Льгота - Михаил Ханин

Конкурсная работа. Номинация – Лирика. Проза.
"Галактический сезон литературных конкурсов 2015", I этап.


Наум и Ханна оказались в Швеции, благодаря своему сыну Левке, который, отсидев пять лет в тюрьме за какие -то темные махинации с лесоматериалами, решил от греха подальше податься за границу. Посетив Швецию с туристической группой, он объявил себя диссидентом - борцом за неограниченные права простого человека. Сдавшись властям и нахально размахивая справкой из тюрьмы, словно это был диплом лауреата Нобелевской премии, Левка умудрился доказать Комитету по делам иностранцев, что как только он вступит на российскую землю, то будет немедленно схвачен и, вероятнее всего, расстрелян прямо в аэропорту. Сотруднику Комитета, молодому, светловолосому парню он нарисовал такую жуткую картину преследования, что у того от ужаса мурашки поползли по телу, и он время от времени восклицал:
– "Господи! Какой кошмар! И это называется демократией". Свою отсидку в тюрьме строгого режима Левка описал, как художник с натуры: сочно и образно. Эта часть его повествования и оказалась основной в принятии решения о предоставлении ему вида на жительство в Швеции.
"Видимо, у них своих прохвостов и уголовников не хватает,- самокритично и глубокомысленно решил Левка,- а, впрочем, мне без разницы. Моя задача: перетащить сюда предков, как родителей политического диссидента, и одной головной болью будет меньше». Левка не был сентиментален, но по-своему любил родителей и хотел, чтобы они были рядом
Получив приглашение от сына, Наум и Ханна немедленно помчались в Швецию, чтобы взглянуть на свое дорогое дитя. Оказавшись в Стокгольме, они были в восторге от того, что еще совсем недавно ходили по родному Невскому. И вдруг, впервые в жизни, оказались за границей.
– Послушай, Ханна - покачивая массивной лысой головой с седыми островками волос у висков, искренне удивлялся Наум,- смотри-ка, столько людей и все балабонят не по-нашему.
– Действительно,- поддержала его Ханна и, выпятив толстые губы, одобрительно почмокала ими, изображая удивление,- и когда только выучить успели? Смотри-ка, все почти, как у нас, только совсем не слышно русской речи.
Они вместе с сыном медленно шли по площади к Комитету по делам иностранцев. Громадная толпа вечно спешащих людей обтекала фонтаны и деловито перемещалась между овощными и цветочными палатками.
– Глянь-ка,- обалдело воскликнул Наум,- фрукты без присмотра лежат на столах, и никто не ворует. Ну-ка, давай, подойдем поближе.
Он захромал к овощной палатке, опираясь на обшарпанную деревянную палку с резиновым набалдашником на конце и, сильно припадая на левую ногу, ступню от которой ему оторвало противопехотной миной во время Великой Отечественной войны. После выписки из госпиталя его гоняли от врача к врачу и, наконец, дали инвалидность, которую он должен был каждый год подтверждать на комиссии.
– "Можно подумать, что у тебя новая нога вырастит, - выходила из себя Ханна,- лучше бы бесплатный протез дали".
Но очередь на бесплатные протезы была длиннее, чем жизнь инвалида. Поэтому, кряхтя и матерясь, Наум смастерил из обрубка дерева, который он нашел на свалке мусора, нечто, отдаленно напоминавшее ногу, надел на нее ботинок, прицепил ремнями к культяпке и так гордился своей работой, как будто он изваял скульптуру, сделавшую его мировой знаменитостью.
-– Чемпионом по бегу, я думаю, мне уже, наверное, не стать,- с серьезным выражением лица говорил он сыну,- но фрейлехс на твоей свадьбе я еще спляшу, не хуже других.
– Да ладно тебе, Билли Бомс,- отшучивался сын,- ты еще нацепи черную повязку на глаз для полного сходства.
– С кем сходства?- Ехидно спрашивал Наум,- с Мошей Даяном или Михайло Кутузовым?
Но сыну некогда было спорить по пустякам. Он делал гешефт, и каждая его минута стоила огромных денег и риска. И вот теперь вся троица шла по Стокгольму сдаваться, но родители еще не знали об этом. Они подошли к огромной куче роскошных красных яблок, горками наваленных в ящики. Наум поднял одно, повертел в руках, зачем-то понюхал и оглянулся. Никто на него не обращал никакого внимания.
– А если я откушу от него,- с веселой искринкой в глазах хрипло спросил он,- что тогда будет?
