из романа Потерянный год. Гл. VI - Июль. Отрывок

Утром Дня славянской письменности (06:00)…

"Сашка, привет, дорогой! Сашенька, ситуация очень неприятная сложилась в «69», я сейчас тут! Очень прошу: можно я сейчас буквально на 20 минут заскочу к тебе, это слегка связано с моей безопасностью. Если интересно, как раз расскажу, только Сашке моему ничего пока не пиши, я сам ему завтра все объясню."

Через 4 часа:

"Спасибо Саш, вот твое истинное отношение ко мне! Пусть меня просто перекрыло с той ситуацией в «69», но меня нужно было хоть как-то защитить, поддержать, чтобы я себя почувствовал в безопасности! А ты тупо проигнорил мою просьбу... хотя при этом с Сашкой моим ты пообщался о том, что бы он тебе стасика привез...
"Лёш, ты чего?! Я твое сообщение увидел час назад. Еду на работу. Кто такой Стасик?!"
"Саш, прости пожалуйста! Я сам толком ни в чем не разобрался и поднял панику. Мне очень стыдно. Как будет свободное время, позвони - расскажу всё! Мне очень стыдно, извини меня, умоляю!"

Через четыре дня:

"Саш, помоги пожалуйста достать веселье за деньги, очень нужно! Хочу погулять!"
"Лех, без шансов. Я в завязке пока. Я брал у Ш*. Ты же помнишь."
"Понял ((("

20 июня

"Сашка привет! Ты в Мск?! Саш, умоляю, ответь!!!"

14 июля 04:00

<Абонент +792•••••414 просит Вас ему перезвонить.> {***}

15 июля Лешка последний раз был в Ватсапе

17 июля арестовали Ваньку и Антона.

19 июля арестовали Ромку, который сдал Гарика.

  Могу ли я кого-то обвинять после того, как сам не ответил на тот Лешкин звонок в четыре утра? Могу ли читать кому-то мораль, когда сам никак не могу выбраться из той ямы самоотрицания и самоуничтожения, из ада которой есть только два выхода, но всегда – один выбор. Как выбраться из этого колодца, стены которого при взгляде со дна напоминают скользкий обрыв безволия, а сверху выглядят отвесными скалами страха? И есть ли шанс выжить, если сорвешься? А сколько у тебя всего есть попыток? А на какой равнине ты окажешься, преодолев скалу страха? И можно ли преодолеть обрыв безволия? А если просто остаться на дне? Ты же тут не один? А там наверху, наверняка, будешь один. Или нет? А – с кем - там? 

- Так, дурень, выключаем параноидальную страсть к самосожжению и включаем мозг.
- Ты о чем, Жень?
- Я встречался с  Романом.
- И?
- Ты понял, зачем он звонил Гарику перед тем, как привести домой облаву?
- Он сказал, что хотел предупредить.
- Ну-ну… Непуганые все вы, как дети.
- Поясни.
- Когда ты отвечаешь на звонок, твой телефон локализуется, ты не знал?
- Поэтому Рома ничего не сказал Гарику, когда звонил?
- Конечно. Возможно, это и не сам Рома звонил, а опера, но – суть одна: этот звонок помог определить место нахождения Гарика. И если бы вдруг оказалось, что Гарик не дома, за ним бы просто не поехали, или попросили бы Рому перезвонить и уточнить, когда Гарик вернется.
- По-твоему, звонок Лёшки – из той же оперы?
- От того же опера. Завязывай. Хотя бы паузу сделай – сейчас тебя начнет долбить со всех сторон, и главное – следи за здоровьем: ты уже перешел рубеж, до которого дают легкие подзатыльники.
- Я это чувствую.
- Именно потому что ты понимаешь больше, чем многие другие на твоем месте, сейчас тебя начнёт ****ить не по-детски. По всем фронтам.
- Я не смогу так быстро выйти из зависимости.
- Понимаю. Поэтому и удары будут – серьёзными. Но не отчаивайся – это и будет твоим шансом.
- Я выберусь, Жень?
- Не с первого раза и не один.
- Без потерь?
- Не без потерь…

После этого разговора Жека пропал на полгода. Он всегда был увлекающимся, независимым и страшно несвободным. Судьба за семь лет отсутствия приучила его к несвободе, но отучила от зависимости. Меня судьба пока берегла. Но я никак не мог понять, зачем. В какой-то момент мне захотелось получить хоть какой-то ответ на этот вопрос, и именно в это самое время во время одной из тех самых апофеозных оргий, увенчавших мое плотосексопатическое фиаско на мой телефон пришло сообщение от Андрея В*: «Саш, привет! Это Андрей. Я знаю – у тебя есть. Привози – пообщаемся. Мы с Кешей на Олимпийском»
 
