Фрагмент романа Ускользающая эстетика эволюции

Я въехал в этот замок ближе к вечеру.
Он был пуст, как и многие окрестные строения, не устоявшие под напором злобных английских сил. Подковы моего коня гулко прошлись по булыжникам и замерли у входа в башню. Дверь была распахнута. Оттуда тянуло запахом давней гари; я знал этот запах, проезжая мимо десятков сожженных деревень.
- Гийом! – я негромко позвал своего самого верного вассала, который уже в течение трех лет сопровождал меня в странствиях. – Прикажи осмотреть всё. Здесь тревожно.
Последнюю фразу я произнес больше для себя. Никто не должен знать о подлинных мыслях сеньора. Никто, кроме него. И его любимых женщин…
Через полчаса Гийом, вместе с двумя десятками рыцарей прилежно обошедший брошенный «форпост» (я плюнул на каменные плиты, когда поймал себя на мысли о том, что даже про себя употребил слово врага), доложил, что там никого нет и в помине.
- К отходу! – я поднял правую длань, призывая к выезду.
Но вынужден был остановиться. Один из рыцарей «руки Людовика», моего брата, тащил откуда-то с подворья извалянного в глине, полуживого от страха уродца. Он был примерно наполовину ниже роста обычного человека, а когда его бросили к копытам моего коня, кажется, еще больше сжался.
- Кто ты? - я старался говорить с подобающим моему положению достоинством, но при этом без малейшей злобы. Так низшие сословия лучше понимают нас.
Он молчал, стоя в грязи на коленях. А когда с усилием поднял вверх глаза, я невольно поморщился. У карлика было ужасное лицо, похожее на обгоревший каштан. А один глаз заплыл от страшного удара. Я подумал, что его можно продать герцогу Анжуйскому в шуты (этот урод любил уродов) и даже мысленно прикинул цену, но потом сам осадил себя как коня.
- Меня зовут Франсуа, сир, - произнес уродец дрожащим, низким, чудовищно хриплым голосом. - Здесь я был мажордомом.
Приплясывающие на конях рыцари за моей спиной ответили на это речение громовым хохотом, но я поднял руку, не оборачиваясь, и все стихло.
- Это замок Шарля де Монтегю?
- Именно так, сир.
Здесь следовало произнести небольшую проповедь силы. Я достал из ножен меч и резко рубанул им по воздуху.
- А ты знаешь, что твой сеньор продался английским крысам? Он на их стороне, нечестивая тварь! Сейчас тебя убьют, а мясо отдадут собакам.
- Подождите, сир!
Карлик поднялся из грязи с подобострастной поспешностью, словно и сам был псом, и шагнул ко мне. Конь тихо заржал и переступил копытами. Видимо, даже ему это существо было омерзительно.
- Я хочу вам сказать, сир… Тут была одна дама… Молодая и очень красивая… Луиза… Она знала откуда-то, что вы приедете, сир… И передала мне для вас одно слово…
Он резво, уже ничего не боясь, приблизился к коню, даже придержал его за узду и прошептал, смотря на меня глубоко и ясно, как кюре во время причащения:
- Ускользающая…

* * *
Замок располагался на известковой, поросшей жухлой травой скале, поверхность которой была выбита копытами коз и овец. Дорога, проложенная от соседних деревень, ныне – почти опустевших, вилась неровной извилистой змеей вдоль осыпающихся обрывов. Забираться на такие кручи решались только всадники. Для повозок граф проложил более удобный путь над высоким берегом мелководной речки.
Замок был некогда оборудован всеми необходимыми средствами защиты. Но ров давно заполнился оплывшей глиной и местами превратился в зловонное болото. Над ним, особенно в жаркие летние дни, подымались волны смрада и тучи комаров, а кое-где на поверхности плавали разложившиеся туши коров, умерших от бескормицы. Никто и не думал чистить эту грязь, равно как и приводить в надлежащий вид подъемный мост, полусгнивший от осенних дождей. Стены, возведенные еще во времена Меровингов, почти не обновлялись, бойницы заросли плющом, а стены с южной стороны представляли из себя циклопическое нагромождение руин.
Граф уже в течение многих лет не покидал пределов замка. Сохранившие ему верность крестьяне поставляли все необходимые припасы, на охоты он не выезжал, а любые поездки в дальние края считал делом бессмысленным и опасным. Зато дурная и страшная слова раскатывалась о нем по всей ближайшей округе. Граф похищал и держал в замковых башнях девушек. Среди них преобладали крестьянки, но случались и такие случаи, когда в его хищных лапах оказывались знатные девицы. Отряд отчаянных головорезов, не признающих ничего святого, получающих в виде довольствия вино, мясо и зерно, рыскал по округе в поисках очередной добычи.
Когда мне нажаловались верные мне вассалы «руки Людовика», которые потеряли – кто дочь, кто сестру, я решил покончить с этим мерзким гнездом. С отрядом из тридцати верных рыцарей в то осеннее утро я подходил к графским владениям. По неожиданному стечению обстоятельств тот день был днем моего ангела – мне исполнилось тридцать два года…
Небо было ослепительно бездонным, под сияющими потоками солнечных лучей листва, уже потерявшая летний облик, плавилась настоящим золотом. Окрестности казались пустынными.
Не доходя одного лье до стен, я отправил вперед дозор из шести человек. Вернувшись, они сообщили, что не составит труда пробраться за стены с южной стороны. Похоже было на то, что замок никем не охранялся. Чтобы перейти ров, я распорядился в нескольких местах положить толстые бревна, заготовленные невдалеке для строительных нужд.
Когда солнце перешло через черту полудня, весь мой отряд, уничтожив два десятка графских слуг, занял территорию за пределами стен.
Пока рыцари пытались выломать входные врата замка, я стоял у бойниц. Глядя на холмы, залитые светом солнца, я вдруг с невероятной отчетливостью увидел твердыни Константинополя, которые штурмовали крестоносные рати. Десятки других видений пронеслись у меня перед глазами. Я ВСПОМНИЛ.