Дар - Георгий Баль

Конкурсная работа. Номинация – Фантастика. Кissproject.info
"Галактический сезон литературных конкурсов 2015", I этап.


В этот вечер не закатилось красное солнышко, а едва коснувшись окоема, начало стремительно меркнуть и вскоре растворилось в необычайно ярком свете звезд, которые в свою очередь плавно погасли как люстры в театральном зале. Темнота наступила сразу, без обычных сумерек, только жители мегаполиса, ослепленные светом фонарей и огнями рекламы, не обратили на это никакого внимания. Они не заметили ни странного исчезновения солнца, ни полного отсутствия звезд. Да и где им было заметить, если они забыли, что такое горизонт, и как они выглядят – край неба, край земли. Ущелья улиц еще дышали дневным жаром раскаленных стен, асфальта, доведенного до состояния гуталина и напичканного, как булочка изюмом, набойками от каблучков женских туфелек. Люди спешили по домам, одни рискуя получить штраф за превышение скорости другие за перебежку улицы в неположенном месте, спешили окунуться в прохладу кондиционеров, подышать очищенным ионизированным воздухом, смыть шампунями и гелями едкий пот «вонючего» города.
Несмотря на кажущуюся обыденность, вечер для многих не задался. Кто-то не смог посмотреть прямую трансляцию матча по спутниковым TV». Отсутствовал сигнал станции и на экранах «сотиков» - бедные женщины были готовы взорваться от переполнявшей их информации и одновременно зачахнуть на корню от недостатка оной. Люди маялись, от маяты, неудовлетворенности изводили друг друга и скорее по неистребимой привычке ночью спать, чем по необходимости, ложились в постель. Сон не шел, какое-то тревожное удушье владело всеми. Не хватало воздуха, света – простора. А ровно в полночь - провалились в небытие, как в обморок.
Понять, толи еще на дворе глубокое ночь или близится утро, мешал уличный фонарь, он бил прямо в окно и сквозь плотные бордовые шторы заливал спальню мрачным кровавым светом. «Сколько раз говорил этой дуре; - Замени шторы, на что нибудь более нежное. – Так нет, у нее все подобрано в тон. Так этот тон или днем виден или когда иллюминация в спальне как на Новый год. Не спальня, а «этюд в багровых тонах».
Начал считать лампочки: Люстра – три, бра – две, торшер – две, ночник на столике – одна, светильник из волоконного кабеля (сколько там?) – три десятка, два. Итого? Сбился. Снова начал считать, загибая пальцы. Но сон никак не хотел возвращаться. Что снилось, теперь перевернувшись с бока на бок, вспомнить никак не мог, но снилось что-то вещее, что-то способное перевернуть всю его жизнь, весь мир.
Неспособность вспомнить, вернуться в сон раздражала Игната Юрьевича. Он попытался заснуть снова, но раздражал тревожащий красный свет, раздражала супруга, тяжело дышащая и всхрапывавшая во сне. Когда-то все в ней умиляло, но за тридцать лет умиление одряхлело, превратилось в
кислую морщинистую апатию. И не сказать, что бы уж совсем она стала постылой, но остыло, остыло, остыло.
«Менять. Менять; шторы, супругу, жизнь». Представил себя спортивным, свободным. Но только представил себя в голубой спальне, с молодой баловницей и все мечты подернулись рябью, как экран телевизора от помех. «Меняй. Меняй, но все твое благосостояние только тапочки у кровати. Лети - орел общипанный». «А почему бы и нет». Продолжал Игнат Юрьевич внутренне с кем-то спорить. «Валентина примет и общипанным. Лучше рай в однокомнатной хрущебе с королевой, чем ад со старой грымзой в трехкомнатной.
Хлесь – искры из глаз. Хлесь – голова мотнулась на подушке в другую сторону.
- Я грымза? Я старая? - Застила свет массивная фигура супруги. – В рай захотелось. Сейчас и отправлю.
Накрыв голову Игната Юрьевича подушкой, придавила живым центнером, усевшись у него на груди.
Под шелковым покрывалом, по шелковой простыне, ужом, удалось ему выскользнуть из под ягодиц разгневанной Софы.
Когда? Как? Вроде бы не замечал за собой привычки размышлять вслух..
-Можешь не говорить. Я тебя насквозь вижу. На твоей роже все написано. Я старая грымза?
Софочка задохнулась от гнева. Только спальня не кухня и запустить в супруга было нечем.
- Я старая? Это ты импотент очкастый. Козел комолый.
Со злобой раз, второй ударила подушку.
