Если черту отпилить рога

Пьеса ЕСЛИ ЧЕРТУ ОТПИЛИТЬ РОГА входит в сборник "ГРЕШНИКИ".
Иллюстрированное, в более качественном формате вы можете читать это произведение здесь: http://evang.ru/


Действующие лица:


М е р л и н  М о н р о.
Р о б е р т  К е н н е д и (Роби).
А л е к с а н д р  М а к е д о н с к и й.
Г и т л е р.
Л е н и н.
С т а л и н.
Х р у щ е в.
Б р е ж н е в.
Д з е р ж и н с к и й.
Ч е х о в.
Г у с а р.
К а р л  М а р к с.
К л а р а  Ц е т к и н.
Б е з ы м я н н а я  д а м а.
Й о г а н, священнослужитель.
Т а к л и, Уполномоченный Небесного суда от рая.
Г р и н а, Уполномоченная Небесного суда от ада.
С у д е б н ы е  и с п о л н и т е л и – 2 чел.
В о л ш е б н и к (Б о г).



;
Действие первое.

    В уютной гостиной для послеобеденного отдыха расположились: Мерлин Монро, Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Дзержинский, Чехов, Гусар, Карл Маркс, Клара Цеткин, Безымянная дама, Йоган. Вино на столе, остатки недоеденных блюд, десертов и фруктов говорят о том, что угощения были очень приличными. Шокирует своим видом Безымянная дама: она несуразно наряжена в одежду разных стилей и эпох, на шее горжетка из меха облезшего непонятного зверя.
    Л е н и н. Клара, а Вы оказывается не только (акцентируя) политическая проститутка.
Клара возмущенно встает с коленей Дзержинского.
    К л а р а. Товарищ Ленин, Вы видимо забыли что мы уже не на земле, а в раю, и здесь каждый может заниматься чем его душе угодно, о чем при жизни можно было только мечтать.
    С т а л и н (подтрунивая). Так вот, оказывается, о чем мечтала на грешной земле наша знаменитая Клара Цеткин!
    К л а р а (обиженно). Спасибо, Иосиф Виссарионович, я оценила Вашу шутку.
    Л е н и н. Ну если у Вас такая страстная натура, то не понимаю, что же Вам мешало при жизни завести хорошего мужа или любовника?
    К л а р а (с возмущением.) Моей единственной настоящей любовью была революция и об этом всем хорошо известно!
    М е р л и н (с добродушной наивностью.) В Вашей жизни, что совсем не было мужчин?
    К л а р а. Были, конечно, но я не могла уделять им столько внимания, сколько любимому делу.
    М е р л и н. Странное какое у Вас было любимое дело… Революция…. И как только люди от этого могут получать ну хоть какое-то удовольствие?... Знаете, я берусь за Ваше перевоспитание: здесь нашим любимым делом станут мужчины! (Протягивая руку.) Идет?
    К л а р а (хлопая соей ладонью по ладошке Мерлин). Договорились! Я и сама, если честно, решила тут немного поэкспериментировать.
    М е р л и н. Ну, раз мы стали подругами, то давай перейдем на «ты»?
    К л а р а. Не возражаю! (Поднимая рюмочку ликера.) За священный союз Мерлин Монро…
    М е р л и н (чокаясь своей рюмкой). …и Клары Цеткин!
Смеются, выпивают.
    М е р л и н (откусывая конфетку). Только я не пойму, почему ты выбрала (кося глаза на Дзержинского) Феликса Эдмундовича? Он такой худенький и бледный. (Глядя в сторону гусара.) Ведь здесь столько краснощеких красавцев!
    К л а р а. Да ты что?! Это же Дзержинский - «железный Феликс», карающий меч революции! Я просто уверена, (лукаво) что кто-кто, а он уж не ударит в этом деле в грязь лицом. Да и вообще мне как-то всегда были больше по душе высокие и стройные.
    М е р л и н (удивленно глядя на Дзержинского). Вот бы никогда не подумала: он с виду такой чахлик. Ну, какой там у него может быть меч? Прямо не знаю…
Слышен чахоточный кашель Дзержинского,                Мерлин смешно морщит личико, отрицательно качая головой.
    Ч е х о в (Кларе). Думаю, что Вы, на самом деле, ошибаетесь: Феликс Эдмундович вряд ли подойдет вам  на роль героя-любовника. Хотите, я опишу образ настоящего сексуального маньяка?
    М е р л и н. Ой! Хотим! Очень хотим! (Оглядываясь по сторонам.) А вдруг и  здесь такие имеются?
    Ч е х о в. Вот и поглядите.
Раздаются приглушенные стоны и сдержанные крики.                Все недоуменно переглядываются.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Боже, что это?!
    К л а р а (сочувственно). Наверное, крики грешников из ада.
    Д з е р ж и н с к и й. Да нет, это Александр Македонский в нашем спортзале занимается с Гитлером садо-мазохизмом.
    К л а р а. Тоже, нашли место!
Снова слышны завывания  и стоны.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Да-да точно! Теперь я узнаю голос Адольфа.
    М е р л и н. А до этого вроде Саша кричал… Непонятно: кто же из них садист, а кто этот, ну как его…?
    Ч е х о в. Психологи утверждают, что не бывает чистых садистов или чистых мазохистов. Один и тот же человек сегодня может быть палачом, а завтра дрожащей жертвой: и от того, и от другого он получает одинаковое удовольствие.
Раздаются громкие крики и взвизгивания.
    К л а р а. Слышите? А это уже, похоже, Македонский.
    М е р л и н (с состраданием). Не знаю, но мне почему-то Сашу больше жалко, и кричит он как-то пронзительнее и искреннее.
    К л а р а (обнимая Мерлин). Не переживай, ведь им же хорошо.
    М е р л и н. Да я понимаю. (Вздрагивает от очередного крика.) Ой!... Саша – такая лапочка, и зачем он связался с каким-то извергом?  Этот Адольф – сущий дьявол, и как он только умудрился попасть в нашу компанию?
    К л а р а. Пути господни неисповедимы… А вообще, подумать только: жили в разные времена, в разных странах, а ведь нашли друг друга!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а.  А как вы думаете, нам не опасно жить рядом с такими агрессорами?
    Д з е р ж и н с к и й.  Да нет, они теперь никакой угрозы не представляют. Вот увидите, какими они вернутся после своих, (с усмешкой) с позволения сказать, занятий: ну просто - само благодушие и доброта.
    С т а л и н. Да жаль, что они жили в разное время и поздно встретились: так бы, глядишь, на две мировые войны на земле было бы меньше.
    К л а р а. Вроде затихли. Вообще-то надо им сказать, чтобы они куда-нибудь подальше отходили для своих игр.
    М е р л и н. Ну ладно, давайте не будем больше перемывать им кости. (Чехову.) Антон Палыч, Вы ведь, кажется, собирались нам рассказать про маньяков: как они выглядят. Это же страшно интересно, я уже просто сгораю от нетерпения! Давайте же, мы Вас все очень просим!
    С т а л и н (с улыбкой).  Доктор Чехов, Вас изгонят из рая за развращение наших дам, невзирая на все Ваши заслуги.
    Ч е х о в. Господин Сталин…
    С т а л и н (перебивая). Не «Господин» – «Товарищ»!
    Ч е х о в. Как Вам будет угодно. Я просто хочу сказать, что это будет лишь маленькая консультация, не более того.
    М е р л и н. Мы не развращаемся – мы обучаемся. Должны же мы знать, как выглядит маньяк, ну хотя бы для собственной безопасности.
Шепчет что-то на ухо Кларе, та согласно кивает головой,                обе хитро улыбаются.
    К л а р а. Ну давайте же, Антон Палыч!
    Ч е х о в. Буду краток: он должен быть маленького роста…
    К л а р а (перебивая). Почему маленького? (Взглянув на Дзержинского.) Ну почему обязательно маленького?!
    Ч е х о в. Да потому что именно избыток мужских гормонов и не позволяет ему расти.
    К л а р а. Как жалко.
    М е р л и н. Зато этот избыток, думаю, способствует росту (громким шепотом) кое-чего другого.
Что-то еще говорит Кларе на ухо, обе прыскают от смеха.
    Ч е х о в. Но маленький рост - это не главная особенность сексуального маньяка. Необходимо также обратить внимание…
    М е р л и н (перебивая). Подождите, я запишу. Это очень важно, а у меня с памятью, ну сами знаете… (Глядя вокруг.) У кого есть бумага и карандаш?
Сталин, улыбаясь, протягивает блокнот и ручку.
   С т а л и н. Вот возьмите, надеюсь, следующие признаки вычеркнут меня из списка маньяков, а то ростом я ведь тоже не великан. (Выдыхая дым трубки.) Продолжайте, товарищ Чехов.
   Ч е х о в. От избытка гормонов у маньяков рано начинают выпадать волосы.
    С т а л и н (улыбаясь, поглаживает шевелюру). Ну, слава богу, теперь я точно не из их числа.
Все смотрят по сторонам. Хрущев смущенно                почесывает лысину, Ленин надевает на голову кепку.
    К л а р а. О, господи! Значит, он еще и лысым должен быть?!
    М е р л и н. Не переживай: одна моя подруга утверждала, что лысина – главное достоинство мужчины, потому что у женщины ее быть не может.
    К л а р а (со вздохом). Ну ладно – тогда пусть!
    М е р л и н (Чехову). Подождите, я запишу: (что-то бормоча, старательно пишет, облизывая кончиком языка накрашенную губку) …иметь лысину.
    Ч е х о в. Абсолютно точно. Но и это еще не все.
    К л а р а. Боже, что же еще?! Надеюсь не рога и копыта? Ладно, давайте уж, добивайте до конца!
    Ч е х о в. Рогов, конечно, нет, но вот на копыта, как Вы изволили выразиться, следует, действительно, обратить внимание.
    М е р л и н. О, ужас! Страсти какие! (Чехову.) А Вы нас не обманываете? Что писать про копыта?
    Ч е х о в. Зачем мне обманывать? Сегодня все можно объяснить с точки зрения медицинской науки.
    К л а р а. И наука говорит о том, что у него должны быть копыта?!
    Ч е х о в. Да не копыта, конечно, - просто обладатели излишнего количества мужских гормонов, как правило, имеют кривые ноги.
    М е р л и н (записывая). Значит он еще и кривоногий?
    Ч е х о в (разводя руками). Научный факт.
    К л а р а. Нет, пожалуй, я не хочу маньяка: маленький, лысый, кривоногий… (Оглядывается вокруг со смешной гримасой.) Уж не на Владимира ли Ильича Вы намекаете?
    М е р л и н (восторженно). Вот это да! Как же я сама об этом не подумала?! Молодец Клара! Умница! Вот здорово!
Подбегает к Ленину, снимает с него кепку.
    М е р л и н. Владимир Ильич, что же Вы это от нас скрывали?! Какая прелесть! Его надо беречь и охранять, это же теперь такая большая редкость! Нет, я непременно должна Вас поцеловать!
Пытается обнять Ленина, тот с раздражением отстраняет ее.               
    Л е н и н. Отстаньте от меня – я не маньяк! У меня ноги не кривые! Не кривые!
Мерлин обиженно отходит.
    К л а р а (Ленину). А что же Вы тогда все время в таких широких штанах ходите?
Ленин нервно расстегивает ремень, брюки  падают на пол.
    Л е н и н (почти истерично). Смотрите! (Топая ногами.) Не кривые! Не кривые!
    К л а р а. Ладно, видим, видим - не кривые, но и, явно, не сортовые. Так что штаны лучше наденьте, а то весь райский интерьер испортите.
Ленин с недовольным лицом натягивает брюки.
    М е р л и н (добродушно). Плохо, что они у него не кривые, при такой внешности это могло бы стать для него ну хоть какой-то компенсацией: был бы, по крайней мере, маньяком, а так – просто лысый коротышка, (наморщив нос) да еще и злюка!
    Ч е х о в. Мерлин, Вы меня просто умиляете! Что все американцы такие прямолинейные?
    М е р л и н. Только американские женщины: к сожалению, все наши  мужчины – лицемеры и предатели,… (с дрожью в голосе) даже Роби таким оказался! (Садится на стул, хнычет.) Роби, мой Роби, где ты теперь?
    С т а л и н (Хрущеву). О ком это она?
    Х р у щ е в. Да о Роберте Кеннеди - брате их президента.
    С т а л и н. А она что с ним того - «шуры-муры»?!
    Х р у щ е в. Ну да, говорят он даже с женой хотел ради нее развестись.
    С т а л и н. Как же этот Роберт не понимал, что этим компрометирует брата?
    Х р у щ е в. Да он и сам не малый пост занимал: министр юстиции - не хухры-мухры, короче говоря - семейный клан.
    С т а л и н (недоуменно). Министр юстиции, а такое себе позволял?!
    Х р у щ е в (махнув рукой). Да плевала эта семейка на все: там, по слухам, и у самого президента тоже было рыльце в пушку.
    С т а л и н. Ох, дурак я – дурак! Правильно говорил мне Лаврентий: «Чего стесняешься?!» И дача была, и прислуга не болтливая… Не использовал!… Столько возможностей упустил!
    Х р у щ е в. Да не кори ты себя так: может потому ты и в раю оказался. А этот американский ****ун… Где он? Нету его! Вон, (указывая на Мерлин) она здесь, а где ее Роби? Ку-ку! В гиене огненной, поди, горит и криком кричит.
    С т а л и н. Да, пожалуй, ты прав, Никита, мы свое здесь наверстаем.
Мерлин подходит к Хрущеву и выливает ему на голову бокал шомпанского.
    М е р л и н. Это тебе за Роби! Только попробуй про него еще какую-нибудь гадость сказать!
Хрущев обескуражено вытирает голову и лицо.
    Х р у щ е в (Сталину возмущенно). Коба, что-то тут странный какой-то рай, ты не находишь?! Это что же получается: уже и слова сказать нельзя!
    С т а л и н. Да ладно тебе,… просто я думаю, что и в раю с бабами тоже лучше не связываться, (с усмешкой) тем более с беспартийными американками.
Пауза.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Вообще, как все, однако, странно.
    Ст а л и н. А что Вас так удивляет?
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Многие здесь присутствующие были атеистами, а угодили в рай… Непонятно!
    С т а л и н. Если это Вы о коммунистах, то ничего странного: ведь мы свои лозунги прямо из Библии брали.
Все недоуменно переглядываются.
    С т а л и н. Что удивляетесь? (Указывает на сидящего в отдалении монаха.) Вон хоть его спросите, святой отец не даст соврать.
    Й о г а н (робко). Я дам соврать.
    С т а л и н (с усмешкой, махнув рукой). Если надо будет – дашь! Куда ты денешься? Только в данном случае в этом нужды нет. (Затягивается из трубки.) Так кто мне скажет главный коммунистический лозунг?
    Л е н и н. Бей буржуев!
    С т а л и н. Ну а когда буржуи побиты?
Пауза.
    Х р у щ е в (не очень уверенно). От каждого по способностям, каждому по потребностям.
    С т а л и н. Вот товарищ Хрущев помнит. Молодец!
    Х р у щ е в (ободрено). Ну как можно такое забыть? Это же была наша цель!
    С т а л и н (высокопарно, подняв вверх палец). От каждого по способностям, каждому по потребностям!  Ну а как этот лозунг звучит в Библии?
Все растерянно пожимают плечами.
    С т а л и н. Вот то-то и оно что не знаете, а оттого и не понимаете, почему коммунисты в раю оказались!... Ладно, сам скажу, вы же, как я, в духовных семинариях не обучались:   «От всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут». (Замечает задремавшего Брежнева.) Чего сопишь, Леня? Проснись, а то так и не узнаешь, в чем ваша с Никиткой беда была… Вверяли вы много, а вот взыскивать забывали!
 