– Кишечное заболевание будет,- буркнул Левка, - яблоки сначала мыть надо.
– Этому я сама тебя учила в детстве,- примирительно сказала Ханна,- хорошо, что ты хоть это запомнил, оболтус. Сколько стоит килограмм?
– Десять крон стоит, вон табличка,- показал пальцем сын, - видишь, прямо в яблоко воткнута.
– А по-нашему?- Тут же встрял в разговор Наум.
– А по-вашему около сорока рублей.
– Да они, что? Умом тронулись с такими ценами?- Возмутился Наум и бережно положил яблоко на место.
К ним тот час подскочил высокий смуглый мужчина с черными тараканьими усами и что-то вежливо спросил.
– Что ему надо?- Подозрительно спросила Ханна,- мы яблоко положили на место.
– Он интересуется, не нужна ли вам помощь,- перевел Левка.
– Нам нужна только материальная помощь, чтобы покупать такие яблоки за такую цену,- взорвался Наум. Он сердито посмотрел на араба и повторил: - материальная, и никакой другой.
– Русланд,- заискивающе улыбнулся парень,- русланд-карашо. Он беспомощно развел руками, показывая, жестом, что других слов по-русски не знает.
– Все в порядке, - на шведском произнес Левка,- босс хотел купить все наличные яблоки, но его не устаивает качество,
– Мы можем снизить цену,- тут же нашелся продавец,- я сейчас позову шефа.
– Нет смысла,- с серьезным видом покачал головой Левка,- его не уговоришь. Для него качество важнее цены.
– Ишь, как ты стрекочешь по-басурмански,- восхитился Наум,- молодец, сын, одобряю.
– Ладно,- слегка загордившись от похвалы, смутился Левка,- одобряет он, коммуняга, идем-ка, а то здесь не любят, когда опаздывают.
– А, разве, мы куда-то торопимся?- Удивилась Ханна, - я думала, что мы пошли погулять, подышать свежим воздухом, посмотреть город. Разве нет? Тогда, куда ты нас ведешь?
– Ну, это что-то вроде полиции. Я вас сдавать буду,- хихикнул Левка и радостно помахал рукой кому-то в толпе.
– Что ты сказал?- Пронзительным, противным голосом взвизгнула Ханна. Она остановилась, широко расставив массивные, как каменные глыбы, ноги и казалось, что не было такой силы, которая могла бы столкнуть ее с места. От астматического, прерывистого дыхания ее грудь вздергивалась рывками, а гигантские, как футбольные мячи, груди, с трудом спрятанные под тесным платьем, похожие на огромный студенистый горб, расположенный спереди, неприятно дрожали и перекатывались из стороны в сторону при каждом вздохе. Мясистыми пальцами она схватила сына за грудки и, казалось, что без всякого усилия оторвет его от земли и зашвырнет в средину фонтана.
– Я тебе сейчас устрою полицию!- Завопила она, брызгая слюной ему в лицо,- послушайте, люди добрые, родной сын будет меня сдавать! Матушки святы! А я тебя, сукин сын, сдавала милиции, когда они пришли с обыском? Или может отец тебя сдавал? Наум, что ты молчишь? Я тебя спрашиваю?
Наум хрипло сопел и тяжело топтался на месте. Такой подлости от своего любимчика Левки он не ожидал. Наум даже поднял палку, чтобы проучить сына в первый раз в жизни, но его остановили любопытные взгляды людей, проходивших мимо. Некоторые для чего-то вынули из карманов телефонные трубки и внимательно наблюдали за ними.
– Так ты притащил нас в Швецию, чтобы сдать в полицию?- Едва сдерживая ярость, прохрипел Наум, - Ханна, может, мы в России пухли с голода? Я хочу знать, Ханна!
– Нет,- тряхнула Ханна лысеющей головой, и остатки крашеных волос нимбом разлетелись вокруг нее, - нет, Наум, кусок хлеба мы имели всегда, даже, когда наш сын сидел в тюрьме.
– Да, успокойтесь вы,- прошипел Левка, озираясь,- а то сейчас действительно придет полиция. Вон прохожие уже телефоны повынимали. Никто вас никуда не собирается сдавать. Я пошутил,- он вытер рукавом рубашки лоб, покрытый крупными каплями пота, и глубоко вздохнул. – Мы сейчас зайдем в одно учреждение. Там вам будут задавать вопросы, и вы подробно расскажите, как меня преследовали в России, а теперь и вас преследуют из-за меня.
