Он увидел пустоту

Он шел уже не один день. Куда? Он не знал. Никто не знал. Ливень стучал по листьям деревьев, по камням текли грязные ручьи. Скалы вокруг него наклонились, словно вот-вот рухнут. Вокруг него - это вокруг кого? Я не знаю, и никто не знал. Да и сам он уже начал забывать. Одно он помнил: идет он уже давно… однако, куда идет? Когда он в последний раз спал? Ел? Пил? А зачем ему спать? Есть? Пить? Зачем человек вообще ест, пьет и спит? Нужен ли был ему отдых? Он бы, наверное, ответил на этот вопрос, если бы помнил, что это такое. В небе не мелькали молнии, не ревел ветер - просто лил дождь невероят-ной силы. Он промок насквозь. Вода лилась с черного плаща, капала на лицо с капюшона и струилась по длинным, жидким волосам. Пустой взгляд не выражал ничего, ни одной мысли, кроме разве что… «Надо идти». Куда? Ответа нет. Зачем? Ответа нет. Хотя бы, откуда я иду? Ответа на этот вопрос тоже не было. Да и вопроса, как такового, тоже не было. А зачем знать, откуда и куда ты идешь? Пусть кто-нибудь попробует объяснить.
Однако разум был. И здравый смысл был, где-то даже проскальзывали обрывки воспоминаний. Память. Сплошь была пустота. Но разум был.
Разум? Можно ли назвать безумие разумом? Или это еще не было безу-мием? Не стало безумием? Пустота есть ничто. Она не может быть безумной - но, тем не менее, она была разумом.
Одно он заметил – похолодало. Ливень закончился, и на землю опустился густой предрассветный туман. Было все еще темно. Туман не спеша двигался зловещими потоками, вокруг не было ничего, кроме голых деревьев и еле заметных в тумане силуэтов скал. Однако он чувствовал: он здесь не один. Здесь присутствовало что-то еще. Что-то недоброжелательное, что-то озлобленное, но явно что-то разумное. Разум был. Ему показалось, что он видел силуэт этого. Оно напоминало… тень. Оно появлялось то там, то тут, мгновенно перемеща-ясь в тумане. Он напрягся, он пошел быстрее. Он чувствовал его дыхание, слышал его приближающиеся шаги. Обернулся. Ничего. Что-то стоит позади него и всматривается в его душу. Он это чувствовал. Обернулся – и снова ничего. Оно отдалилось. Оно тоже насторожилось. Он знал - и снова ускорил шаг. Оно сделало то же самое.
«Я сошел с ума, – думал он, – этого не должно быть!» Хотя он видел и знал слишком много, чтобы не верить. Паника охватывала его все сильнее, глаза метались из стороны в сторону. Плащ покрылся ледяной коркой – капли дождя замерзли на холоде. С голых древесных ветвей свисали небольшие сосульки, а оно продолжало идти за ним. Оно? Или их много? Он не знал, но чувствовал: они уже здесь. Да, их много – и все они, со всех сторон идут сюда, к нему. Зачем?! Он не хотел знать. Его окружили тени – они беспорядочно сновали туда-сюда. Он остановился, пригнулся. Страх поработил его. Его окружала плотная стена тумана – ни единого просвета. Однако он должен был идти дальше… Он не знал, зачем, но он должен был идти… И он побежал.
Бежал он быстро, временами оглядываясь – и видел за собой их силуэты, чувствовал их взгляды – у них были глаза. Да, глаза, ужасные глаза. Злобные взгляды, вселяющие ужас. В этом взгляде явно было видно холодное безумие… и голод… именно голод. Они жаждали чего-то. Вот только чего? Он не хотел об этом даже думать. Эти мысли еще больше угнетали его.