Клара, пытаясь разбудить Брежнева, трясет его за плечо.
    К л а р а. Товарищ Брежнев, Леонид Ильич!
Брежнев протирает глаза, расчесывает                маленьким гребешком мохнатые брови.
    Х р у щ е в. Да мы вроде взыскивали.
    С т а л и н. Вот именно, что вроде! (Сокрушенно.) Эх, чуть-чуть мне времени не хватило, рановато я от вас ушел: от каждого по способностям взял, а вот по потребностям дать не успел!
    Б р е ж н е в. А скажи, Иосиф, только честно, положа руку на сердце: а ты сам в коммунизм верил?
    С т а л и н. Ну разбудил бармалея! Лучше бы уж ты спал, честное слово!
    Б р е ж н е в. Нет серьезно, ты на самом деле считаешь, что его можно было построить?
    С т а л и н. А я что, по-твоему, спектакль перед вами разыгрывал?!
    Б р е ж н е в. Ну, почему сразу спектакль? Просто мне не всегда были понятны твои методы.
    С т а л и н. Методы ему мои не понятны были!... Это там, (указывая в сторону Мерлин) у них на Западе, думают что для хорошей жизни надо зарплату поднимать, а того не соображают, что вместе с зарплатой и цены поднимутся. Замкнутый круг получается! Я же, ты знаешь, не зарплату поднимал, а цены снижал! Это уж вы потом все переиначили. Теоретики, мать вашу!
    Б р е ж н е в. Ну и до какой степени ты их снижать собирался, до какого такого разумного предела?
    С т а л и н. Да пока совсем не исчезнут! До нулевого предела! (Со вздохом.) О, Пресвятая Богородица! С кем работать приходилось?!
Глядя на Брежнева, стучит трубкой по голове.
    М а р к с (вскакивая, с восторгом). Это просто гениально! Позвольте пожать Вашу руку! (Сталин довольно протягивает свою ладонь.) И как это мне самому в голову не приходило?! Понижать цены, покуда они совсем не исчезнут! Этакий плавный переход к коммунизму. Конгениально! Просто великолепно!
    М е р л и н (Сталину). А вы знаете, мне тоже понравились ваши коммунистические идеи и лозунги, честное слово. Я даже решила вступить в коммунистическую партию. Вы меня примите?
    С т а л и н. Вы же знаете, что здесь никаких партий нет.
    М е р л и н. А что же делать? (Капризно.) Ну, если мне очень хочется?!
    С т а л и н. Тогда давайте не официально, так сказать на добровольных началах… Кто за то, чтобы считать американскую актрису Мерлин Монро членом коммунистической партии, прошу поднять руки.
Все поднимают, кроме Хрущева.                Ленин считает голоса.
    С т а л и н. Никита, а ты что же? Или обиделся, что тебе голову шампанским помыли? Брось! Обида – скрытый гнев, а гнев – смертный грех. Не срамись! Она же женщина, тем более американская.
Хрущев нехотя поднимает свою ладонь.
    Л е н и н. Единогласно! (Пожимая руку Мерлин.) Поздравляю, товарищ, вы можете пройти получить продовольственный паек.
Мерлин недоуменно смотрит на присутствующих.
    М е р л и н. О чем это он?
    С т а л и н. Не обращайте внимания, у него бывает – ностальгия по прошлому.
    Л е н и н (глупо повторяя). Ностальгия по прошлому!
    М е р л и н. Никогда бы не подумала, что коммунисты могут иметь духовное образование, они мне всегда представлялись такими безбожниками. (Сталину.) Но мне, все же, не понятно: если Вы учились в семинарии, то почему пошли в политику, а не стали пастором или что-нибудь в этом роде?
    С т а л и н. Потому что я хотел построить рай на земле!... Да только вот не дали! Помешали!
    М е р л и н. Кто?!
    С т а л и н (с усмешкой, указывая на Хрущева). Да вон, например, сидит один с умным видом.
    М е р л и н. Никита Сергеич?
    С т а л и н. Он – сукин сын!
    М е р л и н. Жаль что я ему не красное вино на голову вылила или даже лучше горячий чай!
Хрущев бросает недовольный и возмущенный взгляд.
    С т а л и н. Ну что смотришь? Не так что ли? Ты же все и развалил!
    Х р у щ е в. Да ничего подобного, я курс твердо держал! (Указывая на Брежнева.) Это все Леня своей мягкотелостью!
Брежнев, пожимая плечами, с недоумением ощупывает свое тело.
    С т а л и н. А что же ты тогда такому мягкотелому поддался, как же это он тебя прихлопнуть сумел?
    Х р у щ е в. Так обложили ведь словно зверя в берлоге!
    С т а л и н (сокрушенно). Да, все прахом пустили…
    Д з е р ж и н с к и й. Расстрелять их мало! Контра - одним словом!
Закашлялся.
    Х р у щ е в. Я то в чем виноват?!
    С т а л и н. Он  еще спрашивает… Ох, Никита, Никита, да ведь тебе же все дано было! Какую державу я тебе оставил! Ведь мы же через пятнадцать лет после войны человека в космос запустили!
    Х р у щ е в (с гордостью). Да, в шестьдесят первом, как сейчас помню!
    С т а л и н. Память у тебя хорошая.
    Х р у щ е в. Хорошая, не жалуюсь.
    С т а л и н. И у тебя потом ума ни на что больше не хватило, кроме, как кукурузу на северном полюсе выращивать?!
    Х р у щ е в. Да задолбали вы уже все этой кукурузой! Я что ли приказы раздавал, где ее сеять?! Это скорее твое воспитание.
    С т а л и н. А я-то тут причем?
    Х р у щ  е в. Ты же всех приучил: если хозяин велит язву удалить, - это значит, что, на всякий случай, нужно заодно и кастрировать!
    С т а л и н (смеясь). А чего зря наркоз пропадать будет? Пусть режут!
    Х р у щ е в. Ну так что ты тогда удивляешься?
    С т а л и н. Да я не о кукурузе, это я так, к слову: я - о твоей ссыкливости!
    Х р у щ е в. О чем?!
    С т а л и н. Память хорошая, а вот со слухом у тебя слабовато. Ссыкуном ты трусливым оказался, вот о чем!
    Х р у щ е в. За что обижаешь, Коба?! Никогда трусом не был! Зря это ты.
    С т а л и н. Да-да, ботинком по трибуне в ООН стучал – знаю, знаю. (Смеясь, похлопывает Хрущева по плечу.) Кузькину мать всем показать обещал.
    Х р у щ е в (самодовольно). Было дело, было.
    С т а л и н. Ну так и показа бы, черт бы тебя побрал!
    Х р у щ е в. А я не показал?!
    С т а л и н. Что?! Лысый череп, и голую жопу?!
Хрущев смущенно смотрит на хихикающих свидетелей разговора.
    Х р у щ е в. Коба, ты не очень то, не очень: мы не в Кремле, здесь такие выражения не годятся.
    С т а л и н. Ах да, совсем забыл,  меня еще обосрал, в грязи извалял. Для чего? Чтобы на моем фоне чистеньким казаться?!
    Х р у щ е в. Тебе бы только в душу плюнуть. Да преданнее меня у тебя не было друга среди всех твоих кремлевских прихвостней.
    С т а л и н (с сарказмом). Ну, теперь понятно: значит это ты меня полюбовно, в порядке, значит, внутрипартийной критики?
    Х р у щ е в. Ну да, по-дружески.
    С т а л и н. Так что же ты тогда, друг сердешный, дело мое до конца не довел?
    Х р у щ е в. О чем это ты, не пойму?
    С т а л и н. Да коммунизм не построил!
    Х р у щ е в. Не успел.
    С т а л и н. Не успел он… Да ты и не торопился!
    Х р у щ е в. Чего ж я такого не сделал, что, по-твоему, надо было?
    С т а л и н. Много чего!... Ну, хотя бы деньги отменить догадался: у тебя ведь тогда все возможности для этого были, а ты сопли жевал! Эх, плакали бы сейчас Европа и Америка вместе со своей дерьмовой экономикой и гнилой демократией!
    Х р у щ е в. Скажешь тоже: деньги отменить… Интересно, как бы это у меня получилось?
    С т а л и н. Да говорил ведь уже! Понижал бы цены, пока они совсем бы не исчезли. А нет цен – нет и денег! Вот тебе и коммунизм!
    Х р у щ е в. Это на словах все так просто.
    С т а л и н. Вот я тебя ссыкуном почему и назвал: дела ты боишься!
    Х р у щ е в. Ну так ведь на дармовщинку все бы и растащили, ходили бы потом любовались на пустые прилавки. Не было ведь еще тогда этой…, как ее…?
    Л е н и н (с деловым видом). Материальной базы построения коммунизма.
    С т а л и н (с раздражением). Базы им не было!
    Х р у щ е в. Так ведь не было же на самом деле еще изобилия!
    С т а л и н. Да оно бы в процессе появилось!
    Х р у щ е в. Это как? Что-то не пойму?
    С т а л и н.  Да ты бы, когда деньги отменил, и выгнал на настоящую работу всех своих банкиров, кассиров, контролеров с фининспекторами, да всяких там торгашей, не то что базу бы построил, а еще и канатную дорогу до луны... Пусть бы народ развлекался!
    Х р у щ е в. Сомневаюсь что-то.
    С т а л и н. Да ты только посчитай, сколько бы ненужных профессий отпало, сколько бы рабочих рук освободилось! И ни милиции тебе, ни судей, ни тюрем… Красота!
    Х р у щ е в. Как это так?
    С т а л и н. А кого ловить, кого судить?
    Х р у щ е в.  Преступников! Кого же еще?
    С т а л и н. Да все преступники в основном воры! А что воровать, когда все бесплатно?! (С усмешкой.) Хлеб сеяли бы твои преступники, да картошку сажали. Что им еще от скуки было бы делать?
    Х р у щ е в. Скажешь тоже – картошку…
    С т ав л и н. А на дачах своих они чем, по-твоему, занимались? Человека всегда к природе тянет: он душой отдыхает, когда на земле работает... Нет, Никита, не знаешь ты народ, не понимаешь его!
    Х р у щ е в. Интересно… значит, по-твоему, преступников бы совсем не было?!
    С т а л и н (с усмешкой, указывая на Ленина, надевающего бублики на банан). Ну, разве что сексуальные маньяки, уж с ними мы как-нибудь бы справились.
    Х р у щ е в. А как же политические, они то куда бы подевались?
    С т а л и н. Политических бы тоже не было! Одно дело критиковать рай теоретический, а другое реальный! Тут уж полным идиотом надо быть!
    М е р л и н (восторженно.) Я – «за»!
    Х р у щ е в  (с раздражением). За что «за»?!
    М е р л и н. Ну за отмену денег и за «от каждого по способностям».
    С т а л и н. Вот это слова настоящего коммуниста! Учись, Никита!
    М е р л и н (Сталину). А мне при коммунизме позволили бы петь и играть в кино? (Растерянно.) Ведь у меня других способностей, наверное, нет…
    С т а л и н (с добродушной улыбкой). Позволили, конечно, позволили!
    Г у с а р (целуя руку Мерлин). Да мы бы просто за счастье почли!
    М е р л и н. Как это здорово!
    Поет свой знаменитый шлягер. Все танцуют. Безымянная дама, совершая очень эротичные движения, тоже раскрывает рот перед воображаемым микрофоном, другие смешно и неумело двигаются в такт мелодии.
Музыка заканчивается.
    С т а л и н. Ну у нас прямо импровизированный концерт получился. Давай, Никита, продолжай! Не забыл еще свой любимый краковяк?
    Х р у щ е в (улыбаясь). Давненько плясать не приходилось.
    С т а л и н. Ну так тряхни стариной!
    К л а р а. Никита Сергеевич, не стесняйтесь. Мы Вас поддержим!
Слышны аплодисменты.
    Х р у щ е в.  Ладно, попробую: эх, была – не была!
Начинает танцевать. Все восторженно прихлопывают в ладоши.
    С т а л и н (самодовольно). Он всегда этим танцем ублажал нас на партийных вечеринках. Молодец, Никита! Давай! Жги! Жги!
Хрущев резко останавливается.
    Х р у щ е в. Не буду! (Сталину.) Что значит – ублажал?! Зачем ты выставляешь меня каким-то шутом гороховым? И вообще я не люблю краковяк. Не буду делать то, что не нравится. В раю не буду!
    С т а л и н (хмурясь). Ты что взбунтовался?!
    Х р у щ е в. Да не буду! Здесь свобода!
    С т а л и н. Скажи пожалуйста! Это значит, тебе здесь и по лысине дать нельзя?
    Х р у щ е в. Да нельзя! Здесь твои старые замашки бросать придется.
    С т а л и н (вставая). Значит, тебе не нравилось краковяк танцевать и когда я тебе по лысине…
Пытается дать Хрущеву подзатыльник, тот увернувшись,                отходит в сторону.  Сталин промахивается.
    Х р у щ е в. Нет не нравилось!
    С т а л и н. А чего тогда танцевал?
    Х р у щ е в. А куда деваться было?!
    С т а л и н. А когда по лысине получал, чего улыбался? Или тоже скажешь, не нравилось?
    Х р у щ е в. Да говорю же - нет!
    С т а л и н. Врешь! Нравилось тебе. Это же я тоже по-дружески: потому и нравилось, потому и улыбался. Все вы тогда хотели у меня в друзьях ходить и улыбались все как один!
    Х р у щ е в. Попробовал бы я тебе тогда не улыбаться.
    С т а л и н. А теперь значит можешь?
    Х р у щ е в. Могу!
    С т а л и н. А ну-ка, посмотрим… Не верю! Будешь улыбаться!
    Х р у щ е в. Не буду!
    С т а л и н. Давай проверим.
    Х р у щ е в (соглашаясь). Только ты не очень больно.
    С т а л и н. А чего не больно то? Это я там, на земле, не больно, чтобы тебе шире улыбку было легче растягивать. А здесь буду от души, как говорится, за все хорошее от чистого сердца!
Подходит, снова замахивается. Хрущев отстраняет его руку.
    Х р у щ е в. Ладно не надо. На, я тебе и так улыбнусь.
Глупо и натянуто улыбается.
    С т а л и н. Боли испугался…
    Х р у щ е в. Да рука у тебя сегодня гляжу тяжелая – прибьешь еще.
    С т а л и н (глядя на свою ладонь). Тяжелая… А я ведь всегда так: или не больно, или насмерть. Не больно, чтобы лучше улыбались, а насмерть – кто не хотел улыбаться, когда надо было.   
Смеется.
    К л а р а. Мужчины, да смените вы уже тему для разговора. Как говорится: кто старое помянет… Мы же в раю, не забывайте!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. В раю…  Только вот не очень понятно как некоторые в нем оказались?
    М е р л и н (поймав на себе взгляд Безымянной дамы). Если Вы это обо мне, то я согласна и на ад, (со вздохом) только бы точно знать, что мой Роби там.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Да вовсе я и не Вас имела в виду.
    К л а р а. Тогда давайте без намеков.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Ну неужели никого не удивляет, как, например, сюда попал Адольф Гитлер?
    К л а р а. Да элементарно! Раскаялся и успел получить перед смертью причастие. Наверняка там у них в Рейхе был какой-нибудь дежурный батюшка для таких случаев.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (с сарказмом). Замечательно! Значит, главное - вовремя покаяться?!
    М е р л и н. А я думаю, что нужно любому человеку предоставлять возможность начать жизнь с чистого листа.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Нет, моя дорогая, есть грехи, за которые не может быть прощения никогда!
    М е р л и н. Ну нельзя быть такой жестокой, ведь Вы же - женщина!
Пожимает плечами, несогласно качая головой.
    С т а л и н. По данным нашей разведки, Гитлер еще приобрел у Дрезденского музея, хранившуюся там древнюю индульгенцию.
    Б р е ж н е в. Инт -тульт -хенсию? А что это такое?
    М е р л и н. Ой, а я знаю что это! (Брежневу.) Сейчас я Вам расскажу!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (с усмешкой). Странно, и откуда Вы можете об этом знать?
    М е р л и н. Да мне еще бабушка рассказывала, а ей ее бабушка, а той бабушке - предыдущая бабушка, ну та что была еще до них…
    Б р е ж н е в. Как много у Вас было бабушек.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (Брежневу). Да я Вам все проще объясню: индульгенция – это заверенный церковью документ, отпускающий грехи.
    Б р е ж н е в. И он что, на самом деле, отпускал все грехи? Это типа депутатской неприкосновенности что ли?
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Ну, подобные индульгенции стоили очень дорого, поэтому все в основном приобретали более дешевые: на какой-то определенный вид греха, к которому были более склонны.
    М е р л и н. Да, именно! Так вот моя пра-пра-пра-бабушка и торговала индульгенциями, отпускающими грех за прелюбодеяния со священнослужителями.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Она у Вас, случайно, не монашкой была?
    М е р л и н. А как Вы догадались?
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (с усмешкой). Поверьте, это было не сложно.
    Б р е ж н е в (Мерлин.) И что же она продавала такие ин-с-ульт-хренции всем подряд?
    М е р л и н. Ну зачем всем подряд? Она же все-таки была монашкой, а не дурочкой! Я уверена, что только исключительно порядочным и привлекательным одиноким мужчинам.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Тогда я почти не сомневаюсь, что вашим пра-пра-дедушкой был один из ее покупателей.
    М е р л и н. А если и так, то что в этом плохого?
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (ехидно). Ничего: считайте, что это был комплимент.
    М е р л и н. Нет, я вижу, Вы осуждаете мою пра-пра-бабушку. А я думаю, что она все делала по своей доброте, из-за желания помочь людям - спасти их!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (с сарказмом). И она спасала их, жертвуя своим телом! Потрясающе - почти как Иисус!
    М е р л и н. И напрасно Вы смеетесь. Мне, например, кажется, что человек, согрешивший с непорочной душой, сам становится чище.
     Б е з ы м я н н а я  д а м а. Ах вот как?! (Указывая на монаха.) Вон там непорочный сидит: (ехидно) пойдите, попробуйте причаститься.
Мерлин с любопытством смотрит в указанную сторону.
    М е р л и н. А как его зовут?
    Б е з ы м я н н а я  д а м а.  Йоган, кажется.
    М е р л и н. А что, пойду на самом деле, почему бы и нет?... А он ничего! (Направляется к монаху). Йоган, зайка, ягненочек мой!
    Й  о г а н (опасливо крестясь, со страшной гримасой). О, Господи!
Мерлин присаживается рядом с монахом,                строя глазки, начинает с ним заигрывать.
    Б р е ж н е в (сокрушенно). Ну, вот ушла… Только я хотел…
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. А  чего Вы хотели, Леонид Ильич?
    Б р е ж н е в. Да так, ничего.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Ой нет! Вижу, вижу: Вы явно не в себе!
    Б р е ж н е в. Да в себе я, вон и костюм на мне мой, (осматривая себя) и все другое на месте. Это у меня просто брови такие насупленные,… от природы достались. Что тут поделаешь?
    К л а р а. Подстригать надо и выщипывать, (кокетливо) хотите я Вами займусь? Клянусь, я сделаю из Вас писаного красавца, а то такой интересный мужчина и такой неухоженный! (Выдергивает несколько волосков из брови Брежнева, щекочет ему в носу.) Ну как, согласны?
    Б р е ж н е в (громко чихая). Ап-чху! Ап- чхуй!
    К л а р а (весело). Что, что Вы сказали?
    Б р е ж н е в. Благодарю Вас, я подумаю.
    К л а р а. Можно я тут рядышком сяду?
Усаживается, игриво приглаживает Брежневу волосы, поправляет воротник.
    Б р е ж н е в. Вы оказывается такая любезная дама.
    К л а р а (жеманно). Ах, ну что Вы?
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (влезая в разговор).  Нет-нет, Леонид Ильич, женщину не обманешь, и не прикрывайтесь бровями. (Улыбается, заглядывая Брежневу в глаза.) Вижу! Вижу! По глазам вижу, что Вы расстроены!
    К л а р а (отпихивая Безымянную даму). Может не стоит так бесцеремонно лезть человеку в душу? Вы все-таки в раю, а не на деревенской завалинке!
     Б е з ы м я н н а я  д а м а.  Какая разница? Порядочные люди везде должны помогать друг другу. А как можно помочь, когда не знаешь в чем дело?
    Г у с а р. В чем, чем? В Мерлин Монро и дураку ясно!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (Брежневу).  Она что Вам нравится?
    К л а р а. Ну что за бред?! Леня, да скажи ты ей!
Брежнев смущено бубнит что-то невнятное.
     Б е з ы м я н н а я  д а м а (ехидно поглядывая на Клару). Леонид Ильич, скажите честно: Вам нравится Мерлин?
    К л а р а. Ленечка, да ответь ты этой занудной липучке! (Указывая на Безымянную даму.) Кто она вообще такая?! Мы даже имени ее не знаем! Ведь она нам даже не представилась: видно ей есть что скрывать!
Безымянная дама строит противную рожицу Кларе.
    Б р е ж н е в. Ну да, нравится.
    К л а р а. Кто нравится?!
    Б р е ж н е в. Мерлин Монро.
    К л а р а. Что?! (Возмущенно встает.) А я еще брови ему собиралась щипать! Кобель! (Пересаживаясь на другое место.) Господи, все мужчины одинаковы!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а  (Брежневу, торжествуя). У Вас очень хороший вкус, (ехидно глядя в сторону Клары) сразу видно, что Вы разбираетесь в женщинах.
    Б р е ж н е в (отрешено). Да, я разбираюсь. (Указывает пальцем на флиртующую с Йоганом Мерлин.) Она мне все время нравилась, я даже когда с женой спал, всегда ее рядом представлял.
    К л а р а. Извращенец!
    С т а л и н. Ну если она тебе так нравится, то зачем дело стало?
    Г у с а р (воинственно). Вот именно: «Пришел, увидел, победил!»
    Б р е ж н е в. Так что же я теперь должен очередь за этим святошей занимать?
    С т а л и н. Да ведь ты всю страну в очередь выстроил, (смеясь) вот значит где тебя расплата застала. Давай - давай, испытай на своей шкуре томительные минуты ожидания.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а.  Ну что вы на самом деле чушь какую-то несете? Какие здесь очереди? Тут всего вдоволь и на всех хватит.
    С т а л и н (с усмешкой). Коммунизм, одним словом.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а.  Ну вроде того!
    Б р е ж н е в (рассуждая вслух). А то на самом деле, как это я буду стоять в очереди за женщиной? Ведь это же не колбаса все-таки, или другой какой-то продукт потребления. Это как-то и меня унижает и ее. Непорядок…
    Г у с а р. Да дай в глаз и отбери!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а.  Ну что за крайности?! Не забывайте: это же - рай! Здесь можно клонировать столько Мерлин, сколько пожелаешь! Стоит только захотеть, и все тут же исполнится! Вот смотрите: я сейчас захочу… (Прикрывает глаза.) вот уже захотела… и сейчас появится другая Мерлин, специально для Леонида Ильича… (Делает загадочное лицо.) «Дрыгус-брыгус»…
    Б р е ж н е в (хватая Безымянную даму за руку). Нет, постойте! Если это не дефицит, то мне не надо!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Странный Вы какой…
    Г у с а р (зевая). А здесь все не дефицит: это же – рай.
    Б р е ж н е в. Тогда мне ничего не надо!
    Г у с а р. Да уж… (указывая на стол) и жорева полно, (косясь на женщин) и порева сколько хочешь… Даже воевать не за что! (Делает взмах рукой, имитируя удар сабли.) Скукота! (Жующему Марксу.) Карл!
Маркс пытается проглотить кусок пирога.                Это ему плохо удается, он чем-то запивает из бокала.
    К л а р а. Да оставьте Вы Маркса в покое, дайте человеку поесть.
    Г у с а р. Ладно, успеет еще. Карл, а ну-ка скажи…
    М а р к с (с набитым ртом). Угу, угу… (проглотив) Что?
    Г у с а р. Жизнь – борьба?!
    М а р к с. Борьба.
    Г у с а р. А если бороться не за что - значит и жизни нет?
    М а р к с. Нет.
    Г у с а р. Ну вот, я так и думал… Скука здесь! Тоска!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а.  Ну что Вы так пессимистично: называйте это не скукой, а душевным покоем. Не могу с Вами согласиться: здесь очень даже мило. Какая природа и все такое… Помните у Пушкина: «Деревня, где скучал Евгений, была прекрасный уголок».
    Г у с а р (передразнивая). Он в первый день без рассуждений в кусты крестьянку поволок.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Не надо все так опошлять, поручик.
    Г у с а р. Уверяю Вас, Онегин в деревне не скучал!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Вам то это откуда известно?
    Г у с а р. У меня тоже было поместье, и пышногрудых красавец в нем было хоть отбавляй. Так что за Онегина могу побиться об заклад!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. У Пушкина об этом ничего не сказано.
    Г у с а р. Понятное дело… Культурный человек про такое писать не станет, а умный и сам догадается.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Нет, порядочная женщина этого слышать не в состоянии!
Отходит.
    Г у с а р.  Да бросьте Вы: ну не онанизмом же он занимался у себя в имении на самом деле?
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Нет, я этого вынести не могу! Пойду, пройдусь, поищу наших. (Глядя на присутствующих.) Не знаете, куда они направились?
    М е р л и н (наливая ликер). Пошли показывать вновь прибывшим окрестности и «райские кущи».
Игриво направляется к монаху, держа в обеих руках по красивой рюмке.
     Б е з ы м я н н а я  д а м а.  Пожалуй, и я погляжу.
     Г у с а р.  Во-во, в кущах их и поищите, только не спугните и на трусы не наступите. Ха-ха-ха!
Безымянная дама идет к двери, Мерлин преграждает ей путь.
    М е р л и н. Нет, нет: мы Вас никуда одну не отпустим. (Громким шепотом.) Поручик на самом деле прав, там ведь действительно почти за каждым кустом: (чокаясь рюмками) динь-бом, динь-бом!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (с иронией и недоверием). И Вы сами это видели?
    М е р л и н. Ну конечно…
Долго шепчет что-то Безымянной даме на ухо, у той все шире и шире                открываются глаза, лицо приобретает несуразное и очень смешное выражение.
 
