Артур Грабнер и клиника лошадей

     Деловых связей с клиникой парнокопытных я не прерывал до самого отъезда в Украину. Там было, что посмотреть и чему поучиться. Но, пришло время поменять место стажировки. 16 июня ровно в 9-00  мы с Еленой Изосимовной Силинской стояли у двери заведующего кафедрой «Клиника лошадей» профессора Артура Грабнера. Он встретил нас  приветливо, с улыбкой, но куда то торопился. Мы пришли явно не вовремя. Однако, после короткой беседы о программе стажировки, профессор познакомил нас с кафедрой, кругом поводил, всё показал, обо всём рассказал.   
     Артур Грабнер, как оказалось, в 2000 году посетил Россию, Казахстан, Узбекистан. Роста моего, возраста тоже, не высокий плотный, с седой шевелюрой на голове, носит усы и бородку. На шее постоянный атрибут терапевта – стетоскоп. Лекции читает в халате, но без белого колпака. Так делают и на других клинических кафедрах. Грабнер постоянно улыбался, говорил с нами только на английском, ходил по кафедре мягкой кошачьей походкой. Нам показали самое сокровенное и самое современное – полное  исследование сердца у лошади ультразвуковым аппаратом. Это проходят все пациенты, поступающие в клинику. Процедура длится ровно два часа. Но, и стоит это для владельца бешеные деньги. За это время аппарат определяет  общее кровяное давление и в разных отделах сердца,  пишет кардиограмму, может измерить диаметр любого кровеносного сосуда, который выходит из сердца, или входит в него, количество сердечных сокращений, их силу. На цветном экране монитора можно найти всё, что только желает видеть кардиолог, даже движение крови по сердцу через клапанные отверстия. При пороках  происходит её смешение, откуда и возникает кислородная недостаточность во всём организме. В Германии только несколько человек владеют мастерством работы на такой чудо-машине УЗИ. Их знают по фамилиям. Как считают в берлинской клинике, у лошадей  чаще всего могут быть три основных проблемы со здоровьем - это болезни сердца; колики; и болезни конечностей. Поэтому очень хорошо оборудованы и оснащены на кафедре соответствующие подразделения.
     Мы подошли к плачущей девочке лет 10-12-ти, которую утешали родители, а так же небольшая хрупкая женщина в белом халате с тем же стетоскопом на шее. Это была ведущий врач кафедры по незаразным болезням. Все они находились возле серой в яблоках лошади, которая стояла, опустив голову и не проявляла никакого интереса ко всему происходящему. Диагноз «колики» никого не радовал. Лошадь поставили задней частью в угол. Там было специальное возвышение для врача, несколько пластмассовых вёдер, большие воронки, зонды и т.п. Это место, как раз и было оборудовано для исследования и лечения лошадей, страдающих коликами. Доктор, успокоив девочку – хозяйку лошади, уверенно надела клеенчатый передник, перчатки, взошла на «пьедестал» позади пациента и начала процедуру освобождения кишечника больной лошади от содержимого. Постепенно задействовала для этого все необходимые инструменты. Лошадь на это время зафиксировали в специальном станке задом в угол, а спереди в области груди выход из станка ограничили длинным, мягким полотенцем, чтобы не выскочила. Через несколько минут всё было закончено. Лошадь заметно оживилась, а на лице девочки и её родителей появилась улыбка. Но, интересно, что всю эту довольно трудоёмкую работу по лечению выполняла женщина. Профессор наблюдал за всем со стороны, не произнеся ни единого слова. «Коллега хорошо знает своё дело» - потом нам говорил  заведующий кафедрой.. Проходя по хирургическому отделению клиники наше внимание привлёк солидный, очень упитанный  пожилой мужчина в очках и в белом халате. Это был знаток болезней конечностей, хирург- профессор Хёрч. Он стоял посреди огромного манежа и, скрестив руки не то на животе, не то на груди, расставив ноги на ширине плеч, внимательно следил через толстые очки за походкой больной лошади, которую проводили по специальной испытательной дорожке. Поодаль мы увидели «карусель», где выздоравливающих лошадей заставляли ходить по кругу. Это была реабилитация (восстановление) после ортопедического лечения.
     Поговорили с профессором об учебном процессе, экзаменах, педагогической нагрузке преподавателей кафедры. Оказалось, что называется она так: «Клиника лошадей, общая хирургия и радиология». Все пациенты подвергаются комплексному осмотру с участием терапевта, хирурга и специалиста по инфекционным болезням. Студенты курируют больных лошадей и за семестр сдают три истории болезни. Но, их объём составляет всего 4-5 страниц на бланках. На кафедре работают два профессора (терапевт Грабнер, хирург Хёрч), семь ассистентов, имеющих звание – доктор ветеринарной медицины (DVM).
     В этот день оставалось ещё много свободного  времени и я отправился к своему новому знакомому – аспиранту Нанду на кафедру «Клиника парнокопытных» поучиться, как надо делать биопсию печени у коров.      
     Домой ехал целый час на метро с пересадками. На улице жара невероятная. За полтора месяца западноевропейского лета это впервые. Вечером берлинский воздух на Шумахерштрассе просто неподвижен, благоухает какими то тропическими растениями.  Даже машины успокоились. На улицах почти никого.
     Ну, а мы в 21-00 в гостинице проводили совещание о том, как писать отчёт о стажировке в Голландии и обсуждали другие вопросы. Весёлого было не много. Вот чего я с детства не люблю, так это заседаний кафедры. На них тебе всегда втолкуют, кто ты есть на самом деле. К ним вообще нельзя привыкнуть. А, в душе у меня царит «вольница» – неприятие административного давления.
