в некотором роде, болезнь. И что вы думаете, порошок вызвал мгновенную химическую реакцию - ему позвонила Анна Аркадьевна.

Задыхаясь от слез, она причитала:
- Простите меня, ради Бога, за беспардонность. По натуре, я человек робкий, стеснительный, но тут такое случилось, такое случилось! Пришлось набраться смелости и попросить ваш телефон у Миши Батько. Не сочтите за домогательство. Надеюсь, вы не подумаете обо мне ничего дурного…
- Да что случилось, говорите скорее! Ни к чему эти церемонии.
- Я хотела бы, хотела бы, ну как бы сказать, просить вас о встрече, если вы, конечно, не возражаете, и у вас найдется для меня время. Но все ради дела, ради дела, – озадачила Вильяма вдова. – Женщине в моем положении, наверное, не пристало обращаться к молодому человеку с такой деликатной просьбой, и, разумеется, без лишней надобности, я бы никогда в жизни не прибегла к столь дерзкому, вызывающему поступку…

Чтобы избежать витиеватых и бессмысленных оправданий, которые, по мнению Вильяма, были вызваны ни чем иным, как французским порошком, он перешел в наступление, продемонстрировав, поистине, джентельменскую решительность:
- Не понимаю, о чем вы. Если нужно встретиться, то я готов. У меня есть срочные дела, но я все равно могу постараться выкроить для вас время, скажем завтра днем, если дело не терпит отлагательств.
- О, как благородно с вашей стороны! Было бы чудесно! Вы мой спаситель, мой рыцарь, товарищ Вильям! Я бы не обратилась к вам без надобности, клянусь девичьей честью! Дело в том, что, как бы получше выразиться, кругом есть уши, лишние уши, а то, что я хочу вам  поведать, дело приватное, – она резко снизила громкость. - По телефону ЭТО обсуждать нельзя. 
- Не стоит переживать, я к вашим услугам.

Встреча состоялась в рыбном магазине «Океан» на Сенной площади. Место выбрала Анна Аркадьевна. Она решила, что там безопаснее всего. И легче избежать слежки. Возле прилавка с консервами она нарочито подмигнула Вильяму, пригласив его выбрать между скумбрией и горбушей. Вильям подыграл. Вдова шепнула ему на ухо:
- На прошлой неделе я вызывала дух моего покойного мужа, и он сообщил мне, что вам грозит опасность.
- О чем вы, Анна Аркадьевна?
- Я предпочитаю горбушу для супа, килька в томатном соусе хороша под водочку, шпроты – идеальная закуска для гостей, а вот скумбрию вообще не люблю! – во весь голос выдала Анна Аркадьевна, словно обсуждая меню званного ужина, и продолжила шепотом, - еще он сказал, что вам срочно необходимо уехать, сбежать!
Вильям вытянулся вопросительным знаком:
- Куда это я должен уехать?
- Давайте лучше посмотрим, что у них есть из свежего филе. Пойдемте, пойдемте. Было бы неплохо сделать заливное… Как куда, вы еще не поняли? Конечно, в Иерусалим. Он сказал, что там вы будете в безопасности.
- Час от часу не легче. Теперь меня еще из страны выпроваживают!
- Ради вашего же блага, поймите. И не выпроваживают, а предостерегают.
- А вам это не привиделось?
- Может быть, икорки купим две баночки? Тсс, тише говорите, вас могут услышать.
- А цены-то цены, вы на них смотрели? Какая икорочка в наши времена, и где вы тут нашли свежее филе? – Вильям вспылил так, что покупатели стали оборачиваться.
- Тогда пошли отсюда скорее, раз вас ничего не устраивает! – Анна Аркадьевна резко рванула на выход.
- Напоследок я вам скажу еще пару слов. А, если захотите, вот мой адрес, – она быстро сунула ему в карман маленькую смятую бумажку. – Вопросы будут – не стесняйтесь. Когда решитесь в Иерусалим, если решитесь… У вас наверное свои каналы, но я могу подсобить, чтобы и быстро и надежно. А насчет моего Натанчика, вы зря не поверили. У нас кармическая связь, прям сцепка, не разорвать даже смертью.
 
Несмотря на абсурдность ситуации и рой сомнений, Вильям был тронут заботой одинокой, сердобольной женщины, пускай, и спровоцированной гомеопатическими пилюлями. Ясно было одно: она действовала из самых лучших побуждений, в поведении вдовы не чувствовалось ни доли наигранности или лукавства.

– Для меня совершенно неожиданно, что вы готовы принять участие в моей судьбе. И я вам глубоко благодарен. Не скрою, что давно мечтал отправиться в долгие странствия. Иерусалим стал бы первым в моем маршруте. Но это больше мечта, нежели план на ближайшую неделю.
- Вильям, вы в опасности. Чем скорее решитесь, тем больше шансов.
- О какой опасности вы говорите?
- Больше не могу ничего сказать. Если хотите, сами спросите у Натанчика, когда придете ко мне. Можете даже без звонка. Я дома после восьми. Бегу, бегу, прощайте.