    Б е з ы м я н н а я  д а м а.  Боже!... Это же называется в извращенной форме!
    М е р л и н. Ну, это с какой стороны посмотреть: если по любви, то все  вполне допустимо.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а.  Да с какой ни смотри! Ну что Вы такое говорите?!
Возмущенно отходит.                Мерлин, снова присев рядом с Йоганом, пытается уговорить                его выпить ликера, тот мычит и жестами отказывается.
    С т а л и н. Что-то у меня все больше и больше  закрадывается подозрение, что мы вовсе не в раю.
    К л а р а. Откуда такие странные мысли, Иосиф Виссарионович?!
    С т а л и н. А чем, на самом деле, все тут занимаются? Едят, пьют, ну и все остальное, что делают с пьяных глаз и на сытый желудок. Почти как колхозники после сбора хорошего урожая. Может мы вообще на земле или в аду?
    К л а р а. Типун Вам на язык! В каком аду?! (Указывая на Йогана.) Святые отцы в ад не попадают!
Все видят как Мерлин, повалив Йогана на диван,                пытается залезть ему под рясу.
    К л а р а. Вы только посмотрите, какой подарок получил здесь батюшка за все свои посты и воздержания – такую красавицу! Вон хоть Мерлин Вам может подтвердить, что мы в раю. Верно, дорогая?
    М е р л и н (с сарказмом). Да уж, в раю… Лично мне уже почему-то не верится! (Преодолевая сопротивление Йогана.) Или вы думаете, что это я ему в награду?
    К л а р а. Ну а как иначе?
    М е р л и н. Скорее это он мне в наказание!
    К л а р а. Уверяю - ты ошибаешься!
    М е р л и н. Да в каком к черту раю?! Я на земле ни с одним мужиком так не мучилась! Нет, это точно наказание господне за мои грехи.
    К л а р а. В раю я тебе говорю! Потерпи немного, сейчас сама убедишься.
Мерлин, отдуваясь, продолжает тщетные попытки                стащить с Йогана штаны, тот усиленно сопротивляется.
    М е р л и н. Что-то очень сомневаюсь.
    К л а р а. А вот подожди – увидишь! (Подходит ближе.) Давай вместе: я буду его щекотать, а ты тяни.
    М е р л и н. Ой спасибо, а то у меня, если честно, и сил уже больше не осталось.
    К л а р а. Понимаю, так и все желание пропасть может.
    М е р л и н. Да оно уже почти пропало.
    К л а р а. А чего ты вообще с ним связалась? Других что ли мало?
    М е р л и н. Я привыкла добиваться своего: это – дело принципа. Да и запретный плод всегда слаще - сама, наверное, знаешь.
    К л а р а. Это точно, здесь с тобой не поспоришь. Ну, давай!
    М е р л и н. Поехали!
 Клара с веселой улыбкой начинает щекотать монаха,                Мерлин тянет на себя его штаны.
    К л а р а. Уси-пуси, уси-пуси! Какой Вы недотрога!
    Й о г а н (сопротивляясь). А-а-а! А-а-а! Что вы делаете?! Оставьте меня! Ха-ха-ха! Ой-ой! Прекратите ради бога!
    К л а р а (продолжая свое дело). Святой отец, это совсем не страшно. Успокойтесь! Ну Вы же не в церкви, на самом деле. Расслабьтесь!
    Й о г а н. Вай-вай! Ха- ха-ха!
    М е р л и н. По-моему ему уже начинает нравиться!
    К л а р а. Точно, входит во вкус! Давай тяни!
    Й о г а н. Нет! нет! Мне не нравится! Оставьте меня! Ой-ей!
    К л а р а. Нравится! Нравится! По глазам вижу!
    Й о г а н. Не-е-т!
Запыхавшаяся Мерлин продолжает свои попытки.                Клара щекочет и одновременно тянет на себя рясу.
    К л а р а (Йогану). Ну что за блажь, на самом деле?! Это же – рай! Теперь, наконец, Вы можете предоставить своей душе то, чего она, на самом деле, желает. Перестаньте же себя насиловать!
    Й о г а н. Моя душа не желает этого! Не желает!
    К л а р а. А это мы сейчас проверим. Ну же, совсем чуть-чуть сталось!
     Последним рывком Мерлин удается сорвать с монаха штаны, Клара победно отскакивает в другую сторону с рясой в руках. Йоган, съежившись, обхватывает руками колени, Мерлин и Клара, в ужасе от увиденного, истошно вопят. Все смотрят на сконфуженного монаха, на котором надеты ажурные женские трусики и чулки.
     К л а р а. Предупреждать надо, батюшка!
У Мерлин начинается истерика,                она рыдает, вытирая слезы штанами Йогана.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (Мерлин). Ну что Вы причитаете, словно девственница на похоронах у куклы? Тоже, нашли трагедию! (Глядя на Йогана.) Это абсолютно не стоит наших женских слез.
    М е р л и н. Да?! Не стоит?! А вы знаете, что он мне сказал?! Негодяй! Что он мне сказал! Какой подлец! (Всхлипывая.) Да я таких слов ни от одного мужчины  в жизни не слыхала!
    Г у с а р (грозно). И что же Вам сказал этот извращенец?!
    М е р л и н. Да у меня даже язык не повернется такое повторить.
    Г у с а р. Говорите! Клянусь честью, я заставлю его ответить: он смоет каждое оскорбительное слово своей кровью. Что он посмел Вам сказать?
    М е р л и н (рыдая). Он сказал,… он сказал, что я не в его вкусе, и что он меня не желает! Меня, которую желали короли и президенты! (Со слезами.) Разве это не оскорбительно для женщины?! И это, по-вашему, называется раем?!
    Г у с а р. Ну не надо так расстраиваться. Поверьте, мы все Вас желаем и все можем это подтвердить! Ведь правда, господа?
Грозным взглядом смотрит на присутствующих мужчин.                Все, кроме Хрущева, подтверждают, согласно кивая головами.
    Г у с а р (Хрущеву). Никита Сергеевич, а Вы?
    Х р у щ е в (не внятно). Я желаю.
    Г у с а р. Тогда четко и говорите, а то могут подумать, что Вы поддерживаете (указывая на Йогана) это безобразие!
    Х р у щ е в. Я желаю, желаю! И я не поддерживаю.
    Г у с а р. Ну так-то лучше. Следует немедленно проучить этого хама. (Мерлин.) Мы докажем Вам, что Вы в настоящем раю среди истинных друзей. Я вызову его на дуэль!
    М е р л и н (вытирая глаза). Спасибо поручик, Вы настоящий рыцарь. Только дуэли, наверное, не надо, ну, не хорошо это как-то.
    С т а л и н. У меня на родине за честь дамы джигит тоже может зарезать!
    Х р у щ е в. Нет, это уж слишком!
    Г у с а р. Ну тогда можно просто набить морду на худой конец.
    М е р л и н (подкрашивая губки). Нет, нет! Я не хочу на худой конец!
    К л а р а. Я тоже не согласна, ну что это будет за рай: дуэль, мордобой, поножовщина… Мы все-таки не на земле, прошу не забывать!
    Г у с а р. Я что-то не пойму: если это рай, то почему, если набить кому-нибудь морду, он должен превратиться во что-то другое? Лично я получу от этого удовольствие, (глядя в сторону Йогана) а на него мне наплевать: может он вообще по ошибке сюда попал.
    К л а р а. Что Вы такое говорите? По ошибке! Разве Бог может ошибаться?! Мы все здесь находимся, потому что заслужили эту награду.
    Г у с а р (указывая на Йогана).  И этот негодяй, по-вашему, тоже?!
    К л а р а. Ну конечно! Я уверена, что до этого он был хороший, только сейчас немного проштрафился. (Подходит к Йогану, теребит его за плечо.) Ведь правда?
    Й о г а н (кивая головой). Угу.
    С т а л и н. И все-таки мы должны его примерно наказать, чтобы другим было неповадно! Ведь он оскорбил не просто женщину, а коммуниста!
    Х р у щ е в. Да гнать таких из рая надо и дело с концом!
    К л а р а. Нет, это не метод.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а.  Почему не метод? Изгнали же Адама в свое время.
    К л а р а. Его, между прочим, изгнали вместе с Евой - это еще куда ни шло.
    Б р е ж н е в. С Евой оно, конечно, получше.
    К л а р а. Вот и я о том же. А у этого даже пары нет: давайте все-таки будем более снисходительными.
    Л е н и н. Действительно, зачем же сразу гнать? Надо дать человеку возможность исправиться. Можно просто сделать замечание, поставить на вид.
    М е р л и н. И не давать ему ликера и пирожных целый месяц!
    Г у с а р (Ленину с сарказмом). Поставить на вид - это Вы, конечно, здорово придумали! Вид у него что надо: красавец, нечего сказать, есть на что полюбоваться! Ха-ха-ха!
    Л е н и н. Да я вовсе не это имел в виду. А, кстати, где он взял такие симпатичные трусики?
    М е р л и н. Да у меня же и спер гад! Надо хорошенько посмотреть, может он еще что-нибудь прихватил.
    Л е н и н. А чулочки тоже Ваши?
    М е р л и н. Ну, естественно, мои.
    Л е н и н. Американские?
    М е р л и н. Конечно да! Здесь таких не достанешь. (Капризно.) Тоже мне,  рай называется!
    С т а л и н. А я считаю, надо построить для таких тюрьму.
    К л а р а. Тюрьма в раю?! Ну, это уж, господа хорошие, ни в какие ворота не лезет!
    С т а л и н. А сделать замечание или поставить на вид, как предлагает товарищ Ленин, будет слишком мало для такого проступка. С таким либерализмом мы знаете, до чего докатимся?
    Л е н и н (язвительно). Но  тюрьма для него тоже не наказание. Там, наоборот, для таких, как он – раздолье. Некоторые извращенцы даже мечтают туда попасть.
     Б е з ы м я н н а я  д а м а. А Вы почем знаете?
    Л е н и н (с раздражением). Да вот знаю и все, что за дурацкие вопросы?!
    С т а л и н (иронично). А чего Ильичу не знать: разве он мало тюрем обошел?
    М е р л и н (трогая Ленина за ягодицы). Бедненький.
    Л е н и н (отстраняя руку Мерлин). Попрошу: без фамильярностей!
    К л а р а. (глядя на Йогана). Ну, так что же нам с ним делать?
    М е р л и н. А может, отдадим его Адольфу и Саше: просто попросим чтобы они его немного отшлепали, ну словно провинившегося мальчишку? Им ведь все равно кого тиранить.
    К л а р а. Верно! И удовольствие получат и доброе дело сделают. Истинно райское решение – сплошная польза!
    С т а л и н. Ну что ж, я тоже не возражаю.
    Л е н и н. Тогда давайте голосовать.
    Ч е х о в. А можно воздержаться?
    С т а л и н (исподлобья глядя на Чехова). На первый раз можно, но все-таки я советую Вам хорошенько подумать. Вы ведь – писатель, а творческая интеллигенция не должна стоять в стороне, когда народ решает свои насущные задачи – народ, который, кстати сказать, эту интеллигенцию кормит.
    Л е н и н. Итак, кто «за» прошу поднять руки.
Все голосуют, только Маркс, будто не замечая,                продолжает что-то жевать.
    Л е н и н (считая голоса). Карл, как Вас там по батюшке? А Вы?!
    М а р к с. Вообще-то это не гуманно, но я как все.
Поднимает руку.
    Л е н и н. Единогласно! Обжалованию не подлежит.
    Й о г а н (испуганно). Нет! Пожалуйста! Умоляю! Ну что я вам такого сделал?!
    С т а л и н (Йогану). Вопрос решен: получи, что заслужил! Действуйте, товарищ Гусар. Никита, помоги!
Гусар и Хрущев тащат упирающегося Йогана к выходу.
    Й о г а н. Нет! Не-ет! Не надо-о-о! А-а-а!
    Х р у щ е в. Надо, надо, родименький!
    М е р л и н. Заберите его штаны, и пусть вернет мои трусики и чулки.
Бросает вслед уходящим штаны Йогана.
    Х р у щ е в (Йогану). Ну что смотришь? Давай снимай!
Йоган ошалело оглядывается по сторонам,                надеясь найти в ком-нибудь защиту.
    Г у с а р. Да снимай, кому говорят: (смеясь) они там тебе все равно не понадобятся.
Йоган, дрожа, снимает чулки с трусами,                Гусар передает их Мерлин.
    Г у с а р. Все цело и невредимо, правда, конечно, придется постирать.
Мерлин забирает, подносит к лицу трусики, с наслаждением вдыхает.
    М е р л и н. А пахнет, как от настоящего мужчины. Жаль что он монах и голубой.
    Г у с а р (просебя). Дура!
    М е р л и н. Скажите, чтобы они его там не слишком больно наказывали.
Хрущев и Гусар уводят Йогана, он, уже не сопротивляясь,                обреченно бредет вместе с ними.
    Б е з ы м я н н а я   д а  м а (смотрясь в зеркало). Что-то, мне кажется, я тут поправилась. Может быть, не стоит нам так часто разворачивать нашу скатерть-самобранку? Думаю, вполне достаточно двух раз в день.
    К л а р а. Не надо быть такой эгоисткой, (взглянув на Дзержинского) здесь есть и те, кому пара лишних килограммов вовсе не помешает. А Вам бы я советовала проявлять характер и волю, ведь насильно в Вас никто не запихивает. Берите пример с меня: я уже давно не ем ни мучного, ни сладкого, а вчера даже от малинового морса отказалась, хотя его очень люблю – только чистая вода! И вот он результат!
Подбоченившись, демонстрирует свою талию.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (с издевкой). Действительно есть чем гордиться: ведь это целая наука – выдавать свои слабые места и болячки за личные достижения, и Вы в ней, как вижу, очень преуспели!
    К л а р а. Что Вы имеете в виду?
    Б е з ы м я н н а я   д а м а (язвительно). А Вы не знаете?!
    К л а р а. Понятия не имею!
    Б е з ы м я н н а я   д а м а (ехидно). Сладкого она не ест… Да у Вас просто элементарный сахарный диабет!
    К л а р а. У меня диабет?!
    Б е з ы м я н н а я   д а м а. А то у кого же?
    К л а р а. Какой бред! Да я могу есть сладкое, сколько захочу, это все – сила воли!
    Б е з ы м я н н а я   д а м а. Диабет!
    К л а р а. Да я Вам докажу!
    Б е з ы м я н н а я   д а м а. Что-то с трудом верится!
    К л а р а. Да вот, пожалуйста! (Хватает и ест сладости со стола.) Все могу! Вот, пирожное..., это крендель…, еще пирожное…, а это мед…
Лихорадочно жует, запивая медом.
    Б е з ы м я н н а я   д а м а (Чехову с усмешкой). Доктор, сегодня вечером у Вас работенки явно прибавится.
    Ч е х о в. Вообще-то со сладостями нужно поосторожнее.
Появляются Хрущев и Гусар.
    Г у с а р. Ну, настроение у них там боевое, (Мерлин) так что будьте уверены, Ваш обидчик понесет заслуженное наказание. Ха-ха-ха!
    М е р л и н (растерянно). Да я уже его почти простила, мне его теперь даже немного жалко.
Слышны шум и крики.
   Г у с а р. Экзекуция началась!
Крики усиливаются, превращаясь в душераздирающие вопли.                Слышен грохот не то падающей мебели, не то рушащихся стен.
    М е р л и н. Боже, что эти варвары там с ним делают?! Я же просила их предупредить, чтобы они там не очень усердствовали.
    Х р у щ е в. Да мы вроде предупреждали.
Страшные крики и грохот повторяются.
    Б е з ы м я н н а я   д а  м а. Да они что там с ума посходили?!
    М е р л и н. Нет, эти изверги его искалечат! Пойдите, срочно приведите его обратно! Я его прощаю! Пусть возьмет эти трусики и чулки, ну раз они ему так нужны. Господи, он такой безобидный. И черт меня только дернул?!
Крики продолжаются.
    Х р у щ е в. Туда теперь и сунуться страшно, похоже они вошли в азарт.
    М е р л и н (решительно). Тогда я сама пойду! Тоже мне – мужчины!
Направляется к выходу.
    Дверь внезапно распахивается, в комнату, держась за стены, почти вползают Гитлер и Македонский. Все в ужасе цепенеют: у обоих свежие синяки под глазами, шишки, кровоподтеки, на Гитлере нет штанов. Хромающий Александр помогает идти едва волочащему ноги и держащемуся за бок стонущему Адольфу.
    К л а р а. Боже! Что это?!
    М е р л и н (в испуге). А где Йоган?! Он жив?!
Македонский и Гитлер, вытаращив глаза, издавая непонятные звуки,                смотрят на всех с лицами полными жалости, негодования и возмущения.
    К л а р а. Адольф, где Ваши брюки?
Гитлер начинает рыдать.
    М а к е д о н с к и й. Да это чудовище у него отняло! Кого вы нам привели?! Это же просто зверь какой-то!
    Г и т л е р. Фаши-ы-ист!
    С т а л и н (смеясь). Вот он - настоящий бунт, Никита! Молодец! Нечета вам! Вы ж только после смерти можете клевать. (Махнув рукой.) Воронье!
    М е р л и н. Это что же Йоган их так?!
    С т а л и н. Ну а то кто же?!
Македонский помогает Гитлеру сесть, сам усаживается рядом,                вытирает ему кровь и слезы на лице.
    Г и т л е р (Македонскому). Саша, у тебя здесь тоже шишка огромная, надо что-нибудь холодное приложить.
Берет со стола графин, прикладывает к голове Александра.
    М а к е д о н с к и й (чуть не плача). Адольф, ну за что он нас так?!
    Г и т л е р (воя). Не знаю… Чистый зверь!
    Появляется Йоган, одетый в штаны Гитлера. Потирая кулак, со свирепым лицом он поднимает с пола свою рясу, резким движением отрывает подол, надевает на себя. Подходит к Македонскому и Гитлеру, те, съежившись, с ужасом сморят на него. Одним махом Йоган отрывает рукав от красной рубахи Македонского, ловко делает из него пояс, который повязывает вокруг талии. Весь его облик теперь напоминает бойца в кимоно.
    Й о г а н. И-йа-а!!!
Его руки, описав в воздухе замысловатую траекторию, замирают вблизи                лиц избитых тиранов, те, дрожа, втягивают головы в плечи.
 
