Северная ведьма кн. 2. Гл. 24. Снег за окном

    Урок подходил к концу, 7-а класс писал сочинение, а учительница по литературе Софья Евгеньевна задумалась, глядя в окно. За окном, в школьном парке ветер срывал с деревьев последние листья, на стеклах редкие капли дождя собирались в ручейки и, не спеша, с остановками сползали вниз. В классах еще не включили отопление, и Софья Евгеньевна куталась в шаль, зябко сутулилась и с грустью думала о забытом дома зонтике. Дверь приоткрылась и заглянула уборщица, подслеповато обвела взглядом класс и остановилась на учительнице. С прищуром глядела, видимо, пыталась удостовериться, что видит того, кто ей нужен.

-   Тётя Даша, что вы спешите? Еще несколько минут урока. Закройте дверь, - Софья Евгеньевна сказала и смутилась своей резкости.
-   Извините, конешно, но меня это…, послали. Велели сказать, там, в учительской вам, Софья Евгеньевна,  звонют. Сказали срочно, междугородка.

   Софья Евгеньевна резко поднялась из-за стола, сбросила шаль на стул и уже пошла к двери, но вернулась, вновь накинула на плечи шаль и, не глядя на замерший класс, сказала:
- Пожалуйста, никто не расходится. Заканчивайте, не забывайте подписываться и аккуратно сложите листки мне на стол.

   Уже в дверях вновь остановилась, хотела что-то сказать старосте класса, своей любимице Наташе, но махнула рукой и быстрым шагом, срываясь на бег, побежала к учительской. «Междугородний, междугородний…, может быть родители, они в Словении, а может быть…»
-   Да? Я слушаю.
-   Сонечка, это я.

   Аппарат телефона стоит в учительской у двери, и Соня видит, что все, четверо учителей, сидящие за своими столами, смотрят на неё. Она в школе самая молодая учительница, моложе неё только двое практикантов, исполняющих обязанности лаборантов в физкабинете. Отношение к Софье Евгеньевне неоднозначное. Все знают, что она «не из простых», никто не сомневается, что приняли её в школу, пользующуюся в городе высокой репутацией, «по звонку» и, конечно, ожидают от неё всевозможных неожиданностей. Но ничего не происходит, молодая учительница с первых дней работы в классах завоевывает если не авторитет, то, во всяком случае, взаимопонимание с учениками. А в классе, где она стала классным руководителем, у неё наладился прекрасный задушевный диалог с родителями. С самыми, казалось бы, капризными мамами, тоже не было проблем. Ученики и родители звали её коротко – «Наша». Иногда «Наша Софа». С ударением на «о».

    Учитель по математике, очкарик, холостяк и зануда, взял трубку, когда раздался первый звонок, сначала покивал, молча, потом буркнул в трубку «одну минутку» и остался стоять с трубкой в руках, пока уборщица звала Соню, которая прибежала и буквально выцарапала у него  трубку. А остальным учителям, сидящим в учительской, пока не пришла Софья Евгеньевна, он сказал «там говорят на иностранном языке», и ткнул пальцем в трубку.

-   А как же вы их поняли? – требовательно, как отрезала, спросила историчка.
-   Софью Евгеньевну попросили пригласить по русски…, а потом, все время говорят на каком-то…, мне кажется, что это английский…, или французский…
   Оглядываясь на молодую учительницу, математик медленным, шаркающим шагом направился к своему столу.

-   Сонечка, что ты молчишь?
-   Ты откуда звонишь?
-   Я звоню из нашего посольства. В Париже. Ты не рада моему звонку? Почему ты такая…, скованная.
-   Ты позвонил в учительскую, - Софья говорила, прижав ладошку к трубке, - я здесь не одна.

-   Но дома у тебя никто не отвечает. Я звонил два раза. А потом я попросил нашего секретаря, она вычислила вашу школу, - Герман явно смеялся на том конце провода.
-   Ты профессиональный шпион, Герка, и все у вас там…
-   Не говори так. Просто я очень хотел тебя услышать. Очень!
-   Позвонил бы вечером. Домой.