Анна Аркадьевна снова подмигнула Вильяму и быстро засеменила к трамвайной остановке на Садовой улице. Вильям мучительно размышлял, в течение нескольких минут вращая глазами в разные стороны и поднимая брови. Потом достал из кармана бумажку и прочел: «Галерная улица, дом 5, квартира 17. Искренне ваша, доброжелатель Анна. Внизу вместо подписи была пририсована ромашка».

- Вот вам и хваленые таблетки Зиновия. Сперва сны, теперь несчастные дамочки.


                Законы физики

Придя домой, Вильям немедленно позвонил ребе Толику, не на шутку озадачив учителя.

- Ситуация не из самых простых, надо разобраться, – размышлял вслух ребе. – То, что ты мне поведал, действительно попахивает дурным глазом. Лично я с Зиновием не знаком. Но в узких кругах каббалистов за ним закрепилась слава прекрасного лекаря-гомеопата и травника. Я никогда не слышал, чтобы кто-то пострадал от его лечения. Есть только одно «но» - до недавних пор у него лечились исключительно дамы. На мою память, ты, Вильямчик, первый мужчина! – ребе засмеялся.
- Я и так на стенку лезу, так что ваш юмор не очень уместен!
- Это ли самое страшное? В конце концов, женщины более чувствительны, и если Зиновий их устраивал, то существует небольшая вероятность, что он не шарлатан. Разве что гипнотизер, а это похоже на правду. Лично я в гомеопатию верю. Если, конечно, под видом шариков он не подсунул тебе стряхнинчику, – пытаясь очередной раз сострить, ребе задел самые глубокие чувства Вильяма.
- Если вы не прекратите смеяться надо мной, то при всем моем уважении к вашей мудрости, возрасту и благородству, я вынужден буду закончить разговор и решать это дело по собственному усмотрению.
- Вильямчик, сынок, не кипятись. Самое страшное, что с тобой могло произойти, уже произошло. По крайней мере, на данный момент это - неоспоримый факт. От будущего никто не застрахован. Но всякое вмешательство влечет за собой неведомые и, порой, непоправимые повороты. Во-первых, прокол был в том, что ты доверил незнакомым тебе людям предсказывать судьбу. Будь ты посмышленей, обратился бы сперва ко мне, я бы тебя предостерег, потому что сам никогда не прибегаю к гаданию.
- А в чем непоправимость-то? Баба Дора тоже всегда гадала, правда, на картах.
- Соглашаясь на гадание, ты позволяешь другому человеку (и самому себе) стать свидетелем еще не свершившегося события, тем самым фиксируя один факт из множества уготованных тебе возможностей. Любой гадающий просто не в состоянии увидеть все разнообразие поворотов фортуны, потому что глаз его узок и ум мал, но он берет на себя смелость ухватить одну точку, вмешавшись в бесконечность, окончательно закрывая для тебя право выбора и диалога со своей судьбой. Понимаешь, это закон физики – от наблюдателя зависит действие. Убери наблюдателя, и действия может не быть.
- Так почему же Миша Платонович меня не остановил, ведь законы физики он явно знает? Вы его рекомендовали, а я доверился вашему опыту! – отчаянно протестовал Вильям.
- Я советовал тебе прислушиваться к его экспертному мнению. Миша Платонович – блестящий гебраист-рукописник. Ни в каком другом качестве я не мог его рекомендовать. Я наслышан о его играх в жречество, в оккультизм, но, признаюсь, даже не думал, что это так далеко зашло. Давненько мы с ним не виделись. Миша - человек, безусловно, одаренный, ум у него блистательный и сердце чуткое. Не сомневаюсь, что он искренне надеялся тебе помочь. Но заниматься каббалой, не имея на то благословения, очень рискованно. Более того, он подвергает опасностей других людей. Хотя я понимаю и уважаю его склонность к мистике. Надо будет с ним серьезно разобраться.
- Неужели теперь всю жизнь меня будут преследовать кошмарные видения и сумасшедшие вдовы? – от ужаса лицо Вильяма снова стало ходить ходуном, помимо воли строя гримасы.
- Раз уж ты встал на этот скользкий путь, придется тебе по нему идти до тех пор, пока не нащупаешь твердь. Нельзя вмиг отбросить связи, которые ты успел накрутить за последние месяцы.
- Я вас не понимаю, ребе Толик?
- Слушай меня: каждую субботу с восходом солнца вставай и читай Тору, по небольшому отрывку, и обязательно на Иврите. Делай это регулярно, без пропусков. Так, со временем, ты обретешь твердь под ногами.
- А кошмары, они уйдут?
- Кошмары поутихнут. Думаю, твои горошины сделают свое дело. Лекарство тоже нельзя бросать одномоментно. Шесть лет, как минимум, тебе придется их пить.
- Но как же вдовы?
- Терпи. Будут и вдовы, и сиротки, и красотки. Что ты волнуешься? Для мужчины в рассвете сил это должно быть лестно. Другие только мечтают о женском внимании, а ты бежишь.
- Я не выдержу, зачем это мне, ребе?
- Не дрефь. Тампль так решил, и точка. Даже если ты захочешь свернуть с дороги, он заставит тебя возвратиться. Зиновий был прав, Тампль не стоит на месте. Он ведет тебя и движется вместе с тобой.
- Хорошо, я буду молиться по субботам. Но разве этого достаточно?
- Молитва - самое главное в жизни. По-серьезнее и гораздо более действенней, чем все лекарства и заговоры вместе взятые. А если тебе нужны еще указания, так поезжай в Иерусалим! 
- И вы туда же, ребе! Это бред сумасшедшей вдовы!
- Бред, да не совсем, из разряда гадания. Если уж напророчили Иерусалим, так тому и быть. Готовься к отъезду. Но упаси тебя Всевышний от игр в каббалу. Не шути с огнем, а то сгоришь заживо. И твои кошмары станут явью. Если не хочешь убийств, погони, краж, членовредительства, и всего, что тебе успело присниться, помимо чудесных картин райской жизни, держи свой ум в узде! – старик твердо знал, что говорит, но Вильяму стало не по себе.
- Вы пугаете меня, ребе Толик, и я вот-вот потеряю рассудок.
- Это правила, которые ты должен усвоить. В остальном тебе будет сопутствовать удача. Ты избранник. Главное, смелость. Побори свой страх. Я буду молиться за тебя три дня и три ночи, и начну сегодня же. Все получится. Тампль укажет дорогу, – его голос звучал настолько же уверенно, как если бы его спросили, верит ли он в Творца всего сущего.
- А, кстати, почему ты мне сразу ничего не рассказал про второй сон?
- С телефоном-будильником?
- Да, да. Это крайне важно. Ты случайно не помнишь, телефонный аппарат был черный?
- Ну да, стандартный. Только циферблат квадратный.
- Хм…, - озадачился ребе Толик. – У некоторых телефонов, знаешь, бывают еще буквы на циферблате возле цифр. А на том не было?
- Да, точно, были. Как же я забыл! Видимо, решил, что это случайность, потому что буквы были русские, а не еврейские.
- Так говори же, скорее, что там было написано?
- Кажется, Ариэль. Что-то вроде того, похоже на воздушное… Причем «Ари» повторялось дважды, в верхнем ряду квадрата и в нижнем, а «Эль» - посередине.
- Ариэль, – величественно произнес ребе, - Божественный лев… Это и есть разгадка сна! Ариэль – древнее название Иерусалимского Храма. Он сверкает как солнце, излучая бесконечные вещества-существа.
- Вот это да! Значит, сон действительно был вещим, и Зиновий оказался прав!
- Тебе суждено увидеть Тампль, Врата Небес! Все правильно – твой путь лежит через Иерусалим.   
- Вы это уже несколько раз повторили, ребе, но при всем желании мне туда не попасть. Нужны приглашение, разрешение на выезд, справка с места работы или из института, масса документов… А у меня впереди весенняя сессия, академотпуск не дадут.
- Об этом не беспокойся. Все должно получиться само собой, без лишних усилий. Значит так, вот тебе конкретный план на ближайшие дни. Сначала сходи ко вдове, пусть расскажет, что ей поведал усопший. Иначе она не отстанет. Подари ей какие-нибудь пластинки с записью выдающихся канторов. У нас в синагогальной фонотеке есть парочка. Я распоряжусь, чтобы тебе их выдали безвозмездно. Вдова же, как ты говоришь, певица. Это усладит ее неугомонную грудь. Но ни в коем случае не соглашайся на спиритический сеанс! Тогда наступит новый виток кошмаров.
- Хорошо, спасибо ребе, я постараюсь сохранять бдительность! – поблагодарил Вильям, обрадовавшись, что у него появился шанс в скором времени увидеть свет в конце тоннеля. Этот свет он уже ощущал всей полнотой своего существа, как только ребе помог вспомнить про Ариэль. Свет веществ-существ! Во сне он изливался из телефонного аппарата. Про вещества-существа вы узнаете позднее, а пока Вильям с ними не повстречался, и рассказывать рано.

