Женские мечты о дальних странах. Глава XII

2008 год, июль — август.

Елена Гавриловна Кочетова от самого пробуждения находилась в отличном настроении. Визит иностранных издателей приятно кружил голову, воспринимался как еще одно свидетельство благополучия и успеха. Уже стали забываться кошмары и нищета всей ее прежней жизни — детство, юность и молодость, проведенные в бараках-клоповниках, выпивоха отец, алкоголик муж, наркоман сын, хрущевка, которая к концу восьмидесятых превратилась в отстойник с единственным для осиротевшей старухи выходом - на дальнее кладбище, под могильный бугорок, до которого никому не будет дела. И вдруг - нежданно-негаданно - шесть лет назад объявилась пропавшая дочь, и от перемен у пожилой женщины захватило дух. Иногда во время утреннего или вечернего туалета, пользуясь ароматными кремами, она глядела в зеркало на свое маслянисто блестящее лицо и, поджав губки, говорила: «Да, это я - мама великой русской писательницы».

Научившись от Юли всему необходимому, она старательно исполняла роль домохозяйки, готовила блюда, о которых прежде не слышала, сервировала стол, управлялась с многочисленной бытовой техникой. С мыслями о немецких гостях, красиво расположив на подносе чашки и кофейник, Елена Гавриловна со всей возможной для ее возраста грацией направилась из кухни в пентхаус… и тут у лестницы наткнулась на литературного агента Ангелину. Та нервно переминалась с ноги на ногу, поглядывала вверх, жадно курила и тоже боялась потерять, что имеет.

На филфак она поступила в далеком семьдесят четвертом. «Боже, неужели это было в моей жизни?!» Все ее друзья тогда по-настоящему бредили литературой, ходили пьяными от поэзии, внутренней свободы и молодости. Ангелина стала представляться Анжеликой. И оставалась Анжеликой лет до тридцати пяти, пока однажды, опустившись на дно привычно глубокой депрессии, не наткнулась на свое отражение — после бессонной ночи и радикальных успокоительных: «Да какая ты, на хрен, Анжелика?!»
Замужем не была. Ухаживали за нею только на первых двух курсах, пока не обобрали весь небогатый цвет. С тех пор ее отношения с парнями и мужчинами всегда носили ущербный, даже болезненный характер — она по первому зову предлагала все, чем обладала, с готовностью исполняла любой каприз, но они звали и капризничали все меньше. Когда-то доцент кафедры зарубежной литературы, которому она сдавала зачет в постели, глядя на ее лицо, говорил о милой азиатчине, вдохновенно читал «Скифов». Теперь широкие скулы обострились, тяжелые щеки обвисли, огонь в черных глазах перегорел - «угли подернулись пеплом», нос окончательно превратился в бесформенный и пористый овощ. Из ноздрей она пускала дым. Елена Гавриловна посмотрела на нее с изумлением.
— А вы что же здесь?
Ангелина затянулась, и огонек сигареты с треском добежал до самого фильтра.
— Боюсь, это нечто иное, чем мы ожидали.
Мать Юлии побледнела — ей тут же передалось волнение литературного агента, она едва не выронила поднос, Ангелина вовремя ее поддержала.
— Да погодите вы паниковать! Возможно, что этих иностранцев ваша дочь знает по прежней жизни. И возможно, это были не лучшие отношения.
— Надо позвонить в милицию.
— Возьмите себя в руки и подайте им кофе! Попробуйте там понять, что нам делать!
Она подтолкнула пожилую женщину к лестнице, та перевела дух и стала подниматься, превозмогая предательскую дрожь в коленях. На последних ступеньках ее уже мучила тяжелая одышка, сердце колотилось у горла. Чашки позвякивали. Юлия, которая и без того говорила негромко, вовсе замолчала. Мать опустила поднос на столик, услужливо заглянула в глаза гостям, удивилась тому, что на них нет очков, а мужчина лишился усов и бороды. Решила, что все это ей померещилось.
— Пожалуйста, угощайтесь на здоровье. Если хотите, я принесу что-нибудь поесть. Может, сэндвичи? — глянула на дочь. — Юлия, ты им скажи по-английски.

Она безмолвно вопрошала дочь: намекни — как оно здесь? что делать? Та ответила спокойным голосом:
— Мама, наши гости понимают по-русски. Если что-нибудь понадобится, мы дадим тебе знать.
Елена Гавриловна посмотрела на Штеффи, на Чебакова.
— Понимают по-русски? Надо же! Какие образованные люди! А я думала, сейчас в Европе уже никто не учит русский язык...
Жалкая, испуганная, раздавленная старуха, готовая умолять на коленях весь мир — лишь бы не трогали дочь. Юлия поспешила перебить ее, но сделала это безо всякого раздражения:
— Мама, спасибо!
— Да, да... ухожу. Простите, заболталась.
Она попятилась к лестнице, все посматривая на дочку — вдруг та пошлет ей сигнал тревоги, и Юля правильно оценила состояние матери.
— Мама, и не вздумайте вызывать милицию. Это мои друзья, просто мы давно не виделись.
— Друзья?
— Может, скоро мы захотим перекусить.
Елена Гавриловна вздохнула с облегчением, заспешила вниз. Юля попыталась избавиться от возникшей неловкости.
— Они там запаниковали... Да... В общем...

Закурила, взглянув на Чебакова, невольно прикрыла лицо, стесняясь увечий — очень не хотелось производить, подобно матери, жалкое впечатление. Однако и Вадиму было не по себе — столько лет готовился чуть ли не к войне, а тут... Из груди Юлии вырвался стон:
— Господи, как же мне тошно! Простите! — Помолчала, затянулась. — Сами все видите. — Глянула в глаза Чебакову: — Я бы хотела, чтобы ты меня убил. Но ты этого не сделаешь... Каждую ночь я сижу там, у самого края... и мучительно выдумываю причины, по которым я не должна уходить из жизни. Иногда мне становится совсем невмоготу, и я ловлю себя на том, что молюсь о скорейшей кончине матери. Тогда я буду свободна. Мой брат буквально умер под забором. Я никогда не была ей хорошей дочерью. У нее никогда не родятся внуки.
Она снова замолчала на какое-то время. Последние признания позволили ей немного расслабиться — вроде как облегчила душу. Перестала прятать лицо.
— Так мы здесь и живем... Я не могу умереть, потому что она жива, она боится смерти, потому что не на кого оставить меня. Ангелина, мой литературный агент, тоже одна на всем свете. Последний приют, в котором печаль — с утра до вечера, а с вечера до утра — отчаянье.
Помолчала, посмотрела на гостей, усмехнулась:
— Извините, не удержалась от литературщины — привычка. Может, вы хоть что-нибудь скажете? Неужели я так и буду изнемогать в этом монологе. Вот уж действительно - суровое наказание. Если даже исповедь не приносит облегчения, значит, дело совсем дрянь.
Снова усмехнулась, посмотрела на Штеффи.
— А вы кто?
— Меня зовут Штеффи Ледерхаузен.
— Любовница, жена? Или частный детектив?
— Вот именно.
— Искали меня за границей, да?
— Искала.
— А я уже шесть лет в России.

