Деревенские ласточки

Стояла середина лета. Июль нежил своим теплом и растения, и птиц, и человека, и все прочие жизненные воплощения.  На алюминиевых проводах,  подававших в дома  электроэнергию, периодически  целыми стаями  присаживались птицы.  Затем, они что-то обсудив, улетали на свой промысел.  В этот момент закуковала кукушка, да так громко, что я невольно вздрогнул. Она  по-хозяйски уселась на макушку бетонного столба с электрическими проводами, рядом с которым я стоял, и в  окрестности летело громкое, сочное ку-ку... ку-ку… ку-ку…  Я застыл, стараясь не двигаться, чтобы не спугнуть птицу.  Хотелось  послушать солистку столба, как можно дольше. Но что-то потревожило кукушку, и она улетела в заросли, которые уже почти полностью покорили брошенные дачные участки и приближались к моему дому. Я посмотрел в небо.  Плыли легкие белые облака, под ними медленно барражировал ястреб. Молодое поколение большинства мелких пернатых уже встало на крыло и гнезда опустели. Конек крыши, укрытый оцинкованным железом, посетил  воробей и начал по нему свою прыжковую прогулку, затем мгновенно, словно иллюзионист, исчез в одном из шиферных проемов. Крыша дачного дома была двускатной, один скат был пологий и гораздо длиннее второго крутого, обращенного в южную сторону. Такая конструкция давала возможность разместить на одном уровне с домом под одной крышей подсобное помещение с двустворчатыми воротами, где можно было при необходимости поставить легковую машину и произвести диагностику из смотровой ямы. Там же была летняя кухня и вход на чердачное пространство. Чтобы дать возможность теплому сухому воздуху июля проникнуть во все закоулки  подвала, я стал держать одну створку ворот постоянно открытой.
      В один из дней я укреплял ступеньки лестницы на чердак. В пространство ворот в это время влетела ласточка и начала барражировать в воздухе на расстоянии вытянутой руки от моего лица. Это была деревенская ласточка с типичным коричнево-черным галстуком на шее и белым фартуком на груди. У меня невольно вырвалось: «Ну, чего же ты хочешь?» Было такое впечатление, что влетевшая ласточка меня с интересом рассматривает, ничуть не боясь. Затем птаха полетала от одной стены к другой и села на одну из балок, по которой тянулся провод электропроводки, подвигалась влево, вправо по балке, затем резво упорхнула. Я не придал этому визиту никакого значения и продолжил свои многочисленные дачные хлопоты в течение последующих нескольких дней. Ворота я продолжал держать открытыми, и  как то утром заметил, что на том месте, где сидела ласточка, началось строительство гнезда.   Замаскировавшись под входом на второй этаж, я иногда наблюдал за действом птиц. Ласточки приносили в клювах влажный грунт пепельного цвета вместе со стеблями сухой травы и аккуратно все укладывали вначале в основание гнезда, а потом все выше. В итоге получилась нечто вроде усеченной пиалы, прикрепленной к балке. Электропровод, проходивший через низ гнезда, придавал конструкции дополнительную гарантию  прочности. Периодически одна из ласточек присаживалась на один из наружных проводов, тянущихся со столба в дом, и начинала петь. Ее пение походило на весенние звучания жаворонков, но только с некоторой аранжировкой. К нему трудно было подобрать буквенный аналог. Примерно так: «Юр…р…р…ли…ли…ли…» в течение одной двух минут. Когда гнездо было готово в нем начала задерживаться одна из ласточек, вторая, прилетев, произносила «цвить», и они улетали тандемом. Еще через несколько дней ласточка женского рода уселась на отложенные яйца и стала покидать свое место только для того, чтобы утолить голод, охотясь на насекомых. Ласточка мужского рода теперь стала чаще садиться на излюбленный провод и несколько раз в день петь свою песенку. Как известно из песни ни слова, ни ноты не выкинешь. Я уже так привык к этим звукам, что казалось и сам могу их повторить. Но не тут-то было.
     Когда рядом с домом оказывалась какая-нибудь хищная птица, поведение ласточек резко менялось; к моим поселенцам на помощь прилетали другие соплеменники, начинали кружить над строением и верхушками деревьев, издавая многочисленные минорные звуки: «Ци-и, ци-и, ци-и…»  Я тоже старался помочь  ласточкам касаткам и прогонял ястребиных налетчиков подальше от дома. Следующий случай из этой же темы. Между сараем для дров и баней росли небольшие кусты сирени.  Там удобно было что-либо мастерить, или посидеть на табуретке. Когда я проходил возле этого места, из густой кроны соседней яблони, как снаряд, вылетел ястребок, а следом за ним пулей ласточка. Птицы одна за другой вонзились в куст сирени. Через мгновение ястребок вылетел и пропал из виду. Куда исчезла ласточка, я не заметил.  Я зашел в дом посмотреть, целы ли мои квартиранты.  Но моя пара была на месте. Поведение ястребка и ласточки заставило меня задуматься, появилась и не исчезала в душе какая-то настороженность. На следующий день, проходя возле кустов сирени с лопатой в руке, я заметил среди свежей травы и  остатков сухих прошлогодних листьев затаившуюся змею черного цвета, покрытую пятнистыми узорами. Я невольно вздрогнул. Змея застыла без  движения. Лезвием лопаты я прижал гостью, та сразу же стала извиваться и кусать металл, пытаясь вырваться. Длиной она была около семидесяти сантиметров. Терпеть среди двора такое опасное существо не было смысла, пришлось ее убить. Две половинки змеиного тела еще довольно продолжительное время извивались по отдельности, затем я отнес их на кучу хвороста в зарослях за оградой моего участка. Часа через два я решил посмотреть, что стало с останками змеи, но их там уже не было. Видимо они были съедены либо хищными птицами, либо животными.