Ребе продолжил теперь уже ласковым, утешительным тоном:
- Вот увидишь, и документы будут, и случай подвернется.
- Я понял, ребе, все понял. Последний вопрос: где найти средства на дорогу, и что мне делать, когда я окажусь в Иерусалиме?
- Доверься Тамплю. Ибо, как сказано в Мишне, не было еще случая, когда путнику не хватило бы денег, чтобы переночевать в Иерусалиме… Главное, не забывай про Тору по субботам, все вещества-существа в ней. И действуй!


                Дух Шарль-Натана

Вильям договорился зайти к Анне Аркадьевне в субботу. Отныне он решил планировать жизненно важные встречи только на шаббат. Проснулся Вильям еще в потемках, чтобы успеть с первыми лучами солнца прочесть отрывок из Торы. Открыв первую попавшуюся страницу, читал медленно, нараспев, с трудом вспоминая заученную в юности грамматику. Сколь велико было его удивление, когда ему выпало читать из Исхода:   

«Две скрижали откровения были в руке у Моисея при сошествии его с горы (Синай), Моисей не знал, что лицо его стало сиять лучами оттого, что Бог говорил с ним».

Вильям просиял и открыл другой фрагмент, чуть раньше: «И построят Мне святилище, и буду Я пребывать среди них».
   