-Иди, к своей секретутке и без тебя проживу.
Игнат скрылся в ванной. Шум воды заглушил ворчание супруги, но перед глазами ясно встала картинка. Сосед, пьяница и бездельник, добросовестно отрабатывает на Софочке щедрый ужин с выпивкой. Картинка меняется и уже какой-то незнакомый тип неславянской наружности … . На самом интересном кадр расплывается и в его адрес посыпалась брань, да такая, что нервно дернув рукой он чуть не порезался. Испугано погладил щеку.
-Серпом бы тебя по шее, а лучше, по какому другому месту.
До Игната Юрьевича дошло, что он слышит не голос жены, а чувствует ее мысли, и не просто чувствует, а воспринимает всю гамму, весь спектр эмоций вихрем крутящихся в её еще не причесанной по-утреннему времени головке.
Несмотря на скандал, матеря, чихвостя супруга во всю ивановскую, она по привычке готовила завтрак; включила чайник, резала хлеб. Доставала из холодильника колбасу, сыр, масло. Знала, что мужу из дому голодным негоже выходить и накормить – это ее святая обязанность.
Что-то теплое шевельнулось в его душе; «Где он еще такую дуру найдет?».
-Сам дурак.
«Не спорю, умный на тебе не женился бы».
- А ты и не женился. Это я тебя на себе женила, в мужья взяла – дура была.
Ругаться не в голос, мысленно, оказалось намного сложнее, чем бить тарелки и перекрикивать друг друга. Оба стали себя сдерживать, пытались контролировать мысли, сдерживать эмоции. Дура дурой, но Софочка тоже поняла, что она чувствует, слышит и видит мысли супруга. Но в тоже время и он заглядывает в её мир как в открытую книгу, только страницы переворачивает она сама. Можно и пропустить, перелистнуть, но на прямой вопрос не отмолчишься, не соврешь, по извечной женской привычке – за слезами не спрячешься.
Стараясь не сталкиваться в дверях, не встречаться взглядами, Игнат Юрьевич проглотив как всегда на бегу бутерброд, запив чаем, выскочил на улицу.
Солнышко играло. Казалось ему не стоялось на месте и оно дрожало, готовое вот-вот пустится в пляс. Тени на асфальте рябили, словно, отражение в воде. Шквал чужих мыслей обрушился на Ивана, так бывает с радиоприемником, когда перехлестывается несколько радиостанций на одной волне. Удовольствие ниже среднего. Ошарашенные, огорошенные люди отбрехивались не разжимая губ друг от друга и от себя тоже. На повышенных оборотах поминали всю известную им нечисть от кузькиной матери до собственной тещи включительно, словно на «нейтралке» педаль акселератора души была вжата в пол и они газовали. Газовали, бестолку сжигая топливо, срывая клапана своих сердец. Хлопнула дверь старенькой шестёрки, но и она не оградила его от мира. Обрывки чужих мыслей проносились в голове со скоростью сорок километров в час, такой знак ограничения висел над его переулком. В прочем и без этого знака никто быстрее ездить по городским улицам не отваживался. Впереди тащилась новенькая «Волга», видимо хозяин её жалел и лелеял. Его мысли по поводу мэра, колдобин, и пожеланий в их адрес показались Игнату Юрьевичу весьма оригинальными. В результате ставя машину на стоянку пунктуальный, дисциплинированный Игнат Юрьевич уже опаздывал на работу на две с половиной минуты, дверь в холл пересек с опозданием в четыре минуты с четвертью.
В офисе царил Бедлам. Отказала электроника.
Админ закрылся в туалете, забил косяк и ушел в глубокий аут не реагируя ни на какие внешние раздражители, так же как и вверенная его попечению локальная сеть. Операторы ковырялись в носах и чесали головы. На любой клик компьютер показывал песочные часы, а у особо настойчивых начинал его повышать с повышенной скоростью, превращая часы в знак «Инь-Янь», намекая страждущему, что с одинаковым успехом он может идти и на «Янь» и на «Юнь».
Младший персонал перетряхивал корзины с мусором в поисках, записок – заметок, копий-распечаток и прочей макулатуры, которая вчера
выбрасывалась за ненадобностью, но сегодня остро потребовалась руководству. Ноутбуки исполняли роль декоративных светильников, выуживая произвольно заставки на экран, выбрасывая порой такое, что сконфуженный владелец захлопывал его перед носом любопытных.
