Глава 9. Плюсы и минусы богатого воображения

     Эстелла бесшумно скользнула по коридору четвертого этажа к номеру 412. Сердце колотилось от волнения, предвкушения и нетерпения одновременно. Сейчас она увидит Данте! Наверное, придётся долго с ним объясняться. Он же такой упрямый, обидчивый. Но, может, он уже отошёл от гнева, в порыве которого написал ей письмо о расставании? Пусть бы Данте открыл дверь и молча заключил её в объятия. Они всегда понимали друг друга без слов, и, несмотря на его характер, Данте для неё самый лучший, самый любимый. Только он дарит ей счастье, лишь рядом с ним она испытывает райское блаженство.

      Собрав в кулак всё мужество, Эстелла постучала в дверь. Раз. Другой. Третий. Никто не отозвался. А чего ради она стучит? Ведь не к постороннему мужчине пришла. И Эстелла повернула ручку. Дверь оказалась незаперта, что девушку удивило. Данте — мизантроп по натуре и вечно закрывается на ключ. Эстелле, однако, хватило и пары шагов, чтобы увидеть: на софе, лицом вниз, лежит незнакомка. Каштановые кудри закрывали её плечи и спину. Из одежды на ней были только панталоны с рюшами и бледно-розовый корсет. Рядом с софой валялась гора окурков. При появлении Эстеллы девица даже не шелохнулась, похоже, она спала.

      У Эстеллы аж в глазах потемнело. Вот почему Данте написал ей то странное письмо. У него другая! Воздух мгновенно вышел из лёгких и острая боль в груди захлестнула девушку. Она и не подумала разбудить девицу и потребовать объяснений. Не догадалась и поискать Данте по номеру, чтобы убедиться, есть ли он тут вообще. Эстелла попятилась к двери и, толкнув её, стрелой вылетела прочь.

      Она пронеслась мимо сеньора Нестора, чуть не сдув его юбкой. Он сказал что-то, позвал, кажется, но Эстелла и не обернулась, так её оглушило. Слёзы лились ручьями, целыми реками. Она бежала, шатаясь как пьяная и не разбирая дороги. Кусала губы, чтобы не заорать на всю улицу. Данте её предал, у него другая, а её, Эстеллу, он больше не любит!

      Девушка миновала пару кварталов и мост, задержав взор на водах реки. Если бы она смогла, то прыгнула бы туда, вниз, на самое дно. Но она трусиха. Даже считая Данте мёртвым, не покончила с собой. А теперь Эстелла не знала что хуже: боль от смерти любимого или боль от его предательства. Тогда Данте умирал с её именем на губах. Сейчас он жив, но не любит её.

      — Данте… Данте, за что ты так со мной? Я ведь тебя люблю… — шептала Эстелла, всё углубляясь в сельву. Может, её тут сожрут ягуары и все муки закончатся? Хорошо бы.

      Путаясь в мыслях и изнемогая от рыданий, Эстелла добрела до их излюбленного с Данте берега, где они познакомились и впервые поцеловались. Она протаранилась сквозь кусты, ободрав локти и оторвав кружева на платье, вывалилась на полянку и тут заметила: на бревне сидит человек. Длинный плащ накинут на плечи, смоляные волосы ниспадают до поясницы, закрывая спину. Данте!

      Как в детстве, он сидел, опустив босые ноги в воду. На шорох и треск ветвей обернулся. Раскосые очи его округлились, когда он глянул в заплаканное личико Эстеллы.

      — Эсте?

      Она промолчала, вдруг ощутив слабость во всём теле.

      — Эсте! — Данте успел подскочить к девушке — ноги её подкосились и она рухнула ему на руки.

      Мало-помалу сознание прояснилось. Эстелла шевельнулась, ткнулась носом во что-то тёплое. Унюхала тонкий аромат мяты. Распахнув глаза, увидела, что лежит в объятиях Данте, закутанная в его плащ. Высокая трава скрывает их от чужих взглядов, а Данте греет её, ласково прижимая к себе.

      — Эсте, как ты? Тебе лучше? — спросил взволнованный голос. Такой любимый…

      — Угу… Что случилось?

      — Ты упала в обморок. Вся была холодная, как кусок льда. Ты меня напугала, моя девочка.