     Спал плохо. Снился военный парад членистоногих инопланетян на Шумахерштрассе. Кошмар. Утром на кафедру к Грабнеру приехал на час раньше. Профессор взял одноразовый шприц и мы отправились в помещение, где стояли больные лошади. Он удивлял меня своей скромностью и умением работать без ассистентов, хотя они стояли тут неподалёку. Грабнер подошел близко к одной из лошадей, поколдовав пару секунд у шеи лошади, неуловимым движением руки ввёл иглу в артерию. Лошадь никак не прореагировала на эту манипуляцию. Даже не моргнула. Зато из иглы появилась пульсирующая струя алой крови. По его вежливому настоянию я повторил пункцию и, таким образом, научился это делать правильно.
     В лаборатории кафедры её директор за 10 минут провела полный анализ пробы крови. Особый упор там делают на газовый состав крови у лошадей. Из компьютера получили длинную распечатку, что-то вроде чека из кассы в супермаркете. Так же в лаборатории профессор Грабнер показал методику приготовления и исследования препаратов из секрета бронхиальных желез лошади. Лабораторный диагноз: обструктивное  заболевание органов дыхания, дискриния (?) лёгких. Меня поразило, как быстро был проведен анализ. Работала аппаратура. Руками почти ничего не делалось. Мы обговорили возможность взятия бронхиальной слизи у лошади без участия бронхоскопа – через иглу в трахее. Но, надо предварительно вводить животному миорелаксант (расслабляющее). Ещё один наш совместный вывод: эозинофилия в секрете бронхиальных желез выражена при паразитарных болезнях органов дыхания. И мой личный (грандиозный) вывод: как всё-таки полезно по-деловому общаться с зарубежными коллегами!
     В 10-00 профессор пригласил меня  к себе на лекцию. Вообще то, это не лекция, а demonstration, по-ихнему. За три учебных часа студентам показали несколько больных лошадей с разными болезнями. Выходила студентка-куратор, читала из истории болезни результаты предварительных исследований, проведенных нею лично. Затем следовали комментарии ведущего преподавателя. На этом же животном демонстрировали современные методы лечения или диагностики. Время от времени в процессе принимал личное участие заведующий кафедрой
     В клинике лошадей «коронным» методом исследования была бронхоскопия и отбор бронхиальной слизи для лабораторного анализа. Представьте, что вы идёте по огромному коридору в шахте - это трахея во весь экран. Цвет стенок розоватый, очень красиво. И, вот, уже на бронхах видим ярко-красное расплывчатое  пятно, много серо-белой слизи. Так выглядят изнутри воспалённые бронхи. Не трудно поставить диагноз. Затем  из шприца в трахею впрыскивают изотонический раствор поваренной соли. На большом экране это выглядит, как бурный поток, целая река в подземной шахте. Затем всё это отсасывается шприцем назад – поток мгновенно исчезает. Полученную бронхиальную слизь подвергают лабораторному анализу. Микро видеокамера бронхоскопа, выдаёт всё, ею увиденное, на большой аудиторный экран. Сонары выводят на экран во всех подробностях и в цветном изображении  ротовую полость,  могут обнаружить нарушение целостности зубов, слизистой оболочки рта, даже внутреннюю поверхность суставной капсулы коленного сустава и многое другое.
     Демонстрация закончена. Студенты надевают халаты, достают из пакетов фонендоскопы, перкуссионные молоточки, плессиметры, термометры и отправляются в клинический стационар, где под руководством ассистента
кафедры практически отрабатывают только что услышанное и увиденное на лекции. Группы совсем маленькие – по 4-5 человек.
     На следующий день у нас снова заседание. В библиотеке ветеринарного факультета наш куратор профессор Карл Цессин за круглым столом испрашивал у нас мнение о прохождении стажировки. Начали с меня. Попросили отвечать на английском. Всё было очень строго, как говорится, лицом к стене и руки кверху. Припомнили несанкционированный уход из кафедры акушерства, куда я по ошибке записался на стажировку. Однако, остальные стажеры отчитывались, как обычно, на русском языке. Их бодро переводили на английский, и за что-то даже хвалили. Потянуло на воздух, к людям, а точнее - к Грабнеру. В тот момент он показался мне лучом света в тёмном Берлинском царстве. А, потому, дождавшись окончания совещания и захватив в кейс 0,7 л  «Украинской с перцем», заявился на кафедру. Он приятно удивился моему визиту и подарку из Украины. Но, праздновать было ещё не время и мы отправились на обход клиники. По пути часто останавливались, пытались разговаривать на разные темы. Как оказалось, мы одногодки; профессор в 1971-72 годах служил в Бундесвере. Я тоже припомнил свои те же семидесятые в Севастополе. Об этом у нас получилась целая дискуссия .на странной смеси разных языков. Подойдя к автомату с газированной водой, выпили за родителей, за флот, за дружбу ветеринаров всех стран. Пили газированную воду из пластмассовых стаканчиков, чокались шурша ими. Со стороны это, наверное, выглядело весьма забавно. Хрустального звона бокалов не получилось, зато экспромтом получилось стихотворение:
     Мы оба служили на флоте.           Ты мне на немецком толмачишь
     Мы оба носили ремни -              О лошади,слёгшей без сил.
     Ты немец, а  я – с Украины.        А , я уж тебя понимаю -
     На память визитку возьми.          Нас «Темпус» с тобой подружил.
     Мы выпьем воды автоматной.         Нас тысяча миль разделяет,
     Стаканы пусть тост прошуршат       Немецкий профессор и маг.
     За дружбу,что всем нам понятна,    Ты Харьков проведать желаешь,
     За международный ветфак.           А ,я бы взошел на Рейхстаг.