*

Нина металась по квартире, паковала чемоданы. Раздался звонок в дверь. Не успела дойти до прихожей - навстречу появилась Наталья, огляделась.
— Так я и знала! Так я и знала! Уже! Она — уже!
Нина остановилась, выставив вперед ладони, приняла защитную стойку.
— Это решено, точка. Жду тебя в Австралии.
И снова принялась укладывать вещи.
— Да, девочка моя, теперь я поняла, зачем и ради кого ты сюда приезжала.
Нина ответила сквозь слезы:
— Теперь мне это тоже кажется смешным.
— Хотя бы расскажи, какую такую женщину ты там застала?
— Не буду.
— Сама говоришь, что это смешно. Давай посмеемся вместе. Ну, давай - мы же подруги!
— Обычную женщину - руки, ноги, голова. Что еще ты хочешь знать?
Наталья спросила с легкой иронией:
— Пожалуй, некоторые подробности о голове. Что за волосы на этой голове? Какое лицо? Сколько этому лицу лет?
Она хотела обратить в шутку все треволнения, но шутки Нина не воспринимала — села на пол и разрыдалась. Наталья прижала ее к себе, утерла слезы. Чуть успокоившись, Нина вздохнула:
— Я ничего не запомнила. Только голые руки, голые ноги. Она была замотана в полотенце.
— А если все это - очередное недоразумение? В этой жизни так бывает на каждом шагу. А люди горячатся, выдумывают себе не пойми чего.
— Что тут можно выдумать? Вот ты приходишь к своему Жоре, а у него - голая баба.
Наталья среагировала спокойным голосом:
— Ну! Пример некорректный.
Нина встрепенулась, глянула с вызовом.
— Это почему? Он честный, да?! И тебя любит, да?!
Наталья усмехнулась:
— Как раз все наоборот. Никакой честности, никакой любви. Мы вместе, пока обоих это устраивает. Если что — расстанемся весело.
Она снова прижала к своей груди Нину, погладила по голове, поцеловала в макушку, заговорила с грустью:
— Это у тебя большая и, похоже, настоящая любовь. Я бы тоже такую хотела, только мне уже не дано, потому что давно заболела: там, где было тонко, загрубело; там, где было звонко, стало глухо; там, где было влажно, стало сухо. Что бы ни случилось, все неважно.
Нина напряглась, перестала плакать.
— Ты чего?
— Не поверишь: иногда пишу стихи. Или как там это назвать, не знаю. Все же когда-то была романтичной натурой. Потому и пошла в туристический бизнес... Не торопилась бы ты никуда, девонька моя. Поживи здесь с этими чувствами, насладись ими.
Нина поднялась.
— Нет. Я тоже давно не ребенок. У меня, между прочим, серьезная компания. Я своими руками, своей головой. Никакой папик мне подарков не делал. Я самостоятельная, самодостаточная женщина. И хватит соплей!
— Женщина не может быть самодостаточной.
— Ой, только не надо!
Категоричность юной подруги казалась Наталье наивной, но вместе с тем у нее не было сомнений: свое решение - улететь! - Нина запросто осуществит, а значит, надо спасать положение.
— Может, выпьем?
— Нет. У меня вечерний рейс.
— На посошок.
Нина ответила с расстановкой:
— У нас в Австралии такой традиции нет. Точка.

*

Юлия, Штеффи и Чебаков пили в пентхаусе кофе. Юлия по-прежнему мучила себя монологом.
— Одно время меня поддерживала ненависть, желание отомстить Кириллу. Потом увлекло писательство. Но сегодня ни то, ни другое почти не греет. Я - холодная. Никаких иллюзий по поводу литературных талантов. И еще меньше я верю в ненависть. Я знаю, что рано или поздно его тоже наказание настигнет. — Закурила, улыбнулась. — Вадик, может, ты скажешь хоть что-нибудь. Я столько лет не слышала твоего голоса.
Чебаков с шумом выдохнул:
— Все, что заготовил, теперь неактуально.
— Тебе меня жалко?
— Наверное.
На секунду в глазах Юлии вспыхнула обида.
— А здорово я тебя кинула, правда? Дурак! Какой же ты был дурак!
Вадим посмотрел на Штеффи, произнес спокойным голосом:
— Пойдем.
Он поднялся, направился к лестнице. Штеффи тоже поднялась, подошла на секунду к краю пентхауса, глянула вниз, последовала за Чебаковым. Юлия переменилась в лице.
— Постойте! Нет! Я вас прошу! Вадик, прости, я больше не буду! Не уходите!
Прозвучало как настоящая мольба. Штеффи остановилась, окликнула Вадима. Он задержался, но пока не решил, остаться или нет. Фрау Ледерхаузен подошла ближе к нему.
— У меня еще есть некоторые профессиональные вопросы.

*

Нина присела на переполненный чемодан, чтобы закрыть замки. Наталья скривилась.
— Жалко, вся одежда будет всмятку.
— Поглажу.
Зазвонил мобильный. Нина достала трубку из сумочки, посмотрела на дисплей, на лице появилось сомнение — отвечать или нет. Наталья спросила:
— Кто это?
— Не знаю, номер не определяется.
— Может быть, это он?
Нина дала отбой, осмотрелась — не забыла ли чего? Телефон зазвонил снова, Наталья протянула руку.
— Ну, хочешь — я отвечу?
Нина поразмыслила, сунула мобильный подруге.
— Имей в виду: меня нет. Я улетела в Австралию, и мои реквизиты ты никому не даешь.
Наталья поднесла трубку к уху.
— Алло?.. Ее нет... Улетела в Австралию... Кто? — Растерянно взглянула на Нину. — Это твоя мама.
— Что? — Нина взяла телефон. — Да, мама! Да, извини, забыла. Еще не улетела, но уже собираюсь... Это решено... Это моя жизнь! Я сама буду принимать решения и отказываться от них.

Но, похоже, на том конце началась истерика, и Нина дрогнула.
— Стоп! Я все поняла. Помолчи! Перезвони мне через двадцать минут, я дам тебе ответ.
Она отключила трубку, швырнула ее на диван, заходила по квартире. Наталья закурила.
— Может, расскажешь, что еще произошло?
Нина повалилась в кресло.
— Я обещала матери и брату, что приглашу их в Москву. Неделю назад я сказала им, что они могут потихоньку собираться.
— И они уже собрались?
— Купила билеты на завтра. Ей предоставили умопомрачительную скидку. — Она заговорила, подражая Тамаре: — Патрик прыгал до потолка от счастья, я так давно мечтала показать ему столицу исторической родины, а теперь ты хочешь убить все наши мечты и надежды?!
Наталья улыбнулась.
— Слушай, давай распакуем чемоданы. Страшно подумать, во что там превращаются твои вещи.

От Тамары и ее очередного мужа Проша уехала, едва ей исполнилось семнадцать. Мало было сбежать в другой город или другую страну, она мечтала поселиться на другом материке. Выбрала Австралию. Поступила в Сиднее в колледж и пошла работать, чтобы самой себя содержать. Первые два года не виделись, потом от матери пошли слезливые послания, да и сама соскучилась, прилетела на неделю. Отношения стали налаживаться, но в свою жизнь никаких родственников Проша категорически не пускала.

*

Они только что спустились с пентхауса на землю и отъехали от дома Качеры. Чебаков тяготился всем, что почувствовал и увидел за последние полчаса. Он сидел рядом с Егором, в ногах у него лежал небольшой кейс. Штеффи наблюдала за ним с заднего сиденья. В руках она держала флэшку, протянула ее Вадиму.
— А может, ты первый почитаешь ее новый роман? Я думаю, это подлинная история Юлии Кочетовой.
Вадим даже не обернулся.
— Фрау Ледерхаузен, перестаньте меня доставать! Напомню, что это я вас нанял, а не она!
— Напомню, — отпарировала Штеффи, — что мы не просто работодатель и наемный сыщик. Мы - друзья.
— Тогда скажи мне по-дружески, зачем ты это делаешь? Почему отменяешь мои решения?
— Ты имеешь в виду деньги или новый роман?
— Я не вправе тебе запрещать: хочешь читать на ночь женские романы, пожалуйста. Видимо, так ты восполняешь отсутствие личной жизни.
Штеффи хмыкнула.
— Надо же! Как жестоко он мне отомстил! Какая ирония! Но я рада, что хотя бы наверху ты себя вел достойно и не стал унижать несчастных женщин.
— Эти деньги воняют.
Он бросил кейс на заднее сиденье. Штеффи открыла его, вынула пачку долларов, перехваченную резинкой, пролистала ее, принюхалась.
— Странная реплика для такого воротилы, как ты. Кстати, пахнут морем... и бананами.
Она положила деньги и флэшку в кейс, закрыла его.
— Если кто-то хочет вернуть долги, нельзя ему отказывать. Может, это нужно человеку, чтобы примириться с самим собой и жить дальше. Тебе стоило глянуть вниз с высоты пентхауса.
Егор остановился у подъезда Чебакова. Вадим повернулся к Штеффи:
— Увидимся вечером или завтра.
— А может, поднимешься, поговорим?
— Извини, но у меня есть дела поважнее. Тоже благодаря тебе.
— Ах, ну да. Хочешь стать папой?
— Очень.
— Неужели я так и понесу без охраны эти деньги и литературный шедевр в придачу?
Егор тут же отреагировал — открыл дверцу, чтобы вылезти из машины.

