А. Колотова
12.03.1971
Всё куда-то отступило назад. Стало вдруг тихо, покойно. И мысли текут, как река, очистившаяся ото льда. Что-то свежее, новое появилось в душе. И новое отношение к К.А. и Г.Ф. и новое отношение к В.Г.
«Ну как ты не пойдешь к ним? – говорю я себе, - вселить надежду и вдруг оборвать её? Нет, не дело это. Ну, а что посмотрела так К.А. на моё отношение к В.Г., так ведь она старый человек и судит по-старому. Твоё дело утвердить и тут новые отношения между людьми, между мужчиной и женщиной, отношения, прежде всего чистые и ясные.
И В.Г., конечно, не уйдет из сознания твоего, не уйдет уже по одному тому, что слишком много сказано ему, слишком большое место занимал он в твоей жизни».
Вот сейчас я, пожалуй, не назову уже любовью это отношение к нему, что родилось вчера в душе. Какое-то новое совсем отношение. Нет, не безразличное, а действительно какое-то новое, выкованное из неприязни и любви. Я сама пока не могу определить его, да и не хочу пока определять.
И чувствую, что съездить к нему мне все же придётся. А зачем?
Сейчас снова захотелось сесть за газетную статью, сходить в завод, захотелось написать Гале Б. и Руфе Т., чьи судьбы складываются нелегко.
Очень хочется, чтобы вот такой настрой души сохранился как можно дольше, какое-то рабочее, деловое настроение.
А Петр у меня стал все-таки сейчас совсем молодец. Главное, не лезет ко мне в душу и в мои дела. И кажется, примирился уже окончательно, что домохозяйка из меня не получится.
Но живём мы с ним дружно. Как все-таки во многом семейное благополучие зависит от женщины! От её ума, внутренней силы, дальновидности, общей культуры и моральных качеств.
13.03
«Забудьте». «Выбросите его из головы». Право, как это она не предложила мне забыть и выбросить из головы моих детей!
«У него есть жена». Как будто моё отношение к нему касалось его жены или моего мужа! О, она и мысли не допускает, что её В.Г., первый секретарь РК, может стать другом жены просто рабочего. Что ты, раз можно такое! Ни я, ни Пётр не занимаем, же высокого поста. О-ох, люди, меряющие всех только по их высокому посту! Наверное, думаете, что мы и помогаем-то вам только потому, что вы и дети ваши занимали высокие посты?
Как болит голова! Кажется, вот сейчас разорвется на части. За что вы причиняете мне такие мучения?
Нет, я по-прежнему буду добра и приветлива с вами: вы старые люди и прожили нелёгкую жизнь. Да и не могу я, просто не могу обмануть доверие ваше. Пусть это уж сын ваш делает. Это ему ничего не стоит растоптать доверие к нему человека.
Сколько горечи в душе! Сколько боли!
Ничего. Терпи, Анастасия Николаевна, терпи! И будь мужественной.
16.03
То новое отношение к К.А., которое появилось после того памятного разговора с ней, так и сохраняется. «Не поняла, не смогла понять меня», - постоянно живёт в сознании. Сейчас уже не стало того былого желания посидеть с ними, поговорить, побывать у них. Не стало в отношении к ним теплоты.
Вот сегодня, отнесла корове ведро помоев. У хлева подождала, пока выпьет. Раньше бы я обязательно забежала бы к ним поговорить, а тут прямо направилась домой, не испытывая никакого желания зайти, К.А. звонит:
- А я думала, что вы зайдете к нам.
Я сослалась на занятость.
То, чего никак не удалось сделать сыну, помогла сделать его мать.
Прежнее чувство умерло, думаю окончательно! Умерло, потому что стало причинять мне только боль. Что же, пора: мне уже 51 год. Пора и душой стареть.
Душой стареть? Ну, это мы ещё посмотрим.
18.03
Стоит обыкновенная мартовская погода: по утрам заморозки. Неведомой кистью мороз рисует разлапистые листья сложного узора на окнах, вешает сосульки по краю крыш, стягивает тонюсенькой хрупкой корочкой сверху слег, а днём с заоблачных высот солнце посылает целое море света и тепла. Оно разливается всюду, наполняет самые отдалённые уголки. Повинуясь великому зову природы, по ночам в кладовке и на чердаке устраивают свои душераздирающие концерты коты. «Вот окаянные!» - возмущаюсь я и выскакиваю в сени. Наша кошка, как ни в чём не бывало, спокойно сидит там и дожидается окончания поединка своих ухажеров. Разгоняю всех, а через полчаса всё начинается снова. Будь ты неладна, эта весна!
Сегодня, нам привезли кур. Это Пётр уже успел договориться с Бёрдовыми об их приобретении. У меня даже в боку закололо при виде куриного стада, а Петр потешается ещё: «Подожди, вот в мае купим поросёнка да корова, бог даст, телёнка принесёт!»
И я должна буду ходить за этим стадом разного отраслевого направления! О, бог мой, где справедливость?
Я бы, конечно, могла настоять на сокращении нашего индивидуального хозяйства, но это нанесет жизненному уровню нашей семьи значительный ущерб, ибо наших 160-170 руб. на семью в пять человек явно не хватает. Приходиться смириться до поры до времени и вкладывать свой труд в личное хозяйство.
24.03
По улицам посёлка разгулялся молодой весенний ветер порывистый, быстрый, сильный, он размахивает в воздухе голыми ветками молодых рябин и берёзок, низко склоняет светло-серые кусты сирени, как слепой натыкается на стены домов, цепляется за углы и заборы и, обессилив, стихает. Потом он снова набирает силу и со свистом носится по посёлку. Время от времени он вытягивает из-за горизонта серые тучи, и они обильно поливают дождем осевший грязный снег. А теплое весеннее солнце, будто со стыда, что не может усмирить разбушевавшегося буяна, трусливо прячется за края туч и смущенно выглядывает оттуда на землю.
Вчера мы судили. Через суд прошло много людей. Тут и сыновья отцов и матерей, забывшие свой сыновей долг, наверное, потому, что слишком часто мы говорили о долге родителей перед своими детьми и редко, очень редко о долге детей перед своими родителями, забывая, что старые люди нуждаются в тёплом приветливом, благодарном слове своих детей ничуть не меньше, чем дети в родительской ласке. Тут и люди, любящие поживится за счёт государства, и люди, нарушающие мир и спокойствие рядом живущих.
Как и во времена «Устного журнала», я время от времени в перерыве спускаюсь в зал, чтобы видеть, чувствовать реакцию присутствующих на наши приговоры и с удовольствием убеждаюсь, что судим правильно, справедливо.
Сегодня пришла ко мне Наташа Быкова (вчера мы не допустили её осуждения, несмотря на прекрасную защиту адвоката Телицыной Зои и ложные показания некоторых свидетелей) и низко поклонилась мне со словами благодарности.
Что может быть выше такой награды!
Давно уже не писала ничего в газету. Берусь за статью.
24.03
Вечер. Статью написать так и не удалось, не могу писать, если нет возможности, сосредоточится. Мне надо остаться один на один с теми людьми, о которых пишу. Тогда они предстают передо мной в наиболее ярком свете.
Пришёл мой «совсем хороший» Пётр. Пьяный. Где напился, не говорит. Днём он сгребал снег с крыши у Быковых. Они ему подали. Не хватило. Где-то сходил, добавил.
Раньше, когда я сталкивалась с ложью моего благоверного, у меня была защита.
«Ври на здоровье. Все равно душа не принадлежит тебе. Ты и не знаешь, что есть человек, который в несколько раз мне дороже, чем ты, что не с тобой я в душе, а с другим, и никогда не была с тобой», - говорила я себе, слушая очередную неправду.
Сейчас нет у меня этой защиты. Пусто стало в душе, некуда ей стало бежать от житейских невзгод. И замирает она, как подстреленная птица, в тоске и отчаянии.
Как утопающий, сваталась я за соломинку: думала в семье Бёрдовых буду отдыхать и греться душой. Но судьба отказала мне и в этой маленькой возможности.
Господи! Почему же одним судьба дарит всё, отказывая другим во всем? Даже в самом малом. С каким боем мне дается все, что я имею: и «непьющий» муж, и дисциплинированные дети.
Постоянно, всю жизнь мне приходилось заниматься и воспитанием своих детей и воспитанием их отца.
Нервы начинают сдавать. Вчера еле смогла успокоить себя после разбора дела Быковой Н.
А какая дрожь охватила меня, когда в последний раз сидела я за столом с В.Г. у Бёрдовых! «Вот сейчас уйдёт, уедет, так ничего и не сказав. Уйдет из моей жизни, - металось в голове, - и я ничем не могу удержать его». «Пожалей, не уходи, скажи мне что-нибудь, ведь ты человек. Куда ты спрятал душу свою?» - хотелось закричать мне, заплакать. Ничего не сказала я, только дрожи рук не могла унять сразу.
Заметили. «А вы сдаёте, Анастасия Николаевна», - сказали мне.
«Попробуй-ка, не сдай, проработав 25 лет в школе», - оправдывалась я.
Никогда до этого ничем не выдавала я своего внутреннего волнения, какой бы силы оно не было.
А сейчас выдаю. Не могу справиться с собой.
Боюсь, что когда-нибудь смогу не выдержать: окунусь с головой в прохладную воду, и она навсегда погасит огонь моей души…
Нет, не надо думать об этом.
Не смей больше думать об этом!
Горькая ирония рождается в душе, когда вспоминаю снова Там. Андр., сказанные мне три года назад: «А вы сильная, Анастасия Николаевна».
Очень сильная! Куда уж больше.
28.03
Четвёртый день в постели. Ко всем остальным немощам прибавился ещё нарыв на пальце правой руки. Сегодня уже, кажется, лучше. Утром К.А. пригласила к себе пить чай. А у меня совсем перестала охота бывать у них.
«Приходите, К.А. беляши очень вкусные приготовила», - приглашает и Г.Ф.
А я замогильным голосом рассказываю по телефону о своих страданиях, рассказываю так, что даже самой себя жалко стало. Ну что же, ложь на ложь. Не научили своего сына говорить правду, не скажу я и вам её. Эх, ты, Вячеслав, Вячеслав! А как было бы хорошо, окажись бы у тебя чуть побольше душевной щедрости и человеческого благородства! Ты был бы мне братом, дорогим, близким, К.А. заменила бы мне маму. Ты бы приезжал и рассказывал нам о своих делах, мы бы вместе радовались твоим удачам, переживали бы твои огорчения! А потом бы снова ждали от тебя вестей, вместе радовались бы каждой строчке твоего письма. Было бы легко мне, К.А., Г.Ф., моим детям и мужу. И тебе, конечно. Но ты не захотел этого, нет, просто не смог так сделать, не понял меня, так же, как не поняла и мать твоя. Побоялись, что я могу сделать что-то, что вызовет ревность твоей жены или моего мужа. Эх вы! Как же можно низко так думать о человеке!
Ты не смог поверить в меня, поверить в то, что никогда не сделаю того, чтобы испортить чьи-то семейные отношения. Решил, что лучше от греха подальше. Плохо, решил! Плохо сделал и моей семье, и своим родителям.
Почему? Потому что я не хочу умирать душой, не хочу жить без мечты. И в этой мечте нет больше места тебе, но нет и мужу. Одно только горячее желание быть свободной. Свободной в материальном, духовном и социальном отношении, чтобы иметь возможность делать всё, что я захочу и когда захочу, не связывая себя ни с кем и ни с чем. Мечтой об этой свободе я буду жить. Из дому я, конечно, рано или поздно уйду, независимо от состояния здоровья. Моего благоверного сумею убедить, что с другой ему будет лучше и легче. Жена же во всём может убедить своего мужа. Но уход меня из дома будет огорчением для твоих родителей. Они лишаться помощника в лице Пети и меня. Пожалуй, от твоего решения больше всего пострадают твои отец и мать. Вот так-то, уважаемый В.Г.. Мы встретимся ещё с тобой в день твоего пятидесятилетия, я скажу тебе о дневнике, а сейчас прощай! Пока на три года прощай! Всего тебе хорошего!
Весна вступает в свои права. Зима, уходя, подарила ей белые покрывало, накинув его на обнаженные кучи навоза и прочие нечистоты. Но весна, как шаловливое дитя, скинуло это покрывало, бесстыдно показывая всё, что зима старалась так тщательно скрыть. Весна. Она прекрасна и в своих нечистотах.