    Й о г а н. И-йа-а!!!
Пинает ногой стул, который отлетает в противоположный угол.
    К л а р а. Йоган, Йоган, дорогой, успокойтесь! Если Вам так уж необходимо что-нибудь покрушить, то лучше это сделать там, во дворе.
    Й о г а н. И-йа-а!!!
Ударом ноги распахивает дверь. Уходит.
    М е р л и н (восторженно). Я же говорила, что от него пахнет, как от настоящего мужчины!
Безымянная дама поднимает с пола штаны Йогана, подает Гитлеру.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Вот возьмите, наденьте пока, а то не дай бог, ко всему прочему, еще и простудитесь.
    Г и т л е р. Спасибо.
Надевает.
Македонский отрывает второй рукав своей рубахи,                вытирает им лицо, отдает Гитлеру.                Тот берет рукав и начинает тереть им свои раны.
    Ч е х о в. Ну что же Вы делаете?! Поверьте мне как врачу: так и инфекцию занести не долго. (Роется в своем саквояже.) Вот здесь есть стерильная салфетка и йод. Позвольте я Вам помогу.
Подходит к Гитлеру, смочив салфетку йодом, проводит по лицу,                оставляя вокруг ссадин смешные желтые разводы.
    М е р л и н (Разглядывая лица пострадавших, с сочувствием). Вот выпейте кваску холодненького. (Подает две наполненные кружки.) Ничего страшного, через пару дней никаких следов не останется.
    Г и т л е р (угрюмо). Я лучше шнапса выпью.
Наливает в большой стакан, выпивает.
    М е р л и н. Возьмите, хоть огурчиком закусите.
    Г и т л е р. Не надо. Я уже в порядке.
Все постепенно приходят в себя.
    С т а л и н. Смотрите, какая у нас здесь отличная команда подобралась: и теоретики, и полководцы, и бойцы! А мы тут все сидим и на скуку жалуемся. А жизнь – борьба: это Карл совершенно правильно сказал.
    Г у с а р. Так не за что ведь бороться!
    С т а л и н. Так уж и не за что? Даже как то удивительно слышать от такого бравого молодца: в жизни всегда есть место подвигу!  Так что ли, Никита?
    Х р у щ е в. Да так то оно так, но только не пойму, на что ты намекаешь?
    С т а л и н. А ты подумай.
    Х р у щ е в. Да думаю, но что-то ничего в голову не приходит. Ведь здесь же, действительно, всего полно!
    С т а л и н. Э-э, мелко мыслишь! Все только о своей шкуре печешься!
    Х р у щ е в. Тебе бы только обидеть.
    К л а р а. На самом деле, Иосиф Виссарионович, что Вы задумали?
    С т а л и н. Чьи стоны сюда доносятся, когда ветер дует с восточной стороны?
    К л а р а. Известно чьи, грешников из ада.
    С т а л и н (Кларе). Ну ладно мы - старые сухари, а Ваше женское сердце, неужели тоже может оставаться безучастным?
    К л а р а. Но это все же расплата за их земные грехи, и не в нашей компетенции вмешиваться.
    С т а л и н. И Вы туда же: «Моя хата с краю»!
    К л а р а. Нет, конечно, мне их жалко, но что же мы можем поделать?
    С т а л и н. Как что? Освободить их!
    Х р у щ е в. Освободить грешников?!
    С т а л и н (многозначительно подняв палец). Угнетенных! Между прочим, среди них много наших бывших товарищей, пусть даже и совершивших какие-то ошибки.
    М е р л и н. Да! Да! А вдруг и мой Роби там! Непременно, непременно их нужно освободить!
    Д з е р ж и н с к и й. Выпустить грешников из ада? Рискованно! Тут знаете, что может начаться?
    С т а л и н. Может, если позволим. Мы-то здесь на что? Мы должны дать им возможность исправиться и проконтролировать этот процесс. Все-таки несправедливо, что за какие-то свои, возможно даже, единичные ошибки человек должен вечно гореть в огне.
    К л а р а. Ну что ж, в таком случае я не против.
    М а к е д о н с к и й. Мне тоже эта идея нравится!
    Г и т л е р (со звериным блеском в глазах). Да, да! Мы их будем перевоспитывать, я даже знаю как!
    С т а л и н. Вот и отлично!
    М е р л и н (глядя на Гитлера и Македонского). Только если мой Роби там, то я сама его буду перевоспитывать. Хорошо?
Македонский вопросительно смотрит на Гитлера.
    Г и т л е р (Македонскому). Ладно, отдадим одного.
    Х р у щ е в. Да разве мы справимся? Нас ведь тут - раз, два и обчелся!
    С т а л и н (недовольно качая головой). Никита!
Стучит пальцем по столу.
    Х р у щ е в. Хотя, когда Фидель с Чегеварой на Кубу высадились, ведь их тоже не на много больше было.
    С т а л и н (довольно). Молодец! Это – другое дело. Наша задача организовать и возглавить восстание, а дальше сам народ нас поддержит – сами угнетенные!
    Л е н и н. Да-да из искры возгорится пламя!
    С т а л и н. Это верно: лиха беда начало!
    Л е н и н. Для начала надо перебить чертей.
    Г у с а р. У меня уже давно руки чешутся перебить здесь чего-нибудь!
    М е р л и н. Господа-товарищи, но не будьте же вы такими кровожадными, ведь черти, наверное, тоже твари подневольные.
    Л е н и н. А у Вас что есть другое предложение?
    М е р л и н. Есть… Я думаю, что многие люди такие злые и жестокие только потому что они некрасивые. А некрасивые они…
     Б е з ы м я н н а я  д а м а (ехидно перебивая). А некрасивые они, потому что злые и жестокие.
    К л а р а (Мерлин). Да не обращай ты внимания (кивая на Безымянную даму) на эту антикварную лавку, давай выкладывай свою идею.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а.  (язвительно). Да-да, пусть расскажет, как она из чертей будет делать добреньких красавцев.
    М е р л и н. Я думаю, что если чертям отпилить рога, немного укоротить хвостики и сделать нормальную прическу, то они вовсе не будут такими уж страшными, а станут просто похожи на миленьких мохнатеньких обезьянок. Пусть себе прыгают по здешним пальмам, ну кому от этого плохо?
    М а к е д о н с к и й. А чем мы будем пилить, здесь ведь нет никаких инструментов?
    Г у с а р. Да можно просто обламывать!
    Ч е х о в. У меня в моем медицинском саквояже есть пилочка для ампутации конечностей.
    М е р л и н. Вот здорово! А что-нибудь для анестезии найдется?
    Ч е х о в (открывая саквояж). Надо посмотреть…
    Г и т л е р (закрывая саквояж). Не надо! У Вас, наверняка, все лекарства давно просрочены, (подмигивая Македонскому) мы с Сашей и без этого обойдемся.
    С т а л и н. Вообще предложение интересное: считаю, что нужно его поддержать.
    М а р к с. Да просто замечательное!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а.  Не понимаю, что Вы находите здесь замечательного?
    М а р к с. Как что?! Сначала мы делаем из чертей обезьян, ну а потом труд превратит их в людей! Так сказать - эволюция под контролем человека! Господа, Вы чувствуете, какая великая миссия на нас возложена! Мы с вами - творцы эволюции, великие преобразователи! Вы чувствуете?!
Трясет за плечи Безымянную даму.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а.  (с сарказмом). Вот сейчас почувствовала.
Маркс с горящими глазами поворачивается к Брежневу.
    Б р е ж не в (испуганно). Я чувствую, чувствую, только трясти меня не надо.
    М а р к с. Это же просто великолепно! Мы – творцы! Нет, мы – боги! Да, да: не надо бояться этого слова – мы боги, вершители истории! Со временем нам здесь, возможно, даже поставят памятники!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а.  (с усмешкой). Нерукотворные!
    Б р е ж н е в. Точно! Прихлопнут нас черти и в землю по пояс закопают - вот и будет тебе сразу и могила и памятник!
    С т а л и н (нахмурив брови, Дзержинскому). Вижу, есть не согласные…
Дзержинский многозначительно кивает головой.
    К л а р а. Да, это смелое решение и, возможно, рискованное, но смелость города берет!
    М а к е д о н с к и й. Берет, да еще какие города!
    С т а л и н. Давай, Карл, пиши теорию нашей будущей политики, только не такую длинную, как «Капитал», чтобы и простому народу понятно было. А то некоторые товарищи тут сомневаются, но я думаю, что после вразумительной беседы, они изменят свое мнение… Феликс Эдмундович, эту задачу мы поручим Вам.
    Д з е р ж и н с к и й. Исполню в лучшем виде.
    С т а л и н (с усмешкой). Не сомневаюсь.
Присутствующие настороженно поглядывают                в сторону Брежнева и Безымянной дамы.
   Б е з ы м я н н а я  д а м а.  А что вы на меня  все так смотрите? Я разве говорила, что против?
    Б р е ж н е в. Да я тоже, как большинство решит.
    С т а л и н. Ну, если ни у кого нет возражений, тогда приступим к распределению обязанностей.

