I. Одиннадцать дней в перевернутом мире

ПРЕДИСЛОВИЕ. КАК МЫ НАШЛИ ДРУГ ДРУГА

Давно я увидела в пиаре одну девочку, она была так поразительно похожа на моего сына, что я сразу прикипела к ней всем сердцем. (Да простят меня противники "мимими", это было именно оно). Тем временем мы ждали появления малышки-доченьки. И - ну не получалось забрать Марину. По крайней мере, пока. По разным причинам. К тому же опека отказалась делать заключение. В общем, я надеялась, что Марина все же найдет семью в ближайшем будущем или у мамы изменятся обстоятельства, и она восстановится в правах.
Время шло, у Марины появилась уже новая фотография в базе (глаза заметно потускнели за это время). У подросшей дочки оформились черты лица, и стало ясно, что на нее Марина похожа еще больше, чем на сына. Сердце защемило с новой силой. И вот, наконец-то, лед тронулся, опека делает мне заключение под Марину, с заветной бумажкой я мчусь звонить региональному оператору. И что же я слышу? Мама подала в суд на восстановление. Грустно? Немного. Да, разочарование, но греет, то, что Марина все же будет дома, с родной мамой. Начинаю искать другую девочку, а мысли постоянно возвращаются к ней.
Проходит еще три месяца. Вдруг я снова вижу Марину в пиаре. Оказалось, что суд состоялся, мама не восстановилась. И вот тут складываются все паззлы-обстоятельства в одну цельную картинку. Муж дает согласие, у сестры появляется возможность посидеть с моими детьми (за лето они к ней привязались, и оставлять их вместе было не страшно), фонд "Измени одну жизнь" открывает рейсы бесплатных авиаперелетов в нужном направлении", находятся добрые люди-волонтеры на месте, которые соглашаются мне помочь. Путь открыт! Лечу по зову своего сердца!

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. ЗНАКОМСТВО
В детский дом я приехала пораньше, во время тихого часа, чтобы в спокойной обстановке пройти формально-бумажные процедуры, пообщаться с директором, психологом и лечащим врачом. Я вошла в тихий холл яркого празднично-разноцветного здания. Внутреннее убранство говорило о достатке и об очень хороших спонсорах. Все блестело чистотой и нарядностью. Через холл пожилая воспитательница за руку вела какую-то девочку. Я расстроилась, не готова была встречаться сейчас с другими детьми, надеялась, что первая встреча пройдет без посторонних глаз и рвущих сердце встреч с теми, кому я не в силах помочь. Но, не все в нашей власти, увы.
- Здравствуйте, как мне пройти к директору, - обратилась я к воспитательнице. Она подошла ко мне, все еще держа девочку за руку. Это был совершенно жалкий ребенок. Маленькая, худющая, она передвигалась деревянными ногами. Все ее тельце было скукожено и явно не хотело подчиняться хозяйке. «Легкая форма ДЦП?» - промелькнуло у меня в голове. Нет, я не готова сейчас думать о других детях. Силы на исходе, я устала после дальней дороги. Впереди жизненно важная встреча, надо сберечь остаток душевных сил.
- Директор сейчас в отпуске. Вы по какому вопросу, я подскажу к кому можно обратиться.
Что же делать? Я вынуждена продолжать разговор и невольно смотрю на этого несчастного ребенка. Грязное, затасканное платье из тех, что продавали годах в 60-70-х. На голове бант выглядит как издевательство - место для таких на помойке. Худющее лицо искажено гримасой боли до такой степени, что рот оказывается сбоку, где-то на щеке. Глаза остекленевшие, ничего не выражающие, смотрят в пол, постоянно. Кроме пола для ребенка не существует ничего в мире. Мороз по коже…
- Я кандидат в приемные родители Марины. С кем я могу переговорить?
И тут происходит невероятное. Воспитательница протягивает мне руку этого создания и говорит:
- Держите, ВОТ Ваша Марина...
Холодный пот стекает по моей вмиг осунувшейся спине. Не могу передать свои мысли и чувства. Скорее страх. Да! СТРАХ!!! Передо мой стоял ребенок, искореженный концлагерем, пытками. Других параллелей я не видела. ЧТО могло произойти за полгода с девочкой? ГДЕ та "куколка" с фотографии, за которой я прилетела на край света? Думать нет ни времени, ни душевных сил. Я приехала не выбирать, я приехала забирать. И улететь я должна с Мариной, назад дороги нет. Ее уже не было давно. Все решено было заранее. Я не вправе отказаться. Но терзают душу мысли: по силам ли мне этот крест? Ведь у меня дома двое маленьких детей? Выдержит ли наша семья? Это мой ребенок. Своих не бросают. Мы не можем перестать любить ребенка, если с ним что-то случилось. А я ее любила уже заранее. или мне это только казалось? Дети - не игрушки, их не выбирают. Я прилетела забрать СВОЕГО ребенка. Точка! Беру каменно-холодную руку девочки: "Привет, Марина!"
- Можно мы побудем 10 минут наедине? - надо установить контакт. Она даже не смотрит на меня. Кроме пола ничего для нее не существует.
- Да, конечно. Только сначала Марина расскажет Вам стихи.
"О нет, - кричит у меня все внутри, - не надо поэзии!!!"
- Фя-фя-фя-фя-фя-фя-фя, - начинает произносить что-то нечленораздельное девочка. "Стих" видимо бесконечный, каждая строка, как удар плетью. Пытаюсь сделать вежливо заинтересованное лицо.
- Ну, достаточно, давай теперь знакомиться.
- Читай дальше, - приказывает воспитательница. Пытка продолжается.
- Вот какой стих выучила Марина, это о чем говорит? Память хорошая. Так, теперь бери самокат и прокатись по холлу. - Буратинообразная Маринка выполняет поручение. Выглядит это ужасно, как будто передо мой зомби или робот делает то, что запрограммировано.
- Видите, вестибулярный аппарат в норме. Теперь дай мне красный шарик. Положи. Дай желтый. Положи, возьми синий шарик. Положи. Дай зеленый. - Поворачивается ко мне, - Она знает основные цвета. Это хорошее достижение для детей ее возраста.
- Я все поняла, можете теперь оставить нас наедине?
- Потом оставлю, Марина, иди, катайся на горку. - Мы стоим рядом, так, что каждое наше слово хорошо слышит маленькое забитое существо. Слышит ли? Она, как робот, забирается на горку и кулем катится вниз. Раз за разом. Программа. Смотреть невыносимо. Между тем монолог воспитателя продолжается:
- Она гиперактивная. Никакого внимания. Будут очень серьезные проблемы с учебой. Так, еще. Ссытся. И днем, и ночью. Постоянно. Работаем над этим, пока без результатов. Она неуравновешенная. Часто случаются истерики. Надо проверять генетику, возможно, что-то из психиатрии. Не рекомендую брать, не убедившись, что с головой все в порядке. Потом ведь вернете и жаловаться еще будете.
Смотрю на Маринку. Она все также повторяет заложенный цикл. Несколько ступенек вверх - сесть - спуститься вниз. Глаза упорно смотрят в пол. Ей скоро 4 года. Каков в этом возрасте уровень самосознания? Понимания того, ЧТО происходит? Ведь ВЕСЬ разговор ведется в ее присутствии.
Подходит медсестра. Разговор продолжается. Когда же это закончится? Ни медицинских документов, ни личного дела девочки мне не показывают. Только неаргументированные разговоры. Наконец-то нам разрешают пообщаться наедине.
Воспитательница отводит нас на диван в углу холла. Жду, когда она удалится. Но триллер продолжается.
- Марина, ты понравилась тёте. Погладь ее. - Скрюченная на диване девочка не шевельнулась. - Возьми руку. Вот так. - Воспитатель берет ее безжизненную руку как палку и начинает водить по моей руке. Волосы дыбом. Я так не выдержу!!! Хочется орать, истерить, рвать волосы. Но тогда встанет вопрос о моей вменяемости? Терплю. Не мужественно. Просто терплю. Я в домике. Это нужно видимо пережить. Один раз. Но нужно...
Наконец-то воспитательница встает.
- Я пошла в группу. Марина, расскажи тёте все стихи, которые ты знаешь.
НЕТ, не надо стихов. Хватит пыток. Хочу просто посидеть рядом. ПРОСТО ПОСИДЕТЬ. Надзирательница удаляется...
- Марина, хочешь, я расскажу тебе сказку? А еще лучше, давай придумаем ее вместе?
Через 5 минут девочка, свернувшись калачиком, сидела у меня на коленях. И даже проговорила что-то вроде "Леля", что означало мое имя.
Контакт был установлен. Можно было идти подписывать согласие.