      — Девочка? Твоя девочка?! — Эстеллу моментально захлестнула ярость, и она вырвалась из кольца объятий. — Да как ты смеешь так меня называть после того, что сделал?

      — А что я сделал? — опешил Данте.

      — И ты ещё спрашиваешь? Совести у тебя нет, вот что! — Эстелла попыталась встать.

       Не тут-то было. Цап! Ловкие пальцы обхватили её чуть выше локтей.

      — Пусти, не прикасайся ко мне! — зашипела Эстелла, надув щёки.

      — И не подумаю, — Данте обнял её так, что дух захватило. — Рассказывай что случилось.

      — Да ты свинья, вот что случилось! Не трогай меня, отпусти! Я не хочу с тобой разговаривать!

      — Эсте, пожалуйста, объясни что происходит? Что я сделал? — взмолился Данте.

      — Не прикидывайся святошей! — Эстелла чуть не зарычала, вонзив ногти ему в плечо. — Не хочу с тобой разговаривать! И видеть тебя не хочу! Предатель! Иди кувыркайся со своими девками, а меня оставь в покое!

      — Чего-чего?

      — Того! Я была в «Маске».

      — И что?

      — А то! У тебя в номере какая-то девка! В одних панталонах! — выкрикнула Эстелла и принялась молотить кулаками по его груди. — Я тебе этого никогда не прощу! Никогда! Ты предал нашу любовь, ты её убил! Отпусти, я хочу уйти!

      — Ни за что не отпущу! — синие очи потемнели; в их глубинах закопошились два упрямых чёртика.

      — Я тебя ненавижу! — с ругани Эстелла внезапно перешла к всхлипываниям. — Почему, Данте? Ты ведь говорил, что любишь только меня, а сам спутался с какой-то особой.

      Данте вдруг начал смеяться. Отпустив Эстеллу, он хохотал, упав на спину и хватаясь руками за живот. Вся ярость Эстеллы тут же улетучилась. Как цинично! Он смеётся над тем, что ей больно.

      — Я не думала, что ты такой… такой жестокий… Тебе смешно, да? Тебя веселит эта ситуация? — закрыв лицо руками, Эстелла разревелась.

      Данте, хихикая, поднялся на локтях, снова притянув её к себе.

      — Впервые вижу, как ты ревнуешь.

      — Не трогай меня!

      — Эсте, Эсте, посмотри на меня.

      — Не хочу.

      — Посмотри на меня, — он взял её за подбородок, но Эстелла на зло прикрыла глаза. — Какая же ты вредная! — ухмыльнулся Данте. — Не знаю, что ты там себе напридумывала, но у меня нет другой женщины.

      — Ну конечно, мне это померещилось! Она лежала в твоём номере на софе. Она была в одних панталонах и корсете, почти голая, — пробурчала Эстелла.

      — И? Ты видела там меня? Я её целовал, обнимал, спал с ней? Что?

      — Нет.

      — Что «нет»?

      — Тебя я не видела. Я убежала, — слабым голоском промямлила Эстелла.

      — Тогда с какой стати ты сделала вывод, что я там был, м? — Данте лукаво склонил голову на бок. — Я даже не знаю, о ком идёт речь. Если Клем приволок какую-то девицу, то причём тут я?

      — Клем? Не ври!

      — Я не вру. Посмотри на меня, Эсте. Мы знакомы с детства. За это время я хоть раз тебя обманывал?

      Она насуплено мотнула головой и подняла ресницы. Вмиг утонула в сапфировых глазах, ярких, как праздничные огни. Данте провёл пальцем по её щеке, смахивая слезинки.

      — Услышь меня, Эсте, пожалуйста. Ты ведёшь себя как маленькая. Ко мне вчера приехал Клем. Мы были в «Маске», поругались, я психанул и ушёл, и всю ночь сидел тут. Какую девку он подцепил, я не знаю. Меня там вообще не было, клянусь!

      Эстелла по-кошачьи фыркнула, но доверчиво уткнулась носом Данте в шею, позволив себя обнять. Она плакала и плакала, а Данте гладил её по волосам. Мало-помалу слёзы высохли и в мозгу прояснилось. Данте её не обманывал. Он всю ночь провёл здесь, на их любимом берегу, а ту девицу привёл Клементе. Эстелла моментально захотела провалиться сквозь землю. Вела себя, как идиотка, устроила сцену ревности на пустом месте, наверное, Данте решил, что она совсем больная.

