мы родом из детства

Елистратова  Татьяна Григорьевна

Моя семья


Семью моей мамы, Антонины Ефимовны Цветковой (в девичестве Григорьевой), репрессировали в Новгородской области, в Любытинском районе в 1931 году. Была я там: красивые места, предгорья Валдая.


 Хотя по словам старожилов, раньше жили неплохо. Выгодно было держать скот – трава тут очень хорошо росла.
Вот за то, что держал четырех коров, и поплатился мой дед. Хотя, как выяснилось позже, очень приглянулся новый дедов дом председателю леспромхоза, который в нем и поселился после того, как раскулачили нашу семью. Раскулачили «с неоправданной жестокостью», как написали потом в документах, т.е. ничего взять с собой не позволили.
Избежала этой участи только старшая сестра мамы, которая к тому времени уже училась в Ленинграде на бухгалтера. Она и прожила дольше всех  из того поколения, умерла в 90 лет.
Поселили репрессированных недалеко от дома – в Синявино Ленинградской области. Там было несколько поселков со спецпереселенцами, которые добывали торф.
Каждый вечер в бараки приходили с проверкой. Люди говорили об этом так: «Мы живем под спецкомендатурой».

 Правда, иногда в выходной комендант мог и не прийти с проверкой. Но в то воскресенье, когда мама опоздала на поезд из Питера, куда ездила к сестре за продуктами, комендант пришел… Мою семью, как злостных уклонистов, репрессировали еще раз. «Тройка» решила вопрос за пять минут.
В этот раз нас выслали на Север на станцию Лапландия, и жили там люди почти как в концлагере, поскольку никуда выезжать не разрешалось. В Лапландии находился филиал треста «Апатит».

 Там и работал кучером мой дед, а маму взяли лаборанткой. Она рассказывала, что в цеху «отжигали белый порошок» - диатомит, который шел на нужды резиновой промышленности. Его отсылали в Ярославль.
 Над цехом возвышалась высокая труба, сыгравшая роковую роль в начале войны. При первом же налете вражеской авиации все женщины с детьми почему-то рванулись прятаться именно туда, и первое же попадание бомбы в здание засыпало много людей.

 Руководство треста «Апатит» срочно приняло решение эвакуировать своих сотрудников и их семьи в Кировск - почти 60 человек. Оставались тогда в поселке в основном женщины и дети. Всех «вольных» призвали на оборону Мурманска.
Мама была уже замужем. Первый ребенок – мальчик Леня - умер в возрасте одного года в 37-м году от воспаления легких, тогда детская смертность была страшной. А в 40-м родилась моя старшая сестра Нина. Ее держала на руках мама, когда они чудом не погибли под бомбежкой в Лапландии.
 Зато в Кировске семье сразу дали комнату в бараке на Нагорном переулке (дом 19), дали место  в яслях, которые пришлось вновь открыть (были закрыты после эвакуации из Кировска всех детей дошкольного возраста осенью 41 года). Дед опять работал кучером, возил хлеб в голубом ящике-контейнере от хлебозавода  в булочную – подвальчик на проспекте Ленина.
 Маму приняли машинисткой в горздравотдел. Отец же всю войну прослужил  на обороне Мурманска. Уже после войны он показывал мне землянки на сопке, где много лет спустя поставили памятник – «Алешу» – и зенитные орудия из их части ПВО.
Даже после войны до 1948 года нас продолжали проверять, а я родилась в голодном 49-м уже со статусом «член семьи кулака». И все же младшему брату мамы Николаю удалось поступить на учебу в мореходку в Мурманске (дед написал пространное письмо самому Калинину). Коля много лет ходил в море, но умер, как и отец, очень рано – в 54 года от инсульта.

В 48-м в нашей семье выпало счастье: мы получили комнату в каменном доме с ванной. И хотя жили в коммунальной квартире три семьи, после барака – это казалось чудом.
Документы на каждого члена семьи о том, что мы все признаны пострадавшими от политических репрессий, мама получила в 1991 году. Потом вышел закон о возврате имущества, по которому мама пыталась вернуть родительский дом. Но ничего не вышло, хотя документы в архиве сохранились
Дело в том, что председатель леспромхоза наш дом во время войны раскатал и перевез в район. Вот только домовая книга осталась прежней, но и это не помогло. 8 тысяч рублей  (в то время цена куртки для подростка)  компенсации за утраченное имущество я получила уже после смерти мамы.

Отец мой, Григорий Николаевич Цветков, окончил в поселке Синявино ФЗУ. Там они с мамой вместе учились какое-то время. И он по большой любви поехал вслед за ней в Лапландию. Специалист он был хороший, грамотный, работал  там машинистом электростанции. А после войны и до самой пенсии работал машинистом паровоза, потом электровоза в ЖДЦ. Его имя занесено на Доску почета в комнате трудовой славы в управлении «Апатита».

 Так получилось, что бабушка, дедушка, мамин брат и моя сестра рано ушли из жизни. Теперь из старших  поколений нашей большой семьи осталась я одна. Но выросли дети. И вот уже внуки – пятое поколение - подрастают. Ехать нам некуда. Родина наша тут. Здесь родные могилы.


   из книги "Мы родом из детства", ред. Малыгина З.Я, 2015 год