Хорошие люди

                Валентин Петрович

Валентин Петрович, звеня медалями, пару раз дернул дверную ручку — в его возрасте уже нельзя было быть уверенным в том, что сделал то, что хотел, а потому себя приходилось перепроверять: смотреть, выключил ли газ, потушил ли свет, нажал ли на слив.

Дверь была закрыта, старик, удовлетворенно хмыкнув, спустился, с перерывами на отдых на каждой площадке, с пятого этажа своей хрущевки и попал в другой мир.

Новый мир ему нравился. Всю свою жизнь он работал в покрытом приказами и штампами тайн НИИ, чтобы обеспечить безопасность и процветание огромной страны. И пусть сегодня страна уже совсем другая, но расцветать, по мнению ветерана, она уже начала.

Город был очень красив. Еще бы — перед губернатором стояла весьма амбициозная задача: или он обеспечит явку на выборы, или отправится на заслуженный отдых. Конкуренты у него на сей раз оказались весьма серьезные, а потому Андрей Владимирович постарался на славу — всюду радовали глаз яркие плакаты с достижениями «правящей партии», зазывали на концерты давно забытых звезд вызывающие эпилептический припадок афиши, белели свежеокрашенные бордюры и деревья.

Впрочем, город и без всего этого был красив. За последнее десятилетие его украсили новые торговые центры, новые жилые дома, новые офисы… Город заполонили автомобили — дорогие, красивые машины столь плотно наводнили центр города, что, казалось, их стало куда больше, чем людей. Здесь, рядом с домом Валентина Петровича, жили люди, конечно, попроще, но машин было не меньше — сейчас позволить машину мог себе каждый. Пенсионер глянул на припаркованную на тротуаре старенькую черную «Волгу» и хмыкнул — вот он, прогресс. Раньше, когда такая же привозила его к подъезду, весь двор замолкал, а соседи вежливо здоровались. И с ним, и с водителем.

Страна росла, город рос. Мир поменялся, мир стал другим.

Валентин Петрович уже давно не считал свои годы. Их стало так много, что очередная цифра уже ничего не значила. За свою бесконечную жизнь он повидал столько, что многим не удастся увидеть даже в кино. Как танки давят мясо, он видел не только по телевизору. И до сих пор по ночам просыпался от визга пуль рядом с виском. Хотя все воспоминания, как он желтоперым юнцом попал на фронт, прошел его весь и встретил День Победы под Берлином, давно уже превратились в черно-белый фильм, который перестал бередить истерзанное ранами старческое тело.

Пожалуй, главной радостью для старика оставался телевизор — хоть сейчас он начал радовать. Год за годом, прозябая, забытый всеми, он уже практически поверил, что все, для чего они трудились всю жизнь, погибло.

Потеряв жену, он любил только свою работу. Каждый день его руки касались тайн и чертежей, которые должны были сокрушить врага, показать ему, что Родина — под защитой. Сделать нашу страну действительно непобедимой. Валентин Петрович приложил руку к созданию оружия, которое могло вершить судьбы не только людей, но и всего мира.

А потом все рухнуло. Потом джинсы, шоколадки и пиво стали всем дороже идей, ради которых люди жили и умирали. Потом быть вором стало почетно. Потом детей стали учить тому, что нужно быть бандитом, а не защитником.

Валентин Петрович остановился рядом с белым кроссовером BMW, из которого, весело щебеча по телефону, выпорхнула молоденькая девочка и, окинув звенящего орденами старика, мимолетным взглядом, пролетела к стеклянной громаде торгового центра.

Дети должны быть счастливы… Дети должны знать, что они в безопасности. Дети должны быть защищены.

Сегодня, когда к нам снова стали прислушиваться, когда в руки вместо шоколадного батончика снова взяли оружие, когда русские голоса гремят над всем миром, Валентин Петрович снова стал чувствовать себя причастным к чему-то большому.

Он, признаться, не разделял недовольства молодежи по поводу недовольства всем и вся вокруг — как можно злиться и быть недовольным, когда ты каждый день засыпаешь в тепле, когда ты уверен, что утром проснешься, когда у тебя есть вдоволь еды, одежды. Когда у окна тебя ждет автомобиль, а не переполненный автобус. Когда в отпуске ты садишься в самолет, а не едешь на дачу. Когда границы твоей страны на замке, и никто не сможет нарушить твой покой, лишить тебя твоей семьи.

Ветеран часто с горечью вздыхал, глядя на жизнь единственной своей отрады — заканчивающей университет внучки Дашеньки.

                Дарья

Дашенька была хорошей девочкой. Родители ее погибли в ДТП, когда девочке только исполнилось 5 лет, а воспитанием занялся престарелый дед, оформивший все необходимые документы с помощью еще многочисленных на тот момент знакомых.

Девочка оказалась умницей — школу закончила с пятерками, поступила в университет, и через год должна была получить диплом преподавателя математики.