ДЕНЬ ВТОРОЙ. ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ
На следующий день Марина была более раскована, хотя по-прежнему избегала смотреть мне в глаза. Ее милый ротик почти вернулся на свое место, ростом она оказалась сантиметров на 15 выше, чем была накануне.
- Леля! - обрадовалась она и застенчиво прижалась ко мне.
- У тебя есть конфеты? - сдавленно пробасила Маринка. Вопрос вызвал во мне противоречивые чувства. С одной стороны, оказалось, что словарный запас девочки выходит за рамки "фя-фя-фя", а с другой стороны...
- Марина, а без конфет ты будешь мне рада?
- Да-а-а, - низким грубым басом протянула девочка, - А печенье есть?
- Малышка, я пришла с тобой поиграть. Мы весело проведем время. Хочешь, пойдем погуляем?
После дождика на улице было сыро, и дети сидели в своих группах, так что предложение погулять она восприняла с радостью.
На самом деле я пришла с гостинцем. Так как накануне ВВ (пожилая воспитатель) "отчитала" меня за то, что я пришла без сладостей, а также рассказала, какая Марина небережливая, (ломает игрушки, портит вещи, выбросила в лужу любимую куклу), я решила убить двух зайцев разом. Купила ей шоколадку "Аленка" - и сладко, и картинку на память можно оставить. Учитывая, насколько ревностно системные дети относятся к любому персональному вниманию, такой небольшой подарок не должен был вызвать зависти, зато у малышки появилась бы возможность беречь что-то "свое". Новый опыт для нее, однако.
Новый опыт. Этот день весь был полон новых открытий и впечатлений. Я впервые поцеловала Марину в щечку и увидела у нее озадаченное выражение лица: она не могла решить, это мокро или приятно. Во время прогулки мы начали общаться, хоть и на примитивном пока уровне: вопрос - ответ "да - нет", но все же мы понимали друг друга.
В этот день впервые прозвучало слово "МАМА", после чего мы наконец-то встретились глазами. А потом... потом я носила ее на руках (такую хрупкую и деревянную одновременно), а она смотрела мне глаза в глаза, будто пыталась запечатлеть навсегда и заодно найти ответы на мучающие ее вопросы.
В общем, жизнь налаживалась.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ. ОТКАТ
На третий день Марина вышла ко мне снова съеженная, она как-то неловко волочила ноги, сутулилась, будто хотела спрятаться от всего белого света. Глаза вновь изучали хорошо знакомый орнамент на полу, а пальцы судорожно пытались сломать друг друга.
Я усадила ее на колени, она не сопротивлялась, однако мои поцелуи и обнимашки остались без внимания. Девочка полностью ушла в себя.
- Привет, Марина! Здравствуй, моя хорошая! - я потерлась носом об ее волосы.
Тишина.
- Ты сберегла картинку, которую я тебе вчера подарила?
- Она пьет...
- Что пьет? - не поняла я.
- Водку...
- Кто пьет?
- Моя мама пьет водку. Она меня променяла на водку и теперь никогда не заберет домой...
ААА!!!
Я резким движением схватила девочку за плечи и повернула к себе лицом.
- Марина, я - твоя мама, слышишь? Я! Я не пью водку, никогда. Я люблю детей, сладости и гулять. А ты - моя девочка. Ты моя, Марина, моя! Я очень долго тебя искала, а теперь никогда никому тебя не отдам!!!
- Твоя девочка... Никому не отдашь... - тихо, как тень повторяла Марина, мерно раскачиваясь из стороны в сторону и все еще не решаясь выйти из своего замкнутого мира.
Душа у меня рыдала. КТО? ЗАЧЕМ??? КАКОЙ В ЭТОМ СМЫСЛ?
Вскоре ответ пришел сам. Ногами. Из-за колонны к нам направлялась ВВ (пожилая воспитательница, которая проработала здесь уже 54  года и во всех ситуациях точно знала КАК надо поступать).
Я побоялась, что разорву ее на части. Поэтому предпочла спастись от греха подальше бегством.
- Мы пойдем прогуляемся на улице.
- Там холодно и сыро.
- Мы ненадолго.
На улице разговор не клеился. Я раскачивала Маринку на качелях и пела песни. А она постепенно приходила в себя. Вскоре мы замерзли и вернулись в холл. Там было тихо и темно. Мы развеселились, играли в щекотушки, Марина скакала на фитболе. Потом открыли фортепиано и начали бренчать. Инструмент был жутко расстроенный, поэтому мы вполне хорошо играли дуэтом в четыре руки. Вдруг над нами нависла приземистая фигура надзирательницы.
- Вы бы все-таки проверили генетику ребенка. Знаете, ведь у нее вся семейка ненормальная, асоциалы. Пьют беспробудно. Ну что может хорошего родиться от матери-алкоголички?
- Простите! Вы, может, не заметили, что здесь ребенок? Я бы попросила Вас не говорить такие вещи в присутствии детей!!!
- Марина, возьми самокат, покатайся по холлу! - девочка исчезла за ближайшей колонной.
ВВ что-то говорила. Много. Я не слушала. Мне надо сохранить себя, свои силы. Они мне еще ой как пригодятся. Я в домике.
Через время начинаю заметно нервничать. Пустой темный холл, тишина... Марины нет. Ни на самокате, ни без. Ее нет...
- Простите, что перебиваю, мне пора домой. Вы не могли бы позвать Марину, я хотела бы с ней попрощаться?
- Марина!!! - кричит через весь холл ВВ.
Из-за колонны появляется моя девочка, она снова маленькая и жалкая, неуклюже путается в косолапых ногах, спотыкается и падает на ровном месте. Моя хорошая, родная...
- Мариночка, уже поздно, мне пора уходить. Посиди со мной, пожалуйста, пока за мной приедет машина, хорошо?
Кивает и молча забирается ко мне на колени.
- А отец у нее сидит, Вы знаете? Преступник он. К тому же психический, - крутит рукой у виска. - У него диагноз, он на учете состоит. Вы смотрите, психические заболевания передаются по наследству.
... Я не успела вовремя щелкнуть рубильник. Бесплотная тень бесшумно соскользнула с моих коленей и растворилась в темноте.
-МАРИНА!!!
На миг шаг замедлился.... нет, это она запуталась в ногах. Она ушла. Ее поглотила тьма. Ее уже не вернуть...

