супруги Тимофеевы

 Тимофеева Галина Дмитриевна (1937- 2020)
Память сердца

Я, Тимофеева (Ежова) Галина Дмитриевна, и брат мой, Ежов Юрий Дмитриевич, - двойняшки - родились 27 февраля 1937 года в  Кировске Мурманской области. Брат умер в 2000-м году от рака лёгких - много курил, начал курить с 7 лет.

Родители наши спецпереселенцы, высланы из родных мест: папа, Дмитрий Яковлевич Ежов, 1910 года рождения, - из села Каратабан Еткульского района Челябинской области, мама, Ежова Федосья Ананьевна (в девичестве - Лазарева), 1913 года рождения, - из деревни Аполье Пушкиногорского района Псковской области.

Папа с мамой были не расписаны, так как спецпереселенцам запрещалось изменять свои персонально-учётные данные (имя, отчество, фамилию). Запрещалось усыновлять детей спецпереселенцев. Не поощрялись браки с вольными. А к моменту нашего рождения мама была восстановлена как ударница в 1936 году. Мы были записаны на папу. А расписались они 14 июня 1951 года.

Папина мама умерла, оставив папиному отцу 6 детей. Он женился на другой, которая привела к нему в дом своих 6 детей. От их совместной жизни родилось ещё пятеро. Так случилось, что из этой большой семьи нашего папу выгнали из дома в 7 лет.
Папа побирался, пас чей-нибудь скот, перебивался случайными заработками и ночевал, где придётся. Как потом оказалось, отец переписал на папу всё имущество, в том числе и мясную лавку. Папу, как владельца мясной лавки, в 1930 году раскулачили и выслали в Хибины, хотя в то время уже не было ни мясной лавки, ни дедушки.

В 1935 году в тресте «Апатит», как и по всей стране, было стахановское движение. Папа тоже стал стахановцем и был награждён в 1936 году комнатой 10 квадратных метров в новом каменном доме, Индустриальная, 3 (теперь - Ленина, 13). Так что мы с братом родились уже в благоприятных условиях.

 Мамин отец Лазарев Ананий Лазаревич родился в 1873 году, мамина мама Лазарева Евгения Григорьевна родилась в 1876 году. Староверы.
Дедушка за всю жизнь ни капли не выпил спиртного и никогда не курил. Был крепкий. И очень хороший плотник. Построил себе новый дом, помогал строить дома всем в деревне. Одним словом - труженик.

Когда в деревню въехали подводы, чтобы вывезти «кулаков», постучались в первую избу и спросили: «Где у вас кулаки?», им ответили: «Видите - новый дом!».
А дом их стоял в центре деревни. Жили в этом доме дедушка, бабушка, их дети, бабушкин брат с семьёй, двоюродные братья и сёстры. Всего жило 17 человек. Бабушкин брат был очень больной. Стащили его с кровати, положили на телегу, а когда привезли в Кировск, вскоре умер.

Рядом с домом дедушки и бабушки жил сосед с женой, выпивал и играл на гармошке. Крыша их избы покосилась. Когда мы с мамой приехали летом 1950 года (маме очень хотелось увидеть свою деревню), дома дедушкиного уже не было. Нам сказали, что этот дом сожгли через год. А сосед всё так же выпивал и играл на гармошке, а край крыши их избы одной стороной врос в землю.

Жители деревни, увидев маму в красивом платье из штапеля, удивились: «Ты ещё жива? А мы думали, что вы все уже умерли!».
На новом месте дедушка, бабушка и моя мама (ей было 18 лет) принимали участие в строительстве города. За ударную работу маму в 1936 году восстановили в правах (раскулаченные не имели права голоса).

Когда началась война, маму с нами (двойняшками) эвакуировали в Архангельскую область. Мамины родители тоже с нами поехали. Папу на фронт не взяли, как раскулаченного. В войну он работал на фосфорном заводе и два раза горел.
В эвакуации был страшный голод. Спасая от голодной смерти внуков, отдавая им всю еду, в 1942 году умирают дедушка и бабушка.