Беда была только в том, что взгляды деда на происходящее в мире длинноногая брюнетка не разделяла. Уже к восемнадцати она была твердо уверена, что главное в жизни — обеспеченность и стабильность. И если государство это гарантировать своим гражданам не может, то государству, как минимум, рано думать об имперском величии.

Дарью раздражало, что политики, отправившие своих детей жить и работать за границу, уверяют с экранов телевизоров, в которые едва влезают их уставшие от работы лица, что нужно просто немного подождать и все будет хорошо. А после эфира садятся в Mercedes, достают из кармана едва сходящегося на животе костюма скромный iPhone и вызывают элитных проституток, чтобы скрасить суровые будни народного избранника.

Дашеньку раздражали не обремененные интеллектом лица певцов и спортсменов, принимающих законы, по которым приходилось жить огромной стране.

Ее просто бесили клоуны от политики, идиотские инициативы которых отвлекали внимание от проблем. И народ грыз друг другу глотки в спорах о том, плохо ли быть геем, безропотно принимая подорожание всего и вся, кроме воздуха.

Людей, по мнению Даши, превращали в зомби. Она считала, что мы перестали сами думать. Несмотря на то, что сама девушка была верующей, ее раздражал PR православия. Она чувствовала дрожь в руках от бессилия и бешенства, когда в школах детям рассказывали не о космосе, а о том, что нужно уважать тех, кто верит в Боженьку.

Однажды Дарья не выдержала. Вернувшись с однокурсниками из дома малютки, в который возили подгузники для малышей (почему бюджетное учреждение не было ими обеспечено достаточно, объяснить никто не мог, все лишь обещали разобраться), она включила телевизор и увидела очередной репортаж о каком-то слесаре, попавшем за решетку после кражи запчастей на 10 тысяч рублей… Старенький телевизор не выдержал прямого попадания стеклянной бутылки, а дед обиделся и перестал с ней разговаривать.

Телевизор Даша купила новый – благо, что кредиты тогда давали всем, стоило лишь немного соврать.

А вот дальше в ее жизни изменилось все. Дашенька стала ходить на митинги, все чаще посещала немногочисленные собрания местной оппозиции, писала статейки для редких газет, позиционирующих себя как «глас народа», завела блог…

Вот только денег на «политическую деятельность» категорически не хватало. Да и за телевизор нужно было чем-то платить.

На очередной встрече с представителями власти Дашенька познакомилась с Сергеем Васильевичем. Сергей Васильевич был главой одного из комитетов, которым было вверено следить за благосостоянием многодетных семей. Изначально девушка хотела поговорить с ним про историю ее знакомых, которым обещали финансовую помощь из местной казны, но так и не выдали… Представительный мужчина пообещал помочь и предложил подвезти девушку до дома, по дороге обсудив подробности всей ситуации.

Подробности обсудили, но домой Дашенька вернулась с крупной по ее меркам суммой и смешанным чувством удовлетворения и запачканной грязью совести.

Деятельности юной оппозиционерки ее отношения с чиновником никак не мешали, даже наоборот. Появились деньги на плакаты, на статьи, на рекламу. На одежду, в конце концов.

Следом за Сергеем Васильевичем был Николай Петрович, Альберт Дмитриевич и много, много других… Даша оправдывала себя. В ванной она рыдала и рьяно терла тело мочалкой, но поделать ничего не могла. Постепенно, месяц за месяцем, она смогла окаменеть и научилась ненавидеть всех.

На достающиеся деньги она помогала тем, кто называл себя оппозицией, благо, что покровители были весьма щедры, а ее отвращение к тем, кто пользовался народом так же, как пользовался ей, все крепло и крепло.

Единственной отдушиной для нее остались, пожалуй, разговоры с дедом. Вечерами старик мог долго рассказывать ей о своих мечтах, об идеях, которыми жили все три десятилетия назад. Даша любила рассказы о войне. Она убеждала себя: если человек не боялся умереть за свои идеи, то ей тем более не должно было быть страшно.

Сегодня день Дарьи начался со встречи с Дмитрием Владимировичем.

                Дмитрий Владимирович

Дмитрий Владимирович долгое время шел к этому дню. Он трудился, топил конкурентов, не спал ночами, искал, думал, работал, работал, работал…

И сегодня люди, которых он совсем не знал, должны были решить — верят они ему или нет. Дмитрий почти не спал — всю ночь он ворочался с бока на бок, ожидая рассвета, чтобы отправиться в штаб. К тем, кто ковал его победу.

Впрочем, чтобы хоть немного снять стресс, по дороге он решил заехать к любовнице. Девушка была весьма красивой и, что немаловажно, весьма умелой, несмотря на относительно юные годы. В общем, своих денег стоила.

