Посланец из Эдема. Гл. 2-25. Мария и Филипп

               

      Прошло два года с момента чудесного выздоровления Стефании. Многие  уверовали в целительную силу Бога, но были и скептики. Они считали: знать, жена Симона была не смертельно больна, если выздоровела. Ну что тут скажешь? Каждый думал в силу своего разума.       
       Маленький  Давид  рос шустрым ребенком и  начинал уже говорить. Лицом он был похож больше на мать, но проявлялись и черты отца  - в форме лба, носа и подбородка. Поправившаяся Стефания была целиком поглощена  заботами о сыне и муже, и эти заботы  помогали ей на время забывать о Якове. Её материнское сердце  сжималось при воспоминании о нем, но успокаивало то, что он жив и здоров, хотя и не с ними, но тоже с родными людьми.
      Симон занимался  расширением производства фарфоровых изделий. Ему помогал Филипп,  который стремился не отставать от старшего  брата . 
      Старый  Давид жил по-прежнему  вместе с внучкой в своем доме-мастерской. Каждый из них занимался своим делом. Старый мастер  пока еще руководил работами,   а Мария хлопотала по хозяйству.

      Нередко к ним заезжал Филипп, брат Симона, ставший крепким, возмужавшим парнем. Он проводил у них не менее трех часов, беседуя с Давидом о работе, набираясь у него опыта, иногда даже спорил или в чем-то помогал по дому. Марии нравился юноша сам по себе, но  еще и за то,  что он был  братом мужа её тети.
      Девушка нравилась Филиппу,  но он боялся в этом кому-либо признаться и боялся проявлять своих чувств. Даже случайно оставшись наедине, он замолкал и опасался встретиться с ней взглядом.

       Мария  к этому времени  стала пригожей девушкой.  Она не понимала поведения Филиппа и думая, что ему не нравится, не слишком этим огорчалась,  втайне  мечтая о таком муже, как Симон, ибо с детства   немного была в него влюблена. Всегда радовалась его приездам и  готовила  в тот день самое вкусное.
      Иногда к ним приходила в гости соседка Руфина, чтобы проведать Давида и его внучку. Они делились друг с другом новостями и  пили  ароматный чай.
      В семье  Руфины тоже произошли хорошие перемены. С тех пор, как дочь её обрела речь, счастье вернулось к ним в дом.   С ними охотно общались соседи и  приглашали к себе  в гости.  Руку и сердце красавице Дине предлагал не один молодой человек, но ей  приглянулся Оскар, молодой веселый гончар, который работал в мастерской Давида, и она ему тоже очень понравилась. Они некоторое время присматривались друг к другу, а потом он пригласил ее на свидание, которое решило их дальнейшую судьбу. Оскар прислал сватов к ее матери, и  вскоре они сыграли свадьбу.
     Через год  у них родился сын, и назвали его Адамом.  Когда Симон узнал об этом, от  всей своей семьи сделал молодым родителям подарок. 
      Дина уже не питала к Симону нежных чувств, но сохранила   искреннюю благодарность и благоговение, как к своему благодетелю и избавителю от недуга. 

       Однажды  после ухода от них Руфины между  Давидом  и Марией  состоялся такой разговор:
      - Дедушка, а почему ты все время один да один? Ведь сколько лет прошло, как умерла бабушка, а ты так и не женился.
      - Такое время выпало, детка. Кто согласился бы пойти за бедного да еще с ребенком. А если бы кто согласился, то кто знает, как она стала бы обращаться с тобой. Ты  разве не испытала на себе  руку мачехи? - Давид с доброй усмешкой посмотрел на  внучку.

      - И то правда. Я уже и забыла про это, - согласилась Мария, но тут же опять спросила:
       - А тебе Руфина  нравится?..Правда, она хорошая? 
       - Да,  хорошая, - вздохнул он.
       - По-моему, и ты ей нравишься.
       - Это ты про что? – Давид с добродушной усмешкой посмотрел на внучку. - Уж не хочешь ли ты нас сосватать?
       - Да ну, дедушка, какая из меня сваха?...Ну, а почему бы вам и  вправду не пожениться? Ведь сейчас, наверное, можно?
       - А почему ты мне предлагаешь Руфину, а не Сусанну? Она ведь тоже вдова, хорошая и добрая.
        - Так тебе  нравится  мать Симона? -  радостно удивилась Мария.
        - Давай, детка, не будем сейчас об этом говорить. Вот выдам тебя замуж, а потом о себе  буду думать. Иди, постели мне, старому, -  Давид этим дал знать Марии, что разговор закончен.

