О святителях Московских

Радио «Радонеж», Москва.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, 5 (18) октября 2015, ко дню святителей Московских.


Сегодня, 5 (18) октября мы празднуем память святителей Московских совокупно — святителей Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Гермогена. Почему церковью было установлено именно это празднование этих избранных и совокупно почитаемых имен? Иногда вы наверно слыхали, как в ектенье добавляют и другие имена первоиерархов Всероссийских, последнее время, особенно, конечно, святителя Тихона как недавно прославленного, как нового нашего российского святителя. А если бы мы вспомнили всю историю Первоиераршей кафедры, то конечно имен было бы еще больше. Святитель Петр не первый в этом списке. И даже если признать закономерным отдельное почитание очень древнего первоиерарха, митрополита Михаила Киевского (если он и в самом деле был митрополитом), несомненно украсившего своей деятельностью, своим служением раннюю историю Церкви Русской, церкви в совершенно ином состоянии, церкви начальной, хоть и состоящей из нескольких крупных общин, то череда прославленных первоиерархов открывается святителем Максимом, предшественником Петра. За Петром следует святитель Феогност во второй четверти XIV века. Его преемник святитель Алексий также соборно поминается. А за Алексием следуют Киприан и Фотий. И то, разумеется, еще не все. Одного святителя мы вероятно по немощи своей просто потеряли в XX веке — святителя Московского Иосафа, совершавшего свой труднейший подвиг в период аристократических междоусобиц в начале XVI века и вынужденно покинувшего кафедру и потом долгое время жившего в Троице-Сергиевом монастыре. Он поместно почитается в Лавре, в начале нашего века был в Месяцеслове, был причислен к общерусскому почитанию, а теперь в календаре его не найти. То наше упущение, наши грехи. Некоторых святых мы теперь в календаре не находим, видимо, по недостаточному усердию. А затем был еще один первоиерарх, преемник Иосафа митрополит Макарий, который совсем недавно был причислен к общерусскому почитанию. Конечно, их больше.

И вот уже в XX веке исповедник и святитель Тихон. А возможно были и другие. Обращу ваше внимание и на великого церковного деятеля и праведника, митрополита Кирилла, современника и сподвижника святого благоверного князя Александра Невского. Вопрос о его канонизации если и не стоит, то только исключительно по забывчивости нашей. Ибо только забывчивостью можно объяснить невнимание к величию святителя, посягнувшего просветить, крестить нашу властительницу тогда, дикую Орду, и много преуспевшего в этом направлении.

Но так ли собственно то важно? Разве кто-то мешает нам молитвенно обратиться сразу ко всем святителям Киевским, Владимирским и Московским, бывшим в тысячелетнюю историю Русской церкви ее первоиерархами? Кто сему препятствует? Разве совместное почитание трех святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста умаляет память великого брата Василия святителя Григория Нисского, удостоенного на VII Вселенском соборе наименования «отец отцов»? Не умаляет. Просто такова церковная традиция. Вот и у нас славная, замечательная традиция поминать совокупно этих пятерых святителей.

Я бы не сказал, что их роль, их ноша была тяжелее, чем у остальных. Какова была ноша святителя Тихона, вы сами себе представляете. А какова была ноша святителя Кирилла, когда Русь драли в клочья с запада и востока? Или Максима. Но историк может и тут увидеть глубокую прозорливость Церкви в выборе, ибо мне кажется, что это именно те первоиерархи, чье служение характерно различными, неповторимыми ситуациями. Это разные стороны подвига. Ведь канонизация святого — это установление не только нашей несколько иной молитвенной связи с ним, но это и образец нам всем, это то, к чему мы должны присматриваться. Итак, давайте посмотрим.

Святитель Петр. Тягость его ситуации в том, что при нем рухнула надежда на просвещение Орды. В итоге насильственного переворота хана Узбека и чудовищной резни христиан Орда стала мусульманской. Изменилось все. Из вассалов степного государства мы превратились если не в рабов, то в бесправных данников. С одной стороны стояла верная заветам Александра Невского Тверь в лице великого князя Владимирского, святого благоверного Михаила Тверского, который отнюдь не посягал на Орду, но и в рабы не мостился, а сохранял прежние соглашения, уважительные к Орде и достойные великого имени Руси. Он стоял, продолжал бороться и пал в этой борьбе. С другой стороны стояла Москва, которая оказалась отнюдь не предательницей, как считают некоторые, и не прислужницей Орды, но которая в то время, когда Русь еще не мгла распрямиться, оказалась мудрее и хитрее Орды и связала с собой надежды на будущее России. Святитель Петр, не оттолкнув Тверь, поддержал Москву и предрек ей основание будущей Российской державы.

Святитель Алексий. Его служение наиболее тесно связано с государственными делами. Иногда с этим перебарщивают, а иногда даже злоупотребляют. В этом мало правды. Правда в том, что из Московского князя надо было медленно, постепенно выковать христианского государя. Правда и в том, что из Москвы надо было сделать столицу православной державы. Есть и другой аспект, делающий неповторимым тягостное служение Алексия. Это  натиск с запада. При святителе Петре натиск с Запада был только прямой агрессией, на нас просто нападали. А при святителе Алексии натиск изменился, при нем у нас хотели оторвать западные епархии. И время от времени их даже с успехом отрывали Литовские князья, радевшие, конечно, не о римо-католичестве, а о монопольной власти своей государственности. Западные епархии бросать было нельзя, потому что будущей православной державой явно была уже не Вильна, а Москва. Вот где поразительная тягость служения этого святителя.