Словно испив чашу благословенного красного вина из лучших сортов винограда, собранных в плодородных долинах Луары, Вильям был опьянен только что прочитанным священным текстом. Тепло разлилось по всему телу, голова была светла, а сердце полно решимости. Перед тем как отправиться к вдове, он зашел в синагогу - преклонил колено, воздал молитвы Всевышнему и забрал отложенные для него пластинки.   

Анна Аркадьевна жила в мастерской, выделенной ее покойному мужу, члену союза художников. Поскольку он был сыном бельгийской коммунистки и еврея гинеколога, имя ему досталось редкое, двойное – Шарль-Натан Куделькин. Мать мечтала назвать сына в честь Карла Великого, а поскольку пришлось учесть пожелания не только мужа, но и всей еврейской общины, Шарлеман превратился в Шарль-Натана.

Анна Аркадьевна встретила Вильяма при параде – накинув кружевную шаль на вечернее платье из черного панбархата, при помаде и даже накрутив на плойке букли. Вильям оказался не единственным гостем в тот вечер. Вдова также пригласила еще одну участницу каббалистического салона - свою подругу Броню. 

«Это западня, однозначно», - подумал Вильям, однако напутствие ребе Толика было сильнее страха. «Ничего, вам не удастся меня положить на обе лопатки, я буду держаться до последнего».

Как оказалось, Анна Аркадьевна заведомо предупредила Броню о «щекотливом деле» Вильяма. Та, в свою очередь, охотно предложила свою помощь. Дамы были настроены на спиритический сеанс. Они долго заговаривали зубы Вильяму, с интересом расспрашивая о его родословной, детстве и творческих планах.

Поскольку проводка в мастерской давно перегорела, Анна Аркадьевна жила при свечах. Все как-то у нее было устроено по-старинке, словно время остановилось, когда умер ее муж, а может быть даже еще раньше, в прошлом веке. Чай из самовара она разливала в тончайшие чашки из китайского фарфора, на которых были изображены пасторальные сцены в духе художника Ватто. Гостей она подчивала восточными сладостями – сливочным поленом, рахат-лукумом и вяленой дыней. 

- Покойный Натанчик много путешествовал по Средней Азии, и всякий раз привозил что-нибудь сладенькое, - поясняла хозяйка.

Стены были увешаны картинами Шарль-Натана. Несмотря на годами оседавщую пыль, его работы создавали удивительную атмосферу. В просто сколоченных рамах, темные по колориту, это были, в основном, натюрморты с бытовой утварью – чайниками, кувшинами, салфетками, стаканами, блюдцами, утюгами, и множеством разного рода бутылок, из чего можно было сделать вывод, что покойный любил выпить. Однако силуэты бутылок были изображены настолько живо и необычно, что казалось, это фигуры людей в масках и загадочных костюмах, оживавшие при свечах. Они манили в свой мир, откуда не хотелось уходить. Другими жильцами мастерской были печальные коровы, пасущиеся в густой высокой траве где-то на Псковщине, и огромные с человеческими лицами птицы, рассекающие алое закатное небо. Анна Аркадьевна рассказывала, что Натанчик очень любил природу и практически не изображал людей. «Это была вся его натура – коровы да птицы. Ну и я, конечно же».

- А знаете, как мы с ним познакомились? Или, быть может, Вильям, вам это совсем не интересно? – робко спросила вдова.
- Товарищ Бруй, это такой ритуал, Аннушка всякий раз перед началом спиритического сеанса возвращается к их первой встрече, – прошептала Броня в том момент, когда ее подруга задумчиво отвела голову в сторону, словно пытаясь воскресить прошлое, запечатленное на полотнах мужа.
- Видите, вон там, в глубине, мой портрет, самый первый. Тогда я была совсем юной певицей, еще студенткой Консерватории. На пятом курсе меня с руками и ногами взяли в Ленконцерт. Натанчик заглянул на один из вечеров. У меня была еще программа такая душевная - из русских романсов.
- Вы упоительно рассказываете, Аннушка! – Броня могла умаслить кого угодно, при этом сохраняя деловой тон и следуя хитрому расчету.

Возвращаясь в далекие годы, Анна Аркадьевна взяла гитару и запела, сопровождая романсы небольшими комментариями. Несмотря на всю нелепость ситуации, Вильям чувствовал себя как дома, но, чтобы не потерять бдительности, то и дело поглядывал на часы. Броня это заметила и после очередной паузы ринулась с места в карьер:   