-   Я через два часа вылетаю в Москву. Меня уже автомобиль ждет. А в Москве я сразу пересяду на рейс до Ростова. У меня три дня свободные. Представляешь? Три дня!
-   А как же…? А…
-   Сонечка, ты можешь взять маленький отпуск? Три дня. Darling, my darling, мне так много надо тебе сказать! 
-   Ты понимаешь, что ты говоришь? Это ведь школа. А я учитель. Какой отпуск?
-   Сонечка!
-   Ты хочешь сказать, что сейчас вылетаешь?
-   Да. Уже билет на самолет у меня есть. Когда я прилечу в Ростов, ты уже дома будешь, и я прямо из аэропорта к тебе. Можно? Родители не будут против моего визита?
-   Их нет дома. Они в Кошице. А  Татьяна в Москве.
-   И ты одна живешь? – в голосе Германа радость.
-   Да. Но это ничего не значит. Извини Гера, мне надо в класс, урок идет.
-   Хорошо. До встречи, Сонечка.
-   До встречи, - прошептала Соня и аккуратно положила трубку.
   Повернулась к двери, но сзади, хорошо поставленным учительским голосом, на весь кабинет, торжественными фанфарами протрубила историчка:
-   Софья Евгеньевна, у вас роман с иностранцем?
-   Что? – растерялась Софья Евгеньевна, - почему, с иностранцем?
-   Не притворяйтесь, - учительский тон набирал силу, - никто вас не собирается осуждать. Но, коллектив имеет право знать, что…
-   Прекратите, Людмила Степановна! Идите в класс, Софья Евгеньевна, сейчас урок закончится. А у вас, насколько я знаю, сегодня сочинение?
   Завуч Максим Максимович, встал и направился к двери, закрыв собою Соню, подтолкнул её и уже в коридоре участливо спросил:
-   Родители звонили?
   Спросил скорее утвердительно, давая понять, что именно этот вариант и следует обсуждать. Соня растерянно кивнула и, пройдя несколько шагов, оглянулась.
-   Мне бы три …, или хотя бы два дня отгулов, Максим Максимович?
-   Ясно, родители, - хмыкнул и кивнул сам себе завуч, - скажите спасибо, что я филолог. С завтрашнего дня и по…, - махнул рукой, - в следующий понедельник выйдете. Успеете?
-   Что успею? – смутилась Соня и прикрыла запылавшие щеки шалью.
-   Идите, идите. Это ваши физиомордии из класса выглядывают?
-   Спасибо, Максим Максимович. Ах, да, мои.
- Кстати, Софья Евгеньевна, так дерзко применённое мной слово «физиомордии», можно отнести к новому словообразованию? – завуч говорил это, проходя мимо застывшей в дверях класса Софьи.
   Софья Евгеньевна растерянно молчала. За её спиной жужжал растревоженный улей. Она спиной ощущала накал страстей и явственно различала знакомые голоса, даже если это был шепот.
-  Думаю, что слово  «физиономия», бесспорно, имеет право на существование. А вот «физиомордия», это уж, - завуч рассуждал, удаляясь по коридору, - моя филологическая распущенность.
   Постояв под козырьком парадного выхода из школы и порывшись в кошельке, Софья Евгеньевна, накрыв голову папкой, выскочила за ворота и махнула рукой проезжавшей мимо машине. Пообещав сидевшему за рулем дедушке все, что у неё оставалось в кошельке, уселась на переднее сидение стареньких «Жигулей».  И только у дома поняла, что ей не с чем зайти в магазин, у неё не осталось денег. Постояла у парадного, поежилась, дождь прекратился и заметно похолодало. «Зачем я отпустила Валентину?» поздно подумала Софья Евгеньевна. Она, выходя из школы, позвонила домой и разрешила домработнице уйти. Сказала, что дает ей давно обещанный отпуск на неделю. Тётя Валя радостно поблагодарила Соню и заверила, что немедленно уезжает домой, потому, что у неё дома свои дела неотложные, и что все это очень кстати. «Зачем я это сделала? Что я замышляю? Остаться с Германом наедине?». Ничего не надумав, вошла в подъезд. Как холодно, подумала, даже в нашем подъезде холодно. Раньше этого быть не могло.
   По квартире пробежала так, будто сейчас уже раздастся звонок и войдет Герман. Но Валентина, уходя, навела идеальный порядок, а в холодильнике оказался готовый ужин, и коробка с пирожными, и банка с кофе на видном месте. Не могла знать Сонечка, что Герман действительно звонил сюда, в квартиру, и разговаривал с тетей Валей. И телефон школы дала ему тетя Валя. И молчать обещала о том, что был такой звонок. А Соне и в голову не пришло, что если Герман звонил в квартиру, то уж с домработницей он разговаривал. Не сложилось это в девичьей голове. И чудесно! Как прекрасна интрига в мелочах!
   Время, естественно, замерло, стрелки на часах снисходительно проходили пятиминутные расстояния, когда казалось, что прошел час. Но звонок в двери прозвенел громко и неожиданно, когда Соня дала себе обещание не смотреть больше на часы. В дверях стоял Герман. Будто со страницы глянцевого журнала, что стали появляться в киосках города, на неё смотрел высокий блондин в роскошном черном демисезонном пальто модного покроя. На открытой груди, по европейски, на голубой рубашке с жестким воротничком красовался яркий полосатый галстук. В руках блондин держал букет бордовых роз.

