Сима. Глава 2

                -1-
Валентина Александровна медленно брела по заснеженным, засыпающим улицам. Она с усталостью и равнодушием смотрела на обгоняющих её прохожих, торопящихся домой после трудового дня. Они были заняты своими мыслями, проблемами, иногда радостями. У каждого своя жизнь, и каждому не было совершенно никакого дела до другого. Под ногами разъезжался подтаявший, грязный снег: после внезапных  сильных морозов вдруг наступило кратковременное потепление.

Валентина Александровна с грустью вдыхала влажный городской воздух и, закидывая назад голову, пыталась сквозь смок выхлопных газов  рассмотреть на небе звёзды. Она не торопилась домой. Там её никто не ждал. Любимый сын немногим больше года служил в армии. Он писал не часто, но письма были  очень ласковые и никогда не содержали в себе плохое.  «Милый мальчик! – думала женщина. - Всё щадит меня. Как будто я его не знаю».

Первые письма пришли на удивление  быстро. Они были весёлыми, с шутками, но Валентина Александровна плакала над каждым: можно обмануть кого угодно, но не мать. Между строк она прочитала, как сын тоскует по ней и как мечтает отоспаться. А ещё ему очень хочется сладкого. Мать снова и снова перечитывала его письма. Она знала их наизусть, каждую буковку, каждую точечку. Она гладила их и целовала, словно ласкала сына.  Она очень ждала его, каждую минуту думала о нём. Каждый вечер мать желала сыну спокойной ночи, каждым утром – удачного дня.

Валентина Александровна много работала, мечтая скопить побольше денег: они очень понадобятся сыну, когда он вернётся. Он рачительный мальчик и распорядится ими разумно. Открыв почтовый ящик и с грустью убедившись, что он пуст, Валентина Александровна поднялась в квартиру. 

Однокомнатная «хрущёвка» хранила в себе чистоту и уют. Светлые обои с нежно зелёными с золотом цветами визуально увеличивали её. На старой, но  крепкой мебели в определённом порядке стояло много цветочных горшков с комнатными растениями. Хозяйка любила своих зелёных питомцев. Просыпаясь рано утром, ещё лежа в постели, она обводила их ласковым взглядом, и те,  отзываясь на доброту, дарили ей радость  цветущими бутонами и красивыми оттенками лепестков.
Валентина Александровна  устало опустилась на диван. Тот тихонько мяукнул под ней, приглашая прилечь и отдохнуть.  На рядом стоящем журнальном столике лежал альбом с фотографиями сына. Она часто перелистывала его, вспоминая прошедшие события в жизни Глеба.  Валентина Александровна помнила всё, что только может запомнить материнское сердце. Вот фотография, когда сын пошёл в школу в первый раз. Маленький, с огромным ранцем за спиной, очень внимательно смотрящий в объектив фотоаппарата или на жизнь?  А эта фотография напомнила о лыжных соревнованиях в шестом классе. На фоне леса и сугробов с лыжами в руках он выглядел маленьким, но достаточно крепким мальчиком. Девятый выпускной класс.  Она окликнула его и запечатлела на пленке, когда сын повернул в её сторону голову. Он улыбнулся. В его удивительных глазах светилась радость и доброта.  Не имея ни шевелюры волос, ни бровей, ни ресниц, Глеб обладал выразительными и очень красивыми глазами, в которые не  трудно было, потеряв разум, влюбиться.  Они и звали и завораживали, и, в то же время, его взгляд мог укротить и подавить, ему хотелось подчиняться и ни в чём не спорить.

А вот и первая фотография из армии. Сколько раз Валентина Александровна поцеловала её при получении! Не счесть! Он стоял у какого-то обелиска серьёзный и одетый в шинель на вырост. Забавный и самый любимый.

Закрыв фотоальбом, Валентина Александровна поднялась и направилась на кухню, но замедлила шаг у комода.  На нём в деревянной рамке стояла  старая фотография, на которой была снята группа пятилетних ребятишек и две женщины в белых халатах. Валентина Александровна любила её: именно с того дня, когда она была сделана, всё и началось.

Так получилось, что личная жизнь Валентины Александровны не сложилась. Она никого   в этом не винила, так как понимала, что проблема кроется в ней самой, но какая – не осознавала. Родить себе ребёнка не могла по состоянию здоровья, поэтому и решила устроиться в детский дом воспитателем, благо имела педагогическое образование.

Её группа готовилась к празднику «Золотая осень», когда нянечка шёпотом сообщила, что привели нового мальчика, и его надо  встретить. Валентина Александровна поднялась в кабинет директора, где обычно знакомят вновь прибывших детей с воспитателями, и уже затем они отправляются по группам.
Это был очень маленький мальчик. Ему было пять лет. Худенький, в плохой одежонке,  совершенно лысый, даже бровей и ресниц не было. Он смотрел на новую тётю, как затравленный зверёк. Мальчик был очень некрасив, но он стал самым прекрасным для Валентины Александровны.  Не из-за жалости. У паренька были удивительные глаза. Большие и  чистые. В его детском  взгляде уже чувствовалась внутренняя сила. Именно в те минуты Валентина поняла,  что нашла сына.
Усыновить мальчика Валентина Александровна не смогла из-за бюрократического крючкотворства, но она каждые выходные, праздники, каникулы забирала его к себе.  Она не захотела менять место работы, чтобы быть поближе к своему Глебушке. Малыш был отзывчив на доброту и скоро  назвал её « мама Валя». Прошли годы, и из некрасивого мальчика вырос (пусть!) некрасивый, но очень хороший молодой человек. Глеб стал  отрадой, гордостью, надеждой для мамы Вали.
 Глеб, окончив школу, выучился на автослесаря. Проработав  несколько месяцев в сервисе, куда мама Валя, обзвонив всех знакомых, помогла устроиться, ушёл в армию.

Рано утром Валентина Александровна проснулась с тяжёлым предчувствием. Материнское сердце-вещун пророчило беду. Встав с постели, в одной ночной сорочке она подошла к маленькому, сделанному с любовью, иконостасу. Женщина какое-то время смотрела на образа, и на глазах  наворачивались слёзы: «С Глебушкой несчастье». Перекрестившись, женщина с верою зашептала:
- Отец Вседержитель,  отведи от сыночка моего Глеба несчастье, помоги ему, укрепи дух его, пошли помощь, если она необходима, избавь от ранений,  напрасной гибели. Матушка, Царица Небесная, накрой Своим Материнским покровом сыночка моего Глеба, не дай свершиться беде, схорони его от супостата.
 Её сердце стонало от непроходящей тоски. Она потеряла счёт времени, непрестанно взывая о помощи небесных покровителей.  Чем она могла помочь своему сыну? Только своей всесильной материнской молитвой.
                -
- Держись крепче! – кричал Глеб своему товарищу, хватая его за руку и пытаясь вытащить через люк. – Быстрее! Засасывает!
БТР затягивало в гиблую трясину.
Экипаж,  высадив десант и получив новый приказ, должен был прибыть в кратчайший срок к месту назначения.
- Проскочим через болота! – принял решение командир БТР лейтенант Зубов, складывая карту и пряча её в планшет.
- Товарищ лейтенант, разрешите обратиться?
- Разрешаю, сержант Зырянов. – командир повернулся в сторону Глеба, механика-водителя.
- Я думаю, что болота ещё не промёрзли, холодов сильных не было, можем застрять.
- Отставить! Выполнять приказ! – гаркнул Зубов. Он мечтал о повышении по службе. Это в дальнейшем облегчало поступление в Академию и рост карьеры.
Механик-водитель рванул рычаг, и машина, тронувшись с места, запрыгала по бездорожью к намеченной цели. Оставалось около пяти километров до места прибытия, когда транспортёр, пересекая очередную опасную трясину, резко осел и стал сползать с небольшого  островка.