              ***
         
       Прошел еще год.  Старый Давид тяжело заболел и слег. Когда Симон  узнал об этом, приехал навестить тестя.  Мария  с радостью  и печалью  встретила  его и проводила  к деду. Возле  кровати больного стоял табурет, на котором  были разложены лекарственные снадобья.
       - Дедушка, принимай  дорогого гостя, а я  займусь обедом.
       Когда она вышла, мужчины повели между собой серьезный разговор. Поговорив  сначала о делах производства, Давид перешел к волнующей его теме:
       - Скоро, дорогой зятёк, придет  мой час предстать пред Господом. Да-да, и не надо меня успокаивать. Годы берут свое.   Я довольно уже пожил на этом  свете, пережил  намного  жену и  старшую дочь. Пора уж и  на покой.   Одно только  удерживает меня, одно беспокоит: Мария. За нее болит  душа. Нелегкая ей доля досталась - с детства быть нянькой и прислугой, а теперь и сиделкой за мной, больным стариком. А она ведь, смешно сказать, думала о женитьбе моей  на Руфине. Только обвенчаться-то мне скоро придется со смертью.

       Я ведь что  о внучке-то хочу сказать? Тяжелая, говорю, ей досталась доля, но она ни разу ни на что не пожаловалась, потому что  всех нас любит, всему радуется, всем довольна. Сердце мое болит за ее будущее. Уже  пришло время выдавать ее замуж, а у нее, кажется, и жениха-то нет.
       Я прошу тебя, сынок,  найди ей хорошего мужа. Впрочем, присмотрись, к Филиппу, брату своему. Сдается мне, что нравится она ему, да не знаю, в чем загвоздка у них. Помоги им, как брат. Но, если у них нет приязни друг к другу, тогда  найди ей хорошего  мужа на стороне, только не отдавай ее,  кому попало. Ты за нее будешь  перед Богом  в ответе; Бог тому свидетель — понял?
       - Будь спокоен, отец, - улыбнулся   Симон. - Не волнуйся,  я внучку твою, кому попало, не отдам.
       -  Только я тебя Христом  Богом  прошу, не откладывай  это дело в долгий ящик. Я еще хочу посмотреть на ее жениха.
       - Постараюсь, отец. Только и вы будьте молодцом. Рано вам  о смерти думать. Мы еще с вами споем на ее свадьбе. - любимый зять пожал его похудевшую и ослабевшую руку, затем поднялся и, пожелав здоровья, вышел.

       После  разговора с тестем, Симон решил сразу поговорить с Марией и отправился на кухню, где она хлопотала. На печи в кастрюле весело булькал суп, а на сковороде пеклись аппетитные оладьи. Девушка, улыбнувшись Симону,  ловко стала их переворачивать.  Он подошел к ней:
      - Как  вкусно у тебя тут пахнет!
      - А, проголодался? Скоро будем обедать.
      - Смотрю я на тебя и вижу: на все руки  ты мастерица.
      - Скажешь тоже! Многие  девушки умеют то же, что и я.
      - Да, это так, но не все  такие умные и добрые, как ты.
      - Ты никогда со мной так не говорил. К чему ты клонишь, дядя Симон?
      - Напомни-ка мне, сколько тебе лет?
      - Да, я счет годам не веду.  В какой-то  книге записан год моего рождения, а что?
      - На вид, ты уже совсем взрослая! О замужестве  своем еще не думала? Может быть, у тебя есть кто-нибудь  на  примете? -  как бы, между прочим, поинтересовался.

      - Никого  у меня нет на примете, - смутилась девушка. - Да я еще и не думала о  замужестве, к тому же   дедушка заболел. Вот поправится, тогда  буду думать. - она смолчала, что уже  дважды приходили её сватать за местных   парней, да всем  отказала. Никто из них не пришелся ей по сердцу.
      - А как ты относишься к Филиппу?      
      - К Филиппу? Не знаю, что  сказать.  В последнее время он какой-то странный, неразговорчивый. Слишком  важным стал, когда начал руководить  мастерскими. Ты вот не такой, — вздохнула она и мечтательно произнесла:
      - Был бы он такой, как ты,  тогда  бы я - с огромной радостью.
      - Тут ты не права. Он парень, что надо: и умен, и пригож, и в работе хорош. Присмотрись к нему, - и дорогой родственник тут же переменил разговор: -  Когда же ты меня будешь обедом потчевать, есть хочу  - терпения нет?