Он бежал долго. Он сбавил темп, когда уже посветлело и мертвый, бледный свет заполонил все вокруг. Это странно, но ночью здесь было уютнее… комфортнее… не так страшно. Туман через некоторое время рассеялся, и он оказался в одиночестве, в каменистой пустыне. С небес светило бледное, словно умирающее, солнце. Крики птиц не радовали – только угнетали… но теперь было уже все равно – он должен был идти дальше. И он шел. Вокруг все те же камни, все те же скалы – все то же мерзкое тепло, исходящее от солнца. Это было не то приятное солнечное тепло, к которому привыкли люди, это было гниющее тепло разлагающегося трупа – мерзкое и неприветливое. Солнце об-ращало все в гной. Как бы это мерзко ни выглядело, ему было все равно – он должен был идти. Почему-то, ему было не по себе. Ему было страшно. Чего он боялся? Взгляда. Взгляда, который он постоянно ощущал на себе. Кто же в него вглядывался? Сама Матушка Пустота. Она была нигде и везде, она смотрела отовсюду: с неба, сзади, спереди, из-за деревьев, чудесным образом выросших в этом мертвом царстве. Он готов был поклясться, что видел ее глаза – глаза Владычицы Пустоты. Он не просто почувствовал взгляд – ОН УВИДЕЛ ПУСТОТУ. Он увидел ее впереди себя, между двумя скалами, к которым он шел. Да. Он увидел ее лик – и лик ее был ужасен. Остановившись ненадолго, он снова пошел – ведь пустота везде, и от нее не скрыться – он все равно попадет в ее путы. Уже попал. Он попал в Царство Пустоты. Это страна безумия, безжизненная и истощенная. Человек здесь не умирает – все гораздо хуже – он становится слугой Пустоты. В это царство он и попал. Здесь теперь лежит его путь. Он не видел конца этому унылому царству, а Пустота вглядывалась в него все сильнее. Вскоре он почувствовал себя марионеткой – у него возникло ощущение, что к его конечностям уже привязаны веревки, сделанные из кишок других опрометчивых людей, зашедших сюда.
Страх подгонял его, но он не мог идти быстрее. Он боялся нарушить живую Тишину, царившую здесь и разговаривающую с ним. Тишина сочилась в этот мир из самой Бездны. Она пришла из царства ужаса и мрака, и она говорила с ним. Тишина говорила с ним, и он готов был закрыть уши, он сходил с ума, он впадал в отчаяние от этого безмолвного крика, посланного Пустотой. Эта тишина пронизывала его до костей. Здесь. Еще сильнее, чем там, там, где он шел прежде. Там, под дождем, где он чувствовал тишину, но она не была столь громкой, столь пронизывающей, он чувствовал ее как нечто отдаленное, сейчас же она была совсем рядом – в Бездне. И его туда тянуло, однако он знал – из Бездны не возвращаются. Он шел дальше, ощущая за собой страх. Он боялся, что Пустота заговорит с ним. Он подошел к двум скалам, откуда на него смотрела Пустота. Дальше простирался лес. Мертвый, засохший лес. От него веяло ужасом. Там, в лесу, туман не уходил, он окутывал все. И в этом тумане скрылись тени, преследовавшие его. Они его заметили. Они не сводили с него взгляда. Они его поджидали. Они были голодны. Он тоже их почувствовал и остановился. Ужас обуял его, но идти назад нельзя – Бездна уже близко, и она поглотит его, если он повернет назад. Он стал медленно подходить к опушке леса. Солнце скрылось за скалой и стало еще хуже, еще страшнее. Здесь уже не было пения птиц, неслышно было бегущего ручья. Сама природа умерла – от страха, попав сюда. Все погрузилось в тишину. Порою ему казалось, что он видит белые обглоданные кости самой природы, бесславно погибшей здесь. Ему нужно было идти.
Постояв еще на опушке мертвого леса, он почувствовал у себя за спиной Ее взгляд. Взгляд из самой Бездны. Он не стал оборачиваться – он сделал несколько решительных шагов и вошел в лес. Туман тут же скрыл его от Ее безумного взора. Он вошел в лес. Те, что скрывались в тумане, наблюдали за ним, не сводили с него взгляда. Он снова понял это и ужаснулся – у них есть глаза. Он стал идти – идти дальше – вглубь леса. Туман окутывал его, а они тихо следовали за ним. «Я вас вижу, – хотел сказать он, – уходите». Но не сказал. Почему? Он боялся. Боялся нарушить тишину. Ему казалось: одно его слово – и вся реальность вокруг рухнет, разобьется… вместе с ним. Поэтому он продолжал идти, безмолвно ступая по влажной, но бесплодной земле. Он продолжал слышать Пустоту, но здесь Пустота была другой. Совсем другой. Не такой… впрочем, он не мог объяснить этого, но это было так. Солнца не было видно. Солнце скрывалось за туманом. Солнце умерло. А может быть, это он умер. Такая мысль казалась ему вполне обоснованной. Иначе зачем они гонятся за ним? Теням незачем гоняться за живыми.
