Преступник - 7
Простая человеческая жизнь. Вы правы. Так ведь все слова, рифмованные и не очень, взволнованные и посторонне-равнодушные, только о ней, о жизни. И вроде бы ничего особенного не происходит, а вот не отпускает. Не всех, конечно. Но оставшимся у монитора спасибо и низкий поклон.
***
Мать Нелькина уехала почти сразу. У неё ж сад, огород, дети. И так сердце разрывалось. И зятя она вдруг полюбила, будто родного. Даже дочку одёргивала, не давая ей на мужа наезжать.
– Нелька, пип! – покрикивала мамаша. – Валерку мне не трогай, пип! И матом прекращай ругаться, пип! Ты уже сама мать, твою пип! А на меня не смотри! Я уже сорок пять лет матюгаюсь. А ты ещё только четырнадцать. Да, в три года первый раз «пип» выговорила. Но у нас на селе без этого нельзя. А если Русик вместо «мама» первым «пип» скажет, муж тебя прикончит. И будет правый. И не называй его больше явреем! Какой же он яврей! Они его, видать, подобрали где-то. Ну, не может быть!
И уехала.
– А я и не называла Валерочку явреем никогда, – бросила её вслед дочка.
Вскоре Нелька родила девочку. Они давно ещё с Валеркой загадали: мальчика, если родится, назвать Русланом, а девочку Людмилой. Красиво, правда? Пушкина начитались, видать.
Что ещё надо? Квартира хорошая, любовь проверенная, сын и дочка. А Нельке ещё только восемнадцать стукнуло. И уже двое детей! Сама ж маленькая, худенькая, смуглая, коротко стриженная, жгуче черноволосая, кареглазая. Пацанка такая. С двумя детьми. Она когда с ними на прогулку выходила, соседки на скамейке шушукались:
– Такой малОй родители детишек доверяют! Совсем с ума посходили люди!
А Нелька только улыбалась в ответ. Плотно сжав губы. Она училась не матюгаться. Пока получалось плохо, поэтому чаще приходилось помалкивать. И во дворе, и в магазине, и на домашней трудовой вахте. Забегали с помощью сестра Дина или подруга Соня. Вот тут Нелька отрывалась. Она укладывала детей и запиралась на кухне с кем-нибудь из гостей. Вот тогда молодая мать и отводила душу.
– Соня, – говорила она, отхлёбывая чай с молоком, – устала я что-то, пи…
Вот чёрт, в голове скопилось столько всего, а выговорить не смогла. Попробовала ещё раз:
– Пи…, – и замолчала. Кто-то внутри не давал произнести такое знакомое с детства словечко. И другие тоже. Их же много было, постоянно вертевшихся на языке, удобных и многогранных.
– Эх, – произнесла тогда Нелька. – Видишь, Сонечка, шо со мной делается! Вот как теперь душу отвести? Ни выпить, ни высказаться! Прям будто и не я это!
– Всё будет хорошо, – ответила ей Соня. – У тебя главное, что вон Валерка есть.
Она знала, о чём говорила.
***
Мы виделись с Валеркой и Нелькой нечасто. Жили в разных районах города, да и повода не было. А тут в армию меня призвали. Ну, и пригласили мы на проводы всех родственников, как это и полагается. Руслану уже года три было. И он в тот день впервые своих бабу и деда увидел по отцовской линии. И сестричка его Люда, соответственно, тоже.
Да уж, я вам скажу. Таких больных глаз я у Ольги Семёновны не видел ни до, ни после. Она весь вечер с внуками нянчилась, а Григорий делал вид, что его это не касается. Ну, я это так, боковым зрением наблюдал. В основном же пил с друзьями, заливая горечь двух непоступлений в институты. Но мы сейчас не об этом.
Валерка с семейством уехал рано, потому что Людочка расхныкалась и не хотела больше наблюдать за быстро пьянеющей роднёй. А бабушка Ольга после отъезда внуков совсем загрустила и ушла на кухню, где до темноты мыла посуду. Никто к ней с расспросами не лез. И так всё ясно было.
***
Отслужив срочную службу и вернувшись домой через два года и полтора месяца, я пару дня попил пива с друзьями и начал обходить всех родственников с визитами. Конечно, мой любимый дядька был на первом месте. У них с Нелькой уже было трое! Маленький Виталик, подёргивая соску во рту, сидел в коляске и приветливо улыбался мне. Впрочем, он улыбался всем. Нелька располнела. Только глаза оставались такими же озорными и молодыми. Так ей и было всего-то двадцать с маленьким хвостом.
