Книга снов I. Вили и Ве

I.

Чёрный человек вернулся в родные стены и дурное расположение духа. Кроме того, чтобы спать, он ничего не мог изобрести. Он погасил светильник, улёгся на скрипучую постель и зажмурился. Перед его внутренним взором замаялись и заносились нечёткие пятна света. «Я слишком близко смотрю», — подумал он и отодвинулся, но не рассчитал и упал навзничь в прилипчивую серость. Серость облепила чёрного человека со всех сторон. Он завозился, стал тяжело дышать и запутался ещё больше. «Я задыхаюсь», — подумал чёрный человек, рывком свалился с постели и открыл глаза. Он осторожно приподнялся на своём ложе, заглянул за край. На полу простёрлось светящееся нечто. «А ну, иди сюда», — раздражённо махнул рукой чёрный человек. Светящееся нечто прильнуло к нему. Он уронил голову на подушку и закрыл глаза.

II.

По разодранным обоям спускалась фиолетовая гусеница, оглашая спальню сполохами трубного гудения. Сполохи ввинчивались в уши и колебали беззащитную рыхлость мозга. «Заткнись, сука», — сказал чёрный человек. Гусеница подняла голову и показала воронкообразную пасть, растопырив многорядные зубы наподобие перил. Чёрный человек скривил лицо, прикрыл горло рукой и мысленно велел гусенице исчезнуть. Губчатая серость в прорехах обоев сыро чавкнула и проглотила гусеницу. Трубное гудение смолкло. Чёрный человек открыл глаза и посмотрел на стену. Она едва заметно подрагивала. Воображение стало неуслужливо выталкивать на поверхность образ фиолетовой гусеницы. «Чтоб ты сдохло раньше, чем родилось», — устало отмахнулся чёрный человек, повернулся на подушке и закрыл глаза.

III.

Чёрный мальчик пошёл на кухню заварить чаю. Там его ждала чёрная девочка с книгой в руках. Старая плита в углу мерцала жаром и утробно гудела. Чёрный мальчик испугался и прянул за дверь. «Плита повышается и понижается в зависимости от кирпичей», — сказала чёрная девочка. Мальчик понял, что она не шутит. «И что делать?» — спросил он, заглядывая сбоку в дверной проём. «Читать заклинание», — сказала чёрная девочка и раскрыла книгу. В жарком мерцании печи блеснуло тиснёное серебром название: Conditio Compincerionatum. Она начала читать: «Первый кирпич — радостный клич: двое несут одного. Следом кирпич — тягостный клич: двое теперь далеко. Третий кирпич — совестный клич: двое несли бы двоих! Сверху кирпич — горестный клич: первый навеки затих. Этот мой клич — наследный, этот кирпич — последний!» Чёрный мальчик съёжился, засветился и зашипел. А плита вздохнула и погасла. Чёрный человек погасил огонь и снял чайник с плиты. Возле порога сумрачной кухни он увидел что-то слабо белеющее. «Какого рожна он здесь?» — подумал чёрный человек, разглядев белый кирпич. Он не стал пить чай, вернулся в постель и закрыл глаза.

IV.

Чёрный человек стоял в каменном лесу. Круглые столбы подпирали серое небо раскидистыми фонарными дугами. Фонари не горели. Землю устилали ровные белёсые плиты, в иных темнели крышки колодцев. Руку чёрного человека кто-то тронул. «Тише», — шепнул голос. «Нет в лесу никаких разбойников», — сказал чёрный человек, чтобы ободриться. «Не надумай», — возразил ему голос. Они пошли, забирая вправо. Чёрный человек не оглядывался на спутницу, но узнал её. Иногда у неё не было имени. Сейчас он вспомнил: Ве. Впереди показалась башня, сложенная из детских кубиков. Верхний ряд зиял проёмом. «Там разбитое окно», — сказал голос. Чёрный человек проследил взглядом. «А вон там тишняк», — продолжил голос. Чёрный человек посмотрел наверх и увидел тёмное пятно, неподвижно висящее в небе. Пятно выводило его из себя. «Уйди!» — заорал он что есть мочи. Тёмное пятно дрогнуло и пропало.  «От себя не уйти», — сказал голос. Чёрный человек обернулся, но рядом никого не было. На стыке каменных плит лежала книга.

V.