В конце 1944 года за нами приехал папа и увёз нас в Кировск. Мы с братом от истощения  не стояли на ногах. Поэтому нас определили в детский санаторий, который находился на 20-м километре (сейчас это Олимпийская улица). В санатории мы впервые увидели цветные карандаши. Что мы рисовали, не помню, а помню, что карандаши были из некрашеного дерева.

1 сентября 1945 года мы с братом пошли в первый класс. Нам было по восемь с половиной лет, но мы не знали ни одной буквы, так как мама научилась читать в ликбезе, а у папы было 2-3 класса, то есть они сами не очень хорошо читали. Первая наша учительница -  Ольга Томасовна Кемпи. Она быстро научила нас читать.

Учебники выдавали бесплатно, но так как на всех не хватало, нам с братом давали один учебник на двоих. Учились мы в 1-й средней школе с 1-го по 10-й класс, а в 1-4 классах даже сидели на одной парте.

После окончания школы в 1955 году я окончила библиотечные курсы в Мурманске, но по направлению была не востребована. В декабре 1956 года я начала работать в Снежно-метеорологической службе комбината «Апатит», а в 1958-м поступила на заочное отделение ЛГИ ( геофизические методы поисков и разведки полезных ископаемых.)
 В 1964 году после академического отпуска я продолжила учёбу на вечернем факультете ЛГИ в  Кировске по специальности «Обогащение полезных ископаемых» и, в связи с этим, в 1966 году перешла работать в Центральную лабораторию комбината. Окончила институт инженером-технологом в 1986 году. С 1982 года до ухода на пенсию в  1988 году работала в отделе управления качеством продукции комбината.

Г.Д. Тимофеева
4 июля 2013 года
 
 

Тимофеев Василий Григорьевич (1932 г.р.)


«Все мы родом из детства» (Сент-Экзюпери)

Я, Тимофеев Василий Григорьевич, родился  в 1932 году в г. Хибиногорске (1934г. - г. Кировск) Мурманского округа Ленинградской области в семье спецпереселенца. В 1938г. Мурманский округ преобразован в область.

Мой отец (я всегда называл его тятей) Григорий Яковлевич Тимофеев, 1886 года рождения, и мамушка Елена Николаевна Тимофеева (в девичестве Андрианова), 1890 года рождения - крестьяне деревни Базарова Горка Боровичского уезда Новгородской губернии.

Во времена НЭПа тятя скупал в своей округе у крестьян скот, предназначенный к продаже, и перегонял образовавшееся стадо перекупщикам. Дело рисковое, бывал и в убытке, но к 1931 году смог накопить денег и построить дом (где они ютились до того, не знаю, возможно, и речи не было). Как торговец (а для чего же НЭП выдумали большевики?) был лишён избирательных прав, и летом, может быть в конце июня 1931 года, семья была выслана на место будущего города Хибиногорска.

В момент выселения тятя был в отъезде, и мамушке одной, уже беременной мной, с четырьмя детьми 2-х, 5, 8 и 12 лет пришлось принимать немыслимые решения: что взять из домашних вещей с такими помощниками. Были погружены на телегу: завёрнутая в тряпьё головка швейной машинки «Зингер» (станок закопали в сарае, чтобы не попал на глаза жадным до чужого), самовар, духовой утюг, чугунок, деревянные ложки, подушки и, конечно, две иконки в киотах.
 И вот, уже под конвоем, до станции г. Боровичи (10 вёрст), а дальше, как и других, пригнанных из других деревень, погрузили в «телятники» с двухэтажными нарами и где-то под потолком крошечными окошками, с ведром-парашей для  нужды, не разбирая ни пола, ни возраста. В этих скотских условиях с остановками для опорожнения параши, а, может быть, удастся и водой разжиться, всё так же под конвоем ехали к  месту назначения.

 Как и некоторым другие, родился я в шалмане (в нём тогда располагалось родильное отделение), до зимы 1932-19ЗЗгг. жил в палатке, потом - в сборно-щитовом бараке (чтоб не резало слух, было постановлено называть бараки домами) на Хибиногорском шоссе, сначала в доме № 16, а вскоре - в доме № 17.