Инстинкт самосохранения заставил командира, забыв об экипаже, открыть люк и выскочить наружу.  Он в паническом страхе видел,  как бездонное чрево болота с аппетитом поглощает машину, словно бегемот крошечный кусочек пирога.  Страх гнал его дальше. Спрыгнув на броню, он быстро перескочил на большую кочку, торчавшую сзади БТР.

Глеб схватился за ручку водительского люка, но, оглянувшись назад, увидел, что стрелок, его друг Сергей Медведев беспомощно тряс головой, одной рукой растирая ушибленное место, а другой, шаря по внутренней обшивке, пытался сориентироваться  относительно выхода. «Видимо, Серега здорово хрякнулся, если координацию потерял», - мелькнула мысль.  Глеб, перенаправив Медведева ближе к центральному люку, выкарабкался наружу. В десантное отделение хлынула болотная жижа, и БТР дал ещё больший крен.

Глеб перескочил с брони на большую кочку, мерно покачивающейся на поверхности ледяной воды. Обнаружив, что Сергей так и не вылез из машины, выругался:
- Да что он там, в носу ковыряется что ли?
Механик понимал, что через несколько минут бронетранспортер  скроется в чавкающей грязи.

- Эх, была-не была! – Глеб снова оказался на броне машины.
Просунув голову и плечи в открытый люк, он с большим трудом  вытащил  начинающего приходить в себя Сергея.
- А мы не будем зареветь, а мы будем засмеяться, -  бормотал он, перепрыгивая с кочки на кочку и поддерживая оглушённого товарища. Добравшись, наконец, до надёжного островка, на котором спасался лейтенант, ребята облегчённо вздохнули и опустились на землю.  На том месте, где только что был БТР,  большими пузырями вышел болотный газ.
- Успели, - проговорил Глеб,  с грустью рассматривая булькающее месиво, и взглянул на командира.
Тот с ужасом взирал на место гибели вверенной ему машины: лейтенант вдруг понял, что это болото могло стать их братской могилой.
- С пробужденьицем! – хохотнул Глеб, когда Сергей окончательно пришёл в себя. – Как вам бодрящая ванна с целебной грязью?
- Меня обманули! В этой грязи недостаточное содержание цинка и магния! – недовольно поджал губы Сергей, подыгрывая  шутке. – Я буду жаловаться! Дайте мне  книг жалоб!
- Отставить! – с раздражением рявкнул командир. – Шуты гороховые! Устроили тут балаган.  Приказываю в кратчайший срок прибыть в пункт назначения!
- Разрешите бегом? – усмехнулся Глеб.
                -
На следующий день Сергея госпитализировали с воспалением лёгких.
Дни тянулись  нудно и медленно. В отделении было очень чисто и нещадно пахло лекарствами. По коридору  деловито сновали медсестры, вызывая больных на процедуры, а те при любой возможности  пытались заигрывать с красавицами.
Медведев выздоравливал медленно. Кого-то из его палаты выписывали, кого-то переводили в другое отделение. Иногда поступали новенькие. Несколько  суток солдат отсыпался. Когда спать не хотелось, играл в карты с соседями, читал,  иногда писал письма или просто болтал с ребятами. Глеб навещал его каждый день, рассказывая новости и  свежие анекдоты. Ночью, когда не спалось,  Сергей вспоминал своё детство, родной дом, отца с матерью, с разрывающей сердце тоской думал о своей жене Алёнушке. События прошлого года яркими картинами всплывали в его памяти.
                -
Вокзал. На перроне толпа народа. Из репродуктора звучали марши.
- Строиться! – команда офицера, сопровождавшего новобранцев, заставила чуть утихнуть гул голосов, но затем этот гул усилился с новой силой. Кое-где слышался  сдавленный женский плач. Молодые парни, одетые в телогрейки или старые куртки, взяв рюкзаки и вещмешки, обнимали провожающих их родных.
Сергей с трудом оторвал от себя Алёну. Она изо всех сил цеплялась за его шею, ворот фуфайки. Она очень старалась не плакать, чтобы не огорчать любимого.
- Мы будем тебя ждать. Ты только пиши почаще и не волнуйся за  нас, - шептала молодая женщина, еле сдерживая рыдания.
- Мне пора.
Сергей подошёл к матери, терпеливо ожидавшей внимания сына. Он многое хотел ей сказать. Сказать, чтобы она берегла себя, не поднимала ничего тяжёлого, что любит её, но предательский комок подкатил к горлу, и сын, молча, обнял мать. Изрядно помятый после вчерашних проводов отец, от которого несло страшнейшим перегаром, пытался дать последние наставления:
- Будь мужиком!
Зайдя в вагон, Сергей с трудом протиснулся к окну: хотелось ещё раз напоследок увидеть любимые лица. Торжественно зазвучал марш «Прощание славянки», и поезд медленно тронулся.

Сергей поискал глазами свободное место и, бросив рядом с ним рюкзак, сел.  На душе было тяжело и очень тоскливо. «Ничего, - успокаивал он себя, - два года быстро пролетят. И заметить не успею. Отслужу и вернусь. Алёнушка ждать будет. Ушёл, она осталась одна, а когда приду – их будет уже двое. – Сергей улыбнулся и инстинктивно потянулся к нагрудному карману, в котором была спрятана фотография жены, аккуратно завёрнутая в полиэтиленовый пакетик. – Жалко, что рожать без меня будет».

- Давай знакомиться. Глеб Зырянов, - протянул к Сергею руку лысый парень среднего роста и крепкого телосложения,
«Фантомас какой-то», - подумал новобранец и ответил на рукопожатие:
- Сергей Медведев.
- Ты откуда?
- Из деревни Чернуха.
- Деревенский, значит. А я – детдомовский.
- Как будем время коротать? Может, в картишки перекинемся? – Сергей достал колоду из кармана рюкзака.
- Валяй.
                -
Служба началась достаточно спокойно. После принятия присяги ребята находились в учебке.  Как и все, Сергей с нетерпением ждал писем из дома, и особенно от Алёнушки. Он очень переживал за неё: жену изматывал тяжёлый токсикоз. Сергей знал, как трудно ей одной. Его родители звали Алёну к себе в деревню жить,  но она пока отказывалась: хотела подзаработать денег и всё купить для малыша, не желая  быть кому-то обузой.

Её отец сильно пил, приводя в дом бесконечную вереницу собутыльников. Он всегда отличался  буйным нравом. А в прошлом году, потерявшая разум от вина, очередная приятельница  убила мать, ударив её бутылкой по голове.

«Где сейчас любимая Алёнушка? Как она там?» - Сергей сильно тосковал по жене, часто смотрел на фотографию и перечитывал её смешные письма. Солдат знал,  что, вернувшись из армии, его встретит Алена и полуторагодовалый бутуз. Сергей обязательно станет хорошим отцом, молодой папа  будет очень стараться. Они с Аленушкой построят большой и красивый дом. Она родит ещё детей. Они обязательно будут счастливы.
Сергей хорошо помнил тот вечер, когда встретил свою любовь…
                -
 В июне он окончил экономический техникум, куда был направлен  на учёбу от правления колхоза. После защиты дипломного проекта Сергей решил до армии устроиться на работу  в городе, чтобы помочь деньгами родителям. Колхоз приходил в упадок, и заработную плату его членам задерживали на неопределённый срок. Молодой человек снимал маленькую коморку у бабы Ани, которая жила в полуподвальной квартире ветхого деревянного дома. Жилья  в городе не хватало, и парень был рад и такому.