Я дождался Валерку с работы и мы выпили с ним под жаренную с салом и луком картошку.
***
Вскоре я уехал в Ленинград и целый год не был в Виннице. Да и летом, во время отпуска, не повидал Клейманов. Нелька с детьми уехала в Крым, а Валеркин отпуск почти совпал с моим.
Увидел я их только через два года, на свадьбе моего младшего брата. Они пришли всем семейством. А Нелька снова была беременна! Я бы и не разглядел, потому что она ещё в прошлую встречу выглядела, как колобочек, но со мной по секрету поделился радостью счастливый Валерка.
Бабушки Оли на свадьбе не было. Она болела. Ну, и Григорий без неё не пошёл.
***
А то, что произошло в следующем году, я узнал из письма матери. Тогда ещё люди писали друг другу письма.
Бабушка Оля вообще стала часто болеть. И однажды, когда она в очередной раз попала в больницу, Григорий сослепу чего-то перепутал при розжиге газовой плитки и устроил пожар на кухне. Хорошо, что дверь во двор была рядом. А то он с его больными ногами и не успел бы выскочить из домика.
Пожарные погасили пепелище, чтобы огонь не перекинулся на соседние дома.
Валерка так и забрал отца, в штанах спортивных, рубашке и тапочках. И привёз домой. Папаша, потрясённый происшедшим, даже и не сопротивлялся. Дети, понимая, что произошло что-то серьёзное, вели себя тихо, не высовываясь из своей комнаты. Даже маленькая Анечка перестала капризничать.
Григорий, засыпая, сказал Валерке:
– Оле пока не говорите.
– Хорошо, папа, – ответила за мужа Нелька, поправляя на нём одеяло.
***
На следующий день съехались все дети. Нет, почти все. Старший, напомню, давно уже был в отлучке. Дина с мужем, Юрий с женой. Думали, гадали, что дальше делать со стариками. Впрочем, никто особо ничего и не предлагал. У всех квартиры были меньше, чем у Валерки с Нелькой. Двухкомнатные. Правда, у Юры была только одна дочка, и о второй речи не велось вообще. У Дины детей ещё не было, но, как оказалось, вот-вот.
– Пусть у нас живут, – сказала Нелька. – Поместимся.
Вот так вопрос и рассосался. Валерка сам не решился предлагать, сомневаясь, как к этому отнесётся жена. Вот она его и опередила.
Через две недели выписали Ольгу Семёновну. Ей о несчастье сказали только по дороге домой. Чуть не пришлось разворачиваться и снова мчаться в больницу.
Ладно, барахло и старая мебель. Но деньги, которые Гриша прятал в расщелине стены, под ковром и отколовшейся штукатуркой. Конечно же, Ольга тоже знала о них. Практически голые и босые остались в конце жизни.
***
Я заехал к ним во время очередного отпуска. Приятно было на них всех посмотреть. Нет, тогда Нелька ещё не была беременна в пятый раз. Это произошло гораздо позже, уже в Израиле.
Они уехали туда потому, что Валерка никак не мог найти работу. Компартия развалилась, а затем и страна раскололась на части. И первый секретарь исчез куда-то. Националисты на Украине призывали к самостийности. Евреям в этой самостийности места не находилось. Мой дядька с Русланом подрабатывали где-то, но денег катастрофически не хватало. Стопроцентная украинка Нелька первой сказала эту фразу: «Нам, евреям, жизни здесь не будет».
Единственное, что их держало, это старики. Бабушка Оля точно бы не перенесла дорогу. Впрочем, её надолго не хватило и на Украине. Да и Григорий, любимый Нелькин папа (именно так, это не описка, другого отца она никогда и не знала, а с этим была дружна до самой его смерти), долго после смерти жены не протянул.
Валерка с Русланом в Израиле открыли маленький бизнес по мойке машин. Не сразу, конечно. Несколько лет сначала мыли их за зарплату.
Сейчас у моего дядьки и его ненаглядной Нельки пятеро детей. И эта, вроде бы, самая противоречивая с самого начала пара оказалась самой счастливой.
Как давно я их не видел.
И кто теперь подумал бы, глядя на эту огромную дружную семью, что мой дядька был «преступником», поступив наперекор своим родителям и обстоятельствам?
Никто бы, возможно, и не вспомнил, если бы не этот небольшой рассказ.
Свидетельство о публикации №215101900615
Зоя Комарова 20.12.2015 15:20 Заявить о нарушении
Заходите еще
Леонид Блох 21.12.2015 18:24 Заявить о нарушении