– А им-то, какое до этого дело?- Удивилась Ханна,- ты отсидел свое, и конец. Главное, чтобы еще не добавили. И потом, кто нас там преследует? Кому мы с отцом нужны? Что ты нам морочишь последнюю голову?
– Мам,- миролюбиво прервал ее Левка,- там вы должны сказать, что я боролся за права человека. И меня посадили именно за это, а вы боролись за меня и теперь у вас неприятности.
– А ты как думал? Конечно, мы за тебя боролись,- горячо поддержал сына Наум,- ездили в зону, возили подарки начальству, а тебе передачи. А как же иначе?
– А вас выгоняли, травили собаками, ничего не принимали, а один раз даже избили,- в тон ему радостно продолжил сын.
– Нас избили? Когда это было?- Искренне изумилась Ханна,- нас сам начальник тюрьмы майор Вертухаев принимал, как дорогих гостей, чаем поил с дороги.
– Господи, мама, ну, пожалуйста, говори то, что я тебя прошу. Иначе меня действительно снова в тюрьму посадят, - взмолился Левка,- я не шучу.
– Ладно, я все понял,- хмуро сказал Наум,- не нервничай, пусть будет по-твоему. Я буду молчать. Пусть говорит мать, она умеет.
– Он все понял!- Заорала Ханна и воздела руки к небу,- люди добрые, посмотрите на него! Он все понял! Этот старый пентюх за всю свою жизнь так ничего и не понял. Я должна опять за всех отдуваться. Ну и семейка! Они хотят вогнать меня в гроб!
На них снова стали оглядываться, и Левка, схватив их обоих под руки, потащил к дверям Комитета. Они вошли в вестибюль и сразу же присмирели. Левка подошел к одному из многочисленных окошек и что-то сказал сидевшей там девушке. Она улыбнулась, дала ему бланк, он быстро его заполнил и вернул ей обратно.
– Посидите,- заметно нервничая, произнес Левка,- вас скоро вызовут и, помните, что моя и ваша судьба находятся в ваших руках, пожалуйста, не забудьте об этом.
– Ладно, сын,- хмыкнула Ханна,- нам не привыкать. Я тебя прикрывала от Советской власти, прикрою и от королевской. Ее необъятных размеров грудь ритмично заколыхалась от смеха.
Действительно, вскоре ассистент выкрикнул их фамилию. Левка рванулся со скамейки, пробежал несколько шагов и тут же вернулся обратно.
– Это вас,- занервничал он,- не забудьте, что я вам говорил.
Наум, тяжело дыша, с трудом поднялся и, пронзительно скрипя полуразвалившимся протезом, направился к ассистенту, громко стукая палкой по мраморному полу. Ханна, сгорбившись, приниженно семенила рядом. На ее лице появилась слащавая улыбка, с которой она всегда обращалась к начальнику тюрьмы, когда навещала Левку.
– Здравствуйте, товарищ полицейский,- произнесла она нараспев и для пущей убедительности закивала головой.
Ассистент с удивлением посмотрел на странную пару, усмехнулся, вставил карточку в щель автоматического замка, чиркнул ею и, открыв дверь, сначала пропустил их впереди себя, а затем, обогнав, быстрым шагом пошел по коридору. Они вошли в небольшой, уютный кабинет. Ассистент жестом показал им на стулья, и они осторожно присели на край, словно боясь, что в сиденье могут оказаться гвозди.
– Товарищ полицейский,- снова затараторила Ханна,- я хочу сделать заявление про нашего сына Левку. Он пострадал несправедливо, а теперь еще и мы.
Ассистент сделал успокаивающий жест, останавливая Ханну, и нажал на кнопку телефонного аппарата, стоявшего на его столе. Вскоре появилась девушка в белой блузе и тёмно-зелёном костюме.
– Здравствуйте,- любезно и вместе с тем бесстрастно сказала она,- меня зовут Лена. Я буду вашей переводчицей. Все сказанное здесь является тайной и не будет передано никому.
– А у нас нет никакой тайны,- испугалась Ханна,- мой сын Левка ни в чем не виноват, его оклеветали. Адвокат-дурак, а прокурор -сволочь. Я это могу где угодно сказать, хоть по радио, хоть по телевизору.
Переводчица перевела, ассистент понимающе кивнул головой, нажал на клавишу компьютера и снова удовлетворенно кивнул головой.
– Он посмотрел досье вашего сына,- сообщила Лена, - теперь ему все ясно.
Ассистент что-то произнес и улыбнулся.