- Не надо мне про меня ничего говорить, когда я в таком состоянии! Ну, неужели не ясно?!
- Ясно.
- Что тебе ясно, Кеш?!
- Ребят, может, я пойду тогда?..
- Сань, посиди еще. Мне нужно отдышаться. А ты – хорошая отдушина.
- Хорошо.
- Андрей, ну нельзя бесконечно испытывать тех, кто рядом, на прочность. Мы же все живые, все ранимые.
- Ты издеваешься?! Кеша, я же попросил: можно помолчать просто? Спасибо, Сань, что приехал: немного разрядил…
- А что стало поводом для раскачивания?
- Саш, не поверишь…
- Кеша, помолчи. Я сам расскажу. Ты знаешь, Сань, я не люблю выяснять отношения, но в определенном состоянии перекрывает, и хочется понять, что именно скрывается за словами «Я тебя люблю». Что за этим «люблю» и что говорящий понимает под «тебя».
- Андрюшк, а ты думаешь, в таком состоянии разумно вникать в такие нюансы?
- Терпение – категория, конечно, не универсальная, но в определенных условиях…
- Кеша, ты понимаешь русский язык?
- Прости.
- Хорошо. Сань, вот для тебя что именно составляет мою душу?
- Ты хочешь узнать, за что тебя любят?
- Да.
- За сочетаемость несочетаемого.
- Конкретнее?
- Это только моё мнение, конечно, и только моё понимание предмета беседы, но я это вижу как умение любить и неумение быть любимым, как умение прощать, но не умение принимать прощение, как…
- Ты серьёзно?
- Андрюшк, ты же знаешь, я не служу собственной предсказуемости: если ты хотел услышать от меня какой-то определенный ответ, нужно было так и сказать.
- Неужели даже ты…
- Что я?
- Неужели даже ты меня не знаешь…
- Я бы на твоем месте прислушался.
- Кеша, замолчи, умоляю!!!
- Не шуми, пожалуйста.
- Пожалуйста.
- Андрюшк, никто не оспаривает твоё право на собственное мнение о том, как ты выглядишь в глазах окружающих, но это – один из главных признаков, который выдаёт в человеке отсутствие академического образования, гарантирующего хотя бы примитивно комплексный подход к анализу окружающей действительности.
- Ты меня хочешь упрекнуть в отсутствии высшего образования?
- Это не самый страшный упрёк: если ты собираешься обидеться, то я бы на твоем месте попридержал эмоции, поскольку это еще не кульминация.
- Я что-то не понимаю: вы с Кешей решили добить меня что ли?!
- Тебе неприятны восторги близких людей, потому что они направлены не на те твои качества, которые тебе самому кажутся заслуживающими восхищения, верно?
- Ты слишком огрубляешь.
- Нет, Андрюш. Огрубление будет попозже. Сейчас мне бы хотелось узнать, за что, по-твоему, мы с Кешей как твои друзья должны любить тебя в первую очередь.
- Никто не должен меня любить. Не нужно делать из меня исчадие эгоизма.
- Боже упаси! Просто помоги нам понять. Пожалуйста.
- Неужели не очевидно?
- Андрюшк, мы можем заблуждаться. Это раз. Два: ты сам себя знаешь намного лучше, чем мы. Именно поэтому я прошу о помощи: какое из своих душевных качеств ты считаешь действительно уникальным.
- Да Господи Боже мой! Конечно, же порядочность.
- Андрюшк, я не понимаю, что ты называешь «порядочностью», но в приличном обществе это не душевное качество, но норма взаимодействия между людьми.
- Норма?! НОРМА?! Да ты не охуел ли?!
- Не расстраивайся, Андрюшк. Я не хотел тебя расстраивать, но порядочность – это норма. То, что в нашем обществе она стала драгоценностью, никак не меняет отношения разумных людей к этому качеству.
- В твоем окружении много порядочных людей?
- Я бы не советовал тебе настаивать на развитии этой темы.
- Я бы хотел тебе напомнить, что у меня было море возможностей сдать кого-то, слить, растоптать и размазать, но я никогда не воспользовался ни одной из них! Ни одной! Это, по-твоему, норма?
- По-моему, да.
- Уму непостижимо!
- Что именно?
- Да ты не зажрался ли?!
- Постой. Давай не будем с больной головы на здоровую.
- Это у тебя-то здоровая голова?!
- Андрюшк, что ты понимаешь под словом «порядочность»? Что это за раритетное качество, редко встречающееся в наше время?
- Неспособность на сознательную подлость!
- Отменно. Помнишь, ты рассказывал мне, как какой-то парень обвинил тебя в том, что ты заразил его ВИЧ?
- Это ты к чему?
- Размышляю. Ты помнишь, что ты ему ответил?
- Не помню.
- Допустим. Я напомню. Ты ему сказал, по твоим же собственным словам, что если человек добровольно вступает с кем-то в незащищенную половую связь, все последствия этой связи на его совести.
- Последний раз спрашиваю: к чему ты всё это вспоминаешь?
- Хочу спросить у тебя: по-твоему, не предупредить человека об опасности для его здоровья – это поступок порядочного человека?
- Да пошел ты, знаешь куда?!
- Сейчас пойду. Только напомню, что меня ты тоже не предупредил. Конечно, я сам идиот, но… Андрюшк, ты же знал, что я женат. Ты знал, что наша с тобой связь представляла тогда угрозу не только моему здоровью, но и здоровью моей жены и даже моего сына. Я не знал, что ты инфицирован, тогда как ты точно знал, что я здоров.
- Ты это серьёзно?
- Андрюш, это не единственный пример твоей НЕпорядочности. Мне очень жаль, что я вспомнил сейчас именно эти два случая, но настанет день, когда я вынужден буду припомнить тебе и о других.
- Припомнить?
- Да, Андрюш. Ты знаешь, что не в моем амплуа кастрировать охуевших друзей, но, к моему величайшему сожалению и к твоему величайшему счастью, мои тёплые чувства к тебе не позволяют сейчас разрушить воздушный замок твоих иллюзий на свой собственный счет.
- Саш, прошу тебя - уйди.
- Прости, Кеш. Я пошел. Не сердись: враг такого не скажет.
- Саш…
- Всё.