      - Да обед уже готов. Это ты меня заговорил своим братом, - Мария  поставила перед  гостем дымящийся, аппетитный суп,  нарезала хлеб и принесла румяные оладьи со сметаной.
      - И то верно. Прости, больше не буду. - Симон, взяв ложку и хлеб, принялся за еду.
      - Ну и что Филипп? Я-то ему не нравлюсь, - девушка продолжила затеянный  разговор. 
      - Опять ошибаешься. Я знаю, что ты ему нравишься.
      - Хм, что-то  мало верится, - засомневалась она.
      - Да-да, нравишься. Просто он боится в этом тебе признаться.
      - Хм, боится. Съем я его, что ли? - девушка замолчала, призадумавшись, а   Божий посланец ел и думал о них: «Завтра же поговорю с Филиппом. Хватит им прятаться друг от друга».

              ***
   
       На следующий день, чтобы поговорить о внучке Давида, Симон  позвал брата   вместе пообедать в его конторке.  Он знал, что тот любит вкусно поесть, поэтому принес из дому  много разной еды и разложил ее на столе перед его приходом. Когда Филипп  зашел к нему, глаза его  радостно заблестели:
       - Ого, сколько тут у тебя всего! Балует тебя жена.
       -  Да, не жалуюсь. Присаживайся, братец, вместе будем все это поглощать.
       Филиппа не надо было дважды приглашать.

      - Слушай, какое у меня к тебе дело, - начал старший брат.
      - Опять дело? -  вздохнул Филипп. -  Даже за  обедом ты не можешь не говорить о делах.
      - Да  тут дело другое. Я хочу поговорить с тобой о Марии.
      - О Марии? - внутренне напрягся Филипп. – И что ты хочешь сказать?
      - Ты же знаешь, что Давид тяжело болеет, боится, что долго не протянет и, конечно, переживает за будущее единственной и любимой внучки.  Он попросил меня подыскать ей достойного мужа. Я же хочу, чтобы ты мне в этом помог. Нет ли у тебя на примете  молодого человека из хорошей семьи, подходящего для  Марии? –
 старший братец  знал, на что  можно зацепить младшего. 
    
      Филипп с трудом проглотил, что было во рту.
      - Вы  думаете, что Марии  уже пора  замуж?
      - А почему  нет? Мария – девушка на выданье. Сам знаешь: красавица,  мастерица на все руки, прекрасно готовит. Не жена, а клад! Поэтому и мужа ей надо выбрать такого же, под стать ей.
      - А по-моему, ей еще рано замуж, - угрюмо проговорил Филипп.
      - Может и так, но я не могу не выполнить просьбу Давида.
      - А я не могу быть этим самым...? - выдавил из себя парень. - Или мне нельзя?
      - Скажи  правду, брат: нравится она тебе?

      - Она мне давно нравится, - признался Филипп.   
      - Что же ты скрываешь свои чувства? - укорил его Симон.
      - Боюсь! Ты же знаешь, как она остра на язык! Еще засмеет. 
      - Вот уж не думал, что стану  между вами  сватом. Радуйся, брат: ты ей  нравишься, так что смело  признавайся ей в  своих чувствах.
      - Не получится. Как  вижу ее, так  слова не могу вымолвить.
      - Ну, знаешь,  чтобы тебе не остаться без Марии, ты должен  ей сам признаться, иначе, как можно узнать о чувствах человека, если он  их  тщательно скрывает?  Необязательно говорить, это можно показать  делами и поступками.
      - Хорошо, - вздохнул Филипп, - попытаюсь с ней объясниться;  только обещай  не искать ей  другого жениха.
      - Обещаю, -  Симон улыбнулся.
      Заручившись взаимными  обещаниями, они  продолжили обед, думая каждый  про свое.

       С этого дня  Филипп   часто думал о Марии, и  она все больше входила в его сердце.  Он представлял, как произойдет их  встреча, и он наберется смелости и признается ей в любви. Хорошо, что  он теперь знает, как относится к нему девушка,  и это придавало ему уверенности. Ему очень  хотелось ее видеть, но это можно  было сделать только в  воскресенье.
       Дождавшись  воскресного  дня,  после служения в церкви  Филипп прискакал на своем  любимом белом жеребце  к  Давиду. Ему надо было проведать его, справиться о  здоровье, но главное -  свидеться с Марией.