Занавес.



Действие второе.

Та же гостиная и ее обитатели. Отсутствуют Гусар, Маркс и Йоган.
     На стене висит портрет Сталина, справа и слева огромные фото: на одних Македонский и Гитлер пилят чертям рога, на других улыбающиеся безрогие черти что-то укладывают в ящики, на третьих чертенята в пионерских галстуках отдают салют.
    С т а л и н. Товарищ Дзержинский, доложите обстановку.
    Д з е р ж и н с к и й. Первая партия обработанных чертей…
    С т а л и н (перебивая). Они прошли у вас с полную обработку? Я имею в виду, что кроме отпиливания рогов и обрубания хвоста с ними должным образом проведена разъяснительная работа?
    Д з е р ж и н с к и й. Старались, как могли, товарищ Сталин. Всем были розданы брошюры, неграмотным читали, тем, кто не понимал, вдалбливали.
    С т а л и н. Надеюсь, что в этот раз обошлось без жертв?
    Д з е р ж и н с к и й. Можно считать да: всего двое в реанимации, но говорят, что их жизни уже ничего не угрожает.
    С т а л и н (Чехову). Антон Палыч, а Ваше мнение?
    Ч е х о в. Выживут, но вообще-то надо бы немного полегче.
    С т а л и н. Хорошо. Продолжайте, товарищ Дзержинский.
    Д з е р ж и н с к и й. Итак, первая партия обезьян,… извиняюсь, безрогих чертей, выпущена в пальмовую рощу и уже приступила к общественно полезным работам – сбору кокосов.
Аплодисменты.
    С т а л и н. Ну и как они трудятся?
    Д з е р ж и н с к и й. Если честно, то пока еще без огонька.
    С т а л и н. Ну ничего, мы еще успеем поддать им жару!
    Л е н и н. Э-э, нет, из-под палки никто хорошо работать не станет. Надо разбить чертей на бригады и организовать между ними соревнование.
    С т а л и н. Идея, считаю, правильная: самолюбие и престиж – великие двигатели, которыми должен умело пользоваться хороший руководитель. Думаю, что надо выпустить ордена и медали для особо отличившихся и ввести звания, чтобы ликвидировать между чертями равенство: это не даст им возможности объединяться – так нам будет легче ими управлять.
    Д з е р ж и н с к и й. Не беспокойтесь, товарищ Сталин, ситуация полностью под нашим контролем. Вот тут благодарные письма самих же бывших чертей, которые полностью осознали и осудили свое прошлое.
Кладет перед Сталиным кипу бумаг.                Сталин, ухмыляясь, просматривает.
    С т а л и н (листая письма). Ну что ж не плохо, не плохо…
Дзержинский делает знак Хрущеву,                тот встает, держа в руках красивый сверток.
    Х р у щ е в. А это, дорогой Коба, тебе подарок от местных умельцев!
    С т а л и н (улыбаясь). Что это?
    Х р у щ е в. Разверни – сам и увидишь!
Сталин развязывает ленточку, разворачивает,                достает красиво обработанный инкрустированный рог.
    С т а л и н (Македонскому с восторгом). Неужели - один из тех самых?!
    М а к е д о н с к и й. Да, я лично отпиливал его у их предводителя!
    С т а л и н (рассматривая рог). Прекрасная работа! (С улыбкой.) Только ведь он пустой, так не полагается!
    Х р у щ е в. Сейчас мы это исправим!
Берет со стола бутылку, наливает в рог.
    С т а л и н. Наполните все свои бокалы. Я предлагаю выпить за поистине великую победу, такую, которая не снилась ни одному полководцу в мире. (Поднимает рог.) За освобождение ада!
Все чокаются, пьют.
    С т а л и н. Кстати, территорию ада надо переименовать: ведь теперь мы должны присоединить ее к нашим райским землям.
    Д з е р ж и н с к и й. Уже сделано.
    С т а л и н. И как эта местность теперь называется?
    Д з е р ж и н с к и й. Район «Чертаново», ведь там, я полагаю, будут проживать только черти.
    С т а л и н. Почему только черти? И потом, не черти, а уже обезьяны, которых труд впоследствии превратит в людей. В ближайшее время там надо все расчистить и облагородить, чтобы это место ничем не отличалось от других. А чтобы процесс пошел быстрее, первыми туда переселятся Леня с Никитой: их мы и назначим ответственными за это дело.
    Х р у щ е в. Так там же жить еще даже негде!
    С т а л и н. Ничего, пока в палатке поживете.
    Б р е ж н е в. Как в палатке?! А  кто нам будет поставлять провизию?
    С т а л и н. Ну пока будете есть из общего котла, а дальше посмотрим.
    Б р е ж н е в. Как это из общего?
    К л а р а (Брежневу). Я думаю, что если бы все Ваши прихлебатели из ближайшего окружения не получали персональных зарплат и привилегий и жили бы не в хоромах, а в коммуналках и последними въезжали в отдельные квартиры, то от большевистской революции было бы куда больше толку, и сегодня никто бы не посмел называть великие коммунистические  идеи утопией!
    С т а л и н (аплодируя). Какая пламенная речь! Браво, Клара!... А что, пожалуй, она права! Вот эту теорию мы теперь на практике и проверим. (Брежневу и Хрущеву.) Так что давайте, голубчики, пакуйте чемоданы.
    К л а р а. Надо все же чтобы на земле не знали, что ада больше нет, а то представляете что там может начаться?!
    С т а л и н. Да-да, это совершенно ни к чему, никакой утечки информации быть не должно - проследите, Феликс Эдмундович.
    Д з е р ж и н с к и й. Конечно, конечно.
    К л а р а. И все же меня порой терзают сомнения: не слишком ли мы перегнули палку в этом деле? Ведь ад все-таки, наверное, выполнял определенные задачи.
    С т а л и н. Вы считаете, что поджаривание людей заживо лучше, наших методов перевоспитания?
    К л а р а. Ну а вдруг он все же был создан Богом только для каких-то одному ему известных целей?
    С т а л и н. Я так не думаю! (Иронично.) Или может Ваш Бог садист? (Марксу.) А Вы в своих трудах отразите эти моменты, (указывая на Клару) чтобы у наших товарищей не было сомнений.
    М а р к с. Я как раз сейчас над этим работаю. В двадцать шестой главе я привожу неопровержимые доказательства того, что ад когда-то входил в состав райских территорий, а уже потом власть в этой местности захватили черти.
    С т а л и н. Вот это правильно!
    Ч е х о в. Я думаю, что и земля когда-то входила в состав райских территорий, но вот потом чертям тоже удалось установить там свой порядок.
    М е р л и н (удивленно). Но ведь на земле никаких чертей нет?!
    Ч е х о в. Я и не говорю, что есть: я говорю, что они там просто установили свой порядок, а люди его теперь усиленно поддерживают. И мне кажется, что нам бы сначала следовало…
    С т а л и н (перебивая). Товарищ Чехов, у Вас очень хорошие рассказы и пьесы, но Вы - не политик. Кушайте, отдыхайте…
Чехов растерянно берет со стола пирожное, откусывает.
    М е р л и н. Послушайте!... Знаете о чем я сейчас подумала?!...
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Ох, лучше бы Вы, ей богу, не думали, а пели.
    М е р л и н. Нет, а что если на самом деле?!... Вдруг эти мохнатенькие обезьянки, ну которые бегают по африканским джунглям или где-то там еще,… (Чехову) вдруг они и есть те самые черти, которые за всем присматривают?!
Глядит на всех испуганными широко открытыми глазами.
    Л е н и н. Не исключено! Не исключено!...  В следующий раз, когда мы будем делать революцию на земле, то начнем с того, что перебьем всех обезьян!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (разглаживая свою горжетку). Слава богу, что следующего раза, наверное, уже не будет.
    М е р л и н. Один мой знакомый, он очень умный человек…
    Б е з ы м я н н а я д а м а (с сарказмом). У Вас и такие имелись?
    М е р л и н. Не смейтесь. Так вот он тоже говорил, что давным-давно земля была совершенно другая, и все люди на ней жили очень дружно и счастливо, ну прямо как в раю. Нет, правда-правда!
    К л а р а. Возможно так оно на самом деле и было.
    Б е з ы м я н н а я д а м а (бросив взгляд на портрет Сталина).  Наш рай что-то тоже с каждым днем все больше и больше начинает походить на землю.
Сталин недовольно подмигивает Дзержинскому,                тот понимающе кивает головой и делает многозначительный жест рукой.
Появляется гусар. Заметно, что он немного навеселе:                штаны в репейнике, пуговицы на мундире расстегнуты, волосы взъерошены.
    С т а л и н. А вот и свежие новости появились! Человек, как говорится, прямо с места событий. Ну, рассказывай, как там наши грешники празднуют победу.
    Г у с а р (отдавая честь). Освобожденные грешники разбежались, и поймать их нет никакой возможности!
    Б е з ы м я н н а я д а м а (разглядывая следы поцелуев на шее Гусара). Ну, похоже, что одного, (вытаскивая бюстгальтер из-за шиворота) или вернее одну, Вам таки удалось выловить.
    Г у с а р (лукаво). Не одну! Не одну! Но бегали они от меня словно от черта. Неужели я на него похож?
Игриво треплет Безымянную даму за щеку.
    Б е з ы м я н н а я д а м а. Поручик! Поручик, что за вульгарные выходки?! Я Вам не уличная девка!  И чем от Вас так отвратительно пахнет?
    Г у с а р (обиженно кривляясь). Ой-йо-ей! Чем пахнет? Известно чем: что пили, тем и пахнет.
    Б е з ы м я н н а я д а м а. И что же Вы там такое пили?
    Г у с а р (язвительно). Коньяков и шартрезов туда не поставляют. Пил, что и весь народ пьет: солярку для адских котлов, (горделиво и многозначительно) но очищенную и облагороженную, естессно.
    Л е н и н (Гусару). Товарищ, товарищ, давайте поконкретнее: как там дела у наших угнетенных, чем они теперь занимаются после освобождения?
    Г у с а р. Ну, в принципе, тем же, чем и мы: едят, пьют, (лукаво) ну и все такое прочее. Правда, едят пищу менее качественную, (морщась) и напитки пьют не такие, как здесь, но женщины у них (причмокнув) – просто «шарман»!... (Глядя на Безымянную даму.) Я бы даже сказал, что многим здешним не чета! Ну просто - ни в какое сравнение!
    Б е з ы м я н н а я д а м а. Хам казарменный!
    Л е н и н. Так Вы говорите, что они разбежались?
    Г у с а р (щелкнув каблуками). Так точно!
    Л е н и н. Отлавливать и учить! Учить! Учить! И учить!
    Г у с а р. А чему их учить? (С усмешкой.) Они все умеют! Ха-ха-ха! (Гитлеру и Македонскому.) Кстати, ваш Йоган тоже где-то там с ними потерялся. Ха-ха!
Гитлер и Македонский, облегченно вздохнув и                перекрестившись, улыбаясь, смотрят друг на друга.                Мерлин, нерешительно подходит к Гусару.
    М е р л и н. Поручик, а вы не видели там среди них Роби?
    Г у с а р. Каков из себя?
    М е р л и н. Ну ведь я же давала Вам фотографию! Вы что потеряли?!
Гусар достает из кармана помятое фото.
    Г у с а р (глядя на снимок). Хм… Где же я Вам такого найду: гладко выбритого и во фраке? Вы посмотрите, какие они там все дикие стали, заросшие и чумазые – сущие черти, только что рогов нет.
Мерлин забирает фото, бережно разглаживает.
    М е р л и н. Бедный Роби… Я узнала бы его в любом виде, даже по одному родимому пятнышку, по одному единственному ноготку... Все! Решено! В следующий раз я иду с вами!
    Г у с а р. Нет, этого никак нельзя допустить!
    М е р л и н. Но почему?!
    Г у с а р.  Да появись Вы там такая вся свеженькая и чистенькая, эти дикари, знаете, что с Вами сделают?!
    М е р л и н. Хорошо! Я готова измазаться какой-нибудь дрянью, (сморщившись, дрогнувшим голосом) самой ужасной и вонючей, только бы найти его!
    Б р е ж н е в. Вот она любовь! (Хрущеву.) А ты спрашивал, (указывая на Мерлин) почему она мне нравилась.
    Х р у щ е в (Гусару). И что там на самом деле много симпатичных женщин?
    Г у с а р. Да почти все!
    С т а л и н. А я еще на земле заметил, что грешницы на много симпатичнее праведниц. Товарищ Чехов, я думаю, что здесь Вы должны быть специалистом: отчего это?
    Ч е х о в. Да, наверное, потому, что праведники себя насилуют, запирая в рамки своих моральных норм.  А какая красота может быть у заключенного?
    С т а л и н (лукаво прищурившись). Так что же, по-вашему, лучше грешить?
    Ч е х о в. Лучше быть праведником, не сидящим за решеткой, отлитой из правил.
    Х р у щ е в. Это как? Что-то не пойму.
    Ч е х о в. Ну это когда твои добродетели исходят из сердца, когда все так называемые заповеди исполняются естественным образом, без усилий.
    Х р у щ е в. Ну а если не получается естественным?
    С т а л и н. Тогда лучше вместо лживого поцелуя дать по физиономии! (Чехову.) Верно, доктор?
    Ч е х о в. Здесь однозначно ответить трудно: но, думаю, что такой человек внешне должен выглядеть более привлекательным.
   Б е з ы м я н н а я д а м а. Нет уж, я лучше с некрасивым праведником, чем с симпатичным зверем!
   Г у с а р (игриво). А я, пожалуй, предпочту хорошенькую чертовочку!
Мерлин подходит к Гитлеру и Македонскому, увлеченными игрой в «ладушки». Отстраняя Гитлера, продолжает игру с Александром.                Гитлер зло и обижено смотрит на нее.
   М е р л и н. Ладушки, ладушки, где были? У бабушки! (Шлепает своими ладошками по широким ладоням Александра). Саша, помогите, пожалуйста, поручику отыскать Роби, Вы - такой умница и сердце у Вас такое доброе! Я подумала: ну как я буду мазаться какой-то дрянью? С меня же вся кожа клочьями слезет! Ну, кому я потом буду такая нужна? А Роби, он такой избалованный…
    Г и т л е р (сквозь зубы). Поможем, поможем…
    М е р л и н (с опаской). Только мы с вами договаривались, что я сама его буду перевоспитывать.
    М а к е д о н с к и й (целуя руку Мерлин). Не беспокойтесь, мы все сделаем. Если он там, то из-под земли достанем и предоставим Вам целого и невредимого!
    М е р л и н (обнимая Македонского). Спасибо, Саша, я Вам так признательна. Вот возьмите его фото.
Гитлер нервно и ревниво убирает ее руку с плеча Александра.
Македонский подходит к Гусару, увлеченному                веселой беседой с Хрущевым и Брежневым.
    М а к е д о н с к и й. Поручик, не пора ли уже заняться настоящим делом? Думаю, что красавицы-грешницы уже, давно истомились, дожидаясь Вас.
    Г у с а р. А Вы никак со мной собрались?
    М а к е д о н с к и й. Да, в этот раз мы с Адольфом составим Вам компанию.
Подходит Гитлер.
    Г и т л е р. Нам тоже давно пора сформировать первую группу для перевоспитания.
    Г у с а р. Конечно, сейчас идем. Я ведь, собственно, сюда зашел только немного выпить и подкрепиться, а то тамошняя еда и напитки, если честно, - такая мерзость! (Указывая на стол.) Так что я бы и вам советовал на дорожку.
На скорую руку едят и пьют.
    Г у с а р (жуя с аппетитом). У-у-у! Там таких разносолов не будет…  Давайте на ход ноги.
Наливает вино, все поднимают бокалы, чокаются, выпивают.
    Г у с а р (закусывая). А вообще, если харчеваться здесь, а для любовных утех бегать туда, то это, пожалуй, будет оптимальным вариантом нашей райской ссылки.
    М а к е д о н с к и й. Почему ссылки?
    Г у с а р (громким шепотом). А Вам разве на землю не хочется, если честно?
    М а к е д о н с к и й (со вздохом). Хочется, давно хочется.
    Г у с а р. То-то и оно! Мне, признаюсь, тоже.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (услышав обрывок разговора). Нет, вы слыхали?! На землю их потянуло! Ну, прямо наркоманы какие-то, честное слово - дерьма им подавай.
