Фрагмент романа Ускользающая эстетика эволюции

Потеря любви убивала меня.
Я часами просиживал на берегу, глядя на воду, отнявшей у меня самое дорогое в  жизни. Мне старались не мешать. Лучи закатного осеннего солнца, освещая верхушки елей, легко касались моего лица. Я закрывал глаза, представляя, что это ладони Ускользающей Луны. Ускользнувшей…
Я прожил еще немало лет, участвовал в вооруженном противостоянии с соседями, однажды чуть не погиб в тайге, раненый во время охоты, зачал пять детей, женил трех сыновей, выдал замуж двух дочерей, успел воспитать внука, научив его всем известным мне премудростям промысла, стал главным старейшиной, но…
Но до самого своего последнего вздоха я не мог забыть о ней. Умирая, я попросил, чтобы рядом с моим ложем поместили вырезанное из коры ее рукой изображение оленя. Кажется, этот кусок даже положили в струганную посмертную ладью, на которой я медленно поплыл по реке к земле вечной любви…

***
В следующий раз я родился в верховьях Ганга. Я знал, что следую санатана дхарме. Жизнь, дарованная Брахмой, продолжала длинный ряд прежних обличий, ведя меня по дальнейшему пути к свету. Но я ничего не помнил из прошлого до того дня, пока луна, по виду которой отсчитывали уходящие месяцы и годы, не довела мое воплощение до возраста тридцати двух лет…
В тот день я нашел себя. Это произошло внезапно. Так же ветер срывает высохшие листья с деревьев, оставляя голые стволы во время засухи после продолжительных ливней. 
Я с войском подошел к Аджуне. Город, как и все в тех краях, был занят ариями. Эти страшные, похожие на обезьян чужаки, желали установить свою власть над нашими народами, презрев законы предков, обычаи и установления, которые созидались веками. Они не ведали жалости. И к ним не могло быть снисхождения.
Мой боевой слон уже устал давить их проклятые тела, а моя рука – доставать из колчана очередную стрелу. В битве при Раджархе я потерял почти всех своих лучников, но уничтожил не менее ста врагов. Взятие Аджуны я почитал своей главной целью. От этой крепости открывался прямой путь на юг, к плодородным краям. Их нельзя допустить в охраняемые памятью предков земли!
Со мной было сто двадцать пеших воинов и семь боевых слонов. Как и положено, я расположил свое войско неровным полукругом. Опытные лучники, собранные мной со всей округи, первыми начали сражение у замковых стен. Когда был убит второй из них с левого края, я понял - противостояние обещает быть тяжелым.
Крепость возвели давно, лет триста назад, используя в оборонительных целях все что угодно, даже стволы огромных деревьев. Проломить или преодолеть эту преграду не представлялось возможным. И все-таки я отправил десять воинов рубить ветки и таскать камни. За несколько часов они должны были выстроить вал, с которого можно было хотя бы вести прицельный обстрел верхней части стен.
В городе находилось несколько сотен местных жителей, наших братьев, угнетаемых мерзкими чужестранцами. Я очень надеялся на их помощь.
Арии не были меткими. Я успел три раза проехать вокруг стен под градом стрел, но только одна из них попала в защищенный медными пластинами бок моего верного друга – боевого слона Вартхара (а как известно, великой бог Ганеша следовал к месту боев в образе слона).
В какой-то момент ворота раскрылись, выпустив полчище врагов. Половина из них быстро полегла под стрелами моих лучников, остальные откатились назад, под защиту мощных стен.
Эта вылазка оказалась для ариев совершенно неудачной. Два моих воина смогли даже захватить пленника. Раненый в бедро, он не успел вбежать в ворота.
Его притащили к нашим ратям и бросили к стопам Вартхара. Слон повел головой,  чувствуя, что перед ним - враг.
Я медленно спустился на землю. По обычаю моего рода я коснулся лезвием меча волос противника:
- Назови себя.
Он с вызовом посмотрел на меня:
- Я – воин. Кшатрий!
- Твое имя - Кшатрий?
- Это звание моей варны, - с ненавистью бросил он. – У вас, псов, все равны. А мы не признаем равенства. Каждый из нас занимает положенное богами место.
Я рассмеялся. Гнусная обезьяна, лежащая в пыли под моими ногами, обреченная на жуткую смерть, пыталась оскорблять мой народ, обычаи и законы предков.
- Ты умрешь страшно. С тебя сдерут кожу и повесят над костром, - я глядел на него, как на раздавленную Вартхаром кобру. - О тебе даже не узнает твоя варна. Но я могу подарить тебе легкую гибель. Если ты покажешь тайный вход в Аджуну.
Он не испугался. Это мне понравилось. Я уважал отчаянную смелость. Усмехнувшись, арий сказал:
- Нас учат легко встречать смерть. Это зачтется там, - он кивнул на небо, - нашими ушедшими родичами. И поможет найти в новой жизни достойное воплощение.
Я был поражен.
- Вы верите в то, что жизнь бесконечна? – спросил я, убирая меч в ножны.
- Как же иначе? Каждому – своя дорога. Предатели и трусы превратятся в лягушек и мотыльков. Им потребуется длинным путем перерождений возвращаться в облик человека.
Я молчал. Впервые за последнее время я не знал, что делать. Убить врага надлежало в любом случае. Но я вдруг ощутил, как схожи наши верования. Страшное сомнение коснулось моей души.
Оно приобрело силу уверенности, когда я в задумчивости отошел в сторону, присел на плоский камень, где слуги положили вышитую ткань, и долго смотрел на стены неприступной Аджуны, прикрывая рукой глаза от палящего солнца.
Тогда я и вспомнил…