Десятый ребёнок в семье мог и не родиться. Был случай: врача, который должен был сделать ей аборт, куда-то надолго отозвали, и она передумала - соскочила с операционного стола и ушла: «Была не была - рожу десятого». Так была решена моя судьба.

Конечно, я не могу помнить о жизни в палатке. Вся тяжесть сохранения меня зимой легла на мамушку. Трудно представить, но она сохранила меня, примотав к своему телу. А ведь на её руках и остальные трое - Таиса, Серёжа и Лёша.
Помню я себя уже в бараке. Мне не было ещё двух лет. Мамушка кормила меня грудью до двух лет (врачи в консультации ругали, что так долго), и я, бывало, находил её у соседей по её громкому голосу, который был слышен на коридоре. Найдя, я тащил её за юбку домой.

Помню обрешеченные дранкой стены комнаты в бараке. Значит, заселяли в неоштукатуренные комнаты. А лестничные клетки были оштукатурены много позже.
Помню, как заболел и умер в феврале 1936 года от непосильной жизни брат Лёша, учившийся на последнем курсе фельдшерско-акушерского училища. Летом того же года приехал старший брат Саня.

Помню, как носила меня мамушка в баню «на закуклах», привязав к спине большой шерстяной шалью. Помню пни от былого леса между нашим бараком и больницей. А уж в четыре, летом 1936 года, мы с соседским пацаном лет шести ползали по чужим грядкам за турнепсом (конечно — его инициатива).

В пять я уже научился читать и пытался в компании ликбеза учить читать нашу соседку по бараку тётю Полю Иванову (хотя у них и свои дети были уже школьниками).

Как младший при старших я рано научился не только читать, но и писать и хотел идти в школу, когда мне было только шесть лет. Но до войны в школу принимали с восьми лет, и меня не взяли. С трудом устроили на следующий 1939 год. Учился я в школе №9, которая находилась на Новой улице. Учился хорошо и даже был премирован цветными карандашами, тетрадью для рисования и детскими игральными картами с «Петрушкой».

Любил рисовать, и первой цветной картинкой, которую я нарисовал на уроке, был гриб- подосиновик. Получилось, как помню, правдоподобно. Большие требования были к каллиграфии и чистописанию. Особенно в первом классе. Писали очень крупными буквами прописи, с нажимом. С облегчением и гордостью (растём!) переходили на меньшие по размерам буквы.

Писали мы ручками-«вставочками» - круглыми крашеными деревянными палочками с жестяной обоймой для вставки стального пёрышка, в первом классе обязательно № 86. Потом разрешали и другими, но никогда «рондо».  Макали  в   чернильницы-нептроливайки, которые стояли на каждой парте в специальных углублениях
Так как пропаганда в СССР была на высоком уровне, то даже дети были в курсе событий не только в своей стране, но и за рубежом.

И вот — война! Братьев, Саню и Серёжу, взяли в армию. 26 июня первый немецкий самолёт пролетает над нашим бараком. 28 июня бомбили фабрику и железнодорожный вокзал. Во второй половине августа нас, , тятю, мамушку, Таису и меня, как и многих других, с вещами грузят на станции Кировск в пассажирские вагоны и везут в Кандалакшу.
Нас тысячи, грузят в морской пароход « Родина» и везут Белым морем в Архангельск. В глубоком полутёмном чреве трюма очень душно. К тому же меня мутит от качки, и сестра выводит меня на свежий воздух. Вокруг безбрежное море и полная беззащитность.

В Архангельске нас перегружают на речной пароход. С шатких мостков, перекинутых  с парохода на пароход, падает в воду женщина с узлами. Утонула.
Пароходами эвакуированных развозят вдоль всей Северной Двины — от Архангельска до Котласа. Нас с другими кировчанами выгрузили на пристани Ягдыш, а дальше на телегах по колхозам.