Деревья, окружавшие его, еще больше нагоняли ужас. Они были мертвы, но внутри каждого из них была частица Бездны. Их словно били судороги, они склоняли свои сухие, костлявые ветви к нему и что-то шептали. Больше всего на свете он хотел понять, что они хотят ему сказать. Однако не мог понять. Очевидно было, что мысли их безумны, речь их ужасна, ибо они – порождение Бездны. Не было конца этому унылому царству Пустоты. Он продолжал пробираться сквозь туман, окутывающий лес, ничего не видя, кроме кривых силуэтов деревьев, нависавших над ним. Туман был похож на сон. Вообще, все это на-поминало жуткий сон. Но проснуться он не мог. Проснуться было невозможно. Не было просвета, не было выхода. Он умер. Внезапно он осознал это. Он умер. Для него теперь наступила вечная смерть – он в ее царстве. Но… у любого царства должны быть границы. Значит, отсюда можно выбраться. Но как?
И тут он понял, зачем он идет: ему нужно найти границу, границу этого царства. Туда его направляет Нечто, поселившееся в его голове. Нечто молчало. Оно лишь направляло его. Оно хотело жить. И он пошел туда, куда его направ-ляло Нечто – он знал, что не собьется с пути. Не заблудится в мертвом лесу. Если только он не заблудится сам в себе. Если Нечто не умрет. Ведь если оно умрет, ему придет конец. Он не выберется. Нечто должно жить. Оно будет жить.
Нечто улыбнулось. Оно было довольно. И тут он встрепенулся. Ему стало жутко от этой улыбки. Но это чувство быстро прошло. «Оно – моя надежда. Больше здесь не на кого положиться». Оно – его компас. Но откуда оно взялось? Что оно? Ответ пришел почти сразу. Оно – друг.
Тем временем туман окутывал его все сильнее. Туман нес с собой смерть. Он уже слышал её тихие шаги. Она улыбалась. Смерть. Улыбалась. Он почувствовал страх. Страх перед смертью. Нечто подгоняло его. Оно хотело выжить. Куда он попал? Это сон? Нет. Он помнил те времена, когда он спал. Потом он проснулся и попал сюда. Это не сон. Это – реальность. Вот она какая на самом деле. Он понял: вся человеческая жизнь – сон. И если человек вдруг проснется – он попадет сюда. И увидит реальность. Но где же тогда спят остальные люди? Нигде! Нигде! Нечто не хотело, чтобы он об этом думал. Оно хотело жить. Смерть насторожилась. Она не хотела, чтобы другие проснулись. Другие долж-ны спать. Все должны спать. Она хотела, чтобы он снова уснул. Чтобы он тоже спал. Она хотела нагнать его. Ему снова пришлось бежать. Смерть не могла угнаться за ним. Она стара, ее мышцы иссохли, она не может бежать. Он удалялся от смерти. Он оглядывался назад. Он видел за собой Пустоту. Зачем она гна-лась за ним? Зачем заполняла все вокруг? Он не знал. А знала ли она? Знала ли об этом сама Пустота? Этого он тоже не знал. Если у нее есть цель – она явно ужасна. А если ее нет? Если нет никакой цели? Это в разы ужаснее. Нет ничего ужаснее бесцельности. Беспричинное, бесцельное безумие, обуявшее Пустоту, охватывало и его. Его душа металась туда-сюда, ударяясь о стены разума. Сте-ны. Они рухнули. Рухнули стены его разума, больше его не было. Пустота заполнила его. Нет. То была не пустота. То было нечто иное. Жуткое. Озлобленное. Теперь разума не было. Он продолжал бежать по тропе. Он не видел ей конца, но он чувствовал: там, в конце пути, его что-то ждет.
Теперь он стал другим. Он слился с Пустотой. Они были одним целым. Переполненный непонятным ему чувством, он упал на землю лицом вниз и ос-тался лежать.