      — Успокоилась?

      — Угу… Данте, прости меня, — шепнула она ему в ухо. — Когда я вошла в номер и увидела ту девицу, у меня что-то замкнуло в голове. Я чуть не спятила, пока добралась сюда. Клянусь, я больше не буду выдумывать всякий вздор. А если что, спрошу у тебя, и ты мне всё-всё объяснишь, правда?

      — Правда, — Данте поцеловал её в подбородок. — Знаешь, а мне даже понравилось, что ты меня приревновала.

      — Да, тебе-то понравилось, — надулась Эстелла, обвивая руками его шею. — А мне каково было?

      — Глупенькая… Я так соскучился…

      — А я как! Я тосковала по твоим губам…

      В висках у Данте стучало, и кровь пульсировала в венах. Он целовал её мокрые от слёз губы, нежно, почти с дрожью, будто впервые. Эстелла, запустив руки ему под рубашку, дёрнула её вверх.

      — Люби меня, Данте.

      — Ты этого хочешь прямо сейчас?

      — Да, хочу…

      Водопад чёрных волос смешался воедино; сплетённые руки змеями заскользили по коже, избавляя её от одежды. Омываемые волнами наслаждения и скрытые кустами мимозы, влюблённые отключились от реальности, словно оказались на необитаемом острове. Эстелла впивалась острыми ноготками Данте в плечи, а он шептал ей в рот нечто бессвязное и целовал, целовал, целовал…

      Когда по венам девушки вновь потекла магия, она закусила губы, вся дрожа от блаженства. В волосах Данте искрились звёздочки, и, прикасаясь к ним, Эстелла ощущала покалывание в кончиках пальцев.

      — Люблю тебя, Эсте, только ты мне нужна…

      — Ммм…

      — Никогда не бросай меня, слышишь? Если ты уйдёшь, я умру.

      — Ммм… и я, я умру без тебя, мой Данте… — все мышцы, вены, кожа у Эстеллы вибрировали, с локонов её тоже летели искры. — О, Данте, что ты со мной делаешь? Я не смогу любить никого, кроме тебя. Никто мне тебя не заменит. Никогда.

      Искры сыпались у Эстеллы даже с ресниц. Это было настолько дивное ощущение, что она позабыла даже собственное имя и, наконец, обессиленная повалилась к Данте на грудь. Они лежали в обнимку, утопая в мягкой траве, словно Адам и Ева в раю. Время подходило к одиннадцати утра, а солнце уже пекло, как в пустыне, раскаляя землю до красна.

      — Может, пойдём в «Маску»? — шепнул Данте, зарываясь лицом в локоны девушки и щекоча её спину. — Хотелось бы понять, что там Клем устроил.

      — Не хочу…

      — А чего ты хочешь? — ласковые пальцы прошлись по позвоночнику девушки, спустились на бедра и обрисовали их контур.

      — Ничего, — сказала Эстелла капризно. — Просто хочу быть с тобой. Даже шевелиться не хочу. Мне столько всего надо рассказать тебе, а я и говорить не хочу.

      — Потом расскажешь, у нас впереди вся жизнь, — пальцы Данте продолжали путешествовать по телу Эстеллы, и у неё ум за разум заходил от восторга.

      — Я перенервничала, а твои ласки меня доконали. У меня сил не осталось. Давай просто полежим здесь. Ничего не хочу делать, тем более куда-то идти…

      — А раньше ты боялась, что нас кто-нибудь увидит в такой ситуации, — хохотнул Данте.

      — А теперь не боюсь. Самое главное, что мы вместе.

      Эстелла потёрлась кончиком носа о нос Данте, сонно улыбаясь в ответ на его улыбку, искреннюю и чуть застенчивую. Он когтями расчесывал её тёмные локоны, а Эстелла, опершись на руки, подставляла солнцу обнажённую грудь, напрочь забыв о всяком стеснении. Раньше она умерла бы от стыда, представив, что её могут увидеть голой. Но Данте своей любовью сделал невозможное — сломал мораль, что вбивалась в неё с рождения, и внушил собственную, ту мораль, которую им обоим подсказывали сердца. Из застенчивой девочки Эстелла превратилась в страстную женщину, ласковую любовницу. Она теперь другая, новая Эстелла, и это не изменить.