      Привязав коня во дворе и задав ему корм, Филипп   постучался в дом. Тут робость и волнение вновь охватили его. Мария открыла  дверь и,   улыбнувшись, впустила его. Он тоже смущенно ей улыбнулся, снял  плащевую накидку и, поздоровавшись, поинтересовался здоровьем деда.
       - Да все также, заметного улучшения нет, -  ответила она, вздохнув.
       Филипп, по-прежнему испытывая неловкость наедине с девушкой, направился в комнату Давида, где   пробыл около часа, беседуя с ним. Молодой человек старался развеять  грустные мысли старика, рассказывая смешные истории: тот даже  смеялся. Но вот пришло время дать ему отдых, и Филипп попрощался с ним, обещав наведаться  через неделю.  Провожая гостя, Давид   попросил, чтобы он и Марию немного посмешил, как и его, и тот  пообещал. «А может, на этот раз у них получится?» -  подумал старик.

       Мария, тем временем  приготовив обед, поджидала Филиппа. Когда  он вошел в столовую,  предложила ему пообедать.
      - Пожалуй, поем немного! - Филипп сел за стол. 
      Она тоже села  недалеко от него, поставив перед собой кружку с чаем. В присутствии Марии он опять растерялся и невесело усмехнулся про себя, вспомнив о просьбе Давида посмешить Марию. Обед, в основном, прошел в молчании, но это молчание не было  уже таким тягостным, как прежде. Молодые люди молчали  от своей нерешительности, боясь первыми  начать серьезный разговор.
      - Ну  как обед - понравился? -  спросила она, чтобы прервать  молчание, когда незадачливый жених допил чай.
      - Да, спасибо, очень вкусно! -   он   взглянул на нее.
      - На здоровье! Приятно было с тобой помолчать, - невесело пошутила она.
      - И мне тоже,.. - ответил он на ее шутку.
      - Со мной тебе, наверно, не о чем разговаривать или совсем не интересно? - спросила Мария.
      - Что ты! Вовсе  нет!.. Я много чего хотел бы тебе сказать, но я не мастер разговаривать с девушками, не могу говорить красивые слова, - тут он замотал головой, как бы  прогоняя свою робость и собираясь с духом, выпалил: - Ты мне  давно нравишься и, если я  тебе нравлюсь, выходи за меня замуж. - От волнения он был красный, как рак, и сердце его готово было выскочить из груди.

      Девушка  оторопела: вот так молчун! Она закрыла свое лицо ладонями и не могла вымолвить ни слова. Но вскоре  справилась со своим волнением:
      - Я  не могу  так сразу принять твое предложение... Я ведь не знаю, любишь ли ты меня, а для меня это - главное!
      - Л-люблю, давно люблю! - несмело  проговорил  он, вытирая испарину со лба.
      - Ну, вот, а я и не подозревала даже. Ты ведь не  ухаживал за мной, как это принято делать. Мне, например,  дедушка много рассказывал, как он  красиво ухаживал за моей бабушкой.
      - Не умею я ухаживать. Скажи, что тебе надо, и я  сделаю, - он нервно стал крутить пуговицы на  сюртуке.
      - Какой же ты чудак! Если любишь, сердце само тебе подскажет, я так думаю.
      - А ты... ты хоть любишь меня? - Филипп  робко взглянул ей в глаза и тут же отвел, тяжело вздохнув. Мария видела, как он сильно волнуется, и ей стало его жалко.

      - Не скрою, ты мне очень нравишься, - призналась она, - но  ты должен хоть немного поухаживать  за мной. Например, подарить что-нибудь такое, чтобы мне понравилось, - она невольно подсказала ему, что  ему делать.
      - Тогда  пойду искать тебе подарок, и без него не появлюсь! До свидания, Мария! - он поднялся.
       - До свидания, Филипп! -  кивнула на прощание  девушка. - Буду ждать!
       Юноша, несколько ободренный, ушел, а у нее защемило сердце. Ей захотелось снова его видеть. «Какой он, оказывается, милый! И зачем я все это ему наговорила? Ведь он сразу  предложил мне выйти за него замуж, а я не оценила этого.  Ухаживания захотелось, подарков, ну как же!  Вот когда он теперь появится снова?»  - сокрушалась она, но чувство собственного достоинства взыграло в ней, - "А, впрочем, чем я других хуже: положено дарить девушкам подарки – пусть дарит, а то даже цветочка не  принес  любимой девушке. Что это за ухаживание - даже перед подругами  будет стыдно за себя? Пусть не думает потом, что взял меня почти задаром!"

                продолжение http://www.proza.ru/2015/10/17/1321