– Он сказал, что вам будет предоставлена возможность ждать решения правительства на территории Швеции, вам будет выплачиваться денежное пособие. Есть ли вопросы?
– У меня вопрос,- положив обе руки на поперечную ручку палки и пристально глядя в лицо ассистента, мрачно произнес Наум.
– Наум,- как змея, вскинув голову, зашипела Ханна, - мы же договорились, что ты будешь молчать, как рыба. То из него слова клещами не вытащишь, то он вдруг разговорился. Цицерон хренов!
– Я хочу спросить,- упрямо настаивал на своем Наум, - я могу спросить или нет?
– Что случилось?- Насторожился ассистент,- они чем-то не довольны?
– Муж хочет задать вопрос, а жена не разрешает, - сообщила Лена.
– Почему не разрешает?- Удивился ассистент,- по-моему, у него больная нога, а не голова. Или я ошибаюсь?
– Что вы хотите?- С интересом спросила Лена.
– Скажите, а у вас существуют льготы для инвалидов Великой Отечественной Войны?- Выпалил скороговоркой Наум, боясь, что его снова остановят.
Лена дословно перевела и ждала ответа ассистента.
– Что такое Великая Отечественная война?- Не понял он.
– Вторая мировая,- пояснила переводчица.
Ассистент посмотрел на ногу Наума и сочувственно покачал головой. – А, какие льготы таким людям предоставляются в России?- с неподдельным интересом спросил он, - вилла, машина, пожизненное содержание или что-нибудь другое? "
Лена со скептической усмешкой перевела его слова. Наум возмущенно развел руками.
– Что значит какая? Не нужно иронизировать! Да об этом знает каждый нормальный человек! - Запальчиво выкрикнул он,- талоны на сахар можно обменять на талоны на гречу. А о виллах, и машинах никто и не заикается.
– Что такое греча?- Не понял ассистент, слегка ошарашенный такой реакцией собеседника.
– Крупа такая,- едва сдерживая смех, сказала переводчица,- ее обычно дают тем, у кого диабет.
– Ага,- произнес ассистент,- у вас, оказывается, диабет. Тогда вам положено увеличить пособие на триста крон.
– У меня нет диабета, - раздраженно произнес Наум,- я участник войны, и мне положено, как участнику...
Но прежде, чем Лена успела перевести его слова, Ханна замахала на Наума руками и выкрикнула:
– У меня диабет, девочка. Разве по мне это не видно?
Лена на секунду онемела от удивления, а затем перевела то, что сказала Ханна. Ассистент и не подумал усомниться в правдивости ее слов. Он напечатал на компьютере какие-то бумаги, протянул их Ханне, с чувством пожал им обоим руки, встал, и его лицо стало непроницаемым.
– Все,- сказала Лена,- вы свободны. Чек вам пришлют по почте на ваш адрес, До свидания, не болейте. Всего вам наилучшего.
Они молча, не глядя друг на друга, вышли на улицу. Левка с нетерпением ожидал их у выхода.
– Ну, что? Как дела? О чем вас спрашивали?- Нервно заговорил он,- Что случилось? Что вы молчите? Ну, скажите хоть что-нибудь, наконец!
– У нее оказывается диабет,- показав палкой на Ханну, буркнул Наум,- я интересуюсь: и давно это у тебя случилось?
– Давно,- рассердилась Ханна,- с тех пор, как я вышла за тебя замуж. Он у меня на нервной почве произошел. С таким мужем, как ты можно заработать три диабета.
– Опять я виноват! Господи, что за женщина! Кто тебя заставлял выходить замуж? Может быть, я взял тебя девушкой и испортил тебе жизнь? Я, наконец, хочу услышать, что ты мне скажешь?
Ханна уже приготовилась дать ему хорошую отповедь и уже уперла руки в бока, но Левка встал между ними и взял их за руки.
– Послушайте,- умоляюще сказал он,- вы, что с ума сошли что ли? Нашли время препираться. Что вам ассистент сказал?
– Что вместо гречи нам дадут триста крон, - победоносно заявила Ханна,- и не потому, что он участник войны и даже не потому, что инвалид, а потому, что я догадалась объявить, что у меня диабет.
– Мать, - захохотал Левка,- ты правильно поняла службу. Я могу гордиться тобой. Пап, а ты не сердись. Все нормально. Я купил вам яблоки и уже помыл их. Ешьте на здоровье. С прибытием на Шведскую землю!
Он радостно засмеялся, с шутливым торжественным поклоном вручил каждому по огромному красному яблоку и с хрустом откусил от своего.