    Л е н и н. Ностальгия…
    Б е з я м я н н а я  д а м а. Да просто глупость – не больше и не меньше!
    Ч е х о в. Как сказать: бывают те, кто и на грешной земле умудряется жить, словно в раю. Все зависит от самого человека: чему он смог на этой самой земле научиться.
    Г у с а р (Гитлеру и Македонскому). Ладно, пора, пора…
Уходят.
     С т а л и н. Ну что, Никита, нос повесил, или американке нашей позавидовал?
    Х р у щ е в. С чего это?
    С т а л и н. А вот сейчас приведут ей ее Роби, и будет она здесь среди нас самая счастливая.
    Х р у щ е в. Что делать? Ведь мы с тобой все для народа, да для народа, а о себе порой и подумать времени не хватало.
    С т а л и н. Так ведь счастье настоящего большевика - в борьбе за счастье народа и состоит, дурья твоя голова!
    Х р у щ е в. Так-то оно так, да только ведь этот борец за счастье народа – тоже живой человек. Вот где вся загвоздка! Для тебя то, что главной радостью в жизни было?
    С т а л и н. Раздавить врага и выпить бокал доброго грузинского вина!... И что бы ни случилось, я всегда заканчивал победой! Это ли не счастье, по-твоему?!
    Х р у щ е в. Да нет, Коба, не то это – себя не обманешь. Я ведь знаю, почему ты так фильмы любил смотреть.
    С т а л и н. А ты не любил?
    Х р у щ е в. Любил и, наверное, за то же самое.
    С т а л и н. Ну и за что же мы, по-твоему, их любили?
    Х р у щ е в. Да за то, что, набив толстое брюхо деликатесами с кремлевского стола, любовались, как какой-нибудь бесшабашный весельчак лезет в окно к своей красавице, или как стройный загорелый парень беззаботно пинает мячик на пляже. Смотрели и слюной исходили от зависти - не могли ведь мы себе ничего такого позволить!... Ты вообще загорал когда-нибудь: ну вот просто так валялся на горячем песочке безо всяких мыслей в голове, радуясь тому, что просто живешь, и что солнце светит.
    С т а л и н (с грустью). Не помню, было, наверное, по молодости.
    Х р у щ е в. Вот именно. Знаешь, о чем я иногда думаю?
    С т а л и н (удрученно). Хорошо, что думаешь хоть иногда.
    Х р у щ е в. Вот ты говоришь, что счастье большевика - в борьбе за счастье народа...       А тебе не кажется, что мы порой этому народу просто завидовали?... И вообще, можно ли дать другим счастье, если сам его не имеешь, если сам толком не знаешь что это такое.
Сталин начинает рыдать.
    Х р у щ е в. Коба, Коба, успокойся! Ну что ты? Все же смотрят!
    С т а л и н. Пусть смотрят! В раю все можно.
    Х р у щ е в. Ведь ты же сильный, ну не надо: мужчины не плачут!
    М е р л и н. Почему не плачут? Для чего же им тогда даны слезные железы? Нет, я например, терпеть не могу мужчин, которые не умеют плакать: это просто бездушные уроды какие-то! (Сталину.) Вы плачьте, пожалуйста, сколько вашей душе угодно. Хотите, я тоже здесь вот сяду рядом и с Вами поплачу?
Садится, начинает подвывать в унисон Сталину.
    С т а л и н (Хрущеву). Один я, Никита, один как перст был! Знаешь, как это страшно?! Ведь я на своей даче порой волком выл, а иногда просто пил горькую!
    Х р у щ е в. Ну, не надо, не надо - это же все в прошлом.
    С т а л и н (со стоном). Ведь ни жены!... Ни детей, ни друзей - все будто чужие!
    Х р у щ е в. Ну будет тебе, будет…
    С т а л и н (вытирая слезы). Никто меня не понимал! Никто не любил! Никто!
    Х р ущ е в. Неправда, мы все тебя любили!
    С т а л и н. Врешь! Боялись вы меня!
    Х р у щ е в. Боялись, конечно, но и любили тоже.
    С т а л и н. Так не бывает: «Боящийся не совершен в любви» - это еще апостол Иоанн говаривал. И прав он был! Тысячу раз прав! Нет, там, где страх, там ни любовь, ни радость не живет!
     Х р у щ е в. Ну ладно, ладно, главное ты теперь осознал свои ошибки. Ну зачем себя изводишь? Ты порой был суров, но иногда и справедлив, да и не ради себя ведь старался. Уважали тебя за это люди.
Сталин прекращает плакать, поднимает брови и,                прищурив глаза, смотрит на Хрущева.
    С т а л и н. Что же ты об этом не упомянул в своем поганом докладе на 20-м съезде?! Ах ты - Иуда! Ты что же думаешь, Сталин тут перед тобой настоящие слезы льет?! Да я просто хотел проверить дурак ты или подлец. Оказалось дурак! Какие я свои ошибки должен осознать?! Что тебе в свое время под зад коленом не дал?!... (Пародируя Хрущева.) Был иногда справедлив… Как только твой поганый язык повернулся такое сказать?!
    Х р у щ е в. Ну что ты к словам придираешься, я наверное просто не так выразился.
    М е р л и н (морщась). Ой, какое грязное дело эта политика!
Встает, отходит в сторону.
    С т а л и н. Ладно, давай выпьем. Дурак это все же не подлец, с подлецом бы я и пить не стал.
Наливает в два бокала.
    Х р у щ е в. Любишь ты меня ни за что обижать. (Указывая на бокал Сталина.) А можно я этот возьму?
    С т а л и н. Ты видно думаешь, что я тебя отравить собираюсь?!
    Х р у щ е в (лицемерно). Да нет, просто здесь больше.
Сталин подливает в другой бокал.
    С т а  и н. Ну что, теперь одинаково?
С хитрой улыбкой смотрит на пришедшего в замешательство Хрущева.
    Х р у щ е в (нерешительно). Я, с твоего позволения, себе водочки налью? А то от красного у меня изжога.
    С т а л и н (брезгливо). Ладно, на – бери мой. (Махнув рукой.) Эх, Никита, Никита!
Хрущев берет бокал, пьют.
С веселым шумом в дверях появляются Гусар, Македонский и Гитлер, с ними в лохмотьях, с всклокоченными волосами, весь заросший симпатичный мужчина.
    Г у с а р. Только стали подходить к лесочку, (указывая на мужчину) и вот он - красавчик! Как говорится, на ловца и зверь бежит, (Мерлин) так что получите Вашу пропажу!
Мерлин и Роби смотрят друг на друга не в силах вымолвить слова.
    М а к е д о н с к и й (с волнением). Что, неужели не он? (Глядя на фото.) Вроде похож… Сказал что - американец и фамилию верно назвал.
    М е р л и н (словно околдованная). Он! Конечно он!
    Г у с а р (Роби). Ну чего ты стоишь, иди же обними свою цыпочку, а то она того и гляди рухнет без чувств, как в водевиле.
Роби бросается к Мерлин.
    Р о б и (обнимая и целуя). Я искал тебя! Мне сказали, что ты здесь, но я боялся поверить! Боялся поверить своему счастью, сам не знаю почему?! Прости! Прости меня! Какой я был дурак!
    М е р л и н. Не надо, дорогой, не надо: не вини себя ни в чем! Я помню только хорошее! (Прижимаясь к Роби). Я так благодарна судьбе за то, что ты был в моей жизни, за каждую минуту, что провела с тобой! (Целуя.) Я уверена, что и в ад ты попал только по ошибке.
    Р о б и. Да нет, ты просто ничего не знаешь, ведь я же…
    М е р л и н (прикрывая Роби рот). Молчи – я и не хочу ничего знать! Главное, что мы снова вместе и теперь я уже никуда тебя не отпущу!
    Р о б и. А я никуда и не собираюсь уходить.
Страстно обнимаются, целуются.
    М е р л и н. А что это у тебя за шрам здесь на шее?! Они что мучили тебя, пытали?!
Расстегивает рубашку, с тревогой осматривая и ощупывая тело.
    Р о б и (осыпая Мерлин поцелуями). Да успокойся, все нормально.
    М е р л и н. Они не жарили тебя на сковородке?!
    Р о б и. Да нет же.
    М е р л и н. А что они с тобой делали?!
    Р о б и. Они только сажали меня на мусорную кучу с радиоактивными отходами.
    М е р л и н. Какие негодяи! (Чехову). Доктор, это не очень опасно?!
    Ч е х о в. Если честно, то я точно не знаю: в мое время эту проблему мало исследовали, но вообще-то, думаю, это может отрицательно сказаться на потенции.
    М е р л и н (лукаво сощурив глазки). Ну, здесь у нас похоже все нормально! (Тесно прижимаясь к Роби.) По крайней мере, я никаких изменений не ощущаю. (Наморщив нос.) Роби, а что это за странный запах?
    Р о б и. Да это, наверное, от скальпов.
    М е р л и н. Какой ужас! Ты что снимал скальпы с индейцев?!
    Р о б и. Да с каких индейцев?  С чертей!
Мерлин ошарашено смотрит на привязанные к поясу Роби скальпы.
    С т а л и н (Дзержинскому). Вы же говорили, что обошлось без жертв.
    Д з е р ж и н с к и й (пожимая плечами). Партизаны…
    М е р л и н (расстегивая на Роби ремень). Выброси сейчас же эту гадость, ведь ты же не убийца!
Снимает ремень и вместе со скальпами швыряет в угол.               
    Г у с а р. Ну тогда я, пожалуй, откланяюсь. Меня там, наверное, мои грешницы заждались, (Мерлин и Роби) иначе просто можно сойти с ума от зависти, глядя на вас. (Македонскому и Гитлеру.) Вы со мной?
    М а к е д о н с к и й. Да, наверное.
В распахнутую дверь входит Такли - обаятельный молодой человек                с белыми крыльями за спиной. Все с удивлением смотрят на незнакомца.
    К л а р а. Смотрите ангел!!! Все-таки мы в раю! (Такли.) Что же Вы так долго к нам не являлись?! Ведь мы,… вернее некоторые, начали уже было сомневаться.
    Т а к л и. Я - не ангел.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. А кто же тогда?
    Т а к л и. Меня зовут  Такли. Я - Уполномоченный представитель Небесного суда со стороны рая.
    К л а р а. Очень приятно. (Неуверенно.) Но насколько я понимаю, суд над нами уже состоялся и мы, все здесь присутствующие, в данное время находимся в раю. Ведь так?
    Т а к л и. Вовсе нет.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. А где же мы тогда?!
    Т а к л и. Вы в приемнике-распределителе, как бы сказали у вас на земле.
    Г у с а р (со свистом). Ничего себе! Ну и дела!
    К л а р а. Так что: получается наша судьба еще не решена?!
    Т а к л и.  Решена. Небесный суд, наконец, рассмотрел все ваши дела.
    К л а р а. Только теперь?!
    Т а к л и. Да.
    Х р у щ е в. Но почему так долго, что за волокита?
     Т а к л и. Куча всякой рутинной работы накопилась, текучка и прочее…
     Б р е ж н е в. Бюрократы!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (с сарказмом). Считайте, что нам еще повезло: вон глядите, Македонский уже сколько веков здесь томится.
    Т а к л и. Его дело оказалось слишком сложным: суд никак не мог прийти к единому мнению, и потом не забывайте, что небесное время несколько отличается от земного.
    К л а р а. И какова же будет наша судьба?
     Т а к л и. Подождите немного. Сейчас должен подойти Уполномоченный представитель со стороны ада - я без него не имею права оглашать решение.
    С т а л и н. У вас там что, типа суда присяжных от рая и ада?
    Т а к л и. Совершенно верно. Я нарочно пришел пораньше, чтобы вам немного помочь. (Указывая на портрет Сталина и фотографии на стенах.) Во-первых, срочно это снимите, иначе Уполномоченный представитель ада может потребовать все ваши дела на пересмотр.
    С т а л и н. Но ада ведь больше не существует! Мы его ликвидировали! Может вы просто об этом еще не в курсе?
    Т а к л и. Да все осталось на своих местах! Вы, как всегда, наломали со своими преобразованиями никому не нужных дров.
    М е р л и н. Но как же так, ведь чертей больше нет: они все стали такими миленькими обезьянками?!
    Т а к л и. Если черту отпилить рога, то он не перестанет быть чертом: потом все равно на смену утраченных у него вырастают новые, только еще более длинные и острые. Это обычно происходит в ночь полнолуния, а вчера была именно такая ночь.
    М е р л и н (прижимаясь к Роби). Мне страшно! Я думаю что черти, наверняка, захотят нам отомстить!
Все опасливо переглядываются.
     Т а к л и. Да они так и собирались сделать, нам с трудом удалось их удержать. Ну, доложу я вам, вы и натворили дел: такого здесь еще не видывали!
     С т а л и н (задумчиво). Если черту отпилить рога, то он не перестанет быть чертом. Вот она в чем была наша ошибка и здесь, и на земле. Верно сказано: «Плетью обуха не перешибешь» - тут другое требуется.
    М е р л и н (Такли). А Вы не ошибаетесь? Откуда Вы все так хорошо знаете про чертей?
    Т а к л и. Да ведь я и сам когда-то был одним из них, просто однажды меня направили в рай на стажировку по программе обмена кадрами.
    М е р л и н. Что Вы такое говорите? Ведь вы же - ангел, у Вас же крылья!
     Т а к л и. Ничего удивительного: если черта поместить в рай, то рога у него со временем сами отваливаются и начинают расти крылья. Вот смотрите, (Расстегивает рубашку.) у меня тут даже шерсть еще немного сохранилась.
    М е р л и н (восторженно). Прямо как у тебя, Роби! Ты теперь тоже станешь ангелом: ведь я помещу тебя в рай своей любви!
    К л а р а. Неужели у черта могут вырасти крылья?!
    Т а к л и (расправляя перья). Так вот же они!
    К л а р а. Все равно как-то не верится.
    Т а к л и (приспуская штаны). Смотрите, если не верите: здесь даже еще видны остатки хвоста.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (с блеском в глазах). А можно потрогать?
     Т а к л и.  Да, пожалуйста.
Безымянная дама долго рассматривает место, где когда-то был хвост,                спускает штаны ниже и бесцеремонно ощупывает голые ягодицы Такли.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Надо же… Как интересно…
    К л а р а (качая головой). Нет, вы только посмотрите на нашу недотрогу!
Безымянная дама, с трудом оторвавшись от своего занятия, охая,                не твердой походкой с затуманенным взором направляется к столу.                Наливает бокал шампанского, выпивает залпом словно воду. Икает.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (томно). Э-это не а-анге-ел… Дьявол - искуситель!
Все с усмешкой переглядываются.
    Г у с а р. Как говорится: «В тихом омуте…».
    К л а р а (Такли.) Интересно, а что же случилось с ангелами, которые по вашей программе обмена стажировались в аду?
    Т а к л и. Тех, кого не успели вовремя отозвать, превратились в чертей.
    К л а р а. Все?!
    Т а к л и. Почти все, за очень редким исключением.
    К л а р а (с сомнением). Значит: если черт попадает в рай, то он становится ангелом, а если ангел в ад, то чертом?…
    Т а к л и. Что же тут удивительного? Ведь и на земле все дети рождаются ангелами, это уж потом у большинства из них начинают отрастать не видимые для глаз рога. И вы все тоже когда-то были ангельскими крошками, только уже об этом не помните.
    К л а р а. Мне страшно подумать, куда же мы теперь все попадем? Ведь, если честно, на рай мы, наверное, не тянем… (Глядя на Такли.) Получается что в ад?!
    Т а к л и. Не торопитесь, скоро узнаете. Давайте же быстрее убирайте вашу рекламную продукцию, а то вот-вот должен подойти Уполномоченный представитель ада.
Все бросаются снимать со стен изображения.
    Т а к л и (довольно). Ну, вот и хорошо.
В дверях появляется Грина - размалеванная чертовка                с маленькими рожками, в мини-юбке и на высоких каблуках.
    Г р и н а (кокетливо). А вот и я! Что это вы там такое прячете?
    Т а к л и. Это они к твоему приходу уборку решили сделать. (Целуя Грине руку.) Я сказал, что ты у нас большая чистюля.
    Г р и н а. Верно. Ну, тогда молодцы!
    Т а к л и.  Разрешите вам  представить: это Грина - Уполномоченная представительница Небесного суда со стороны ада.
 
