Из дневника 15 октября 2015, чт

Иез.44:19 (и раньше 42:14). Переодевания священников очерчивают зоны святости. На границах этих зон надо сознавать, что ты можешь своей несвятостью, неподготовленностью нарушить равновесие чистоты и готовности к совершению жертвоприношений в следующей зоне, об этом и сигнализировала надеваемая особая одежда. Похоже на то, как врачи, входя в операционную, проходят особые меры удаления нечистоты и микробов, надевают особую одежду. О выходе наружу в обоих текстах подчеркивается: не место снаружи грязное, а люди снаружи нечистые: «чтобы священными одеждами своими не прикасаться к народу».

Вероятно, в этих мерах предосторожности не только ритуальный смысл. Когда к Иисусу прикоснулась больная женщина, желавшая исцеления, Он почувствовал, что сила изошла от Него. Может быть, особенные меры посвящения и освящения священников тоже придавали им силу (конечно, не такого рода и степени, как у Иисуса). Но им нельзя было идти с этой силой (?) в народ, а надо было ожидать, когда народ на определенных условиях за решением своих вопросов приходил в храм. Т.е. были не только зоны святости, но и зоны, в которых особенно проявлялась сила Божья.

Сегодня, когда мы говорим о всеобщем священстве верующих, осталась ли идея зон святости с особыми процедурами на переходах между ними? Идея особой одежды, чистоту и неповрежденность которой надо хранить, в Новом Завете есть («облекитесь во Христа» и т.п.). Идея переодевания есть («облекитесь», «совлекитесь»). Изменилось то, что теперь 1) это касается всех верующих; 2) отсутствуют зоны святости, совлекаться ветхой природы надо постоянно и облекаться в новую тоже постоянно, это вопрос бодрствования и обновления внутреннего человека.

Или можно сказать иначе: зоны святости (и силы Божьей) есть, но границы их определяются не территориальными обозначениями, а степенью посвящения и освящения каждого отдельного христианина. Этот может быть ближе к Богу, тот дальше.

===

К обеду дочитал «Этику» Холмса и «Жили-были…» Рождественской. К вечеру дочитал «Я верую» Пантелеева. За 15 дней октября прочитано 16 книг. Как обычно, еще несколько в процессе дочитывания и дослушивания.

===

Вечером дети устроили кофепитие, раздавали заранее каждому бумажку, на которой написано, кому ты должен подарить подарок. Есть фотографии об этом в Инстаграме и позже загружу на Фликр с Никона. Трое старших детей готовились к этому полдня, очень хотели заранее уложить младших и именно посидеть отдельно с родителями, «как большие». Помогли маме испечь пирожные, сами уложили младшеньких (Есфирь читала им книжку), долго укачивали Эвнику, шикали на нее, чтобы засыпала скорее, но она спала в обед и пришлось ее тоже на праздничное заседание взять. Заранее купили кофе «три в одном», сами приготовили его. Подарков надарили друг другу много, у Паши была так целая кучка их.

===

Когда я думаю о смысле жизни, метафорическая память подсовывает мне обычно образ центрального стержня, на который крепится все остальное. Стержень тут и есть смысл жизни или наиглавнейшая цель, организующая все остальное. Про тех, у кого этого стержня нет, я обычно думал: рассыпчатые, рассредоточенные, рассеянные. В том смысле, что их жизнь состоит из фрагментов, деталек, не собранных воедино. Еще можно сказать, что нецельные они, мозаичные.

Сегодня опять об этом думал, и мне пришло новое сравнение, без стержня. Т.е. стержень есть, но его идея реализована по-другому. Начну издалека: ведь жизнь людей с мощным стержнем тоже состоит из фрагментиков, частичек мозаики. И если понаблюдать за ними ограниченное количество времени, можно не заметить связи между фрагментами, не увидеть рисунка, в который складываются части мозаики, не разглядеть стержень. Но если понаблюдать за ними долго, обязательно увидишь, как мозаика единичных дел, реакций, высказываний складывается в огромную, цельную, гармоничную картину. Эта общая картина мозаики и есть их стержень.

Другими словами, мозаична жизнь всех людей – и со стержнем, и без, и со смыслом жизни, и без него, но у первых мозаика складывается в продуманную картину, у вторых – в бессмысленную пеструю абракадабру.

Кстати, Артур Ф. Холмс сообщает в своей книжке «Этика. Принятие нравственных решений», что по грустному наблюдению Аласдера Макинтайра (самый влиятельный постмодернистский мыслитель, изучающий проблемы морально ответственной личности), для наших современников «нравственность свелась к соблюдению правил при отсутствии общей цели в жизни».

Если говорить о мозаичности осмысленной, осознанной жизни, это тот случай, когда эффект от суммы превышает эффект от слагаемых, взятых по-отдельности.