      Запрокинув голову, она поймала губами губы Данте — по жилам опять заструилась магия. Подобно тому, как змея выпускает яд, Данте провёл языком девушке по губам и выпустил струю света ей в рот. У Эстеллы голова кружилась, как у пьяной, а он смеялся, продолжая её целовать и ловя себя на мысли, что больше не в состоянии контролировать свои чувства.

      В небе плыло белоснежное облако, и Данте залюбовался им. Человеку, лишённому воображения, оно напомнило бы комок ваты, но в видении Данте принимало загадочные формы. Сначала походило на зайца с длинными-длинными ушами, а после превратилось в огромную хищную рыбу, в открытой пасти которой Данте насчитал аж двадцать четыре зуба. Потом Данте увидел тигра в прыжке. А после — облако окончательно заморочило ему голову, превратившись в птицу. Она парила, широко раскрыв крылья, а в груди её зияла стрела. Болезненная фантазия Данте тут же дорисовала и капли крови, и агонию умирающего животного. Данте вспомнил о Янгус. Некогда он спас её от стрелы, и много лет она платила ему своей преданностью и любовью. А теперь он не знает, где она. Может, попробовать её отыскать?

      Вздохнув, Данте опустил глаза, чтобы не видеть дурацкое облако. Взгляд его упал на разомлевшую Эстеллу, и тоска окончательно завладела им. В последнее время он чувствовал себя опустошённым, будто магия забирала у него энергию. Или её забирала любовь?

      — Что с тобой, милый? — спросила Эстелла, заметив на лице Данте тень грусти.

      — Не знаю как объяснить. Меня переполняет такое огромное чувство, что страшно. Оно разрывает меня изнутри, давит, не даёт дышать. Я хочу быть с тобой каждую минуту. Но моя любовь превратилась в болезнь, в навязчивую идею. Если однажды я тебя потеряю, я не уверен, что переживу это.

      — Ну что ты, Данте! — Эстелла возмущённо тряхнула локонами, щекоча ими юношу. — Не говори глупостей. Никуда я не денусь. Я люблю тебя больше жизни.

      — Это ты сейчас так говоришь, — печально молвил он, — потому что тебе хорошо. А если ты разочаруешься во мне… да и тот человек, твой новый муж…

      Эстелла развернулась к Данте лицом, провела пальцем по его губам, не дав ему договорить.

      — Ш-ш-ш… замолчи. Не хочу слушать эту ерунду! Откуда такие мысли? Мы навсегда принадлежим друг другу и никто, и ничто это не изменит. Вот так! — и она покрыла мелкими поцелуйчиками его лицо.

      Наконец, хоть Эстелла и не желала возвращаться к обыденности, решено было пойти в «Маску». Они поднялись с земли. Данте оделся, помог Эстелле зашнуровать корсет и вдруг прижал девушку к себе. Будучи невысокой, Эстелла дотягивалась лишь до его плеча. Так, в объятиях, они простояли несколько минут.

      — Как же хорошо с тобой, — сказала Эстелла. — Ты пахнешь мятой.

      — Ты правда меня любишь, Эсте?

      — Ну конечно, милый мой! Я тебя люблю.

      — И тебе всё равно, что у меня никого и ничего нет? Тебе всё равно, что я нищий гаучо, сирота, который ненавидит всех и которому эти «все» отвечают взаимностью? Я ведь не могу дать тебе то, что могут дать другие мужчины, мужчины, у которых есть деньги и титулы.

      — Мне не нужны деньги и титулы! — отрезала Эстелла. — В отличие от моей мамы или сестры, я никогда ими не бредила. Я мечтала о любви. Всегда, с тех пор, как себя помню. И моя мечта сбылась. Я нашла эту любовь, мою единственную, такую сильную, огромную, как весь мир. Это ты. И ты можешь сделать меня самой счастливой на свете, потому что ты есть у меня. Я вижу тебя, слышу твой голос, могу прижаться к тебе. И это всё, что мне нужно.

      Заметив в уголках глаз Данте слёзы, Эстелла повисла у него на шее, лепеча:

      — Никто не сделает меня счастливой, кроме тебя. Даже если он вставит себе в лоб алмаз, я всё равно буду любить только тебя.