- Так значит, вам надо помочь добраться до Иерусалима?
Вильям опешил:
- Я этого не говорил, - начал он было увиливать.
- Да что вы, конечно надо помочь, обязательно! – поспешила вставить Анна Аркадьевна, немедленно отложив гитару. И тут же пояснила, - дело в том, что Натанчик явственно обрисовал картину, которая может ожидать Вильяма в самом ближайшем будущем, – перемена темы оживила обеих дам.
- Но ведь это только по вашему мнению, я должен уехать. Пока никакими доказательствами я не располагаю. И, к тому же, ваш супруг мог ошибиться, – медленно и с расстановкой Вильям убеждал запыхавшуюся вдову, которая продолжала настаивать на своем.
- Я же вам обещала рассказать, что слышала. Так вот, насчет грозящей вам опасности…
- Постойте, - перебила Броня, - зачем пересказывать, когда Вильям может услышать все из первых уст. Давайте позовем Натана, в противном случае наши с вами уверения для молодого человека ничем не будут подкреплены.
- Замечательная идея, Броня. Именно это я и собиралась сделать. Свеча есть, нас трое за столом, субботний вечер располагает к приходу Натана, – и она принялась скороговоркой  объяснять Вильяму, что его ожидает, словно правила техники безопасности перед аттракционом. - Осталось поставить блюдце на стол, взяться за руки и погрузиться в полную тишину. Потом я произнесу несколько заклинаний, могу вскрикнуть неожиданно, но это от волнения, так что не пугайтесь, а потом будем ждать его прихода. Ну что, готовы, начнем?
   
Вильям не выдержал, резко приподнялся из-за стола и неожиданно для самого себя произнес следующую речь:
- Благодарю вас, дамы, за столь замечательный вечер, общество, чай, бесподобное пение.  Но я вынужден вас покинуть, потому что не считаю себя вправе присутствовать при интимной встрече двух супругов, связь которых так велика, что невольно становишься участником их трагической судьбы. Всего лишь за один час я погрузился в этот мир картин и музыки, мир любящих сердец. Но я не вправе нарушать его. Поэтому я вынужден откланяться.
- Как красиво вы говорите, просто чудо, чудо, - ахнула Анна Аркадьевна. – Но вы не можете просто так уйти, в такой момент!

Указательным пальцем правой руки Вильям дал понять, что разговор не закончен, и достал из пакета две пластинки из синагогальной библиотеки.
- Анна Аркадьевна, это для вас. Надеюсь, вы поймете.

В очередной раз наш герой убедился в прозорливости ребе Толика - благодаря пластинкам ему удалось перевести внимание вдовы. Быстро просмотрев содержание на обложках, она снова ахнула, и с мольбой попросила Вильяма остаться хотя бы еще на полчаса, схватив его за локоть:
- Это бесценный подарок. Как вы догадались. Мой дед был кантором синагоги, но его расстреляли. И на одной из пластинок есть записи деда. У родителей конфисковали всю коллекцию. Невероятно, это знак свыше. Сам Натанчик привел вас ко мне.
- Я останусь ненадолго, но только прошу вас, Анна Аркадьевна, не проводить спиритический сеанс при мне. Тогда я обещаю прислушаться ко всему, что вы мне поведаете.

Броня слегка нахмурилась. По какой-то странной причине, каждый сеанс доставлял ей неповторимое удовольствие, которого Вильям ее лишил. Но Анна Аркадьевна добровольно поддалась трюку.
- Значит, дело было так. Глубокой ночью, перед тем как я вам позвонила, я разговаривала с мужем. Но не как обычно, не вызывая его, а случайно, сама того не планируя. Он открыл холодильник...
- Причем тут холодильник, Аннушка? – опешила Броня.
- С Натанчиком бывает. Когда он хочет со мной поговорить, то начинает открывать и закрывать холодильник. Молча, ничего не говоря. Это условный знак. А поскольку была ночь, и я спала на раскладном диванчике на кухне, то не заметить открытый холодильник просто не могла. Там внутри лампочка загорается, когда его открывают. И я проснулась от яркого света.
- Что же было дальше? – Вильям внимательно следил за повествованием.
- Не буду погружать вас в детали. Он вызвал меня в эту комнату, усадил за стол и показал картину, словно сам ее нарисовал. Картина была как настоящая, как одна из тех, что здесь развешаны. А нарисованы, о, ужас, были вы, Вильям, во весь рост, а рядом с вами странный такой не то человек, не то оборотень. Черный, косматый и с длинной бородой. И он душил вас, что есть мочи душил, прямо за горло. А позади вас дорога вела вдаль, и у самого горизонта я рассмотрела город. Я спросила у Натанчика, что это все означает? И не мой ли недавний знакомый изображен на этой картине? Он ответил так: «Твоему другу грозит опасность. Я должен предупредить его как художник художника. Ему стоит остерегаться джинна по имени Паха, который может его погубить, а может и спасти». Дальше были стихи:
«Пусть он избегает встречи с ним,
Отправляясь в город Иерусалим».

- Прямо-таки стихами и заговорил?
- Да. И еще он показал мне тридцать стрел, вонзенных в сердце Вильяма, предупредив, что это знамение, что в Ленинграде ему оставаться опасно по многим причинам, не поясняя, по каким именно. Я испугалась, что вас могут арестовать!
- В нашей стране всякое случается. А после встречи с джинном, как правило, это - психиатрическая клиника, – цинично вставила Броня.

Вильям молчал, пытаясь подобрать нужные слова, но так ничего и не придумал. Рассказ Анны Аркадьевны ему показался одним из его ночных кошмаров. «Но ведь ребе Толик уверял, что я непременно должен сюда прийти и выслушать вдову. Не понимаю пока, зачем. Он также предупредил, что предсказанное должно сбыться, и я не смогу этому противостоять».
- Я знаю, как вам помочь, товарищ Бруй, – нарушила тишину Броня. – Могу устроить так, что уже на следующей недели у вас будут все документы, необходимые для поездки в Израиль.

