В Ленинград из Царского Села
Она родилась в апреле 1933 года в Пушкине.
- Жили недалеко от вокзала, - воспоминания Валентины Федоровны подробны и четки, - бабушка, мама, папа, мамина сестра, моя младшая сестренка и я. Папа был директором 5-й мармеладной фабрики, не знаю, что там сейчас. Но он погиб в 1939 году, во время финской кампании. На той же фабрике в одном из цехов работала и бабушка. Она приносила нам кусочки шоколада, невероятно твердого, но мы – дети – грызли. Около дома было цветочное хозяйство, забор – колючая проволока, а мы все равно лазали туда. В детстве я часто болела, и к нам приезжал доктор. В маленьком тарантасе, запряженном лошадкой. Типичный чеховский доктор с бородкой. И меня все время поили рыбьим жиром,- поморщилась Валентина Федоровна. – У лошади был жеребенок. Я все время хотела его погладить. И улучила-таки момент, погладила. А он меня лягнул и выбил зуб.
- Неподалеку от нашего дома, - продолжает вспоминать Валентина Федоровна, - начали строить каменный дом. Он остался недостроенным. Мы прятались туда во время обстрелов. Иногда бежали к цветочному хозяйству, к землянкам. Но туда было дольше бежать. Однажды мы с мамой и сестренкой бежали к землянке, а над нами низко-низко летел “мессер”. Мы уже вбежали в землянку, но мама нас вдруг оттуда вытащила. В землянку вскоре попала бомба… А однажды мы увидели, что двор усыпан чем-то белым. Это оказались листовки. С текстом. Я до сих пор его помню: “Девочки и дамочки, не ройте нам ямочки. Приедут наши таночки, засыпят ваши ямочки.”
Валентина Федоровна ненадолго задумывается, затем продолжает:
- Поздняя осень. Немцы заняли парк. Отступали последние наши части. В одной из них служил друг маминой сестры, летчик, Яша Огинец. Он спас нас всех. Уезжая с отступающими частями, заглянул к нам по пути и забрал маму, меня и сестренку. Бабушка и мамина сестра жили в Ленинграде, на улице Скороходова. Однажды электрички перестали ходить, и они не смогли приехать в Пушкин. Яша посадил меня в свою машину, а мама с сестренкой сели во вторую. Когда приехали в Ленинград, оказалось, что машины, в которой ехала мама, нигде нет. Так я оказалась на Комендантском аэродроме. Там жили летчики. И я там прожила месяца два. Яша спрашивал, где живут родственники моего папы. И я вспомнила, как мы ездили к ним. Возле Витебского вокзала садились на трамвай №3 и ехали до кольца, до Новой Деревни. Мы с Яшей поехали на этом трамвае. И приехали к папиным родным. А вскоре туда пришла мама. В машину, где она ехала, попал снаряд, и пришлось добираться в Ленинград пешком. Она искала меня по детским домам, не нашла и приехала сообщить родным, что я погибла. Мы отправились домой. Помню бомбоубежище. В дом, где мы жили, попала бомба. Сейчас там небольшой скверик.
Помню, как горел зоопарк. Как страшно трубил слон. Нам дали комнату на Охте. Сестренка совсем опухла, в больницу ее не брали. И опять Яша всех нас спас. Он приносил нам свой паек, и мама его понемногу добавляла к нашим карточкам. Сестренка выжила.
Был и такой случай. Мама дала мне карточки, чтобы я отнесла их в детский сад – по пути в школу. Так полагалось, если ребенок посещал садик. Ко мне подошла девочка старше меня, лет, может быть, двенадцати. Спросила, куда я иду и зачем. Я ей и рассказала.
“Видишь, булочная,”- говорит девочка,- “У меня там работает тетя. Хочешь, я тебе эти карточки булкой отоварю?”
Хотела ли я! Это было волшебное слово – булка.
“Я тебе оставлю свои карточки,”- продолжала девочка,- “А ты дай мне свои и подожди меня здесь. Я к тете должна с черного хода войти.”
И протянула мне круглый кожаный кошелечек, полный, как мне показалось, карточек. Я ждала долго.
Мы выжили.
На Охтенском кладбище есть маленькая часовня. Маленьким детям возле этой часовни давали какую-то кашу. Кажется, маисовую. Я эту девочку в очереди увидела и – бегом за мамой. Мама взяла девочку за руку, и мы пошли в милицию. В милиции девочка рассказала, что все взрослые умерли, она живет вдвоем с сестрой. Милиционер потребовал, чтобы она отдала маме свои карточки. Но моя мудрая мама сказала: ”Не надо. Мы выжили. Это уже пройдено. Зачем же я буду у них забирать?”
У нашей соседки был репрессирован муж, а сама она работала в госпитале. И приносила объедки. Кашу, макароны, куски хлеба, суп. Мы тоже это ели. На Охте мама собирала траву. Делала лепешки из лебеды на машинном масле. Ближе к концу войны вернулись хозяева комнаты, и мы переехали на Петроградскую, на Геслеровский проспект, 17. Мама устроилась работать дворником, и у нас была комната, бывшая швейцарская, под лестницей. Я училась в 71-й женской школе, это угол площади Льва Толстого и Большого проспекта Петроградской стороны. Помню директора, Надежду Николаевну. Каждый год в апреле у нас встреча выпускников. В 1952 году я закончила школу, поступила на геологический факультет, в ЛГУ им. А.А.Жданова (от этого имени Университет освободился лишь в 90-е –прим.автора). Училась на кафедре кристаллографии, там и работала, получив диплом, с 1957-го по 1995 год. Вышла на пенсию, отдохнула там три месяца и пошла работать на кафедру геохимии. И сейчас работаю…
Валентине Федоровне всегда нравилась биология. Но в старших классах увлеклась и геологией. Кафедру кристаллографии выбрала, чтобы выращивать кристаллы. Интерес к биологии не утрачен и сейчас. У себя на даче Валентина Федоровна выращивает дивные цветы, сотрудничает с журналом “Флора,” 18 лет является председателем университетского садоводства.
- Люблю что-нибудь необычное выращивать,- говорит она.
Эту интересную беседу пришлось закончить - Валентина Федоровна торопилась в актовый зал – ее пригласили на концерт ребята из музыкальной школы.
Свидетельство о публикации №215102001748