     Когда в воротах на входе в дом я случайно оказывался на пути летящей ласточки, та издавала испуганный возглас и, сделав пируэт, поворачивала назад. Но спустя одну две минуты снова подлетала к гнезду. Примерно через две недели или чуть больше из гнезда стали доноситься тоненькие, едва различимые на слух писки.
   Мое гаражное помещение имело сквозной проход, ведущий через тамбур в банно-прачечный блок. В тамбуре было две двери на обе стороны. Над дверями имелись застекленные рамы до самой крыши. В этот тамбур периодически залетали любопытные птахи и, несмотря на открытые двери, почему-то всегда пытались вылететь через застекленные рамы. Я старался, как можно быстрее помочь несмышленым пернатым, приносил небольшую лестницу, ловил птицу, а затем отпускал. Любопытно, что ласточки, когда я их брал в ладонь, сразу же падали в обморок и лежали в руке якобы без признаков жизни, но, когда я выходил на улицу, они, узрев свободу, мгновенно улетали.  Я заприметил, что попадала в такую ситуацию ничем не обремененная и очень-преочень любопытная ласточка мужского рода, в то время, как ее спутница высиживала птенцов. Когда из плена тамбура мне приходилось освобождать дрозда, то доставалось пальцам. Дрозды в обмороки не падали и отчаянно сопротивлялись попыткам их порабощения. Когда в левой руке я держал пойманного визитера, а правой пытался погладить его голову, он без раздумий клевал меня в пальцы. На дворе я раскрывал ладонь и дрозд счастливо и стремительно улетал, превращая крылья в пропеллер.
     Птенцы быстро подрастали. Родители регулярно чистили за ними гнездо и выносили в клювах белые комочки экскрементов. Вскоре едва уловимые попискивания превратились в многоголосое «Те,те,те…», когда один из родителей приносил в клюве очередную порцию насекомых. Пятеро птенцов выстраивались в ряд и в момент кормления дружно открывали клювы и хором испускали: «Те, те, те…» Эхо разлеталось по всему дому и за его пределы, привлекая всяческих хищников, но те боялись человека и не подлетали близко к выводку. Родители умудрялись накормить всех, а не только тех, кто был проворней своих собратьев. Я засекал время, чтобы определить интервал кормежек. Он измерялся от десятка секунд в полуденное время, до минут, в утренние и вечерние часы. Вскоре птенцы научились справлять физиологические потребности за пределы своей колыбели,  на полу появились белые пятнистые узоры. Пришлось подкладывать газеты и периодически их менять. Пятерка птенцов становилась все энергичнее, они стояли в ряд, занимая всю полуокружность гнезда, пытались расправлять крылья, толкали друг друга. Приближалась осень. В дни, когда холодало и шли дожди, птенцы стойко обходились без пищи. Они сидели,   нахохлившись, прижавшись друг к другу, не издавая ни единого звука, и ждали солнечного прояснения, когда взлетят насекомые и появится пища для их пропитания.
     В начале сентября я уехал в город на несколько дней, а когда возвратился, гнездо уже было пустым. Птенцы разлетелись. Я не закрыл ворота, решив понаблюдать, что будет происходить дальше. Ласточки иногда прилетали на ночевку целой семьей. Позже, когда стало гораздо прохладнее, я заметил только одну ласточку, которая залетела в ворота, посидела в гнездышке, исследовала помещение, включая пространство летней кухни, посидела на одной из  досок, обрамлявших вход на второй этаж, после чего покинула мое жилище.
     Ту зиму я провел на даче, завершая стройку, затеянную более двадцать лет назад и в силу разных причин, растянувшуюся на столь длительный период. Пришла весна, я снова распахнул гаражные ворота. Ласточкино гнездо висело только на соломенных стеблях, поэтому я снял его, пропахшее тлением, и выбросил. Ласточки никогда не высиживают птенцов в старом жилище, а строят рядом новое. Пернатых гостей долго ждать не пришлось. В один из теплых майских дней они по-хозяйски влетели ко мне в дом и вскоре на прежнем месте слепили свое фирменное изделие. Также вывели пять птенцов. В конце июня они уже отчаянно махали своими еще полностью не сформированными крыльями. Для того чтобы безбоязненно покидать дачу на несколько дней, мне нужно было закрывать ворота, а для ласточек я решил прямо в створке ворот прорезать форточку. К моему удивлению, новшество ласточки восприняли абсолютно спокойно и стали летать по новому маршруту.