Статью о Телицыной Зое я все-таки написала и уже послала в редакцию. В голове зреет уже другая – о пьянстве, как преступлении перед матерью. Напишу, как только палец заживёт.
31.03
Палец разболелся. А так хочется написать….
Весёлый луч весеннего солнца скользнул по заборке. Разбуженная теплом муха осветилась в нем. Она лапками почистила крылышки и, жужжа, взлетела на, висевшую на стене, гитару – подарок мне в день сорокалетия от Молоковых и Семёновых. Я люблю размышлять в эти утренние часы, когда мозг стряхивает с себя остатки сна, и памяти сначала оживает всё самое значительное в твоей жизни. Самые хорошие решения, самые хорошие мысли приходят человеку в утренние часы.
Сегодня ярко, как никогда, вспыхнула передо мной звезда свободы. Что-то радостное, светлое, слово поселилось в душе. Сильное ощущение свободы, радостная мысль, что твоё будущее зависит только от тебя и ни от кого более, заставили смолкнуть неумолчно стрекотавших в голове назойливых кузнечиков.
Окончательно (?) утвердилось решение через три года попросить В.Г. отрецензировать дневник. Уж и просьба сложилась в голове:
«В дни самых тяжелых испытаний я начала дневник. Потом он стал для меня моим единственным задушевным другом. Сейчас уже он превратился в сборник рассказов, писем, мыслей, зарисовок людей, природы, психологических состояний.
У меня с некоторых пор появилась мысль сделать этот дневник книгой. Но мне надо многое в нём проверить суждением других людей.
Может быть, я в чём-то ошиблась, в чем-то не права.
Вы – бывший литератор, любите природу и жизнь, знаете людей. Ваше мнение я уважаю. Потому обращаюсь к Вам с просьбой: не сможете ли Вы дня четыре-пять выкроить из отпуска, чтобы пожить эти дни в Валамазе и составить рецензию на содержание дневника, критически оценить его, сделать свои замечания. Обращаюсь к Вам лично ещё и потому, что по школе ещё знаю Вас как человека не болтливого, сдержанного, чистого, способного с уважением отнестись к доверию человека, а дневник есть все-таки дневник – душа человека, которую не каждому можешь открыть. Буду очень благодарна Вам, если согласитесь исполнить мою просьбу. Через два года я вынуждена буду с такой же просьбой обратиться уже не к одному лицу, а к нескольким, если Вы откажете мне в моей просьбе. А я бы не хотела, чтобы не Вы первый, а кто-то другой был автором критических замечаний по содержанию дневника».
И ты согласишься, из трусости согласишься….
А зачем это мне?
Что ж, не согласится, я так и сделаю, согласится – вместе напишем книгу, которую собирались написать в годы совместной работы в школе. Нет. Вместе мы никогда ничего не напишем, потому, что совсем разные люди, по-разному мыслим.
Вчера от начала до конца выслушала доклад Брежнева. Много воды, никаких конкретных разработок теоретической мысли, но требования времени отражены в докладе, на мой взгляд, верно. По крайней мере, будет, чем прикрываться, как щитом, в моих критических выступлениях и статьях.
2.04
Глухая ночь. Бессонная ночь. Благоверный ушёл на работу, а я решаю вопрос, соглашусь ли я, если меня изберут в Поссовет, стать его председателем. И, в конце концов, решаю: соглашусь! Хочется ещё испробовать свои силы, хотя знаю, что после такого знающего, авторитетного человека, как Н.Д., мне будет нелегко, нелегко работать так, чтобы и ко мне люди прониклись уважением и доверием.
Рассуждаю так, как будто бы меня уже избрали в Совет и просят стать председателем. Ничего этого ещё нет, но я чувствую, что будет, чувствую по приветливому отношению ко мне женщин, по внимательным, оценивающим взглядам мужчин, по косому ироническому взгляду бывшего председателя Совета Двинянина Н.П., о котором я когда-то написала нелестную статью в газете, чувствую по всему. Хочу ли я стать председателем Совета? Не особенно. Жаль расставаться со свободной жизнью. Полетят к чёрту все мои планы о поездках, которые я намечала. А мне так хочется поездить! Но и жить вот так, с болезнями, тяжелыми и мучительными думами, с большим желанием чего-то делать, мне уже надоело. Хочется дела, в которое я ушла бы с головой.
Мама, родная моя, как ты была права и как ты понимала меня, когда говорила: «Нет, ты не доживешь до 80 лет. Тебе ведь не жить, а гореть всё надо».
Да, мне гореть надо. Только тогда я чувствую высшее наслаждение.
В окно смотрит тёмная-тёмная, беззвёздная ночь. Днём, торопливо догоняя друг друга, падали на землю хлопья снега. Каким-то ты будешь завтра, новый день?
3.04
День выдался на славу чудесный: мягкий розовый свет только что взошедшего солнца лёг на чумазый снег; помолодело голубое небо, лёгкий морозец сковал вешнюю воду.
С радостью замечаю за собой, что мой мозг не потерял ещё способности вмещать новую информацию, а сознание по-новому перестраиваться. Много читаю и размышляю о научно-технической революции и её последствиях. В сознании меняется представление о простых людях труда.
«Научно-техническая революция приближает общество к той стадии развития, на которой создание материальных благ будет зависеть не столько от количества затраченного человеком труда, сколько от знания законов природы и, следовательно, интеллектуальный труд станет самой важной частью того, что Маркс называл трудом совокупного рабочего»
Наконец-то в моём сознании произошёл такой переход количества в качество, который не скоро произойдет, знаю, в других головах. Служила, и служить впредь буду людям творческого труда.
В новом свете предстают сейчас и пути искорения пьянства и судьба тех, кто способствовал его распространению, те, кому нужно было на более длительный срок удержать своё положение в обществе.
Сильнее всех человеческих слабостей оказалось в людях стремление стоять над остальными людьми, выделяться из общей массы! Нет, рано мне ещё уходить из жизни и рано иметь профессию пенсионера, которая мне уже осточертела.
Хочется сказать остальным: «Люди! Не торопитесь приобретать эту профессию, самую неинтересную и тяжелую профессию для человека».
В будущем оно так и будет. И тем скорее преступит это будущее, чем меньше люди будут стремиться к этой профессии.
6.04
Ещё вчера весна заплетала по дорогам водяные косы, сгоняя снежный покров с земли, а сегодня снова вернулась зима и стала расстилать на потемневший снег и грязь на дороге белое покрывало. Не любит зима тёмного цвета. Изо всей силы старается побелить и покрыть все, что испачкала весна. А она проказница сдёргивает и сдёргивает это покрывало, да ещё улыбается солнцем из-за серых туч. Рассердилась зима, призвала она тёмную тучу и сердитый ветер и целыми пригоршнями стала разбрасывать снег. Да не испугалась весна. Молодая и сильная, она угнала зиму куда-то на задворки вместе со снегом и ветром и снова засияла солнцем.
Хмурое утро, а у меня на душе весна. Наконец-то весна! И если пришла она в это хмурое утро, когда вся природа нагоняет тоску, значит уже не уйдет. Как же долго я ждала тебя, моя весна! Перед силой твоей смолкают кузнечики в голове, хочется жить и жить. Словно пробуждаюсь я от долгого тяжелого сна и радуюсь, что никогда он больше не повторится.
Может быть и к лучшему, что так складывалась моя жизнь, к лучшему, что я ушла из школы и стала свободной в выборе своего места и назначения в жизни, к лучшему, что родились у меня сыновья, а не девочки. Может быть, нужно было, чтобы у меня такой вот убеждённой и близкой к простым людям так сложилась жизнь?
Кто знает это. Человек в состоянии предвидеть будущего всего человечества, но он не в состоянии увидеть свою судьбу.
Читаю выступления делегатов на 24м съезде. Господи! Сколько общих фраз в каждом выступлении! «Согласны», «Благодарим», «Одобряем», «Поддерживаем» на все лады. Какая польза от этого восхваления! Сколько времени занимают эти славословия. Поневоле создается впечатление, что очень уж кое-кто боится не удержаться на своем месте, боится, как бы люди не усомнились в правильности того, что делается. Зачем это? Не сомневаются и одобряют.
«Создать такие условия, которые заставили бы предприятия выпускать новейшие образцы продукции, буквально гоняться за научно-техническими новинками, а не шарахаться от них…как чёрт от ладана»
Вот это правильно! Стоит жить для того, чтобы посмотреть, как это будет сделано, а может и самой принять в этом какое-то участие.
Простые люди труда. Раньше это для меня были люди преимущественно физического труда, сейчас – это люди любого труда, занятые непосредственно в производстве. Нет, им не чужд физический труд. Они используют его для создания и испытания новых машин.
Кому ты служишь? Я сейчас служу людям, и буду служить людям, работающим над конструкцией новых аппаратов, машин, испытывающие их, быстро внедряющие в производство, а так же работающим на новых конструкциях. Всю оставшуюся часть моей жизни я буду с теми, кто будет бороться за торжество человеческого разума.
Очень хочется, чтобы рядом со мной сейчас был отец мой. Нет, не то, чтобы был рядом, он и так всегда во мне, а чтобы говорил со мной, мечтал со мной. Трудно в жизни быть одной, хотя сейчас я уже почему-то меньше чувствую это одиночество. Легче сношу тяжесть его.
Наконец-то весна!
«ЦК, Политбюро, Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Л.И. Брежнев…проявляют трогательную заботу о подрастающем поколении»
Ага, очень трогательную! Не от этой ли «трогательной» заботы в районе стало вместо двух-четырех человек, двадцать восемь слабоумных. Не от неё ли юноши, а порой и девушки, вместо того, чтобы «иметь потребность и возможность заняться художественным, научным или техническим творчеством», занимаются нередко пьянством, благо для последнего им предоставлено куда больше возможностей, чем для первого.
Почему вы все молчите об этом на съезде?
7.04
Совсем неожиданно получила письмо от Б. Люды. Читала его и огромную радость, ни с чем не сравнимую, испытала я. Радость и гордость за себя, за то, что есть у меня на земле мой след, мои живые всходы, что мои убеждения не умрут со мной, что понесут его ученики мои, что не зря я жила на земле Люда пишет:
«…Анастасия Николаевна, я решила вступить в партию. Это для меня ответственный момент в жизни. Взвешивала всё. Рекомендации у меня уже есть. Я хотела бы попросить Вашу рекомендацию, но по Уставу это нельзя. Поэтому, посоветовались с секретарем парткома института, я решила попросить у Вас рекомендательное письмо. Это важно для меня лично, а не для чего-то более убедительного. Мне хочется, чтобы Вы, воспитывавшая меня в школе по своим убеждениям, дали мне своё напутствие свою рекомендацию в этом событии, для меня ответственном».
Конечно, сразу же Людё ответила. Умница наша, гордость школы, медалистка, гордость и моя тоже будет, я уверена, настоящим коммунистом.
Люда, Люда, ты и не представляешь даже, какой наградой наградила меня, если в самый ответственный момент своей жизни вспомнила меня, именно со мной в мыслях своих связала партию, звание коммуниста. Это ли не величайшая оценка моей жизни!
Нет, рано мне уходить из жизни. Такую оценку ещё надо заслужить.
И пусть себе трещат кузнечики в голове, пусть колокола трезвонят на все лады, я буду делать, и делать, отдавать все силы свои делу Маркса и Ленина.
Вся моя жизнь связана с партией. Не представляю себе жизни без неё.
Сегодня я, кажется, нажила себе ещё одного неприятеля. Н.Д. попросил меня, как члена административной комиссии, разобрать дело Галимова Сабира.
Сабир взял ружье, взял другое, отдал его сыну и вместе пошли в лес на охоту. А охота запрещена. Да и сыну всего 14 лет. Никакое оружие в руки ему давать не положено. При выходе из лесу он попал навстречу инспектору. Тот составил акт и передал его в Красногорскую административную комиссию, а она в нашу.
И вот Сабир предстал перед нами. Пытается доказать, что ни о какой охоте он и не думал, что просто пошёл прогуляться по лесу, захватив своего сына с собой, что решил его приучать держать ружье. И ни капли сознания, что нарушил закон:
«Чего я особенного сделал?» - невинно как агнец доказывает он.
Ещё до входа Галимова в кабинет договорились дать ему штрафу 20 рублей.