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. МОРЕ СЛАДОСТЕЙ
Четвертый день пришелся на субботу. Была смена доброй молодой воспитательницы, так что общение с Мариной предвещало быть насыщенным. Я взяла с собой набор из четырех красивых картинок-паззлов, фломастеры, альбомы и много сладостей.
В выходной день я оказалась не единственным посетителем, на одном из диванов одна бабушка уже разложила месячный запас конфет, соков и йогуртов. Она молча сидела в уголочке и с довольным видом наблюдала, как ее внук медленно и методично все это отправлял в рот. Время от времени к ним подбегали ребятишки из той же группы и пытались попросить или стащить какую-нибудь вкусность. Но тут же получали удар по лицу: "Это МОЁ!", "Это МНЕ бабушка принесла!".
- Ребята, вам я уже отдала целый пакет в группу. Идите, играйте подальше отсюда! - вмешивалась время от времени бабушка. Вокруг была суета, вызванная противостоянием двух лагерей: тех, кто хочет выпросить-отнять вкусности и тех, кто их стойко и порой жестоко защищает.
Я поняла: чтобы избежать ненужных искушений, надо уходить на улицу. Там снова была негуляльная погода, и мы могли побыть вдвоем. Однако, как только мы вышли на улицу, у Марины заела пластинка: "У тебя есть конфеты? А печенье? Много? Надо много! Очень много, как в магазине!!!"
- Пойдем, покачаемся на качелях?
- А конфету дашь?
- Держи! Марина, у тебя много конфет. В любой момент можешь взять конфету или печенье. Так что не переживай! У тебя теперь всегда будут конфеты.
Марина что-то прикинула в уме.
- Я хочу внутрь!
Стоило только переступить порог, как моя девочка со всех ног побежала к своей группе, где на очередном диване был разложен еще один месячный запас вкусняшек. Тут же возлежал подвыпивший папа, а приятного вида молодая мама изо всех сил старалась накормить свою малышку.
- Вы принесли мне конфет? - без всяких предисловий заявила моя красавица.
- Да, мы в группу отнесли целую сумку сладостей на всех. Там должна была остаться твоя доля. - Марина исчезла за дверью, и оттуда ее невозможно было выманить ни чем до тех пор, пока она не уничтожила все, что ей причиталось. Наконец-то она вновь появилась в дверях.
- А у Вас есть еще конфеты? К Маше сегодня тоже приходила мама, так она нам пирожные и чупа-чупс принесла. А Вы принесли?
- Марина, я в следующий раз принесу, обязательно. А сейчас можешь взять вот это (в руки Маринки попала очередная порция сладостей).
Я сгорала от стыда. В душе я понимала, что не могу пока отвечать за поведение дочери, но все же хотелось провалиться сквозь пол...
- Пойдем на второй этаж, пособираем паззлы?
- Пойдем, - на этот раз легко согласилась девочка.
Я начала доставать из пакета карандаши, фломастеры и паззлы.
- А где много конфет? - она, как хищник, выхватила из пакета пачку Барни и молча, отвернувшись от меня, стала одного за другим запихивать в рот. Она поглощала их с такой скоростью, что за это время невозможно было ни прожевать, ни распробовать вкус, ни почувствовать радость от сладостей.
- Марина, ты пить хочешь?
- Нет, - с набитым ртом проговорила девочка. - Я буду сок, много сока. Потом. А сейчас дай мне конфет.
Я начинала всерьез беспокоиться. Вспоминалась реклама: "Деточка, так ты же лопнешь!". А с ее атопическим дерматитом ей и подавно были противопоказаны сладости.
- Мне надо в туалет.
- Иди, я подожду тебя здесь.
Через минуту моя крошка несла полные руки новой добычи. Она уже была вся вымазана в шоколад. при этом что-то пыталась засунуть в рот на ходу.
- Ты же хотела в туалет?
- Сейчас схожу.
- Марина, у кого ты взяла пирожное?
- Мне Маргарита дала.
- Марина, ты у Маргариты уже много сладостей взяла. Достаточно. Попрошайничать плохо. Тем более у тебя самой есть много СВОИХ вкусняшек. Пойди, угости теперь Маргариту.
Девочка удалилась, но вскоре вернулась, неся под мышкой своего Барни и вдобавок две горсти очередных конфет.
- Марина, угостить, это значит отдать. Тебе следует отдать Маргарите своего Барни. Она же тебя угощает, и ты ее тоже угости.
Наконец-то Марина спустилась вниз и вернулась - о счастье! - БЕЗ своего Барни.
- Мне нужно в группу. Скоро ужин.
- Хорошо иди. Я тебя подожду.
Девочка скрылась за дверью, а я осталась мучиться вопросом: КУДА, куда может помещаться в такое хрупкое тельце СТОЛЬКО еды!!! Одно утешало, наверняка на ужин подавали полезную пищу и скорее всего без сладостей.
"По приезду домой надо будет срочно идти к стоматологу," - размышляла я. Н-да уж... Пред глазами постепенно увеличивался список разнообразных проблем, которые надо будет решать в ближайшем будущем. Дай Бог мне терпения!
Ужин закончился. Но Марина так и не появилась. Я подождала еще немного и решила проникнуть в группу.
- Марина, я тебя жду, моя хорошая.
- Я не могу. Меня угостили йогуртом.
Я смотрела, как она вкушает йогурт. Это было картинно! По маленькой капельке, она чинно отправляла его в рот, все время убеждаясь, что все детишки в группе это видят. Если хоть кто-то отвлекался, она терпеливо ждала или окликала: "Вася, а я йогурт кушаю". Йогурты принесли, конечно же, на всю группу. Тем не менее, дети облепили Маринку, заглядывали ей в рот, готовые в любой момент облизать ложку или пол, если туда что-то упадет. Воспитатель никак на это не реагировала. Это была привычная картина сиротской жизни.
Уже было поздно. Время посещений давно закончилось. Я провела с Мариной... нет, вблизи Марины, почти три часа. Ни пообщаться, ни порисовать, ни пособирать паззлы мы в тот день так и не смогли.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ. СКРЫТАЯ УГРОЗА
В воскресение было дежурство ВВ, поэтому мы сразу поднялись на второй этаж. Посетителей больше не было, так что Марина могла сосредоточиться и чем-то заниматься. Я достала альбом и фломастеры и нарисовала ей нашу семью. Мы начали запоминать имена бабушек, дедушек и прочих близких родственников. И даже выучили кличку бабушкиной собачки. Мы были одни. Наконец-то! Можно было почувствовать себя мамой, а не мешком Деда Мороза. После каждого правильно названного имени я целовала и кружила Марину на руках. Быть с мамой - значит быть под защитой, окруженной заботой и лаской! Это вовсе не обжорство сладостями.
- Марина, пойдем, поговорим, - глаза откуда-то появившегося мальчика горели недобрым огнем. Он как-то жестко обхватил ее за шею (мальчик был старше и значительно выше Маринки) и повел девочку в сторону, что-то нашептывая ей на ухо.
- Кто это был? - спросила я как ни в чем ни бывало, когда Марина вернулась ко мне.
- Это мой друг Артем.
- Что он хотел?
- Я не поняла, - отмахнулась она небрежно.
В голову мне лезли разные истории о происшествиях, которые случались в этом ДД в разное время. Зависть, болезненная зависть толкала маленькие создания порой на жестокие поступки. Мелочами казались заколки, выдранные вместе с волосами, и красивое платье, разорванное в клочья, - те, что подарила новая мама. Тревогу вызывал случай, когда дети ночью накануне передачи в семью проломили девочке голову... А ведь это только четырехлетки... Зависть... Острая боль одиночества в душе и черная-черная зависть...
- Марина, ты сегодня дежурная! - позвал кто-то из детей.
- Иду, - моя пташка упорхнула в свою группу готовить все к ужину.
Я спустилась в холл. Там дети постарше скакали на батуте в форме персидского дворца. В углу на диване сидела бабушка, как водится, с огромной горой вкусностей. Складывалось впечатление, что у родственников, которые посещают детей, есть негласное соревнование, кто больше принесет.
Внезапно я ощутила болезненный удар кулаком в плечо. Мальчик нездорового вида в немой ярости лупил меня по чем попадя. Из его глаз текли слезы невысказанной боли. Я попыталась его приобнять, утешить. Он вырвался и заревел во все горло. Как волчонок в темную лунную ночь... Потом он вскочил и побежал к бабушке своего одногруппника. Шквал беспорядочных ударов обрушились и на нее. Было очень жалко этого мальчишку. Он все понимал. Он видел, что к кому-то хоть изредка приходят, а он, никому не нужный, обречен на одиночество... Почему бы не организовать отдельную комнату для посещений? Чтобы хоть не бередить души другим ребятишкам... Неужели никому это никогда не приходило в голову?
Батут сдули и среднюю группу позвали на ужин. Мы с бабушкой остались одни в темном холле. Чтобы скоротать время, я решила завести с ней разговор. Ведь мы были по одну сторону баррикады, с той, где мы и дети, у которых есть близкие люди.
- Добрый вечер! Вы бабушка этого мальчика? - передо мной сидела опрятная пожилая женщина без признаков алкоголизма и наркомании, одетая в черной деловой костюм.
- Да, я его бабушка. Вот пришла проведать и гостинцев принесла.
- Вы оформляете опеку, да?
- Зачем? У него же мама есть! - удивилась женщина.
- Но ведь он в детдоме, значит на это есть причины. Наверное, Вам было бы лучше забрать его в семью, пока устраняются эти причины.
- Да что Вы, - отмахнулась моя собеседница. - Мама у него жива-здорова. Она ограничена в правах. Три раза уже в суд на восстановление подавала, да ее пока не восстановили. Зачем мне брать его под опеку?
Я мысленно подсчитала. Подавать в суд можно не чаще одного раза в полгода. Значит мальчик уже 1,5-2 года находится в системе, при живой здоровой матери...
- Он в детском доме, а ведь у него есть семья, которая его любит. Думаю, с Вами ему было бы лучше. К тому же мама с ним могла бы чаще видеться.
- Да что у меня хорошего? - не понимала женщина, - Вы посмотрите! Разве я могу купить такие игрушки, горки, каталки? Не-е-е-е. Здесь рай для детей. А мама когда-нибудь восстановится и заберет его.
- А почему ее не восстанавливают?
- Им не нравится, что она его не посещает. Ой! Нашли, к чему придраться! Она работает, когда ей сюда шляться. Вот смотрите, сколько она гостинцев ему передала. На них же тоже надо деньги заработать! А вы уже подали в суд на восстановление прав? - обратилась она ко мне.
- Я? Нет. Я приемная мама. Приехала забрать девочку...
- Приемная???? - лицо скривилось гримасой презрения и брезгливости. – Одни, значит, вынашивают, рожают, а вы приходите и крадете чужих детей?
- Не переживайте, никого я не краду. А беру на воспитание. Просто я считаю, что детям не место в детском доме, все дети должны жить и воспитываться в семье... в родной или приемной, но в семье...
Пустое сотрясание воздуха. Кому я все это говорю? Той, что счастье, здоровье и будущее благополучие своего внука променяла на сладости и дорогие игрушки? Грустно... Извиняясь, отхожу в сторону и прячусь в тень... Сижу, слушая тишину.
- Вышошпяштьшсюшпришлишшшшш.... - поворачиваю голову на звук. Это Кристина из старшей группы незаметно подкралась ко мне из-за колонны. Челюсть сжата, глаза блестят ненавистью.
- Прости, что ты сказала?
- Вы опять сюда пришли? - далеко не с первого раза разбираю я ее слова. - Не ходите сюда больше, слышите? Не ходите!!!! - шипит девочка злобно.
Опять мурашки по коже. Что же делать? Как бы я ни поступила, что бы я ни сделала, всегда находятся люди (не просто люди, а дети), которых я делаю еще более несчастными, чем раньше. Простите меня! Я не хочу причинять вам боль. Но и помочь всем вам я тоже не в силах...
- Время посещений окончено, - предупреждает меня появившаяся в дверях ВВ.
- Но ведь еще нет 18 часов!
- Вам пора домой.
- Можно я попрощаюсь с Мариной?
- Она сейчас дежурит. Я передам ей, что Вы пошли домой.
- Марина, мне пора уходить., - заглядываю в приоткрытую дверь - Пока-пока. Я завтра снова к тебе приду!
Дверь захлопывается. Занавес.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ. МЕСТЕЧКОВЫЕ БОГИ
В понедельник прилетели еще одна приемная мама Анна со своей взрослой дочерью Машей забирать девочек-сестричек, Катю и Настю. Стало немного спокойнее, теперь Марина не была единственным объектом всеобщей зависти в ДД.
Анна взяла направление, и волонтер Юля отвезла нас всех вместе в ДД. Было утро, у детей шли занятия, и они сидели по группам. Так что у меня был шанс сфотографировать первую встречу Анны со своими новыми дочками и остаться незамеченной для Марины.
В свое время мне было очень жаль, что нашу первую встречу никто не запечатлел. Тогда я еще не знала, в каком состоянии застану девочку. А теперь мне казалось важным, сравнивая фотографии, наблюдать за тем, как девочка оттаивает и раскрывается. Поэтому я решила сделать такие снимки для Анны. Наверняка она тоже потом захочет вспомнить, как все это было.
Во дворе стоял автомобиль Prado, значит директор вернулась из отпуска. Получается, что и я могла наконец-то ознакомиться с личным делом своей девочки.
С руководителем ДД мы столкнулись прямо возле вахты. Это была худая женщина, одетая с подчеркнутым достоинством, на шее у нее красовались две золотые цепи толщиной "в палец", в ушах сверкали крупные серьги. Она слегка сутулилась и смотрела исподлобья, что не очень располагало к общению.
- Я - кандидат в приемные родители..., - начала представляться Анна.
- Идемте. - сухо перебила директор и рублеными шагами направилась к лестнице на свой "Олимп". Маша последовала за ней.
- Без посторонних, - отрезала начальница.
- Я дочь и должна лично познакомиться с девочками, чтобы подписать согласие, - решительно ответила Маша.
- Вы к Марине? - спросила вахтерша. - Сейчас не время для посещений.
- Нет, я просто сопровождающее лицо. К Марине я приду в приемные часы. И вообще ей лучше не знать, что я здесь, а то только расстроится, что была и не зашла.
Я осталась внизу, ждать удобного случая для фотографирования. Вскоре директор вышла позвать девочек для знакомства. Воспользовавшись случаем, я бросилась к ней.
- Простите, можно...?
- Нет!
Я снова села на диван. Нельзя вклиниваться в жизнь небожителя без особого на то разрешения.
На другом конце холла медсестра направлялась в младшую группу. Жестом спросила - позвать? Я также ответила - Нет, молчите. Меня здесь нет.
После тихого часа мы снова встретились с Анной и Машей, на этот раз вместе с детьми. Воспитательница мне пожаловалась, что Марина сегодня особо капризная. С утра с ней случилась истерика, которую не могли унять несколько часов. И потом она целый день плакала, капризничала, совершенно не слушалась. Не стала обедать и спать. Что произошло? Никто не знает. Она метеозависима. Наверное, на погоду так реагирует.
- Может она случайно увидела меня утром?
- Нет, она не видела. Ей медсестра сказала, что Вы здесь. Марина рванулась к двери, но та ей объяснила: "Мама не к тебе приехала, ей сейчас не до тебя"...
Ну, кто просил говорить? Да уж... Каждый человек на своем месте мнит себя богом...
Пришлось и мне объяснить Марине, почему я не смогла зайти утром. И как я скучала и ждала вечера, когда разрешены посещения.
В холле мы облюбовали диван, собрались там двумя семьями и все перезнакомились, Настроение поднялось и даже слегка зашкаливало. Мы рассказали девочкам, что вместе полетим на самолете домой, предложили дружить. Они это восприняли как принадлежность к некой высшей касте. Девчонки с удовольствием делились друг с другом всеми угощениями и подарками, но категорически не желали делиться с другими детьми. Очень ревностно относились, если кто-то не из их касты приближался к нам, слышалось: "Это МОЯ мама!", "Это ко МНЕ мама пришла!", и в ход шли руки.
Марина вела себя, как капризная кошка. В ней проснулось некое эмоциональное потребительство. Она то залезала на колени, то слезала, все подставляла щечки для поцелуев и морщилась от удовольствия, при этом ни разу не сделала попытки обнять или поцеловать меня сама. Постоянно куда-то убегала и требовала, чтобы я как верный паж всюду следовала за ней. Было не очень приятно, так как Маринкина цель была показать остальным детям: "Посмотрите, теперь у меня есть СВОЯ мама, что с ней хочу, то и делаю". Марина тоже примеряла на себя роль маленького бога. В условиях ДД бороться с этим было сложно.
В тот день я очень эмоционально вымоталась. Мне приходилось не только справляться с капризами Марины, но и реагировать на попытки Димы (мальчика, который лупил меня кулаками накануне) установить контакт. Делал он это единственно доступным ему способом. Отнимал мои вещи (сумку, кошелек, пакет) и убегал с ними прятаться. Он не пытался воровать, нет. Ему просто хотелось, чтобы я отвлеклась от своей доченьки и побежала его догонять или искать. Когда же я забирала свои вещи назад, он весь светился от счастья и заливался веселым смехом.
Наконец-то всех позвали на ужин. Я осталась одна возле младшей группы. Но одной побыть мне не удалось, подошла нянечка (по совместительству вахтерша) и завела разговор:
- Что за Катей и Настей тоже мама прилетела?
- Угу
- Конечно, самых хороших себе отбираете. Мы их растим, говно их едим, людей из них делаем. А вы приезжаете на все готовенькое и увозите. Вы попробуйте маленького взять и понянчить его, сопли повытирать!
- Знаете, я бы с удовольствием взяла маленького, и говно бы поела и сопли бы вытерла, и вырастила бы без депривации и расстройства привязанности.
- А мы ночами из-за них не спим, - не слушала меня нянечка – Придешь, бывало, к ним, с одним на кроватке посидишь, другого по головке погладишь, третьему конфетку сунешь. О каждом душа болит. А они теперь вот уедут, через время даже не вспомнят о тех, кто их на ноги-то поставил...
Я молчала. Устала себя чувствовать уродом в перевернутом с ног на голову мире. Конечно, им трудно, никто не спорит. Еще труднее взвалить на себя роль бога и нести всю тяжесть этой миссии. Странно, почему работников ДД не обязывают раз в 5 лет проходить ШПР? Это крайне-крайне необходимо, на мой взгляд. Причем всех без исключения. Без этого в ДД работать - только мир калечить. И психологическая поддержка им всем нужна на постоянной основе, чтобы не выгорали так быстро на этой нечеловеческой работе.
Наконец утром следующего дня мне позвонили с самой вершины Олимпа. Сотрудник опеки мне сообщила, что в пакете моих документов отсутствует согласие мужа. А зачем оно, если заключение написано на двоих? Муж лично приходил и писал заявление, что хочет принять девочку в семью! - Без него не подпишем... На языке вертелись еще вопросы. А куда же вы смотрели раньше? Пакет документов я послала за месяц до своего приезда и попросила проверить, все ли подойдет с учетом региональных законов, или что-то нужно переделать. Но ведь тогда меня уверили, что все в порядке. А теперь на шестой день вдруг выясняется…
- Надо срочно, прямо сейчас. Звоните мужу. Пусть пришлет по электронной почте до 12 часов, не позже, иначе я не успею
- ... В Москве сейчас 2 ночи, а у нас дома нет ни сканера, ни интернета... - начинаю оправдываться я.
- Вы что не понимаете??? Это в ваших же интересах! Не успею отдать на подпись - полетите домой одна! - вешает трубку.
Да уж. Не боги горшки обжигают...