Шипулин наблюдал за ними из-за темных стекол иномарки, стоявшей на отдалении, метрах в тридцати. Рядом с ним сидели крепкие молодые парни. Один из них вел фотосъемку, щелкал и Егора, и Штеффи, и Вадима. Виталий Иванович сощурился, надел очки, проговорил себе под нос:
— Больше десяти лет не виделись.

Чебаков поцеловал Штеффи в щеку. Она поправила ему стрижку.
— Если станешь отцом, готова задержаться, чтобы отметить.
Егор проводил ее в квартиру, а когда вернулся, Чебаков велел ехать на работу к Маклакову.
И вот в очередной раз они прошли через торговый зал к служебному входу, снова смутилась секретарша, Алексей из кресла поднялся навстречу другу, тот не сдерживал эмоций:
— Леха, как все заворачивается!
— Ты так возбужден, будто нашел Галю.
— Видел ее только что. Вот, как тебя. Но об этом позже. Сейчас меня волнует совсем другое.
С Маклаковым случился ступор, и Вадиму пришлось взять друга за плечи, немного встряхнуть.
— Леша, очень может быть, что у меня тоже есть сын.
Тот еще больше напрягся.
— От нее?
— Нет. Это долгая история. Мне нужно уточнить одну дату: день рождения мальчика, который живет по конкретному адресу. Я думаю, у тебя наверняка есть такая возможность.
Алексей помялся.
— В Москве живет?
— Да. Ну, давай, давай!
Маклаков нехотя достал из кармана ключи, открыл потайной сейф, вынул из него несколько флэшек, просмотрел их, оставил две, остальные вернул на место, запер сейф, прошел к компьютеру, вставил флэшку, обернулся к Чебакову.
— Со старых времен привычка... когда надо было все время защищать бизнес. Удобно, если у тебя все базы данных, всегда можно уточнить, что за люди пришли, - по номерам машин, по адресу, юридическому или домашнему...
— Леша, не оправдывайся! Переулок Мещеряковский, дом восемьдесят шесть, квартира сорок восемь. Все, кто прописан.

Маклаков взялся за мышку, пробежался пальцами по клавишам: на мониторе открылся список жильцов. Среди прочих — Савельев Игнат Вадимович, 1997 года рождения, 2 февраля. Едва Чебаков заметил это имя, эту дату, у него все поплыло перед глазами, он отошел от стола, сел в кресло. Алексей посмотрел на него озадаченно. Чебаков произнес дрогнувшим голосом:
— Там парень... прочитай вслух! Тот, что родился в девяносто седьмом.
Маклаков глянул на монитор.
— Савельев Игнат Вадимович, тысяча девятьсот девяносто седьмого года рождения, второго февраля.
Чебаков заговорил очень тихим голосом:
— Значит, все правильно! Я еще прикинул: если до марта, то — мой. Сын! И назвала в честь моего деда! — Он подскочил. — Ах, Надя! А я  дурак! О чем думаю?! Чем живу?!
Маклаков обескураженно наблюдал за другом.
— Твой сын?
— Мой сын. От Нади.
Алексей снова обернулся к монитору.
— Вадик, но... судя по всему, твоя Надя замужем.
Чебаков очнулся, помолчал, размышляя над этим обстоятельством.
— Да. Но ведь Игнат Вадимович! А Савельева на Чебакова мы исправим! Обязательно!

Третий час Чебаков и Егор сидели в своей машине в Надином дворе. И вот она появилась — на маленькой иномарке, вылезла из нее вместе с сыновьями. Игнат достал из багажника большие пакеты, направились к парадному. Вадим окликнул ее.
— Надя!
Она остановилась, повернулась. Мальчики тоже. Надя сказала детям:
— Я сейчас.
Чебаков смотрел то на нее, то на Игната, она поняла, что это отцовский взгляд на сына, сделала неуверенный шаг навстречу.
— Здравствуй.
— Здравствуй.
— Когда ты узнал?
— Четыре часа назад.
— А я ждала тебя четыре года.
— Прости.
— Простила.
Младший сын воспользовался свободой, отбежал в песочницу. Игнат ждал маму.
— Все простила. Доволен тем, как назвала сына?
— Надя!
Он подался к ней, но она чуть отступила.
— У меня хороший муж, у нас дружная семья.
— Надя, я...
Она перебила:
— Я вижу, что рад и не бросишь Игната. Он похож на тебя... Особые успехи по математике.
— А что еще?
Растерялась — что бы такое сказать.
— Второй год занимается дайвингом.
— Это не опасно?
— Мой муж руководит секцией. Он в прошлом моряк, подводник, водолаз.
Показала пакет в руках.
— Вот, делаем покупки... через три дня уезжаем в Крым.
Игнат направился к ним, Чебаков смотрел на него не мигая. В голосе Нади прозвучала мольба:
— Вадик, пожалуйста, не торопись! Когда мы через месяц вернемся в Москву, он уже будет знать, что ты здесь. И мой муж будет знать. Я найду нужное время и нужные слова.
Игнат подошел.
— Мам, давай пакет, отнесу домой. — Кивнул Чебакову: — Здрасьте!
— Здравствуй, Игнат.
Мальчик забрал у матери пакет и направился к парадному. Вадим достал из кармана визитку, протянул ее Наде.
— Позвони, как только вернетесь!
Надя изучила визитку, улыбнулась:
— Как я рада, что ты жив! — В глазах у нее появились слезы. Она сдержала себя. — Я позвоню.
Развернулась, забрала младшего сына из песочницы, повела домой. Чебаков сел на заднее сиденье автомобиля, долго молчал, потом заговорил сам с собой:
— Все это просто сон... длиной в двенадцать лет. Проснуться, прийти в себя - поезд: я еду в Сочи.
Егор тут же отреагировал:
— Извините, Вадим Николаевич, я не понял: когда мы едем в Сочи?
— Что?
— Вы сказали, что едем в Сочи.
— Нет, нет - к Маклакову, за город. Только сначала заберем Штеффи.

