Времена не выбирают. 26

Вязьма.Волков
  Дали приказ на погрузку. Молодой младший лейтенант успевал во всем. Довоенная специальность помогала ориентироваться в лабиринтах железной дороги. Дело спорилось. Платформы быстро наполнялись техникой, ремонтными мастерскими. Легкие Т-37 свободно размещались на платформах. Окутанные брезентом, они казались грозными машинами.
   Заботясь о погрузке, Волков недоумевал, где поедут люди. Платформы одна за другой уходили на горку, где формировался состав с техникой. Платформ было уже очень много, а вагонов для личного состава все не было.
   После погрузки, вернувшись в часть, задал вопрос комбату.
-Не дрейфь, Волков, с шиком поедем, в купе. Зачем же с техникой? Она железная, пахнет дурно. С ней только взвод охраны поедет. А мы налегке, да с ветерком, раньше их на месте будем.
   Так-то оно так, только боязно как-то. Ехать через всю страну,  а ж под Оршу. Время-то военное, а ну как разменемся? Да и личное оружие приказали сдать до конечного пункта назначения. Нет, на Финскую ехали совсем по другому. Ну, то пусть у командиров голова болит. С ветерком, так с ветерком. И он пошел от комбата, который яростно начищал сапоги, напевая «броня крепка, и танки наши быстры».
   Состав с техникой отправился. Все еще переживая за отъезд танков, Волков спросил командира, когда же мы поедем?
-Да, не переживай ты так, Волков, догоним! А, там, пока догоним, немца уже разобьют, выгружаться в Польше будем, а то и в Германии. Да по Рейну на наших амфибиях! А там дамочки разные! Парижанки всякие! Подвезти просятся. Все нормально будет, посмотришь. Это тебе не Северная война, лето на дворе, тепло!
  И тревога за дело опять улеглась на какое-то время. Потом подали команду грузиться в вагоны. Долго спорили, кто в каком, каждый хотел ехать или с друзьями, или в середине, где меньше трясет. Или у вагона-ресторана. Но его не было, и разговоры пошли, что договаривались плохо, интенданты не досмотрели, можно было с шиком по стране проехать, с удобствами. Да, недорабатывают пока эти интенданты.

Эшелон медленно преодолевал расстояние от Дальнего Востока до фронта. Уже приспособились к тяготам и лишениям службы. Доставать продукты, спиртное. Настроение у всех веселое. Даже приподнятое. Сводки ясно говорят, что мы бьем германцев, но при этом отступаем. Это чтобы втянуть их на нашу территорию, а там дома и стены помогают. Ничего, побьем!
   Волков, младший лейтенант инженерного батальона, больше молчал. Побьем, конечно, но Финская, в которой он участвовал, показала цену. Все было не понятно. Зачем послали танки в другом эшелоне? Разве не было бы проще формировать эшелоны так, чтобы и техника, и экипажи, и ремонтники были вместе. Ведь это война, надо предусматривать, всякое может случиться. А теперь едем личным составом в одном поезде, техника в другом. Видимо, далеко от фронта высадят, подготовят к бою. А, как иначе? 300 километров от Москвы уже, но едем вперед и вперед. Потихоньку ползем, в основном по ночам, долго стоим, пропуская встречные  поезда. Люди, люди, люди…
   Поезд стал. Вокруг лес.
-Пойду, узнаю чего  стали.
   Командиры рады были размять кости. Высыпали из вагонов, ходят в ближних рощах. У паровоза толпа с напором наседает на  машиниста. Туда и пойдем, узнаем, как да что.
-Дальше не поеду и все!
-Почему?
-Дальше немцы! Дороги дальше нет! Или возвращайтесь, или вперед идите, я еду назад, в Вязьму.
-Ты, что, мы тебя под суд! Должен доставить нас к месту назначения!
-Нет теперь места назначения! Немец впереди!
-Откуда известно, что ты паникуешь?
-Вон, бой впереди! Не слышите разве? Не поеду и все! Скажут, специально к немцу завез! Не поеду! Хоть кричи, не кричи, не поеду!
-Товарищи командиры, долго ли нам еще ехать?