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ. ПЕРЕВЕРНУТАЯ ЗАБОТА
Согласие муж написал. До вылета оставалось четыре дня, пора было готовиться к отъезду. Как-то завелось, что в смену ВВ Марина была всегда дежурная во время ужина. Так что я поехала в ДД, не рассчитывая на теплое длительное общение с дочуркой, а просто "по делу" - узнать рост и размер ноги. Одежду на Марину я на самом деле привезла с собой, два комплекта, на наш климат и местный. Только вот рост, который мне сообщили, был на 15 см меньше ее реального роста, те самые 15 см, которые она теряла, когда съеживалась от страха. Так что из моих вещей ничего не подошло.
- Кто Вам сказал, что я отдам Марину голой? - возмутилась ВВ.
- Всегда детей голенькими отдают...
- Я дам Вам одежду и обувь в дорогу.
- Но ведь у вас все подотчетное?
- А у меня есть то, за что я не отчитываюсь. Меня в округе уважают, у кого детские вещи остаются в хорошем состоянии, мне несут. От меня еще никто голый не уходил.
ВВ начала открывать шкафчики.
- Так, это подойдет, это... Возьмете домой, постираете. А потом принесете, как будто это Ваше. - она перебирала и подавала мне вещи. Честно говоря, мне сложно было выдать эти вещи за свои, но все же я была ей очень благодарна. Здесь действительно было все очень дорого, к тому же я боялась без примерки купить что-то не по размеру.
- Так, снимай сандалии. - ВВ приложила их к стопе, - Они тебе малы. Как ты их носишь?
- Я пальчики подгибаю...
Воспитатель подобрала ей сандалии подходящего размера. Потом подала сапожки, в которых ходила Марина.
- Берите, они ей в самый раз.
- А в чем же она гулять будет?
- Не Ваша забота, найдем в чем.
Через день я увидела, что за сапожки нашлись для Маринки. Это были растоптанные сапоги на два размера больше. Во время прогулки она то и дело их теряла по дороге, возвращалась, надевала как ни в чем ни бывало и бежала дальше. Никакого дискомфорта, очевидно, это было привычно. Мала обувь - подогни пальцы, велика - подбери, если потеряла. И это девочка, у которой в карте написано "обязательное ношение ортопедической обуви". Да кто в эту карту заглядывает? Она же хранится в медицинском кабинете. Все на своих местах. Во всем должен быть порядок.
- Марина, какую игрушку ты хотела бы забрать с собой? - мое сердце еще раз подпрыгнуло от радости. Я помнила советы психологов и собиралась попросить отдать ее любимую игрушку взамен на новую. А тут ВВ сама предложила забрать.
- Куколку.
Воспитатель принесла небольшую куклу (ту самую, которую Марина недавно умудрилась забыть на улице во время прогулки).
- Я всегда дарю вновь прибывшим детям подарки, покупаю то, что они попросят. За свой счет, разумеется. И на дни рождения тоже. Марина вот попросила куклу. - поясняла ВВ возможность забрать игрушку. Она просто не стояла на балансе.
"А ведь она любит своих воспитанников", - мелькнуло у меня в голове. По-своему, но любит. И та вахтерша-нянечка тоже наверняка любит. По-своему, перевернуто. Не пытаясь вылечить депривацию (да и как они могли ее вылечить?), а постоянно борясь с проявлением различных симптомов, "затыкая душевные дыры".
Напрашивается вопрос: а как же те ужасные подробности о кровных родителях, которые девочке вообще лучше было бы не знать? По крайней мере до того времени, когда она сможет это принять и пережить. Когда она уже будет мыслить себя неотъемлемой частью семьи, а не огрызком общества, выброшенным за борт жизни. Да все очень просто. ВВ хотела девочке помочь. Она понимала, что за Мариной не разбежалась вереница приемных родителей ездить, и, чтобы ей попасть в семью, надо ухватиться за выпавший шанс. А дети все ждут своих кровных мам, КРОВНЫХ. А приемные - это так, на худой конец, погостить на длительное время. Значит надо объяснить девочке, что мама никогда ее не заберет, потому что ...(тут подойдет усредненный вариант причин, по которым родители чаще всего не забирают детей). ВВ и в голову не пришло, что Марина не помнит своей матери и вполне можно было представить меня как родную. Возможно, смущало то, что я беру под опеку. Опека? Значит точно ради денег. Откуда ей знать статус ребенка? Этим занимаются органы опеки, а личное дело у директора. Все на своих местах. Во всем должен быть порядок.
А зачем тогда мне столько наговорила плохого про девочку? Тоже по доброте душевной, предупредить хотела. Дело в том, что Марину в ДД перевели всего месяц назад. Десять дней из тридцати девочка пролежала в больнице на обследовании, одна, без взрослых. Итак, за месяц малышка дважды попала в незнакомую обстановку, в новый коллектив, где всегда к ней предъявляли новые требования и действовали новые правила. А кто-нибудь попытался узнать, каково ей? Насколько ей страшно менять привычное место на неизвестность? Для системы она была просто единицей, занимающей койко-место. От тройной смены места обитания за короткий период времени девочка была в таком жутком стрессе, что визжала и орала по любому поводу. Да так громко, что люди из соседних домов выглядывали узнать, не случилось ли чего с ребенком. Не понятно, зачем ее вообще надо было переводить, если месяц назад уже точно было известно, что я за ней приеду? Вопрос о профпригодности "богов Олимпа". А сколько еще таких переводов ждет детей, которые там остались? И что с ними будет на выпуске?
За этими грустными мыслями я складывала Маринины вещи. В итоге набралось два пакета, два комплекта на разные сезоны. ВВ явно прониклась ко мне симпатией, мы стали много общаться. Она расспрашивала меня о моих детях, даже передала моей малышке подарок. Рассказывала, как они на свои деньги покупают детям заколочки, резиночки и прочие мелочи.
- А потом проводили инвентаризацию, и я все это спрятала, да так хорошо, что до сих пор найти не могу, - посмеивалась над собой воспитатель.
С тех пор Марину на встречу со мной стали одевать красиво. Оказалось, что у них шкафы забиты хорошей одеждой, просто детям ее в повседневной жизни носить не дают, так как они не умеют беречь вещи.
Поблагодарив ВВ за доброту и щедрость, я вышла из группы. Через холл проходила директор, с которой мы так еще и не успели пообщаться.
- Тут приемная мама Марины.
- Я знаю
-.Будете знакомиться?
- Нет!
Оно и понятно. За время отпуска накопилось много срочных дел. Ей нужно заботиться о своих подопечных. А тут приезжают всякие, отвлекают от работы...
Я направилась к выходу. Все-таки доброе сердце оказалось у ВВ. Жаль, что Королевство кривых зеркал, в котором она работает, настолько искажает реальность, что черное кажется белым, а белое - черным. Но все же низкий Вам поклон, ВВ. Как ни крути, мне есть в чем увезти Марину домой. А там будет новая жизнь, новые вещи... и новая адаптация. Уже четвертая за последние полтора месяца.