Выслушав оправдание Сабира, спрашиваю, что мы решим. Молчание. Предлагаю наше решение. Молча, поднимают руки. И сложилось у нашего Сабира мнение, что это я наказала его, что не будь бы меня, его бы оправдали.
Пошёл и бросил на прощание ехидно: «Спасибо за решение вам, Анастасия Николаевна». И никто из присутствующих не обрезал его, не сказал, что не я одна принимала решение. Промолчали, словно воду в рот набрали.
Как бояться люди испортить отношения! Как ужи, уползают в сторону, лишь бы их не тронули. И приходиться принимать на себя неприязнь этих правонарушителей, сносить их колючие взгляды, глухую порой ненависть.
Что же, кому-то надо же чистить наше людское общежитие. Благо не рождают в моей душе эти стычки никакого осадка. Наверное, потому, что слишком мелкими кажутся все обиды против той, огромной, которую причинил мне самый близкий моей душе человек. Не знаю за что, забросил её он в душу мою и …успокоился.
9.04
Пришёл журнал «Наука и жизнь». Смотрим всей семьей. Прочитали о теплице-гиганте в пригородном столичном совхоз-комбинате «Московский». И я вдруг размечталась вслух перед своими сыновьями и мужем:
- Вы понимаете, мальчики, как будет? Не десятки, а сотни гектаров будут сделаны такими теплицами, и выращиваться в них будут овощи, фрукты, зерновые огромных размеров. Сейчас вы видели лук больших размеров, а будет выращена пшеница, в колосе которой зерна будет по три сантиметра длиной…
- Ну, это уж ты хватила, чтобы зерно было три сантиметра, - обрывает муж.
- А что? Разве вы раньше поверили, если бы сказал кто-то, что куры могут нестись целый год, что можно вырастить вот такой крупный лук? Вот к концу столетия, - мечтаю я, - будет сломлено окончательно сопротивление милитаристов, и все умы, которые сейчас заняты совершенствованием оружия, будут работать для науки, все деньги, миллиарды рублей, что мы сейчас тратим на оборону, будут траться на создание огромных заводов с автоматами, которыми будет управлять один человек, вот таких вот теплиц, не теплиц, а полей под полимерной крышей, которым не страшны будут никакие засухи и наводнения. Вы не видите этого, а я уже вижу это…
Наверно каким-то необычным было моё лицо и глаза, что мальчики, как зачарованные, слушали меня, и у них блестели глаза.
- Для этого стоит жить, - продолжаю я, - учиться, работать.
Вечером Саша спрашивает меня: «Мама, почему ты не стала учиться дальше? Такой ум у тебя пропал».
- Война же, Сашок, была. Разве до этого было? Да и почему пропал? По наследству я передала его вам и разве плохо будет, если вместо моего одного ума будет три-четыре-шесть. Они больше могут создать, чем мой один ум. И эти мои умы так же, как я, никогда не убьют себя алкоголем. Отравленный алкоголем ум уже пропал для науки, для общества. Я не хочу этого, - говорю я моим детям.
Чувствую, что что-то изменилось в Саше, как-то бережнее он стал относиться ко мне. Он стал уже совсем взрослый, мой Саша, ученик 8-го класса.
- Пётр, тебе трудно, наверное, со мной? Ты все один да один по хозяйству, - спрашиваю я мужа. – Но ты уж не обижайся на меня. Что сделаешь, если я уродилась такая.
- Да уж куда тебя девать?
А я и гордость мной, и сожаление, что не могу стать домохозяйкой, слышу в его словах.
Хочется, чтобы все люди увидели, узнали то, что вижу и знаю я. Доклады, беседы, лекции, статьи …
10.04
Вышла «Победа» с моей статьей о Телицыной Зое. Знаю, снова она в посёлке вызовет всеобщее обсуждение и одобрение, кроме этой злополучной Телицыной.
- Ну вот, - говорит Петя, - ещё одного врага нажила.
- Ну и пусть, - возражаю я, - зато на Зареке жители будут жить спокойно. И Наташе Быковой с Леной Шуклиной, пострадавшим невинно, эта статья – моральное удовлетворение.
- Убьют они тебя, - как что-то решённое, обречённо говорит муж.
- Не убьют, побояться. А если и убьют, пусть убивают. Не так уж страшно умереть, как ты думаешь.
- Слишком уж жестоко написано, - с неудовольствием говорит Толя.
Я понимаю, это уж Г.М. Кудрявцева, их классный руководитель, прививает им мягкотелость. Нет, я против этого. Рядом с добротой и любовью к хорошим людям должна в душе жить неприязнь и ненависть к другим, плохим. Нет, я постараюсь сделать всё, чтобы в Толе не было этой беззубости.
- А разве не жестоко было избить Лену и Наташу? Ни за что избить? – доказываю я своему сыну.
- Если бы вот так тебя ни за что избили, ты бы что, молчать стал? Если бы ровесником был, ты бы сдал сдачи, а если бы сильный тебя побил? Что бы ты стал делать? Понравилось бы тебе, если бы за тебя никто не заступился? – наступаю я на Толю.
Толя молчит.
- Вот я и заступилась за них, - говорю уже более спокойно и миролюбиво.
Нет ничего тяжелее и труднее, чем необходимость наказывать человека. Но преступника надо наказывать, наказывать во имя того, чтобы не было преступлений.
«Убьют». Что же, не исключено и это. Может трезвый побоится сделать это, а пьяный может. Недаром говорят, что пьяному море по колено. Я не боюсь умирать за дело, за идеалы, которым служу, пусть это может быть, и сказано громко.
К злу я никогда не буду равнодушна, как и к добру.
Ненавижу равнодушие и никогда не перестану осуждать его!
Как все-таки дико порой люди устраивают свою жизнь! Ясной, тёплый, солнечный, первый по-настоящему весенний день будит радость в душе, а тут – преступления. И о них надо писать и говорить. Что же, солнце ведь тоже своими лучами неумолимо сосёт снег, сгоняет его безжалостно с земли, чтобы могла дать она свежую, молодую и красивую зелень, вдохнуть жизнь в готовые принять, её ещё совсем, будто неживые древесные почки.
Какие замечательные слова:
«Истинная поэзия появляется в мыслях, в словах и в делах человеческих тогда, когда человек принимает в свою душу и берёт на свои плечи заботу о других людях, об их надеждах, об их счастье, об их благополучии». И ещё: «И я бы добавил: чем прямей и деловитей говорят люди, чем откровенней идёт речь о необходимых нашему обществу земных, практических делах, тем больше в этом поэзии»
К. Симонов «Немного о поэзии…» («Правда» от 7 апреля 1971г.)
11.04
Вчера пришёл ко мне Арасланов Равиль, пришёл просто почерпнуть где-то уверенности в себе.
Мучается, что не может трудиться в полную силу, что, теряет интерес к работе.
Неожиданно рассказывает всю свою жизнь.
Вот заглянешь так в душу человека и совсем по-новому начинаешь смотреть на него.
Рассказывает:
«Пришёл я к Вале (его вторая жена), а сын уже большенький. Я сначала никакого внимания не обращал на него, даже не думал, что это мой сын, а он: «Папа, папа». Только когда тёща сказала: «Да больно ты ему нужен», - я спросил его: «Чего тебе, Володя?». А он взобрался ко мне на колени и всё со мной. Так потом у меня на груди и уснул. И тут у меня вроде, что в душе перевернулось. Теперь вот плачу на него алименты, вижусь с ним, признаю его своим сыном и мысли нет, чтобы не платить на него».
Равиль живёт с третьей женой, у них четверо детей. Живут, говорит, дружно. «Вот приходите к нам, посмотрите, как живём. Познакомлю вас с моей женой»,- приглашает он.
Расстались друзьями. «Сразу легче вроде на душе стало», - как-то благодарно говорит он.
Просит помочь разобраться во всех его делах.
Ох, как трудно будет убедить его, что во многом и он сам виноват, убедить осторожно, не разбередив души, которая так доверчиво открылась тебе.
Ко многим сходить, со многими поговорить, чтобы сказать, в чём он прав и в чём неправ.
Какое-то материнское чувство появляется ко всем вот этим взрослым людям, что идут ко мне за помощью и поддержкой, идут за советом и чем больше их идёт ко мне, тем большая ответственность ложится на меня за их душевное спокойствие, за создание лучших условий для труда и быта.
«Очерствел душой, общаясь с людьми», - вспоминается ещё. Как можно черстветь душой, общаясь с людьми! Не понимаю. Непостижимо это просто для меня.
Часто вспоминается прошлое. Удивительным просто сейчас кажется, что представишь себе вот так человека, чуть ли не богом сделаешь для себя, а заглянешь, потом к нему в душу и ничего-то ты не увидишь в ней. Думаешь, ради чего живёт на земле человек, если он от людей черствеет?
14.04
Удивительно, как верно состояние души человека, его желания и тревоги передают сновидения!
… Я иду в группе экскурсантов по московской улице. Мне легко, свободно, хотя я плохо одета и невзрачно выглядит мой костюм, как и я сама, повязанная белым платком вкруг головы.
И вдруг я в группе замечаю В.Г., я прячусь за спины людей, боюсь, что он заметит меня, такую неприглядную и просто одетую. И мне хочется, очень хочется, чтобы его тут не было, чтобы он куда-нибудь ушел. Мне тяжело в его присутствии.
Такой ясный сон, как будто всё это происходило наяву.
Должно быть, это отражение твердого решения:
«Не надо мне больше видеть его».
Уже всё прошлое представляется чем-то незначительным и ненужным.
А в душе царит весна. Она поёт, ликует, вливает бодрость и душевную силу. И всё это в день, когда дождь размачивает только что показавшуюся землю, старается поскорее убрать остатки сникшего снега, чтобы расчистить путь новой жизни, скрытой матерью – землей, жизни, которую она скоро вспоит и вскормит. И расцветёт она на радость всем живущим и мощную силу духа вольёт в человека.
Вторую в жизни переживаю я настоящую весну.
16.04
Давно уже вынашиваю я мысль работать в «Удмуртской правде» (разъездным корреспондентом), а сегодня мне пришла мысль добиться через редакцию газеты права бывать в трудовых коллективах республики, парторганизациях республики. Какой бы богатый материал был бы у меня для моей будущей книги, будущих статей в газете! Я же хорошо знаю школьную жизнь.
И редакция предоставит мне такое право. Обязательно! Что это, опять предвидение? Нет, Просто человек может добиться всего, если он добивается не для себя лично, а для людей, и если у него есть сила воли и настойчивость.
«Не для себя лично». Но это ведь и для меня лично интересно!
Не пропали бесследно мысли Н.Г. Чернышевского о «разумном эгоизме». Это ведь его мысль стала и моей мыслью: «Человек тогда только по-настоящему может чувствовать себя счастливым, если он добивается счастья для других. Через борьбу за счастье других, он добивается счастья, ощущения полноты и радости жизни для себя».
Я радуюсь, я счастлива, если мне что-то удаётся сделать для людей.
Сейчас у меня на очереди Арасланов Равиль. Помочь ему.
«Общаясь с людьми, зачерствел душой». И это вещает человек, руководитель, поставленный для того, чтобы можно было больше сделать для людей? Какая несправедливость!
Я уверена, что в будущем у руководства, у партийного в первую очередь, будут стоять люди, у которых будет больше, чем у других, чувство и стремление сделать как можно больше для как можно большего числа людей. И это будет торжество справедливости.
Такой руководитель не будет думать, ни о каких жизненных благах для себя, больших, чем их имеют рядовые труженики.
17.04
Зима пробует взять реванш, но солнце всё сильнее и сильнее пробивает мутную пелену на небе, как во все большем и большем числе людей пробивает себе дорогу сознание необходимости жить в мире. Скоро, очень скоро солнце засияет над землей, как мир и безопасность народов над Европой, и сразу далеко в прошлое отодвинется война, как что-то ненужное и противоестественное. В жизни человеческого общества тоже начнётся весна с её теплом, радостью, счастьем, а потом наступит лето, и будет продолжаться оно бесконечно, благодатное, полное созидания. И появятся города под прозрачными крышами - светлые, чистые, богатые зеленью и свежим воздухом. Люди упрячут транспорт, в них глубоко под землю и вместо правил уличного движения будут изучать правила культурного поведения на улице. Как нечто обязательное для всех граждан. А земля, наша кормилица – Земля, щедро отдаст все богатства свои людям, и в полях – теплицах претворится в жизнь мечта человечества – вырастить два колоса там, где рос один, нет уже не два, а больше. И пьянство, как наихудшее зло из всех зол, канет в вечность, навсегда исчезнет из жизни людей. Они будут только читать о нашем времени и говорить: «Надо же, какими дикарями были люди, что стремились превратиться в животных, хоть на какое-то время, пусть ненадолго, уничтожить разум человеческий – высшее творение природы. И ещё будут говорить люди будущих поколений, о нашем времени, как о времени, о веке, положившем начало новому обществу, навсегда избавившему мир от всех эксплуататорских систем.
