Минус три

  - Три минуса, как с куста… Ошибки, практически, быть не может, - Анна Николаевна, заведующая лабораторией, перевела взгляд с Логунова на свою начальницу. – Анализы я проводила собственноручно, если нужна справка – выдадим…
   Логунов как-то кособоко опустил голову, да сжал зубы так, что заходили желваки на скулах. Щёки его, покрытые трёхдневной щетиной, порозовели. Главврач же, Юлия Сергеевна Крутикова, довольно кивнула головой. Казалось, воздух в кабинете после этого стал чище, прозрачнее и светлее. В открытую форточку потянуло оттепелью: на дворе стоял март, капель ещё не зачалась, но запах весны, казалось, проник во все поры.
-- Справку подготовьте сейчас же, я подпишу, - голос Крутиковой вернул Логунова к жизни. Да и что это был за голос: бархатистый, нежный, с мягкими переливами. И такой же, как много лет назад. Логунов поднял голову: глаза Юлии Сергеевны тоже остались прежними – синие, с агатовыми вкраплениями и радужными переливами. Боже, как он этого не заметил несколько часов назад…
-- Может ещё пару укольчиков, а? Для профилактики…,- только и смог пролепетать Логунов. Ведь ещё несколько часов назад жизнь, казалось, покинула его тело: в кожно-венерологический диспансер города С. он входил бочком, надрывно кашлял в кулак, с трудом поднимался по мраморной лестнице. А вела та лестница прямиком в кабинет главврача. Табличка же на двери кабинета и вовсе уничтожила его.
   «Удружили коллеги, - зло подумал тогда Логунов, проклиная ту минуту, когда он надумал позвонить из областного центра своим однокашникам в местную районку. Просьба к давним корешам-журналистам была, вроде как, пустяковой: организовать забор крови на RW в тамошней больнице. Но сделать это следовало анонимно, поскольку Петр Григорьевич Логунов работал в областной партийной газете, человеком был заметным, а нравы у партийного начальства тогда считались сродни пуританским. Да вот смогут ли, кореша?
-- Не боись, Петруха, - успокоили его по прилёту однокашники.- Мы сами иногда ныряем в ту же контору, и по тем же, так сказать, основаниям…Главврач, правда, там дама серьёзная, но это только для форса: муж-то её давно рогоносец…Да он вроде и не в претензиях – стюардесс хватает… Летун рогатый…
   Что-то шевельнулось тогда в душе Логунова, кристаллы памяти стали было выстраиваться в некую мозаику, но события последних дней, жуть предстоящего одиночества подавили всё. Тогда надо было думать о другом: о предстоящем разрыве с женой, о неизбежных унижениях при лечении «срамной» болезни, наконец, о вполне реальном крахе карьеры. Ещё бы! Даже жутко представить: журналист областной партийной газеты – сифилитик…
-- Си-фи-ли-тик…,- вслух и по слогам произнес Логунов, но тут же -  опомнился. Где он? Да, это её кабинет и здесь они не одни. Вон и заведующая лабораторией (кажется, её зовут Анна Николаевна) стоит у двери и кокетливо грозит пальчиком. А вот и сама Юлия Сергеевна Крутикова…Его Люлька…врач-венеролог. Сидит за столом, в белом халате, лицо строгое, уголки губ брезгливо опущены… А глаза все те же: синие, с агатовыми вкраплениями и радужным переливом…
-- Пётр Григорьевич…Кажется, так вас зовут? – главврач дождалась утвердительного кивка головой со стороны Логунова и только тогда продолжила: - Итак, Пётр Григорьевич, нашего заболевания у вас не обнаружено…Его просто нет, понимаете? За анализы Анны Николаевны я ручаюсь…Можете спокойно возвращаться к своему очагу…А справочку для вашей супруги мы сейчас изобразим…Можете и дальше жить и добра наживать…
   Логунов намеревался было рассыпаться в благодарностях, уже  и рот приоткрыл, но последняя фраза чуть не вывернула его наизнанку. «Вот стерва, - подумал он, - знает же, сука, что жена уже и вещички его собрала, и чемодан поди, к двери выставила, да и тёщу, мать свою, из соседнего города наложенным платежом вызвала…Знает, но гнёт своё…Изгаляется…»
   Так, или примерно так, подумал Логунов, но вслух произнёс иное. Да такое, о чём потом долго сожалел. До самой своей кончины…
-- А хрен не хочешь? Сидишь тут, начальника из себя корчишь…Благодетельница…, - как на духу выпалил Логунов. Потом испугался было, но совладать с собой уже не мог. – Добро наживать…Да с такими как ты быстрее хроником станешь, чем богатым… Забыла, как в редакцию ко мне бегала, а отдавалось, отдавалось-то прямо на полу…Даже шубу снять не успевала.. Сломала во мне всё и испарилась…
   Лицо Юлии Сергеевны будь - то окаменело. Логунову даже показалось, что радужный свет исчез из её глаз, а чуть ниже легли синеватые тени. Но женщина нашла в себе силы и рукой, словно веером, махнула в сторону двери. Анна Николаевна, ставшая невольным свидетелем мужских откровений, тут же исчезла. Из открытой форточки потянуло холодком, но лоб Логунова покрылся крупными каплями пота. Противный озноб покрыл все его члены и не позволил говорить дальше.