Он снова шел, смело смотря в глаза тому, что ждало его впереди. Оно же смотрело в ответ. Лес слегка поредел, частенько сменяясь полянами, заросшими вялой травой. Идя через них, он ощущал себя беззащитным. Он чувствовал на себе чьи-то взгляды. Снова они. Снова тени. Они нашли его. Или они просто откуда-то вернулись. Они ждали. Они выследили его, идя по следам Пустоты. Скоро он станет совсем беззащитным, и тогда они придут к нему. Нужно было успеть спрятаться. Но куда? Он пошел дальше, ища убежища. Они следили за ним, они жаждали заполучить его сущность, его душу, разрываемую на части. Зачем? Ведь ей и так плохо. Она вырвалась на свободу, а ведь душа хуже всего чувствует себя на свободе. Свобода – самая бесполезная вещь, какую только его душа встречала. Он понял, что хочет уйти. Уйдя один раз, он хочет уйти снова – уйти от этой реальности и прийти к жизни. От реальности – к жизни. Разве так можно? Значит, жизнь и реальность несовместимы? Жизнь – иллюзия? Нет. Этого быть не может Жизнь – лишь продолжение реальности. Жизнь начинается, когда человек просыпается и преодолевает смерть. Он проснулся, но смерть еще шла за ним. Он должен был уйти от нее, прийти к жизни. Но сначала, он должен был уйти от них. Уйти от теней. Но куда
Он шел дальше, взгляд его метался из стороны в сторону. И вот, спасение пришло. Посреди леса возвышалась голая каменистая скала, на вершине которой стояла хижина. От нее веяло Пустотой, но там было безопаснее. Он чувствовал, что тени не смогут войти туда. Выбитые окна хижины смотрели на него пустым голодным взглядом. Стены облезли, дверь пытались выбить, но она продолжала держаться на одной петле. Туда он и направился, поднимаясь по серой пыли и камням. Небо было затянуто тучами – мертвое солнце скрылось. Он чувствовал ветер. Не тот теплый ветер гнили, который обдувал его, когда он только вошел в царство Пустоты. ТО был совсем другой, холодный ветер, легко пробирающийся внутрь него, охлаждая его кровь, заполняя его пустоты холо-дом. Но он не жался. Он не мерз. Он принимал ветер в себя. И вот, вход в хи-жину оказался прямо перед ним. Пол хижины покрылся пылью, внутри было пусто. Абсолютно пусто. Ничего внутри. И никого. Только голые стены вгля-дывались в него. Стены хотели запереть его в себе. Перешагнув через гнилой деревянный порог, он вошел в хижину.
Здесь было темно. Из разбитого окна лился бледный свет. На второй этаж вела старая деревянная лестница. Некоторые ступени давно провалились, другие могли в любой момент сделать это. Он стоял здесь и озирался. В хижине было теплее, чем там – среди теней. Тогда он пошел к лестнице и посмотрел вверх. Серая лестничная площадка, все те же серые стены. Он начал медленно подниматься по лестнице. Ступени скрипели под его ногами, он смотрел наверх. Краска осыпалась с потолка, он был покрыт грязными разводами. Со стен краска тоже слазила. Перила облезли, пол дремал под слоем пыли – было видно, что здесь давно уже никто не жил. Но все же – было ясно, что здесь кто-то живет до сих пор. И этот кто-то следил за ним. Он поднимался наверх. Там сто-ял старый шкаф и кровать. Матрац был изрезан чем-то острым – похоже, ножом. Одна дверь шкафа была выломана, шкаф был покрыт кровавыми пятнами. Он открыл его – там было пусто. Ничего. Внизу что-то загромыхало, словно кто-то гремел металлической посудой. Он побежал вниз, но там никого не было. Да и греметь-то было нечем. В хижине было пусто, там даже предметов никаких не было. Сердце его стало биться чаще, но вскоре он успокоился и снова поднялся наверх. Скоро должна была настать ночь. Ночью тени не смогут его найти. Он подошел к окну, там, наверху. Внизу он увидел их. Они ходили под окном и не могли войти внутрь. Один из них поднял свой взгляд на него. Тень смотрела ему в глаза. Она всматривалась. Взгляд был полон ненависти, голода и безумия. Они жаждали его достать, но не могли. Что-то не пускало их. Что не пускало? И почему оно пустило его? От этой мысли ему стало жутко.