— Мам? — чёрный мальчик переминался на пороге кухни.
—Что, солнышко? — розовая женщина стояла у плиты, помешивая жаркое.
— А у меня никогда не было сестрёнки?
— Нет, Вили. А почему ты спрашиваешь?
— Да так, — чёрный мальчик ковырнул порог носком, — Ве...
— Что ты сказал? — розовая женщина тревожно обернулась.
— Ве, — повторил чёрный мальчик. — Она мне снится. У неё есть книга.
— Иди сюда, — розовая женщина присела и протянула руки. — Это просто сон. Хочешь хлеба с маслом?
Чёрный мальчик в её руках радостно кивнул. Розовая женщина достала из холодильника тускло белеющий кирпич и положила его на разделочную доску.
— Мама, не надо! — закричал чёрный мальчик. Нож остановился над белым прямоугольником.
— Что такое, солнышко? — ласково спросила розовая женщина. — Ты не хочешь?
— Нет, пожалуйста! — испуганно взмолился чёрный мальчик.
— Как хочешь, — пожала плечами розовая женщина. — Я себе отрежу.
Нож коснулся кирпича. Чёрный мальчик ринулся вон из кухни, но споткнулся о порог и провалился в темноту.

VI.

Чёрный человек осторожно поднял книгу. Тиснёные серебром буквы едва угадывались в отсветах серого неба. Он открыл первую страницу. На ней темнел квадрат в белой каёмке, виднелась полустёртая надпись. «Вили и Ве», — прочёл человек. Что-то приближалось из глубины квадрата. Оно кричало. Чёрный человек захлопнул книгу и отбросил на каменные плиты.
— Ты не хочешь помнить, — прошептал голос, — но ты не можешь.
— Уйди, — неуверенно сказал чёрный человек.
— Ты не хочешь назвать меня по имени? — деланно удивился голос. — Кирпичик к кирпичику! Помнишь? Первый кирпич — радостный клич: двое несут одного.
— Ве, — обречённо произнёс чёрный человек.
— Следом кирпич — тягостный клич: двое теперь далеко.
— Ро, — откликнулся чёрный человек, не владея собой.
— Третий кирпич — совестный клич: двое несли бы двоих!
— Ни.
— Сверху кирпич — горестный клич: первый навеки затих.
— Ка.
— Этот мой клич — наследный, этот кирпич — последний!
— Вероника! — выдохнул чёрный человек.
Книга открылась, страницы замелькали быстро-быстро. Чёрный человек заворожённо уставился на них и сам закружился в сгущающейся темноте.

VII.

Вильям и Вероника сидят в детской, строят замок из кубиков.
— Смотри что покажу? — Вероника улыбается, слегка шевелит пальцами и верхний ряд кубиков раздвигается. В просвет заглядывает солнце, луч его падает между детьми.
— Ух ты… — Вильям поднял брови. — А я так могу?
— Ты видишь сны с продолжением? Цветные? — спросила Вероника.
— Ну да, — сказал Вильям, повертев в руках кубик. — Только снится чушь какая-то…
— Ну почему чушь, — Вероника озорно улыбнулась. — Вот мы с тобой, например.
— Так мы же не спим! — рассмеялся Вильям.
— Почём ты знаешь? — возразила Вероника. — Вот смотри!
Она подошла к окну, потянула верёвочку и задвинула плотные занавеси. Луч света пресёкся. Потом затворила дверь.
— Что видишь? — спросила она.
— Темно, — ответил Вильям, не понимая, к чему она клонит.
— А ещё?
Вильям всмотрелся.
— Точки, — сказал он. — Цветные точки мельтешат. Темнота не совсем тёмная.
— А почему? — Вероника склонила голову набок.
— Ну… Мы так видим потому что, — предположил Вильям. — Муха видит, что свет лампочки быстро-быстро моргает, а мы не видим. Зато видим точки. Мошки, точки… — Вильям зевнул.
— Не клюй носом, — Вероника быстренько села рядом и пихнула его в бок, — не воробушек. Книга вот говорит, что мир совсем не такой, как мы его видим. Наш ум устраивает так, чтобы нам проще было понять.
— Что за книга такая? — смешался Вильям. — Ты говоришь странно.
— Со временем сам поймёшь, — Вероника повела плечами. Она устала подбирать слова.
— Ай, да ну тебя… — отмахнулся Вильям. — Важничаешь.
— Что делаете, ребятки? — мама легонько открыла дверь и вошла.
— Замок строим. — ответил Вильям торжественно. — Мы станем хранителями замка! Я буду Вили.
— А я буду Ве, — откликнулась Вероника.
— Вили и Ве, — сказала мама задумчиво, точно пробуя имена на вкус. — Надо же… Совсем как в книге.
— Да что за книга такая? — Вильям насупился.
— Со временем ты сам поймёшь, солнышко, — пообещала мама. — Как вы строите ваш замок, кирпичик к кирпичику. А пока впустите свет, глаза испортите, — она прошла к окну, потянула другую верёвочку, и занавеси раздвинулись. Солнечный луч немного сместился и упал на снимок, висящий на стене. Два безмятежных детских лица. Ниже подпись витиеватым почерком: «William et Veronica».