Улица, на которой он жил, пролегала через центр старого города и терялась в новостройках. Давно неремонтированная дорога была избита, как после бомбёжки. По обе стороны от неё  стояли двухэтажные деревянные дома. Эта улица очень напоминала поселковую: тихая, по ней жители, не спеша, прогуливались от одного дома к другому, дети играли на проезжей части, не опасаясь машин, так как  мало находилось смельчаков разъезжать по ней даже на малой скорости. Огромные тополя, раскинув внушительные кроны, закрывали землю от нещадного зноя, а разросшиеся кусты акации, давно пустили поросль на тротуары и добрались до дороги.

Сергей, зайдя в продовольственный магазин, направлялся домой после трудового дня.
 В бараках были не редкими пьяные скандалы и разборки.  Здесь часто кто-то  кого-то бил, угрожал, слышался звон бьющейся посуды или стекла. И на этот раз он только поморщился, услышав шум очередного скандала.  Из подъезда впереди стоящего дома распоясавшийся алкоголик за волосы вытаскивал худенькую девчонку, стараясь пнуть её на ходу.  Та, извиваясь как  уж, пыталась высвободиться из цепких  рук.
- Тьфу ты, кухонный боец нашёлся, -  выругался Сергей. – Все вы смелые с детьми да женщинами воевать.
Прибавив шагу, парень подскочил к мужику:
- Ты что, пёс поганый, делаешь? Ей же больно! – Вступился он за взлохмаченную пигалицу.

 Алкаш грязно выругался, но девчонку отпустил. Та мигом спряталась за стволом толстенного тополя. Дебошир, шатаясь, долго не мог сфокусироваться на Сергее, и, достав из кармана папиросы и закурив, сел на землю. Сергей ещё немного постоял и пошёл своей дорогой, но через несколько десятков метров его что-то  заставило оглянуться. За ним, с трудом  поспевая и размазывая по щекам слёзы, бежала горемыка.
- Тебе чего?
- Мне страшно. - Прошептала она и попросила. – Можно, я с тобой пойду?
Сергей пожал плечами. Ему было жаль это создание, и в то же время он не знал, что будет делать с ней дальше.
- Тебя как звать?
- Алёна.
- Ну, пошли, Алёна.
Так  вторглась в его  жизнь Алёнушка.
 Придя домой, Сергей быстро приготовил ужин: поджарил, сваренный вчера картофель, открыл банку с килькой в томатном соусе, вскипятил чай, сделал бутерброды, намазав на чёрный хлеб  сливочного маргарина. Жестом пригласил гостью за стол:
- Садись, перекусим.

Алена сначала очень стеснялась, но со временем освоилась. Она стала рассказывать о себе, родителях, друзьях, училище, которое тоже недавно закончила, поделилась планами на будущее.

Сергей слушал и отмечал её незлобивость, рассудительность и,  не смотря ни на что, смешливость. В  целом на внешность это была самая обыкновенная девчонка: прямые русые волосы забраны сзади в «хвостик», серые глаза, чуть вздёрнутый носик, полноватые губы.

В тот вечер новая знакомая осталась у него ночевать. Сергей уступил даме свою раскладушку,  а сам лёг на пол, по которому даже днём бегали тараканы.
На следующий день парень, вернувшись с работы, застал Алёну оживленно болтающей с бабой Аней и собиравшей для него ужин. Это было неожиданно и приятно.
Прожив у Сергея около месяца, Алёна неожиданно исчезла.

 Придя однажды домой с работы, парень понял, что его никто не ждёт. В маленькой каморке было тихо. Он сел на единственный стул,  стоящий  у стола, и тупо посмотрел на аккуратно застеленную раскладушку. От одиночества ему стало холодно. Сергей физически ощутил потерю чего-то или кого-то  нужного и важного для себя. Перед глазами стоял образ Алёны. Ему казалось,  что сейчас распахнётся дверь, и она,  радостно улыбаясь, выпалит:
- Уже пришёл? А я в магазин за кефирчиком для тебя бегала.
Но никто двери не открывал, и гнетущая тишина терзала душу. Сергей понял, что полюбил эту девушку.

В этот же вечер пропажа нашлась в доме её отца. Алёнка пришла туда, чтобы  проведать родителя, постирать и прибраться. Она жалела своего непутёвого папу.
Сергей рывком открыл дверь и вошёл в совершенно «убитую» квартиру.  Алёна на коленях домывала загаженный пол и, увидев друга, смущённо улыбнулась.
- А я вот, порядок решила навести,  пока отца нет.

Сергей стоял в коридоре и не сводил глаз с обретённой любви. Его сердце наполнилось нежностью к девушке и горечью действительности. Алена растерянно смотрела на него, не зная, что делать дальше.

- Алёнушка, котёнок мой, - Сергей шагнул ей навстречу и крепко обнял за плечи. – Я люблю тебя. Я очень хочу, чтобы ты осталась со мной.  Я не хочу тебя терять.
В ту ночь они стали мужем и женой. В сентябре молодая женщина почувствовала, что носит под сердцем ребёнка.
                -
Время в «учёбке» пролетело незаметно. Сергей постепенно втянулся в серые армейские будни.  Стоял январь, когда пришла та страшная весть. Мать написала, что после тяжёлой болезни его Алёнушка умерла. Спасти её не удалось.
У Сергея всё поплыло перед глазами, казалось,  земля уходит из-под ног. Он не верил в это. Не хотел верить. Это неправда! Отчаянный крик невыносимого горя застрял в горле. Стало трудно дышать.  На ватных ногах он с трудом доплёлся до койки. 

Кровать Глеба стояла рядом. Сам Глеб, неторопясь, со знанием дела пришивал чистый подворотничок. Услышав  шаркающие шаги, он оторвался от своего занятия  и поднял голову:  перед ним стоял ссутулившийся от страшного известия друг с серым  лицом и потухшим взором.

«Что случилось?» – одними глазами спросил Глеб. Сергей, не говоря ни слова, негнущейся рукой протянул конверт.
Они сидели рядом. Один не находил слов для утешения, да и не нужны они были, другому была необходима дружеская поддержка, немое участие.