Припарковав машину, он ждал девушку несколько минут — у нее был небольшой бзик: просила не ждать ее рядом с домом, боялась, что дед увидит. Ну да и ладно — он тоже не особо горел желанием, чтобы кто-то видел его с Дашей. Тем более, что персону ее многие хорошо знали. Пятнышко на карьере, знаете ли.

А ради карьеры Дмитрий Владимирович готов был пожертвовать многим. Он, в целом, был хороший человек. И справедливо считал себя хорошим чиновником.

Он кому-то помогал, кого-то принимал. Решал проблемы одним звонком. Правда, делать этого не любил. Ну а кто любит работу? Впрочем, от установленного графика приема граждан в своем ведомстве никогда не убегал.

Не помочь человеку – плохо. И не только и не столько из-за какой-то морали. Идиотский интернет (когда его только запретят?!) в случае малейшей промашки начинал светиться статьями с рассказами о том, как «зажравшийся чиновник» не помог очередному страждущему.

Дмитрий опустил стекло и сплюнул.

А кто мешает им??? Вот кто бы знал, кто приходит на приемы! Нищие бабы, решившие родить четвертого от безработного мужа-алкоголика. Малолетние матери-одиночки, которые раздвинули ноги перед самым лучшим мужчиной на свете. Как им помочь? Пересадить мозг? Так это не в его компетенции.

Большинство из тех, кто стучался в дверь чиновника, были просто идиотами. Не могли найти работу, не могли купить презервативы, полезли туда, куда их не просили. И вечно были недовольны. И вечно ныли. И вечно чего-то требовали. Козлы. Кто вам право дал требовать? Идите и работайте!

Здоровый мужик не может заработать денег на содержание семьи и идет к нему просить милостыню. Где это видано? Ему, Дмитрию Владимировичу, тоже никто в его жизни не помогал. И того, что лица его сейчас украшают плакаты по всему городу, это его заслуга. Это он не женился в восемнадцать и не наделал детей. Это он учился. Это он ночевал на работе, чтобы начальники его заметили.

И вон тому мужику на «Форде» вряд ли кто-то помогал. И вон та «Мазда» пусть и куплена в кредит, но к нему ее никто не приходил просить помочь купить. А вот эта новостройка слева уже вся заселена, и вон детишки бегают по двору. Все наворовали что ли? Думать надо! Но он старался помочь тем, кто приходил к нему. Звонил, приказывал. Решал.

Дверца кроссовера аккуратно хлопнула. Дашенька, сегодня облаченная в короткую обтягивающую юбочку, темную курточку и туфли на высоченном каблуке приветливо поцеловала «кормильца» в щеку.

Дмитрий ничего не ответил и со злостью на весь мир бросил машину с места.

Вечно они всем недовольны, сволочи. Асфальт вон какой постелили. Ни кочки, ни ямки. А они все ноют.

Новенький «Мерседес», который достался Дмитрию Владимировичу отчасти благодаря именно этому новому асфальту, весело шнырял между тянущимся по городу бесконечному потоку автомобилей.

Живут они плохо. У каждого вон машина!

                Хорошие люди

Дашеньке белый седан не нравился. Димочке стоит поменять машину на что-то более вместительное. Сейчас ей было жутко неудобно — руль прижался к шее, чему способствовал весьма обширный живот мужчины. И выполнять «работу» было вдвойне неприятно. Впрочем, деньги не пахнут. Девушка закрыла глаза и продолжила помогать Дмитрию Владимировичу снимать напряжение.

Диме было хорошо. Автомобиль летел сквозь поток, адреналин хлестал в крови, внизу причмокивала Дашенька. Мужчина на секунду закрыл глаза и тут же взвыл от боли.

Сильный удар по капоту и лобовому стеклу заставил его рефлекторно утопить в пол педаль тормоза, всем телом повалившись вперед. Дашенька, не ожидавшая подвоха, ударилась головой об руль и невольно сжала зубы.

Издав рев раненного медведя, Дмитрий схватил девушку за длинные пряди и грубо бросил на кресло. Дрожащими, неслушающими руками застегнул ширинку, не понимая, откуда столько крови, и вывалился из авто.

Вокруг ужа собралась толпа народа, галдевшая, но, как обычно, боявшаяся подойти к месту происшествия.

Недалеко от пешеходного перехода лежал человек. Старик. В форме, увешанной орденами. Стараясь не думать о боли и крови, Дима подошел к нему, сел на колени:

- Дед, ****! Куда ж ты, полез, ***** в рот?! Дед, слышишь??? Ты жив, дед? Дед, давай! Дед, мы повоюем еще, дед! Дед, *****!

Валентин Петрович повернул голову к Димочке и, глядя на него своими выцветшими глазами, прохрипел:

- Проголосовать не успею теперь, сынок…

Дмитрий Владимирович поднялся с колен и поплелся к помятой машине, в салоне которой лежала со свернутой шеей Дашенька.