VIII.

Чёрный человек заворочался в постели и повернулся к стене. Сонный взгляд остановился на темнеющем квадратике между прорехами обоев. Квадратик окружало слабое свечение. Чёрный человек сердито махнул рукой. Свечение угасло, квадратик растворился среди теней. «Никого здесь нет», — подумал чёрный человек. «И тебя?» — голос огненным сполохом ввинтился внутрь черепа. «И меня, чума вас забери!» — визгливо крикнул чёрный человек и хватил кулаком о стену. Запястье полыхнуло болью, зато голова прояснилась. Чёрный человек облегчённо вздохнул, откинулся на подушку и закрыл глаза.

IX.

— Мам, а мам? — Вильям поднял голову от рисунка, который старательно выводил на чернильной досочке.
— Да?
— Почему у Тали и Ли есть папа, а у меня и Ве нету?
— Понимаешь… — мама дотронулась до виска кончиками пальцев. — Папа, он… Он далеко.
— Он сделал что-то плохое, да? — догадался Вильям, рассматривая досочку.
— Ты умён не по годам, солнышко, — мама слабо улыбнулась. — Нет, папа не плохой... Он просто видит дурные сны.
— Но ему станет лучше, правда? — Вильям вновь поднял глаза.
— Если он сам захочет.
— И тогда мы все будем вместе! Как замок, помнишь? Кирпичик к кирпичику.
— Да, — согласилась мама. — Кирпичик к кирпичику.
Вильям сильно надавил пером на чернильную досочку, и в углу стала проступать тёмная клякса. Он рассеянно взглянул на кляксу и стал проваливаться в её чернильную тьму.

X.

— Вили! — шепнула Вероника со своей кровати.
— А? — Вильям разлепил веки и повернулся.
— Давай приснимся друг другу там? — произнесла она заговорщически.
— А так можно? — он приподнялся на локте.
— Кажется, надо думать про одно и то же, когда засыпаешь. Тогда можно.
Вильям обвёл взглядом детскую. Взгляд его задержался на белеющем квадратике.
— Давай думать про снимок на стене, — предложил он.
— Давай, — согласилась Вероника. — Только ты хорошо думай, не отвлекайся. Ладно?
— Угу, — Вильям зажмурился и представил себе снимок. Два безмятежных лица: Вили и Ве. И подпись. Снимок плыл в темноте, слегка подрагивая.
Чёрный человек открыл глаза. Снимок возник перед ним: зияющая темнота в белой каёмке. Ужас объял чёрного человека. Он замахал руками, вскочил с постели и бросился вон из спальни. Остановился, перевёл дух. Прислушался. Ни звука. Заглянул в спальню. Слабое свечение угасало у изголовья. «Сука, — сказал чёрный человек и ударил в стену больной рукой. — Сука, сука». Он ударил ещё раз и ещё, чтобы ум прояснился. Страх отступил, осталась только боль. Чёрный человек проглотил болеутоляющее, запил холодным чаем, вернулся в постель. И снова закрыл глаза.

XI.