      — А я тебя… Но у меня в груди какая-то тяжесть, — тихо признался Данте. — Хорошо, что ты со мной. Не уходи больше.

      — Нет, не уйду. Никуда не уйду.

      — Идём домой?

      — Ага, — согласилась Эстелла, и они медленно побрели по дороге, не переставая обниматься.

      И, тем не менее, сердце у Данте ныло странной, тонкой-тонкой щемящей болью, словно его царапали иголкой. И он не понимал почему.

-------------------------
      Пропустив Эстеллу вперёд, Данте открыл дверь номера 412. В комнате пахло табаком, по полу ползал Клементе, сгребая раскиданные всюду окурки и огрызки в коробку для мусора. Прихлебывая кофе из громоздкой чашки, на софе сидела простоволосая девица. И Данте, и Эстелла её узнали. Лус!

      — Ой, привет! — улыбнулась она Эстелле. Отставила чашку.

      — Здравствуй, — промямлила Эстелла, чувствуя себя всё глупее. И почему она сразу не признала Лус?

      Клементе приветственно кивнул, продолжая собирать мусор — ночь накануне явно прошла бурно. Лус дымила сигаретой. Данте распахнул балконную дверь, переступив через разбросанную по полу одежду. Эстелла сразу усекла: он в бешенстве — обычно мягкие его движения стали отрывистыми.

      — Ты что тут делаешь? — грубо спросил он у Лус.

      — Было бы неплохо, если бы ты для начала сказал: «Привет, Лус, как дела?», — съязвила она, откинувшись на спинку софы.

      Данте хмыкнул.

      — Ещё чего! С какой стати я должен с тобой здороваться, ты разве знатная дама? Обыкновенная шлюха и находишься в моём доме как незваная гостья. Я тебя сюда не приглашал и не обязан любезничать.

      — А-ха-ха-ха! Вот, Эстелла, говорила ж я тебе, что у Клема брат — та ещё сука, а ты мне не верила.

      Данте сузил глаза.

      — Не смей говорить Эстелле про меня гадости, шлюха, или я тебя пинком отсюда вышвырну! — рявкнул он.

      — Данте, не груби, — перебила Эстелла. — Не надо злиться без причины. Лус, как ты сюда попала?

      — Просто случайно встретила Клема на улице, и он меня позвал. Мне деваться всё равно некуда, я и пошла, — объяснила Лус, с насмешливо-презрительной миной разглядывая Данте.

      — Хорошенькое дело! — фыркнул тот. — Вообще-то здесь не притон, я тут живу. То, что я тебя позвал в гости на пару дней, — он полоснул Клема взглядом, — не означает, что ты можешь приводить сюда проституток и пугать мою жену. Из-за тебя мы чуть не поссорились с Эстеллой. Моя жена, значит, приходит и видит, как эта, — он ткнул пальцем в Лус, — спит у меня на софе. Что по-твоему она могла подумать? Почему я должен ещё и оправдываться, хотя и знать ничего не знаю? — Данте бурлил от негодования, точно котелок на огне.

      Накануне он поссорился с Клемом, сказав ему, что тот ведёт себя с Пией, как осёл, и ночевал у реки, чтобы не продолжать ругань. А теперь по милости Клементе он и с Эстеллой чуть не разругался.

      — Этого ещё не хватало! — бесновался Данте, носясь из угла в угол. — То, что ты не можешь ужиться с Пией, не даёт тебе права рушить и мой брак тоже. Ты Пию не любишь, а я Эстеллу люблю и не буду наставлять ей рога со всякими, — он метнул свирепый взгляд в Лус. — Ты в гостях, так что имей совесть. Не надо устраивать тут бордель.

      — Данте, ну перестань, — Эстеллу совсем не впечатляло, что Данте скандалит с Клемом из-за неё. — Мы с тобой уже всё выяснили, я сама сваляла дурочку. Не надо из-за меня ссориться.

      — Я не ссорюсь, — проворчал Данте. — Клему я всё сказал ещё вчера. Если он не хочет слушать, это его проблемы. Да, Клем, давай, расскажи Эстелле про свою жену. Эсте хорошо относится к Пии, думаю, ей будет интересно. Только смотри, как бы она тебя по голове не треснула. Эсте не меньшая либералка, чем я, — и Данте ушёл в ванную, гневно долбанув дверью.