Октябрина Сталиновна - бухгалтер с дореволюционным, в смысле, до путчевским стажем, крутила усилено ручку железного «Феликса», параллельно ведя ускоренные курсы обучения работе на канцелярских счетах. Со сложением и вычитанием справлялись практически все, особо одаренные освоили умножение, но деление неправильных дробей столбиком не смогла вспомнить и сама Октябрина Сталиновна.
Темная аура не окружала, она царила. В пронзительно кислой атмосфере, как в женской парикмахерской пропитанной гидропиритом, остро оточенным мясницким топором висела в воздухе мысль; «Крови. Крови», подвешенная на тоненькой ниточке паники - «А вдруг меня».
Голые мысли – это не на нудистком пляже раздеться и смешаться с такими же, как ты сумасшедшими. Это когда ни при всех догола, это когда прилюдно вас наизнанку выворачивает, крючит, ставя в позы в «Камасутре» не прописанные. Не прикроешь срам, не заткнешь уши ладонями. Все тебя слышат, и ты всех, и слышишь, как они каждую твою мысль и бессмыслицу слышат, и в ответ от их мыслей шарахаешься.
Метелью, пургой, в бешеной свистопляске кружились мысли, с грохотом сталкивались, взрывались, иногда обезличенные, порой с ярко выраженной индивидуальностью и тогда все оглядывались на виновника крамольной, скабрезной или просто нескромной мысли. Но в основном все вели себя как в переполненном трамвае, среди шума, гама вылавливая только то, что относится непосредственно к ним и все равно скандалы вспыхивали один за другим. Одни решались быстро; две подружки лесбиянки под осуждающие взгляды и грубые шутки мужской половины офиса сбежали с рабочих мест, кассиру с главбухом это не удалось, и теперь один молчаливо докладывал шефу, куда ушло полмиллиона, второй держась за отбитые почки тихо выл, ясно видя свою судьбу, если деньги к обеду не вернутся.
Игната Юрьевича эти проблемы не волновали. Его дело реклама. А, как известно, чем бессмысленнее ролик, плакат, тем сильнее он западает в подкорке потребителя. Пример? Верблюд «Кэмэл» в джунглях Амазонки. Пиво для настоящих мужчин и трех Машенек. Прокладки с крылышками на американской горке. Сникирнуться можно, ибо нет предела человеческой глупости. Проходя сквозь дебри запутанных мыслей, Игнат Юрьевич сосредоточился на том, хорошо ли у него повязан галстук, не расшнуровался ли ботинок, не забыл ли дома очки и прочем, прочем, о чем мог бы думать любой находящийся в офисе. Упав в мягкое кресло, вытер потный лоб, ткнул по привычке сотовый телефон и за негодностью забросил в ящик стола. Легче было бы сходить, но он все-таки с десятой, двадцатой попытки он дозвонился по городскому своей единственной подчиненной. Она исполняла за одну ставку обязанности личного секретаря, художника,
генератора идей и еще на полставки, несла трудовую повинность в должности штатной любовницы.
- Валечка, солнышко, зайди милая. «Чай, кофе – потанцуем»
Игнат Юрьевич всеми силами постарался представить не аппетитные формы сотрудницы, а аппетитно исходящую паром маленькую чашечку кофе.
- Хорошо, Игнат Юрьевич, сейчас принесу.
Донеслось из трубки, и обгоняя слова; «Угу спешу и падаю. Вот только колготки подтяну». В ответ чья-то язвительная мысль; «Ты их лучше сними. Сука». Вмешался кто-то еще; «И ко мне. Лучше ко мне. Пиво, водка – полежим». Непонятно чья мысль; «Греби ко мне, на хрена нужны тебе старперы. Сама говорила, что со мной лучше». Чисто женская по утонченности мысль; «Это она вам, кобелям всем говорила. Устройте открытый турнир».
Мужчин работало в офисе раз, пять и обчелся. «Выходит Валечка получая от каждого по пятьдесят процентов кроме основного оклада умудрялась работать еще на три ставки». «Плюс бонусы от руководства» - всё та же нежность женской мысли.
«Козлы. Я вас не тянула на себя. Сами лезли».
«А что не лезть, если у тебя ноги все время на ширине плеч», скрипуче, маразматически – гадать не надо – это зам директора.
До Игната Юрьевича Валюша не дошла. Весьма доходчиво, добавочно, от греха подальше, официально через секретаршу, которая не могла и не желала скрыть ни свои мысли, ни ехидную улыбку, ей было приказано убираться в отгул «за раннее «отработанное» время».