— А что, если… — холодея, подумал Вильям. Действие опередило мысль. Снимок, парящий перед ним, замутился и смешался в комок, который исчез где-то за границей зрения. Тьма обступила его со всех сторон. Он начал падать и кричать. И чем громче кричал, тем быстрее нёсся вниз. Крик заполонил собою всё, падение сделалось единственным ощущением.
— Руку! — голос врезался сквозь крик и падение, отдался в голове. — Дай руку!
Вильям выбросил руку навстречу голосу. Тонкие пальцы обвили запястье.
«Что ты сделала?! — подумал он испуганно. — Это всё из-за тебя!»
«Ничего я не делала! — отозвался голос. — Ты плохо думал. Ты всё испортил! Мы почти провалились…»
«Это я-то всё испортил?! — Вильям содрогнулся от звука собственной мысли. — Это вы вечно что-то замышляете. Это вы никогда не договариваете. Да пропади оно всё пропадом!»
Вильям яростно взмахнул руками, сбросив пальцы Ве, и тьма закружилась перед ним.
«Вили, — раздалось в голове. — Не надо. Здесь нельзя ссориться. Прости меня, я заигралась».
«Вот именно, ты заигралась, — Вильям черпал силы из набирающего силу вихря и не хотел останавливаться. — Ничего этого нет, понятно? Это. Просто. Дурной. Сон!»
Он яростно рванулся, вихрь подхватил его, неистово завертел и повлёк наверх. «Ви-и-и-и…» — отголосок чего-то отринутого затихал, пока не потонул в чернильной круговерти. Сознание Вильяма померкло.

XII.

Чёрный мальчик осторожно приподнялся на локте, заглянул за край постели. На полу простёрлось светящееся нечто. «А ну, иди сюда», — повелительно махнул он рукой. Светящееся нечто прильнуло к нему. Он откинулся на смятую постель и провалился в забытьё. Проснулся оттого, что лучик солнца подсветил веки розовым. Протёр глаза. Розовая женщина раздвинула шторы и впустила свет. Он неприятно резал глаза.
— Ребята, подъём! — весело сказала розовая женщина. — Сегодня большой день, не забывайте.
«Что ещё за день? — раздражённо подумал чёрный мальчик. — А, впрочем, какая разница…»
— Сегодня нашей озорнице Ве исполнилось… Вероника, ну подымайся, соня! Именины проспишь, — розовая женщина ласково тронула девочку за плечо. Чёрную девочку. Что-то изменилось, пока он спал. Что-то стало неправильно. Чёрный мальчик силился вспомнить, но не мог.
— Ве? — голос розовой женщины наполнился тревогой. — Ве, проснись!
Она тормошила чёрную девочку, слушала её дыхание, щупала запястье, умоляла проснуться. Но чёрная девочка лежала неподвижно. Чёрный мальчик подумал, что должен заплакать, но не смог и этого. Суета розовой женщины начала его раздражать.
— Да замолчи же ты, — произнёс он низким голосом, — сука.
Прежде незнакомое слово ещё усилило его раздражение. Он вперил в розовую женщину ненавидящий взгляд. Та переводила заплаканные глаза с бездыханной чёрной девочки на чёрного мальчика и беззвучно задрожала, зажимая рот ладонями. Свечение её сгустилось, становясь из розового фиолетовым. А чёрный мальчик вспомнил, как его зовут. Вийхем. Да и не мальчик он вовсе, что за нелепая мысль? А эта бестолковая сука… О, её он проучит позже! Да так проучит, что мало не покажется.
— Вейре, иди на кухню, — сказал он сухо. — Сдаётся мне, ты плохо без меня справлялась.
Взгляд его упал на снимок, висящий на стене: тёмный квадратик в белой кайме.
— Увешивать стены этакой-то пакостью… — Вийхем прошёл мимо фиолетовой женщины и сорвал снимок со стены.
— Отдай, — прошипела фиолетовая женщина. — Ты не смеешь…
— Вейре, — покачал головой Вийхем. — Знай своё место. Или, может, забыла? Или, может, напомнить?
— Отда-а-а-ай, — фиолетовая женщина шипела всё протяжнее, облик её начал оплывать и округляться. — Не смееш-ш-ш-шь…
— Ведьма, — скривился Вийхем. — Ну погоди…
Он двинулся на кухню. На плите стояла чёрная сковорода, под нею весело плясали голубые огоньки. В сковороде шипела яичница. Вийхем убрал огонь и схватился за ручку сковороды, отбросив яичницу. Из-за спины донеслось стрекотание. Вийхем вернулся в детскую. Фиолетовая гусеница  подняла голову и ощерила воронкообразную пасть, развернув многорядные зубы. Вийхем ударил её сковородой наотмашь, потом ещё раз и ещё. «Я. Тебя. Научу. Знать. Место. Глупая. Ты. Сука», — думал он и опускал чёрную сковороду куда придётся. Фиолетовая гусеница трубно взревела. Звук ослепил Вийхема, и она бросилась наутёк. Он запустил сковороду в стену. Та надрывно звякнула и отскочила в замок из кубиков. Кубики рассыпались. На обоях остался рваный след.
— Я устал, — сказал Вийхем. — Нужно отдохнуть. Немного.
Он повалился на смятую постель и закрыл глаза. Тёмный снимок остался в его руке. А бездыханная прежде чёрная девочка легонько вздохнула и улыбнулась во сне. «Не клюй носом, — сонно пробормотала она, — не воробушек».

