войной разбитое детство - записаны мною устные рас

Киселева (Щербакова) Светлана Александровна (1942 год рождения)

Войной разбитое детство


Родилась я в эвакуации в Марийской АССР в 1942 году в селе Ново-Тарьял. Отец был арестован в 1936 году, но по прошествии 5 лет был реабилитирован и в 1941-ом отправлен на фронт. Перед отъездом ему разрешили повидаться с семьёй, тогда привёз он из Тихвина свою маму для проживания с нами, купил козу и куклу для своей дочки Ларисы, которой было 5 лет. Лариса помнит, как сидела у отца на коленях, а коза в голодные годы помогла нам выжить.


Бабушка умерла в эвакуации, не дождавшись сына с войны. Вернулись мы в Кировск в 1943 году, когда мне исполнился годик, уже без бабушки и поселились на улице Болотной, дом 2. Учились в школе №6, где обучалось много детей из детского дома. Моя сестра Лариса училась на «отлично» и мечтала быть учителем. Позднее она окончила Педагогический институт в Казани, на практике в селе познакомилась со своим будущим мужем и проработала в школе более 40 лет, преподавая ботанику и биологию.


Мама была портнихой высокого класса и одевала нас с сестрой в красивые платья, что мне запомнилось из своего детства. Отчим тоже был портным и сшил трём сестричкам одинаковые пальто. Такой одеждой мы выделялись в школе.


Мечтала я научиться играть на баяне и тут увидела объявление в газете о приёме в Вологодское культурно-просветительское училище. Собирали меня в дорогу всей семьёй, а прощались мы с мамой на вокзале со слезами.


Учёба в культпросвете мне нравилась, училась я хорошо,  стипендию получала  18 рублей, столько же посылала мне мама. Для этого ей приходилось после основной работы снова садиться за машинку, чтобы подзаработать денег и накопить на покупку баяна.


Мечта сбылась на 2 курсе – мне купили белый тульский баян, и я в длинном красивом платье выступаю на сцене! Всё это случилось благодаря моей маме Ирине Ивановне. До сих пор храню её письма с заботливыми, родными строками.


Помню, что на линейке в школе в день похорон Сталина в 1953 году все плакали,  а слово «репрессия» нам было не знакомо. Только  в этом году маминым сёстрам разрешили уехать с  Севера в город Сланцы Ленинградской области. А в нашей семье  было уже к тому времени пятеро детей, и трудно было поменять место жительства. Так мы и остались на Севере. Но я не оставила свою мечту переехать  в тёплые края.


Мне провезло, когда я попала на приём к депутату в Москве. Я изложила историю о реабилитации и погибшем на фронте отце, о желании переехать с 3-летней дочерью в южные края. Дали мне жильё в городе Батуми, где был нужен культработник, но долго  я там не задержалась и вместе с приятельницей перевелась на работу в город Рустави (Грузия), что переводится «Русская голова». Основное население – русские.

 Там я получила квартиру и назначение руководителем балетной студии и одновременно организовала детский хор. Одно время даже работала  в Доме искусств города Тбилиси на курсах повышения квалификации, где закончила факультет бальных танцев и танцев народов мира.


В настоящее время проживаю в городе Кировске в 17-летнем браке с Алексеем Щербаковым, а летом мы выезжаем в город Кисловодск, где имеем свою квартиру. Дочь Алла и трое внуков проживают в Петербурге, где мы бываем каждый год.
Принимаю участие в работе Хибинского общества  «Мемориал», являюсь ведущей на праздниках, играю на баяне и вместе с мужем запеваю в ветеранском хоре.

 

Щербаков Алексей Прокопьевич (1932 г. р.)

Украденное войной детство


Родился я в деревне Дуброво Витебской области. Отец, Щербаков Прокопий Павлович, был председателем колхоза, и семья с тремя детьми не бедствовала.
Но грянула война, и отца забрали на фронт.