-   Не узнаешь? Не сомневайся, это я.
   В ногах у Германа стояла большая сумка с длинным ремнем. А Соня вдруг подумала, что Герман даже не заехал домой. И ведь он ей еще по телефону говорил, что сразу из аэропорта приедет к ней. Как она на это не обратила внимание?
-   Гера, а ты домой заезжал?
-   Мне войти можно?

   Соня отошла в сторону, пропуская Германа.  Герман вручил Соне букет, занес в прихожую сумку, неспеша снял пальто и подошел близко к девушке.
-   Поцеловать тебя можно, красавица? – и обнял её.
   Соня старательно отворачивала лицо и держала руки у него на груди, не отталкивала, но и не позволяла прижаться.
 
-   Ты изощренный развратник, заграничный Дон Жуан, не смей грубо льстить девушке. Какая же я красавица? – говорила, а сама постепенно позволяла лицу Германа приблизиться к своему.
   Игра эта, естественно, закончилась долгим поцелуем. Соня едва не задохнулась и прижалась лицом и губами к шее парня. Они раньше, до отъезда Германа в Москву, а потом  за границу, целовались. И она вспомнила запах его тела, смешанный с новым, дурманящим запахом незнакомого парфюма. Но именно этот запах вернул ей того Германа, о котором ночами думала, с которым уже мысленно распрощалась и всё же в мечтах возвращалась, надеялась.
 
-   Должна заметить, что ты основательно поработал над техникой поцелуя, - шептала она ему в ухо, - прогресс невозможно не заметить. Это, так называемый, французский поцелуй?
-   Девушка, но и вы, по-видимому, не теряли время зря. Я это тоже могу отметить. И как мы с этим обстоятельством будем мириться?
-   А мы не станем на это обращать внимания, - засмеялась Соня.

   Они одновременно прошли за ту грань, переступив которую, люди становятся родными. У всех она наступает в разных ситуациях, в разные промежутки времени общения и привыкания. У Сони с Германом это произошло очень просто, но стремительно, будто плотину прорвало. Вот, в эти минуты они стали так близки друг другу, что об этом не было необходимости говорить, обсуждать, они это почувствовали и, можно сказать, не обратили на это внимание, это произошло естественно. Они долго были вдали друг от друга, и все это время им обоим хотелось быть вместе. Каждому из них по-своему представлялась эта встреча, отличало их в этом только активность позиции. Соня ждала и надеялась, а Герман решал, когда это должно произойти.

   Герман поднял Соню на руки, перенес на диван, сел сам и усадил её себе на колени. Целовал и расстегивал ей блузку. Она без жеманства и смущения помогла ему, а когда он начал целовать её грудь, затихла, а потом прошептала: «пойдем ко мне в спальню?». И он отнес её в спальню.
 