XIII.

Чёрный мальчик сел на кровати и потянулся. Чёрной девочки не было. Он непонимающе уставился на снимок в левой руке. Отложил его. «Странно, что мама не разбудила, — подумал он. — Сегодня же Ве именинница». Чёрный мальчик протёр глаза и поплёлся в ванную. Фиолетовая женщина лежала в наполненной ванне среди опадающей мыльной пены. Правая рука её свешивалась почти до пола. Рядом лежала пустая коричневая бутылочка без пробки.
— Мама? — позвал чёрный мальчик.
Нет ответа.
— Мама! — повысил он голос.
Он опустился рядом на колени, поднял коричневую бутылочку.
«Valium», — разобрал он название. «Почти как William», — подумал невольно.
И только затем осознал, что случилось.

XIV.

Чёрный мальчик метался по дому. В отчаянии он не знал, что и предпринять. Куда бежать, кого позвать на помощь? Сам не заметил, как очутился в детской. Роняя слёзы, сгрёб в охапку строительные кубики и стал восстанавливать замок. В верхнем ряду оставил проём, в точности как тот, что создала Ве, пошевелив пальцами. Чёрный мальчик умоляюще посмотрел на оконце. Оно оставалось затемнённым, луч света его не коснулся.
— Ве, пожалуйста, вернись! Разбуди маму. Я знаю, ты можешь. Прошу тебя, Ве. Я больше никогда не буду злиться, никогда… Прости, что оставил тебя… — голос его то и дело срывался. — Скажи, что мне делать?
«Выше», — пришла мысль. Чёрный мальчик посмотрел вверх. На потолке прямо над замком темнело круглое пятно. Оно слегка дрогнуло, затем поползло в сторону, к старому их шкафу возле двери. Остановилось у самого края. Чёрный мальчик приволок стул, подтянулся и стал шарить рукой по пыльной поверхности. Задел что-то. Книга глухо упала на пол и открылась. Он приблизился и всмотрелся. Пустая страница из плотной бумаги с прорезями. «Сюда вставляют снимок», — сообразил чёрный мальчик. Он вернулся с потемневшим квадратиком в руках, осторожно сунул уголки в прорези. Быстро замелькали страницы, книга захлопнулась. Он бережно взял книгу в руки, лёг в постель и закрыл глаза.

XV.

Чёрный мальчик стоял посреди каменного леса. Круглые столбы возносились далеко вверх, подпирая серое небо раскидистыми ветвями светильников. Они не светили, а вбирали в себя скудный свет, разлитый под низким небосводом. Под ногами матово белели ровные плиты, некоторые несли на себе круглые крышки колодцев. Впереди виднелся знакомый замок, который теперь вырос и раздался вширь. Верхнее окно светилось. «Ве!» — сердце чёрного мальчика радостно скакнуло. Ближайшая к нему тяжёлая крышка подпрыгнула от удара изнутри и сползла в сторону. Из тёмного колодца раздалось стрекотание. Фиолетовая гусеница подняла голову и издала трубный гул, от которого содрогнулось всё вокруг. Чёрный мальчик выронил книгу и бросился бежать. И чем страшнее ему становилось, тем медленнее он бежал. В какой-то миг он просто замер на месте, оцепенев от ужаса. Делать было нечего. Чёрный мальчик обернулся. Посмотрел в глаза фиолетовой гусенице, которая семенила по белёсым плитам. Та замерла и перестала гудеть. Так они стояли, пока чёрный мальчик не вспомнил: Ве, окно. Ему показалось, что до окна рукой подать. И протянул руку. Тонкие пальцы ухватили его за запястье.

XVI.