     Летняя кухня от общего пространства гаража была отделена весьма условно небольшой   перегородкой из вертикально поставленных досок, прикрепленных к балке и полу. Между досками были промежутки для вентиляции и дневного света. Там же были полки для кухонной утвари. Я готовил обед. И вдруг надо мной стала кружить ласточка.  Затем она уселась неподалеку от меня на входе на второй дачный уровень. Заметив, что я за ней наблюдаю, она взлетела и зависла, махая крыльями, над полом, а затем стремительно вылетела на улицу. Я подошел к тому месту, над которым   кружила ласточка, и среди лежащих газет заметил выпавшего из гнезда птенца. В тот момент мне было трудно избавиться от мысли, что  эти птицы тоже разумные существа. Я принес небольшую лестницу и подсадил птенца в гнездо. Остальным пришлось потесниться.
     Этой весной в железной сварной коробке для газовых баллонов, которая была прикреплена к стене, я обнаружил случайно кладку яиц птицы, похожей на лесного конька и уже вылупившихся птенцов.   Взрослые коньки влетали и вылетали из этой коробки через вентиляционные отверстия. Всего птенцов было семеро. Когда я брал одного из птенцов в руки, чтобы внимательно осмотреть, взрослые особи поднимали истошный писк, даже изображали атакующие действия с соседней яблони. Второе гнездо этих пернатых находилось под крышей бани, рядом с рамой тамбура.
     Ну, а что касается птенцов ласточек, то те уже начали покидать свое гнездышко. Я ловил их, пытался возвращать одного, но при этом улетали двое. В конце концов, мне пришлось бросить эту затею и широко распахнуть обе створки ворот. Под громкие писки ласточкиного племени птенцы разлетелись по яблоням и кустарникам. Только один птенец уселся на ограждение и, несмотря на истошное требование родителей покинуть опасную зону, упорствовал в своем решении. Птенцом заинтересовались какие-то крупные птицы. В конце концов, взрослые убедили  подлётыша спрятаться среди  густо сплетенных веток и листьев дерева. 
     Наступило засушливое время. Дождей уже не было более месяца. В середине июля по гаражу и летней кухне несколько раз пролетела пара ласточек. Они обследовали все удобные места для прикрепления своей лепнины. Их старое, провонявшее экскрементами, гнездо, несмотря на то, что оно прочно держалось, я выбросил. Ниже кабеля прикрепил небольшую рейку для птичьего удобства. Но ласточки решили вить гнездо прямо на кухне: на торце вертикально стоящей доски, к которой прикреплялись полки для посуды.  Это мне не понравилось, и я стер их лепнину, а на месте строительства положил половую тряпку. На следующий день я обнаружил, что строительство продолжается прямо на тряпке. Тогда на тряпку мне пришлось поместить автомобильную камеру.
Строительство гнезда продолжилось на автомобильной камере. При этом грунт, который приносили птицы плохо сох и стекал вниз. Мне пришлось сдаться. Я убрал камеру и тряпку. Ниже будущего гнезда я прикрепил небольшой лист древесноволокнистой плиты для  защиты кухонной утвари от продуктов жизнедеятельности птиц. Вскоре гнездо было готово. Но засуха не проходила, а только усиливалась. Ласточка отложила только одно яйцо и начала его высиживать. На свет лампочки, висящей в полуметре от гнезда, в вечернее время птицы не реагировали. Ко мне зачастили гости. Но прибывшие люди старались не тревожить пернатых соседей. В один из таких гостеприимных дней  из гаража в жилое помещение, состоящее из четырех комнат, влетела ласточка и заблудилась. Как мы не махали руками, как не прогоняли ее к двери, она не хотела ничего понимать и, устав, обстоятельно уселась на печной полке, наблюдая оттуда свысока за нами. Двери в подсобное помещение мы держали открытыми. Затем еще некоторое время ласточка порхала по комнатам спокойно, а потом подняла писк. Ласточка, сидящая на гнезде, была вынуждена придти на помощь. Она тоже влетела в наше жилое пространство, уселась рядом со своим напарником и что-то ему прощебетала. Затем взлетела и вывела за собой заблудшего супруга в гаражное помещение. Гости уехали. Ласточки продолжали следовать своим инстинктам. Засуха только усиливалась. Насекомых становилось все меньше, ласточка, высиживавшая птенца, все больше времени проводила в поисках пищи.
    В начале августа кто на один день, кто на два прибыли родственники. Было шумно. Готовили на кухне. Когда гости разъехались, я обнаружил, что улетели и ласточки.