Святитель Иона. Вроде бы те же самые дела. Он последний из первоиерархов митрополитов, при которых западные епархии еще были в одной Русской церкви. Последний продолжатель политики, идущей от Кирилла, и поддерживавшийся Константинопольским патриаршим престолом, — не допустить расчленения Русской церкви между многими митрополиями. А почему собственно нет? Русь, как известна, велика и обильна, в ней может быть и много митрополий. Но тогда Русь была в составе Константинопольской патриархии, а явной установкой Вселенского Православия было сохранение церковно-канонического единства Русской земли, Церковь готовила созидание преемницы Византии, Третьего Рима, еще за века до того, как само определение-то такое появилось. Вот в этой череде святитель Иона был последним. И он был в самом тяжелом положении. Мы вынужденно разорвали отношения с Константинопольским патриаршим престолом. Одни в этом упрекают русских, полагая, что они руководствовались государственными интересами. Другие, наоборот, стараются доказать, что это же вполне естественно. Вот, мол, Россия от греков освободилась, стала самостоятельной. И то было нормально, времена меняются. А теперь вот Украина от этих москалей освободилась, и то тоже нормально, она имеет право на свою автокефалию. Это нормальный разговор уже в наше чудовищное время.

Но не политические мотивы руководили епископами, отвергшими униата Исидора и позднее избравшими Иону, а уния — отпадение Константинопольской патриархии в унию. И даже при том потребовалось целых 9 лет после Ферраро-Флорентийского собора, чтобы русские епископы все-таки решились разорвать канонические отношения с Константинополем. Возможно, то была провиденциально. Константинополь пал, а Москва еще только восходила. И если Москва должна была стать новым царским городом, то вполне естественно, что в полном соответствии со вторым правилом Второго Вселенского собора и решениями Четвертого Вселенского собора Москва должна была стать и городом патриаршим, и даже более того, могла претендовать на то, что ее патриарх будет равен Константинопольскому по чести. Обратитесь к Книге Правил. Мы неоднократно обращали ваше внимание на то, что теперь ее можно и нужно читать каждому.

То было тяжело, на то надо было решиться, надо было обладать огромным дерзновением на месте святителя Ионы, чтобы решиться на поставления без воли первоиерарха. Надо было обладать огромным дерзновением к Господу, чтобы решиться грозно одернуть, не просто вступить в конфликт, а призвать к порядку оппонента, которого он не мог не уважать самым глубоким образом — преподобного Пафнутия Боровского, который вначале отверг постановления помимо Константинополя. Вот в этой суровой ревности заключается подвиг святителя Ионы.

Политическая ситуация святителя Филиппа кратковременна и страшна. Враг теперь был здесь, внутри России. Иван IV посягнул на все свободы Церкви, в том числе на ее изначальную свободу давать нравственную оценку деяниям правителя. Святитель Филипп погиб, задушенный Малютой Скуратовым в келье Тверского Отрочьего монастыря. Кстати, мы не почитаем это место. И напрасно не почитаем. Монастырь большевики снесли, но поразительно — собор его стоит, как и стоял. Так вот, при святителе Филиппе главным врагом Церкви впервые был свой собственный правитель. И Церковь в его лице, его устами, его деяниями дала оценку правителю, отвергнула тиранию, отвергнула тоталитаризм. Мы должны правильно пользоваться этим термином. Тоталитаризм — это посягательство государства на духовный мир человека, на духовное, если хотите, посягательство кесаря на Божие.

А у святителя Гермогена, в его сложнейшей коллизии было всё — и чужие были, и свои, и оккупанты, и свои революционеры. Подвиг святителя Гермогена нам наиболее близок и наиболее понятен сейчас, потому что это ведь наша ситуация. У нас тогда была смута и сейчас смута. И мы как никогда легко понимаем поведение любого человека — слабого и сильного, прохвоста и праведника, труса и героя в эпоху смут и нестроений. И наверно, потому сейчас и молиться особенно легко святителю и священномученику Гермогену. Он стремился предотвратить распад Российской державы, когда защищал царя Василия просто потому, что не было другого царя, а держава и так уже была в многовластии. Он не мог не видеть, что без Василия Шуйского страна будет в безвластии. Он же неколебимо возвысил голос, даже не будучи еще патриархом, против вползания латинства в Русскую землю, когда первый самозванец вступал в брак с римо-католичкой, без принятия ею православия. Он же дал согласие на избрание иноземного государя на Русский престол, но по русскому обычаю и в Русской церкви, в рамках Русской церкви, в лоне Русской церкви ради спасения страны. И он же, когда даже такого пути примирения не осталось в России, благословил русских головы свои сложить за Россию. Все это нам сейчас понятно, видно, близко. Вот в чем подвиг пятого первоиерарха.

Как я сказал, были и другие. Русская церковь небедна святыми, но посмотрите, как много их именно среди первосвятителей Российских. На этом основании мы можем полагать, что Россия небезнадежна, как православная страна, как православное государство, как государство, которое будет в состоянии восстановить симфонию Церкви и православного государства, может быть.