- Держись, брат. – Тихо, но твёрдо произнёс Глеб.
Насобирав денег у ребят, после отбоя он ушёл в самоволку до ближайшего магазина за водкой и закуской.  В темноте, наощупь, стараясь ничего не уронить и ни обо что не споткнуться, Глеб на цыпочках вернулся в казарму. Дойдя до койки, он с грустью заметил широко раскрытые Сережины глаза, неподвижно смотревшие в одну невидимую точку.
- Пей, - прошептал Глеб, протягивая стакан водки.
Сергей медленно повернул голову в сторону друга, сел и отрешённо взял спиртное.
- Пей, - повторил Глеб, - сейчас тебе это необходимо.
Тот залпом выпил водку и с удивлением отметил, что не ощутил специфической горечи напитка:
- Вот, сволочи, в бутылку простую воду из-под крана наливают и продают.
- Это из-за стресса тебе так кажется. В бутылке настоящая водка, а не палёная. Ещё пей, - и Глеб снова дал стакан. – Вот закусывай.
В темноте Сергей с трудом увидел протянутый бутерброд. Постепенно алкоголь начал своё действие.
- Это несправедливо! Она была ещё так молода! Мы могли бы быть счастливы! – шёпотом кричал молодой мужчина. – Как мне сейчас жить без неё? Всё стало бессмысленным! Рухнули все наши мечты! Она стала для меня всем! Понимаешь? Всем! Воздухом, солнцем…
Изо всех сил сдерживаемые слёзы прорвались наружу. Уткнувшись в подушку, Сергей дал им волю. Он плакал долго, навзрыд. Подушка хорошо приглушала крики обезумевшего от горя солдата.
- В жизни всё бывает, - заговорил Глеб, когда друг немного успокоился, - твоё горе ничем не измерить. Мы все когда-нибудь теряем своих родных и любимых. Жизнь и смерть идут рядом.
Убедившись, что дыхание Сергея выровнялось, продолжил:
- Я тебя хорошо понимаю. Когда погибли мои родители,  мне не было и пяти лет.  Мы семьёй ходили в зоопарк. Хороший тогда был день, солнечный. Когда улицу переходили, я вперед убежал. Откуда взялся этот недоумок на машине? Потом выяснилось: девушка изменила, а он с горя напился. Я помню визг тормозов и глухой удар. Отец сразу погиб, а мама  умерла в больнице. Родители очень любили друг друга. Мне было радостно смотреть, как они улыбались. Папа всегда оберегал маму. Даже тогда он заслонил её собою, принимая страшный удар на себя.
                -
 - Сержант Зырянов, сержант Медведев к старшине! – Выкрикнул дневальный.
Старшина Назаров Иван Афанасьевич, хмуро посмотрев на молодых  солдат, процедил сквозь зубы:
- Пьянку затеяли в казарме? – и рявкнул. – Приказываю получить лопаты и очистить плац от снега.
                -
Утром, до подъёма, старшина,  как обычно, обходил казарму и заметил плохо спрятанную водочную бутылку.
- Так, - Назаров с раздражением рассматривал находку, - совсем дисциплина ни к чёрту! По наряду соскучились?
Он хотел было дать команду «Подъём!», как увидел упавшее на пол письмо. Испытывая неловкость, старшина поднял лист и прочитал.
За долгую службу он невольно принял участие в судьбах многих людей. В первые годы по молодости и горячности Иван Афанасьевич совершил немало ошибок, за которые позже испытывал горечь  и стыд и которые, к сожалению, нельзя было исправить.  Жизнь постепенно расставила всё на свои места, и из неопытного младшего командира со временем получился строгий и справедливый наставник, заменивший молодым солдатам отца, а воспитанные  им трое сыновей стали прекрасными людьми.
Назаров, сложив письмо и положив его на  тумбочку, решил уйти, но затем вернулся, забрав с собой пустую бутылку. Он не стал писать рапорт командиру роты, но взял парней на заметку.
Каждый день старшина придумывал им работу. У Глеба и Сергея совсем не оставалось свободного времени. Вечером от усталости они валились с ног и засыпали, как только головы касались подушек.
Проходя службу в части, Сергей испытывал благодарность к этому на первый взгляд вечно недовольному, но, в сущности, очень доброму и чуткому человеку. Благодаря его бесконечным придиркам и, казалось, бессмысленным поручениям, Сергей отвлекался, не зацикливался на горе, а поддержка Глеба придавало сил.
                -
- Привет, протирателям простыней, - поприветствовал Глеб ребят, лежащих в палате с другом.
- Здорово, - отозвались те.
Глеб подошёл к кровати Сергея:
- Ну, как ты?
- Нормально. Правда, спина от бесконечного лежания скоро превратится в большую мозоль.
- Это всё равно веселее, чем стоять в карауле,– Глеб пододвинул табурет и сел, не сводя с друга хитрющих  глаз. - Надеюсь, ты не сильно скучаешь среди симпатичных медсестричек и строгих докторов?
- Скорее наоборот. Но особенно становится весело, когда в задницу укол зафигачивают. Бедная моя страдалица, - погладил себя Медведев.
- Ладно, не прибедняйся. Ты  здесь  тунеядничаешь, а мы с ребятами на плацу строевую подготовку оттачиваем по несколько часов. Так что лови момент: отдыхай!  Кстати, - Глеб засунул руку в оттопыривающийся карман и извлёк оттуда небольшое яблоко, – это тебе. Жуй! Витаминами набирайся.
- Спасибо. Это намного вкуснее и приятнее, чем раствор витамина группы В.
Сергей с надеждой посмотрел на Глеба:
- Писем нет?
Друг отрицательно покачал головой:
- Я бы сразу принёс. Не переживай, завтра придёт.
- Возможно. Тут мне ночью не спалось. Родителей вспоминал, дом, деревню нашу, - начал делиться Медведев, -   и один забавный случай.
Бойцы, услышав, что Сергей начинает рассказывать очередную интересную историю, завозились на койках, устраиваясь поудобнее. Они не раз убеждались в его таланте прекрасного рассказчика. Кто-то  зашикал, и  замолчало беспрестанно болтающее радио.
- К нам в гости приехали родственники из соседней области. Мамина двоюродная сестра с мужем и дочкой Маринкой. Ей тогда шесть лет было, а мне двенадцать. Время проводили беззаботно, как-никак лето, июль на дворе. Мы,  деревенские ребятишки, бегали на речку купаться, за ягодами в лес, с лошадьми в ночное ходили и, естественно,  Маринку брали с собой. Куда её девать-то? Родители в ту пору затеяли ремонт дома. Дядя Витя нам хорошо тогда помог. Временно  туалет организовали в старом сарае: отгородили маленький закуток, сколотили сидуху, а поверх положили беседку, чтоб было удобно сидеть, как на унитазе.  Дядя Витя с боку у сидухи на землю поставил бочонок с олифой и банку с водой, в которой были замочены кисточки: другого места для них не нашлось.

Чтобы нам, детям, жизнь малиной не казалось, каждое утро давалось задание: то полить, то грядки прополоть, то ягоды собрать к обеду. Сильно не загружали, но  посильную работу  мы выполнять были обязаны.  В то  утро  Маринке было поручено прополоть гряду моркови, а мне выкрасить торцевую стену гаража. Маринке страсть как  хотелось покрасить. Уж, как только она не уговаривала меня разрешить ей подержаться за кисточку. Мне с ней цацкаться не улыбалось и, отвесив мелкой подзатыльник, прогнал. Васька Тушин, друг школьный, уже не раз свистом поторапливал меня: ребята собирались у трёх сосен (наше излюбленное место) в войнушку поиграть. Кое-как выкрасив стену, засобирался к парням и,  так как  меня «приспичило» по малой нужде, ринулся к туалету. Но туалет оказался занят, а  заседала там Маринка.  Уяснив, что мне тоже хочется посетить столь важный кабинет,  она решила из-за вредности не торопиться. Я попрыгал-попрыгал у двери, плюнул и сбегал в малинник, облегчился.  Придя домой с прогулки, узнал следующие.  Маринка ещё какое-то время продолжала сидеть там: желание  отомстить было  большим и оно  сподвигло на более радикальные действия. Её взгляд случайно, а может, и нет, упал на  бочонок с олифой и банку  с кисточками. Не мудрствуя лукаво, сеструха, лихо обмакнув одну из  них  в олифу, вымазала беседку и с гордо поднятой головой вышла из кабинета. Она-то, дурёха, думала, что я, сломя голову, понесусь в заветный закуток. Она же не знала, что я давно уже бегаю с парнями. В дверях  смекалистая наша столкнулась со своей мамой, тётей Лизой. Почему эта злоумышленница  ничего ей не сказала, не знаю. Может, страшно было, а может, стало интересно: чем дело кончится. Правда, Маринкина интуиция подсказала, что необходимо отойти от туалета на безопасное расстояние.  Мало ли что!  Сначала было тихо. Даже очень. Потом вдруг дверь сарая с треском распахнулась, и оттуда выскочила  тётя Лиза, на ходу  натягивая трусы одной рукой, а второй хватая какую-то хворостинку:

- Маринка, зараза. А ну иди сюда! Я тебе сейчас…
В доме Марина появилась к концу обеда. С виноватой физиономией она нарисовалась перед семьёй. За столом все молчали.
- Ты зачем это сделала? – спокойно спросила тётя Лиза.
- Я Серёге хотела навредить! – кинулась в рёв несчастная наша.
Все дружно рассмеялись. Тётя Лиза рассказала подробности:
- Захожу в нужник. Ни о чём не подозревая, снимаю трусы, сажусь и чувствую, что вдруг поехала. Испугалась: еду куда-то, а  остановиться не могу и зацепиться руками не за что. Наконец, упёрлась спиной в стенку. Сижу, прихожу в себя. Пальцем провела по беседке, так и есть: олифа. Тогда до меня дошло, что Маринка опять свою вредную фантазию претворила в реальность.
Около часа, после посещения туалета, тётя Лиза стояла на четвереньках без трусов, а дядя Витя осторожно смывал с её пятой точки олифу.