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ. ПРОГУЛКА
В среду меня прямо возле порога встретила воспитатель. Она была рада моему приходу и быстро собрала Марину на прогулку.
- Марина совершенно перестала слушаться. Она постоянно капризничает. Целыми днями только и говорит о том, что ее скоро заберет мама и она на самолете полетит домой. Дети взбудоражены. А Марина демонстративно нарушает все правила и на любое замечание отвечает: "Я теперь мамина. А вас слушать не буду!"
Ну вот. Я еще не успела стать мамой, а меня уже отчитывают за ненадлежащее воспитание дочери. Такова жизнь. Усмехаюсь про себя, однако понимаю, что надо помочь. Даже не ради воспитательницы, ради детей, на глазах которых происходит событие, в котором они тоже хотят участвовать. Не позитивным, так негативным способом.
Уходим на улицу, подальше от посторонних глаз.
- Марина, в группе всегда главная - воспитатель. Ее надо слушаться. Понятно?
- Понятно... А ты заберешь меня сегодня домой?
- Я тебя заберу. Позже. Я очень хочу забрать тебя как можно скорее. Как только нам оформят документы, мы сразу поедем домой. Тебе осталось поспать в группе пять раз, - показываю на пальцах. - А потом мы вместе полетим на самолете.
Марина кивает, но заметно грустнеет.
Раскачиваю качели, пытаясь ей поднять настроение веселыми стихами. Вдруг:
- Мама! Мама! ТАМ моя мама!!!!! - Марина вся собирается в комок с иголками. Я оглядываюсь. Во дворе вообще никого кроме нас нет.
- Марина, ты о чем?!
- Там моя мама. Вот она, - тычет девочка в сторону женщины характерного вида в потрепанных лохмотьях, которая вдоль забора собирает бутылки. - Это моя мама! ААААААаааа!!!!! - втягивает голову в плечи и закрывает лицо руками.
- Марина! Твоя мама - я! А это просто чужая женщина. Она к тебе не имеет никакого отношения. - четко проговариваю я, насильно заставляя ее смотреть мне в глаза.
Честно говоря, я была озадачена. Откуда у маленькой девочки такой образ матери? Она явно не помнила женщину, которая дала ей жизнь, потому что последняя совершенно не похожа ни на бомжиху, ни на алкоголичку. Девочка вообще не могла никогда в жизни вблизи видеть такую опустившуюся женщину. В ДД их не пускают, кровная семья не из таких. Получается, это опять был усредненный образ матери, витающий в среде сиротских заведений? А откуда он взялся? Кто деткам объяснил, что мамы, которые не забирают своих детей домой, именно такие? Какое же у девочки должно быть отвращение к самой себе, учитывая, что образ матери она проецирует на себя.
Марина сползла с качелей и побрела гулять по площадке.
По дороге она то и дело подбирала с земли, какие предметы и совала их себе в рот. Это могли быть окурки, огрызки, пожеванная жвачка, обломки от игрушек, мелкие камешки. Окрикивать, убеждать, уговаривать или вытаскивать изо рта эту грязь было бесполезно. Девочка моментально превращалась в оскалившегося зверька и рьяно защищала свою добычу. Все найденные фантики, ценники, наклейки со штрих кодами она аккуратно складывала в карман.
Надо будет проверить, что у нее с животом. И срочно, срочно отучать ее от этой ужасной привычки!
Еще одну особенность я отметила в своей доченьке: она постоянно спотыкалась на ровном месте и падала. Падала плашмя, во весь рост, сильно ударялась, но никогда не жаловалась. Вставала как ни в чем не бывало и продолжала идти дальше. Мне стало невыносимо на это смотреть, и я взяла ее на ручки. Однако на руках ей было скучно, она явно не знала, что с этим делать. Лишенная в нежном возрасте материнского тепла и ласки, девочка теперь не умела даже этим насладиться. Это был уже совершенно не ручной ребенок. "Надо будет ее приучать к ручкам, - подумала я. - Или хотя бы почаще держать на коленях. Вообще-то она уже тяжеловатая". Носить Марину на руках было нелегко. Она не держалась ни руками, ни ногами, постоянно вертелась, и я решила ее поставить на ноги, но...
... Из двери вышли на прогулку сразу две группы. Моя дочурка вцепилась мне в шею и теперь уже не желала слезать с рук. Она вмиг расплылась в улыбке, светилась от гордости и каждому встречному говорила: "А у меня теперь есть СВОЯ мама!" Н-да. Оказывается мама - это статусная "вещь"! Но за что мне на нее обижаться? Разве умеет она по-другому? Мы ушли на другую сторону двора, чтоб хотя бы не тревожить сердца остальных детишек.
Вдруг за забором послышались детские голоса. Марина наконец-то спустилась на землю и вцепилась руками в железные прутья.
- Мама, а за забором дети... Их за это накажут, да?
- Нет, они просто там гуляют.
- Тогда пошли тоже туда, за забор!
- Нам пока нельзя. Когда будет можно, мы выйдем за забор, но сюда ты больше не сможешь вернуться. Так что пока поиграй со своими друзьями. Потом будешь по ним скучать.
- Я не хочу сюда возвращаться. И по друзьям скучать не буду. Просто возьми меня на ручки и отнеси домой...
- Я хочу в туалет, - резко сменила тему разговора Марина.
- Угу! Тебя здесь подождать или мне зайти в группу?
- Мне надо в туалет.
- Беги скорее!
- Можно сходить в туалет?
- Ну да, конечно!.
- Правда, можно?
Пришлось сопровождать ее до группы, чтобы она поняла, что на самом деле можно. Я осталась ждать возле двери. Ждала долго. Девочка все не появлялась.
- Марина, ты где?
- Я здесь.
- А что ты там делаешь?
- Ничего.
- Я тебя жду!
- А я здесь сижу.
- Что-то случилось?
- Нет.
- А почему ты не выходишь?
- А я не знаю, что мне делать дальше.
- Ты уже сходила в туалет?
- Да.
- Так иди ко мне.
Бежит, обнимает за шею.
- Я не знала, что мне делать. Ты ведь мне не сказала...
На втором этаже Катя и Настя резвились со своими новыми мамой и сестрой.
- Давай останемся здесь, в холле, - предложила я, - Позовем девочек и попускаем мыльные пузыри. - Марина обрадовалась такой идее.
Мы вновь собрались двумя семьями, рисовали фломастерами, раскрашивали раскраски и пускали мыльные пузыри. Вскоре обе группы вернулись с прогулки и все начали готовиться к ужину. За нами с Анной тоже с минуты на минуту должна была приехать машина.
- Марина, вот мыльные пузыри. Я поставлю их здесь, на шкафчик. Поиграете с детками после ужина, хорошо?. А нам пора уезжать. До завтра, мое солнышко!
Мое Солнышко крепко вцепилась мне в шею.
- Бери меня на ручкиииии!
Я еще раз покружила свою малышку, исцеловала всю-всю-всю и поставила за порог.
- Марина, тебе пора на ужин, - я попыталась закрыть дверь группы.
- Нет!!! - девочка молниеносно просочилась через щель в двери, - Неси меня туда! - скомандовала девочка, указывая на входную дверь.
- Марина, не сегодня. Скоро! Поспишь пять раз, и я тебя унесу туда.
- Нет, сейчас! - не унималась девочка. Было очевидно, что ожидание уже томит и мучает ребенка. Она не понимала, почему нельзя уйти домой, если мама уже нашлась. И что она скажет ребятам, которым целыми днями хвастает, что мама непременно сегодня заберет?
Я вновь попрощалась с девочкой и отправила ее в группу. Через минуту вышла воспитатель.
- Марина требует мыльные пузыри.
- Если можно дайте ей их после ужина. Пусть они с ребятами поиграют.
- Она требует сейчас! Сказала, что ей мама разрешила, и что она только маму будет слушать.
- Марина, - снова гляжу ей в глаза, - Когда ты в группе, тебе надо слушать воспитателя. Она здесь главная. Ты поняла?
Мрина снова забирается ко мне на шею:
- Унеси меня отсюда! Неси меня домой!!!!!
Целую, целую, еще раз целую и водворяю в группу. Закрываю дверь, пока воспитатель удерживает Маринку. Слышу протест и громкий плач. С рыдающим сердцем иду на улицу, где меня уже ждет машина.

ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ. НЕ-ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ
Утро четверга выдалось волнительным. Накануне в очередной раз позвонили из отдела опеки и сообщили, что на этот раз нужны согласия всех родственников, прописанных с нами в одной квартире. Спорить было бессмысленно. Пока я доказывала бы свою правоту, мой рейс самолета отправится бы с двумя пустыми местами... Согласия должны были прислать к 9 утра по местному времени. Утром я позвонила в отдел опеки узнать, все ли в порядке.
- А мы ничего не получили!
- Как? - меня начинает трясти. Понимаю, что улететь без Марины - это уже преступление. Но и повлиять на ход событий я сейчас не могу. Пока все проснутся, здесь уже будет близиться конец рабочего дня. Так что когда представится возможность выяснить, что к чему, будет уже поздно.
Меня начинает бить нервная дрожь. Я теряюсь в предположениях, что могло случиться. Каждая мысль приносит мне нестерпимую боль. Не могу смириться с возможным отрицательным результатом… Нельзя вот так просто поиграть ребенком и уехать. И остаться здесь нет возможности и права, дома меня ждут двое малышей, которым тоже ежеминутно нужна мама. Я их впервые оставила так надолго и теперь не нахожу себе места вдали от семьи.
- Лиля, знаешь, что тебе надо сделать? - пытались найти решение Юля с Анной, - Тебе не стоит никого слушать ,а ...
- Я не буду никого слушать! И начну я с ВАС!!! - кричу я, заливаясь слезами.
Что же я делаю? Я срываю всю свою невысказанную злость на тех, кто меня поддерживает, кто заботится обо мне и сейчас пытается помочь. Простите, мои хорошие. Сейчас я - оголенный провод. Меня просто лучше не трогать... Я никогда не отличалась особой силой духа...
Надо взять себя в руки. Зачем Марине видеть мои слезы? Ей и так выпало слишком много испытаний в жизни, чтобы теперь, когда, наконец-то, у девочки замаячила надежда, показаться ей на глаза подавленной и истерзанной.
Закрываю свое сердце в броню. Я снова в домике, на этот раз в бронированном. Я не буду больше плакать. Пусть все идет своим чередом. Я делаю то, что дОлжно, а дальше будь, что будет. На все воля Божия...
После обеда снова звоню.
- Вы получили согласия?
- Да, получили. Просто мы почту не проверяли. Смотрим, никто согласий не прислал.
- Как почту не проверяли? А каким же способом, по-вашему, должны были к вам попасть эти бумаги?
- Ну, мы по факсу ждали...
- По московскому времени сейчас ночь, ночь, НОЧЬ!!! Какой факс ночью?
- А теперь мы не знаем, успеют нам подписать в мэрии или нет...
Не-чувствительность. Единственное, что может меня спасти от нервного срыва, от скандала, от провала всего мероприятия. Я вдруг осознаю, насколько я вымоталась за эти восемь дней. При том, что больших препятствий на моем пути не встречалось, все было довольно гладко. Но даже это "гладко" было как-то против шерсти и как сквозняком высасывало из меня душевные силы.
Прихожу к Марине уставшая. Нет сил ни улыбаться, ни обниматься, ни играть. Я не способна вообще ничего чувствовать. Только наблюдаю и размышляю. Положение спасает хорошая погода, прогулка помогает мне избежать эмоционального контакта.
- Марина, ты что возьмешь с собой на прогулку - самокат или велосипед? - спрашивает ВВ.
- Велосипед.
О! Неужели? Велосипед - это хорошее достижение для этого возраста! Только как же она держит равновесие, если спотыкается и падает на ровном месте? Добавочные колеса?
Марина вытаскивает на свет нечто маленькое, явно рассчитанное на детей до 2-х лет, садится на него, как на каталку, и "враскоряку" начинает перебирать ногами.
Не обращая внимания на то, что ее колени практически достают земли, она радостно катается вокруг здания и как шарманка повторяет хорошо уже известную песню:
- Смотрите, за мной идет моя мама!
Я следую поодаль. У меня нет сил ни вмешиваться, ни как-то реагировать на происходящее. Мои мысли далеко, в мэрии, где сейчас решается судьба моей семьи и будущего бесконечно огромной Вселенной по имени Марина.
- Посмотрите, может она замерзла? - подсказывает мне ВВ,
- Марина, тебе холодно?
- ...
- Марина, ты замерзла?
Молчит и смотрит, не понимая, что от нее хотят.
- Тебе тепло?
- Да.
- Или ты замерзла?
- Да.
- Что да?
Она растерянно смотрит на меня, пытаясь угадать, что я от нее хочу добиться.
- Не надо спрашивать, - подсказывает ВВ, - подходите и проверяете сами, - она засовывает руку под Маринкину курточку, - Теплая, значит не замерзла. Но все же наденьте ей шапку, а то ветер прохладный.
Да уж... Многому мне еще предстоит научиться. А так же многому предстоит научить Марину, и как же сложно это будет сделать... Ребенок в неполных четыре года не знает, холодно ему или тепло...
Вдобавок меня совершенно обескураживает совершенное отсутствие понятия о причинно-следственных связях: если брать в рот грязь, то заболит живот; если топтаться по карандашам, то они сломаются.
Все попытки объяснить "почему что-то происходит так, а не иначе" и "что будет, если..." пропускались мимо ушей. Слушать девочка вообще была не способна, а если слушала, то не слышала. В прямом смысле, ее уши не улавливали громкость обычной речи и простую интонацию. В такие минуты она была погружена в себя, как будто находилась за стеклом или в параллельном мире. Как такое могло быть при том, что у девочки абсолютно сохранный интеллект и отличная память, было для меня загадкой.
Ответ я нашла неожиданно, на одном форуме я прочла историю Марии Журавлевой, которая описывает прогулку детей из ДР, в котором воспитывалась моя малышка еще пару месяцев назад. Привожу фрагмент ее истории здесь:
"Выводят детей на прогулку. Человек 9 клопиков сами спускаются по довольно крутым для них ступенькам, аж 4 штуки, крепко вцепившись в прутья перил, и сосредоточенно глядя, куда ставить ножку. Сзади детей подпихивает младший воспитатель. внизу стоит другой.
Первый ребенок, самый шустрый, переместился и, обращаясь к воспитательнице: "де масынки, де!" и поднимает вверх два пальчика. Но его открытие и умение остаются незамеченными. Вернее, замеченными: "Стоять! "
- Строиться в пары!
Клопы послушно строятся в пары. Причем видно, что у каждой пары свое место и у каждого ребенка своя пара.
- Взяли друг друга за куртки!
Кто-то пытается взять впередистоящего за капюшон.
- Я сказала взять за куртки, а то сейчас я поставлю тебя с имярек!
- Вперед
Клопики разворачиваются и семенят. Впереди воспитатель, сзади замыкающий воспитатель ведет ребенка за руку без пары. Навстречу клопикам идет мужчина. Тот мальчишка, который рассказывал про "де масынки" пару раз здоровается: "Дядя, здаствуй". Остальные дети подхватывают. Воспитатель останавливает колонну деток, держащихся паровозиком за полы курточек, и строго говорит:
- Дядя с вами здоровался?
- ...
- Дядя с вами здоровался?
- Нет
- Мы здороваемся только тогда, когда с нами поздороваются. Если бы дядя поздоровался, то вы бы ему ответили. И хватит одного раза! - последнее замечание было в адрес того мальчика, который еще не стал винтиком".
Вот атмосфера, которая формирует характер. Через руки этих воспитателей проходят практически все дети. Из года в год каждого ребенка по достижении определенного возраста просто переводят в другую группу, в другой коллектив, в другое помещение, к другим воспитателям и нянечкам. У каждого из взрослых свои требования, и подстроиться ко всем нет никакой возможности, тем более в таком нежном возрасте. А это и не требуется. Ребенку скажут, что и когда надо делать. Так и идут дети по этапам. Год за годом. А взрослые? Взрослые все на своих местах. Во всем должен быть порядок.
А чтобы все были довольны, нужна показная дисциплина. Дрессировка дает самые видимые результаты: дети "воспитаны", не выбиваются за рамки установленных норм, не стыдно и "показать товар лицом". Так что кого бы ни описывала Мария, можно с уверенностью сказать, в группе этих воспитателей в свое время была и моя Марина.
Это многое объясняет. Зачем ребенку знать "откуда?", "зачем?", "почему?", достаточно выполнять вполне простые команды и отвечать односложно на вопросы "да - нет". А если вдруг поведение нарушит общие нормы, то надо просто повторять заученные фразы: "Я больше так не буду", "Это не я", " Оно само", "Я буду вести себя хорошо". Никакой рефлексии, никакой ответственности за свои поступки, никакого желания что-либо исправить.
Вот и прячутся дети со временем в свои коконы, там, в броне, тихо и спокойно. Ведь чем менее ты чувствуешь, тем меньше ты испытываешь нестерпимой боли. И какая разница жарко тебе или холодно, больно или приятно, хочешь ты гладить чужую тетю по руке или нет, за тебя все уже решили другие люди. Не- чувствительность спасительна. Она помогает выжить... Вспоминается самый первый день, чтение стихов против воли Марины и "запрограммированное" катание с горки. До сих пор мурашки по коже...
А пока Марина катается на маленьком велосипедике. Ее не-чувствительность не позволяет ей разглядеть мое настроение, мое нежелание быть собачкой на коротком поводке, да и вообще понять и прочувствовать чужое состояние. Она наслаждается! Наслаждается тем, что скоро, очень скоро, она будет свободна! Что такое свобода для нее? Это когда нет понятия "нельзя", это абсолютная вседозволенность. Скоро можно будет сбросить оковы. И быть самой собой! Только вот что значит «быть самой собой», Марина пока не имеет никакого представления. Впереди ее ждет немало разочарований...

ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ. НИЗКИЙ СТАРТ
На следующий день мы с Юлей и Анной отправились в отдел опеки. Анну пригласили за документами, а меня - нет... Надо было узнать судьбу моего постановления. Не верилось, что сотрудники опеки захотят связываться с фондом "Измени одну жизнь" и не оформят все вовремя.
- А я Вас еще не приглашала! - сходу заявила мне ведущий специалист вышеназванного органа.
"Именно поэтому я приперлась в такую рань", - хотелось ответить ей, но я сдержалась.
Было очевидно, что выдачу документов намеренно задерживают до последнего, чтобы в приемные часы ДД я была не с девочкой, а в опеке, чтобы мчалась потом со скоростью света, надеясь успеть в рабочее время застать директора и забрать документы Марины. Ну и последний штрих для красоты - на 16 часов были назначены съемки ролика для фонда "Измени одну жизнь" и в опеке знали об этом. Так что я и не сомневалась, что мне позвонят из опеки не ранее 15:30. Ведь так приятно чувствовать себя богом и держать чужую жизнь в подвешенном состоянии.
Постановление было готово. Оно было подписано вчерашним числом. Но все же не обошлось и без ложки дегтя.
- Я хотела бы забрать оригиналы своих документов.
- Мне они нужны, чтобы описать их в личном деле.
- Сейчас полдень. Еще есть время.
- На описание требуется часа два.
- Но еще пол рабочего дня впереди. Я могу заехать вечером, успеете?
- У меня нет времени.
- Тогда снимите копии.
- На это у меня тоже нет времени.
- Хм... Давайте я сама сниму.
- Я ухожу в мэрию. А документы остаются у меня. Вышлю почтой вместе с личным делом..., - скрывается за дверью.
Ну что ж, действуем исходя из тех условий, которые есть. После обеда мчимся в ДД, к директору. Пишем заявление.
- Так, кроме сертификата о прививках отдать мне вам нечего, медицинское заключение я передала в опеку, Вам его вышлют вместе с личным делом, - киваем, хотя и недоумеваем.
Для справки: при оформлении опеки вообще не требуется мед. заключение. Для усыновления - да, но не то, что в ДД дают, а заключение независимой экспертизы, по месту проведения судебного заседания. Непонятно вообще, зачем они всех детей перед передачей в семью мучают 10-дневным помещением в больницу на обследование, если эта справка - филькина грамота. Здесь мне ее не показали, а дома она уже вроде как и не нужна...
- Медицинские карты на руки не отдам, не положено.
- Как это не положено? Это документ, который должен следовать за ребенком!
- Там все равно ничего нет, девочка поступила месяц назад, здесь всего одна запись.
- А где ее старая карта?
- Откуда я знаю? У меня ее нет. Мы новую завели.
Хм.. А это уже плохо. Для грамотного наблюдения и лечения ребенка важно знать, чем и когда болел ребенок, какие ставили диагнозы, чем лечили, начиная с того, как прошли беременность и роды. Пустая карта...никакой выписки. Странно...
Идем дальше.
- Психологический портрет ребенка я не отдам, все равно будете потом ругаться, что здесь все неправильно написано.
- Нет, отдайте! - заявляем в один голос с Анной.
- Зачем он Вам?
- Буду наблюдать ребенка в динамике.
Директор недовольна. Психологический портрет откладывает в сторону (на руки она мне его так и не отдала).
- Так, в заявлении ставьте дату понедельника.
- Почему? Мы забираем завтра рано утром?
- Ну, мы же не знали, что вы их заберете, и питание на три дня вперед заказали.
"Ну, да, откуда бы ей догадаться, что мы заберем детей? Она же совершенно случайно мед. заключение в отдел опеки отправила. Да и мы сюда десять дней просто на экскурсии ходим..."
Однако основная цель моего приезда достигнута. Свершилось! Я опекун Марины! У меня на руках постановление и свидетельство о рождении, а значит я могу в любой момент забрать свою дочурку, потому что теперь по закону я была самым главным и ответственным лицом в жизни Марины!
В холле нас уже ждала съемочная группа из фонда "Измени одну жизнь". Пока мы перед камерой отвечали на весьма банальные вопросы, всех трех девочек наряжали для фотосессии. И вдруг:
- Это моя мама!!!! - Марина бросилась мне на шею прямо перед камерой. Я взяла ее на руки. Это было совсем другое "моя мама", оно было нежное и теплое. Девочка обняла меня за шею: "никому тебя не отдам, моя мама!" Марину нарядили как принцессу, и девочка прекрасно прочувствовала, что вот оно, свершилось, все не просто так. Мама меня действительно заберет.
Остаток интервью я давала с малышкой на руках.
Когда съемочная группа ушла, в холл высыпали ребята из всех трех групп. На следующий день должны были улететь домой три девочки, из каждой группы по одной. Все были оживлены, дети реагировали на это событие как могли.
- Здравствуйте! А Вы Маринина мама?
- Да.
- А я Кирилл.
- Очень приятно, Кирилл, - это был трогательно маленький мальчик, потрясающе похожий на французскую кинозвезду, с забавными кудряшками и необыкновенно умным личиком. Он говорил очень чисто и легко, поэтому напоминал маленького вундеркинда.
- А Вы заберете Марину домой?
- Да, заберу.
- Вы полетите на самолете?
- Да, мы полетим на самолете.
- Я полечу вместе с вами...
- Я не могу тебя забрать. Я мама Марины, поэтому и забираю ее. А тебя не могу.
- Не переживайте. Меня можно забрать, у меня совсем нет мамы. - сообщил мне мальчик, - Она меня променяла на водку, и я ей совсем не нужен. Она никогда за мной не придет, так что я могу полететь с вами...
Сложно подобрать нужные слова, чтобы объяснить...
- Кирилл, мы, взрослые, не всегда вольны поступать так, как нам хочется. Есть определенные правила, которые нарушать никому нельзя. Например, нельзя забирать чужих детей домой без особого разрешения, даже просто в гости. Если хочешь, я попробую найти твою маму. Может быть, она откликнется и прилетит за тобой. А пока твой дом - здесь.
- Понятно..., - Кирилл резко развернулся и отправился колесить по холлу на каталке. Что в тот момент творилось в душе этого ребенка, осталось мне неизвестным...
- А у меня тоже есть мама, она ко мне приходит каждый месяц, - говорила девочка, которую за последние несколько лет мама проведала всего один раз.
- А моя мама тоже меня скоро заберет! Она сама так сказала, - подхватывал рядом стоящий мальчик.
- Это моя подружка, - заявила Кристина, обнимая Марину. - Не надо ее забирать!
Дима суетился вокруг и все ластился, ластился, до чего же любвеобильный и нежный мальчик. Прямо солнышко! Однако через пару лет его переведут в детский дом для инвалидов, после чего - в дом престарелых...
- Сфотографируйте меня! Так... А теперь так!
- И меня тоже!.. И еще вот так! - дети позировали на разные лады, радуясь вниманию и втайне надеясь, что эти фотографии помогут мамам отыскать их.
- А куда вы пошлете наши фотографии? - не унимались ребята.
- Они останутся со мной на память.
- Нет, надо, чтобы их увидело как можно больше людей. Может, и мама увидит?
- Подарите мне мои фотки, - попросил Артем.
- Мне негде их распечатать.
- Тогда вместе с телефоном подарите! - предложил он, указывая на мой фотоаппарат.
- Здесь снимки моей дочки, я ими очень дорожу! - пытаюсь объяснить свой отказ.
В этот день Марина не проявляла никакой агрессии и ревности. Она понимала, что мама никуда не денется. А так как девочка пока еще не знала, что с этим делать и как с новым статусом жить, то она просто наслаждалась ожиданием ярких впечатлений от перелета.

Впереди Марину ждала не только долгая дорога, но и целая жизнь, проведенная  в семье и наполненная любовью, заботой и новыми открытиями.

ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ. ОТЪЕЗД
Ранним субботним утром мы были в детском доме, с вещами и сладкими гостинцами для ребят. Марина, уже одетая, сидела в холле и ждала меня. На ней были новенькие джинсы с машинками и явно мальчишеская жилетка. Я догадалась, что ВВ так негласно делает подарок и моему сыну.
- Ну, Марина, вот и тебе улыбнулось счастье! - обратилась к девочке воспитательница.
- Дааааа, - улыбаясь, ответила девочка, явно не понимая, что же это за счастье и что с ним делать.
- А Вам дай Бог здоровья, - пожелала я ВВ,- и чтобы Вашим детям почаще улыбалось счастье.
- Вы что, хотите, чтобы я без работы осталась? - настроение воспитательницы резко изменилось.
- .. Знаете... жизненный опыт показывает... что, к сожалению, в ближайшее время без работы Вы не останетесь... Неблагополучных семей меньше не становится. Постоянно поступают новые дети. Увы.
- Это да, - согласилась ВВ, - Дом ребенка переполнен. Вот и у нас в группе должно быть 8 человек, а на самом деле 12. И никуда не денешься. Приходится работать. А теперь вот из средней группы забирают Настю, и еще двое в понедельник уходят в кровные семьи. Троих от меня перекидывают в ту группу. А мне из дома ребенка пришлют новичков трое или четверо. Только наведешь порядок, только они хоть немного друг к другу привыкнут - и опять переводы, опять адаптация, опять всех их в чувство приводить надо. Все это так изматывает. - ВВ тяжело вздыхает.