И тут он ощутил на себе его взгляд. Взгляд того, кто обитал в этой хижи-не очень давно. Обернувшись, он увидел только пустоту. Но он все еще чувст-вовал на себе его взгляд. Отовсюду. Он наблюдал за ним. На лестнице разда-лись шаги. Он побежал туда, но там никого не было. Он был уже внизу. Он сел на ступень и стал ждать. Чего? Он не знал. Никто не знал. А знал ли кто-то о том, что он вообще здесь находился? Сидел? Дышал? Они знали. Он знал. Хозяин этого дома знал. И ему не нравилось его присутствие. Он посмотрел в окно. Снова. Тени были там. Их сопровождал туман, и теперь все они смотрели на него. Они были голодны. Он отвернулся. Он встал к окну спиной, но это не по-могло. Он лег на старую кровать лицом вниз и слушал. Где-то там, вдали, за окном, за мертвым лесом – там пела тишина. Звуки ее песни приводили в страх и трепет недостойных и услаждали слух самой Бездны. В замирании ее песню слушала матушка Пустота, охраняя врата своего царства. Она тихо подпевала тишине. Он слышал это, от этого звука его душа трепетала. Она замерла, она вслушивалась в эту немую песнь. Даже хозяин хижины замер и встал в дверном проеме, вслушиваясь. Он чувствовал его. Знал, что сейчас он его не тронет – он слушал эту песнь. Но ему все равно было страшно. Он не мог пошевелиться. Он слился с песней. Он стал песней. Он поплыл вместе с ней, потоком холода и боли струилась песнь сквозь его душу. В его душе.
Когда песнь смолкла, на землю опустилась ночь. Он встал с кровати, огляделся. За окном он видел ползающий туман. Неповоротливым, вездесущим зверем, он ползал среди деревьев, не в силах взлететь вверх. Старый стороже-вой пес Бездны. Он спустился вниз, подошел к дверному проему. Там было темно. Пусто. Там бродил туман. Он обернулся. Из темного угла на него смот-рел хозяин хижины. Он сливался с тенью. Он вглядывался в него, и взгляд его был ужасен. Но это был совсем другой взгляд. Не такой, как у теней, нет. Дру-гой. Но не менее ужасный. Они стояли на месте и смотрели друг на друга. Сердце его стало биться чаще, ему было страшно. Взгляд хозяина хижины пригвоздил его к пыльному полу. Страх прокрался в его душу. Сколько это продолжалось? Секунды? Минуты? Часы? Кто мог бы ответить? И знал ли кто-нибудь? Он не чувствовал времени, но, в конце концов, он взял себя в руки, страх затих, и он стал двигаться к лестнице. Затем по лестнице. Медленно. Все это время хозяин хижины не сводил с него взгляда. Но, стоило ему дойти до се-редины лестницы, хозяин растворился в воздухе. Его не было. Но он следил за ним. Он присутствовал здесь. Он чувствовал это. Легче ему не стало.
Он поднялся наверх, лег на кровать и сомкнул глаза. Наступило спокойствие. За окном шаркали тени и завывал туман. Не было места жизни в этом царстве. Где-то там, среди деревьев, бродила смерть. Внизу что-то снова загромыхало, как тогда, в первый раз. Он открыл глаза. Из дверного проема, ведуще-го на лестницу, на него снова смотрели. Вскоре видение исчезло, наступила тишина, но успокоиться он уже не мог. Он лежал и смотрел в потолок. Хозяин хижины снова появился перед ним – на этот раз в углу комнаты, у шкафа. Взгляд его был все так же ужасен, но в нем видно было что-то особенное. Что-то странное… незлое.