  Тогда во время этой очередной эпохальной ссоры, после которой мы с Андреем возобновим общение только в декабре, я уже знал, что Андрей, использовав свои связи в Администрации президента, своими же руками задушил один проект, бизнес-план по которому был у меня почти готов. Об этом я узнал от Кеши, который с каким-то непередаваемым беспомощным наслаждением барахтался в бесконечных истериках своего друга:

- Саш, пойми, пожалуйста: мы все ****и, на нас на всех негде клейма ставить, но Андрею можно простить всё…
- Конечно-конечно, Кеш: простить можно всё не только Андрею… Но и тебе, и Серёге, и Лариске…
- Лариска тут при чем?
- Ну, вот при том самом: простить можно всё и всем. Забыть нельзя. Видишь ли, какая петрушка… Ведь я первый раз разбил свой ноутбук именно тогда, когда не смог распечатать бизнес-план по нашему проекту с Андреем.
- А был еще и второй раз?!
- Тогда я смог его восстановить за восемь тыщ у ребят на Горбушке.
- Но я ничего не знаю о бизнес-плане…
- Ха-ха, хе-хе. Меня предупредили, что не нужно отдавать чиновникам полную версию бизнес-плана до того момента, пока мне не предложат позицию хотя бы заштатного администратора с заштатным окладом. Для меня тогда это было единственным шансом реабилитироваться перед женой, перед коллегами, единственным шансом вырваться.
- Хм…
- Ты же помнишь, что встреча на Старой площади прошла на высоте. Даже без распечатанного резюме к бизнес-плану (о своем собственном резюме я уж и не говорю).
- Помню. Ты был очень убедителен.
- Я могу убедить кого угодно в чем угодно, кроме своей бывшей жены, но…
- Да. Я помню. Но между вами с Андреем тогда что-то случилось, и Андрей попросился сам на позицию заместителя директора, которую в Администрации хотели отдать тебе.
- Какой Андрей?
- Наш. А есть еще какой-то?
- Директора?
- Да.
- У кого попросился?
- Он попросил меня как близкого друга Сергея предложить не твою, а его кандидатуру на этот пост.
- Зачем?..
- Саш, я думаю, он хотел помочь тебе.
- Ух-ты!.. И каким же образом?
- При всей его самонадеянности он понимал, что без тебя не справится. А ты без него слишком…
- Слишком что?
- Слаб слишком что ли…
- Прелесть какая. Так и что же ему помешало?
- В смысле?
- Да в прямом: куда он пропал потом?
- Он никак не мог получить эту должность.
- ДанеужЭли? По причине?
- У него не было трудовой.
- Что ж ты не помог?
- С какой стати?
- Не понял?
- Саш, я по пьяни могу лизать жопу кому угодно и под кого угодно прогибаться. Но это длится ровно 24 часа в неделю как разрядка. Я не могу в трезвом виде в рабочее время решать комариные проблемы человека, который сам не знает, чего хочет.
- Ну, для него-то ты существуешь как близкий друг не только те 24 часа, а примерно 168 часов в неделю, нет?
- Что «нет»?
- Прости. Не хотел лезть в ваши отношения.
- Они и так, как «Дом-2», на всю округу.
- А ты не боишься, что через Андрея тебя скоро возьмут за все места?
- Когда трезвый, боюсь. А у вштыренного – инстинкты совсем другие… Но…
- Да. Мы отвлеклись.
- Не совсем. Я только сейчас вспомнил, что после того звонка тебе Андрей стал всем рассказывать, что ты его предал.
- Какого звонка?
- Ты всегда заразителен в своих привязанностях.
- Только лишь?
- Ужас в том, что не только. Ты заразителен во всём, чем увлекаешься. Даже когда увлекаешься на пару суток, но темы искусства – сфера твоей уникальной убедительности, которая обезоруживает даже твоих недоброжелателей.
- И?
- Андрей был в восторге от твоего проекта. Носился с той бумажкой, которую ты скинул на «мыло».
- Я ничего об этом не знал.