Вся палата дружно разразилась хохотом. Вот уж, поистине,  чего только в жизни не бывает! Сергей подождал, пока все просмеются и успокоятся, и, став серьёзным, предложил Глебу:
- Пойдём, пройдёмся, а то на самом деле мочи больше нет лежать.
Они, молча, брели по пустынному коридору. Глеб понимал, что Сергей хочет сообщить ему что-то очень важное. Наконец,  решившись, друг сбивчиво заговорил:
- Глеб, я долго думал. За этот год, с того момента, как познакомились в поезде (помнишь?),  мы оба многое пережили. Ты стал мне больше, чем друг, ты стал братом. Я всегда мечтал о брате.
Сергей заметно волновался.
Глеб, выслушав его, опустил голову: он тоже мечтал о брате. В детдоме парень встретил мать, пусть не родную, но он полюбил её; ещё хотелось иметь отца или брата.
Глеб продолжал молчать, с ответом торопиться не хотелось. В конце коридора у входа в отделении появился рядовой Смоленков:
- Глеб Зырянов! Срочно на плац! Построение.
- Мне пора. Будь.
                -
Наступила очередная бессонная ночь. Сергей лежал и смотрел в незашторенное окно на разноцветные звезды и узкий  серп растущей луны. Новая волна воспоминаний нахлынула на него.
                -
- Эй ты, салага, постирай-ка носки.
 Сергей мыл руки в туалете, когда в раковину упали несколько пар грязных носков.
- Я тебе что мамочка?  Если мамочка, то брысь по лавкам! – ответил молодой солдат. Их, несколько человек,  два дня назад перевели в часть из «учебки».
- Да ты, как мы смотрим, крут. Да ты, зелень, совсем забыл, как уважают старших. Сказано стирать, значит, стирать! – к Сергею неторопливо и развязно подходили трое «дедов».
На воспитание «молодняка»  пришли взглянуть и поучаствовать ещё двое. Сергей оценивающе оглядел противника. Он прекрасно  понимал, что потасовки не миновать, но прогибать в страхе или заискивании спину боец не желал.
- Вы что, охренели? – в дверях появился Глеб и с издевкой поинтересовался. – Пятеро одного не боятся?
- А ты канай отсюда, молокосос, - посоветовал один из «героев».
- А мы поступим по-другому, - Глеб нарочито грубо толкнул его плечом, проходя мимо, и встал рядом с другом. – Теперь нас двое.
- Да эти молодцы  совсем оборзели. Сопли утирать едва научились, а туда же – старшим грубить! – переглянулись между собой забияки.
Глеб и Сергей  встали спинами друг к другу и приготовились  к драке. Заводила подошёл к Медведеву и сильно ударил его:
- В последний раз по-хорошему спрашиваю: будешь стирать? Тем более что у тебя помощничек появился!

Сергей немедленно ответил на удар ударом. Он  был горячим молодым человеком и никогда не давал спуску обидчикам.  В своей деревне Медведев с друзьями нередко ходил «стенка на стенку» с пацанами соседних деревень и опыт в драках имел немалый.  Сергей подмял под себя «деда» и начал его «гасить», не обращая внимания на удары сыплющиеся сверху. Отец учил его, что, если наваливаются толпой, выбирай главаря и дави его любой ценой.

Глеб, более сильный и физически выносливый, держался против троих и, когда получалось, отбивал «старика», наседавшего на занятого Сергея.
На шум в туалет заглянул дежурный офицер Родин.
- Что здесь происходит? Смирно! Кто-то о штрафбате размечтался?
Родион Леонидович был потомственным военным. Его дед служил в морской авиации, и внук хорошо помнил учебные АН-2. Отец в своё время стал десантником и был безгранично верен своему выбору. Родин-младший получил  воспитание в воинских частях,  в полях на учениях, на которые после долгих уговоров, изредка брал его отец. Детство и юность паренька  прошли среди солдат.
- Что тут за шакалье скотство? – командирский голос офицера отрезвляюще подействовал на горе-вояк. – Толпой на двоих. Я хорошо понимаю, что молодых надо учить хотя бы для стойкости духа, но раньше у нас это происходило чисто по-мужски: один на один. Двое дерутся – третий не лезь! И это правильно! А вы, похоже, совсем забыли, что значит быть мужиками. Наваливаетесь кучей, как шакальё вонючее. Хотели разобраться?
На его слова была ответом гулкая тишина.
- Я не понял, вы всё-таки хотели разобраться или будете молчать, как нашкодившие щенки?
- Ну, хотели, а что? – с осторожностью выдавил из себя зачинщик.
- Значит, поступим по-мужски. Завтра вечером встретитесь в спортзале. Посмотрим, кто из вас чего стоит. Один против одного. Если молодые положат вас в честном бою без перчаток,  тогда вы будете месяц стирать всей роте портянки и носки. Вручную. Всем понятно? Разойтись!
Новость, что «деды» будут драться против «молодняка» быстро облетела все казармы. В спортзале собралась почти вся часть. Все были возбуждены: ещё бы! Наконец-то, в честном бою появится шанс отстоять себя. Первыми на импровизированный ринг построились «деды», сопровождаемые одобрительным гулом. Глеб, Сергей и ещё трое особо крепких духом добровольцев были встречены свистами и неодобрительными комментариями со стороны «стариков». 

В центр «ринга» вышел Родин:
- Я очень надеюсь, что эти  бои напомнят вам, что такое честь. Правила никому объяснять не надо?
Толпа одобрительно загудела.
- Пары назначаю я. – Закончил он.
Чтобы задать тон соревнованиям, офицер вывел на поединок непосредственно самих спорщиков: «старика» Воробьёва и «молодого» Медведева. Соперники по телосложению были примерно равны, но у Воробьева чувствовалась  армейская закалка.

Какое-то время бойцы внимательно смотрели друг на друга. «Дед» не забыл нанесённое оскорбление и с ненавистью сжимал кулаки. Он не хотел во второй раз почувствовать себя побеждённым. Ещё можно смириться, приняв поражение от одногодка, но не от этой же «зелени»!

Взгляд Медведева пронизывал противника и оценивал его слабые стороны. Сергей вспомнил, как однажды, приехав с отцом в город по делам, четверо таких же воробьевых,  решили посмеяться над деревенщиной, оскорбляя и унижая их.  Просто так. Для развлечения. Как стали бить отца, сначала смеясь, затем остервенело. Сын несколько раз вступался за родителя, но его, Сергея, как кутёнка, тогда  ещё тринадцатилетнего мальчишку, отшвыривали прочь. Именно тогда Сергей поклялся,  что сделает всё, чтобы никто и никогда не смел, унижать отца, мать и его  самого. Сейчас, стоя на «ринге», Медведев вновь ощутил те ребячьи слёзы,  размазанные по щекам, ту обиду за отца.