Детский дом. Здесь нет детей. Здесь одни только человеко-места. Никто не беспокоится о том, как дети себя чувствуют, когда к одному из них приходит мама,  эти встречи проходят у всех на глазах. С детьми никто не прорабатывает такие ситуации, не учит их справляться с ними. А потом их "сестра", с которой они прожили всю свою сознательную жизнь, покидает детский дом навсегда. А они остаются... Что они чувствуют? О чем думают? На что надеются? И надеются ли?
У детей нет времени свыкнуться с горечью разлуки, справиться с завистью, болью и отчаянием. Часть группы тут же переводят в другой коллектив, а на их место сразу же приходит новая смена. Простая логистика... И ничего личного. Чувства детей подождут. Главное - движение и равномерная наполняемость групп. Глядишь, снова все на своих местах. Во всем должен быть порядок.
Когда детям переживать о случившемся? Им пора находить общий язык с новыми воспитателями, с другими детьми и свыкаться с новыми условиями. А впрочем, и это ни к чему. Им и так скажут, что и когда надо делать и как реагировать. А иначе воспитателям тоже не выжить, реально не выжить. Работа как на передовой, мало того, что непростые дети с непростой судьбой, так еще и группы в постоянном движении и состоянии адаптации. Кому это по силам?
Тем временем к нам на диван присоединились Катя и Настя. Девочки вышли реально в одних трусах (далеко не новых, которые, видимо, было не жалко списать) и босиком. Весь персонал, оставив детей в группах, высыпал в холл посмотреть, как и во что будет Анна одевать своих новоявленных дочек.
Любопытство было непраздное. Им было очень интересно узнать, будет ли о детях заботиться "голыдьба", которая и берет-то их "ради денег". Кате воспитатель так и сказала, что тетя Аня никакая тебе не мама, она тебя заберет и будет за тебя и Настю зарплату получать. Катя знала, что Анна не кровная мать, поэтому всерьез озадачилась вопросом, чтобы такое каждый день требовать у мамы за те деньги, которые она на ней будет зарабатывать.
Мне стало неприятно и, еще раз поблагодарив и попрощавшись, мы с Мариной пошли к выходу. На улице теперь мы сами оказались под пристальным вниманием десятков глаз - дети облепили все окна сверху до низу. Они что-то кричали, изображали, махали руками, плакали, смеялись, показывали рожи. Никто не остался в стороне, никто не остался равнодушным... Больше всех расстроился Дима. Он плакал навзрыд. Дима успел привязаться ко мне в какой-то степени, по-своему нашел себе замену мамы, от которой брал то тепло, что мог. А взамен дарил свое тепло и преданность. Не исключено, что я была не первая, с кем он попытался установить контакт. И все они безвозвратно ушли из его жизни...
В аэропорту нас ждал неприятный сюрприз. Рейс задерживался на 5 часов... Мы поселились в комнате матери и ребенка, чтобы дети могли отдохнуть перед дальней дорогой. Однако девочки были очень возбуждены, совсем не хотели сидеть на одном месте. У них было столько впечатлений, они старательно хотели все изучить, попробовать и посмотреть. У Марины проявилась неожиданная тяга к воде. Она то и дело наливала себе воду из бутылочки в стакан, пила и снова наливала. Так она выпила три бутылки воды, а с четвертой ходила в обнимку до самого дома. И даже дома с ней еще несколько дней спала и везде таскала с собой.
Поначалу ей не верилось, что можно пить сколько угодно, она все переспрашивала:
- Можно еще водички? Правда, можно? - И старательно отливала себе в стакан маленькую порцию.
- Налей сразу полный стакан и попей, - предложила я.
- Нет, так надо, - ответила девочка.
Оказалось, что в ДД им нельзя было пить воду по желанию. А если действительно хотелось пить, то выдавали понемногу, на донышке. Видимо, чтобы не писались часто.
Когда по режиму у детей был тихий час, нас пригласили на регистрацию, а потом на горячий обед, положенный пассажирам задержанного рейса, и на прохождение контроля. От обилия впечатлений дети уже изрядно устали. Однако поспать в тихий час им не удалось.
В самолете дети тоже не могли ни спать, ни есть. Все было непривычно и волнительно. Марина только пила воду. Никакие уговоры не помогали уложить ее поспать. Взбудораженная, она постоянно вертелась, вскакивала, пыталась улечься и снова вскакивала. Было невыносимо жарко и душно. Вдруг из груди девочки на басовых нотках вырвались рыдания:
- ыыыыыыыЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!!!!!! - все громче и громче плакала Марина.
Я попыталась ее успокоить.
- Марина, ты устала, тебе тяжело, тебе необходимо отдохнуть.
- ЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!
Я попыталась ее обнять. Но что это? Девочка выскользнула из моих рук прямо на пол.
- Марина, поднимайся.
Но она извивалась на полу так, что ее невозможно было ни ухватить, ни поднять. Вокруг все недовольно ерзали. Мы не давали никому спать, к тому же в условиях такой жары вообще было сложно выносить шум.
Марина вопила, верещала, и этой нескончаемой, неуправляемой истерике не было конца.
"Скоро она выдохнется и уснет", - втайне надеялась я. Но Марина не успокаивалась. Истерика набирала новые обороты. Я пыталась ее напоить водой, обнять, посадить на колени, успокоить - ничего не получалось. Она кричала что-то бессвязное, лицо распухло от слез, тело содрогалось в конвульсиях. Люди вокруг все больше проявляли нетерпение, хотя и ничего мне не выговаривали. Через час не выдержала я:
- Есть у кого-нибудь успокоительное? - Анна тут же протянула мне таблетку. Я засунула ее девочке в рот и залила водой.
"Недетская доза, - подумала я, - но делать нечего. Нам бы только добраться до дома!" Я не представляла, что я делала бы в аэропорту с девочкой в таком состоянии, да и как добраться от самолета до аэропорта, не имела ни малейшего представления.
Через некоторое время таблетка подействовала, Марина успокоилась и начала ходить между рядами туда-сюда, туда-сюда. Долгих четыре часа она как бессменный часовой мерила шагами салон самолета. Я безумно устала, хотелось хоть на полчасика отключиться и посидеть спокойно, но Марина держала меня в тонусе. Она то выпрашивала конфеты у пассажиров, то усаживалась на колени к незнакомому мужчине, смотревшему фильм по ноутбуку.
Как же долго лететь! Дай мне, Господи, терпения!
Наконец-то Марина забралась на свободные задние места и улеглась. Усталость и успокоительное сделали свое дело, девочка уснула. В тот же момент послышалось:
- Просьба пассажирам занять свои места и пристегнуть ремни.
Самолет пошел на снижение высоты…

ВМЕСТО ЭПИЛОГА. ОСКОЛКИ СИРОТСКОГО АДА
В аэропорту нас встретил папа на машине. У меня опять появилась надежда, что Марину по дороге укачает, и она немного поспит. Однако у девочки все вокруг вызывало бурю эмоций: целые реки машин, высокие сосны и березы, разлитое на горизонте пламя заката.
- О! Сколько машин! - радовалась Марина, для которой вообще понятие "машина" приравнивалось к понятию "свобода". Она крутила головой во все сторон и никак не могла успокоиться. Дорога домой заняла пять часов. Вот уже и отгорел закат, зажглись фонари, и рекламные щиты и вывески манили своими разноцветными огоньками. Наконец-то Марина насытилась видами ночного города и уснула, за 5 минут до нашего дома.
Я на руках занесла ее домой и уложила в постель, сняла платье и колготки, закинула их на спортивный комплекс – утром разберемся. Было 23 часа, пора и всей нашей семье ложиться спать. Мы попили чай и уже готовились ко сну, как вдруг из двери показалась Марина. Она была в платье и колготках, причем одеты они были правильно.
- А я уже поспала! - ну да, по ее биологическому времени было уже 06:30.
- Марина, сейчас ночь, мы все ложимся спать, а ты, если не хочешь, просто посиди в комнате и поиграй во что-нибудь тихонько, хорошо?
- Хорошо. - Марина удалилась. Мы все улеглись спать и сына положили с собой. В два часа ночи я пошла в детскую, чтобы перенести малыша  на его кровать, и увидела, что Марина  собирает паззлы. Она и не думала ложиться.
- Все, Марина. Ты не спала уже целые сутки. Надо хотя бы лечь полежать. Ложись, отдыхай с дороги. Завтра будет новый день.
Марина так и не уснула до 6 утра (до ее тихого часа). Ночью ей было явно скучно, поэтому она сама себя развлекала стихами, пела песни и... обдирала обои. Утром я подклеила обои, объяснила (или наивно полагала, что объяснила), что надо беречь дом, в котором мы живем, Марина согласилась и в следующую ночь ободрала обои еще сильнее.

Вообще первые девять дней были настолько тяжелыми, что я всерьез опасалась за здоровье своей семьи. Нет, Марина никакого вреда сознательно не делала, просто у нее оказалось сильное расстройство сна, а разница во времени в 7 часов совсем выбила ее из колеи.  Ежедневно по несколько раз на дню в моей милой девочке открывалась некая другая сущность, изуродованная осколком того ада, в котором она жила. С ней все также повторялись неконтролируемые приступы истерии, которые, казалось, не имели конца. Это было настолько тяжело и невыносимо, что я всерьез задумалась об узких специалистах, которым ее надо было срочно показать.  Несколько раз рука тянулась к телефону, чтобы вызвать скорую помощь. Я явно не справлялась с тем, с чем столкнулась. Ох, как же я часто вспоминала предостережения ВВ об особенностях Марины. Однако, обладая врожденным упрямством, я все же хотела выяснить, какую природу имеют эти «приступы» – медицинскую или психологическую. И твердо решила выждать сорок дней первой волны адаптации, прежде чем попросить кого-то о помощи.
В первые дни дома развеялись мои надежды на то, что многое можно «вылечить» любовью.  Девочку невозможно было любить во время ее истерий. И не потому, что кроме страха и отторжения что-то испытывать к ней было проблематично. Сложно было в простом физическом смысле: ее нереально было ни обнять, ни поцеловать. Она в такие минуты из деревянной Буратины превращалась в бесхребетную текучую субстанцию, которая просачивалась между рук, распластывалась на полу и, изворачиваясь, увертывалась от моих рук. При этом она могла запросто ранить себя, очень ощутимо ударяться об углы и предметы. Болевой порог  повышался в разы, а инстинкт самосохранения, напротив, куда-то исчезал. Что-то говорить, успокаивать, объяснять тоже не было смысла, она не слышала. Ее мозг как будто блокировал любые звуки. Она  постоянно повторяла, как мантру, какую-либо фразу, не связанную с происходящим, и достучаться до ее сознания не представлялось возможным. Оставалось только молиться. Постоянно и беспрестанно.
Мои младшие пугались всех этих «приступов»  и начинали наперебой громко плакать. Понимая, что сама обрекла их на такую пытку, я бросалась успокаивать  своих «домашних» детей. Но тогда у Марины начиналась еще более мощная волна истошных криков и беспорядочного метания,  приходилось возвращаться к ней. «Хоть бы соседи не вызвали полицию, - время от времени думала я, - со стороны, наверное, все выглядит так, будто я живьем сдираю с нее кожу». Так, осколки того сиротского ада, которые Марина принесла в своем сердце,  расшатывали мою семью изнутри и заставляли страдать всех в доме.
Однако с каждым днем продолжительность этих «кошмаров» сокращалась, к тому же я заметила одну особенность: они всегда случались перед сном (дневным или ночным). Поэтому я начала ей давать капли «Баю-бай» для нормализации сна. На десятый день наконец-то утро выдалось спокойным.  Я поняла, что ситуация  начала стабилизироваться и поддаваться контролю. Впервые за много дней я смогла собраться с мыслями и сообщить о нашей радостной новости широкому кругу знакомых, и…
Я начала вести дневник. Записывать все то, что врезалось в память и запечатлелось в сердце. Это успокаивало и отрезвляло меня, так легче было понять, что и почему происходит, и как с этим бороться.
Время шло. Истерики плавно перешли в простые капризы, со слезами и криками, но они уже не вызывали того слепого ужаса. Были понятны их причины,  и было понятно, что с этим делать. Марина стала меняться на глазах, теперь она воспринимала наши слова и пыталась подстроиться под наши семейные правила. Ей было сложно, нам порой тоже. Но мы все старались. Жизнь входила в обычное русло. Было конечно сложнее, чем раньше, но и радости стало намного больше.

В те промежутки времени, когда в нашей семье было солнечно или просто «без шквального ветра», мое сердце переполнялось радостью. Я была счастлива, по-настоящему счастлива! И я ни разу не усомнилась, в том, правильно ли мы поступили, взяв в нашу семью Марину.  Для меня было очевидно, что это  было верное решение. И хоть жизнь нашей семьи круто изменилась, я искренне верила, что все произошедшие изменения к лучшему и на пользу всем нам. Я сердцем чувствовала, что Марина моя, наша - своя девочка.  Теперь расстраивали только детдомовские «заморочки», настолько прочно вошедшие в привычку дочки, что воспринимались сутью ее характера. Однако они были мне понятны, и при этом я прекрасно осознавала, что с этим можно бороться. Начиналась обычная для системных детей адаптация.  Но это уже совсем другая история…