*

Перелет из ЮАР в Москву был таким долгим, что Тома едва не сошла с ума от бездействия. Теперь ей хотелось всего сразу — проехаться с ветерком, принять ванну, увидеть главные достопримечательности, сфотографироваться на их фоне, переложить на Нину заботы о Патрике, поесть в ресторане, потанцевать, встретить крепкого мужчину, завести интрижку, посидеть в ложе Большого театра. Ревностно глядя по сторонам, в гулком пространстве аэропорта, она пыталась понять, насколько обоснованы ее претензии на этот город, на этот мир, и находила себя вполне конкурентоспособной. Рядом озирался по сторонам рыжий мальчик шести лет. Нина поцеловала брата, потрепала его вихры. Тамара сладостно вздохнула:
— Ну, наконец-то это закончилось! Дома! Дома!
Дочь насторожилась.
— Ты же первый раз в Москве.
Мать ответила деловито:
— Ничего не знаешь о моей жизни. Когда мне было двенадцать, меня возили на экскурсию, я была на Красной площади и в мавзолее...
— И с тех пор решила, что Москва — твой дом?
— Только не начинай, пожалуйста, не порти мне праздник! Я, можно сказать, вернулась на Родину после долгого изгнания. Как Максим Горький. Я хочу забрать мои вещи!
Нина взяла Патрика за руку, повела к месту выдачи багажа.
— How are you, brother?
— I am fine!
Патрик беззубо улыбнулся сестре, Тамара тут же встряла в разговор:
— У него во рту началась ротация. Я дергаю ему зубы ниткой. И говори с ним по-русски! Иначе он никогда не научится... Теперь я буду звать его Петей.
Мимо них прошли пассажиры азиатского рейса с большим количеством деток, Тамара посмотрела на них с превосходством.
— Я вижу, что в России Петя выглядит более русским, чем все остальные.
Нина попыталась поспорить с матерью:
— Патрик и Петя — разные имена.
Тома ответила настырным тоном:
— Значит, я буду звать его Ваней. И все на этом.

Через двадцать минут они уже тянули к стоянке тяжелые чемоданы. Тамара ворчала:
— Почему у тебя нет водителя или грузчика? У тебя ведь серьезный бизнес.
Нина остановилась.
— Нанять носильщика?
Тамара увлекла дочь дальше.
— Нет, мы не можем позволить себе эти траты!
— Я сделаю это на свои деньги.
— Твои - мои... Дочка, мы же одна семья. Шо за разговоры?
Она заспешила вперед, Нина посмотрела ей вслед с подозрением. Загрузились в «Фольксваген», тронулись.
— Доча, у тебя хорошая машина.
— Это не моя. Друзья дали на время. Я не могу себе позволить такую.
— Нина, хватит шутить над своей матерью! Не можешь позволить...
— Почему ты зовешь меня Ниной? Если Патрик стал Ваней, почему бы мне не стать снова Прошей. Я вообще-то Прасковья.
— Ни за что! Это глупое имя дал тебе твой отец. В честь его любимой бабушки! Я всегда была против. Слушай, ну какая стала Москва! — Она обернулась к Патрику: — Сынок, ты будешь учиться в этом городе! Здесь есть университет имени Ломоносова. Я надеюсь, его не закрыли?
Патрик и Нина — по разным причинам, но с одинаковым непониманием — смотрели на свою взбалмошную мать.

*

В этот же самый час Чебаков провожал в Бангкок фрау Ледерхаузен. Подъезжали к Шереметьево. Отвернувшись в окно, Вадим улыбался своим мыслям: «Игнат, сын». Штеффи отвлекла его:
— Дорогой, а ведь я сейчас улечу.
Чебаков повернулся к ней.
— Я помню.
— Увожу новый роман Юлии Кочетовой. Тебе совсем неинтересно?
— Совсем.
— Ночью у Маклакова я закончила читать.
— Вместо того чтобы выпить с нами.
— Выпила достаточно. Прилечу и сразу в бассейн - выгонять из организма русскую водку. Придется проплыть километров десять. Значит, не хочешь знать подлинную историю?
Вадим неопределенно пожал плечами, Штеффи зевнула.
— Наверное, мне тогда и Кирилла не трогать. Дам команду Доминику — пусть снимет наблюдение.

Чебаков поморщился, посмотрел с упреком, но признал, что она права, — нужно прояснить ситуацию. Четыре года длилось их сотрудничество, и вот теперь оно стремительно приближалось к финалу. Вадим регулярно получал от нее фото Кирилла, который то болгарином, то хорватом, то немцем вел жизнь одинокого путешественника, бизнесмена или журналиста - то в Ханое, то в Мехико, то на Сейшельских островах. Его преступные наклонности никуда не делись, он по-прежнему рисковал, жил с оглядкой, скрывался, но боялся, конечно, не Юлю и не тех, кого когда-то очень-очень давно обокрал в России. С тех пор он сумел обзавестись врагами по всему миру.

Чебаков и фрау Ледерхаузен познакомились в Буэнос-Айресе, где на тихой улочке в старинном особняке располагался ее крохотный офис. Доминик был при ней главным помощником. Несколько раз Вадим видел этого жесткого и молчаливого мужчину лет пятидесяти, ветерана французского легиона. Именно его агенты вели слежку за Шульгой. Когда однажды Чебаков попытался выяснить, каким образом вышли на Кирилла, бывшая сотрудница Штази отшутилась: «Мальчик мой, весь мир под колпаком у Штеффи».

Вадим взглянул на нее благодушно, улыбнулся.
— Готов выслушать, только не очень длинно.
— А читать не хочешь?
— Может быть, потом. Если Качера подарит мне автограф с посвящением: «Главной жертве этого романа»...
Штеффи усмехнулась, помолчала.
— Главной жертвой этого романа была она сама. Кирилл продал ее сутенерам латиносам. Она работала на них два года. Потом одного из них влюбила в себя, подговорила бежать. Она зарезала босса старой навахой. Беглецы забрали деньги, кредитки, драгоценности - огромную сумму. Сказался ее старый опыт. Уехали в другую страну, но скоро попали в страшную автокатастрофу. Ее любовник не уцелел, а что осталось от нее, ты видел.
— Она в самом деле зарезала босса?
— Без сомнений. Лечилась в Доминиканской Республике, а потом улетела в Москву. У нее было достаточно денег.
Долго молчали. Вадим попытался представить Галю в публичном доме, с ножом в руке, внутри искореженного авто... У него легко получилось и первое, и второе, и третье. Больше десяти лет он воображал ее в разных ситуациях — натренировался... Егор свернул с трассы в сторону аэропорта, Штеффи нарушила тишину:
— Что, Вадик, грустно?
Чебаков вздохнул:
— Когда все время ищешь веселья, однажды нарываешься на большую тоску.
— Это кто сказал? Какой-нибудь писатель, коллега нашей Юли?
— Это я сказал. Ваша Юля мечтала о приключениях - она их получила.
— Твоей Юле не повезло, что она родилась красивой, умной, романтичной, что ей не хотелось жить на помойке, повторять судьбу матери, выходить замуж за алкоголика и все такое. Право на приключения - это такая же необходимость для всякого человека, как право на еду, работу, на демократические выборы, на выбор вообще, на свободу слова, совести и прочее. Нельзя отнимать у человека мечту.
Чебаков глянул на Штеффи с иронией.
— Впечатляющая политинформация. Как насчет меня, у которого отняли все права — свободу, еду, мечту, имя, десять лет жизни?
— Ну... ты же мужик - ты должен всегда подниматься. За это мы вас и любим. Поэтому и устраиваем маленькие встряски, чтобы вы совсем не заснули.

Приехали в Шереметьево. Чебаков и Егор забрали из машины вещи фрау Ледерхаузен, поспешили на регистрацию - время истекало. Штеффи быстро заполнила декларацию, обняла на прощание Чебакова.
— Когда буду готова, позвоню... Я думаю, это вопрос месяца... и мы захлопнем ловушку. Наше последнее дело. Подумать только — четыре года жизни я посвятила тебе.
— Не торопись прощаться.
— Согласна - еще успеем. Но я не поэтому затеяла такой эмоциональный разговор. Я хочу, чтобы ты проникся ко мне нежными чувствами.
Чебаков взглянул с недоумением.
— Это ты о чем?
Служащая аэропорта призвала Штеффи пройти на контроль — регистрация закончилась. Штеффи кивнула ей, посмотрела на Чебакова.
— Ты мне исправно платил, но у меня есть еще одна просьба. Обещай, что выполнишь!
— Почему-то мне кажется, что это будет какая-то глупость.
— Возьми Юлю с собой, когда полетишь, чтобы поставить точку с Кириллом.
Чебаков усмехнулся:
— Ты заразилась дешевой драматургией женских романов.
— Умоляю, Чебаков. Там, у края пентхауса, очень страшно. Дай ей шанс выжить. Она ведь сама оплатила все расходы — деньги лежат в кейсе, в багажнике вашей машины.
Штеффи чмокнула его, потом резко шагнула к Егору, который в сторонке переминался с ноги на ногу, припала к его губам сочным поцелуем, проговорила:
— Егор, спасибо, мне очень понравилось, надеюсь, не в последний раз. — И заспешила на паспортный контроль, потом побежала на посадку, обернулась: — Вадик, жду тебя и Юлю!
Чебаков покачал головой, удивляясь ее стремительности, вопросительно глянул на своего водителя-телохранителя. Тот пожал плечами, немного смутился:
— Я... когда провожал Штеффи в квартиру, она сказала, чтобы заглянул вечерком...
— Понятно... а мне никогда не предлагала.

