Поэт

                А. Бегиеву.
Трудно.  Трудно не только потому, что есть ограничения и их не перешагнуть. Хотя поэтому тоже.
Что главное в стихии? Все.
Внешняя неожиданность, непредсказуемость, совпадения и столкновения разных сил.
Снесение установленных ограждений.
Изменение пейзажа привычного.
Изумление,  разбег, угроза, мощь,тревога.
Написала - стихия - и увидела ранее невидимое только мне - в слове этом - стихи и гласное одно -Я.
Как это верно и как про тебя, твою жизнь это слияние звуков и возникновение смысла нового...
Келля пряла и как бы себе, про себя говорила мне:
- Послушай, понять постарайся, ты понять должна.
Был таким маленьким, что в папахе деда было ему не тесно и ему там нравилось очень. Сейчас почему - то это вспомнила.
Родился и сразу- красивый, красивый. Смотреть приходили, прослышав, что появился ребенок необыкновенный.
Не боялась, что сглазят. Такой свет от него шел, что самый недобрый глаз добрым становился. Другого боялась. Тот, кто так был щедр, мог забрать что- нибудь из даров своих. Не угадать - что. И когда разорвалась эта проклятая мина, там, за речкой, где он игрался с детьми, от проклятой войны весть несмолкаемая, полоснули осколки его - я  огорчилась не сильно. Так много и одному не дается. А слишком ясно было-много. Что- то должно было случится и хорошо, что так обошлось, говорила себе и плакала, плакала.
Ошиблась. Всевышний забрал одно, но еще больше дал взамен. Это я поняла после и не обрадовалась.
Еще  сильнее от всех стал отличатся с годами.
Раньше петухов о рассвете нам сообщал. Встанет,  умоется и в коровник.
Все сделает, поговорит с теленком, почистить все и дальше идет.
На улице у нас три дома было, где только старики. Кто поверит - пока школу не закончил, он ухаживал за их сараями и коровами, как за своими. Жалел слабых, понимал бессловесных, тянулся к детям и старикам, а они к нему.
Интерес к началу и концу близкому - и это тревожило.
Рано, так рано слова начал складывать, словами жить. Даже во сне - бормотал, вслушивался, повторял. Зачем?
Все уже сказали, нужного и ненужного. Если же скажет он никем не сказанное -  те кто рядом ведь не поймут и не обрадуются. А те, кто потом прийдут, может и обрадовались бы, да понимать не захотят - я так думаю. А он пишет, пишет.
 Так хотела, чтобы стал плотником . Руки у него такие умные, чуткие, так по своему и легко он вот эту чашу сделал. Берегу ее, любуюсь. Стольких бы радовал, самому было бы радостнее. Но что об этом говорить.
Не выбирал он дело свое трудное, непонятное мне. Если выбирал, себя хотя бы пощадил и в другую сторону бы пошел. Для чего тебе говорю это - должна знать - не с этого он мира. Есть у него свой, живет и жить будет в нем. И там покоя нет, быть не может, но бывает зато счастье. Чисто, чисто у него там. Это я вижу.
И  лучше бы  не покидать его , потому, что в другом, нашем, одни страдания ждут.
Он будет задыхаться,  правды искать, друга искать, а только боль найдет.
Один он такой, не бывает, не может быть таких много.
Этого понять обычные не сумеют, не захотят, глазки, души маленькие у них. Пусть  лучше ищет, придумывает, теряет, что ему нужно там, у себя. Это легче, наверное."
Сидела напротив Келля, крутилось веретено, сидела мудрость напротив, была молодость, пели птицы за окном, как много было птиц...
Что бы я сказала ей сегодня? Все верно. Спасение его было в том,  чтобы жил он в своем мире, не покидал его, в котором и так ведь все есть- хаос весенний,осенний, форели на берегу, дно океана, ночной лес, небеса на рассвете. Но в внезапно кидается он в мир параллельный, более  нереальный, чем его.
 Ищет друга, который находится и торопливо предает.
 Ищет правды, воли, понимания там, где все  определяют лакеи более удачливых лакеев и сокрушается, пытается сокрушать незыблемое.
Говорить, кричит о смысле, стыде, памяти - не слышит никто. Однажды даже поверил, что повзрослел, решил повзрослеть. История печальная. Это  мало кому удается - поэту- никогда.
Его родина, религия, дом, сны, бессонница - язык балкарский. И то, что создает на нем, не исчезнет, сказала бы Келле сейчас.
Очень много  он сделал. Открыл, возродил, изваял, оживил. Слово свое и только свое сказал и оно уцелеет. А сколько планов  на завтра у него...
Силы ему  в отпущенное время жить так, как жил  - попрошу сегодня...