Он раб. Он не создание, он всего лишь раб Бездны. Он умер здесь – понял он. Вот откуда изрезанный ножом матрац, пятна на шкафу. Он словно сам видел, чувствовал его смерть. Как он бьется в агонии, как хочет уйти от смерти, но все безуспешно. Они настигли его. Они ненавидели его. И они исполнили предначертанное – они разрезали его, разорвали на части, поглотили его разум, выгрызли ему глаза и съели его плоть. Выгрызли глаза. Вот почему его взгляд так страшен. У него нет глаз, но он все видел. Что может быть страшнее взгляда? Наверное, только его отсутствие. Поэтому его пустые глазницы внушали такой ужас и выражали больше, чем могут выразить глаза. Его съели, его обглоданный скелет погребли здесь же. В этой хижине. Его тело здесь. Поэтому дух его бродит, смотрит, страдает… и негодует. Это ужасное существо, лишенное рассудка, озлобленное и безумное, оно действительно опасно. Даже тени боятся его и не заходят сюда. Он злится на свое бессилие, на то, что он стал марионеткой Пустоты.
Он исчез. Но он вернется. Скоро. Нужно как можно быстрее покинуть это место. Эту хижину. Но там тени. Он сел на кровать и стал ждать. Ждать, когда тени уйдут в лес. Внизу бродил хозяин хижины. Он тихо шаркал, ступени скрипели, когда он поднимался или спускался, словно не осмеливаясь заглянуть к нему. Но чего он боится? Он понял, что его узнали, его лик раскрыт, его маску сорвали. Он не хотел этого. Теперь он злился еще больше. Его мысли эхом отражались от стен, достигая его разума. Кровь, Страх. Топор. Жертва. Хозяин хотел убить его. И тут проснулось Нечто. Оно было спокойно. Оно выжидало, и было уверено, что здесь ничего не произойдет. У него прибавилось уверенности. Он продолжил ждать рассвета, не двигаясь, не сводя взгляда со стен, почти не дыша.
Ночь уходила. Уже знакомый бледный свет осветил нижнюю комнату хижины. Наверху стало светлее. Но не лучше. При свете это место выглядело еще страшнее. Он встал со скрипящей кровати и подошел к окну. Они ушли. Корявые тени деревьев тянулись к Бездне своими парализованными руками-ветками. Он спустился вниз, ощущая за собой его взгляд. Он уже хотел настигнуть его, но в последний момент он вышел из хижины под свет бледного солнца. Он вновь увидел его. Увидел солнце. Хозяин хижины молча смотрел ему в спину, глядя, как он тихо удаляется, неспешно шагая по каменистой земле и сухим листьям, принесенным сюда из леса века назад. Тогда этот лес был еще живым. Там обитала жизнь, там пел и танцевал свет, несущий жизнь. Но потом Бездна вырвалась на свободу, пустота отсекла свету голову, жизнь была изгна-на из этих земель. Внутренности их выели тени, их кости раздробила Бездна. Эта земля была мертва. Она была убита. И теперь он продолжил свой путь, не остерегаясь теней, ушедших в туман. Голова его разрывалась от отчаяния и пустоты, что ее заполняла. Когда нет страха, нет горестей, нет опасности, при-ходит пустота. А пустота легко может свести с ума. И она успешно это делала. Пустота теснила его, словно зажимала между двумя стенами. Но он продолжал идти. Он знал, что осталось недолго. Знал, что он почти у цели. Знал, что скоро он войдет в жизнь. Лес был слева от него, сам он шел по мертвому полю. Лицо его было сосредоточенно, он стремился к цели. Там, в лесу, параллельно с ним, тихо шагала смерть. Она поглядывала на него своим искрящимся глазом. Сгорбившись, она тихо шагала по холодной мертвой земле. Зачем? Она хотела забрать его. Она была уверена в своем успехе. Он продолжал идти, надеясь на чудо, надеясь, что избежит смерти. Он уже чувствовал границу. Границу этого мертвого царства. Он уже слышал отзвуки песни Света. Свет пел, призывая к себе все свои славные создания. И он был уже рядом, уже совсем близко.
Лес снова встал перед ним. Он вошел внутрь, здесь никого не было. Они остались позади. Тени ушли в туман, Бездна тихо дремала, только смерть продолжала идти где-то там, сбоку. Рядом. В лесу царил полумрак. Свет почти не проникал сюда, и мертвая, холодная земля дышала легким морозом. Его старые сапоги неглубоко погружались в почву. На него смотрела Пустота, она не пы-талась ему помешать. Он увидел ее, она всматривалась в него. Впереди показался свет. Граница царства смерти была уже близко. Совсем близко.