    Герман лежал на спине, раскинув руки, чуть прикрывшись простыней, а Соня сидела рядом, поджав колени и положив на них подбородок. Рукой, чуть касаясь пальцами его кожи, она гладила его грудь, живот. Будто знакомилась. А скорее всего так и было.

-   Спасибо тебе.
-   Боже мой! Сонечка, за что? – Герман повернул к ней голову и открыл глаза.
-   За нежность, за осторожность. Я очень этого хотела, и очень боялась. А ты был таким…, таким…, родным.
   Сонечка вытянула ноги и прижалась, легла рядом, обняла парня и поцеловала его плечо.

-   Значит ты…?
-   А ты не понял? Думал, если я старше тебя, то уже прошла огонь и воду? А я вот…, старой девой оказалась. И вообще, не современная я. Вон, Татьяна моя…, да ладно, лучше расскажи мне о себе. Где ты, чем занимаешься?
-   Как где? – рассмеялся Герман, - в постели, с очаровательной девушкой.
-  Дипломат? Хитрюга! Ты бы домой позвонил. Родители могут обидеться, если узнают, что ты сразу ко мне приехал. А потом, они знают, что я одна живу, и сделают соответствующие выводы.
 
-   И что? Родная моя, мы с тобой уже взрослые люди. Ну, вот позвоню я им. И что скажу? Что я у Сони? И остаюсь у неё на ночь?
-   Ты остаёшься у Сони на ночь? – она взъерошила ему волосы, - а ты у неё  спросил, согласна она на такой безнравственный поступок, или нет?
-   Хорошо. Спрашиваю. Сонечка, солнышко моё, можно…?
-   Да я тебя, даже если бы ты попытался уйти, бросить несчастную, влюбленную девушку…, ни в жизнь, не отпустила бы.

   Далеко за полночь они сидели на краю кровати, накрывшись одеялом, и пили кофе, ели пирожные. Герман принес в спальню журнальный столик, а Соня приготовила кофе. Сидели обнявшись, прижавшись друг к другу, а свободными руками управлялись с кофе. В квартире было прохладно.
-   Мы сегодня спать будем? - Соня положила голову на плечо Германа и прикрыла глаза.

-   Не знаю. Если удастся, - Герман поцеловал её в висок.
-   А я боюсь даже глаза закрывать. Закрою, засну, а все окажется сном.
-   Нет, родная, это не сон. И я вот о чем хотел с тобой поговорить. Открой глазки и посмотри на меня. Видишь? Я серьёзный. Замри. Ты присутствуешь на торжественном событии. Прониклась?

-   Ой, Гера, мне страшно. И смешно.
-   Почему?
-   Момент торжественный, а ты без штанов.
   Оба упали на спину и долго хохотали.
-   Я знаю, - Соня первой успокоилась, обняла за шею Германа и поцеловала, - ты сейчас будешь предлагать мне руку и сердце.

-   Ну, ты все испортила.
-   А что тут портить то? Родненький мой, после того, что произошло, ты просто обязан на мне жениться, - Соня опять смеялась.
-   Но ведь это я должен был первый сказать! Я готовился. У меня речь была заготовлена.
   Герман повалил Соню на постель и натянул на них одеяло. И под одеялом глухо прозвучало предложение руки и сердца. Одеяло отлетело в сторону, и Соня вскочила на кровати на колени.

-   Я согласна!
-   Боже мой! И я на этой взбалмошенной девчонке решил жениться, -  шутливо расстроился Герман.
-   Ты всё правильно решил, Герка. Ты еще будешь гордиться своим выбором.
   Соня легла опять рядом с ним, говорила серьёзно, в темноте блестели её глаза и влажные припухшие губы.
 
-   Соня, глянь в окно – снег.
-   Я без очков. Не вижу. Пойдем к окну, посмотрим. Я так люблю, когда идет снег.
-   Я тоже. Тем более первый снег.
   Они стояли обнявшись у окна, накрывшись одним одеялом. А за окном в свете фонарей косо летели снежинки. Герман не мог этого знать, но ровно в этот день двадцать пять лет назад у его родителей была ночь любви, они стояли у окна, и было одеяло на двоих, и так же за окном шел снег.

Продолжение  http://www.proza.ru/2015/10/18/2205