Как бог шельму сметил

   Село Ярское прилепилось к самому яру на правобережье Томи со времени незапамятных. Река здесь под стать горной, с быстриной, да дном каменистым, а вокруг раздолье: справа плато, возвышенность чудодейственная, слева, через бурную стремнину, - луга заливные да перелески. А по вечерам еще и звон колокольный: то в кедровник ударится, то по воде поплывет, то в дальних лесах отзовется. Церковь же  в селе во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы – добротная,   каменная , а колокольня деревянная, но на фундаменте тоже каменном. А колокола на ней были, знать, особенные, не случайно в анналы попали. Но случилось это уже годы спустя после порухи, которую большевики учинили. Наша же история имела место тогда, когда все еще казалось незыблемым. И была она, на мой взгляд, весьма занятной. Судите сами.
   Летом 1910 года задумал отец Сергий (Шавров), тамошний священник, кресты да главы на церкви обновить. Надо сказать, приход у батюшки был немалый: прихожане и в деревне Конева  жили, и в Суранова  и в Ларина. А в деревне Вершинина, что в восьми верстах, в 1889 году Томская купчиха Глафира  Зырина  построила еще и часовню во имя апостолов Петра и Павла. С разрешения епархиального начальства, но на собственные средства, да на средства доброхотов, как тогда говорили. К началу века и в Батурине появился молитвенный дом, освященный во имя св. великомученика Георгия Победоносца. В общем, за всем и вся пригляд нужен был. В том числе и за состоянием крестов и глав самой Введенской церкви.
   По случаю появился на селе подрядчик, назвался Макеем Алексеевичем, переселенцем с Пермской губернии. Заверил, что толк в золочении знает, а подручные мастеровые в Томске у него всегда под рукой. Договорились о цене, сроках, да и о качестве работ. Подрядчик подсуетился быстро: возвел леса вокруг храма, снял кресты,  взял у батюшки аванс в 200 рублей на покупку книжечек с сусальным золотом и отправился в Томск за подмогой. Здесь-то и случилось то, что стало впоследствии  в и д и м о й  причиной необычной тяжбы.
   Забегая вперед, скажу сразу: в ноябре того же 1910 года жена предприимчивого подрядчика, Евдокия Кузьмовна, подала прошение на имя архиепископа Томского и Алтайского Макария. Женщина просила Святейшего разобраться с отцом Сергием, который по ее мнению, обсчитал мужа при окончательном расчете. Недодал, мол, батюшка сто рублей, а муж-де у меня квелый, да и детей полон двор. А болезнь та приключилась с муженьком вроде как при исполнении. Задумался Святейший и повелел следствие учинить. И пошла писать губерния…
   Что же на самом деле случилось с Макеем Алексеевичем? И мог ли батюшка несправедливость учинить? Вот что об этом поведала сама Евдокия Кузьмовна: «…когда леса у церкви были готовы, а кресты и главы сняты, взял мой муж ямщика из местных крестьян, поехал в Томск и подрядил там трех мастеровых… А когда кони были готовы, сели они (мужики –Н.П.) закусить и выпить чаю в дорогу… Но вдруг с мужем случилось несчастие – его ударил  п а р а л и ч, отнялась вся левая сторона и язык…
   Конечно, для семьи и близких подрядчика это был удар. А то! Он и кормилец, и отец родной и для мастеровых хозяин. Да и кресты с церкви посымали, сама же в лесах стоит, а на пороге уже осень, на дворе сентябрь. К тому же и аванс получен. Деньги, надо сказать, по тем временам немалые. К примеру, священник из казны получал 140 рублей в год, а псаломщик – 40. Выходит Макей Алексеевич получил на руки чуть более годового содержания  п р и ч т а  Ярского прихода. Да плюс чуть менее - на устройство лесов и заготовку древесины для них. Похоже, не зря загоревала его женка, к тому же и сама захворала. Истинно – беда не приходит одна…
   Но отец Сергий (Шавров), несколько позднее отвечая на каверзные вопросы чиновников из Томской духовной консистории, видимо в сердцах, изложил в объяснении: «Думаю, сам Бог наказал подрядчика за нечестный поступок». Прочие современники сказали бы иначе: «Бог шельму сметил!». А все же за что? К началу расследования леса с Введенской церкви были сняты, позолоченные кресты стояли на месте. Правда, ни один из них не попал в гнездо, а самый центровой и вовсе стоял косо. По этому поводу отец Сергий и вовсе в объяснении съязвил: «… а ведь раньше он стоял прямо". Выходит, дело было сделано, другое дело как?