Он вышел из леса на каменистую почву. Он оказался на вершине скалы. Голые камни. Его окружали голые камни. Он подошел к пропасти. Спуска не было. Внизу было море. Вот он и у цели. Вот она – граница.
Ложь. Все это была ложь. Бездна обманула его. Он пришел к свету. И это смерть. Чтобы войти в царство света, нужно умереть. Он понял, что все это время он жил, это жизнь. Все то, что он увидел и перенес – все это жизнь. Как долгая смерть. И теперь ему нужно умереть – разбиться о скалы и попасть к свету. Смерть обманула его. Она вела его через жизнь, чтобы привести в свою обитель. Нечто, что жило в его душе, обмануло его. Он узнал его имя. Его звали Лжец. Лжец. Обманщик. Предатель. Но зачем? И тут до него дошло. Лжец – лишь одно из лиц многоликой Бездны. Нечто и есть Бездна. Бездна, которая все это время обитала внутри него и выжидала, когда он это поймет. Когда он обманется. Теперь Бездна расправила свои черные крылья и вырвалась из его души, оставив его молча стоять у пропасти. Бездна достигла своей цели. Этот мир обманул его. Теперь он понял всю истину. Все зло, горести, все отчаяние и безумие – все это жизнь. Человек, попадающий в ад, не умирает – он продолжает жить. Но тот, кто внемлет сладостным песням Света, мертв. Смерть есть Свет. Теперь ему все стало ясно. Теперь он все понял. Теперь он понял, что он не умрет. Сейчас. Он не готов к этому. Он мог бы прыгнуть в море, в ледяную воду. Водная гладь поглотила бы его, вода влилась бы внутрь, начав струиться по его жилам, и наступила бы тьма. Тьма, после которой он бы смог попасть в чертоги Света. Он бы стал внимать его песням, танцевать в его лучах.
     Но сейчас было рано. Сейчас он не мог умереть. Он должен был быть здесь. Он это чувствовал. Впрочем, нет. Он не чувствовал ничего. Поэтому он и не стал туда идти. Он мог бы избежать Бездны, мог бы. Но как? Он не знал. Никто не знал. Когда он в последний раз спал? Ел? Пил? А зачем ему спать? Есть? Пить? Он не мог повернуть назад. Там, у него за спиной, была жизнь. А жизнь нельзя пройти дважды. Поэтому он и не мог повернуть назад, да и вперед он идти тоже не мог. Бездна хохотала, она была довольна своим хитросплетенным планом, при помощи которого она завела его в тупик, из которого нет выхода.
Внезапно наступило спокойствие. Если не к чему стремиться, зачем вообще беспокоиться? Он сел на самый край скалы и посмотрел на море. Ветер развевал его волосы, ноги свисали над пропастью, море тихо шептало о чем-то, а серое небо наблюдало за ним. Он взял в руку камень. Белый, как кость. « Вот я и пришел, – думал он, – вот он – конец моего пути ». Камень полетел в море. Не быстро и не медленно – он летел именно так, как должен лететь камень в море. А он наблюдал. Наблюдал за его полетом. Вскоре камень исчез среди волн, подняв после себя небольшой фонтан соленых морских брызг. Безжизненное море. Бесчувственное. Оно было таким же серым, как и небо над ним. Это лишь врата. Серые, холодные врата в царство Света. Море Мертвых. Он взял в руку еще один камень и стал его разглядывать. Этот был другим, но и его постигла та же участь. Он полетел вниз. Зачем? Зачем было кидать его в море? Он не знал. И никто не знал. Да и зачем ему было знать? Он взял следующий камень, кинул и стал ждать невзрачного фонтана брызг, которые эти странные предметы оставляют после себя, падая в пучину вод. Следующий. Следующий. Он бросал камни в море один за другим. Сколько это длилось? Я не знаю. Да и никто не знал. Может быть, минуты, может быть, часы, может быть, годы… или века… а может быть, он и до сих пор сидит на краю скалы и продолжает швырять камни в море. Кто скажет? Он не пришел к Свету. Но он ушел от Тьмы. Не видимый никем, он канул в безызвестность. Вне пространства и вре-мени. Но последнее, что видел мой разум, – это человеческий силуэт, сидящий на краю скалы и швыряющий камни. Затем я умчался в Бездну.