Первым на правах старшего  пошёл в атаку «дед». Его отработанные и сильные удары, казавшиеся неотвратимыми, не находили цели. Противник,  не смотря на молодость, обладал достаточно быстрой реакцией, но и его  кулаки находили пустоту. Только после нескольких неудачных выпадов, атака «деда» оказалась результативной, но молодой боец, как будто не заметив, выдержал натиск. Это стало неожиданностью для Воробьёва, так как его удары держали не многие, и мимолётной  растерянностью своего соперника воспользовался Сергей. «Дед» почувствовал сильный удар в живот, сбивший дыхание, и он понял, что этот бой не будет для него простым.  Противники обменялись еще несколькими достаточно ощутимыми ударами, но со стороны было трудно отдать кому-либо предпочтение.
Через несколько минут после активного  боя на равных удар Воробьева попал в челюсть Медведеву. Он потерял равновесие. Собрав всю волю, Сергей увернулся от следующего  удара, который  мог оказаться последним, и выбросил кулак в ответной атаке. От неожиданности «дед» пропустил его, и это стоило ему разбитой брови. Окончательно разозлившись, Воробьёв попытался нокаутировать соперника,  но реакция Сергея позволила «деду» только рассечь губу. Было видно, что противники изрядно устали и стоили друг друга. Офицер остановил бой и обратился к болельщикам:
- Вы согласны признать  поединок равным и присудить «ничью»?
Из рядов зрителей раздались одобрительные выкрики. Этот бой давал надежду молодым бойцам и повод задуматься «старикам».

- На ринг вызываются сержант Кулаков и сержант Зырянов.

На площадку вышла следующая пара соперников. Команду «дедов» во втором спарринге представлял выше среднего роста, раскаченный Кулаков, очень гордившийся своей грудой мышц. Это был достаточно сильный, но не очень выносливый соперник. Он развязно вёл себя: с кривой ухмылкой смотрел на Глеба и сравнивал его из-за невысокого роста, плотного телосложения и совершенно безволосого с бильярдным шариком.  Он помахал рукой сзади сидящим товарищам и, неторопясь, начал разминать мышцы. «Старик»  снова  посмотрел на молодого бойца, и их взгляды встретились. Он вдруг увидел неожиданную для него силу противника. Через зрачки Глеба на Кулакова смотрел зверь, наполненный уверенностью и злостью. Кулаков  внезапно испытал детский страх и усомнился в своих силах.

Глеб наблюдал  за соперником,  когда почувствовал, как из глубины души  стал вылазить тот страшный зверь, которого усиленно прятал многие годы. Зверь поселился в момент гибели родителей. Глеб был готов тогда убить того парня за рулём. Мальчик не мог и не хотел верить и считал несправедливым то, что их счастливая  любящая семья разрушена. Он сходил  с ума от своего бессилия что-либо изменить. Зверь периодически «показывал голову», но всякий раз парень, боясь натворить непоправимое, «заталкивал»  незваного гостя всё глубже и глубже. Глеб прекрасно понимал,  что бесконечно долго удерживать его не сможет и наступит необходимость выпустить зверя из заточения. Этот момент наступил. 
Заметив мимолётную неуверенность Кулакова, Глеб пошёл в наступление. Сделав обманный выпад в сторону соперника, он спровоцировал его на атаку. Ожидания не были напрасны: противник обрушил на Глеба град сильных ударов. Молодой солдат легко ушёл в сторону,  пружиня на крепких  ногах. Он резко менял направление движения, заставляя двигаться тяжёлого противника. Глеб по опыту знал,  что такие накаченные бойцы не отличаются выносливостью, и, главное, нужно постараться в начале боя сбить  его дыхание. Молодой солдат нанёс пару дразнящих ударов в корпус Кулакова и снова резко отскочил назад, пропуская мимо ответную атаку. Заметив, что дыхание «деда» стало прерывистым и неровным, сильно ударил в живот, сбив дыхание окончательно. Следующий удар он обрушил на голову согнувшегося здоровяка и, не теряя инициативы,  снизу вверх  ударил в челюсть, вложив в удар всю силу.  Нокаутированный Кулаков медленно завалился на бок.  Так закончился второй бой, воодушевивший молодых солдат. 
В третьем бою с «дедом» Дубровым  участвовал рядовой  Михаил Замоскворецкий. Узнав о причине проведения предстоящих поединков, он, не раздумывая, решил  принять участие. Михаила «деды» не любили только из-за происхождения:  его отец был профессором. Они не упускали случая, чтобы не унизить солдата.

 - Неужели ты не можешь воспользоваться своими связями, чтобы  избавить сына от армии? – плакала мать Михаила, увидев повестку.
- Я хочу, чтобы он стал настоящим мужчиной,  а не маменьким сынком! Я прекрасно знаю, какие сейчас порядки в частях. Ничего, трудности пойдут ему на пользу, вернётся -  «спасибо» скажет! И прекратим эти разговоры! – стукнул  кулаком по столу отец.

Конечно, ему было нелегко расставаться с единственным любимым сыном, но очень хотелось, чтобы сын возмужал, испытав лишения, чтобы сам справился с проблемами, чтобы проверил и поверил в себя. Он не хотел видеть в сыне слюнтяя.
- Он научится там противостоять грубости и наглости, которых в нашем мире много. Этот опыт позволит ему стать хозяином своей жизни, если выстоит и не сломается.
 Отец старался уделять Михаилу всё своё свободное от работы время, которого оставалось совсем немного: вместе ходили на лыжах, играли в шахматы, посещали бассейн, много беседовали. Замоскворецкий-старший сам записал и отвёл за руку сына в секцию самбо, которую паренёк с удовольствием посещал и имел разряд кандидата в мастера спорта среди юношей.
               
Поднявшись на импровизированный ринг, спортсмен без особых хлопот одержал победу.

 Рядовой Шихов долго упрашивал Глеба и Сергея взять его в команду. Александр жил с мамой вдвоём. Он был спокойным, вдумчивым мальчиком, с первого класса серьёзно увлекался шахматами. Александр не любил насилия и все споры старался решить мирным путём. В армейской жизни этот способ урегулирования проблем не всегда имел успех, поэтому приходилось драться. Рядовой Шихов знал, что свой бой он проиграет, но участие в нём было очень важным.

Молодые солдаты поддерживали  своего представителя  в четвёртом поединке.  Шихов дрался, как лев. Он сумел достаточно сильно ударить «деда» и даже разбил ему губу, за что поплатился ураганом тумаков, заставивших его упасть.  Когда Александр с кровоточащим носом поднялся на ноги и, услышав, что победа присуждается противнику, он всё равно испытал удовлетворение. Чуть позже ребята  из его взвода  одобрительно хлопали бойца по плечам и улыбались:  для Александра это была победа, а не поражение. Победа над собой.
 Эстафету поединков со стороны молодых солдатов заканчивал рядовой Петров. Он был земляком Сергея и Глеба.

Владимир рос и воспитывался в многодетной семье. У него было три брата и две сестры. Среди детей был вторым по старшинству, но старшим сыном. Учась в шестом классе, он с другом за компанию записался в секцию рукопашного боя. Сначала ходил  туда от нечего делать, затем втянулся: ему был близок дух коллективизма и взаимной выручки.  Тренер Александр Ильич постепенно приучил парня к дисциплине, умению владеть собственными эмоциями и сумел воспитать в нём благородство. В команде не котировалось соперничество, тренер воспитывал в ребятах дух соревнований, поддержки, крепкой, честной дружбы, единства. Владимир не мог оставаться в стороне, когда обижали младших или  физически более слабых. Как старший сын в семье, он был ответственен за остальных детей и часто опекал их. Зов «наших бьют» эхом откликался в его душе, и Владимир спешил на выручку. Вот и на этот раз, узнав о  стычке Глеба и Сергея с «дедами», одним из  первых вызвался участвовать в поединках. Ему очень хотелось показать и доказать  бывалым солдатам,  что молодые бойцы умеют постоять за себя и многое могут. Владимир боролся за правое дело, и победа была для него справедливой закономерностью.
                -
  Срок службы в армии  подходил к концу. Глеб и Сергей с нетерпением ждали приказ о демобилизации. Как и все ребята, они соскучились по дому, родным, и начинали строить планы на будущее.
Глеб вернётся на работу в автосервис, будет жить  у мамы Вали. Комнату, которую дало государство воспитаннику детского дома, сдадут  внаём: деньги лишними не бывают. 