О, я горжусь, что живу в двадцатом веке, веке, полном величайших человеческих свершений и перемен, таких, какие никогда ещё не было на земле среди человеческого рода.
Пусть трудно досталось нашему поколению, пусть неудачно сложились наши жизни (помешала война), но мы можем гордиться тем, что были свидетелями и участниками великих битв за счастье людей, будем свидетелями, а может и участниками ещё более великих битв за человеческие умы, за победу справедливости на земле.
Почему вдруг родилась эта весна в душе? Вероятно потому, что я победила, наконец, саму себя. Победа над собой, над своей слабостью – самая большая из всех побед, какие я когда-либо знала. Победила и, будто, расчистила место для чего-то более значительного в моей жизни, чем было.
Странное предчувствие. Я вся в ожидании чего-то большего и нового.
19.04
А жизнь идёт своим чередом…
Прямо против нашего окна висит скворечник. Раньше в нём селились трудолюбивые, серьезные, хлопотливые скворцы. После того, как на дворе появилась Альма, они уже больше не селятся в своём жилище. Сегодня на крышу скворчиного домика уселась дружная пара воробушков: солидный, спокойный воробей и его вертлявая подруга. Она постоянно встряхивает свои пёрышки, чистит их клювом и вертит во все стороны головой. Воробью наконец это надоедает и он как-то боком с осуждением смотрит на неё: «Нашла время прихорашиваться, когда надо выбирать место для гнезда», - будто говорит ей.
Занимаюсь обычными делами. Вчера пришлось организовать чаепитие, чтобы «законным» образом дать возможность хозяину выпить.
«Ну, ведь мужик же я, хочется же мне выпить-то хоть изредка», - оправдывается Пётр после последней беспричинной выпивки на моё молчаливое осуждение.
Мне не по душе эти чаепития с выпивкой и пустыми разговорами. Жаль даже нескольких часов, потраченных на созерцание мира сквозь алкогольный туман, но приходится мириться и даже делать вид, что мне чрезвычайно интересны разговоры о том, сколько куры снесли яиц, когда корова разрешится от бремени, и сколько чего мы будем садить в огороде. Под конец такого разговора меня неумолимо клонит ко сну, я делаю отчаянные попытки удержать свою вдруг отяжелевшую голову в вертикальном положении, таращу бессмысленно глаза и огромной силой воли, достойной лучшего применения, выдерживаю долг гостеприимства до конца. Невыносимо хочется сбежать ото всего этого. Но я мать, - говорю я себе, - и должна выполнить свой материнский долг до конца: сохранить детям своим гнездо, пока они из него не вылетят, сделать, чтобы в этом гнезде им было тепло, покойно с папой и мамой.
Сколько же мне предстоит жить? Сколько времени останется на другие дела, когда вырастут мои дети? Как коротка у человека жизнь!
А ты, глупейшая Анастасия Николаевна, хотела её ещё укоротить. Эх, ты!
Сегодня у меня последнее занятие на заводе. Даже жаль делать перерыв на лето. Все-таки я – пропагандист. Пишу ли я статью, выступаю ли с докладом, провожу ли политзанятие – всюду я пропагандист и работу пропагандиста я никогда не оставлю, какой бы другой работой мне ни пришлось заниматься.
Свобода нужна мне для того, чтобы отдаться ей целиком, со всей страстью своей души. Сейчас уже не нужно мне высокого положения, чтобы люди слушали меня, потому что вся моя жизнь заставляет людей прислушиваться к тому, что говорю, верить мне, верить в правоту моих слов. У меня есть моральное право говорить, потому что убеждаю в том, чем сама живу, в чём убеждена сама. До души человека доходят только слова, сказанные от души, горячо и убедительно.
Пусть не совсем удачно сложилась моя личная жизнь, но мне нечего краснеть за неё. Никогда не была я мещанкой и не обыватель жил во мне, а борец за торжество Ленинского дела. До конца дней моих буду верить в то светлое будущее, которое мы называем коммунизм. Пусть невелик круг людей, с которыми я общаюсь, но пусть каждый из них видит во мне, прежде всего коммуниста. Как развитие человеческой мысли вообще, снова и моя мысль возвращается к старому, повторяет то, что не сейчас сложилось, но повторяет в новых условиях, в новом душевном состоянии.
24.04
Как неожиданно вдруг – будто совсем незначительный разговор заставляет по-новому посмотреть на свои желания и мысли. Вот сама не заметила до этого разговора за собой, как свернула вдруг в сторону, а он заставил снова выйти на широкую колею своего жизненного пути.
Начну сначала.
Пришла Любовь Андр. и рассказала, как отмечали день рождения (50-летие) Галимова З.З.
- Много народу было, - рассказывала она. Всё начальство посёлка они пригласили, ни одного не обошли.
- И Такаев Ю.А. был? (начальник лыжного цеха)
- Был.
- И Троегубов Г.А. (директор завода) был?
- Был и он. Да, в общем, все, кто занимает пост.
Да, у Галимова З.З. друзья все, кто занимает пост. Интересно, как бы он стал относиться ко мне, займи бы я тоже пост? Вот в чем наше с ним главное разногласие: он уважает всех, кто занимает пост. Для меня друзья, уважаемые мной люди все, кто честен, добросовестен, прям, человек, активный, трудолюбивый, вообще, (не только за деньги), друг каждый, для кого ленинизм стал его убеждением. Особая симпатия у меня к простым людям труда, особенно творческого труда, вот таких, как Геннадий Меньшиков (о нём у меня будет статья), Кропачева Дуня и другие.
И к руководителю уважение, если он не зазнался, не требует много для себя, заботится о тех, кто вверен ему.
После разговора проснулась, нет, не проснулась, просто заговорила вдруг моя партийная совесть:
- Ты хочешь стать председателем Поссовета, признайся Анастасия Николаевна, хочешь. Хочешь, чтобы встать выше по положению всех этих Обуховых, Галимовых, Янкиных, Зайцевых, всех, для кого твоя идеология так же далека, как небо от земли, хочешь, чтобы торжествовать над ними. Видишь, в тебе опять начинает шевелиться червь честолюбия. Заглуши его и честно скажи, сможешь ли ты дать людям больше, чем ты знаешь, будучи на этом посту. Сможешь ли показать пример бескорыстного служения им? Вот ты вступаешь в борьбу со злом, вступаешь не за деньги, и они видят это, вступаешь, не боясь испортить с кем-либо отношения, сказать прямо, защищаешь справедливость не ради собственной корысти, собственного благополучия и собственного положения в обществе, а ради её торжества на земле, и люди видят это. Не по обязанности, а по долгу человека делаешь ты сейчас все, не получая за это ничего лично для себя и не требуя ничего за свой труд.
А потом, когда ты станешь председателем, не посмотрят ли люди на всю твою деятельность, как на путь достижения поста? О, господи! При одной мысли об этом у меня холодеет душа! Вдруг, да и обо мне скажут, что согласилась стать председателем из-за денег, как это сказали о Н.Д.
Совершенно не справедливо сказали! А обо мне ещё могут сказать, что захотела иметь пост. Так что убей, Ан. Ник. всякое желание, пусть даже самое маленькое, стать председателем Поссовета.
Живи для людей. Для тебя и рядовой дело найдется. У тебя есть смелость, честность и есть в руках самое острое оружие – умение писать. Не каждый умеет владеть пером. Ты умеешь. Вот и защищай этим оружием людей, делай так, чтобы им жилось и работалось легко.
Лучше на небольшом поле деятельности одержать победу, чем на большом потерпеть поражение.
25.04
Какое это тяжёлое дело, заниматься тем, к чему не лежит душа! Очень хотелось сегодня с утра, не свежую голову сесть за статьи, а вместо них пришлось топить печь, месить этот несносный колоб, потом с остервенением рассекать его в сочень завертывать копчёное мясо и допекать его до полной съедобной кондиции. Потом приводить к тем же кондициям сметану, которая уже начала угрожающе пузыриться, стремясь превратить свою стоимость в мёртвый капитал, пригодный разве только для помещения в сырую землю на питание растениям.
В надежде, что я смогу в перерыв между помещением в печь сырой массы и съемом её в готовом виде что-либо написать, я сажусь за стол…
…Смрадный дух дошел, наконец, и до меня и заставил оглянуться вокруг. Комната медленно наполнялась синеватым дымом. Он довольно плотной стеной уже успел повиснуть под потолком. Бросаюсь к печке и мигом открываю заслонку, обжигая пальцы и проклиная, на чем свет стоит это проклятое личное хозяйство.
«Ничего. Половину ещё можно употребить в пищу», - успокаиваю я себя.
А во дворе во весь голос горланит петух, возле которого сгрудились курочки, миролюбиво беседуя друг с другом на своём курином языке. Мой Пётр так умильно смотрит на них, что у меня появляется твёрдое намерение никогда не разлучать его с этими представителями семейства куриных.
Не получилась из меня домохозяйка, а теперь уж и подавно не получится.
Вспомнились ещё слова Тамары Андрияновны: «Вы что, хотите начать новую жизнь?». Начну, Тамара Андрияновна, начну, уважаемая, но так, что боли от этого никто не почувствует. Наоборот, всё встанет на своё место и будет всем легко.
Время от времени встаёт в сознании видение прошлого, но я тогда морщусь, как от зубной боли, и оно исчезает.
Снова начинает появляться возможность сидеть хоть изредка до глубокой ночи. А потом отчаянно спать почти целые сутки без всяких тревог и сновидений.
Начинает возвращаться здоровье, смолкают в голове кузнечики. Только беспокоит ещё шум. Но это ерунда, на которую едва ли стоит обращать внимание. Главное не в этом. Главное в том, что я снова живу и жить хочу.
Снова высоко кверху устремляется мысль, раздвигая стены дома, ломая препятствия, стремясь подняться туда, откуда видно далеко вокруг, как с той космической станции «Салют», что виток за витком наматывает вокруг нашей родоначальницы рода человеческого – Земли.
26.04
Наташа Быкова пришла снова и принесла мне подарок. Она и раньше мне порывалась что-то дать, но я решительно отказывалась.
- Наташа, ведь не ты первая и не ты последняя обращаешься ко мне за помощью, - убеждала я её. – Разве я за деньги или подарки что-то делаю? Просто хочется, чтобы всем жилось спокойно.
- Я понимаю это, - отвечала Наташа, - но я должна же отблагодарить вас чем-то за это.
- Твоё «спасибо» - самая ценная для меня благодарность, - снова и снова убеждала я её.
И вот сегодня она все-таки опять пришла с подарком. Подаёт и с мольбой смотрит на меня. Чувствую, от всей души даёт.
- Наташа, да ведь это взяткой называется. Как я людям-то буду смотреть в глаза после этого?
- А я никому не скажу. Ну, пожалуйста, возьмите. Как от сестры возьмите. Я одна. Никого у меня нет и заступиться за меня некому. Возьмите, пожалуйста, как от своей сестры.
Говорит, а у самой слёзы на глазах. Понимаю, что если прогоню её, нанесу глубокую обиду. Решаю принять подарок, с твердым намерением купить ей тоже.
Ох, как рада была Наташа! Обязательно ей что-нибудь куплю. И попробуй она не взять от меня, раз назвалась сестрой!
Будет ей двойная радость. Наташа одинокая, хозяйственная, трудолюбивая женщина.
И тут мне вдруг снова открылось будущее: Наташа займет моё место в нашем доме. Ну и пусть. Для моего Петра она будет хорошей женой. С ней он будет счастлив. И она тоже. Всё встанет на своё место.
27.04
Все-таки как ещё сильно человек зависит от природы! Спряталось солнце, загудел осенний ветер, поползли по небу свинцовые тучи, и падает настроение человека, разливается беспричинная тоска по душе, шевелит какие-то неясные сомнения и тревоги, навевает грусть о безвозвратно потерянной радости, о безвозвратно ушедших друзьях.