      Клементе пробурчал что-то нечленораздельное, а Лус захихикала. Эстелла заметила, что та абсолютно к Клему равнодушна, хоть он и бросает на неё страстные взгляды. Немного погодя Данте вышел из ванной. Чтобы успокоиться, он намочил все волосы, и теперь с них ручьями стекала вода. Эстелла, взяв полотенце, усадила Данте на стул и терпеливо начала вытирать ему гриву, про себя ругая его дурацкий характер и бесконечные выходки.

      Позже, по настоянию Эстеллы, жаждущей примирить Данте и Клема, все четверо сели пить чай с вафлями и пончиками, расположившись на синих бархатных пуфах вокруг столика.

      — Я думаю, ты должен привезти Пию в город, к доктору, — сказала Эстелла, когда речь зашла о беременности Пии. — Неграмотная повитуха может её угробить. А здесь её осмотрят и скажут, надо ей рожать или нет.

      — Что значит надо или нет? — вознегодовал Клементе. — Родить мне сына — это её обязанность!

      — Клем, но так нельзя, — ответила Эстелла строго. — Это эгоистично с твоей стороны. Ты думаешь только о себе. А если Пия умрёт?

      — Даже если умрёт, я категорически против, чтобы она избавлялась от беременности. Ребёнок всегда важнее взрослого.

      — Только ослы ставят одних людей выше других, — закатил глаза Данте. — Ребёнок — такой же человек, как его родители, ни больше, ни меньше. И говорить, что жизнь одного человека важнее жизни другого, глупо. А этот ребёнок ещё даже не родился.

      — Выходит, ты считаешь, что жизнь какой-то Пии важнее жизни моего сына? — процедил Клементе сквозь зубы.

      — Именно. Жизнь полноценного, здорового человека важнее. Жить можно и без ребёнка или родить другого, а если Пия умрёт, её уже ничто не воскресит. А она может ещё принести пользу обществу или кого-то осчастливить, не тебя, конечно. Тебя уже ничто не исправит, — едко произнёс Данте.

      — Я всегда догадывался, что ты болен на голову, — выплюнул Клементе.

      — Возможно. Зато моя Эсте со мной счастлива, — не унимался Данте. — И я никогда не подвергну её унижениям и боли.

      — Ты чересчур превозносишь женщин. Ты забываешь, что в нашем обществе главную роль играет мужчина, — уныло заметил Клем, — потом наследник мужчины, а уж потом все остальные. А женщины нужны для постели и рождения детей. Однажды ты это поймёшь.

      — Никогда не пойму.

      — Тогда тебе место в Жёлтом доме, — огрызнулся Клементе. — Или в тюрьме. Люди с такими взглядами сидят либо там, либо там.

      — Ну прекратите уже, в самом деле! — не выдержала Эстелла.

      Психанув, Данте ушёл на балкон. Лус отмалчивалась, рассеяно лопая вафли.

      — Знаешь что, — Эстелла налила Клементе, Лус и себе ещё чаю, — привези-ка ты Пию к нам, а там поглядим.

      Клем нетерпеливо дёрнулся.

      — И зачем её сюда тащить, скажи мне? Да она будет жаловаться всю дорогу, как ей плохо и как она страдает. И тогда я просто оставлю её в лесу. Так что пускай дома сидит, нечего будущей матери повсюду разъезжать.

      — Ты её не любишь, это очевидно, — терпеливо продолжила Эстелла, про себя отметив, как ей несказанно повезло с Данте. — Но позволь ей самой принимать решения. Разведись с ней и оставайся один или с той, кого любишь.

      — Развестись?! — Клементе сделал такое лицо, будто увидел синего бегемота. — Не зря вы с Данте нашли друг друга. Вы одинаковые, ни во что не ставите институт семьи. Брак — это на всю жизнь, а развод — позор. Да в меня пальцами будет тыкать весь посёлок!

      Эстелла не знала как бороться с этим ослиным упрямством. Подумать только, и она ещё на Данте грешила. Да у него характер шёлковый! Он бы никогда не позволил себе так обращаться с женщиной, как обращается Клементе с Пией. И что в сравнении с этим его вспыльчивость? Она знает к Данте подход, знает, как его успокоить, когда он взрывается. А вот как бороться с мнением Клема о том, что женщины существа второго сорта, она понятия не имеет.