Ближе к обеду директором было принято решение распустить коллектив на незапланированный выходной, с оплатой вынужденного простоя по вине администрации. Уговаривать людей не пришлось, они исчезли раньше, чем приказ озвучили. Чего руководство и добивалось.
Сколько было выпито коньяка на тайном обеде, фиксировать было не кому. Слава Богу, обошлось без мордобития. Свободный рынок есть свободный рынок, конкуренция всегда остается конкуренцией, и желание урвать свой кус - это вопрос существования всей системы и каждого хищника в отдельности. Выработать стратегию выживания фирмы в данной ситуации не получилось, слишком явно стали видны рога и копыта. Копыта никому не нужны, рогами тоже в наше время никого не удивишь, не напугаешь. Поделив согласно рангам имеющуюся в сейфе наличность, приковав к системе отопления в подвальном помещении главбуха с кассиром, руководство со спокойной совестью отправилось по домам. Никого не удивляла надпись на дверях офиса; «Закрыто. До выяснения обстановки».
Обстановка осложнялась с каждым часом. Отсталые страны, средства связи и информации которых работали на допотопной ламповой аппаратуре выбились в лидеры. Передаваемые ими новости даже на цветных телевизорах были в черных тонах.
Все, что работало на базе микропроцессорной техники, отказалось служить человечеству и работало по программам, вернее вопреки всяким программам. Компьютеры, используя Интернет, играли в шахматы, резались в нарды, вели кровопролитные сражения в стрелялках. Не имеющие выхода в сеть раскладывали особо сложные пасьянсы. НАТОвский адмирал решив, что это происки россиян, с криком; «Русские идут» нажал красную кнопку. Его компьютер в это время сражался с японским в «Морской бой» и объявил бравому адмиралу, что его авианосец потоплен. И вообще от всего шестого флота остался только вспомогательный буксир, на котором адмирал может убираться к Абаминой матери.
Касперскому, на попытку разработки антивирусной программы компьютер ответил по еврейски; «А оно мне надо?». Касперский окончательно завис и dr. Web вынес диагноз, что излечение больного возможно только в виртуальном пространстве и времени.
В реальном времени и пространстве падали самолеты, блудили в море корабли, в космосе спутники сходили с орбит, на земле люди с ума. Цивилизация вначале медленно, но с каждым часом набирая обороты, покатилась вспять.
Мировые катаклизмы? Ерунда! Ведь катаклизмы развернулись едва ли не на каждой кухне. Тихие семейные болотца превратились в камчатскую долину Гейзеров. С грохотом захлопывались двери за выброшенными чемоданами, с музыкальным звоном билась посуда, с хрустом головы, трещали ребра и выли бабы. Скорая помощь, милиция с бивались с ног, вернее с колес. Не пошлешь одно колесо сюда, другое туда, а корабли любви бились об обнажившиеся скалы, ранее надежно прикрытые бездонной пучиной лжи.
Софочка тихо хлюпала носиком в скомканный промокший платочек. Плакать уже не было ни сил, ни желания. Была обида на весь этот огромный и, как оказалось, не добрый мир. Альфонс сосед в будний день будучи на удивление трезвым объяснил ей, что для того чтобы она стала хоть немного симпатичной и годной к употреблению, на нее требуется как минимум литр, а лучше полтора литра водки.
- А на трезвяк? Ты сама на себя трезвая в зеркало глянь. Мерлин Мурло.
Причем он даже не скрывал свои мысли, а высказал все это открытым текстом с непечатными междоматиями и, сплюнув на пол, захлопнул дверь.
«И на кого променяла своего Игната? Ой, дура я, дура».
В подъезде пахло кошками, на первом этаже жареной рыбой, на втором тушеной капустой. По подъезду вместе с запахами плавали мысли. В одной квартире родители выколачивали из ребенка «дурь», и, собрав ее до крошки по его заначкам, мать высыпала все в унитаз, а отец всыпал отроку по первое число. В другой квартире маялся трезвый сосед, жалел, что не сдержался и не содрал с соседки стервы хотя бы пол-литра. Еще этаж и Игната Юрьевича захлестнуло волной бабьей тоски.
«Ой, дура я, дура. Дети на родине - я за границей. У мужа любовница молодая – я побоку. Свои любовники? Думать о них не хочется. Это даже не кобели, шавки бродячие. Ни душе, ни телу. Не грех, а смех и слезы. Так кому каяться? Пошла в синагогу, так на дверях замок. Одна ортодоксальная еврейка раввину пейсы повыдергивала за мысли ребе о ее ребенке, доченьке подростке, правда, этот переросточек и сам симпатичному раввину глазки строил. Но мама права. Как каяться тому, у кого грехи твоих тяжелее? Придет пора, пусть Боже взвешивает и карает.