-- Выпить хочешь?- незнакомым, хриплым голосом, вдруг, спросила Юлия Сергеевна. – Для таких как ты, невротиков, специально спирт держу…Запивать, правда, не чем…
   Она встала из-за стола, подошла к сейфу напротив, открыла его и достала початую бутылку. Поставила её на стол, вынула откуда-то снизу стакан, подвинула его к Логунову. Потом двинулась к двери, медленно повернула ключ и также медленно развернулась сама. Глаза её были полузакрыты.
   «Бред какой-то, - подумал Логунов. – Индийское кино…Стоп-кадр…»
-- Итак, Петенька, решил ты меня принародно припозорить, - в голосе Юлии Сергеевны снова появились знакомые нотки. – Только грязь-то ко мне уже давно не пристает…Здесь, на севере, таких горластых – пруд-пруди…И каждый норовит видную  бабенку вначале призывно ущипнуть, приласкать, ну, если уж откажет, то и ославить по всем проулкам…Девочки-то мои в диспансере знают это лучше, чем кто-либо…Но, как говорится, собака лает – ветер несет…
-- Я тебе не собака, - огрызнулся Логунов и отодвинул от себя пустой стакан, да так, что тот опрокинулся и жалобно покатился по стеклу стола. – Сволочь я, конечно, конченная, спору нет…Но если бы я знал, что кореша мои за анализы будут бить челом тебе, никогда бы сюда не прилетел…Сгнил бы на корню, но не прилетел…
   Юлия Сергеевна с отсутствующим видом смотрела на открытую форточку. Оттуда по-прежнему тянуло холодком, но с улицы уже доносился птичий щебет. «Конец марта, а капели ещё нет, - подумала Юлия Сергеевна. – Так и жизнь пройдёт, как в заморозке… Тоска…
-- Что же ты, милый, перед тем как анализы сдавать, не подумал об этом? – спросила она Логунова. – Увидел меня, развернулся бы да и топал к своим корешам…Или деньги, потраченные на перелёт,  жалко стало? Нет, ты понадеялся на авось, думал пронесёт, а дома-то жена молодая ждёт…Со справкой, конечно… И вообще, какой хрен тебя угораздил рассказать-то ей об этом…Ну, о связи случайной?
   Логунов потянулся было к стакану, но рука задрожала,  и он расплакался – громко, навзрыд, с причудливым всхлипом. Так было только однажды в жизни, в далёком детстве. Тогда он случайно  на смерть придавил дверью маленького котёнка. Всё бы ничего, но перед тем как околеть, серый комочек издавал жалобные звуки, беспомощно елозил по полу и затих только у мальчика на руках. Продолжалось это бесконечно долго и всё это время маленький Петя Логунов, прикусив до крови губу, прижимал к себе уже остывающее серое тельце. Потом пришла мама, взяла мальчика на руки, а он расплакался: громко, навзрыд, до изнуряющей икоты…
   На следующее утро Логунов, по сути, пришёл в себя только в местном аэропорту. Вокруг сновали пассажиры, встречающие, а он сидел на жестком диване напротив подвешенного в рамке телевизора и пытался хоть что-то вспомнить из прошедшей ночи. Убей бог, удавалось это с трудом. И дело было даже не в количестве выпитого накануне, случалось выпивал он и побольше. Однажды, ещё по молодости, Пётр Григорьевич, а тогда ещё Петя Логунов, студент и боец стройотряда «Таёжник», на утро после сдачи последнего объекта наблюдал такую картину: дружок его и напарник Серёга Бузмакин стоял на четвереньках возле его, Петькиной, кровати и с трудом пытался встать на ноги. Однако стоило ему оторвать одну руку от пола, как он тут же валился на бок. И так несколько раз подряд. Логунов уложил дружка на постель, сбегал в колодец за водой, как следует, намочил полотенце и водрузил его на лоб Бузмакина. Тот блаженно заулыбался, пару раз всхлипнул и вскоре мирно заснул. Но Петя на этом не угомонился: сходил к поварихе Семёновне, выпросил у неё банку свежесобранной брусники, замочил ягоду в колодезной воде и потом до обеда отпаивал Бузмакина этим нектаром. Да, когда Серёга очухался, он так и сказал: «Нектар…напиток богов, где ты его раздобыл, Петька? Я твой должник…».