*

Патрика уложили в детской. Он так устал, что начал засыпать еще за ужином. Тамара засела в гостиной перед огромным плазменным экраном и громко хохотала над похабными шутками молодых юмористов. Нина лежала в полумраке своей спальни и тихо плакала. Ей было слышно, как закончилась передача, которая так забавляла мать, как мать поднялась и, напевая незатейливый шлягер, прошла на кухню, хлопнула дверцей холодильника.

Продолжая петь и одновременно жевать, она направилась к дочери. Нина притворилась спящей. Дверь приоткрылась. Тома прошептала:
— Доча! До-ча!
Несмотря на то что Нина не ответила, Тамара прокралась к ее постели, легла рядом, обняла за плечи, доедая кусок сыра.
— Мама, я сплю. У меня завтра тяжелый день!
— Почти целый год не видела мать и спишь. Давай хошь поболтаем.
— Завтра поболтаем.
— Да как ты не поймешь, шо меня переполняют чувства!.. Это правда не твоя квартира?
— Эта квартира стоит дороже, чем все мои сельские гостиницы.
— Ну, заработаешь через пару лет.
Нина только хмыкнула.
— У тебя нет в этом доме знакомого миллионера? Если здесь такие дорогие квартиры...
— Я думала, что ты замужем.
— Ты не представляешь, во что превратился этот ирландец. Еще немного, и он начнет меня бить.
— Странно, что этого не случилось до сих пор.
Тамара деланно захныкала:
— Ты шо говоришь-то?! Я же тебе родная мать!
— Мама, ты не могла бы поплакать на кухне?
— Как хочешь, но ты должна помочь нам с Ванюшей.
Нина не удержалась от смеха. Тамара продолжила:
— Не можешь познакомить с одиноким богачом, купи нам квартиру или домик в ближнем Подмосковье! Я буду заниматься огородом, одна воспитывать Ваню, пойду работать…
Но дочь ее беспощадно перебила:
— Хватит! Я не хочу это слушать! У Патрика есть любящий отец. У тебя есть муж! И мне тоже есть о ком заботиться.
Тамара всполошилась.
— А! Я так и знала! Ты залетела! — Она пощупала живот Нины. — Еще не поздно сделать аборт. Кто этот подонок?! — И вдруг переменилась в настроении: — А может, он богатый? Тогда хорошо! Женится на тебе и нам поможет. Я решила перебраться в Россию!
Нина вспылила:
— Да замолчи ты уже! Замолчи! Не хочу больше ничего слушать!
Но Тамара продолжала как ни в чем не бывало:
— Твоему ребенку нужна бабушка. Я буду хорошей бабушкой...
Нина перебила:
— Я встречалась с папой.
У Томы от ужаса округлились глаза.
— Шо ты наделала?! Он же мог тебя убить! Ты сказала, где мы живем?
— Отец серьезно болен.
— Не верь ему! Это ловушка. — Она помолчала, на ее лице появилась догадка. — Так это ты о нем собираешься заботиться?
— О нем.
— Ну, конечно. Мало, шо этот бандит испортил мне молодость, так он решил отравить и мою старость. Ты не знаешь, шо это был за человек!
— Иди спать!
Тамара задохнулась от обиды. Нина обернулась к ней.
— Больше никаких глупостей. Вы погостите в Москве и вернетесь. Хватит путешествовать!
Тома заплакала.
— Из-за этого бандита?
— Перестань обманывать себя. Это ты всегда искала бандитов. Тебя привлекали только грубые и злые мужики. Отец был таким до того, как вы познакомились. Такими были твои любовники. Таким был господин Лу, который подарил мне свою фамилию. Разве до свадьбы ты не знала, что он контрабандист? Или ты не знала, что твой теперешний муж был членом Ирландской Республиканской армии и сбежал в Южную Африку, потому что на нем поджоги, драки и стрельба в полицейских?
Тамара вытерла слезы.
— Мне просто не везло на мужчин.
Нина обняла мать.
— Мне жаль. Я хочу быть хорошей дочерью, но я прошу тебя: не пытайся влиять на мою судьбу.
— Ну, хорошо... спокойной ночи, дочка.

*

Чебаков лежал в кровати, печальными глазами смотрел в потолок, думал о Штеффи, которая теперь очень далеко... о Лешке, который возится с детьми или укладывает их спать... о Наде и Игнате - они по дороге в Крым... «А вокруг меня пустота. Эта комната - эпицентр пустоты». Он сел к столу, запустил ноутбук. На экране раскрылась папка с фотографиями, на которых они с Ниной - в ту счастливую неделю. Показалось, что это было так давно. Он рассматривал снимки, невольно улыбался, взглянул на телефон. Потом выделил все и нажал на «delete». Компьютер спросил: «И ты в самом деле хочешь от всего избавиться? Думаешь, так можно решить проблему?» Вадим встал, прошелся туда-сюда по комнате, с поникшей головой опустился на пол.

Ранним утром в его дверь настойчиво зазвонили. Он нехотя открыл глаза, тяжело поднялся. За дверью обнаружил Жору, посмотрел на него недружелюбно, но все же отступил в сторону, впустил в квартиру. Веселовский не спешил заговаривать, пошел через комнаты, заглянул в спальню — никого. Чебакова эта бесцеремонность стала раздражать.
— Я вас слушаю.
— Доброе утро, Вадим Николаевич. Уж извините, но с меня взяли слово, что прежде всего я выясню, есть ли в этом доме любовница. Я выяснил: нет женщины, нет проблемы.
— Что вам нужно?
— Наталья, моя милая подруга, направила меня к вам с этой деликатной миссией. Да я и сам рад послужить великому чувству, которое зовут любовью... Ну и попутно хотелось бы восстановить свое доброе имя.
— Я вас слушаю.
— Я действительно принял участие в заговоре, который разворачивался вокруг вас. Но смысл этого заговора был совсем не в том, о чем вы подумали. Нина хотела признаться вам сразу, но Наташа убедила ее посмотреть: а вдруг вы совсем не то, что могла вообразить себе девочка.
— Я ничего не понимаю. Какая девочка?
— Я не знаю эту историю в подробностях. Но... Нина искала вас много лет. Вы были ее первой и, похоже, единственной любовью. Были и наверняка остаетесь до сих пор.
У Чебакова появилась смутная догадка, Жора заметил:
— Вспоминайте, мой дорогой, вспоминайте. Когда-то вы учили ее иностранным языкам... ну? ну?
Он замолк, увидел, как прояснились глаза Чебакова. Вадим проговорил тихим голосом:
— Проша?
— Ну, вот и хорошо. Я могу отвезти вас на своей машине.