 Вот тут и начались  беды. Витебская область была занята врагом, и в соседней деревне расположилась воинская часть. Звуки авиабомб доносились каждой ночью, а  на звёздном небе были видны дорожки от трассирующих пуль. Немцы регулярно наведывались в нашу деревню, чтобы отобрать продукты у жителей. Приходилось закапывать продукты, оставшиеся после набегов, в землю, чтобы не умереть с голоду.


Однажды зимой несколько партизан остались заночевать в двух деревенских домах, а когда утром появилась немецкая разведка, то завязался бой. Немцы отступили, взяв с собой раненого, но теперь нужно было ожидать расправы с жителями села.
Ожидая репрессий, все жители села покинули свои дома и по глубокому снегу добрались до соседней деревни. Ожидали зарево от  сожжённых домов, но этого не последовало. Решили вернуться обратно в свои дома, что стало ошибкой. У немцев были другие планы.


Утром  приказали всем жителям  вместе с детьми построиться в колонну. Тех, кто не вышел, расстреливали на месте. Колонну погнали на ближайшую станцию, погрузили в товарные вагоны и повезли на Запад в заколоченных вагонах-телятниках.


Прибыли в польский город  Белосток, поселили в бараки, обнесённые колючей проволокой. Так мы оказались в концлагере, где кормили баландой. От этой пищи у всех случилось расстройство желудка, а моя маленькая двухлетняя сестрёнка умерла, как и другие дети. Мне же помогла смекалка – я подползал под колючую проволоку и бежал в деревню к австрийцам, просил у них хлеб и бегом бежал назад покормить маму, бабушку и вторую сестрёнку.

 Мама понимала, что я подвергался смертельной опасности, но другого выхода не было. Так в десять лет я стал кормильцем трёх женщин: бегал я быстро, просил жалостливо и так спас  семью от смерти.


Через год нас перевели  в другой лагерь Дойчендорф, который находится около города Капфенберга в  Альпах. Это красивая местность на холмах, покрытых зеленью. Среди этой красоты построено много лагерей для гражданского населения и военнопленных.


К нам в лагерь приходили поляки, чтобы выбрать из обессиленных людей рабочую силу для сельскохозяйственных работ, но из нашей семьи им никто не понадобился.

 
Весной 1944 года нас опять погрузили в вагоны и повезли дальше на Запад. Оказались мы в Австрии в городе Грац, который по величине уступает лишь Вене. Город утопает в зелени, ярко светит солнце, а на платформу выходят грязные и оборванные люди,  от которых все отворачиваются и показывают пальцем. Опять построили колонну и в сопровождении конвоя поселили в лагере на окраине города.

 Всех остригли наголо, обсыпали каким-то серым  вонючим порошком и отвели в бараки на двухъярусные нары. Спали на голых досках, но от скудости пищи и скученности началась эпидемия брюшного тифа. Выживших отправляли в город Гамбург для разборки завалов после бомбёжки и для земляных работ.


Заболела сестра, а я был так слаб, что даже не мог навестить её в лазарете. Теперь уже мама пролезала под проволоку в темноте и шла просить милостыню. На ней был мундир  неизвестного происхождения с блестящими пуговицами,  и почему-то, глядя на этом мундир, ей охотно подавали и при этом смеялись.

 Истина открылась позднее. Оказывается, на пуговицах была изображена карикатура на немецкую символику. Поздно немцы разглядели этот мундир и приказали пуговицы спороть. Так мама лишилась заработка, а мне стала постоянно мерещиться еда во сне и наяву. Мне казалось ночью, что я глотаю овсяный отвар, о котором мечтал днём и ночью…


Немного повезло тогда, когда меня выбрали вместе с другими подростками возить тележку с мясной тушей. Мы становились по бокам тележки и катили её, отталкиваясь одной ногой от земли. Рядом с тележкой шёл охранник, но мы все же умудрялись отрезать ножичком маленькие кусочки мяса и прятать их за пазуху. Это было опасное и смертельное занятие, но другого выхода от голодной смерти не было. Эти лепёшки из кусочков спасли нам жизнь…


Уже в мирное время взрослым человеком  я посетил  место пребывания моей семьи в концлагерях. Не описать чувства, которые нахлынули. Ведь у меня не было детства -  оно прошло в борьбе за выживание.