Вильям немало удивился переменой ее настроения.
- Виолетта Марковна просто чудо. Именно для этого она пришла, чтобы оказать вам эту неоценимую услугу! – снова замельтешила вдова.
- Дело в том, что мы готовим выставку по результатам археологических раскопок в Израиле и Палестине, и отправляем туда делегацию из нескольких научных сотрудников и экспертов-оценщиков. Так вот, один из экспертов-оценщиков еще тот тип, крайне не благонадежный, я проверю его досье, и с моим-то опытом сумею найти, к чему прицепиться. Вместо него могли бы поехать вы. Кстати, Миша Платонович и Зиновий тоже в составе участников экспедиции.

Последнее обстоятельство явно расстроило Вильяма. Он надеялся сбежать в Иерусалим, в первую очередь, от них.
- Но чем я буду вам обязан? Мне крайне неловко…
- Пустяки. Я сделаю это из уважения к Анне Аркадьевне, Мише Платоновичу и Зиновию. И, признаюсь, вы мне симпатичны. В вас есть что-то неординарное, я бы сказала, безусловный талант располагать к себе людей, – разоткровенничалась Броня. - Я что-нибудь придумаю. Расходы на билеты я тоже беру на себя. Единственная сложность - вам придется вернуться назад вместе со всеми. Но зато у вас появляется шанс побывать в Иерусалиме, где вы, во-первых, вероятно отыщете Тамль, а во-вторых, избежите какой-то надвигающейся катастрофы здесь, в Ленинграде.
- Встречи с чудовищем, оборотнем, джинном! – кивнула Анна Аркадьевна. – И, кроме того, лишения свободы или даже жизни!

Обрадованный, что удалось отменить спиритический сеанс, Вильям согласился с предложенным планом, как и советовал ребе Толик. Поблагодарив обеих дам за участие в его судьбе, он условился на следующий день принести в иностранный отдел Эрмитажа все документы. Остальное Броня взяла на себя. Устроить Вильяма в экспедицию для нее было проще простого. Обладая даром наводить порчу, она быстренько избавилась от подозрительного эксперта-оценщика, на которого упал кирпич, отвалившийся от его же собственного балкона. Благо, летел он всего-навсего со второго этажа, так что бедняга отделался потерей сознания и сильным сотрясением мозга, но поездку пришлось отменить. Вакантное место в делегации освободилось. Но, поскольку у Вильяма не было постоянного места работы и опыта ни в археологии, ни в ювелирном деле, пришлось подделать документы. Броня, закаленная комсомольской организацией, на это пошла, ибо свято верила в правоту своего дела. Вильям, конечно, списывал ее отзывчивость на действие гомеопатических ресничек. Всякий раз, сталкиваясь с Броней, он ощущал обращенный к нему, но глубоко припрятанный от чужих глаз, огонь ее алчной души. Она пожирала его глазами, выгибая спину как кошка. Но ни единым словом не выдавала своих чувств.

Подделкой документов занялся еще один участник каббалистического салона – легендарный Няма. Несколько лет назад его дядюшка Семен Шмогель удрал в Израиль по чужому паспорту, так и не дождавшись разрешения на постоянное место жительства. Когда его документы подоспели, дядюшка успел скончаться, подавившись рыбьей костью. Похоронили его в Иерусалиме тоже под чужим именем. В Советском Союзе никто так и не узнал о кончине Шмогеля, и поэтому паспорт с визой оставался действителен. И Няма предложил Вильяму им воспользоваться. Тем более что Шмогель был известным в городе ювелиром и удачно вписывался в эрмитажный проект. Оставалось только поменять фотографию в паспорте, что Няма пообещал устроить.   


                Глава пятая – Шляпа

                Эмма Кировна

С несколькими героями каббалистического салона вам пока не довелось поближе познакомиться. Как, например, с Эммой Кировной, Тарзаном, Джонни-донни и Милочкой. Вы подумали - я про них забыла? Нет, ни на минуту. Каждый из героев салона сыграл роль в судьбе Вильяма. Не так, так эдак.

За две недели до эрмитажной экспедиции в прекрасный мартовский день (а был он на редкость прекрасным – по-весеннему солнечным и все еще морозным, но сладость наступающего нового цикла вселяла самые прекрасные мечты в отчаянные сердца,) – так легли карты, что все четверо героев появились в жизни Вильяма одновременно.

Вильям шел по Литейному проспекту в магазин Старой книги, хотел купить себе какую-нибудь беллетристику почитать. И вдруг столкнулся с Тарзаном.

- О, вы ведь Вильям, тот самый художник! – поприветствовал его громила.
- Тарзан, я правильно помню?
 - Да, да, приветствую, приветствую. Рад вас видеть.

Слова за слово, Вильям и не заметил, как они простояли на морозе около часа. Время было обеденное и хотелось нырнуть в ближайшую кафейню, чтобы подкрепиться и отогреться.