- Конечно. Он же при мне звонил тебе в марте, чтобы узнать, «соблюдаешь ли ты диету».
- Он именно так и спросил.
- Он хотел, чтобы ты выкарабкался. Вдвоем вы стали бы мощной пружиной всего этого проекта, несмотря на Крым и все санкции вместе взятые…
- Крым-то тут при чем?
- Главным спонсором фестиваля должен был стать Фонд, учредителями которого были девять столпов нашей экономики – по три кита от каждого сектора.
- У нас есть экономика?!
- Представь себе.
- Хорошо-хорошо. Не нервничай. Но мне называли только Сбер, ВТБ и Роснефть.
- Роснефть в долгах как в шелках: вряд ли твоя информация была достоверной, впрочем, и о присоединении Крыма знали тогда только трое… Возможно, ты знал немного больше, чем я.
- Я не знал главного: в чем был смысл поддерживать мой проект? Ведь в распоряжении вертикали всегда  были Спиваков и Гергиев со своими уже готовыми и обкатанными проектами.
- Оба маэстро – на недосягаемой высоте. И давно уже. Но…
- Они – инструмент внешней политики, а не внутренней, так?
- В точку. Внутренняя политика трещит по швам: Дима-размазня не смог стать противовесом путинской команде.
- Медведева не было в списке «консультантов» по Крыму?
- Этого я тебе не скажу.
- В этом же нет никакой особой секретности. Или?
- Саш, пойми: всё, что касается живых людей, всегда обладает той или иной степенью секретности. Дело же не в том, что твоя журналистская привычка совать нос во всё подряд делает очевидное только посвященным очевидным даже непосвященным.   
- А в чём, Кеш?
- Ты понимаешь, что такое зазор между замыслом и результатом?
- В способности к прорыву?
- Ты сложно формулируешь, но суть именно в этом: в умении преодолевать обстоятельства и собственную заданность.
- Но ведь нередко результат превосходит замысел по качеству и значимости, нет?
- Нет, Саш. Такое встречается крайне редко. Катастрофически редко. Какой там у тебя любимый роман Достоевского? «Идиот», кажется?
- Да. Роман про Христа.
- Так вот таких результатов, как Евангелие, как «Апокалипсис», как «Анна Каренина», как «Идиот», человечество порождает так мало, что даже их известность не оказывает существенного влияния на историю нашей цивилизации.
- Слабость не порок.
- Не для лидера.
- Даже Толстой не стеснялся своих слабостей.
- Даже Достоевский, который их в себе презирал. Но таких личностей на Землю «запускают» не часто.
- Факир был пьян?
- Иллюзия собственной значимости многих опьяняет. Толстой боролся с ней всю жизнь, но так и не обрёл мудрости.
- Его отлучение от церкви было пустой формальностью.
- Церковь у нас всегда была слишком обидчивой.
- Поясни, пожалуйста.
- Не поясню. Это лишь мои ощущения. Мне слишком не хватает знаний в этой области, чтобы давать развернутые комментарии по истории какой-либо из конфессий. Но отношения Толстого с церковью мне кажутся весьма показательными.
- Его не допускали к причастию.
- У Толстого было столько поклонников даже среди духовенства, что уж причастие получить именно для графа Льва Николаевича труда не составляло никакого.
- Не поглумиться же он хотел, в самом деле.
- А вот это и есть зазор между замыслом и результатом: не хотел, а получилось.
- Ты серьезно, Кеша?
- Еще раз: это мои собственные ощущения, как пример, иллюстрирующий ваши отношения с Андреем, который хотел тебе помочь, но не смог.
- Разве можно помочь человеку, отобрав у него шанс спастись самостоятельно?
- Ты про моральную поддержку?
- Да.
- Нельзя, наверное.
- Наверняка нельзя.
- Саш. Ты же знаешь, что любая оценка говорит об оценивающем больше, чем об оцениваемом.
- Знаю.