Хочется иногда прочитать первые страницы дневника, но, как от чумы, бегу от этого желания.
Огромная рана стала, как будто, чуть-чуть затягиваться тонкой прозрачной кожицей, готовой вот-вот прорваться. И я боюсь, страшно боюсь тронуть эту кожицу и снова открыть рану. Всё время, кажется, откройся эта рана, и кровь хлынет таким потоком, что мне уже не будет спасения…
Фу, какие тоскливые мысли, и всё это из-за погоды. А может и ещё из-за чего?
Сходить, узнать, как у Равиля дела, сказать, что написала о нём в «Удмуртскую правду».
28.04
Какое это счастье, когда в душе весна! Шесть лекций среди коллективов, пять хороших статей в «Победу», две в «Удмуртскую правду» - все это за апрель месяц. Хорошо! Душа поёт, ликует и, кажется, нет для человека такого трудного дела, которое он не смог бы сделать в этот период радости и вдохновения. Все болезни куда-то отступают далеко назад, а душа творит и творит. Одна за другой рождаются мысли, обгоняя друг друга, они ложатся на бумагу в стройный ряд. Не надо выдумывать, не надо вымучивать. Всё рождается легко и свободно. И тут же появляется непреодолимое желание передать людям всё, что родилось в душе. И пусть ветер с шумом летит мимо окон, врывается в оконные щели, пусть робкие снежинки порхают в воздухе, пусть серые тяжёлые тучи виснут над посёлком, больше уж снова нет тоски и тревоги в душе. Эх, в коллектив бы какой-то весёлый сейчас, туда, где счастливые люди, где радость бьёт через край!
Я возвращаюсь с лекции. Неторопливо навстречу вышагивает по грязи Корякина Н.С,:
- Вы это куда ходили?
- лекцию проводила на раскройном участке.
- Вам что, платят за это сколько-нибудь?
«Платят, платят бодростью духа, радостью, самым хорошим весенним настроением», - хотелось сказать мне ей, да разве поймёт? Не поймёт, что в жизни есть то, что никакими деньгами не измерить, что выше самой дорогой цены, что есть самая высокая радость, бесценная радость, и имя этой радости – вдохновение.
Ничего не сказала я ей этого. Просто ответила:
- Нет, не платят. Но у меня есть возможность больше читать, больше знать, и раз я узнала что-то новое, я должна передать это людям.
- Ну да, конечно, - соглашается она.
Дома звонит К.А. о будничных житейских делах. Любовь Андрияновна приглашает на цехком для разбора поведения её мужа.
И я разговариваю об этих будничных делах, иду на цехком, а душа поёт, и чувствую я себя такой богатой, что богаче всех. И каким бедным и жалким кажется человек, для которого единственное удовольствие – выпить.
И снова вспоминается:
«Если это тебе доставляет удовольствие».
Ну и пей на здоровье, если тебе это доставляет удовольствие.
Какие мы все-таки очень разные люди, такие разные, какими никогда не бывают брат и сестра.
29.04
Что может быть хуже обманутого доверия! Ты идешь к человеку с добрым словом и приветом и не думаешь совершенно о том, что в это время он обманывает тебя и потешается над тобой, что сумел провести, обмануть твоё доверие. Ох, как тяжело бывает, когда узнаешь об этом.
Как только устанавливается доверие, мой благоверный снова начинает попивать. Я узнаю об этом, следует размолвка, перерыв в выпивках. Снова будто проникаешься доверием и снова обман. Сейчас такой обман как никогда сильно ранит ничем не защищённую душу. И мечется она, не зная, где найти себе место не земле, где обрести покой. Как же трудно жить одинокой!
С детьми, с мужем и …одинокой. Кажется, встреть я человека, который так же, как я, осуждал бы пьянство и боролся с ним, я сразу бы прониклась к нему уважением и доверием, наверное, сразу же к нему потянулась бы душа…
Наступает первое Мая. Хочется в этот день чего-то радостного, светлого, весёлого. Будет хорошая погода, уйдём с Толиком и Вовкой в лес. Посмотрим, как тянутся из земли нежные росточки, как набирают почки, готовые удивить свет чудесной красотой своих первых молодых листочков, как березка торопится украсить себя серёжками.
30.04
За теми, кто живёт и работает рядом, люди замечают всё.
И как важно вызвать человека на доверительный разговор! Разве я узнала бы эти замечательные мысли Меньшикова Геннадия Д., не будь бы этого доверительного разговора:
- Я же понимаю, что если я пришел на работу, я должен отдать всё, что могу, создай мне только для этого условия, а мне начинают доказывать, как маленькому, что я должен работать и смотрят на нас, как на лодырей, которые только и думают, как от работы уйти. Обидно это. Я сам переживаю в душе, если что не ладится.
Геннадий – наладчик новых автоматов на стеклозаводе. Говорит как-то смущённо. Очень боится, что его могут счесть за хвастуна, и разговорился только под конец. Стоит подойди к человеку доверительно, и он раскроется тебе весь.
- Мы обычно устраняем аварию, а ведь важно, чтобы не случилось она, предотвратить её, - говорит он. – Когда работаем хорошо, никаких совещаний не бывает, а как случится что, так и забегают.
- Скажите, а Обухов Г.И., как главный инженер помогает вам в работе?
- Да что он может помочь, когда я больше его знаю. Ему скажешь что, он и внимания не обратит, а ведь каждая мелочь может помешать нормальной работе. Он все по старинке старается. А что нам, как раньше работали, ты скажи нам, как сейчас надо работать. Вперед надо смотреть, а не назад.
Я его слушаю и удивление, и гордость за него рождается в душе. Как-то меняется и отношение к нашей молодёжи, к нашей смене. Хорошая, здоровая смена!
- Обухов, что Обухов, - продолжает Геннадий, - он умеет распорядиться, навести порядок. Ему бы самое дело быть начальником смены, но не главным инженером. Там бы он был на месте.
Нет, не сверху, а в самом рабочем коллективе виднее, куда кого поставить.
А Геннадий уже дальше говорит своё наболевшее:
- Хорошо, когда руководитель трезвый и умный. С ним работать легче. Если бы нам начальника смены дали Славу Шуклина. К нему не придешь на работу пьяный. Чуть что, он уж сразу носом поводит.
Вспомнилось, как-то приехал из редакции Семёнов. Хотел написать о ком-нибудь из рабочих в газету. Я зашла в контору как раз тогда, когда они с Обуховым перебирали, о ком написать в газету, и не нашли никого. А сколько вот таких на заводе рабочих, незаметных, скромных, которые порой и молчат-то только потому, что обрезают их на первом слове. Остаётся только обида на душе, что не поняли, не поддержали. «Ведь дело говорил, не для себя, для производства лучше хотел сделать, а меня…. Эх, да что там говорить!»
Нового директора Троегубова Г.А. рабочие пока одобряют. «Не пьёт. Старается», - говорят о нём.
2.05
К красотам природы в праздник приобщиться не пришлось.
Сагида Мих. «торжественное» совещание в честь первого мая предлагает провести у них. И я в первый раз в жизни не иду на торжественное совещание в клуб. И право же, не раскаялась в этом.
Нет, даже старая форма проведения торжественного совещаний уже надоедает, как изо дня в день подаваемая однообразная пища. Такой радостный праздник и как-то хочется отмечать его по радостному.
Снова за столом сидим вместе с З.З.. Впрочем, с некоторых пор он стал относиться ко мне более уважительно.
Кроме нас и Галимовых здесь Куклины и Касимовы.
Солидно и торжественно поднимаем первую стопку. Я пью по глотку, каждый глоток, заедая закуской. Мужчины уже опрокинули по третьей. Выпили и женщины свои стопки. Волей – неволей пришлось и мне осушить свою винную ёмкость. Наливают вторую. С этой справляюсь значительно быстрее.
- Ну, давайте выпьем, - просит хозяйка. – Анастасия Николаевна, я вам сегодня объявляю выговор.
Но тут взгляд её подает на уже опростанную стопку. Она даже поперхнулась от удивления, но быстро нашлась и договаривает: «благодарность!» Мы с Раей Касимовой давимся от смеха. Вообще «торжественное собрание» прошло в «деловой» обстановке. Шутки, смех и песни не прекращались целый вечер. Весело!
Человеку должно быть нужна такая разрядка.
Первого Мая – «День пенсионера» у Бёрдовых. Мне больше хотелось, конечно, к Берестовым продолжить начатое «чаепитие». Но это постоянно стоящее в памяти горестное: «Кому мы нужны», сказанное как-то К.А., ведёт меня в другую сторону, и я уже, как обречённая, приготовилась чинно сидеть за столом и вести неторопливый разговор о курах, картошке и разных семейных делах.
Выручает Н.Д.. Большой любитель поиграть в карты он и нас при моей активной поддержке организует для отчаянных сражений в карточных боях. Впрочем, они приобретают форму довольно приятного времяпровождения. Н.Д. с удовольствием принимает дам, которых я с неменьшим удовольствием ему посылаю, он меня ухитряется через двух человек заставлять принимать королей.
Н.Д. – жизнерадостный, бодрый. Его никак не назовешь стариком, несмотря на его 71 год. Рассказывает он увлечённо. Любит пошутить и посмеяться. С ним интересно.
Испортил всё Перевощиков И.А.. Я не люблю его, как и остальные присутствующие. Вечно пьяный, замызганный, с неприятным смешком, он едва ли у кого вызывает симпатию.
Пришел к Б. вероятно просить денег на водку. К.А. заперлась. Он долго стучался, упрашивая открыть. Я выхожу к двери, стараюсь убедить его, что дома никого нет. Не верит. Тихонько рассуждаем о том, как может человек дойти до такой низости, чтобы вот так нахально ломиться в дверь туда, куда тебя не хотят пускать.
- Неужели мы с вами доживём до этого? – обращается ко мне с вопросам Н.Д.
- Нет, мы с вами не доживём до этого, - отвечаю ему.
А сама вспоминаю, как вот так же однажды стояла у закрытых дверей…. Не пьяная и не за деньгами пришла я к тем дверям. Пришла за советом, за хорошей беседой, и передо мной вот так же захлопнули двери….
Невыносимо тяжело об этом вспоминать.
Н.Д. заметил моё настроение.
- О чём вы задумались, Ан. Ник.? – спрашивает он меня.
- Да так, просто, ни о чем. Думаю вот, долго ли он тут простучится.
Г.Ф. и К.А. тщательно избегают разговоров о В.Г. со мной. Чудаки! Как будто что-то может измениться в моём отношении к нему! Но странное дело: чем тщательнее они делают это, тем большая неприязнь растёт за это к ним.
Они добрые, хорошие, уважительные люди, я уважаю их и все-таки сейчас ходить к ним просто себя заставляю. Что-то искусственное появилось в отношениях к ним, охраняют своего сына от меня, как будто от какого-то недостойного человека, как будто моя дружба с ним может унизить его. И мне горько, бесконечно горько от этого.
6.05
Откуда бёрется вдруг это ощущение душевной пустоты и усталости? Словно бы и солнце снова после долгих дней ненастья освещает неуверенным светом сквозь тонкое марево разбухшую землю, и молодая зелень начинает пробиваться сквозь прошлогоднюю траву, а на душе тоскливо. Может потому, что живёт она вместе с теми, кто сошёл в могилу, и ни с кем из живущих ей не согреться. Папа, Ава, Алёша…. Вас нет больше на земле. Алёша, ты последний ушёл от меня. Сколько задушевных разговоров и жарких споров было у нас!
Передо мной твоё письмо:
«Что уж ты так загоревала, затосковала? На твоём бы месте я ещё песни пел. Да и не слишком ли рано тосковать-то? До конца года доработать сначала надо, а там и восхода нового пенсионного солнышка дожидать. Или вернее встречать. Силы будут, здоровье будет и дело найдется. У тебя ещё чуть-чуть опробован писательский талант. А ведь это может быть широким полем деятельности. Мне очень захотелось описать частички жизни, в которой мы живем, да не хватило стремления и здоровья…. Состояние моё такое, что долго не протянуть…. На этом можно подводить печальный конец. И всё же нет! Сдаваться рано. Пока ходит в жилах кровь, пока бьётся сердце – сдаваться рано. Пройдёт и недуг, и отдышка, и жизнь снова потребует перемены твоего отношения к ней. Пусть у меня меньше шансов выглянуть в большой свет сквозь дырья жизни и сказать своё последнее: мы были живы. Да, Тася, мы имеем право сказать это, потому что жили и боролись. Пусть у тебя не хватило сил справиться с рутиной мещанства. Но ты пробовала как никто другой из посёлка. Ведь это было….. в нашей жизни было то, что не было в жизни многих…. Нам спокойная жизнь не может и сниться. И это неплохо…. Не унывай, что у тебя нет темы в настоящее время. Жизнь идёт, и темы интересной деятельности может придти ежедневно, ежечасно. Моё состояние здоровья хуже твоего. Сердце работает плохо, и жизнь висит на волоске. Многого я за свою жизнь не сделал….»