- Не составите мне компанию, Тарзан?
- С удовольствием. Только зачем тратить деньги, когда можно зайти в гости к Эмме Кировне, тут за углом. Я как раз к ней иду, у нее сегодня день рождения. По этому случаю она испекла шарлотку и будет очень рада, если я вас приведу.
Вильям был легок на подъем, и перспектива отведать свежеиспеченную шарлотку ему очень приглянулась.

Эмма Кировна жила в коммунальной квартире на пятом этаже под самой крышей. Дом был старый, крыша прохудилась. Во всех комнатах стояли тазы для сбора воды, тоскливо капающей с потолка. Звук воды эхом отскакивал в гулком, длинном как кишка, коридоре, словно это вовсе не дом, а источник в горах. У Эммы Кировны было три комнаты, две из которых она сдавала Няме и Джонн-Донни. Судя по всему, Эмма Кировна питала склонность к молодым людям, тогда как девицы ее немало раздражали.

Вильяма она встретила с большим радушием. Старушка, как она себя называла, обожала нежданных гостей. Усадив их на кухне за большой круглый стол, она принялась рассказывать последние эрмитажные сплетни: кто умер, кто с кем завел романчик, кто опростоволосился на заседании отдела (она работала главной хранительницей византийской нумизматики), кого заметили за взяткой. На столе были ваза с мандаринами и салат Оливье, а к шарлотке Эмма Кировна сварила крепкий греческий кофе в турке, лично привезенной из Афин во времена своей молодости. Покончив с интригами, старушка перевела дух и, как-то игриво взглянув на Вильяма, произнесла:
- А теперь, по традиции, перевернем чашечки на блюдца.
- Это игра? – наивно спросил Вильям.
- Своего рода. Игра в будущее, которые мы сейчас увидим. Ну же, переворачивайте смелее. Вот так. И вы, Тарзан.

Зазвонили в дверь, и Эмма Кировна побежала открывать, после чего на кухню вошли Няма и Джонни-Донни с двумя букетами – алых роз и желтых лилий, а за ними - запыхавшаяся Милочка с коробкой шоколадных конфет, по дороге немного помятой. Эмма Кировна всех усадила за стол, вытащив из закромов сливовую наливку и две банки шпрот.

- Господа, я всех вас очень рада видеть. Для меня ваш приход - самый лучший подарок!

Вильям озадачился: «Снова гадание. Когда же этот сезон предсказаний закончится!». Он перевернул чашку, чтобы не выделяться, в надежде, что до него очередь не дойдет. К счастью, у Эммы Кировны он был не единственной жертвой.

Мужчины принялись, кто во что горазд, наперебой бросать тосты, потом все залпом опрокинули стопки и почувствовали себя теплее.

- Не будем больше обо мне, давайте лучше поговорим о вас, друзья. Тазран и Вильям уже перевернули чашки, теперь ваша очередь. Сегодня, как всегда, мы гадаем на кофейной гуще. Когда все в сборе, будет особенно занятно.

Первому погадали Тарзану. Его будущее оказалось безоблачно просто: повышения к зарплате не предвиделось, ссор с начальством тоже, зато в скором времени ему должно было перепасть солидное наследство, которое Тарзан вложит в выгодное дело, и начнет новую жизнь.

Вильям уступил место Милочке, ей не терпелось узнать возможные перспективы в личной жизни, под которой она подразумевала семейное счастье с Джонни-донни. Но Эмма Кировна быстро охладила ее пыл, предсказав долгую разлуку, а чтобы окончательно не расстраивать девушку, деликатно перефразировав как «вынужденная командировка вашего возлюбленного».

Настала очередь Вильяма, в кусты было уже не спрятаться. Памятуя наказ ребе Толика, он очень волновался. «Я, болван, уже в третий раз вляпался. Единственная надежда на то, что Эмма Кировна не нагадает мне никаких джиннов и чудовищ». Вторая стопка сливовой настойки придала ему смелости.

- Красивая у вас судьба, Вильям. Истинный художник с по-истине художественной судьбой! – старушка явно ему льстила. – Смотрите, вот три здания, их контуры отчетливо вырисовываются. Видите?
Усомниться было равносильно пощечине, поэтому Вильям поддакивал, даже не глядя в чашку.
- Это, наверняка, ваши как там их, Тампли. То есть здания. Какая разница между Тамплями и зданиями, я не очень-то понимаю, я не богослов. А тут что-то уж очень интересное. На дне чашки - шляпа. Как дивно, не правда ли?
- Сказочно, значит, вам предстоит надеть волшебную шляпу, это же карнавал, приключения, романтика! – восклицала Милочка, прижимаясь к Джонни-донни. – Вот если бы мы с тобой, Джонни, могли немедленно отправиться на карнавал, в Венецию, вместе, или в эту твою командировку официальную, это же было бы чудесно, не правда ли, любимый?

Следующему по очереди Джонни-донни было что скрывать от своей почитательницы, особенно после того, как Эмма Кировна разгорячилась. Сохраняя нейтральный вид, он предпочел не комментировать выпады Милочки.
- А у вас сегодня богатый урожай, Джонни. Одна роза, другая, третья…, можно сбиться со счету, ну вы же понимаете, о чем я? – ехидствовала Эмма Кировна.
- Какие розы? – волновалась Милочка.
- Это букет роз, который вы мне принесли, щедрый подарок, - перевела тему Эмма Кировна, но все, кроме глупой Милочки, поняли ее намек.