 Нас поселяют в колхозе имени Павлина Виноградова. Колхоз не из бедных, но на первых порах приходится туго. Меняем на картошку самовар. Хлеб, как эвакуированным, продают в сельпо только первые месяц-два,, а потом отказали. Сразу впрягаемся в работу. Сентябрь. Я ученик третьего класса Боровской начальной школы. Вместе с другими учениками нашего колхоза весь сентябрь собираю колоски с полей после уборки урожая. Учиться начинаем с 1 октября. Школа была в соседнем колхозе, в двух километрах от нашего дома. Взрослые на работах. Сестра Таиса в школу не пошла — зарабатывает трудодни. Разными ухищрениями родителям удаётся уйти от лютого голода. В еде не разборчивы, быть бы живу.

И так все четыре года войны. В пятый и шестой классы приходится
ходить за шесть километров в Ягдышскую среднюю школу. В школе на большой перемене давали пустые щи, помнится, даже без картошки. Но ел охотно. Учился я старательно, был среди лучших учеников. Пропустив год, сестра учится в этой же школе с восьмого по десятый. Летом я принимаю посильное участие в полевых работах в колхозе и на своём огороде. Кроме того, хожу с ребятами в лес за грибами — заметное подспорье, особенно зимой.

И вот — Победа! Ясное, солнечное, но прохладное утро 9 мая 1945 года. Радость от окончания войны. Ждём вызов из Кировска — возможность остаться в колхозе не радует. И в то же время посадили картошку и даже посеяли ячмень. Мне поручено пропалывать и окучивать картошку. Солнце греет, спину с непривычки ломит. Я ложусь на межу и засыпаю. Проснулся от ощущения сильной прохлады. Сумрак, как после захода солнца. В тревоге рванул что было силы домой. А там соседи с понятным оживлением рассматривают через закопченное стекло солнце. Было полное затмение солнца 9 июля 1945 года.

Дождались вызова из Кировска, но РОНО не отпускает Таису, окончившую курсы учителей начальной школы в Сольвычегодске. С большим трудом удаётся уехать всем. Не запомнился мне красавец-пароход «Гоголь», на котором мы плыли от Ягрыша до Котласа, но довольно запомнились мытарства на железной дороге от Котласа до Кировска с пересадкой в Коноше. Ехали в тамбурах, на переходах между вагонами и, временами, на подножках вагонов. И это с пересадками, с узлами и чемоданами. Самые отчаянные устраивались на крышах вагонов. А мне всё время хотелось есть.

Наконец, Апатиты. Почти дома. От Апатитов до Кировска добираемся в товарном вагоне с открытыми дверями.
Поселяемся в той же комнате дома № 17 на Хибшоссе, с той же обстановкой: деревянные односпальные кровати без матрацев, столешница на «козлах», сундук, три табуретки и скамеечка. Вскоре после приезда кончились продукты, взятые в дорогу на первое время.
Живём тем, что дают по карточкам. Голодно. Хуже, чем в эвакуации. Тятя - сторож, мамушка на подёнке, на очистке железнодорожных путей от снега. Я хожу в школу №1 в седьмой класс. Опоздав к началу учебного года и имея слабую для требований этой школы подготовку, вынужден, как и некоторые другие сельские,  идти снова  в шестой класс.

Окончив 7 класс, поступил в Кировский горно-химический техникум, который благополучно окончил в мае 1951 года техником-разведчиком. С 18 июня -коллектор рудника им. С.М. Кирова. По состоянию здоровья меня переводят в Расвумчоррскую геологоразведочную партию Геологоразведочного управления комбината «Апатит» на должность старшего коллектора, Фактически работаю наблюдателем-гидрогеологом в Апатитовом цирке.
 В сырую и холодную осень-зиму 1951 года заболел радикулитом. Призывной медкомиссией был признан нестроевым, и в армии не служил. А потом -  геологическая разведка месторождения «Плато Расвумчорр». Буровым работам на плато предшествовали подготовительные работы. Полгода мне с товарищем по работе пришлось учитывать грузы, поднимаемые заключёнными вручную от подножья на гору.