Эх, Алёша! Много мы спорили с тобой о Советах. Я бы доказала тебе, что была права. А сейчас я одна. Ни поспорить, ни поговорить не с кем. Редко в моей жизни бывает праздник: хороший, здоровый спор.
Через два с половиной месяца после этого письма тебя не стало…. Но тебя я буду хранить в душе своей до конца своей жизни. Буду снова и снова читать письма твои. И через многие годы, через всю жизнь свою буду черпать из них, твой призыв: «Не хандри! Не тоскуй! У тебя ещё есть силы. Ты ещё можешь найти себе дело, можешь делать».
Впереди выборы. Ты руководитель агитколлектива. Работай и не хандри!
12.05
… Ясный, солнечный, летний день. Я стою на дорожке какого-то сада. Низко склоняются ветви лип и берёз, опушённые только что распустившимися молодыми листочками. А рядом стоит он. Мы рассматриваем полупрозрачную ткань липового листика, пронизанную тонкими жилками, сравниваем с берёзовым листочком. Мне снова тепло, хорошо. Нежная песня, как серебреный колокольчик звенит в душе…. Чудесный сон! Я просыпаюсь, а в душе ещё продолжает звучать эта песня.
И вдруг она сразу смолкает, как голос испуганной птички. Чужие, жадные руки хватают тело, грудь…. Сырые, липкие губы, тряпкой мажут по щекам и губам. Душа протестует, кричит, плачет, стонет от боли…. Но ты – жена, ты должна выносить всё, чтобы сохранить мир в семье для детей.
Какая это пытка всю жизнь быть проституткой и носить к этой грязи ненависть в душе! Раньше бы оправдала себя тем, что надо это для того, чтобы иметь здоровых детей и для них здорового отца. А сейчас…. В какую муку для меня превратилось всё это сейчас! Как выдержать мне эти три-четыре года, пока Пётр не выйдет на пенсию? Где силы взять?
Терпи, Анастасия Николаевна, терпи. Ты ведь сильная. А там – свобода! О, что может быть прекраснее свободы, когда не надо больше делать то, что тебе ненавистно. Пусть сил будет мало, пусть не на много тебе их хватит, пусть. Не нужна мне долгая жизнь. Нужна свобода. И возможность делать, делать…. Работать, чтобы заглушить боль так трудно заживающей душевной раны….
13.05
Своих сыновей я стараюсь приучать к самостоятельности. Не прихожу быстро на помощь, когда они оказываются в трудном положении. Пусть сами учатся находить правильный выход, пусть сами учатся прибегать в трудных случаях к совету старших.
Сыны мои сыны. Не балую я вас очень лаской. Не по моему характеру это. Жизнь слишком часто заставляла меня стискивать зубы, собирать всю свою силу воли, чтобы добиваться поставленной цели. Слишком сурово она всегда обходилась со мной, безжалостно убивая в душе всякую нежность. Наверное, это и лучше, что у меня родились сыновья, которым и не положено быть слишком нежными. Но живёт она в душе моей, эта нежность. Никакая суровая жизнь не смогли убить её. Только не показываю я её моим сыновьям. Пусть учатся быть мужественными.
14.05
Какой громоздкой и неудобной стала наша избирательная система! Особенно по выборам в местные Советы. Такая система ничуть не способствует, ни развитию активности людей, ни сближению депутата с избирателями.
Во-первых, это указание:
«Избирайте вот столько-то таких-то, столько-то таких» А как быть, если у нас в коллективе нет достойных таких, а есть достойные другие? Их выбирать нельзя, не рекомендовано. Во-вторых, эта рамка, ограниченная окруженными комиссиями. Этого нельзя избрать, потому что он в окружной комиссии, этого тоже нельзя, опять в комиссии. Слишком много комиссий! Лишних много.
В-третьих, в избирательный бюллетень, как правило, вносится одна фамилия. И тут избирателю нечего думать, не из кого выбирать. Он прекрасно понимает, что если он даже и зачёркнет фамилию одного кандидата и внесёт своего кандидата в список, он ничего абсолютно не изменит.
В списке кандидатов в избирательном бюллетени надо по выборам в местные Советы вносить фамилию не одного кандидата. Пройдёт тот, кто наберёт наибольшее число голосов.
Прежде чем рекомендовать кандидата в коллективы, надо агитаторам побывать в избирательных округах и узнать мнение рядовых людей о людях, о том, кого бы они хотели иметь депутатом. Население округа совершенно не участвует в выборе кандидата в депутаты. Рекомендуют свыше.
А ведь как бы ни избирать в депутаты местных Советов людей, наиболее близких людей, которым они доверяют, которых уважают. Именно местные Советы – связующее звено между простыми людьми и органами Верховной власти.
И становится депутатом не человек, близкий людям, которого они больше, чем другого, уважают и доверяют, а человек, рекомендованный свыше.
И голосуют с мыслью: «А-а, да пусть сидит. Не все ли то равно, кого выбирать»
Может быть поэтому и не вызывают подъёма и движения мысли предстоящие выборы у населения. Равнодушие и пассивность. Нет, требования научно-технической революции неизбежно заставят произвести изменения и в избирательной системе, прежде всего в выборах местных Советов.
Тяжело сознавать, что нет уж у тебя ни физических, ни духовных сил, как прежде, что время твоё ушло. Нет, я не собираюсь забиваться в щель и дожидаться конца. Это не в моём духе и характере. И все же сил уж прижних нет. Последние три года унесли столько духовных и физических сил, сколько могли бы унести не менее десяти лет, не будь бы этой трагической страницы в моей биографии. Самое светлое чувство обернулось для меня трагедией, потому что было слишком сильным, потому что объектом его стал человек, не сумевший, не смогший понять его.
Ну что же. Жизнь сократилась на десять лет. Такова уж моя судьба. Но нет у меня жалобы на неё. Я оставлю на земле свой хороший след Свидетельство тому – шесть моих сыновей и письмо Люды Б.
Мои сыны. Когда-то вы прочтёте этот дневник, и отчитаетесь перед памятью обо мне, о своей жизни. Пусть же будет и у вас она борьбой за всё новое, передовое, борьбой против зла, за торжество справедливости на земле для людей труда на благо общества.
Вспоминаю сейчас всю свою жизнь и с удовольствием отмечаю, что ни один день её, ни один час не прошёл бесполезно. Не сторонним наблюдателем, а участником её старалась я быть всегда. И не раскаиваюсь в этом.
Сейчас, на склоне лет своих я снова говорю тем, кто останется после меня: «Живите в борьбе. В борьбе интереснее жить».
Начинается борьба за умы, за то, чтобы люди думали и думали, за способность думать не только в процессе производства, но и вне его, в свободное время. Это стало необходимостью дальнейшего движения вперед.
Пусть в нашем обществе царит пока алкогольный дурман, но я уже вижу, как стряхивается он неумолимой научно-технической революцией, как закладывается начало здоровому трезвому обществу.
«Борьба за дисциплину труда», за рациональное использование внерабочего времени называем мы борьбу с пьянством.
Она только ещё начинается. Необходимость этой борьбы ещё до немногих доходит. Но она дойдёт.
Пусть не так уж много осталось моих сил, но все их, сколько есть, я посвящу этой борьбе.
Почему мне именно сейчас хочется освободиться от этого связывающего меня домашнего хозяйства? Чтобы все свои оставшиеся силы использовать с наибольшей пользой для общества, сделать то, что другой не сможет.
15.05
Как часто сменяются времена года в моей душе! То безраздельно господствует в ней весна, и поёт и ликует душа, и мысль устремляется в новый полёт, и широко разливается светлая радость, рождая тепло; то сменяет её вдруг хмурая осень с её мечтами о далёких и тёплых днях, безвозвратно ушедших; то зима начинает царить, и цепенеет душа, скованная холодом, и негде согреться ей, то начинается благодатное лето, и наливается она здоровой энергией, бодростью, силой.
Сменяются эти времена года без всякой очерёдности и без всяких внешних причин.
Я не люблю зиму и осень в своей душе, но они нужны, наверное, чтобы сильнее чувствовать радость наступления весны. Пусть осень сейчас, но я верю, что снова наступит весна. Верю и жду её, как бесценный дар моей судьбы.
Середина мая. Погода стоит холодная и часто дождливая. За всё время не было ещё ни одного теплого дня.
Молодая зелень еле-еле набирает силу. А на деревьях томятся разбухшие почки, ожидая тепла.
Тепло, тепло. Как всё живое любит тепло! А человеку нужно ещё и другое, не солнечное тепло – тепло человеческой дружбы, которого нет у меня.
16.05
Мы копаемся в садике под окном. Дома вдруг призывно зазвонил телефон.
- Ну-ка сходите кто-нибудь, послушайте, - говорю я. – Это отец, наверное, звонит.
Толя наклоняет голову и, глядя в землю, недовольным голосом бурчит:
- Если бы К.А. позвонила или ещё другой кто, ты бы сразу побежала. А если папка звонит, значит, к телефону можно и не подходить.
Уже не один раз Толя, да и другие дети упрекнули меня, что я с другими по телефону говорю с радостью, шуткой, смехом, а с отцом «строгим», сердитым голосом.
А мне кажется, что я и с Петей говорю так, как со всеми.
Как все-таки наблюдательны ребята! От них ничего не укроется, и не могу я оправдаться ничем перед ними. Разве будешь говорить Толе, что когда я в муках производила его на свет, отцу предлагала придти ночевать другая, и что обманутого доверия не прощают: разве будешь говорить, что К.А. – мать человека, которого я любила всю жизнь. Ничего этого я не скажу сыновьям, пока не вырастут. Не знаете ещё пока вы, сыны мои, что есть на свете верность, которой надо дорожить, доверие, которое нельзя растаптывать, большая любовь, которую нужно очень беречь, чья бы она ни была. Это высшие человеческие понятия, с которыми вам не приходиться пока сталкиваться в жизни, и не нужно вам пока говорить о них, не поймёте. Но я скажу вам и о ценности этих высоких понятий, скажу в своё время. И вы, я знаю, поймёте меня. Ведь вы – мои сыновья.
18.05
Какой мерой измерить тоску, которая охватывает порой меня, которая неумолимо сжимает душу, расслабляет волю, мраком застилает путь впереди? Что может быть страшнее и мучительнее этой тоски?
«Мама, ты опять заболела?» - спрашивает сын.
«Заболела, сынок».
Не вините меня, сыны мои, если мне когда-нибудь придётся не выдержать этой тоски и уйти из жизни. Пока я держусь, но ведь с годами и физических, и духовных сил становится меньше, а тоска не становится меньше. Она реже сейчас накатывает на меня, зато с большей силой. На всю жизнь завещаю вам: берегите верность, доверие и любовь, где бы с ними ни встретились. Не причиняйте людям страданий, если они их не заслуживают. Помните, обманутое доверие, растоптанную, испачканную любовь женщина всегда переносит тяжелее, чем мужчина.
Почему не пишет так долго Серёжа? Неужели совсем сломался под грузом мещанства?
Всё время в голове выражение из его письма:
«Неудачниками мы родились, неудачниками и умрём».
Почему так неудачно складывается у нас у всех троих жизнь?
Разве скажет кто-нибудь, что мы - плохие люди? И Серёжу, и Алёшу всегда уважали простые люди труда, товарищи по работе. Ни тот, ни другой не были плохими отцами.
Я знаю, уважают и меня простые люди. Не за что не уважать. Мир и лад в нашей семье.
Почему же тоска и боль сжимают душу и сердце?
Почему всплывает снова и снова это: «Неудачниками мы родились, неудачниками и умрем»? Кто виноват тут?