Нина спала. В соседней комнате настойчиво верещал ее мобильный телефон. Тома взяла его. Нина открыла глаза, прислушиваясь к голосу матери.
— Да! Да! Хорошо!
— Мама!
Тамара заглянула в спальню:
— Какой-то мужчина. Сказал, шо сейчас приедет. Я могла бы объяснить ему, шо неприлично беспокоить девушку в такой ранний час, но ведь ты запретила мне вмешиваться в твою судьбу...
Нина подскочила, отняла у матери трубку – последний звонивший -  «Вадим». Закричала:
— Не-ет!
Тамара испуганно посмотрела на дочь, и та успокоила ее:
— Я просто прочистила горло. Я так делаю почти каждое утро.
Она лихорадочно соображала, что предпринять, набрала другой номер.
— Наташа, привет! Извини, что так рано. Немедленно пришли ко мне этого Дэна... Дениса, приторного красавчика. Пусть изображает моего любовника. Немедленно! Спасибо.
Она отключила телефон и устремилась в ванную комнату.

Чебаков ехал в автомобиле Веселовского, сидел рядом с ним на заднем сиденье. Правый кулак у него был плотно сжат. Левой рукой он достал из кармана мобильный телефон, набрал номер.
— Егор, подъезжай к дому Нины, я здесь.
Остановились, Чебаков повернулся к Жоре:
— Георгий Владимирович, можно вопрос?
— Хотите, чтобы я был шафером на свадьбе?
Чебаков пропустил его шутку мимо ушей.
— Вы знаете Малхаза Михайловича Хунцария?
Жору этот вопрос явно удивил, он напрягся.
— Я знаю Малхаза. … Если вас интересует моя рекомендация, не советую делать с ним бизнес. Я когда-то пытался… но он человек ограниченный, очень негибкий…
Чебаков смотрел на Жору испытующе, и тот решил, что от него ждут более развернутой характеристики.
— Ну… Малхаз не хочет признавать очевидного, не способен на компромисс… упёртый. Когда мы расставались, я уступил ему все. … Я люблю стратегию непрямых действий.
Наконец, Чебаков улыбнулся и вылез из машины.
— Спасибо.
Так разрешилось недоразумение.

Он поднялся на лифте, позвонил в дверь. Ему не открывали, он снова звонил. Наконец дверь распахнулась. Перед Чебаковым — руки в боки — стояла Тома. Нина позволила матери изобразить возмущение, и та намеревалась отработать по полной. Но Чебаков только бросил «Привет!» и устремился в глубь квартиры. Тамара, пораженная такой наглостью, поспешила следом. Из спальни появился заспанный Патрик. Тома крикнула:
— Хто вам позволил пройти?! Хто вы такой, шобы так себя вести в квартире моей дочери?!
Вадим обернулся к ней.
— Кто я такой, ты прекрасно знаешь. Когда-то я ухаживал за твоими грядками, строил забор и даже делал тебе педикюр. С тех пор ты совсем не изменилась - хорошо выглядишь.
Тамара была ошарашена.
— Гоша?!
— Вот именно. — Он глянул на Патрика: — Принеси маме воды!
Тома застыла с раскрытым ртом, Чебаков прошел в спальню Нины. Она сидела на кровати, сжавшись в комок. Он опустился на пол возле ее ног, обнял ее колени.
— Посмотри, что я тебе принес.

Он разжал кулак - на ладони лежало колечко, то самое, которое двенадцать лет назад передала ему на прощание Проша. Нина взяла колечко, надела его себе на мизинец, улыбнулась.
— Ты его сохранил.
— Ты меня окольцевала, я летал с ним по всему миру. И всегда помнил, что есть такая Проша.
— А почему ты меня не узнал?
— Потому что полюбил Нину. Из-за Нины я не вижу и не помню других женщин. … Это правда. Скоро ты сама в этом убедишься.
В дверь тихо постучали, заглянула Тамара.
— Извините, ребята, там Денис пришел. — Зашептала дочери: — Говорит, шо он твой любовник.
Нина кивнула.
— Хорошо. Напои его чаем, накорми бутербродами и отправь домой. — Чебакову: — Скоро убедишься: ты единственный мужчина в моей жизни.
Тома услышала это признание, застыла в удивлении, но тут же очнулась и прикрыла дверь.

*

Они мчались по загородному шоссе. На заднем сиденье держались за руки — бесконечно счастливые. Но вслед за ними ехали те самые крепкие парни, что вместе с Шипулиным недавно следили за Вадимом. Теперь один из них был в форме сотрудника ГИБДД, с погонами капитана. Он сидел за рулем. Надавил на газ, обошел иномарку Чебакова. Егор посмотрел вслед лихачам, глянул в зеркало заднего вида, тут же отвел глаза — влюбленные целовались. Скоро он увидел впереди сотрудника ГИБДД с милицейским жезлом, тот показал, что нужно остановиться. Егор выполнил требование, проговорил громко:
— Мне это не нравится.
Он быстро сунул руку под мышку и привел пистолет в боевое состояние. Опустил стекло. Капитан заглянул в салон.
— Капитан Ухов, позвольте ваши документы.
Егор подал все, что нужно, напряженно следил за тем, что происходит вокруг. В ответ на эту настороженность капитан улыбнулся. Из-за кустов появился его напарник. Капитан вернул документы, посмотрел на Чебакова.
— Прошу прощения, Вадим Николаевич, у меня для вас неприятное известие: вас заказали.

Примерно через полчаса автомобиль Чебакова стоял в лесу на грунтовой дороге - дверцы распахнуты. На водительском месте - Егор, у него два пулевых отверстия - в голове и в груди. На заднем сиденье Чебаков, кровавый след на виске и на шее. Один из парней сделал несколько снимков с разных ракурсов.
— Спасибо, я закончил. Можно умываться.
Егор и Чебаков очнулись, вылезли. Сотрудники милиции тут же приступили к автомобилю, имитируя повреждения от пуль. Нина, перепуганная до слез, стояла поблизости. Вадим направился к ней, обнял.
— Ты чего так испугалась? По-моему, я выгляжу очень смешно.
— Ничего смешного.
Подошел капитан.
— Это просто отрыжка девяностых годов. Вадим Николаевич, надо, чтобы ближайшие три дня вы провели там, где вас никто не увидит. Нам этого хватит, чтобы взять заказчика при передаче денег. Как только - я вам позвоню.
— Это мои знакомые?
— Один из них - ваш старый знакомый. Он нам и позвонил. Почтенный человек, в прошлом сотрудник милиции. Большего сказать пока не могу.
— Мы ехали к моему другу Маклакову, может, мы там и останемся на эти дни?
— Там могут проверить. Господин Чебаков должен исчезнуть. Только дайте нам знать, где вы будете. Ваша машина пока останется у нас. Если у них есть осведомитель в нашей системе, пусть видит, что все было по-взрослому.
— Хорошо. — Чебаков повернулся к Нине: — Кажется, я знаю, куда мы поедем.

И вот они опять ехали по загородному шоссе, уже без Егора. Нина вела «Фольксваген», смотрела тревожно.
— Вадим, я боюсь.
— Давай, больше не будем об этом. Ты же видела, что Егор был готов к любому повороту событий. Еще вопрос, кому больше повезло.
— Меня это не успокаивает.
— Тогда просто закроем тему.
Десяток километров проехали молча.
— Может, наконец скажешь, куда держим путь?
— Ты же слышала: Чебаков должен исчезнуть. У меня раздвоение личности: когда исчезает Вадик Чебаков, появляется Вася Гаврилов.
— Вообще-то, у тебя растроение. Еще есть Гоша.
— Надеюсь, в этот раз все не так плохо.
Нина задумалась, улыбнулась:
— Если бы не Гоша, я бы тебя не узнала.