-Да, уже приехали.
-Нам-то куда надо было?
-Там теперь нас не ждут.
   Посовещавшись, командиры решили спешиться. Вести личный состав назад, от фронта, было слишком рискованно. Можно было поплатиться серьезно. Ехать дальше, в неизвестность, казалось тоже не разумно. Высадимся, тут лес, разберемся, где мы, найдем жилье, пошлем узнать, где наша техника и оружие.
  Так и сделали. До вечера оборудовали места отдыха, насколько можно было это позволить. Октябрь на носу, ночами холод пробирает до костей. С составом отправили на разведку своих представителей, и он потихоньку пошел назад, в Вязьму.
Пока искали какой-нибудь ручей или реку, пока соображали, где нас высадили, наступил скорый вечер, а за ним ночь. Почти без перерыва, день и сразу ночь. Как будто кто свечу задул в избе. В темноте хорошо слышны звуки взрывов. Далеко на западе. Закутавшись  и выставив часовых, уснули беспокойным сном. Утром, придя в себя ото сна, с удивлением и тревогой крутили головами, канонада была слышнее, чем вечером и ближе. Но, это ладно. Хуже, что теперь звучало и на севере и на юге, далекая подкова грохотала и нагоняла тоску.
   Понемногу подъели припасы и начали голодать. Из Вязьмы никто пока не вернулся. Движения по дороге не было. Посланные на разведку бойцы, хотя какие они бойцы, даже штыков при них нет, жилья не обнаружили. Ни рек, ни ручьев. Все занялись сбором грибов и ягод. Стихийно образовывались кучки у костров, где в кружках и редких котелках, а то и просто на палке, пекли, варили снедь из того, что попалось под руку.
    Спустя несколько дней непрерывных совещаний, командование решило отправить еще одну разведку. Из руководства. Штабисты выступили перед личным составом, успокоили, заверили, что никто не забыт, временные трудности, и т.д. и ушли.
   По ночам стали пропадать люди. А оставшиеся стали кучками энергично беседовать, ища выхода. Канонада была все ближе. Начались болезни. Наевшись с голоду, неизвестно какими ягодами, грибами, многие поболели. Мучились животами. Идти куда-либо теперь было не возможно. Лазарет рос не по дням, а по часам.
   Так и не дождавшись разведку, командиры из штаба объявили, что посылают новую, себя. Это было странно, командиры почти все ушли в разведку, оставив лагерь, который все больше становился лазаретом. Лечить было не чем. Есть было нечего. Вокруг одна неизвестность. Теперь еще и командиры ушли.
   Спустя несколько дней загромыхало на востоке. Подкова стала кольцом. Оставшиеся командиры разных мастей, опустив глаза, сказали:
-Вот, что, лейтенант. Остаешься за старшего, мы уходим в разведку. Если кого встретим из своих – пришлем подмогу. Поступай по обстоятельствам.
   Обстоятельства были не утешительные. Лазарет был наполнен дизентерийными больными, здоровые уже все разбежались кто куда. Состояние больных не улучшалось, да и не могло. Перспектива была самая, что ни на есть, печальная. Вокруг никаких своих частей не было. Одна канонада всё ближе и ближе подступала к лагерю. Ни одна группа, ушедшая в разведку, не вернулась. Могла ли? Теперь остался один одинешенек с больными бойцами. Что дальше? Вырос в лесу, лишнего не понесет в рот, но ждать неизвестно чего…
   Всё же жалость к людям, мучившимся болезнью, оставила при лагере. Им он был нужен, хотя яснее ясного, что уже никто из своих не придет, не поможет. Но, людей не бросишь…
   Еще несколько дней помогал, кому, чем мог. На западе канонады не слышно. Да и на севере, юге  тоже редкие далекие разрывы и всё. Так, пребывая в неизвестности и ожидании, заметил людей на велосипедах. Радость от того, что встретились хоть кто-то, после долгого коллективного одиночества не могла скрываться и на лице появилась глуповатая улыбка. Дождались, немецкий патруль. Приблизились, осмотрели дизентерийное войско, показали рукой на запад. Ком! И сами уехали. Какое «ком»! Лежат недвижимые соколики! Остались, будь что будет, ждем что дальше.