Сергей планировал остаться в колхозе и жить с родителями в Чернухе. Он хотел с головой уйти в работу, попытаться хоть чуть-чуть улучшить быт и достаток колхозников. Сергей не помышлял о знакомствах с девушками с целью женитьбы:  сердце было заполнено любовью к самой прекрасной для него женщине – Алёнушке -  и непроходящей тоской её утраты.
Медведев переживал из-за предстоящей разлуки с Глебом.  Он знал, что такой друг – это подарок судьбы, который даётся далеко не каждому.

                -2-
Стояло тихое бабье лето. Старый мерин Савраска понуро ждал своего хозяина у рюмочной и изредка потряхивал ушами, отгоняя  надоедливых мух. На крепкой повозке лежали несколько мешков комбикорма.

Терентий, хозяин гнедого, заскочил в любимое для деревенских мужиков заведение на пять минут, чтобы выпить кружечку-другую пивка, но, встретив там соседей, его потянуло на разговоры. Он ждал сына из армии и, прочитав в газете приказ о демобилизации, с гордостью сообщил о радостной новости односельчанам.
По этому поводу  поступило предложение выпить. Затем выпили за укрепление российской армии. После этого наполнили рюмки за  былые боевые заслуги. Не забыли и о тех, кто в море. Вспомнили о тех, кто в небе. Со скорбными лицами помянули погибших. Потом…

Терентий после обильных  возлияний вспомнил-таки о коне, комбикормах и о свиньях, которых надо кормить. Он несколько раз пытался  встать, но ноги почему-то совсем отказывались его слушать. Более выносливые собутыльники помогли бедолаге преодолеть несколько метров зала, отличившихся в тот день особой протяженностью. У дверей, вцепившись в косяк,  Терентий оттолкнул заботливые руки и обвёл стоящих рядом товарищей помутневшим взглядом:
- Я сам! – и, погрозив кому-то пальцем, Медведев-старший попытался всем доказать, что совершенно не пьян и  может сам без посторонней помощи дойти до повозки.

 Кое-как переступив через порог, он очутился на высоком крыльце «забегаловки». Ухватившись за деревянные перила, Терентий долго не мог взять в толк: кто раскачивает крыльцо,  и за что перила дважды ударили по голове.
Чьи-то руки вновь подхватили недоумевающего пьяницу за подмышки и бросили  его на телегу. Это послужило сигналом для Савраски трогаться, и тот,  прекрасно зная дорогу, повёз хозяина домой. Жена Зинаида, давно привыкшая к пьянству мужа, не пытаясь изменить благоверного. На её вопрос: «Может, хватит пить?», он отвечал: «Все пьют. И я пил, пью и буду пить!»  Её одно утешало: напившись, он  вел себя спокойно, не дебоширил, а на утро следующего дня всегда извинялся, испытывая стыд, и старался чем-нибудь загладить вину. Терентий был отличным плотником, прекрасно знал и любил лошадей, но, имея слабовольный характер, не мог отказаться  от поднесённой на угощение  стопки.

- Жалко мне его, - сокрушалась Зинаида, - мужик  ведь хороший, добрый, руки золотые, по хозяйству, когда трезвый, всё у него спорится. Во всём эта проклятая водка виновата!
Утром Терентий тяжело встал с дивана и подошёл к умывальнику. Хотелось пить, и страшно болела голова. Трясущейся рукой он открыл  винтель.  Сходить за стаканом не было сил, и бедолага, наклонившись, припал к крану губами.  Опираясь руками  на раковину, Терентий поднял голову и стал рассматривать себя в висящее над мойкой зеркало.  На него смотрел седой, изведённый алкоголем человек.  Глубокие морщины делали его старше своих  лет.  Когда-то  чистые голубые глаза выцвели и поблекли. Мешки под глазами и обвисшие щёки делали его похожим на бассет-хаунда.
- М-да, - протянул Терентий и брызнул холодной водой в лицо. – Ну и рожа.  Скоро вернётся Серега из армии. Как  покажусь ему на глаза? Срам-то какой…
                -3-
- Хозяйка,  мечи всё на стол! – крикнул Терентий жене. – Посмотри, сын-то какой!
Казалось, вся деревня была в гостях у Медведевых. Всем хотелось увидеться с солдатом, услышать армейские байки. Старики чинно сидели на лучших местах за столом, далее примостились женщины. Дети, как гроздья винограда висели на подоконниках. На улицу кто-то вытащил баян с целью организовать  импровизированные танцы, а в доме гости нескладно и  невпопад старались затянуть песню военных лет.
Терентий встал и поднял стакан:
- По единой! Прими, Господи, не за пьянство, а за лекарство, не через день, а каждый день, не по чайной ложке, а по чайному стакану! Да разольётся влага живительная по периферии телесной!
Все весело загомонили и опрокинули по стопочке.
- Помню забавный случай. – Ударился в воспоминания дядя Андрей, сосед Медведевых, -  Я во Владике служил, в подводных войсках. Пошли мы как-то в плавание. Бросили концы в одном из филиппинских портов. Ребят отпустили в увольнительную, а я остался дневальным. Они долго бродили по городу и, естественно, проголодались.  Нашли какую-то харчевню и решили перекусить. Нужно сказать, что их ресторанчики или кафе обустроены до предела просто: на столб, закрепляется крыша, как у грибочков детских песочниц,  по диаметру устанавливается перегородка, как ширма, по одну сторону ширмы располагаются столики и стулья, по другую -  непосредственно кухня. Итак, ребята сели за столик, к ним быстренько подбегает официант и с поклоном протягивает меню.  Мореманы  взяли  это меню, посмотрели, покрутили, а что заказать не знают: хоть бы слово по-русски было! Думали-думали и наугад ткнули пальцем в строчку. Папуас этот опять же быстренько исчез и тащит большое плоское блюдо с чем-то аккуратно сложенным в горку.  Это «что-то» было среднее между лапшой и рисом. Попробовали – понравилось. Заказали ещё. Снова съели.  Старший матрос Мишка Звягинцев дотошным был. Подзывает официанта и с помощью мимики и жестов просит показать, как это готовится. Нет проблем! Его препроводили на кухню. На середине кухни был очаг, над которым располагался котел с кипящим маслом, а над котлом висело протухшее мясо, издававшее  жуткую вонь, и  по которому ползали рощеники. Повар взял палку и ударил по  туше, конечно же, черви, свалившись в кипящее масло, тут же начали всплывать. Осталось только шумовкой достать их оттуда и аккуратно положить на блюдо.