     Г р и н а (прохаживаясь элегантной походкой). Ну, а где же здесь двое моих? (Заметив Гитлера, похлопывает его по щеке.) Вот он первый голубчик! (Глядя на Роби.) А вот он и наш беглец!
Подходит к Роби, пытается его обнять. Мерлин отталкивает ее.
    М е р л  и н. Отойди! Он мой! Слышишь?! Не смей к нему прикасаться!
    Г р и н а (Такли). Знаешь, я сегодня уже устала от сумасшедших. Я, пожалуй, заберу своих, а с другими ты и сам как-нибудь разберешься. (Подает документы.) Держи: это - решение суда, а это - их личные дела.
    Т а к л и. Нет, давай уж все по порядку и по форме, как полагается.
    Г р и н а. Ну хорошо, только быстрее! Мне еще надо успеть на общественные работы по восстановлению ада: ты бы только посмотрел, что эти ненормальные там натворили!
    Т а к л и.  Итак, располагайтесь поудобнее: приступаем к оглашению решения Небесного суда относительно здесь присутствующих… Начну с хорошего: среди вас оказался один человек, которого Небесный суд счел возможным отправить в рай. Это, как вы, возможно, догадались - обворожительная и трогательная Мерлин Монро!
    Р о б и. Поздравляю, дорогая.
Мерлин очень взволнована и смущена. Все в напряжении переглядываются.                Слышен ропот: «А как же мы?», «Что же будет с нами?», «Да тише, тише!»
    Т а к л и. Двое, как вы уже поняли…(Грине с упреком.) Вечно ты торопишься!... Итак, двое решением Небесного суда, к сожалению, отправляется в ад: Адольф Гитлер, ну и Роберт Кеннеди также должен быть туда возвращен – это, надеюсь, понятно… Все же остальные, чьих добродетелей оказалось недостаточно чтобы попасть в рай, а грехи признаны не столь тяжкими, чтобы угодить в ад, будут возвращены на землю: иными словами им суждено в очередной раз вновь родиться на этой прекрасной планете.
Все с некоторым облегчением вздыхают, Гитлер в полуобморочном                состоянии вцепился в руку Македонского. Слышны возгласы:                «Реинкарнация», «Я же говорила», «Ну это куда ни шло», «И на том спасибо»!
    М е р л и н. Скажите, а мне положена райская награда?
    Т а к л и. Конечно.
    М е р л и н. И я могу просить, что пожелаю?
    Т а к л и. Ну разумеется.
    М е р л и н. Тогда я хочу чтобы Роби тоже пошел со мной!
    Т а к л и. Но это совершенно не возможно, дорога грешникам в рай закрыта.
    М е р л и н. Но мне не нужен рай без него!
    Т а к л и. К сожалению, здесь ничем Вам помочь нельзя. Просите другую награду.
    М е р л и н. Другая мне не нужна! В таком случае я тоже пойду с ним в ад!
    Р о б и. Нет, Мерлин, нет! Я не смогу принять от тебя такую жертву! Ты должна быть счастлива, ты заслужила!
    М е р л и н (твердо). Не волнуйся, дорогой, я уже все для себя решила!
    Г р и н а (ехидно). Но у Вас нет адских грехов, а таких у нас не берут.
    М е р л и н. Это от Вас что ли зависит?
    Г р и н а (язвительно). Представьте себе – от меня!
    М е р л и н. Значит у меня грехов адских нет?!
    Г р и н а. Нет!
    М е р л и н (с угрозой в голосе). И в ад ты меня взять не хочешь?
    Г р и н а. Нет не хочу!
    М е р л и н. А может ты сама на моего Роби глаз положила?!
    Г р и н а. Может быть!
    М е р л и н. Ах, может быть! Сейчас ты у меня все захочешь! Сейчас у меня будут адские грехи!
Бросается с кулаками на Грину, вцепившись в рожки, трясет голову,                треплет за волосы. Грина, защищаясь, отбивается и царапается.                Такли, как может, разнимает их.
    Т а к л и. Вы что, совсем спятили?!
    Г р и н а (оправляясь). Вот это темперамент! Прямо как я в молодости!
    Т а к л и. Грина, ну давай ей поможем.
    Г р и н а. Да ни за что! Смотри, как она мне рог погнула. (Хныча.) Ну, на кого я теперь похожа?!
    Т а к л и. Ну ты все равно лучше всех! Красоту ведь ничем не испортишь, сама знаешь.
    Г р и н а (Такли). Ты такой же льстюха и хитрец, как и был, ну ни сколько не изменился!
    Т а к л и. Да никакой лести. Спроси кого хочешь!
    Г р и н а (вызывающе указывая на Мерлин). Вон пусть она скажет!
Слышны возгласы: «Мерлин, давайте!», «Скажи, скажи…», «Будь умницей!».
    М е р л и н (Грине). Я бы не стала говорить, если бы это была ложь, но я на самом деле считаю Вас чертовски привлекательной!
    Г р и н а. Ва-у! (То ли танцует, то ли прыгает от радости.) Ладно, я согласна ей помочь. Я ведь и сама когда-то любила одного мерзавца, (глядя с упреком на Такли) покуда он не отправился на свою проклятую стажировку! Эх, какой черт пропал! Всем чертям был черт! И пошло потом все, поехало к чертовой матери!
    Т а к л и. Ладно, будет тебе чертыхаться. Давай лучше подумаем, что мы можем сделать.
    Г р и н а. Да ничего сложного! (Глядя на Мерлин.) Возьми из ее личного дела пару добродетелей, (указывая на Роби) да перепиши на него.
   Т а к л и. Но ее же тогда нельзя уже будет в рай?!
    Г р и н а. Так зато и его нельзя будет в ад! Пусть отправляются на землю. (Мерлин.) Ты согласна?
    М е р л и н. Конечно, согласна! (Обнимая Грину.) Спасибо тебе!
    Г р и н а (поправляя рог). Ладно, иди, а то передумаю. Знаешь, что тут у нас бывает за подделку документов?
Мерлин бросается в объятья Роби.
    Г и т л е р (тормоша Македонского). Саша, Саша, спаси меня!
    М е р л и н. Александр, Вы на самом деле должны помочь своему  другу.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Вот уж в чем я абсолютно не уверена!
    М е р л и н. Грешников надо спасать не наказанием, а любовью: наказание их может только сильнее обозлить и сделать еще хуже! Вон и Такли говорит, что даже черт в раю становится ангелом.
Гитлер испуганно прижимается к Македонскому.
    М а к е д о н с к и й. Я прошу, что бы мне тоже в награду дали Адольфа.
    Г р и н а (указывая на Александра). А это кто?
    Т а к л и. Македонский.
    Г р и н а (перебирая бумаги). Македонский, Македонский… Ага, вот он! (Листает личное дело.) Ой, вспомнила! (Александру.) А Вы, голубчик, сами едва ада избежали! Сколько раз Ваше дело на пересмотр отправляли! (Указывая на Такли.) Это вот он – добрая душа, наскреб каким-то чудом смягчающих обстоятельств. Так что Вам никакая награда не полагается.
    М е р л и н. Ну может быть в порядке исключения? Ну, придумайте же что-нибудь! Смотрите, как они хотят быть вместе! (Топнув ногой.) Да есть у вас сердце, в конце концов?!
    Т а к л и (указывая на Гитлера). Да на него у нас даже роженица не предусмотрена: (Мерлин) двух из резерва Вам и Вашему другу предоставили. Нет, это абсолютно не возможно!
    М е р л и н (в отчаянье). Ну что же делать?!... А  если Саша немного потеснится в  утробе своей матери?
    Г р и н а. То есть Вы хотите чтобы будущая мать Македонского родила двойню?
    М е р л и н. Ну да! Так можно?
Гитлер умоляюще смотрит на Македонского.
    М а к е д о н с к и й. Я не против.
    Т а к л и. Вообще-то, я тоже за спасение грешников любовью.
    Г р и н а. А ад что закрывать прикажете?! Уже второго грешника хотите забрать! У нас и без того котлы простаивают и масло на пустых сковородах постоянно горит.
    М е р л и н (Грине). Ну, пожалуйста, не чините препятствий! Я ведь тоже отказалось от рая, (со вздохом) значит, и там будет пустовать маленький домик у моря, предназначавшийся для меня. (Хитро подмигивая.) И потом, тогда уж точно никто не сможет выдать вас за подделку документов.
    Г р и н а.  Ладно, я согласна:  пусть родятся близнецами, (указывая на Македонского) если он готов потесниться.
    Т а к л и. Ну вот и хорошо: значит близнецами!
    Г р и н а. Сиамскими! Тогда уж точно они больше никакой войны не развяжут, (Такли) да и нам меньше нагорит, если вдруг кто-нибудь узнает о наших махинациях.
    Т а к л и. Ну, раз с этими все решено, то пошли дальше.
    С т а л и н. Подождите, ведь здесь же нет Маркса и нашего монаха. Как же без них?
    Г р и н а. Маркса мы уже отправили на землю, а Йогана пока никак не удается выловить, (с довольным лицом) но то, что он сейчас там вытворяет среди грешников, явно делает его нашим клиентом!
    Г у с а р. Что значит, дорвался до воли! Вот она когда сущность святоши проявилась!
    Г р и н а. Доктору Чехову тоже придется на некоторое время здесь задержаться. Ему  придется немного подлечить пострадавших: у некоторых начались воспаления. Эти варвары (грозя кулаком Гитлеру и Македонскому) пилили рога в таких антисанитарных условиях и совершенно не обрабатывали раны. (Указывая Чехову на выход.) Прошу Вас приступить к исполнению клятвы Гиппократа.
    Ч е х о в. Ну что ж, я готов.
Направляется к двери.
    Г р и н а. Саквояжик забыли.
Чехов забирает саквояж. Уходит.
    С т а л и н (Такли и Грине). Тогда вопросов больше нет. Пожалуйста продолжайте!
    М е р л и н. Я что-то так волнуюсь!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Не Вы одна, дорогая, все волнуются – не каждый день такие приключения.
    Г у с а р. Я абсолютно спокоен!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (язвительно). Конечно, после парочки литров успокоительного.
    Т а к л и. Ну что ж, заглянем в наш волшебный экран…
Открывает что-то похожее на белый ноутбук,                смотрит в него вместе с Гриной.
    Т а к л и. Ой, одного уже пора отправлять! (Сталину.) Поторопитесь, Иосиф Виссарионович, Вы – первый. Поздравляем!
    С т а л и н. Как всегда: коммунисты вперед! А почему все-таки я первый? Если честно, мне бы хотелось проводить в дорогу всех товарищей, подбодрить, кого следует, пожать на прощание руку…
   Г р и н а (ехидно глядя в экран). К сожалению, никак нельзя: ваша будущая мать уже сняла трусики в подворотне.
    С т а л и н. Я что же, буду сыном проститутки?!
    Г р и н а. Почему сыном? Вполне возможно, и даже более вероятно, что дочерью.
    С т а л и н (очень недовольно). А хоть в какой стране мне предстоит родиться?
    Г р и н а (не отрывая взгляда от монитора). По-моему, это Нью-Йорк, район Гарлема… Да-да точно! Тут все чернокожие, нет ни одного белого человека. (С издевкой.) И Ваша мать тоже - очень миленькая, пухлогубенькая негритяночка.
    С т а л и н (возмущенно). Я - дочь чернокожей американской шлюхи?! Ну, это уж слишком! Не бывать такому! Настоящий грузин между позором и смертью выбирает смерть! Я остаюсь здесь: уж лучше ад, чем такое будущее! (Грине.) Так что считайте, что на один котел или одну сковороду у вас меньше будет простаивать.
    К л а р а. Иосиф Виссарионович, ну что за блажь! Вы хорошо подумали? Какая разница кто будет Вашей матерью?! Ведь главное – кем станете Вы!
    С т а л и н. Да дело не только в этом, (махнув рукой) а точнее и вовсе не в этом. Я просто не хочу возвращаться на землю. Зачем? Любоваться на то, во что все эти деятели ее превратили? Теперь даже я уже не в силах что-либо исправить. Болезнь перешла черту, из-за которой возврата нет – метастазы во всех органах. Нет, думаю, этот больной уже не операбельный. Так что вы уж там как-нибудь без меня.   
    Г р и н а. Вот и славненько! (Такли.) Тогда наши его забирают?
    Т а к л и (разводя руками). Ну, раз он сам так решил.
     С т а л и н (Григе). Если уж я оказался добровольцем, а у вас там, как понял, постоянные  недоборы, то надеюсь, я могу рассчитывать на небольшую поблажку?
    Г р и н а. Думаю, можете.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Пессимист! (Прихорашиваясь.) Мы будем спасать мир красотой!
    М е р л и н. Да, и я тоже уверена, что любовь и красота способны творить чудеса!
    С т а л и н. Тогда тем более, такие конопатые уродцы, как я, вам будут ни к чему. Прощайте.
    Х р у щ е в. Иосиф, да что ты на самом деле?!
    Г р и н а. Не будем терять время, у нас еще полно работы.
Звонит в колокольчик.                Входят двое исполнителей решения Небесного суда.
    Г р и н а (указывая на Сталина). Этого к нам, пожалуйста.
    С т а л и н. Ну, не поминайте лихом!
Уходит в сопровождении судебных исполнителей.                Грина и Такли снова смотрят в волшебный экран.
    Т а к л и. Никита Сергеевич, Вам тоже пора. Посевная в полном разгаре, уже брошены в землю первые семена.
    Х р у щ е в. Я что же в новой жизни буду растением?
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (хихикая). Ага, кукурузным початком.
    Х р у щ е в. Я не хочу!... Да что это вообще такое?! Я не согласен!
    Г р и н а. Не пререкайтесь, здесь не положено – вопрос решен!
Звонит в колокольчик.                Входят судебные исполнители.
    Х р у щ е в. Погодите, дайте хоть слово сказать!
    Г р и н а (с усмешкой). Вам теперь разговаривать больше не придется: (романтично выгнув брови) отныне ветер будет говорить в Вашей листве.
Двое исполнителей уводят Хрущева.
    Х р у щ е в (оборачиваясь). Прощайте товарищи!
Уходит.
    К л а р а. Жаль немного Никиту, да и Иосифа конечно.
    М е р л и н (глядя на Гитлера и Македонского). Зато нашим близнецам как повезло!
    Т а к л и (Безымянной даме и Кларе). Кстати, а вы ведь тоже по плану должны родиться близнецами.
    К л а р а (указывая на Безымянную даму). Что? С этой выдрой?! Да ни за что на свете!
    Г у с а р (смеясь). А куда деваться? Судьба!
    К л а р а (Такли и Грине). Послушайте, ведь у вас же все равно Сталинская мать освободилась…
    Г р и н а. Ничего страшного, просто в эту ночь она не зачнет.
    К л а р а. Нет-нет, пусть зачнет! Я согласна стать ее ребенком!
    Г у с а р. Дочерью гарлемской проститутки? Ха-ха!
    К л а р а. По крайней мере это лучше чем быть сестрой этой кикиморы с драной кошкой на шее!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (Кларе). Сама ты крокодил в юбке!
Возмущенно расправляет свалявшуюся шерсть своей горжетки.
    Г р и н а. Такли, а ты что скажешь?
    Т а к л и. Да, похоже, что их нельзя вместе, а то как бы они еще в утробе не передрались.
    Г р и н а (Кларе). Ну, хорошо, получайте свою негритянскую мамочку. (С усмешкой, глядя на монитор.) Только надо поторопиться, там процесс уже идет полным ходом!
    Т а к л и (Кларе). Вы только не переживайте: мать всегда остается матерью, и я уверен, что она будет Вас очень любить.
    К л а р а. Да я не переживаю, (с мольбой в глазах) только если возможно, не дочерью, а сыном. Мне всегда так хотелось быть мальчиком! Пусть чернокожим, но только мальчиком. Пожалуйста!
    М е р л и н (обнимая Клару). Не волнуйся, я уверена - тебе обязательно повезет.
    К л а р а. Спасибо, дорогая. (Целуются.) Ну все, с богом!
Уходит, помахав на прощание рукой.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. А у вас больше нет рожениц в том районе?
    Т а к л и. К сожалению, нет.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Очень жаль! Если бы я родилась где-нибудь на соседней улице, я бы уже оторвала этому негритянскому мальчику предмет его гордости!
    Г р и н а. Но вообще-то Вам тоже предстоит родиться в Америке, правда в другом городе.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Тогда все в порядке! Уж я сумею разыскать там эту выскочку! Пусть потом меня называют расисткой! Пусть! Мне все равно! (Вставая решительно.) Я готова!
    Г р и н а (глядя на кран). Ну, немного придется подождать: Ваша будущая мать только еще пригласила в гости своего одноклассника (ехидно) на чашечку кофе с марципанами.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. О, господи! Она малолетка что ли?!
    Г р и н а (с иронией). Да нет, уже почти пятнадцать – по современным меркам, вполне зрелая женщина.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Боже, у нее хоть все уже выросло, что положено иметь матери? Я не останусь без грудного вскармливания?
    Т а к л и. Не беспокойтесь, со здоровьем и формами у нее все в полном порядке и она очень даже симпатичная.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Ну, тогда ладно!
Довольная, садится.
    Л е н и н. А когда же, наконец, моя очередь?
Грина и Такли, нажимая на кнопки, смотрят в экран монитора.
    Г р и н а (Ленину). Подождите немного. Вот-вот юные натуралисты уже начнут свой смелый эксперимент с хомячками.
    Л е н и н. Хомячками?!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. А что Вам так не нравится? Вам бы тоже свои эксперименты лучше было бы сначала над хомячками ставить, а уж потом над живыми людьми!
    Л е н и н (растерянно Дзержинскому). Эдмундович, выручай!
    Д з е р ж и н с к и й (пожимая плечами). А я что же здесь могу?
    Г р и н а (Дзержинскому). Вы-то точно никакого права голоса тут не имеете. Вам вообще поблажку по состоянию здоровья дали, а так мы для Вас и костерчик уже было развели.
    Д з е р ж и н с к и й (Такли). Я Вам очень признателен. (С довольным лицом.) Я даже никаких претензий предъявлять не стану! Я уже на все согласен, только бы от этой проклятой чахотки избавиться: готов хоть сусликом, если потребуется, лишь бы здоровым. Так что лучше не говорите кем - пусть будет сюрприз!
    Г р и н а (глядя со смехом в экран). Ну, уж сюрприз Вам точно обеспечен! Будьте уверены! (Указывая на выход.) Прошу!
Дзержинский нетвердой походкой направляется к двери.
    Д з е р ж и н с к и й (робко). Нет, лучше, конечно, человеком. (Проходя мимо Грины и Такли.) А кем, на самом деле?
    Г р и н а (ехидно). Сю-у –урприз!
Дзержинский уходит.
    Л е н и н (прячась под стол). А я не хочу хомячком! Не желаю!
    Б е з ы м я н н а я   д а м а (с издевкой). Не понимаю, чего Вы так испугались? Уже через пару недель Вы появитесь на свет, будете сидеть в клеточке и наворачивать за обе щеки. Работать не надо, клетку почистят, еду принесут! Вот Вам и Ваш коммунизм!
    Л е н и н (из-под стола). При коммунизме все должны работать: «Кто не работает – тот не ест»!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Ну так и чистите свою клетку сами, если такой принципиальный... Возьмите вот лучше Вашу любимую плюшечку с ананасовым джемом, думаю, что там таких не будет. Похомячьте тут напоследок, я смотрю, Вы уже начали приучать себя к половой жизни.
Берет со стола плюшку, сует Ленину под стол,                тот быстрым жестом выхватывает ее.
Грина отрывается от экрана, с улыбкой смотрит на Гусара.
    Г р и н а. А Ваша, поручик, маман только что закончила свой эротический танец на столе в офицерском клубе.
    Г у с а р. Представляю, что сейчас начнется!
    Г р и н а (с усмешкой). Ну, я всех тонкостей подобных развлечений не знаю, но Вы точно начнетесь.
    Г у с а р. Что ж, по крайней мере, я буду сыном офицера!
    Г р и н а. Тогда вперед!
Гусар обнажив саблю и напевая марш, гордо направляется к выходу.                Уходит.
    Б р е ж н е в. А что же будет со мной?
    Т а к л и. Вам, к сожалению, придется ждать дольше других. Медведи еще не совсем проснулись после своей зимней спячки и пока не думают о потомстве.
    Б р е ж н е в. Я что же буду медведем?
    Т а к л и (сочувственно). А Вам что очень бы не хотелось?
    Б р е ж н е в. Ну почему же? Медведем, так медведем… Я так устал быть человеком! А они вон в спячке всю зиму… Хорошо… Пойду и я сосну немного, теперь мне, как медведю, полагается. (Тяжело встает, направляется к выходу.) Отдохну, посплю, посплю немного.
Уходит.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а (махнув рукой.) Да он и по жизни был медведем!
Такли смотрит на экран.
    Т а к л и (Безымянной даме). Ой, уважаемая, а Вам тоже пора! Я даже не ожидал, что там все пойдет так быстро!
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Они что, даже не пили кофе?!
    Т а к л и. Похоже, что нет.
    Б е з ы м я н н а я  д а м а. Ну и молодежь пошла! Одно утешает: значит, моя мама – точно красавица, если ее кавалер даже про угощение позабыл.
Мерлин осторожно подкрадывается к Грине и Такли, заглядывает в экран,                ее лицо восторженно вытягивается, глаза широко открываются.
    М е р л и н. Надо же! Прямо в прихожей?!
    Т а к л и (отходя с монитором в сторону). Ну что Вы?! Вам нельзя!
    М е р л и н (Безымянной даме). Я так за Вас  рада! Вам просто повезло! Только,  прошу, там - на земле, не нужно ничего отрывать негритянским мальчикам! Ваша мама такая хорошенькая, и Вы тоже будете красивая и добрая, ну совсем не такая, как теперь.
Безымянная дама с видом глубоко оскорбленной женщины                с нескрываемым возмущением смотрит то в зеркало, то на Мерлин.
     Б е з ы м я н н а я  д а м а (с раздражением). Прощайте, милочка! (Заглядывает под стол.) Хомячо-о-ок, прощай!
Направляется к двери.                Ленин, высунувшись из-под стола, нервно откусывает                кусок плюшки, словно выдергивая чеку, и швыряет ей вслед.
    Л е н и н. Получай гранату!
Все очень напуганы: Гитлер падает на пол, закрыв голову руками,                Грина прячется за колонну, Безымянная дама с визгом выскакивает вон.
    Г р и н а (вылезая из укрытия). Пусть этого психа уберут!
    Т а к л и. Но его очередь еще не подошла.
    Г р и н а. Ничего, пусть подождет там, в предбаннике!
Звонит в колокольчик. Входят судебные исполнители.
    Г р и н а (указывая под стол). Уведите этого… и накапайте ему там успокоительного.
Исполнители вытаскивают Ленина из-под стола.
    Л е н и н (сопротивляясь). Оставьте! Оставьте меня! Вы не имеете права! Я тоже по образованию юрист! Это произвол! (В конце концов, ввиду неравенства сил, сдается.)  Уйдите прочь! (Отталкивая исполнителей.) Я сам! (Маршируя и напевая, идет к двери.) «Вихри враждебные веют над нами,…  нас еще судьбы безвестные ждут». (Несмело повторяя.) Судьбы безвестные… Нет! Нет! Я не хочу хомячком!
Исполнители выпроваживают Ленина за дверь.
    М а к е д о н с к и й. Ну, следующие видно мы.
    Г р и н а (глядя на экран). Угадали! Деревня Бирюково Тульской области, Евдокия Семеновна Хряпина. Прошу любить и жаловать!
    Г и т л е р. Хряпина?!
    Г р и н а. Евдокия Семеновна.
    Г и т л е р (недовольно). Это что же - наша будущая мать?!
    Г р и н а. А что Вам так не нравится? Прекрасная русская женщина – простая, добрая и работящая.
    Г и т л е р (с сарказмом). Значит, не из бедных?
    Т а к л и. Ну что Вы, у нее крепкое хозяйство: два десятка кур, корова, поросята.
    Г р и н а (с усмешкой). Да она вообще по местным меркам помещица: кроме всего перечисленного, у нее еще имеется двадцать гектаров пашни, и какой пашни – чистый чернозем! Можно сказать, что вам повезло, будет, где развернуться!
    Г и т л е р (с иронией). Ну вот и сбылись мои меты: вот я и заполучил русскую землю.
    М е р л и н. Все мечты рано или поздно сбываются!
    Г и т л е р. Она хоть замужем?
    Т а к л и. Замужем, но муж не здоров, так что он ей, к сожалению, не помощник.
    Г и т л е р. А чем болен то?
    Т а к л и. Русской хандрой.
    М а к е д о н с к и й. Никогда не слышал про такую болезнь. Она как-нибудь лечится?
    Г р и н а (с лукавой улыбкой). Практически нет.
    М а к е д о н с к и й. Неужели совсем ни как?
    Т а к л и. Пытаются самогоном, но он приносит только временное облегчение.
    М а к е д о н с к и й. Жаль его, конечно.
    Г и т л е р. А кто же ее землю обрабатывает?!
    Т а к л и. Да сама Евдокия Семеновна и обрабатывает.
    М а к е д о н с к и й . Все двадцать гектаров?!
    Т а к л и. Все двадцать.
    М а к е д о н с к и й. Да как же она справляется?!
    Г р и н а. Семеновна – баба русская: широка в плечах, попа узкая!
    М а к е д о н с к и й. Ну, прощайте.
Мерлин обнимает Александра, пожимает руку Гитлеру.
    М е р л и н. Не прощайте, а до свидания. Мы вас обязательно отыщем! Я думаю, это будет не сложно: ведь сиамских близнецов на земле не так уж много.
    Г и т л е р (со вздохом). Приезжайте, адрес только не забудьте: Тульская область, деревня Бирюково – (саркастично) парное молочко, картошечка на натуральном навозе, огурчики с грядки…
    М а к е д о н с к и й . До свидания. Мы тоже будем ждать в гости будущую победительницу международного конкурса красоты!
Целует Мерлин руку.
    Г и т л е р (сухо). До свидания. (Ревниво тянет Александра за рукав.) Да пойдем уже!
Уходят.
    М е р л и н. Ну, а когда же мы с Роби?
    Т а к л и. Скоро. (Глядя на экран.) Гвинейские папуасы уже заканчивают свой свадебный танец: еще немного и молодые пары уединятся в своих брачных шалашах.
    М е р л и н. А я смогу потом отыскать моего Роби? Боже, как это романтично!Правда, милый? Ты доволен?
    Т а к л и. Конечно, ведь вы родитесь в одной деревне, в хижинах, расположенных по соседству.
    Р о б и. Мы что же будем папуасами?
    М е р л и н. Дорогой, ну что в этом, на самом деле, плохого? Наоборот здорово! Никому уже даже в голову не придет выбрать тебя президентом Соединенных Штатов, и между нами не будет больше никаких преград!
    Р о б и. Ну ладно, ведь в конце концов там все-таки свежий воздух и экологически чистые продукты.
    М е р л и н. А какие они там макияжи себе делают! Я видела в какой-то передаче. Тебе тоже подберем там симпатичную боевую раскраску.
    Р о б и. Тогда все прекрасно! Может ли привередничать тот, кого только что вытащили из ада?
    М е р л и н. Вот именно! А ну-ка быстро поцелуй свою спасительницу.
Целуются, жарко обнимая друг друга.
    М е р л и н (Такли). Сколько у нас осталось времени?
    Т а к л и (глядя на экран). Думаю, что еще минут тридцать.
    М е р л и н. Роби, нельзя терять ни минуты: ведь следующая интимная встреча может произойти только лет через десять-двенадцать!
    Р о б и. Мы же еще будем совсем детьми?!
    М е р л и н (обнимая Роби). Я слышала, что гвинейские аборигены рано созревают для брака, значит, и наша весна не заставит себя долго ждать. Какое все-таки счастье, что мы снова вместе! Я всегда ждала! Всегда верила! Я знала, что это когда-нибудь случится!... Ты знаешь, я иногда тихо молилась об этом богу, хотя и не верила в него. Как хорошо, что оказалось, он все-таки есть! Жаль только, что нам так и не удалось его здесь увидеть.
 