 Это - детали буровых вышек и домов для работников геологоразведочной партии. А потом — описание кернов буровых скважин: предварительные - на буровых вышках, и детальные в кернохранилище Скважины бурились одновременно и на плато, и в Раслакском цирке, поэтому приходилось в один день быть и на горе, и в долине, особенно в день закрытия нарядов. Это была работа.

 Была ли романтика? Была. Но она была тихая, затаённая. Восхищали в кернах приконтактные (рудного тела с покрывающими породами) крупнокристаллические скопления эвдиалита, нефелина, полевого шпата, пластинчатого сфена, шлиры титаномагнетита. К сожалению, из-за незнания  приходилось гадать над так называемыми акцессорными (второстепенными) минералами.

Привычка детства к буранам, будничность так называемой плохой погоды было для меня нормой. Это свежему человеку с «югов» или средней полосы штормовая погода навевала ужас или поэтические строки. По весне с товарищем лихо спускались  домой, скользя в сапогах, опираясь на палки, по сохранившемуся в ложбинах снегу либо в Апатитовый цирк, либо цирк над Парковой улицей, где были потом устроены трамплины и подъемники для горнолыжников.

После сокращения штатов геологов на плато в 1957 году перехожу в Снежно-метеорологическую службу (СМС) комбината «Апатит». Вначале было грустно смотреть вместо камней на снег. Но в снеге тоже своя поэзия. И я снова на плато, но уже в качестве техника-снежника. Занимался я снегосъёмками чаще всего в паре с «Ёжиком» (Ежовой Галиной  Дмитриевной.) В СМС она поступила после окончания школы.

В 1957 году она поступила в СЗПИ (Северо-западный заочный политехнический институт - в Кировске был учебно-консультационный пункт) и успешно училась по специальности «Геофизические методы разведки полезных ископаемых».
Можно сказать, я сразу в неё влюбился, глядя на её грустный, задумчивый вид (она такого не помнит - грустить не в её натуре), и уже через пару недель готов был сделать ей предложение.

 Две недели растянулись на два года. Несчастный студент-заочник забросил учёбу. 3 октября 1959 года мы расписались. Молодой жене из каменного дома пришлось идти в барачный неуют. А потом «командировки» молодожёна на метеостанцию Юкспорр и муки ревности.

В  1960 году у  нас родился первенец Гриша. Вскоре нам дают комнату на улице Кирова. А работа в Кировске. Перебиваясь у её родителей на проспекте Ленина, меняем 16 квадратных Кирова на 10  Парковой. Близко к работе и к её родителям. Потом были ещё переезды и обмены.

После окончания института в 1968 году её переводят инженером на технологические исследования, а затем и промышленные испытания экспериментального оборудования (флотомашин «Апатит») на АНОФ-2. Позднее, после рождения второго ребенка в 1971 году, ее переводят в отдел управления качеством ПО «Апатит».

Проработав 30 лет в «Апатите»,  Галина Дмитриевна имеет много благодарностей за добросовестный, безупречный труд.
Я же по выходу на пенсию в 1992 году засел за мемуары, чтобы оставить след о делах минувших.
1999 год – «Мое открытие Расвумчорра» по истории разведки апатито-нефелиновых руд Расвумчорра.
2004 год  - «История моей семьи» о судьбе спецпереселенцев.
2005 год – «Наша альма-матер» - история Кировского горно-химического техникума.
2007 год – «Герои нашего времени» - о трудовых подвигах кировчан.
За книги по истории города  в 2008 году мне присвоено звание «Почетный гражданин Кировска».
Мы с Галиной Дмитриевной – два в одном. В честь 50-летия совместной жизни 8 июля 2010 года нас наградили медалью «За любовь и верность». Вручение состоялось в  Мурманске.
Галина – строгий читатель и редактор моих работ, но рукописи не читала, только готовые  макеты книг. Много планов -  меньше возможностей. Есть новые задумки и планы….
Июнь 2013 года.

    из книги "Мы родом из детства", 2015 год, ред. Малыгина З.Я