Наверное, война. Вы счастливее нас, мои сыновья. Ваши жизни складываются в мире. И вы – хозяева своей судьбы. Умейте же хорошо распорядиться ею. Главное – берегите то, что присуще только человеку: разум, способность любить, большую, хорошую дружбу, честность, умение поступиться своими интересами ради другого человека.
Наверное, я была не очень хорошей матерью, раз не могла и не могу жить только жизнью своих детей, но я никогда не считала это особым достоинством женщины.
Женщина не может ограничивать свои интересы интересами только своих детей. Это слишком бедно. Я хотела жить богаче. Наверное, и жила бы, не будь бы войны и свяжи бы я свою жизнь с человеком, более богатым душой, чем мой Пётр. Нам выбора не было. На мою долю достался Пётр. Что же, это ещё лучше, что тогда было. Он трудолюбив, не груб, прост, любит детей своих и дорожит ими, по-своему, наверное, любит меня. Но разные мы с ним по своим стремлениям люди. Он воспринимает от меня многое, я же взять от него ничего не могу. Мне скучно с ним и неинтересно, и только дети связывают нас.
Ещё года четыре. Пока подрастут дети. Вылетят наши птенцы, не будет больше гнезда.
Зачем я всё это пишу? Чтоб душу облегчить, потому что нет у меня другого способа сделать это. Единственное, что я могу – это уйти с головой в своё личное хозяйство. Но это противно душе моей.
Пишу, и боль утихает, душа успокаивается, как у больного, принявшего успокоительное лекарство...
(далее следуют три вырванных листа)
…я женщина, буду, потому что вижу дальше, чем вы, умнее вас, а главное – ориентируюсь, прежде всего, на народ, лучше вас знаю объективные законы диалектического и исторического материализма. Я могу ошибаться в частности, в деталях, но в главном я права. И уверена, что буду ещё не раз свидетелем своей правоты, буду радоваться своей победе.
21.05
Лето началось как-то сразу, после холодных и дождливых дней. Вот уже второй день стоит жаркая сухая погода. Какая красота! Тепло. Вспоминается Пушкин:
«Ох, лето красное! Любил бы я тебя, когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи».
Нет сейчас ни зноя, ни комаров и мух, а лето. Чудесное лето! Без надоедливого комариного писка, без противных мух, без изнурительного зноя. И тем прекраснее оно, что началось сразу после ненастных дней. Душа поёт, радуется и снова открыта всему прекрасному и чистому, что есть на земле. Снова вспоминается: «Вам скоро пятьдесят лет, мне тоже скоро. Возраст говорит сам за себя». Как же ты беден, что подумал тут только о возрасте, подумал о телесном! Сегодня как всегда я повторяю снова: «Для души нет ни возраста, ни расстояния».
Почему же, почему ты, с твоим отвращением к моральной нечистоте, тут подумал о телесном? Или думаешь, что моральная чистота – только твоё качество?
Возвратилась из поездки К.А.. Рассказывает, как ездила и где была. У сына не была, но знаю из рассказа Г.Ф., что звонила из Ижевска ему. Но она даже словом не упомянула об этом. А я слушаю её и молю в душе: «Ну скажи же, скажи что-нибудь о них, о нём, разве не понимаешь, как я жду этого? Почему ты избегаешь говорить со мной о нём?»
К.А. очень боится напоминать мне о нем, думает, что мне легче так. Ничего подобного!
Когда-нибудь терпение моё кончится, и я при случае скажу ей так:
«К.А., запомните: Пётр есть Пётр, отец моих детей, мой муж, и я никогда не допущу, чтобы кто-то другой занял его место. Но В.Г. мне нужен для души. И без него мне трудно. Невозможно отказаться совсем от человека, с которым срослась душа. Нет, прежнего чувства к нему уже не будет. Я, как никто, уже знаю цену ему. Но мне не забыть его, как матери не забыть своих детей».
Петя принёс пива. Выпила и я. И появилось такое хорошее благодушное настроение. Красота! Солнечно, тепло, мир в розовых красках, радостно, весело…. А Пётр зовёт в баню, обижается, что я не иду. О, Господи! Когда это кончится? Отвратительно грязное насилие над душой. Я тяжело вздыхаю и, как обречённая, иду на новую душевную пытку…. А мысль далеко, там, где свобода, радость, счастье….
27.05
Какая уж тут радость, когда сознание отказывается рождать мысль, когда всё тело расслабляет неимоверная тяжесть, когда…да что там говорить. Просто, когда постельный режим. И нет лекарства, которое бы могло исцелить душу…. В памяти встают дни, проведённые в прошлом году в больнице в Ижевске. Вспоминается радость, которую я ощутила от того, что нет этого так надоевшего индивидуального хозяйства, нет рядом мужа, нет людей, которые могут заставить меня делать, чего мне не хочется, нет ничего, к чему не лежит душа. Мне было легко, свободно. Даже в больнице свободно. Всю мою жизнь буду мечтать о свободе, а если и умру, не дождавшись её, что ж я умру, мечтая…!
Мечтаю о свободе, а ещё ни один сын по-настоящему не определился в жизни. Нет, мои мальчики, никогда не было у меня желания освободиться от вас. Вы – часть моего тела, моей души, моё продолжение. Я всю свою волю соберу, все свои стремления заглушу, чтобы сохранить вам гнездо, пока вы не покинете его. Вылетите вы, вылечу вслед за вами, пусть и не с вами, и я. Вот об этом времени я мечтаю. И не знаю, доживу ли. Если бы вы знали, мои сыны, как трудно живётся вашей маме!
29.05
Вчера приезжал из «Удмуртской правды» специальный корреспондент И.В. Домченко по поводу моей статьи «Кляузник ли?» об Арасланове Равиле. Были с ним у Креклина Г. А. – начальника лесопункта, у председателей цехкомов Кропачева П.Н. и Буторина П.М.
С корреспондентом договорились опубликовать мою статью с его добавлениями под двумя фамилиями: его и моей. Домченко попросил побывать у Равиля и поговорить с ним. Иду. И Равиль, и его жена Поля приветливо встречают меня. Я рассказываю Равилю о приезде спецкора и учу его тактическим приемам борьбы за правду со злом и несправедливостью:
- Равиль, вот если бы все письма, которые ты посылал в разные места вынести на обсуждение коллектива рабочих, рядовых рабочих, поддержали бы тебя?
Равиль после небольшого раздумья отвечает:
- Поддержали бы.
- А точно ли ты уверен в этом? Видишь ли, за правду бороться – нелёгкое дело. Всегда надо чувствовать за собой поддержку коллектива. Если нет этой поддержки, пусть ты и прав, надо временно отступить. Выждать. Доказать сначала своим товарищам свою правоту, заручиться их поддержкой, а потом снова пойти в наступление. Борьба за любое дело имеет общие законы.
- Брошу я все это. Пошли они к чертям. Буду молчать, как все остальные.
- Ну вот, это уже не по-нашему. Молчать – значит признать себя побеждённым, признать неправым. Вот тебе стукнули немного, ты и сдался. Борьба есть борьба. Если вступил в неё – знай, что может и попасть. А ты не сдавайся. Главное – очень следи за своим поведением и необдуманно не говори. Сейчас за тобой будут следить за каждым шагом. Ты очень вспыльчив, можешь нагрубить, обругать человека. Ни к чему это.
- Правда, правда, - добавляет жена, - он и дома такой же.
- Вот видишь. Ты, конечно, можешь молчать. Но ведь так неинтересно жить.
- Уеду я куда-нибудь.
- Это от четверых детей-то уедешь? Нет, не дело это. Если бы ты был неправ, другое дело, а то прав и будешь сдаваться? Что же, разве нет никого, кто бы поддержал тебя?
- Да они сами же мне говорили: «Правильно, Равиль, надо об этом написать».
- Говорили, а как стали тебя обсуждать, смолчали?
- Ну да.
- А ты в таких ситуациях не сразу кидайся писать. Есть у нас такие. Кто-то бы за них сделал, кто-то бы сказал, а они бы в сторонке остались. Главное, Равиль, не отрываться от товарищей. Будут потом тебе говорить, обвинять - ты прямо указывай на тех, кто советовал тебе писать: «Ты ведь тоже говорил? И ты тоже. Почему сейчас молчите?» Заставляй себя поддерживать, если они сами боятся рта раскрыть.
Без поддержки коллектива ничего не добиться, если даже ты и прав.
Доказываю Равилю на примере нашего «Устного журнала», в котором он был активный участник.
Расстались по-прежнему друзьями.
Нет, в обиду его я не дам.
Сегодня у меня огромная радость: Получила письмо от Вали. Я ещё в начале мая написала ей по старому адресу и даже не надеялась, что письмо дойдёт до неё, и вот ответ. Так боюсь потерять письмо, так интересно и важно всё, что в нём написано, для меня, что я решила полностью передать его здесь.
Валя пишет:
«Милая Тасенька!
Приятно и радостно было узнать, что ты помнишь меня и мою маму. Письмо твоё всколыхнуло в памяти былое….
Москва, 1940 год, пединститут и Пермский военный период. Помнишь наши порывы юных лет, мечту нашу встретиться у стен Кремля лет через двадцать??? Вот уже и под пятьдесят нам – полвека – не мало. Ты уже и на пенсии. Сказались на твоём здоровье тяжёлые годы войны, учёбы впроголодь, а ещё помнишь, как в морозы уральские ты ходила в резиновых галошах в университет? Я всё помню, и очень бы хотела получить от тебя более подробное письмо. Помнится, у тебя было четверо сыновей. Или я ошибаюсь? Как они живут и радуют тебя? Я работаю всё там же уже 19 лет, в Молдавском институте садоводства, виноградарства и виноделия старшим научным сотрудником. Работу люблю свою, хотя уже устаю далеко ездить на работу. Имею более 70 печатных работ. Выступаю оппонентом при защите кандидатских диссертаций. Мой муж Борис тоже старший научный сотрудник в институте зоологии Молдавской академии наук. Ты помнишь, наверное, что мы поженились в Ленинграде, в аспирантуре ВИЗРа? У нас одна дочь – Алла, в честь Аллы Шелест (её-то ты помнишь? Ты ей вязала рейтузы?) Аллу Шелест люблю, как прежде. Она народная артистка, лауреат государственной премии (дважды) и сейчас работает временно в Куйбышеве главным балетмейстером. Она была у меня в гостях раз пять. Пишем друг другу, стали друзьями. У неё нет детей. Муж второй, а первый был Юрий Григорович – главный балетмейстер Большого театра (Москва). Он тоже был у меня с Аллой. Благодаря ему, бываю в Большом Театре, когда езжу в командировку. В восторге от его балета «Спартак», за который он получил Ленинскую премию. Бывал у меня и Ростропович Слава, мы хорошо знакомы, он с мировым именем, виолончелист, тоже лауреат Ленинской премии. Наверное, знакомо тебе его имя? Так, что живу искусством и наукой. По-прежнему люблю и хожу часто на балет. У меня самый близкий друг – солистка нашего балета. Она у меня, как сестра, и живёт с нами уже восемь лет. Моя дочь уже на третьем курсе (кончает его) биофака Кишиневского университета. Отличница. Хочет поступать в аспирантуру в будущем. Пока приобщается к науке – занимается биохимией животных, а конкретнее – ферментами пищеварения у тлей и медяниц. Хочет в академию после института.
Борис уже имеет двух учеников – кандидатов наук и сейчас двое у него в аспирантуре. Я же беру только студентов – дипломников. Живём мы в отдельном домике, у нас три комнаты, есть садик (вишня, черешня, персик, абрикосы, айва и т.д.), но нет удобств в доме – ванны и парового отопления. Вот, кажется, всё о моей жизни, работе, быте нашем. Мои родители бывают каждый год у меня в сентябре до ноября в гостях. Папе – 73 года, маме – 71 год. Папа занимается ногами (слышала о них?), до сих пор, слава богу, катается на лыжах, коньках, ездит сам на рыбалку на мопеде. У мамы здоровье хуже, часто болеет, повышенное кровяное давление. Живут они всё там же: город Торжок, Калининградской области.