   Бузмакина уже давно не было в живых, а Логунов его вспомнил. Вспомнил и тот дивный нектар, и повариху тётю Клаву Семёновну, и мост, который Петька со своей бригадой построил через студеную речку Ангу. Вспомнил и товарищей своих н6езабвенных, которые нынче, словно наперегонки, отдавали богу душу. Вспомнилось многое, но прошедшая ночь была как в тумане. Впрочем, что-то уже стало проясняться. Да, да – это был напиток богов…нектар... мальвазия…
-- Выпей, Логунов, - Юлия Сергеевна тогда на половину наполнила стакан, встала из-за стола, снова открыла сейф и поставила туда бутылку.- Выпей и немедленно извинись, подлец… И то и другое будет для тебя настоящим нектаром…
  Да, да – она так и сказала. Потом, что было потом? Помнится, что жидкость обожгла горло, и он поперхнулся. Она же подошла сзади и похлопала его по спине: сначала кулачком, больно, а потом ладонью, но уже потише, ласковее, что ли? «У Наташи так не получается, - вспомнил тогда Логунов свою молодую жену. – ничего так не получается…»
   Потом была кушетка, противный скрип где-то под ухом, и она… Она была сверху, как когда-то много лет назад, на редакционном полу…Только шубы уже не было, был белый халат, ажурная комбинация и её груди, такие же полные и горячие, как тогда…
   Уже за полночь они оставили кабинет, кушетку и едва уловимый запах происшедшего соития. Как он не упирался, она затянула его в какую-то компанию, где они снова пили, облизывали друг - другу губы, снова и снова… От горячо натопленной печи волнами подступало тепло, из соседней комнаты наплывала грустная мелодия… Логунов вспомнил, что в какой-то момент ему стало очень жаль себя, он всхлипнул и будто бы провалился в пропасть…
   Утром он очнулся на заднем сиденье какой-то легковой машины. Скрипнули тормоза,  и Логунов чуть было не стукнулся головой о торчащий спереди затылок. Массивный такой, крутой затылок. Его хозяин, водитель машины, не оборачиваясь, обронил: «Собака дорогу перебегала…Вроде,  не сбили...Вы ещё вздремните - хозяйка просила доставить вас в аэропорт, так сказать, в надлежащем виде…»
   Уже в аэропорту он обнаружил в кармане пальто записку. Да вот и она…Буковки прыгали перед глазами, но Юлин подчерк он узнал сразу: буквы округлые, мягкие, как её груди…Логунов прочёл и медленно сжал записку в руке. Зачем это всё? Зачем вникать в суть, ведь сейчас это послание просто клочок мягкой, помятой бумажки… Изжёванной, как его жизнь…
   Она, в свойственной ей манере,  прощалась с «непутёвым Петькой», желая ему всех благ,  и просила забыть её. На этот раз уже окончательно. Не преминула кольнуть в самое больное место: « Справочка твоя, милый друг, с «тремя минусами» - во внутреннем кармане пальто. В портмоне, где ты так бережно хранишь фото своей дорожайшей супруги…»…
   Что-то привлекло Логунова на экране телевизора,  и он очнулся от дрёмы. По областному ТВ передавали новости… Шла хроника происшествий. Забавная мордашка знакомой дикторши на этот раз напоминала до отказа надутый воздушный шарик – с такой значимостью её хозяйка перечисляла случившиеся события. Но что это?
   Объектив камеры, где-то там, далеко от города С., а именно в областном центре, наехал на знакомый дом, а голос за кадром артистично произнес: «Минувшим днём, по – полудни, на улице Тихонова 5, из окна собственной квартиры, расположенной на пятом этаже, выбросилась женщина средних лет. Исход оказался летальным. По некоторым данным, женщина была беременна. Можно с уверенностью говорить, что не родившийся ребёнок тоже погиб. Обстоятельства и причины драматического происшествия уточняются. Ведётся следствие…»
   У Логунова сначала зарябило в глазах, потом помутнело, в ушах застучали медные молоточки: дзинь-дзинь-дзинь…бом-бом-бом…Тут же подумалось: « Как славно, что всё это скоро кончится…И не надо лгать, изворачиваться, кого-то предавать и быть преданным…Скоро всё кончится…»
   Однако всё закончилось гораздо трагичнее, чем полагал пораженный инсультом мозг Логунова. Милиционеры таки нашли в их квартире,  на рабочем столе Петра Григорьевича прощальное письмо Натальи. Там черным по белому были изложены «обстоятельства и причины» её решения. К письму прилагалась справка из областного вендиспансера. Вот там-то чётко были проставлены «три плюса» - свидетельства положительных анализов на реакцию Вассермана…Логунова похоронили тихо, на задворках городского кладбища. Никто его не оплакивал. Юлию же Сергеевну это происшествие никак не коснулось – в последние секунды своей жизни Логунов вынул справку, полученную в её диспансере, смял вместе с её же запиской и отбросил этот клубок как можно дальше…Проходившая мимо уборщица, замела этот мусор,  и следы этой странной любви потерялись на городской свалке…