Они въехали в поселок Комсомольский. За рулем уже сидел Чебаков. Он с затаенной радостью смотрел по сторонам. Остановился у домика, который когда-то снимал. Нина взглянула на него с удивлением.
— Ты жил здесь?
Он кивнул, тронулся, притормозил у дома Паши. На крыльце сидела незнакомая старушка. Вадим опустил стекло.
— Скажите, а Пал Палыч дома?
— Эвон ты чо вспомнил! Да разе ж он здесь живет?
Чебаков глянул удрученно:
— Уехал?
— Давно! Прямо вон, да направо - там новая улица у нас! Пятый дом по левой стороне. Под черепичной крышей. А ты сам-то кто будешь?
— А я, бабушка, Вася Гаврилов.
— Вася?

Прибыли на место — особняки из красного кирпича, один краше другого, асфальт. Вадим присвистнул от удивления.
— А ведь здесь был пустырь. Каких-то десять лет.
Отсчитал пятый дом по левой стороне, остановился. У ворот играли в мяч разновозрастные мальчишки и девчонки. Все, как один, повернулись к гостям. Чебаков открыл дверцу, вылез, обратился к детям:
— А кто из вас хозяин этого дома?
Пацаны тут же вытолкнули вперед мальчугана лет семи, и тот проговорил с вызовом:
— Ну, я. И вон - мой братан, Паша.
Он показал на двухлетнего крепыша в куче песка.
— А тебя как зовут?
— Вася.
У Чебакова немного дрогнул голос. Из глубины двора послышались глухие удары.
— Значит, Василий Павлович.
— Ну!
Вадим посмотрел на его брата.
— А это Пал Палыч младший?
— Можно просто Паша. А вы кто такой?
— А я Вася старший. Отец дома?
Васька обернулся к брату:
— Паха, батю позови!
Малыш тут же поднялся из песка, пробежал в калитку. Заинтригованные детки ждали, что будет дальше. Чуть прихрамывая, появился Рокотов — мокрый от пота, утирая лицо. В первую секунду не понял, кто это и что.
— Слушаю вас.
Чебаков шагнул ближе, заговорил тихим голосом:
— А ты все груши... долбишь. Сколько сменил за десять лет.
Майор узнал его, улыбнулся:
— Эта - уже третья. Но я их регулярно латаю... — Глянул на одного из пацанов: — Серега, давай за отцом и матерью. Скажи, на нашей улице большой праздник!
Только после этого подошел к Чебакову, обнялись. Паша растрогался.
— Я ведь даже не знаю, как тебя зовут.
— Гаврилов Василий Сергеевич.
— Все в порядке?
— В порядке. Просто долго работал за границей.
Рокотов кивнул, посмотрел на Нину.
— Здравствуйте. А вы? Вы с ним работаете?
Чебаков ответил сам:
— Нет, Паша, это не секретарша, это моя жена.
Нина растерялась на секунду, представилась:
— Нина... Гаврилова.

Занимались разделкой мяса, мясо тут же мариновали для шашлыков. Паша докладывал о производственных успехах:
— У нас теперь пятьдесят человек одних только рабочих. По сравнению с девяносто шестым годом увеличили объем продукции в три раза. Тут два года назад заезжал Витаминыч, увидел, как мы размахнулись, плакал. Живет в Ростове, хорошо живет, но видно, что тоскует.
— Как его дочери?
— На младшую не нарадуется. Стала врачом, родила ему двоих внуков. А Кристина... Похоже, на том повороте сорвалась с колеи... Гуляет.
Помолчали, потом оба улыбнулись. Рокотов покачал головой.
— Какие годы остались позади. Сколько мы всего наворотили...
Вадим глянул на дом, на детей.
— Но ничего, потихоньку разгребаем.
Во двор зашел крепкий мужчина, в прошлом — старший прапорщик батальона разведки, и следом за ним — Настя, которая когда-то спасла Чебакова из железной клетки. В руках несли пакеты. В пакетах бренчали бутылки. Паша встретил гостей.
— Ну вот, наконец я вас познакомлю. Василий - Михаил, Настя.
Настя, на лице которой еще секунду назад была добродушная улыбка, вдруг помрачнела — узнала Гошу. Но никто кроме Чебакова этого не заметил, не понял. Рокотов продолжил:
— Про Сергеича вы слышали. — Он обернулся к Чебакову: — Ты тут наша главная поселковая легенда. А про Михаила и Настю я тебе как-то рассказывал, сослуживцы мои, вместе на первой чеченской... Потом я их сюда перетащил. Миша у нас теперь на заводе безопасностью заведует. Настя - поселковый фельдшер. Помнишь, письмо я от них получил, фотографии? Я тебе показывал, когда у меня в саду ужинали, чай пили...
Насте стало совсем не по себе, и Чебаков поспешил ей на помощь.
— Извините, не помню. Этот чай ведь мы еще в прошлом веке пили.
Он протянул руку Михаилу, потом приветственно кивнул Насте — без тени намека на что бы то ни было. Она поняла, что Гоша не намерен ее узнавать, успокоилась, снова расцвела улыбкой, а позже глянула на него с благодарностью.

На летней кухне занимались готовкой - Нина, Екатерина Александровна, Даша, новая жена Рокотова, и Маша, девушка-красавица, его дочь от первого брака. Даша взглянула на Нину.
— А вы с Василием Сергеевичем давно женаты?
Нина улыбнулась:
— У нас - медовый месяц. Это наше свадебное путешествие.
— А мы поженились в девяносто седьмом, Паша так переживал, что на свадьбе не будет Василия. И сколько раз потом - лежит на кровати, смотрит в потолок и говорит: интересно, где теперь мой Сергеич?

Поздним вечером Нина стояла возле окна в ночной рубашке, глядела во двор, где в сумерках под фонарем Екатерина Александровна, Даша, Маша и Настя убирали со столов.
— Так неудобно - отправили нас спать, а сами еще целый час будут мыть посуду.
Чебаков лежал на кровати, смотрел на любимую.
— Иди ко мне!
— Я объелась. И вообще... — Она повернулась к Вадиму: — Знаешь что, выдумщик, мне не нравится, когда ты шутишь такими серьезными вещами. Назвал меня женой. А как мне после этого жить, ты подумал?
Нина подошла, села на кровать, он притянул ее, но она уперлась рукой в его грудь. Он попытался оправдаться:
— А иначе бы нам постелили в разных местах.
— Ничего. Я бы как-нибудь потерпела.
— Будь моей женой.
Она подалась на его ласки, но вдруг отпрянула.
— А ты сейчас кто - Гаврилов или Чебаков? А то завтра откажешься от своих слов.
— Чебаков. Ты согласна?
— Да.
Они снова едва не поцеловались, но теперь уперся Вадим.
— А ты сейчас кто - Нина или Проша?
— А мы все согласные. Как все запутано...

*

В обласканном солнцем и обмытом морем Таиланде в этот ранний час почти никого на пляже не было. По дорожке катилась инвалидная коляска. В коляске сидела Юлия Кочетова. Толкала коляску фрау Ледерхаузен. На обеих женщинах развевались легкие светлые одежды. Штеффи вводила Юлю в курс дела:
— Я нашла его давно. Хорошо, что он такой яркий и заметный. Его действительно есть за что полюбить - самец.
Она замолчала, посмотрела на море, продолжила:
— Помогли старые связи - боевые товарищи стали бизнес-партнерами. Но мало найти зверя, его нужно обложить. Сегодня у нас охота. Я очень люблю финал всякого большого дела.
Штеффи была совершенно спокойна, Юля заволновалась:
— Он здесь?
— При тебе он не имел привычки купаться по утрам, когда все остальные еще спят?
Юля тут же посмотрела в море, где в паре сотен метров от берега был заметен одинокий пловец. Он приближался к пляжу сильными, уверенными гребками. На песок с разных сторон вышли Чебаков и Доминик. Оба изображали работников отеля — расставляли шезлонги, раскрывали зонты. Штеффи остановилась.
— Как у тебя насчет творческих планов?
Юлия вся сосредоточилась на Кирилле, он уже близко.
— Что?
— Может, издадим тебя в Европе? Там тоже много легкомысленных девушек, которые верят подлецам. Девушкам стоит иметь в виду, что это очень скользкая дорожка.