Игнат Юрьевич не спешил вставить ключ в замочную скважину. Боясь неосторожно нарушить, вмешаться во внутренний мир Софы. Как бы там не было, а у него не было человека роднее и ближе. Изменила. Но ведь предают, изменяют свои, родные. Чужой не может. Он чужой. Валентина. Ох, седина в голову – бес в ребро, да и она чертовка хороша и чертовски хорошо играла роль влюбленной дурочки. Ох, грехи наши тяжкие, но недаром семерка перечеркнута.
Тихо войдя в квартиру, Игнат Юрьевич прошел на кухню, выложил из сумки в холодильник продукты, включил чайник. Вошла Софа, пряча покрасневшие глаза. Игнат обнял ее за плечи. Поцеловал в седеющую прядь на виске.
- Ничего, родная, перезимуем.
«Переживем», Эхом вернулось к нему назад.
Они и раньше мало разговаривали, а сейчас слова практически совсем были ни к чему. Занимались домашними делами, постоянно чувствуя друг друга, теплоту сердец. Сочувствие пришло на место злобе, отчаянию.
Пили чай. Смотрели телевизор. Российское телевидение работало в режиме чрезвычайного сообщения, оно длилось и длилось, не прерываясь даже на рекламу. Все это больше напоминало фильм ужасов о захвате Земли инопланетянами, но кроме людей никаких более страшных монстров на нашей планете не было. Волна самоубийств прокатилась по всему миру. Кризис 2008 года оказался детской шалостью американской экономики по сравнению с тем, что грянуло в этот день. Упали не акции, доллар, евро. Рухнули государства, уходили в отставку правительства. Люди обратились к богу, потому что веры изолгавшимся политикам уже не было, вернее у политиков не было возможности больше лгать. «Но и в церкви все не так, все не так как надо». Папу римского отлучили от церкви, закрывались храмы – церковь очищалась от скверны. В Англии паства прилюдно оскопила церковных пастырей за педофилию. У нечестных, нечистых помыслами не шапки горели, горела земля под ногами. Правители затаились и с обращениям к нациям решили погодить. Сказать нечего, а пока их не видят и не слышат, никто не скажет про них, что они дураки дураками. Читать по бумажке хорошо, пока тебя только слышат, но если тебя насквозь видят - за советниками не спрячешься.
Мир сходил с ума. А может быть наоборот, только набирался ума. Как говорится; одна голова – хорошо, а две лучше. А если объединить тысячи? Тогда надо учиться жить. Учиться жить без лжи. Жить в любви к ближнему.
Просто природа ужесточила естественный отбор на право называться «Gomo sapiens» и в тоже время дала человечеству еще один шанс.
В то время как Кашпировский желтому каналу рассказывал про бессилие науки, Чумак пытался зарядить воду неизвестной энергией, вызвавшей сумасшествие на Земле, и, не рассчитав величину заряда, взорвался. Причем, высвободившаяся энергия выплеснулась на Кашпировского и он исчез, как российский танкер в Бермудском треугольнике.
Экран телевизора погас.
Игнат Юрьевич тревожно вздрогнул во сне. Проснулся.
Понять толи еще глубокая ночь или близится утро, мешал уличный фонарь. Он бил прямо в окно и сквозь плотные бордовые шторы укутывал спальню в теплые красноватые тона.
Что-то тревожило его, что-то снилось, пророческое, судьбоносное, но теперь, перевернувшись с бока на бок, он был неспособен, ни вспомнить, ни вернуться в сон.
Вздохнула. Вздрогнула во сне Софа, словно и ей передалось его состояние. Он снова повернулся к ней и, хотя в комнате было не холодно, укрыл ей плечи покрывалом.
-Спи. Спи, родная.
Обнял, положив руку на её грудь, и, прижавшись к теплой спине, незаметно задремал.
Ерунда – мировая революция. Ерунда мировые катаклизмы. Если есть родной человек, который может поделиться с тобой теплом своей души.
Игнат Юрьевич спокойно спал. Скоро зазвонит будильник. Софочка встанет, приготовит на скорую руку завтрак. Покормит. Проводит дежурным поцелуем. Как хорошо.
И не надо нам воспоминаний о пророческих снах.
Космический корабль пришельцев вышел на расчётную орбиту. Мощный электронный импульс, повредивший интегральные схемы нёс людям планеты Земля Дар. Великий дар граждан свободного космического содружества.