Последней жертвой пал Няма. И ему не повезло. Кофейная гуща предсказывала обыск в квартире и увольнение с работы. Эмма Кировна обещала прикрыть его, сохранив фальшивые копии у себя в сейфе. Старейшую сотрудницу Восточного отдела Эрмитажа милиция не посмела бы заподозрить в сообщничестве.

После гадания Няма перешел к делам. Он выдал Вильяму паспорт дяди Шмогеля и раскрыл его на первой странице со словами:
- Вот, смотрите, правда, хорошо получилось? Как будто вы и есть настоящий Шмогель!

Действительно, фотография выглядела как родная. Никто бы не заподозрил, что для этого Няме пришлось использовать недюжинное мастерство. Зато Вильям теперь был во всеоружии. Как предсказывал ребе Толик, путь к Тамплю выкладывался по кирпичику без каких-либо усилий со стороны Вильяма.   

Пророчества Эммы Кировны сбылись незамедлительно и в точности. Через несколько дней Тарзан узнал о наследстве богатого дядюшки, отошедшего к нему по завещанию. Будучи человеком дельным, с хорошей головой и крепкими руками, он сумел удвоить капитал и открыть свое дело - продажу нелегальной литературы. Поначалу, это было опасно и затратно, но во времена перестройки он разбогател, выгодно женился и уехал в Аргентину. Джонни-донни быстренько бросил Милочку, заведя бурный роман со стюардессой Аэрофлота. Милочка с горя поседела и, превратившись в типичную старую деву, устроилась работать в библиотеку. К Няме действительно в скором времени нагрянула облава. Ему было что пришить, но Эмма Кировна сдержала слово: спрятала все картины у себя и убергла, тем самым, Няму от грозившей ему тюрьмы. Но, поскольку парень он был ловкий, он начал играть в открытую, устроившись директором в антикварный салон, благо, у Эммы Кировны везде были крепкие связи.

 
                Апраксин двор

А для Вильяма все самое интересное в этой истории со шляпы только началось. Он и сообразить не успел, как этот волшебный предмет материализовался.

«Купи шляпу!» – завлекла Вильяма цыганка в Апраксином дворе сразу после того, как он вышел от Эммы Кировны. А ведь он даже забыл, куда направлялся с утра. Книжный магазин давно закрылся, и на дворе было совсем темно, только старые фонари горели жухлым светом, собирая на стекло одинокие снежинки, мгновенно таявшие от электрического тепла. Угрюмые прохожие возвращались домой после долгого рабочего дня. Сливовица приподняла настроение, Вильям даже подскакивал на ходу, обдумывая план на ближайшее время. Документы были на руках. Единственно, чего он делать не хотел, это ехать в Иерусалим вместе с эрмитажной компашкой. Но как было от них отцепиться?

Проходя мимо Апраксина двора, Вильям увидел молодую и очень бодрую цыганку, разложившую на снегу много меховых шапок. Среди них одна была фетровая, необычной формы, с широкими полями, яркой расцветки в виде концентрических колец. Будучи под действием чар Эммы Кировны, недолго думая, Вильям протянул кошелек со всем, что там было. На его счастье, скопилось там всего пять рублей. Однако он буквально оторвал их от сердца, потому что то были деньги, сэкономленные со студенческой стипендии на обедах. Вильям целых полгода голодал, довольствуясь в столовой только чаем с пирожком, чтобы накопить на что-нибудь достойное, мистическое и волшебное. Как только шляпа оказалась в его руках, жизнь сразу приобрела новые очертания. Словно кто-то зажег светильник в холодной пещере. «Все складывается. Рукописи, салон, пророчество Нямы, наказы ребе Толика, кофе Эммы Кировны, сны, мои несъеденные обеды! Шляпа – это начало новой жизни, она приведет меня прямо к Тамплю».

Придя домой, Вильям долго не ложился спать, в перерывах между набросками новой гравюры то и дело разглядывая шляпу. Она казалась ему очень знакомой. Вдруг он вспомнил – в этой самой шляпе он прогуливался по пустой площади перед Храмом в первом сне. «Вот так цыганка. Чудеса!» Он перевернул шляпу, чтобы посмотреть, не отошла ли подкладка. Палец уткнулся во что-то твердое и смятое. К кусочку фланелевой ткани изнутри была пришита какая-то бумажка. Из любопытства Вильям решил ее вытащить, для этого ему пришлось слегка одернуть подкладку.   

И тут свершилось невероятное: бумажка оказалась билетом на самолет в Иерусалим с фиксированной датой - через пять дней. И, что самое удивительное, на билете был номер магического квадрата, числа стояли в той же последовательности, как во сне.

Теперь Вильям поверил, что его судьба определена Тампля. Он располагал всем для путешествия в один конец – паспортом на имя Семена Шмогеля, эрмитажным письмом, билетом и шляпой. Исчезнуть было проще простого. Прочь от каббалистического салона, прочь от Фени, всех этих чудовищных магов и вдов. Эгегей, настала пора странствий!