   Еще несколько дней забвения и скрип телег в стороне в лесу.
-Здравствуйте!
-Здравствуйте!
-Нам сказали помочь вам переехать в нашу деревню.
-Кто сказал?
-Так, немцы, сказали, бойцы гибнут, надо лечить, везите сюда.
  Вот тебе раз! Так это же плен! А, что делать? Людей не бросить! Да и сам ослаб с этим лазаретом. Другого пути нет, как к немцу ехать. Погрузились, поехали.
   В деревне, даже не в самой деревне, а рядом в лесу, лазарет продолжился. Всех переписали. Бойцов осмотрел какой-то немецкий фельдшер. Никакого лечения нет. Еды тоже нет. Бежать надо. Этим бедолагам я уже не помогу ничем. Пока никакой охраны нет, надо бежать. В лесу не пропаду,  лес прокормит. Потихоньку, куда-нибудь, а приду. Улучив момент, когда  никому не было дела, перемахнул через колючку и скрылся в лесу. Догонять никто не стал.
-Прощайте, братцы, я вам больше не помощник! Не поминайте лихом!
Партизаны. Волков.
  Двигаясь на север, к себе в деревню, Николай останавливался на ночевку в лесу, прячась от случайного глаза. Всюду встречались островки разбитой техники, танки, машины, трактора. Разбросанные в беспорядке вещи. У одной кучи хлама подобрал брошенную шинель. У другой повезло найти шапку. Вокруг следы побоища. И трупы. Много трупов. Один прислонился спиной к стволу сосны. Рука правая отброшена, из нее выпал наган. На виске запеклась кровь. Мужественное лицо, старые, почерневшие от крови  бинты на груди, генеральские петлицы. Тоже в разведку ходил? Что же это за война, что генерала защитить некому? Вооружившись пустым наганом, пошел дальше. Больше всего было жаль ребячьи стриженые затылки испорченые  пулями. Пленные. Сколько же их здесь полегло!
    В конце октября выпал снег, стало холодно, как зимой, мороз до двадцати градусов, а форма была летней. Увидев деревеньку, решил присмотреться и зайти на огонек. Несколько часов наблюдения показали, что в деревне немцев нет. Стал подходить ближе. Навстречу вышел мужик с топором.
-Чего тебе? Иди стороной!
-Зачем так строго, обогреться хотел.
-Много вас тут обогреться хочет, иди, куда шел.
-Может, хлеба дашь?
-Иди, а то дам топорища попробовать!
  Ушел, что было делать.  В следующей, вроде как и войны не было. Бабка во дворе возится по хозяйству.
-Бабушка, пустите погреться.
Долгий взгляд. Кто кого переглядит.
-Иди, погрейся, милок, долго не засиживайся, немцы лётают на дыркалках своих. Пока нет, заходи.
  В избе тепло, пахнет хлебом. Где-нибудь спрятаться бы, на какой сеновале, да поспать, сил набраться.
  В миске картоха и кусок хлеба.
-Поешь с дороги, отдохни. Какой день выходишь-то?
-Забыл. Под Вязьмой мы в начале октября были.
-Охо-хо. Тяжкая война выпала. Много народу полегло. По лесу могилы одни. Пленных все колонами гнали, а теперь притихло.
- Ваше село минуло, вроде.
-Соседнее, зато, не обошло. То наши стояли, то немцы. И от тех, и от тех натерпелись. Скотины нет, что с огорода собрали растащено. А зима только начинается. Хочешь, ложись у печки, если кто явится чужой, я тебя толкну.
   У печи тепло, вытянулся с удовольствием, погружаясь в дрему. Перед глазами картины разбитой армии. Торчащие из снега танки, машины, руки, ноги. Незаметно провалился в небытие.
-Вставай, просыпайся!
-Здравствуйте!
Силясь быстрее придти в себя после сна, Николай пытался разглядеть вошедших и понять, что к чему.
-Окруженец?
-Да, вот…
-С нами пойдешь, партизанить будем! Пойдешь?
-Отчего не пойти.
-Ну, давай, собирай манатки. Пошли.