    Пока подрядчик отлеживался в Томской клинике после           п а р а л и ч а , мастеровые принялись за золочение. И тут церковный староста, крестьянин деревни Батуриной, сам Гавриила Барабанов заприметил, что после золочения кресты смотрятся как-то тускло, да и железо проглядывает сквозь тончайшую пленку позолоты. В набат Барабанов бить не стал, но батюшке настучал. И тут сомнение взяло обоих. Поначалу пытались подобру заполучить на руки у мастеровых книжицу с сусальным золотом: - на ней указывалась проба в золотниках. Те сперва отказывались, но потом, похоже «бес попутал». И думаю, здесь все ясно как белый день. В объяснении отца Сергия можно прочитать такие строки: «Мастера в первый день ставили крест в нетрезвом виде и один крест у них действительно выпал и разбился». И далее: «Второй раз приехал ставить крест один рабочий и опять в нетрезвом виде…». Яснее ясного, как заполучил староста книжицу с сусальным золотом…
   Дальше – больше. Поехал с этой книжицей отец Сергий в губернский город, обратился в магазин Смирнова. Там к батюшке отнеслись с почтением, книжицу взвесили и профессионально так заявили: золото-де восемь золотников, но никак не одиннадцать. А аванс-то был взят по весу последнего и отчет предъявлялся соответствующий. Выходит подрядчик сподобился объегорить церковь. А его подручный и племенник Максим Рукавишников на вопрос, кто учинил такое паскудство, ответил прямо: «Макей Алексеевич велели-с…».
   При окончательном расчете отец Сергий конечно же это обстоятельство учел и удержал с подрядчика аж сто рублей: тридцать один – за «золотую» пересортицу, и остальные – за брак в работе. Так и записано в объяснении батюшки, Мол, придется уже весной вставлять кресты в гнезда, чего так и не сделали горе - мастеровые, а один из них, центровой, и вовсе надо устанавливать прямо. Как пить дать, потребуются новые работники, а ведь им тоже деньгу платить надо. А Макею Алексеевичу батюшка предложил за разницей прийти весной. Но тот, как в воду канул…
   Судя по архивам, механизм Томской духовной консистории работал исправно. По итогам расследования было вынесено решение, которое в целом, как говорят юристы, соответствовало фактическим обстоятельствам дела. И подрядчику Калашникову М.А. было предложено для окончательного расчета прибыть в Введенскую церковь по весне. Чиновники консистории сами сыскать подрядчика не сумели, а посему обратились в полицию. Не удивляйтесь, только для того, чтобы объявить ему решение. Конечно же под роспись и исключительно для мирного разрешения тяжбы. Однако Макея Алексеевича и след простыл. Так же как и его жены, Евдокии Кузьмовны, автора прошения до архиепископа. О чем и свидетельствуют (до сих пор!) рапорты различных полицейских чинов, подшитые к делу № 3544. Это донесения с короткими резюме: «Не найдены»…
   Как бы там ни было, но есть основания предполагать, что семья подрядчика Калашникова М.А. вместе со скарбом перебралась в село Инкинское Нарымского округа. Похоже, от греха подальше. Да и по слухам, был в тех краях  у Макея Алексеевича подряд, вроде как по золочению. Дай Бог, не в тамошней церкви…