- Именно поэтому ты так резко перестал осуждать и начал хвалить, так ведь?
- Ты читаешь мои рецензии?
- Я слежу за твоим развитием: оно очень поучительно.
- Даже для тебя?
- Ну, хорошо. Я вынужден это делать.
- Вынужден?
- Андрей очень зависит от тебя.
- А я от него. Это нормально.
- Нет. Его зависимость сильнее. Ты не представляешь, как ему не хватает общения с тобой.
- Ему со многими не хватает общения. Я давно говорил, что ему нужно начать писать автобиографию.
- Как и тебе.
- Мне еще рано.
- Никогда не знаешь наверняка.
- Тоже верно. Но что стало причиной его предательства?
- Ух-ты какие раскаты саморазоблачения: предательство…
- Он ведь мою слабость тоже воспринял как предательство, верно?
- Верно. Ему тогда было больно.
- Кеш, а что он сделал для того, чтобы я не сорвался? Звонил мне? Писал? Интересовался, как я себя чувствую? Ведь он пережил намного более серьезную зависимость, чем я. Он же знал, насколько мне тяжело.
- Он был уверен, что ты справишься.
- Или ему было все равно?
- Саш, не сгущай.
- Я не сгущаю, я раскачиваю. Вот смотри, Кеш. Человек рассказывает тебе о том, как он четыре часа проревел в храме, будучи атеистом. Четыре часа простоял в центре храма на коленях, пытаясь скрыться от демонов, круживших в пустых капюшонах вокруг него даже в церковном приделе! И… Бог избавляет его от страшнейшей зависимости! Он выходит из храма чистым, за четыре часа дикой эмоциональной пытки (и ломки, конечно) избавившись от навязчивых фантомов расшатанной психики.
- Так ты и об этом знаешь?..
- Как видишь. И что делает этот человек?
- Начинает верить в свою исключительность? Ты об этом?
- Об этом. Но если ты вышел на прямой контакт с Небом, у тебя уже нет пути назад.
- А как понять, что канал открыт?
- Кеша, ты не самый последний человек в стране, верно?
- Ну… Да. Не самый последний.
- И ты задаешь такие вопросы? Что ты чувствуешь как чиновник, когда тебе звонят со Старой площади?
- Хороший вопрос, Саш. Наверное, то же самое, что чувствуешь ты, когда тебе звонят из пресс-службы Байройтского фестиваля.
- Именно. А именно: всё остальное перестает существовать, и ты думаешь только об этом звонке. Порой даже не помнишь его содержание. Порой даже неважно, собираются тебя повысить или уволить, да?
- Да. Понимаю.
- Но если тебе помогли, можно ли гордиться этой помощью и записывать её получение в свои заслуги?
- Понимаю тебя.
- Да что мне твоё понимание…
- Саш, ну, хоть ты не начинай…
- Кеш, я не имею ни желания, ни надежды тебя уязвить или обидеть: если бы ты был способен хотя бы на что-то из того, на что не способен, ты бы не оказался в числе ближайших «правых рук».
- Ты даже на *** посылаешь, будто окрыляешь.
- Кешечка, скажи мне честно: если бы не вмешательство Андрея с его бескрайней глупостью и тщеславием, у нашего проекта был хоть малейший шанс?
- У твоего проекта?
- Я был только автором обоснования. Базовая идея - не моя.
- Я помню. Твой друг из Нью-Йорка, кажется, предлагал оркестр Спивакова как основной резидентный коллектив. А Спиваков готовил тогда «Онегина» для записи.
- Почему готовил? Готовит еще: запись в сентябре.
- Аааа. Я помню, что всем понравилась идея открыть фестиваль «Онегиным» с Нетребко в партии Татьяны.
- Всем?
- Матвиенко почему-то была в диком восторге от её Татьяны…
- Матвиенко не полетела бы на Дальний Восток.
- Ты знаешь, полетела бы.
- Она даже на тот самый концерт в Мариинке-3 опоздала.
- Но Валентина Ивановна и ушла из зала чуть ли не последней.
- Не суть. Так и?