    Р о б и. Моя мама говорила что его можно найти во всем, что нас окружает.
    М е р л и н. Она права, и сейчас он для меня в тебе.
    Р о б и. А для меняв тебе. Если бы ты знала, как я тосковал, когда мы были в разлуке!
Нежно целует Мерлин.
    М е р л и н. Я такая счастливая! Только обязательно найди меня в следующей жизни!
    Р о б и. Аборигенка моя, (обнимая и целуя) дикарка ты моя сладкая!Ты разве забыла, мы же будем жить в соседних хижинах? Так что не потеряемся.
    М е р л и н. Ой, смотри, кто это?
Указывает на приближающуюся фигуру мужчины                в одежде, напоминающей костюм звездочета (Волшебник).
    Р о б и. Наверное Бог, а кто же еще?
    М е р л и н. Мне что-то немного страшно. Он не заберет тебя у меня?
    Р о б и. Нет, мое сокровище. Мама говорила еще, что он всех очень любит, просто некоторые этого не замечают.
Звучит песня, во время которой Волшебник прохаживается                по сцене и взмахом своей волшебной палочки творит чудеса.
Представь себе: такое вдруг случается,
Чему поверить можно лишь едва.
Представь себе: снежинки превращаются,
В моей любви негромкие слова 
 М е р л и н (глядя вокруг). Я теперь замечаю! Замечаю… Замеча-аю!
С неба падают золотые блестки, вокруг расцветают цветы, сыплются                искры фейерверков. Постепенно на сцене появляются все персонажи.
И уплывут снежинки эти чистые,
В них растворится неба синева.
И заблестят капелью золотистою
Моей любви негромкие слова.
    В центре - обнявшиеся Мерлин и Роби. Гусар танцует с Гриной, Клара с Безымянной дамой о чем-то мило любезничают. Сталин и Хрущев, выпив на брудершафт, целуются. Волшебник достает из карманов и рукавов диковинные подарки и раздает всем. Грина, получив из рук волшебника венок, который ей очень к лицу, отбрасывает рога, хвост, уродливый нос и, превратившись в симпатичную девушку, начинает кружиться в вальсе с Такли. Поручик приглашает на танец Безымянную даму, Брежнев - Клару. Ленину волшебник дарит парик, он надевает его и счастливый восторженно скачет по сцене. Всем очень весело.
Они в саду прикинутся черешнями,
Их повторит доверчиво листва.
И зазвучат слышнее грома вешнего
Моей любви негромкие слова.

Представь себе, что всё ещё исполнится,
Что вновь душа надеждою жива.
И вспыхнут ночью ярким светом солнечным
Моей любви негромкие слова.

З а н а в е с.

P.S. Первая половина песни звучит в исполнении Муслима Магомаева, вторая – Анны Герман.
;