6

- Так не пойму зачем ты была у нарколога, - допытывал Эдуард уже дома.
Он все же заглянул ко мне вечером, чтоб подчеркнуть незначимость консилиума лично для него… Вот только мать, да и то, она, наверняка, уже успокоится. Просто я должна понять ее переживание – не хочет больных внуков…
- Понимаешь, - я чистила картофель, как обычно левой рукой. – Вначале я решила войти туда просто так, проверить, поймут ли там, что я не пьяна.
Эдуард наблюдал за моей неуклюжестью и невольно сделал замечание:
- Сейчас порежешься…
- Не-а… - я помотала головой. – А потом я вдруг поняла: можно собрать потрясающий материал… «Из дневника юной алкоголички…» Написать о том, как обходительные врачи переживают за своих пациентов, как они хотят им помочь… Мне даже было жалко Изольду, которая сочувствовала, переживала…
Эдуард все же не выдержал и подошел ко мне:
- Дай сюда… - он протянул руку, чтоб взять нож. – Я сам почищу, тебе неудобно.
Я засмеялась:
- Да! Все мне не удобно… Может скажешь мне не удобно жить и дышать? – я своенравно продолжала чистить картошку. – Не нравится, не ешь, в конце то концов…
Я игриво показала язык, но Эдуард все же забрал у меня нож… Кинул его в раковину и обнял меня. Я почувствовала жар его дыхания… Поцелуй за поцелуем покрывали мою шею, подбородок, щеки… Я таяла и отдавалась ласкам… Губы Эдуарда коснулись моих. Я приняла его поцелуй и ощущала как бурлит в жилах кровь… Его рука скользнула мне под юбку, подбираясь… Мне было приятно и волнительно…
- Эдик, пожалуйста… - голос мой хрипел и, превозмогая себя, я вывернулась из его объятий… - не сейчас…
- Ну что ты… - он проявлял настойчивость и вновь поглотил мои губы.
Внизу живота все бурлило. Оттягивая момент когда надо бы снова вырваться, я дрожала, растворялась и трепетала и мне хотелось, хотелось большего… Тетива желания натягивалась сильней и сильней, и казалось…
Но самоконтроль моего «нельзя» все же помог мне - разрумяненная я выскользнула из желанных объятий и засуетилась у плиты, словно не понимая что делать дальше и как унять бурление, которое уже пульсировало между ног.
Да и Эдуард, явно сдерживая себя, словно после оплеухи, отошел к столу:
- Сам удивляюсь каким покладистым я становлюсь с тобой…
- Прости, - разрезая картофель, я пыталась скрыть смущение.
- Не понимаю, - Эдуард явно был взведен. – Я все равно не откажусь от тебя ни под каким предлогом… Что ты боишься?
- Мы не должны… - руки дрожали и на ладошки правой руки появилась кровь… Я постаралась ее смыть, но кровь выступала вновь…
Эдуард не замечал этого…
- Не должны, не должны… - он вышел с кухни. – Ведешь себя как пуританка, и я на это ведусь…
- Я тебе благодарна… - зализывая рану, я не могла остановить кровь. - Честно благодарна…
Внутри же меня все клокотало. Все естество требовало отдаться страсти, губы тянулись к поцелуям, тело к ласкам, а что-то внизу, словно изголодавшаяся воронка просила одного… от этого дыхание становилось неровным, жарким, затмевало все мысли… Но эта животная страсть, которую я, как казалось, должна перебороть… И Эдуард меня понимал…
Хотя тогда я еще не представляла что такое для мужчины быть продинамленным. Это хуже любой оплеухи и даже не лицом в грязь…
Перетянув кухонным полотенцем кисть руки, я справилась с картошкой. Даже разложила ее половинки на противень и засунула в раскаленную духовку.
Эдуард вернулся в кухню с планшетом в руках:
- Снимки для зачета я перекинул тебе на мыло, - смахнул он испарину со своего лба. - Скачаешь сама...
- Эдик, не обижайся, но я буду сдавать свои...
- Ага, - он доже ехидно усмехнулся, - тогда уж точно пересдавать придется не меньше чем литературу или философию...
Я смотрела на него не отрывая глаз. Конечно его беспокойство было понятным. Из за дрожания рук мне действительно не всегда удавались самостоятельные кадры в фокусе, и всё же мне хотелось получить зачет работами собственными, пускай не такими удачными... Но со своим видением, со своим мироощущением... А тут…
На планшете появились снимки архитектуры города. Они явно выдавали точку зрения мужчины.
- Может ты посмотришь мои?
Эдуард злился.
- Делай как хочешь, но потом не говори, что я не предупреждал… - он вышел в прихожую, собрался уходить. - Среди твоих работ, конечно, можно выбрать с десяток неплохих, но из них вряд ли удастся собрать историю в снимках…
- А ты не поужинаешь со мной?
- Нет…
Я хотела поцеловать его перед уходом, но он отстранился, пробурчав что-то и, открыл сам дверь, ушел…
Какое-то время я пребывала в замешательстве, понимая, что обидела друга… Я даже хотела окликнуть его в окно, но лишь молча проводила взглядом его удаляющую фигуру.  Но вскоре я все же поспешила в свою комнату, где тут же легла на диван, отдавшись своей страсти сама с собой.
Хотя, конечно, каждый раз занимаясь этим, я понимала постыдность своего поступка, вспоминая как в детстве однажды мама застала меня за этим деянием… сказала, что так нельзя… как еще кое что свойственное девочкам из любопытства… с тех пор, я старалась, чтоб никто не видел моих постыдных действий, которое почему-то имели название «комарики»… очевидно они аморальны… Но к черту запреты… Когда тело требует, а плоть клокочет и жаждет…
Задрав скрещенные ноги над собой, я крутила ими все быстрее и быстрее, дыша при этом словно бегун на дистанции. В теле все напряглось, натянулось и стало подвластно ожиданию лишь одного исхода… исхода, когда энергия действия превратится в нечто неведомое, но так необходимое мне сейчас, которое принесет разрядку… Еще немножко, еще… Я стонала, корчилась от усилий… На лице появилась испарина, тело натянулось, словно струна… Наконец я конвульсивно опустила ноги и, вытянув их скрещенными, налегла на них всем телом, зажимая свою промежность:
- А-а-а-а… а---ааах!!! – вдруг вырвался из груди страстный вопль, после которого я еще долго пыхтела, тяжело дышала и, постепенно успокоившись, провалилась в сон.