Чёрный человек рывком подскочил на разворошённой постели. Горло его сдавил немой крик, сердце учащённо забилось. Вытаращенными глазами он вперился в сумрак комнаты. Чёрный мальчик и чёрная девочка стояли у стены, держась за руки. На полу лежала книга, открытая на первой странице. Фиолетовая гусеница покачивалась рядом. Зубы в отверстой пасти подрагивали. «Бежать!» — подумал чёрный человек и сорвался к двери. Гусеница заревела, то повышая, то понижая тональность. В утробном гуле стали различимы отдельные звуки: «Ви-и-и-и… Ве-е-е-е… Ви-и-и-и… Ве-е-е-е…» Звук настиг чёрного человека, ввинтился в мозг тысячей свёрл, заставил завопить и упасть на четвереньки. Звуковой поток прошёл выше, и чёрный человек кое-как добрался до кухни. Там он опёрся на стол и поднялся. «Дайте же мне, наконец, уснуть!» — заорал он. Взгляд его упал на столовый нож. Чёрный человек схватил нож в кулак и стал колотить по столу, всё повторяя: «Сука. Сука. Сука». Из двери донеслось стрекотание. «Я. Просто. Хочу. Уснуть!» — сказал чёрный человек и резко опустил голову на кулак с выставленным ножом. Лезвие вошло в левую глазницу. Чёрный человек разок всхрапнул и затих. А в спальне чёрного человека фиолетовая гусеница стала уменьшаться и опадать, свечение её из фиолетового смягчилось до розового, проступили знакомые очертания. Свечение угасло, и появилась она. Вейре. Мама. Она смотрела на чёрного мальчика и чёрную девочку, которые держались за руки. Лица их светлели. Светлел и снимок в раскрытой книге. Полный нежности взгляд Вейре согрел их двоих. Вили и Ве. Вильям и Вероника. Трое встали вокруг книги и взялись за руки.
— Всё закончилось? — спросил Вильям.
— Да, солнышко, — ответила Вейре. — Больше не будет дурных снов.
— А мы увидим папу?
— Да, — задумчиво молвила Вейре, — если он сам этого захочет.
— Надо прочитать заклинание, — напомнила Вероника.
— Всем вместе, — сказала Вейре.
«Первый кирпич — радостный клич: двое несут одного. Следом кирпич — тягостный клич: двое теперь далеко. Третий кирпич — совестный клич: двое несли бы двоих! Сверху кирпич — горестный клич: первый навеки затих. Этот мой клич — наследный, этот кирпич — последний!» Пока они читали нараспев, спальня наполнилась нечёткими пятнами света. Они сливались и переливались, пока всё вокруг не исчезло в переливчатом сиянии. С последними словами сияние поглотило читающих и погасло.

XVII.

Распорядитель открыл дверь дежурным ключом и пропустил вперёд двоих нанимателей. Юношу и девушку.
— Ну-с, извольте видеть, — глотая окончания, пробасил распорядитель, — две комнаты, уборная и кухня. Здесь, правда, не прибрано. Мы ничего не трогали.
— Не беда, — беспечно махнул рукой юноша. — Обживёмся. Да, а кто тут жил прежде?
— Странный жил человек, — ответил распорядитель неохотно. — Затворник. Не то чтобы очень шумный, но по ночам иногда… А однажды внезапно съехал, даже за текущий месяц не внёс. Оно, наверное, и к лучшему.
— Как таинственно, — хихикнула девушка. Она успела заглянуть во все двери и только что скрылась в последней. — Так вы говорите, съехал?.. Ой, Тали, смотри, какая прелесть!
— Что там, Ли? — спросил юноша, входя.
Девушка держала в руках снимок. Два безмятежных детских лица. И подпись изящным почерком.
— Вильям и Вероника, — прочла девушка. — Любопытно, кто и зачем его здесь оставил?
— Наверное, прежний наниматель в спешке обронил, — заметил юноша. Он скользнул взглядом по снимку и повернулся к шнурам от занавесей.
— Не правда ли, они прелестны?
Юноша снова взглянул на снимок.
— Недолюбливаю детей, — напомнил он с кривой улыбкой.
— Да брось, все мы были детьми, — рассмеялась девушка. — И я. И ты тоже.
— Это меня и пугает, — хмыкнул юноша.
— Молодые господа удовлетворены? — осведомился распорядитель. Он стоял у порога.
— Вполне, — откликнулся юноша. — Ли?
— Мне кажется, я их откуда-то знаю, — сказала девушка, разглядывая снимок. — Впрочем, будет время об этом подумать. Тали, давай впустим свет!
Юноша раздвинул занавеси, а девушка оставила снимок на подоконнике.