Кирилл вышел из воды, подхватил полотенце, направился мимо них к отелю. Уверенный в себе, сильный, красивый. Юлия вся затрепетала. Штеффи положила ей на плечо ладонь, прошептала:
— Спокойно, девочка моя, спокойно.
Проходя мимо, он очаровательно улыбнулся.
— Good morning, ladies!
Фрау Ледерхаузен ответила по-русски:
— Здравствуй, дорогой!
Кирилл удивился:
— Sorry?
Штеффи ему улыбнулась:
— Я думаю, мой мальчик, тебе пора вспомнить родной язык. Вспомнить близких людей.
Он скользнул взглядом со Штеффи на Юлю — несомненно, узнал ее, несмотря на все происшедшие перемены. Юлин голос задрожал:
— Здравствуй, дорогой. Это сюрприз.

Из благодушного купальщика он тут же превратился в настороженного хищника, коротко огляделся. За эти секунды Чебаков и Доминик, неслышно ступая по пляжному песку, подошли вплотную к нему. Француз приподнял свою гавайскую рубаху, взялся за пистолет.
Штеффи погрозила Кириллу пальчиком:
— Не дергайся! У нас целая очередь из желающих повидаться с тобой. Но мы выбрали твоего приятеля Хуана по кличке Падальщик. Откуда только берутся такие гадкие прозвища? Его люди ждут моего звонка в пяти минутах отсюда. Ты украл у него деньги, Хуан хочет снять с тебя кожу. И надеется, что после этого ты еще поживешь, чтобы насладиться пытками.
Упоминание о Падальщике тут же повергло Кирилла в легкую панику.
— Что вы хотите?
Штеффи не замедлила с ответом:
— Того же, что и все остальные: money.
— Сколько?
Чебаков вынул из кармана блокнот, раскрыл его, показал Кириллу.
— Здесь все расписано. Вот сумма, которую ты у меня украл. Помнишь?
Тот неуверенно кивнул. Вадим продолжил:
— Будем считать, что я тебе ее выдал в качестве кредита под двадцать процентов годовых. Ставка, по которой давали деньги разве что друзьям. — Пролистнул: — Вот что у нас получилось за двенадцать лет.
Шульга посмотрел на цифры, поежился, словно от холода. А Чебаков с каждым новым плюсом показывал ему в блокноте очередную страницу.
— Прибавим сумму, которую я потратил, чтобы найти тебя, отследить твои связи и счета. Плюс мой моральный ущерб, плюс стоимость моего любимого костюма Hugo Boss, который я утратил в результате этого приключения, плюс стоимость библиотеки и остального имущества — все, что осталось на квартире, безвозвратно утеряно. Плюс деньги за фальшивые документы, которые мне пришлось приобретать. Остальное я тебе прощаю.
Чебаков взял паузу. Кирилл сжался, стал меньше ростом. Вадим достал мобильный телефон.
— Если ты скажешь, что у тебя нет такой суммы, все эти деньги вместе с твоей шкурой у тебя отнимет твой друг Хуан Падальщик.
— Мне нужно время, чтобы их собрать.
Чебаков вырвал из блокнота листочек.
— Вот банки и счета, на которые ты переведешь деньги прямо сейчас.
Шульга огляделся.
— Где гарантия, что вы не отдадите меня Хуану?
— А ты подумай: если мы вернем тебя Хуану без денег, он все одно решит, что мы его обманули, и начнет охотиться за нами. У меня мурашки бегут по коже, когда я только подумаю о том, что Хуан Падальщик стал моим врагом.

Кирилл лихорадочно соображал - привыкший побеждать, он и теперь искал выход, тянул время.
— Но ведь его люди ждут.
Чебаков понял, на что надеется Шульга.
— И, видимо, дождутся. Я даю тебе еще только одну минуту.
Вадим кивнул Штеффи, та достала свой мобильный, включила его, Доминик вынул пистолет. Юля нервно переводила взгляд с одного на другого. И тут Кирилл сдался, протянул руку:
— Давай телефон!
Чебаков сам нажал нужные цифры.
— Я знаю номер твоего банкира. — Он передал трубку вместе с листом, на котором значились номера счетов, и добавил: — Имей в виду, никаких отсрочек. В том, что деньги пришли, я должен убедиться здесь же и сейчас.
Кирилл взял трубку.
— Mister Alpha? It’s me... Yes.
Чебаков взял его под руку и увлек в сторону, Доминик держался рядом. Штеффи усмехнулась, проговорила Юле:
— Не обижайся, дорогая. Похоже, Чебаков решил сберечь наши уши от названия банков, на счета которых перекачает все деньги твоего Кирилла. Благодаря тебе он больше не доверяет женщинам. Впрочем, есть одна милая девочка. Они недавно поженились.
Нельзя сказать, что этими словами она порадовала Юлию, но Штеффи сделала это не со зла — ей, почти не знающей эмоций, было невдомек, что упоминание о чьем-то личном счастье может ранить того, кто этого счастья навсегда лишился.
— Итак, девочка моя, тебе понравилось?
— Я бы предпочла отдать его этому Хуану.
— Ну-ну… Ты не представляешь, о чем говоришь.

Шульга вернул трубку и листок Чебакову, бессильно опустился на песок.
Вадим набрал номер.
— Mister Moreno? It’s me... Yes. — Он слушал некоторое время, потом глянул на Кирилла: — Все нормально.
Достал зажигалку и сжег листок.
— Через пару минут мои твои, твои мои деньги улетят с этих счетов на другие, и никто их не найдет. Так что не суетись. Мы уходим. А за тобой идет полиция.
Кирилл посмотрел на Вадима, потом — по его взгляду — в сторону отеля, от которого к ним двигались тайские полицейские и сотрудники в штатском.
— По линии Интерпола они передадут тебя во Францию. Говорят, там неплохие тюрьмы... По совокупности совершенных во Франции преступлений тебе отмерят лет десять-пятнадцать. Зато Хуан Падальщик не достанет. А потом попробуй начать все сначала. Иногда это помогает взглянуть на жизнь другими глазами.

Чебаков отошел от Шульги, вместе с Домиником они направились к женщинам. Полицейские надели на Кирилла наручники, подняли его с песка, увели.
Фрау Ледерхаузен глянула вопросительно на своих мужчин.
— Всё?
Чебаков кивнул:
— Теперь — всё.
Штеффи посмотрела на Юлю.
— Дорогая, мы уходим. Оставайся здесь, отдохни неделю-другую, ты слишком давно не была на море. Доминик будет с тобой. Он и в Москву тебя привезет. Эту работу я ему уже оплатила. Не грусти, девочка моя.
Она коснулась пальцами плеча Гали и направилась вслед за Чебаковым, который не стал досматривать до конца сцену их прощания.

Они шли по песку. Штеффи взглянула на Вадима с упреком.
— Ты бы хоть сказал ей «до свидания».
— Куда ты теперь?
— Мальчик мой, у меня столько дел. Так много подлецов по всему миру... А ты куда?
Чебаков улыбнулся:
— В Австралию. У меня там жена. Говорят, Австралия - совсем недалеко от этих мест.
— А потом?
— Домой - в Россию.

Сколько лиц мелькнуло за эти годы, сколько судеб прошло перед глазами, сколько кож выдубили с помощью кебрачевого экстракта. Но как счастливы те, что прожили всё это время под своими именами.

Юлия сидела в инвалидном кресле. Смотрела на море. Легкий бриз путался в волосах. По щекам катились слезы. Слезы радости. Слезы печали. Это море подарило и отняло у неё надежду, этот бриз навеял и разметал... её женские мечты о дальних странах.


КОНЕЦ


2009 год.