Один день прапорщика Бамбулы

     …Армейская среда не отличалась особенным колоритом приклеиваемых ярлыков. Раз защитники Родины слышали чаще всего фамилии своих сослуживцев из уст отцов-командиров, то и прозвища чаще всего представляли ее усеченный, иногда, правда, весьма своеобразно, вариант. Так, Румянцев стал Румыном, а Пугачев – Пулей. Своеобразным эксклюзивом было получить прозвище, навеянное, например, любимыми фильмами. Сержант Вампир гордился новым именем, а злобного прапорщика в лицо никто не называл Бамбулой, хотя многие, включая офицеров, находили в его облике близкое сходство с любимым бульдогом Василия Ливанова…
     Прапорщик Окунев был высокого роста, коренастый, слегка полноватый, но подтянутый. Самыми  выдающимися частями его тела, пожалуй, были непропорционально большие и кажущиеся всегда надутыми щеки, украшенные небольшим румянцем в центре, что создавало иллюзию еще большей их непропорциональности. Компанию им составляли маленькие, вечно бегающие выпученные глаза. Дополняли эту картину узкие подковообразные усы, видимо, черного цвета, но казавшиеся почему-то неестественно серыми.
     Прапорщик не любил большого скопления народа, поэтому занятиям с вверенным ему взводом, которые перекладывал на своего заместителя, предпочитал наряды, в которых он мог продемонстрировать себя во всей красе. Особенно почиталось дежурство по части – отдельному батальону охраны, состоящему из двух рот, одна из которых являлась ротой почетного караула. К вступлению в наряд дежурным Окунев готовился уже с утра, сначала изучая списки внутренних и гарнизонных нарядов, затем следя за подготовкой к наряду военнослужащих. Взглядом или рукой определял солдат, нуждающихся в парикмахерских услугах, наблюдал за подшиванием подворотничков, которые должны были строго соответствовать уставу, любил, чтобы форма заступающих в наряд была не только правильно выглаженной, но и предварительно постиранной. Сложив руки за спиной и выпячивая грудь, Бамбула заглядывал в бытовую комнату, ленинскую и умывальную, для себя отмечая тех, кто готовился ненадлежащим образом.
     На инструктаже гарнизонного наряда в штабе части прапорщик демонстративно отрывал замеченные им неуставные подворотнички, отправлял бриться или переглаживать форму тех военнослужащих, которые по его мнению, не проявили должного усердия при подготовке своего внешнего вида к наряду. Отчитывая военнослужащих на глазах своего командира, Бамбула входил в раж – пыхтел, раздувая и без того немалые щеки, и лицо его покрывалось красными болезненными пятнами негодования.
     Во время развода внутреннего наряда заступающий на пост дежурного по части прапорщик уже по-хозяйски заставлял солдат и сержантов по несколько раз бегать в казарму для устранения иногда одного и того же видимого только ему недостатка. Особенно придирался к форме и внешнему виду представителей роты почетного караула, но и «своих» не щадил тоже. Своего помощника, выбираемого самим дежурным, но по благословению ротного или замполита, сержанта, он тоже держал в ежовых рукавицах, ни малейшим образом не давая тому расслабляться во время несения службы.
     Первыми под раздачу нового дежурного, уже на ужине, попадали повара и наряд по столовой, к которым, правда, Окунев быстро сменял гнев на милость, уплетая явно неуставную порцию второго блюда и сливочного масла. Следующей была очередь дежурных и дневальных по ротам познать свое ничтожество и совершенную никчемность грешного существования в армии и в жизни вообще. Об этом же узнавали военнослужащие первой роты во время вечерней проверки, почти полным составом проведшие сутки в нарядах и вернувшиеся в часть после успешного выполнения поставленной задачи.
     От отбоя и до глубокой ночи Бамбула набирался сил в ленинской комнате за просмотром какого-либо фильма, после которого следовала проверка несения службы дневальными с непременным росчерком сапога по белой кафельной плитке коридора казармы и фразой:
     - Это художество еще уберите и можете отдыхать.
     А вот в спальные помещения Окунев не заходил, ибо далее следовала очередная проверка несения службы нарядом по столовой.
     - Картошку жарите?! – сразу же обвинял дежурного повара дежурный по части.
     - Никак нет! – получал совсем не успокаивающий душу ответ.
     Эти заученные фразы повторялись беседующими еще несколько раз, после чего прапорщик снимал фуражку, вытирал платочком пот со лба и с внутренней части головного убора, садился на табурет, поправлял рукой свои волосы и уже мягко, по-отечески так, адресовал повару:
     - Тогда и мне пожарь. С тушенкой!
     Пару бессонных ночных часов уходило на проверку гарнизонных нарядов.
     - Спишь?! – с негодованием и вновь раздувая щеки, вопрошал Бамбула начальника караула.
     - Никак нет! – твердо отвечал сержант, потому что иначе быть не могло. Шум двигателя дежурного ЗИЛа-131 был хорошо слышен в ночной тишине часовому, который заблаговременно не только успевал подать сигнал для встречи проверяющего в караулку, но и переместиться в зону прямой видимости этого самого проверяющего, чтобы избежать возможной проверки поста. За спиной начальника караула к этому времени уже без устали трудились караульные бодрствующей смены, надраивая до блеска взбитыми в ведре хлопьями пены бетонные полы караульного помещения.
     Далее прапорщик сообщал начальнику караула о нападении на один из постов или на караульное помещение и отходил в сторонку, дабы не оказаться на пути рвущихся отбить атаку воображаемого противника солдат. По завершении процесса дежурный с чувством глубокого удовлетворения покидал караул для продолжения несения своей нелегкой и ответственной службы. Воду прапорщик не любил, поэтому пожаров в караульном помещении во время его дежурства практически не случалось, а потому караулу не приходилось потом собирать рассыпанный по всему полу песок, обильно залитый водой, и сушить его, а, значит, дальше служба подразделения могла идти своим чередом.
     Вернувшись в часть, Бамбула, поправляя портупею, обязательно инструктировал дежурного по КПП на предмет информирования дежурного по части на случай прибытия утром командира части или начальника штаба. Затем еще раз удалялся в столовую проконтролировать закладку продуктов и заодно поправить свое здоровье…
     - Спишь?! – вернувшись, громко и четко произносил свою излюбленную фразу прапорщик с порога дежурки, уже в адрес своего помощника.
     - Никак нет! – неизменно слышал в ответ. А после доклада о том, что происшествий не случилось, позевывая, напутствовал сержанта на дальнейшее добросовестное несение службы и, на время забыв про устав, удалялся в комнату отдыха, откуда уже через пару минут доносился крепкий мужской храп…
     … По утру, встретив надлежащим образом командира и доложив, что в части все спокойно, дежурный по части отправлялся проверять организацию питания военнослужащих, после плотного завтрака находил ее удовлетворительной и после передачи своих обязанностей и повязки помощнику, отправлялся отдыхать… Вечером его ожидала процедура передачи своих обязанностей новому дежурному по части…