 В Капфенберге сохранилась арка с колоколом в память о русских военнопленных. Со слезами на глазах я стоял перед ней и тогда решил записать эти воспоминания для своих потомков. Пусть никогда не будет войн!  Это говорим мы, дети войн






Лелес  Антонина Вячеславовна (1936 г.р.)

Вспоминаю….


Мне было четыре года, когда началась война, и наша семья была перевезена в Казахстан в город Усть-Каменогорск. Мы жили в землянке, которую построил для нас отец, а после того, как мы в нее переехали, отец  был отправлен на фронт. Осталась мама с тремя малыми детьми и престарелой бабушкой.

 Уходила мама на работу по заготовке дров  еще засветло, а приходила тогда, когда мы уже спали. Мамы мы не видели по нескольку дней, а жили в землянке в холоде и голоде. Бабушка умерла от такой трудной жизни, да еще и похоронка пришла: погиб наш отец под Сталинградом в 1942-м году.

 Трудности не закончились: умерла наша сестренка от дифтерии, а на поминки даже продуктов нет. Пожалела нас соседка и дала пшена на кашу. Сидят люди у поминального стола, а я плачу за печкой, боюсь, что мне не достанется каши. Вот такие у меня воспоминания о моем трудном детстве.


Много было радости, когда нам подарили маленького цыпленка. Принесла я его в своей любимой шляпке, бережно прижимая к груди. Учила его клевать зернышки со своей руки, не расставалась с ним ни на одну минуту, согревая своим телом. Вот и выросла красивая курочка.

 Очень мы были с братом рады такой живой игрушке. Красивая курочка снесла яйцо, теперь я грею яйцо своим телом, завернув его в теплую тряпочку. Вылупился цыпленок, а я теперь уже знаю, как выращивать курочек. Опять учу цыпленка клевать зернышки, опять не расстаюсь с любимой игрушкой.


Подрос цыпленочек, уже научился подниматься по ноге на мое плечо и сидел там много времени на потеху взрослым. Добавлю, что он меня узнавал среди других детей и подбегал только ко мне, оживляя радостью наше безрадостное детство.
А вот и маленький поросенок появился в доме, еще больше радости для детей, не имеющих игрушек. Так и спим в землянке вместе с друзьями: на подушке слева спит курочка, а справа – поросенок!


Здесь же, в Казахстане, я пошла в школу в 1-й класс, а идти в школу нужно было через лес километра три. В этом лесу ночью волки загрызли человека, мы с подружкой бежали и оглядывались. Волков мы все же увидели один раз, они были далеко, но разглядеть было можно. Побежали мы домой что есть мочи, а у землянки нас встретила, как всегда, моя собачка Жучка.


В 1947-м вернулись из эвакуации в Кировск. Поредела наша семья за годы войны, но мы были рады, что после землянки оказались в бараке. Жили мы на улице Хибиногорской в доме №16. Чтобы не умереть от голода, пришлось мне пасти коз, за эту работу 11-летней девочке давали 15 рублей и хлеб, что мне особенно запомнилось.


А траву для коз мы заготавливали вместе с мамой и братом Юрой, вязали веники и сажали картошку на небольшом огороде, и этим кормились.


После окончания школы №11 в городе Кировске я поступила в медицинский техникум, который успешно закончила в 1957-м году, и была отправлена на работу в Кировскую больницу. Здесь я проработала 50 лет.


Вырастили мы с мужем двоих сыновей, которые живут и работают в Кировске. Вот и трое внуков уже подросли, всей семьей работаем  летом на даче в Титане, и эта работа меня радует. Также я с удовольствием общаюсь со своими товарищами из общества «Мемориал». Мы хорошо понимаем друг друга, потому что у всех нас было трудное детство и одинаковая судьба.


 из книги "Мы родом из детства",ред. Малыгина, 2015 год