Мише стало плохо. Его вытошнило.  Вернувшись к ребятам и, ничего не скрывая, обрисовал ситуацию.  При возвращении в порт наши мытари не пропустили ни одного  маломальского закутка.  Придя на лодку, они имели слегка зеленоватый вид.
- У каждого народа свои традиции. – Подхватил эстафету тракторист Леонид. – Вот,  когда я служил в Узбекистане, был свидетелем такого случая. На одном из праздников решили устроить соревнования между молодыми парнями и уважаемыми аксакалами в силе и ловкости:  нужно было одной рукой сломать берцовую кость барана. Её укладывают на колени (а узбеки сидят по-турецки, ноги «калачом») и бьют ребром ладони. Молодёжь вся устаралась, упыхтелась, взмокла, все руки отбила, но кость так и не сломала. Преподнесли неподдающуюся  мастолыжину старому, высохшему на жарком солнце и, казалось, еле сидящему аксакалу. Тот покрутил  её, посмотрел, уложил на колени и – хрясь! – переломил.  Оказывается, в определенном месте  на кости есть точка натяжения, по ней и надо бить.  Вот тебе и поговорка: «Сила есть, ума не надо!».
- По поводу смекалки я хочу рассказать одну историю, – не остался в стороне Иван Ильич. – Рассказал мне её шуряк. Он в городе работает, в какой-то строительной фирме. Один бизнесмен пожелал свой ресторан украсить пооригинальнее: часть стены, выходящей на улицу, решил соорудить в виде аквариума.  Сказано – сделано. Произвели замеры и отправили заказ на толстое в несколько сантиметров стекло куда-то на Запад. Когда готовый материал пришёл, обнаружили, что в замерах ошиблись на десять сантиметров в большую сторону.  Заказ сопровождал западный специалист с фирмы, где резали это стекло. Тот, увидев ошибку, схватился за голову: оно режется только специальным станком, а  чтобы станок привезти в Россию, нужно время.  Хозяин ругается, ему необходимо открыть ресторан в срок: сделана реклама  и планировалось проведение какой-то презентации.  Стали наши кулибины думать, как выйти из положения. Сами понимаете,  без бутылки не обошлось, и для ускорения процесса прикладывались к ней не раз. Вообщем, придумали. Расположили это заморское стекло на полу. Один мужик лёг на него, взяв в руки  алмазный резец, второй сел ему  на руки для тяжести, а ещё двое тащили первого за ноги. Как вы все правильно догадались: излишки стекла были отрезаны без станка. А западный специалист впал в прострацию и запил. По-русски.

Ещё долго односельчане ворошили былые армейские будни. Чаще вспоминались веселые истории, но не были забыты и те, кто волею судьбы не смог  вернуться к гражданской жизни.  Разговор  постепенно  менял своё направление:  была обсуждена  политика и экономика России, цены на нефть и газ, не забыли поговорить и о земельной реформе, о фермерстве. Все оставшиеся деревенские жители мечтами об общем крепком хозяйстве, но привычка надеяться на «дядю», списывать лень на  погодные  условия, старые полуразвалившиеся машины и нехватку денег  делала благие желания неосуществимыми.

- Пить меньше надо! – горячился Иван Ильич. – А с похмелья-то какая работа: всё из рук валится, и голова не на  том месте! Посмотрите-ка, скоро в избах-то ничего не останется! Всё пропивают! Всё!
- А чем ещё-то заниматься? Клуб только в райцентре работает. Раньше, вспомните-ка, артисты из области приезжали, кино всякое  крутили, танцы были.  Веселее было жить. И школа была, и детский садик, даже библиотека работала. А сейчас что осталось? Так что не шуми: пьём от тоски и горя. – Вступил в прения Леонид. – Да и работы нет, всех посокращали.
- Можно и своё хозяйство поднимать. Вон, при царе, дед рассказывал, у каждого крестьянина кроме огорода ещё и надел земли был, и часть леса. В семьях, у середняков, по три  коровы в хлевах сено жевали, не считая овец, коз, поросят, кур, гусей. Лошадь имелась.  Крепко тогда жили, твёрдо на ногах стояли, никто не голодал. Все в семье работали от мала до велика. Дитё только ножками пойдёт,  так у него уже забота: коз пасти.   Тогда бедствовали только те, кто  работать ленился, да соседу завидовал, у которого всё ладилось, потому что ложился спать уже затемно да поднимался до солнышка. Уж я-то  знаю! Вот такие ленивцы да завистники   и были после Октябрьского переворота в первых рядах против «кулаков». А «кулаки»  кто? Да как раз эти «середняки»!  А сейчас что? От безделья всякая дурь в голову лезет. Работать разучились, чужой труд беречь разучились, только пьём очень хорошо да то, что ранее нажито родителями, распродаём за гроши тоже хорошо.
-  Всё ты правильно говоришь, Ильич, - поддержал соседа Коля Быков. – Вон, в Грибках-то, Веселковы живут. Отец, мать да четверо сыновей. Сыновья-то все в армии отслужили. Работы нет.  Вся семья пьёт. Девки за пьяниц замуж идти не хотят. У них огород пятьдесят соток. Всю землю по этой весне картошкой засадили. Когда  урожай собрали, всё пропили.  Даже на весну на семена не оставили. Дубинин Вася,  фермер-то Грибковский, сжалился над ними и предложил построить сарай: сам-то Вася  мало того, что хороший урожай собрал, ещё и не пьёт.  Веселковы на радостях, что появилась работа, четыре дня гуляли.  А когда пришли к Дубинину, оказалось, что сарай-то уже стоит. Он ждал-ждал работников, да и нанял других:  негоже овощи под дождём держать, гнить начнут. А ты говоришь, работы нет. Есть работа-то, только не все её видят, да не все хотят что-либо делать!
 Сергей  был очень рад видеть односельчан. Ему хотелось, наконец-то, окунуться в гражданскую жизнь,  хотелось работать, но с одним  только не мог смириться: рядом не было любимой Аленушки.

                -4-
 Валентина Александровна стояла у окна и не сводила глаз с улицы. Она чувствовала, что именно сегодня и именно по этому проулку вернётся сын.  Он не дал телеграммы, наверно, хочет сделать ей сюрприз? Милый мальчик,  как она его любит, как  соскучилась!

И вот, среди редких прохожих она увидела фигуру в шинели. Это он! На ходу накинув шаль, в домашних тапочках мать бросилась навстречу к сыну.

- Глебушка! Сынок! – Валентина прижалась к широкой груди, чувствуя, как крепкие руки бережно обняли её.
Слёзы счастья бежали по материнским щекам. Проходившие мимо люди оборачивались и улыбались. Какая-то бабушка в окне с первого этажа, глядя на них, промакивала кончиком платка уголки глаз.
- Здравствуй, мама! – прошептал Глеб. - Как  ты узнала, что я сегодня приеду?
Валентина Александровна только засмеялась в ответ и махнула рукой.
- Пойдём, родной, ты, наверно, голодный.
Солдат зашёл в квартиру. Ничего в ней не изменилось за эти два года: всё также спокойно и чисто, всё та же старая фотография на комоде, всё так же благоухающие ароматы кухни дразнят нос, возбуждая аппетит. Только цветы заметно выросли, да у мамы Вали чуть глубже обозначились морщинки.
- Мам, я тебе подарок купил, - Глеб  протянул маленькие наручные часы. – Надеюсь, что они тебе  понравятся.
- Что ты, конечно же, понравятся! Как может не понравится вещь, подаренная сыном. Спасибо. Да ты садись, садись. Ты сметанку-то к  себе поближе пододвинь! – Валентина Александровна была счастлива своими нехитрыми хлопотами.
Сын за обе щёки уплетал с любовью приготовленный обед, а мать любовалась им. Она спохватилась, что не налила чаю, и метнулась за кружкой.
- Мама,  – Глеб взял руку матери, когда та ставила чашку, и нежно поцеловал. - Как ты здесь? Как твоё здоровье?
- Всё хорошо, сынок. На здоровье не жалуюсь. Работала потихоньку, да вот тебя всё ждала.
- Ты не волнуйся, мама, я два-три дня передохну, отосплюсь и пойду устраиваться на работу. Тебе полегче будет.
- Если ты из-за денег переживаешь, так они есть. Я скопила кое-что. Мне одной немного надо, вот деньги и оставались. Да ещё твоя комната прибыль приносила.
Как ты и велел, я её сдавала внаём. Ты можешь отдыхать сколько захочешь!

Глеб поднялся и обнял мать, гладя её по седой голове.