- Приказ лежал на столе у Мединского. Нужны были еще чьи-то резолюции, но письмо от Администрации было уже готово: зеленый свет по всем фронтам, включая включение…
- Включение?
- Не вы одни были заинтересованы в этом проекте: ты же не писал ничего в обосновании о возрождении российского меценатства, а для Белого дома именно оно было главным пусковым механизмом, который смог бы… Впрочем, чего уж теперь.
- Так что же всё-таки произошло?
- Если вдаваться, то… Нетребко не приняла бы участие в таком проекте без Гергиева, а Абисаловичу просто было некогда вникать.
- А если бы сам Путин вмешался?
- В социальный проект? С какой стати? Его никогда социальная сфера не интересовала: он знает, что развитие народа – прямая угроза власти.
- Не власти, а абсолютной власти.
- Да. Ты прав. Так вот фестиваль такого масштаба, какой был заявлен в твоей записке, стал бы началом возрождения меценатства.
- И снижением роли государства в области культуры?
- Ну, конечно же. Тебе-то ведь не деньги нужны были, а самореализация.
- И то направление самореализации, которое я выбрал, было слишком опасным, так?
- Само по себе нет. Но ты в записке написал об изменении мотивационно-ценностной парадигмы самых широких слоёв населения.
- Увлечение народа оперой и классической музыкой никогда еще тиранов не свергали. Скорее наоборот.
- Ты о страстном романе Байройта с Гитлером?
- Я о страстном романе Сталина с Плисецкой.
- У Сталина роман был с театром, а не с Плисецкой.
- Это то же самое.
- Пусть так. В конце концов мы все - так или иначе артисты.
- Некоторые не слишком щепетильные в выборе ролей...
- Да. Андрей решил использовать твой сценарий самопреодоления для решения своих проблем.
- Спасибо.
- Ты же не будешь его осуждать за это.
- Кто я такой, чтобы осуждать другого за его предательство самого себя.
- Да. Спасибо тебе.
- И тебе. А можно… еще вопрос?
- Странный вопрос: обо мне ты всё знаешь, о том, чем я занимаюсь, я тебе ничего больше не скажу.
- Мне интересно твоё видение субкультуры, Кеша, так сказать, сверху: как оно оттуда выглядит?
- Ты про Аллу Борисовну Пугачеву?
- Например. Не про Пенкина же тебя спрашивать…
- Делать достоянием общественности свою личную жизнь даже в форме искусства – большая ответственность.
- Перед близкими?
- Ой, не смеши меня. Даже у Кристины была фамилия папы. Проблема обеспечения безопасности близким – вообще не проблема. Кто-нибудь помнит хотя бы вразнобой имена официальных супругов Аллы Борисовны?
- Только любовников…
- Вооот! А любовникам это только на пользу.
- Эта аморальность и стала пружиной канонизирования гей-сообществом великой актрисы?
- Как ты хорошо всё формулируешь…
- Тонко.
- Да. Я это и хотел сказать: мало кто сегодня отличит канонизацию от канонизирования, но – да. На мой взгляд, да: слишком серьёзное отношение к себе и слишком легкомысленное отношение к своим поступкам – именно то, что легло в основу творчества Аллы Борисовны.
- А нужно было наоборот?
- Если бы она вела себя «наоборот», она бы не стала великой актрисой.
- Ой ли?
- Ты хочешь сказать, что она себе недостаточно реализовала?
- Мне кажется, что у Пугачевой всё на 99,9.
- У тебя навязчивая идея. То же самое с нашей обожаемой Анной Юрьевной.
- Нетребко тоже никогда не выдаёт 100%, по-твоему?
- Они обе выдают видимость 300%, и только профессионал видит несоответствие заявленного исполненному.
- Тот самый зазор?
- Тот самый зазор.
- Но – это какой-то… позор?
- Никакой это не позор, конечно. Это отсутствие понимания того, чему служишь.
- А чему?
- Если даже не понимаешь, ЧЕМ служишь, как можно понять, ЧЕМУ служишь?
- Да и служишь ли…
- Да.