      — А с Лус ты что будешь делать? — сменила Эстелла тему.

      — Заберу её с собой.

      — Куда?! — одновременно спросили Эстелла и вернувшийся в комнату Данте.

      — В «Лас Бестиас». Будет жить там.

      — А ты начнёшь бегать от Пии к Лус и обратно! Умно! — подойдя к комоду, Данте одно за другим принялся снимать украшения с пальцев. Оставил обручальное кольцо и изумрудный перстень — не расставался с ними даже ночью. — Мой тебе совет, прекрати верить в бред, который внушают Каролина и всякие падре. Я знаю, что Пию ты не любишь, но попробуй хотя бы её уважать, а не принимать за корову, которая должна отелиться. Ты ужасен, послушать тебя, можно подумать, что ты тиран и маньяк. Но я ведь знаю тебя с детства, я знаю, что это не так, — примирительно закончил Данте.

      Клем молчал, оставаясь при своём мнении и хмуро разглядывая плюшевого кота на шкафу.

      — Лус могла бы пожить в нашем бывшем доме, — сказала Эстелла. — Ну там, где мы с Данте жили после свадьбы.

      — Это хорошая идея! — одобрил Клем, сразу повеселев. — Что ты думаешь, Лус?

      — Мне всё равно, — она опять закурила. — Я не принцесса, мне хоромы не нужны. Любой угол сойдёт, всяко лучше, чем на улице.

      — Там очень миленький домик, — объяснила Эстелла. — Мне он нравился, хоть я привыкла к хоромам.

      — Значит, мы с Лус уедем сегодня, — решил Клементе.

      — Уже? — огорчилась Эстелла.

      — А чего тут делать-то? Это вон в Данте помер аристократ, а я ненавижу город, хоть убивайте. Я здесь только второй день, а уже хочу обратно на свежий воздух. А вы, кстати, не желаете поехать с нами?

      Эстелла взглянула на Данте (если бы он захотел, она бы уехала с ним), но он мотнул головой отрицательно.

      — Нет, — озвучил свой ответ Данте. — Мне нравится жить в городе. Я чувствую себя здесь нормальным человеком. А там — нищим пастухом и приживалкой в гостях у чужих людей. Нет, не хочу.

      — Значит, мы не поедем, — Эстелла взяла Данте под руку.

      — Жаль, — вздохнул Клементе. — Ты ещё сердишься на маму и папу, не так ли? — спросил он осторожно.

      Данте сузил глаза. Эстелла ощутила, как напряглись его мышцы.

      — У меня нет мамы и папы, — выдавил он.

      — Я имел ввиду моих родителей.

      — А я здесь причём? Они твои родители, не мои.

      — Но, Данте, они так расстроились, когда думали, что ты помер.

      — Может, ты и расстроился, не знаю, а они нет. Не надо их оправдывать. Я больше никогда не хочу видеть этих людей! — отбрил Данте.

      Эстелла чувствовала — мышцы его ходят ходуном. Она прижалась к Данте сильнее, положив подбородок к нему на плечо.

      — Значит, ты всё злишься. Но, Данте, нельзя же обижаться всю жизнь. Мы родные люди, в конце концов, — Клементе изучал ковёр под ногами.

      — У меня нет родных. Единственный мой родной человек — это Эстелла, — Данте обнял её за талию. — Больше я ни в ком не нуждаюсь, а в предателях тем более, ясно?

      Клементе промолчал, и Данте счёл разговор оконченным.

      Через два часа Клементе и Лус распрощались с Эстеллой и Данте. Эстелла пожала обоим руки, а надутый и взвинченный Данте ограничился кивками головы. И, когда Лус Эстеллу обняла, он бросил на первую неприязненный взгляд. Только этого не хватало, чтобы его Эсте обнималась с проституткой!

      — Ну и характер у него! Как ты это терпишь? — шепнула Лус на прощание. Эстелла в ответ только улыбнулась.

      Оседлав Лимончика, Клементе и Лус умчались вдаль. Чёрный балахон Лус развевался в воздухе, будто траурный шлейф королевы.