Моя сестра Люся сейчас у меня, приехала из Москвы читать лекции заочникам торгового института и принимать у них госэкзамены. Она живёт с мужем в Москве, у них прекрасная квартира. Я всегда у них останавливаюсь во время командировки, а в Ленинграде у Аллы Шелест. У неё очень хорошая квартира на площади Революции. Родители у Аллы Шелест умерли. Она одна. У Люси двое детей. Сын Саша 18 лет, учится в МФТИ (Московский физико-технический институт, готовит научных работников для институтов). Дочь кончает пятый класс, зовут Светой. Её со второго класса перевели сразу в 4-ый, ей 10 лет, а она в 5-ом классе. Очень развитая физически и умная девчонка. Муж Люси – физик, старший научный сотрудник в институте, а она – доцент в заочном институте народного хозяйства, учит работников торговли, работой довольна. Я поддерживаю связь с Тосей Наговицыной, помнишь ли её по Перми? Она - заведующая отделом в Московском отделении ВИРА. Имеет двух сыновей, один ходит в садик, другой в третий класс, с мужем разошлась. Больше ни с кем из Пермского университета связи не имею, хотя я с тёплым чувством вспоминаю годы учёбы в Перми. Несмотря на голод и холод, много было хорошего. Молоды мы были. Сейчас огорчают всякие болячки, у меня вот радикулит. Сейчас уже месяц почти на бюллетене. Пишу тебе в постели, но уже хожу по дому. Мне очень хочется получить от тебя большое письмо. Моя мама собирается на днях из Торжка к сестре в Пермь, потом в родной Суксун, повидаться с тремя сестрами и побывать на могиле родителей.
Я счастлива, что живы мои родители.
Жду письма твоего!
Спасибо за память, за добрые слова. Целую тебя. Твоя Валя.
Может быть, мы встретимся с тобой? Приезжай!
Валя. Итак, две разные судьбы, две разные жизни, а ведь начинали вместе.
Её жизненный путь – наука. Да, мог бы быть таким и мой жизненный путь: Наука и искусство. Валя счастливее меня, потому что не пришлось ей в годы войны так же трудно, как мне. Она за спиной своей мамы могла только учиться. Я же вынуждена была, и учиться и работать. А потом эта болезнь, поставившая меня на край могилы, и работа в школе.
Что же. Я не завидую Вале. Нет, кривлю душой: немного завидую, завидую здоровой завистью. Её жизнь прошла интереснее, с наименьшей затратой сил.
Вспоминаются слова Саши: «Мама, какой ум у тебя пропал!»
Куда он пошёл? Чтобы воспитать своих шесть сыновей, обеспечить им нормальные условия физического и духовного развития. Нет, у меня не было возможности приблизить их к миру искусства, но я учила их видеть красивое в жизни.
Шесть моих сыновей – моё главное богатство.
Я читала Валино письмо вслух. Слушали и Саша, и Толя. Слёзы не один раз набегали на мои глаза. Я не скрывала их.
- Мальчики, я вам отдала свой ум, чтобы вы могли сделать то, чего не было возможности сделать мне. Помните это: вы должны жить в науке, как живёт моя подруга Валя, и как могла бы жить я, - как клятву, говорю я своим сыновьям. И право же, они слышат меня.
Нет, большим я ничем похвастать не могу. Валя, Валя, я напишу тебе письмо, а на будущий год постараюсь сама побывать у тебя, поговорить с тобой не только о прошлом, но и о настоящем, об отдаче твоих научных работ.
Нет, все-таки ты счастливая, Валя. Куда счастливее меня. Любимый муж, любимая работа, любимые друзья…. Ничего этого нет, и не было у меня, кроме Авы.
Беднее прошла моя жизнь и не я в этом виновата. Нет моей вины, что так сложилась у меня жизнь:
Ну что же. Каждому своё.
Какая ты молодей, Валя, что откликнулась! Откликнется ли другой?
Встретилась с Бересневой Ант. Федоровной.
- Ну, как, не надоело отдыхать? – спрашивает она.
- А мне ведь и не приходится много отдыхать. Политзанятия, лекции, а сейчас выборная компания. Надоело быть в глазах людей отдыхающей. Хочется какого-то большого дела.
- Я бы гордилась и радовалась, что отдыхаю, а она «надоело» - улыбается А.Ф.
- Наверное, я все-таки уеду отсюда куда-нибудь.
- Отступитесь-ка вы. Куда вы уедете? Мария Алексеевна Бородина тоже говорила лет десять тому назад, что у неё наполеоновские планы, а сейчас только рукой машет, как спрошу об этих планах.
- М.А. не могла осуществить своих планов, вероятно, потому, что связывала их с кем-то другим, мои же планы зависят только от меня самой.
- Я не уверена, что вы куда-то уедете, но если это произойдет, не удивлюсь.
Я с удивлением поднимаю на неё глаза: «Почему не удивлюсь?»
- Видите ли…. Ну как бы вам это сказать? Уж слишком вы свободная. Душой свободная.
- А ведь вы поняли меня, - говорю ей.
- Я все-таки умею видеть людей. А ведь многие не поймут вас, если это сделаете.
- Непьющий муж, хорошие дети, - смеюсь я.
- На руках её носил, - добавляет А.Ф., - жили дружно.
- И чего только надо было человеку, - опять продолжаю я будущий разговор среди моих односельчан.
Ант. Фед. – человек богатый души. Не зря её уважают и любят дети.
Как все-таки она верно обо мне сказала!
Посмотрим, осуществятся ли мои планы.
Буду жива, осуществятся! Я ведь абсолютно равнодушна к бытовым удобствам. Мне бы были только кровать да стол, на котором бы можно было писать. Неприязнь ко всему обывательскому, мещанскому привела у меня к полному отрицанию жизненных удобств.
4.06
Узнала точно: я была включена в оба списка: и по выборам в Поссовет и по выборам в Райсовет, узнала точно, что меня думали избрать председателем Поссовета. И…не решились. Снова недоверие к женщине.
Сейчас люди смотрят уже на меня не как на будущего председателя Поссовета, а как на пострадавшую. Мне не приятны эти взгляды, они унижают меня. Неприятно и то, что не доверили сей высокий пост, но не обижаюсь: знаю, что недоверие ко мне – часть общего недоверия к женщинам вообще. Боже упаси женщину поставить на первую роль! Только вторые роли. К следующему партсъезду напишу об этом письмо в ЦК. Будь бы в Политбюро ЦК женщины, будь бы их больше в ЦК, не было бы допущено такой пьянки. Женщина – мать быстрее бы увидела, куда поведёт распространение пьянства и совершенно недостаточная борьба с ним, женщины – матери смогли бы вовремя решить и проблему рождаемости. Сейчас вошло в традицию иметь одного-двух детей. А с традицией бороться уже труднее. И другие общегосударственные дела женщины в силу своей большей гибкости ума и прозорливости решали бы ничуть не хуже, чем мужчины. Особенно сейчас, в связи с быстрыми темпами развития общества.
А то женщина на трактор – пожалуйста, хоть это совсем не женское дело, а к руководству – без тебя обойдёмся, не твоё тут дело.
А все-таки интересно как: взял-вписал, взял-вычеркнул. Так легко, не советуясь с народом, не спрашивая его мнение. Отсюда и такое пассивное отношение к выборам, а избранного депутата забывают через несколько недель, потому, что нигде о нём не поговорили, не поспорили, не отстояли, не подумали.
10.06
Больничная палата, как одиночная камера. Лежала в ней почти целую неделю, оторванная от всяких дел. Тихо, покойно. В определённые часы приносят еду, в определённое время безжалостно колют пенициллином, побаливает ухо.
Бесконечное лежание на больничной постели и думы…думы, как бесконечная река времени. Снова и снова вспоминается Валино письмо, жизнь моих отца и мамы и своя, полная постоянных материальных лишений.
Почему-то часто приходит на память стихотворение – песня, которую любила петь мама:
Цветок.
Весело цветики в поле пестреют,
Их по ночам освежает роса,
Днем их лучи благодатные греют,
Ласково смотрят на них небеса.
С бабочкой пестрой, с гудящей пчелою,
С ветром им любо вести разговор.
Весело цветикам в поле весною,
Мил им родимого поля простор!
Вот они видят: в окне, за решеткой,
Тихо качается бледный цветок...
Солнце не зная, печальный и кроткий,
Вырос он в мрачных стенах одинок.
Цветикам жаль его, бедного, стало,
Хором они к себе брата зовут:
"Солнце тебя никогда не ласкало.
Брось эти стены, зачахнешь ты тут!"
"Нет! - отвечал он, - хоть весело в поле, -
И наряжает вас ярко весна,
Но не завидую вашей я доле
И не покину сырого окна.
Пышно цветите! Своей красотою
Радуйте, братья, счастливых людей.
Я буду цвесть для того, кто судьбою
Солнца лишен и полей.
Я буду цвесть для того, кто страдает.
Узника я утешаю один.
Пусть он, взглянув на меня, вспоминает
Зелень родимых долин!"
Вся моя жизнь кажется мне таким же цветком, выросшем на тюремном окне.
А за окном палаты цвела своей красотой природа, летали тонкие пушинки одуванчика, с бледно-голубого небосвода посылало свои щедрые лучи солнце – лучи для всех.
В памяти перебирала всех своих знакомых и близких и не находили ни одного, к кому бы меня влекла душа. В душе мрачно, как в осеннюю ненастную погоду….
В моей общественной деятельности и в корреспондентской работе снова наступает перерыв. Даже газеты читать не хочется. Только радио по-прежнему слушаю по утрам.
Постоянно говорю себе: «Ну чего ты мечешься, чего ты ищешь? Может, и жить-то тебе осталось немного, а ты всё мечешься. Пора уже и успокоиться.
И я успокаиваюсь, вспоминая судьбу того тюремного цветка в песне.
Не у первой у меня и не у последней так неудачно сложилась жизнь.
Каждому своя судьба. И все-таки тяжело одиночество, душевное одиночество….
11.06
- Знаешь, Петр, кто бы был тебе хорошей женой? – как-то сказал я своему благоверному.
- Кто?
- Наташа Быкова. Трудолюбивая, хозяйственная.
- Давай-ка, не болтай, чего не надо.
- А что? Самая подходящая тебе жена. Не то, что я, непутёвая.
А вчера он мне говорит:
- трудно все-таки одному. Везде надо успеть. Я вот думаю, как только Наташа одна справляется.
«Значит, думал без меня о ней, значит, не исчез бесследно мой разговор о ней», - с каким-то непонятным удовлетворением подумала я.
- Вот бы, вы с Наташей жили! Наташа любит хозяйство и ты тоже.
Мои слова он уже принимает без всякого недовольства.
- Да уж, у нас бы круглый год мясо было.
- Ну вот. Вырастут наши сыновья, я буду ездить, а ты бери Наташу. И выпить она бы стала давать, немного, с устатку. С устатку она и сама немного любит выпить.
- У нее губы синие.
- Ну да! Сказал тоже. Как будто бы я уж какая красавица. При чем тут губы?
- И живот большой. Скоро не доберешься.
- А что, у меня маленький что ли? Ничуть не меньше, чем у неё, - смеюсь я.
- Сначала сыновей ещё вырастить надо.
- Правильно, Пётр.
- Хороших ты мне сыновей народила, жена, - удовлетворённо говорит он.
- То-то вот. Значит, не напрасно мы с тобой вместе жизнь прожили. Мы ещё гордиться будем нашими сыновьями. Едва ли бы у тебя были такие сыновья от другой жены, как от меня.
Да, нам надо ещё вырастить наших сыновей. А там…видно будет.
Итак, главное – наши сыновья. Поменьше разговоров с Петром о будущем, побольше о настоящем. Да он и не любит и не умеет жить будущим, живёт сегодняшним днём.
Ну, а мне…. Разве мало тебе, Анастасия Николаевна, приходилось отказывать себе для пользы людей? Ты умеешь это делать. Умеешь употребить свою духовную силу для поддержки более слабого. Я сохраню своё влияние на отца и детей до конца пребывания их в семье.
«Вы сильный. Вы сильнее меня, и в Вас я черпала духовную силу» - как-то писала я В.Г.
Нет, не в нём, а в моей любви к нему черпала я духовную силу и поддержку.
Этой моральной поддержки у меня больше нет.
Ну что же. Создались объективные условия для проверки своей собственной силы.
Посмотрим, Ан. Николаевна, что за человек ты будешь дальше.
А пока – прежде всего – дети. Жить для них, пока не встали на ноги. Свобода – после.
Прочитать после моей смерти. Тетрадь 10
© Copyright: Колотов Александр, 2015
Свидетельство о публикации №215101701285
Свидетельство о публикации №215101701285
Рецензии